Борис Иванович Оленский
Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая
№ 5 – ул. Садовая, дом № 72; № 13 – ул. Красная, дом № 54;
№ 6 – ул. Пролетарская, дом № 34; № 16 – ул. Карла Либкнехта, дом № 38;
№ 7 – ул. Красная, дом № 72; «Булочная» – угол ул. НовоМарьянской – Кузнечной»239.
На первый взгляд, это сообщение может показаться позитивным, говорящим о том, что оккупанты заботились о питании граждан города. На самом же деле этот хлеб полагался только тем жителям города, которые преступили запретную черту и пошли на активное сотрудничество с оккупантами. Отоваривание по этим карточкам производилось нерегулярно, а с декабря 1942 года продажа хлеба и вовсе прекратилась.
По горькому опыту первого года войны советская контрразведка знала, что противник будет использовать для формирования местной власти в первую очередь людей, «обиженных» советской властью. Именно поэтому советские контрразведчики, готовя свою агентуру, использовали для вербовки людей из числа бывшей оппозиции, ранее привлекавшейся к уголовной ответственности, понимая, что для этих людей идейные расхождения с властью отступят на второй план в то время, когда их Родине будет грозить смертельная опасность.
Формируя местное самоуправление и карательные органы, фашисты, чтобы отрезать пути к отступлению, в первую очередь старались повязать их кровью. Пройдя это так называемое «крещение», коллаборационисты становились изгоями, повязанными кровью, озлоблялись, становясь изуверами, заискивающими и выслуживающимися перед своими хозяевами, боясь попасть под репрессии оккупантов, и в то же время они не надеялись на пощаду от советской власти. Они теряли уважение, вызывая ненависть и отвращение своих граждан, с другой стороны, они не пользовались уважением и у врага. Каждую минуту предатели чувствовали на себе брезгливое отношение своих новых хозяев, но трусость, стремление к наживе, смутная надежда на то, что со временем им удастся раствориться в людской массе, держала подонков в ежовых рукавицах.
Карательные органы нацистов пронизывали все военные и гражданские органы города. Без ведома тайной полиции СД не принималось ни одно решение. Важное место в их деятельности занимали абверкоманды и абвергруппы – контрразведывательные и разведывательнодиверсионные команды, пособником которых была краснодарская городская полиция. От оккупантов она отличилась расправами над мирным населением. В городе была развернута широкая сеть их карательных органов.
Можно только представить, с какой коварной машиной пришлось столкнуться жителям города, советской контрразведке, в разоблачении и нейтрализации этих хорошо законспирированных органов. Ниже мы назовем наиболее значительные карательные органы врага.
Рассматривая Краснодарский край как плацдарм в своей экспансионной политике на Ближнем Востоке, фашисты пытались привлечь и казачество на свою сторону.
Во главе германской администрации на Кавказе должен был стать «имперский покровитель по Кавказу» или «наместник по Кавказу». Во главе отдельных районов намечалось поставить «наместников». Военная оккупация Кавказа предусматривалась на длительный срок. Ставленник Розенберга на пост рейхскомиссара Кавказа Шикенданц в составленной им 28 августа 1942 года записке «Краткий отчет организационного штаба «К» (Кавказ) сообщил, что намечено создать пять больших управлений: Грузия, Азербайджан, Горный Кавказ, Кубань, Терек. Созданный задолго до этого организационный нацистами штаб «Кавказ» развернул активную деятельность в лагерях военнопленных, стремясь завербовать как можно больше представителей кавказских народов и казаков. Для этой цели был создан специальный орган «Динстштелле», который проводил свою работу в тесном контакте с учреждениями министерства Востока240.
Была и еще одна категория жителей города, которая впоследствии предстала перед судом над изменниками, в основе преступления которых лежала попытка откупиться от тягот и трудностей, ценой многих других жизней сохранив свою. Связи этих людей с обществом оказались такими непрочными, а принципы и убеждения такими зыбкими, что не выдержали первого серьезного испытания. Речь идет о тех, кто в каторжных условиях фашистского плена или оккупации рассчитывал облегчить свою участь не борьбой с врагом, а переходом к нему на службу. Иногда предательство начиналось с простого житейского рассуждения, что надо бы както приспособиться к немцам, а при случае переметнуться к своим. Причем не все и не всегда поначалу представляли себе, в чем это «както» будет выражаться. Но часто, совершив первое психологическое предательство, они превращались в отпетых преступников, убийц и рабов одновременно, попадая в полную зависимость к фашистам. Нет, не желанную волю, а рабство обретали они, пытаясь получше пристроить свое маленькое «я», по сравнению с которым для них ничего не значили ни Родина, ни родной народ, ни миллионы человеческих жизней.
Фашисты с каждым днем усиливали оккупационный режим. Во второй половине ноября они приступили к активной пропаганде добровольного вывоза
краснодарцев на работу в Германию. Для того чтобы не попасть в сети вербовщиков, требовались веские основания: работа на оборонных предприятиях и учреждениях, учеба на курсах немецкого языка или в других организованных немцами учебных заведениях – к примеру, на курсах землемеров в нынешней средней школе № 21 и др.241
Тем не менее 16 декабря 1942 года из Краснодара ушел состав с «добровольцами» за «хорошей» жизнью, оболваненными вражеской пропагандой, но об этом позже. В краснодарском архиве242 сохранились списки этих людей. Правда, в связи с законом о сохранении персональных данных эти списки, несмотря на 75летний срок секретности, закрыты для публичного ознакомления исследователями.
Идеология обмана
Сергей Григорьевич Дробязко – житель нашего города, участник обороны Пашковской переправы, побывавший в фашистском плену и бежавший из него, в своей книге «Путь солдата» так описывает обстановку, сложившуюся в Краснодаре.
«…Ещё в начале сентября по городу ходили свободно. А на вокзале провожали поезд с девчатами и молодыми женщинами, согласившимися работать в Германии. Они уезжали в пассажирских вагонах, и их набрался целый состав. Тогда по городу были расклеены красочные афиши и объявления с обещаниями хорошего заработка, питания и жилья. Там же, на снимках, были чистенькие, уютные общежития и столовые. Приводились выдержки якобы из писем ранее уехавших: «Здесь хорошие условия, я уже купила на заработанные деньги модные туфли и хорошее платье…»
Вот и нашлись тогда безголовые дуры, клюнувшие на немецкую приманку. Правда, на вокзале было много слез, словно чуяли, что не в тот поезд садятся.
А на тех, кто остался, никакие посулы не действовали. И теперь устраивают облавы и отправляют – кого в Германию, кого в лагеря, и, конечно, не в пассажирских вагонах»243.
Оккупационная газета «Кубань» от 5 января 1943 года на первой странице сообщила об отправке «добровольцев» в Германию244.
Понимая проигрыш кавказской авантюры, оккупанты приступили к вывозу ценностей, включая чернозем и трудовые ресурсы на каторжные работы в Германию.
Всю осень в Краснодаре фашистами проводилась агитационная кампания по отбору и отправке работоспособной молодежи в Германию. «Добровольцам» сулили блага цивилизации, достойную, обеспеченную жизнь и приличный заработок. Помимо записанных в эти списки при помощи шантажа и угроз нашлись и такие, кто поверил фашистской пропаганде. 16 декабря 1942 года эшелон с 1500 «добровольцами» под звуки немецкого оркестра убыл со станции КраснодарI. К счастью, в связи с наступлением советских войск другие эшелоны врагу отправить не удалось.
«По прибытии в Германию они регистрировались на биржах труда устраиваться на работу или получать профессиональное образование, а затем направлялись на работу предприятий ТОДта. Подтверждением тому служит информация о судьбе репатриантов, находившихся в Германии и других оккупированных ею государствах, полученная при их опросе в фильтрационных лагерях Краснодарского края»245.
Сказки о счастливой жизни на чужбине закончились с того часа, когда «поезда счастья» пересекали границу Германии. Нет, их не направляли в концентрационные лагеря, они были обязаны зарегистрироваться на биржах труда и получить направление на рабский труд. Каждому восточному рабочему выдавалась рабочая книжка особого образца, куда наклеивались записи о прикреплении работника к тому или иному хозяину или предприятию. Любопытна одна из рабочих карточек восточных рабочих:
Рабочая карта остербайтера в должности лесоруба
Командование зондеркоманды СС 10А (в центре – оберштурмбаннфюрер Курт Кристман, крайний слева – унтерштурмбаннфюрер Герц Юргенсен [Юрьев]). С точки зрения психологии можно сделать вывод, что стойка и манера держаться запечатленных на этом кадре лиц говорят о том, что немецкие палачи осознавали свою безнаказанность и превосходство над другими людьми и упивались этим (фото ГАКК)
В этом здании на улице Орджоникидзе, 61 во время оккупации города размещалась фашистская тайная полиция (февраль 1943 г.) (архив ЦГАКФД)
Недооценивать врага было нельзя. Массированная идеологическая обработка местных жителей Краснодара ставила своей целью их мобилизацию на активную помощь врагу.
Подобную реакцию местного населения на посулы врага учитывали наши органы контрразведки. С одной стороны, можно понять людей, лишенных поддержки государства, в поисках возможности хоть какогото заработка. С другой стороны, этот заработок не может связываться с изменой Родине, пособничеством врагу в совершении военных преступлений против мирного населения и Красной армии. Учитывая специфику подбора оккупантами претендентов на должности руководителей административных, хозяйственных и иных органов, советская контрразведка задолго до оккупации города начала серьезную подготовительную работу по легендированию и внедрению советских разведчиков во всевозможные административные, разведывательные и карательные органы врага. Забегая вперед, следует сказать, что эта работа дала свои плоды при срыве планов противника и при ликвидации его «осиных гнезд» на территории нашей страны. Именно благодаря деятельности наших разведчиков мир узнал о чудовищных злодеяниях, чинимых врагом в нашем городе, имена и дела военных преступников.
Вред, причиненный фашизмом, исчисляется не только количеством уничтоженных зданий и сооружений, не только тысячами расстрелянных и задушенных на виселицах и «газвагенах» советских граждан, но и множеством сломанных человеческих судеб тех, кто поддался заведомо лживой немецкой пропаганде. Особенно активно действовала она на молодежь. (Сразу же после освобождения города от оккупации часть призывного контингента 1925 и 1926 гг., сомневаясь в окончательном переломе войны и возможности возвращения оккупантов, к сожалению, предпочла дезертировать и уклоняться от призыва в Красную армию, скрывалась в лесах и плавнях, пополняла разбойничьи банды, состоявшие из фашистских недобитков: немецких разведчиков, агентов абвера, полицаев, старост и другого отребья246. Этому способствовало большое количество разведывательных, контрразведывательных и карательных органов врага, размещенных в городе. В период оккупации и после нее еще долго будет ощущаться влияние вражеских разведслужб на жизнь жителей Краснодара, что побудит советское командование развернуть непримиримую борьбу с многочисленными бандитскими формированиями для защиты тыла СевероКавказского фронта.
Облик врага. Холокост
Самые мрачные страницы истории города в годы оккупации связаны с нахождением здесь карательных органов Германии следует особо отметить тайную полевую полицию (гестапо) ГФП312, которая входила в IV отдел РСХА и подчинялась лично Генреху Мюллеру и Кальтенбрунеру. Сотрудники этого органа были беспрепятственно вхожи в любые военные и гражданские органы вермахта и СС, которые беспрекословно выполняли все указания шефа тайной полевой полиции. Именно на этот орган возлогался контроль за «очисткой» захваченных территорий от враждебных и нежелательных элементов
Что же касается зондеркоманды СС 10А, раполагавшейся в бывшем здании управления «Главжир масло» на углу улиц Орджоникидзе и Седина, то она подчинялась руководству СД, выполняя главную функцию по массовому уничтожению «нелюдей» по программе Рибентроппа Т4: евреев, цыган, душевнобольных (взрослых и детей), преступных уголовных элементов, выявленних агентов советских разведок, партизан.
По требованию руководства ГФП312 зондеркоманда уничтожала большие массы заключенных гестапо.
Руководил зондеркомандой СС 10А – карательным органом СД оберштурмбаннфюрер СС Курт Кристман. Особые надежды он возлагал на четвертую группу зондеркоманды, которая носила тяжеловесное и малопонятное название «Группа по оформлению управления на оккупированной территории». Возглавлял эту группу унтерштурмбаннфюрер Герц Юргенсен (Юрьев), высокий седой старик, вступивший в германскую армию еще во времена Гражданской войны, в оккупированном немцами Киеве. Именно эта группа совместно с приданной ей ротой вспомогательной полиции должна была физически ликвидировать все не угодные «новому порядку» человеческие контингенты и довести население до того минимума, при котором оно состояло бы только из благонамеренных лиц… Тем большее удовлетворение Кристман испытывал, когда удавалось завербовать провокатора.
Именно на этого эсэсовца показал предатель, бывший полицейский зондеркоманды Еськов, рассказывая о расстреле советских военнопленных в Краснодаре.
Во время экзекуций Кристман и его офицеры расстреливали своих жертв со вкусом и выдержкой, целясь, старались изящно и метко сразить несчастного наверняка, смакуя при этом расстрел247.
Здание Дома колхозника на ул. Борзиковской (Красноармейская, 45) и его двор
О грязных делах этого карательного органа много написано в исследованиях краснодарских историков. Нам только хотелось бы внести полную ясность в некоторые детали, которые нисколько не меняют сути дела, но дают ясную картину происходивших событий.
Во время следствия на процессе 10 октября 1963 года, проходившем в краснодарском Доме культуры завода ЗИП (ныне Дворец бракосочетаний), бывший каратель зондеркоманды СС 10А Еськов признался:
Так выглядела душегубка
«Когда мы въехали во двор, я услышал крик женщины. Немец с погонами унтерофицера вырвал из рук женщины ребенка 4–5 лет и забросил в машину. Один из полицейских толкнул женщину, которая бежала следом за немцем; она упала. Потом мы подъехали уже к другому дому, на другой улице, и вчетвером зашли в квартиру. Впереди шли вахмистр и переводчик с адресами…
…Как только Ганс открыл дверь душегубки, а переводчик приказал всем раздеваться, нам тоже была дана команда подойти ближе. Двое из пеших стали с двух сторон душегубки, охраняя выход во двор, а я и еще трое начали заставлять арестованных быстрее раздеваться. Они уже поняли свой приговор. Некоторые оказывали сопротивление, их приходилось заталкивать силой, другие не могли раздеться – тогда мы срывали с них одежду и вталкивали в душегубку. Многие проклинали нас, плевали в лицо. Но никто не просил о пощаде. Доктор Герц в это время стоял на возвышении и с довольной улыбкой наслаждался страшной картиной уничтожения. Иногда он чтото говорил переводчику и громко смеялся. Когда все арестованные были помещены в душегубку, Ганс захлопнул герметичную дверь, соединил шланг с кузовом и дал обороты мотору. Доктор Герц сел в кабину. Заревел мотор, заглушая чуть слышные стуки и крики умирающих, и машина выехала со двора…
Мы – все шесть человек – сели во вторую машину, стоявшую тут же. В кабину сел переводчик, и поехали за душегубкой. Машины шли по главной улице, по направлению к роще, в виноградники. Доехав до противотанкового рва, шофер подогнал душегубку задом ко рву и открыл дверь. Доктора Герца мучило нетерпение, он беспрерывно заглядывал в душегубку и – еще не полностью вышел газ – приказал выбрасывать трупы. Один из наших стал подталкивать трупы к двери, двое – за ноги, за руки, как попало – сбрасывали посиневшие и испачканные испражнениями тела в яму. Они падали друг на друга, при падении издавали какойто характерный охающий звук, и, казалось, сама земля стонала, принимая несчастные жертвы. Выполняя эту ужасную работу, мы торопились, подгоняли друг друга. Доктор Герц нас иногда придерживал. Он внимательно осматривал жертвы. После этого мы вымыли руки, сели в свою машину и отправились в рейс за втopoй партией»248.
В сборнике документов, изданном группой историков во главе с председателем редакционного совета А. А. Алексеевым, подробно рассказано, что за два дня, с 19 по 21 августа, в котловане, вырытом краснодарцами для строительства долговременной бетонированной огневой точки, в соответствии с приказом коменданта города перед оккупацией на углу нынешних улиц Московской и Солнечной было расстреляно более пятисот человек еврейской национальности.
Из этих дверей 3й городской больницы 22 августа 1942 года на следующий же день после расправы над еврейским населением больных людей выводили на смерть в душегубку (снимок 1943 г.) (ЦГАКФД № ТР8700)
Обманом, шантажом и угрозами фашисты стремились всячески замаскировать свои злодеяния. Примером этому служит судьба профессора музыки Вилика Наума Исааковича. Немцы назначили его старейшиной еврейской и караимской (близкой к еврейской) общин249.
Подробности вербовки Вилика описаны П. ШлыкВишневским в статье «Как это было».
«16 августа к Вилику явился гестаповец, предложил стать старейшиной среди евреев и провести их регистрацию. Вилик отказался. Но фашист Герц вежливо настаивал, добавив, что, если Вилик не согласится сам, немецкое командование прикажет ему это сделать. Немец уверял, что евреев никто обижать не собирается. Переселение евреев он объяснял необходимостью избежания эксцессов со стороны немецких солдат по отношению к евреям, так как якобы это было нежелательно для немецкого командования. Рассказывал, что в Таганроге евреям также отвели отдельный квартал, и они там в полной безопасности живут и занимаются своим делом. Жительница Краснодара Рубанова Ирина Александровна вспоминала, что евреям предлагали переехать в гетто, которое будет размещено за рощей, для избежания беспорядков среди местного населения. Вилика терзали сомнения в правдивости обещаний фашистов. Не найдя иных способов отвязаться от гестаповцев, он решил покончить жизнь самоубийством, бросившись в колодец. Но попытка не удалась, его спасли.
Утром 17 августа домой к Вилику немцы привезли пачку воззваний к еврейскому населению за подписью его самого, где евреи приглашались 19 и 20 августа на регистрацию. Расклеивать воззвания должны были только евреи (юрист Тарановский, артисты Елизаветский, Рис Адольф Борисович и его жена Эльба Георгиевна). 21 августа всех евреев собрали на сборных пунктах (ул. Базарная, 30 и
ул. Борзиковская (Красноармейская, 45), в здании гестапо на улице Орджоникидзе (Базарной), 30, на улицах Кирова, 125 и Кирова, 21. Нужно ли сомневаться в продуманности немцами мест сбора! Первое место занимало краснодарское гестапо, а второе – Дом колхозника. В этом доме проживало большое количество евреев, эвакуированных из Ленинграда, Украины и Крыма. Большого труда собрать здесь евреев для немцев не составляло. В этот глухой двор, взяв с собой наиболее ценные вещи, шли жители района Покровка. Прибывших проверяли по спискам. Если обнаруживали, что родители не взяли с собой детей, то за ними посылали машину. Собрав всех числящихся в списках, они погрузили их в машины и через каждые 15–20 минут отвозили в район завода ЗИП к яме дота, где расстреляли»250.
Список жертв фашизма в период оккупации, приведенный в книге «Город нашей славы», далеко не полный. Благодаря исследованиям С. В. Мамыкина и
О. А. Селезневой стали известны новые имена безвинных жертв. Это побудило нас расширить ранее опубликованный список новыми именами жертв холокоста. Так, по воспоминаниям И. А. Рубановой, из гестапо на расстрел увезли ее отца, а также Исая Иудовича Ленчитского и Максима Исаевича Ленчитского, Я. Ю. Штейнцейма, его русскую жену Агриппину Тимофеевну Сашенко, Бориса Афанасьевича Бобовича вместе с женой Сарой Имнич и дочерью Елизаветой Борисовной Гилер, семью гражданки Анны Григорьевны Грауэрман, дочерей Розалию Александровну и Евгению Александровну Шиловцевых, Александра Николаевича Талат, Семена Кочак и его дочерей Раису Семеновну, Раису Давыдовну Бурш, Анну Юзефовну Фдер, Марию Соломоновну Гашович и ее сына Бориса Николаевича, большую семью Евгения Лазаревича Гительмана: его мать Цилию Яковлевну Гительман, брата Давыда Иосифовича Гительмана, дочь Анну Иосифовну, их детей: Иосифа, Олега Григорьевича, их квартиранта Германа Куфершмидта, Александра Леонтьевича Защена и его жену Варвару Борисовну, Владимира Борисовича Будницкого, Зинаиду Борисовну Гандель, Надежду Антоновну Соколову и Варвару Васильевну Федно, Марка Львовича Бранштейна, Лидию Александровну Свидло, Исаака Соломоновича Альперта и его жену Раису Лазаревну, Любовь Федоровну Фенстер, Бориса Моисеевича Мерасиди, Льва Иосифовича Задунайского и его 8летнего сына Виктора и 2летнюю дочь Иранду, Исаака Семеновича Кальфа и его сестер: Рахиль, Марию, Анну, Тамару Иосифовну251, а также Анну Ильиничну, Тамару Яковлевну, Сару Соломоновну и Якова Марковича252.
У ворот гестапо собралась большая толпа провожающих родственников. В статье ШлыкВишневский вспоминает, что немцы несколько раз разгоняли толпу, которая не расходилась. При этом русские мужья и жены просили разрешить сопровождать своих близких на «новое поселение», им было отказано. Только тогда собравшиеся стали понимать, что здесь происходит чтото страшное. Когда отходила последняя машина, немецкий офицер неожиданно предложил провожающим сесть в автомобиль и проследовать за родственниками. Уехали провожать шесть русских женщин: Сокольницкая, жена доктора Сегаля, армянка жена Рис и др. Все они были расстреляны как сочувствующие.
Многие из провожающих бросились по следам машин и выяснили, что обреченных увозят к роще за фабрикой ВИТИМ. Тая, мама Рубановой, вместе с врачом Бурыкиным, жена которого была еврейкой, тоже стали заниматься поисками. Родственники приблизились к роще и увидели, что она полностью оцеплена охранниками. Туда никого не пускали. Один из стражников сказал им, что сейчас их расстреливают, как и в других местах, в которых полицейский был вместе с немцами.
Как вспоминала Рубанова, «в садах Калинина в маленьком домике евреев раздевали, рядом была яма, куда сбрасывали их вещи и все ненужное сжигали, – мама даже нашла отцовскую записную книжку».
ШлыкВишневский далее писал, что 22 августа люди снова пошли на поиски своих родственников и в заброшенном домике обнаружили документы, фотокарточки, свидетельства о рождении, разбитую посуду, сожженную одежду, обувь и сумки. Тут же валялись очки и даже деньги. Шагах в трехстах от этого места была обнаружена свежевырытая траншея, где лежали тела расстрелянных людей.
На другом регистрационном пункте, по ул. Кирова, 125 и Кирова, 21, происходило то же самое. Тем, кто приходил на регистрацию 20 августа, объявили, чтобы они явились утром следующего дня для переселения. По прибытии людей 21 августа у них насильно отобрали вещи и усадили в машину. Помимо ранее опубликованных имен в книге «Город нашей славы» фашисты расстреляли Абрама Рафаиловича Гронеса с дочерьми Августой, Гронес и Сарой, Абрама Иосифовича Позаматова, врача Мееровича.
На третьем сборном пункте, на территории Дома колхозника, 19 и 20 августа врагами были схвачены и расстреляны: Яков Соломонович Брескивер, его жена Серафима, Соломон Яковлевич Кокенай, Лев Онисимович Красинский, Роза Грунфинкель, РебеккаМария и ее брат Иосиф, С. Ш. Гурфинкель, Вера Харлампиевна Фенстер, ее дочь Люба и сын Борис.
Травма, нанесенная родственникам расстрелянных, была столь велика, что жена артиста Елизаветинского артистка Гарина, не пережив всего увиденного, покончила жизнь самоубийством, а бывший офицер Горелик Моисей Абрамович потерял рассудок.
Другой страшный эпизод произошел в 3й городской больнице, где проходили лечение 320 душевнобольных…
14 июля 1943 года в помещении кинотеатра «Великан» состоялось заседание военного трибунала СевероКавказского фронта. С огромным волнением присутствовавшие на процессе услышали показания свидетеля Козельского – врача Краснодарской городской больницы, рассказывавшего, как происходило уничтожение душевнобольных.
«В первые дни оккупации в нашу больницу явился немецкий врач, а попросту говоря, гестаповский палач Герц. Он спросил, сколько больных и кто они. 22 августа в коридорах больницы раздался топот кованых сапог. По приказу Герца в кабинете главного врача (Ивановой Анны Михайловны) собрались все служащие больницы. Герц снял с пояса револьвер, положил на стол и на ломаном русском языке спросил:
– Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?
Услышав, что среди врачей коммунистов, комсомольцев и евреев нет, Герц продолжал:
– Я немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Все. Я приступаю к делу.
Выйдя во двор, Козельский увидел, что, пока Герц собирал служащих больницы, погрузка в душегубку уже началась. Сначала больные не догадывались, в чем дело. Им сказали, что перевозят в другую больницу, но потом и они все поняли. Машину загружали до отказа. Через некоторое время она возвращалась обратно за новой партией»253.
В 1977 году на экраны страны вышел замечательный художественный фильм Евгения Матвеева «Судьба», в котором с поразительной точностью показан эпизод, происходивший в Краснодаре, взятый из реальных событий гибели больных 3й городской больницы. Врач этой больницы Иванова Анна Михайловна возмущенно заявила Герцу: «Но вы ведь себя назвали врачом! Как вы можете уничтожать больных?». В ответ на упрек палач лишь нагло рассмеялся. Ему были неведомы сострадание, милосердие, клятва Гиппократа… Анна Михайловна, брезгливо взглянув в глаза палачу, гордо подняв голову, добровольно вошла в душегубку. Вместе с ней судьбу больных разделила старший врач горбольницы Красникова (к сожалению, её имя установить не удалось).254 Они честно выполняли свой врачебный долг и предпочли смерть бесчестию и нарушению клятвы… К сожалению, далеко не все врачи были верны своему долгу, нашлись и такие, кто оказывал помощь палачам. В 1944–1945 годах состоялись уголовные процессы над пособниками фашистов, принимавшими участие в расправе над больными. Двадцать три сотрудника этого лечебного учреждения понесли строгую уголовную ответственность за пособничество врагу, а двое – главный врач П. И. Башлаев и заведующий психотерапевтическим отделением Е. Ф. Горбунова – приговорены к высшей мере наказания.
Весь август над Краснодаром стоял смог от горящего нефтехранилища. Он точно соответствовал ощущениям того шока, страха и ужаса, в котором находились жители оккупированного города.
В повседневной жизни краснодарцам создавал угрозу 444й полицейский украинский батальон ШУМА, патрулировавший по городу, неся охрану мостов и дорог, ведущих в город. Придирчиво проверяя людей, каждого, не владеющего кубанской «балачкой», брал под подозрение и направлял в полицейское управление для выяснения личности. Боясь столкнуться с украинской полицией, носившей черную форму и желтоголубые повязки, люди предпочитали отсиживаться по домам, а при острой необходимости все же выйти в город, словно тени, прижавшись к стенам зданий, боясь вызвать гнев новых хозяев. Те же, вольготно разгуливая по улицам, громко смеялись, шутили, упиваясь превосходством и вседозволенностью. Чтобы несколько снизить накал страха и недоверия местного населения, оккупанты шли на некоторые послабления. Военный комендант города распорядился выделять солдата для сопровождения жителей, желающих обменять нажитое на продукты питания в станицах края. Поощрялись мелкая частная торговля и предпринимательство. В городе открылись магазины, кафе, рестораны и кустарное производство. Предприимчивые торговки бойко спекулировали пирожками и разными поделками.
С одной из них, Зинченко (Сотниченко) Марфой Федоровной – дочерью кулака, бывшего белогвардейца, бежавшего из страны, мы встретились у СвятоЕкатерининского собора. Это её муж – санитар 3й городской больницы, воровал в больнице муку, из которой предприимчивая супруга пекла пирожки, которыми бойко торговала на улицах города. Её муж – санитар М. Н. Яцин, который услужливо грузил несчастных душевнобольных в машины смерти, с приходом наших в 1945 году был изобличен и осужден на 25 лет каторжных работ. Теперь Марфа нашла новое занятие: стала попрошайкой и сетовала на судьбу, что ей не удается вернуть наследство в станице Пашковской, завещанное батюшкой, бежавшим из страны и проживавшим в бывшей Югославии.
Первое в Краснодаре применение душегубки произошло в отношении душевнобольных 3й городской клинической больницы.
В связи с тем что в Краснодаре состоялось первое в истории Великой Отечественной войны заседание комиссии по расследованию злодеяний фашистских оккупантов и их пособников на временно оккупированной территории Советского Союза, которая, основываясь на расследованиях военного трибунала СевероКавказского фронта, впервые обнародовала сообщение о применении этих адских машин именно в Краснодаре, но это не означает, что душегубки впервые были применены именно в нашем городе. История применения «газвагенов» началась несколько ранее, в городах Киеве, Харькове, Симферополе и других.
Утрата «пальмы первенства» вовсе не означает того, что жители нашего города находились в какомто привилегированном положении. Нет, просто кровавая рука фашистского палача позже достала и краснодарцев. Какимито моральноэтическими нормами нацисты не отличались.
(Всего фашистская Германия выпустила 30 «зауэрвагенов» и равномерно распределила их по всем айнзацгруппам. Водителем краснодарской душегубки был нацист по имени Фриц, а его напарником – Ганс. – Прим. автора). Это совсем не говорит о том, что палачи краснодарской карательной группы без адских машин сидели без дела. Но с ее прибытием умерщвление людей было поставлено на поток и приобрело «промышленные» масштабы. Машина обеспечивала уничтожение советских граждан не только в городе, но на территории всего Краснодарского края. Каратели работали «в поте лица», совершая заезды к противотанковому рву по нескольку раз в день.
Писатель Л. В. Гинзбург в своей книге «Бездна» приводит беседу с бывшей любовницей Курта Кристмана Тамарой, подробно описывая трагические события того времени. Характеризуя своих новых «друзей», она вспоминала: