Богдана Юрьевна Сабадош
Правосудие чувств
15
Вырисовывал ногой круги на мокрой земле. В небе собирались тучи, чтобы наполнить этот скучающий район дождем. Мимо пробежала девочка лет восьми и он так сильно пытался не дать воспоминаниям пробиться, не дать себе снова окунутся в миг веселых дней с маленьким парнем. Взглянул на телефон, уже ждет час. Начал сомневаться, что его так называемый друг сдержит обещание. Но сам то для себя решил, даже прождать до вечера. Поэтому продолжал фантазировать на картинах из песка, чтобы отвлекать мысли.
Аристарх два дня пытался дозвонится до Андрея Андреевича, чтобы упросить его отвезти к забытому подземному ходу. Его внутренний голос подсказывал, что это последняя надежда за что-то зацепится. Сохраняя трезвость ума, он не смог собрать вещи и уехать. Было бы не плохо сейчас полежать в лесу или на море, да вот только он сильно сомневался, что получил бы удовольствие от отдыха на этот раз. Сглотнул и прикрыл ладонью глаза, чтобы рассмотреть два силуэта вдали. Содрогнулся, когда заметил Давида. Полицейские сровнялись с ним.
– Зачем он здесь? – Ткнул пальцем в живот Давида.
– Я тоже не в восторге.
– Тогда для чего пришел?
– Он моя страховка. – Подавляя улыбку сказал Андрей. – Все взяли фонарик?
– Для чего?
– Давайте без глупых вопросов. И вообще молчите. Задавать вопросы только по сути дела.
Действительно ничего общего эти трое, кроме расследования не имели. Следующие несколько минут были в тишине. Зашли внутрь подъезда, спустились сходами вниз к подвалу, отворили массивную дверь, затем Андрей достал ключ и открыл решетку. Войдя в маленькую комнату, они увидели люк, прикрытый железной крышкой. Одному пришлось выйти, чтобы двое смогли оттащить крышку. Все трое уставились вниз, в бездонную дыру. Аристарх посветил фонариком.
– Там глубоко?
– Ну так. – Андрей переменил руку, что держала фонарик. – Прилично.
– Кто первый? – Давид стоял в проеме дверей, все время поправляя воротник рубашки.
– Может лестница оборваться при тяжести веса? – Детектив поскакал на месте.
– Не уверен, но все возможно. – Почесал затылок и расстегнул пуговицы. – Это было уже так давно. – Положил папку и пиджак на пол. – Ты меньше всех по весу. – Указал на Давида.
– Я? – Отступил на шаг, приглаживая волосы. – Я? – Почти истерически повторил.
– Ладно. – Аристарх снял свитер оставляя футболку, достал мобильник из кармана и блокнот. – Я пошел.
Зажал зубами фонарик и не спеша стал спускаться. Лестница ведущая вниз действительно оказалась длинной, и только раз заставила его испугаться, издав неприятный звук, что эхом раздался по кромешной темноте. Наконец ощутил твердую почву. Снова поскакал на месте, чтобы взять себя в руки, обуздать чувства. Глаза уже немного привыкли, когда к нему присоединился Давид. Водя маленьким светом вокруг, все время натыкались на серые стены, покрытые ржавчиной и плесенью. Аристарх высматривал Андрея Андреевича, убеждая себя, что он снова ошибается. Никак не мог избавится чувства, что это подстава. А что, если его друг так мстит? Пытался услышать звук хлопающей крышки и исчезающий силуэт вверху. Они бы вдвоем никогда отсюда не выбрались, а единственным человеком, что обо всем знал был Андрей. Как можно после всего ему доверять? Аристарх даже себе уже не верит. Давид опустил фонарик, когда Андрей Андреевич похлопал его по плечу.
– Ух! Ну и запах здесь.
– Я чувствую мочу. – Настраивал фонарик
– И не только.
– Так куда нам?
– А-а-а, – Покрутился на месте. – Прямо.
– Точно?
– Не хочешь не иди.
Усмехнулся и пошагал впереди, показывая им путь. Аристарх пытался не обращать внимания на дрожащего рядом Давида, он так напоминал ему Зелковского. Такие молодые парни, еще не испорченные этой жизнью. Слева заметил поворот, но последовал прямо, как велел друг. Все таки в таких делах не надо быть слишком уверенным. Тяжело выдохнул и вдруг услышал глухой стук. Из-за темноты не мог быстро разглядеть, что это. Блуждающий свет искал цель. Обернулся назад и неожиданно содрогнулся. Рядом не было Давида.
– Что такое?
– Я не понимаю. Его нет!
– Эй! Ты паршивец мелкий, хватит с нами играть. Мы здесь не для развлечений.
– Это не…
Аристарх уронил фонарик и упал на колени. На полу лежал Давид. Из шеи у него хлестала кровь. Он пытался что-то сказать. Звук булькающей крови, и хрипящего голоса заполнил всю одинокую пустоту в этом подземелье. Детектив пытался прижать выступающую артерию, но пальцы непослушно соскальзывали. Теплая жидкость ударила ему в лицо, испачкала футболку. Андрей продолжал стоять над ними и светить фонариком.
– Да, не говори ты!
И свет исчез. Аристарх на ощупь блуждал по теплой коже, изо всех сил пытался удержать жизнь чужого человека. Если он умрет, то будет ли он чувствовать себя виноватым?
– Что ты делаешь? Я же ничего не вижу! – Зажал фонарик между зубов.
– Этого давно здесь не было! Вот как он поранился. Взгляни.
– Давай вернемся. Давай вытащим его отсюда.
– Это вмонтированное лезвие. Будь осторожен когда…
– Да, как тебя может это заботить?
В конце коридора послышался звук, как будто кто-то разбил стекло, или уронил тарелку на плитку. Два луча света направились в том направлении.
– Какого черта? Здесь дверь другая!
– Что? Ты куда?
Аристарх вглядывался в стеклянные глаза, ощущал замирающее сердцебиение, улавливал короткие содрогания всего тела. Кровь еще продолжала хлестать, но Давид уже умер. Детектив взглянул на свои руки, растирал теплую жидкость. Не может быть, чтобы он стал свидетелем еще одной смерти! Что за жизнь? Когда же это прекратится? Устало поднялся на ноги и переступил через еще не остывшее тело, следуя за Андреем.
Подойдя ближе, удостоверился, что дверь действительно новая. Он медленно достал пистолет, сжал в руке и протиснулся внутрь. Аристарх не мог понять, почему Андрей так удивлен, бледен и испуган. Неимоверно обставленная комната, поражала нечеловеческой работой, которую пришлось проделать, чтобы все затащить сюда. Половина была в зеркалах и низ, и потолок, а другая половина в начищенном до блеска серебре. Справа от них были шкафчики обделанные в тон стенам, на полках которых хранились инструменты. В углу спрятанный не то холодильник, не то железный комод. Аристарх проследил взгляд друга и замер. Он видел ее отражение в зеркале. На металлическом столе повернутая спиной к ним сидела женщина. Она ему улыбнулась. Детектив отступил назад, пару раз моргнул, но знакомая девушка не исчезала. Его рот как будто сшили ниткой. Так много хотелось выговорить, но он продолжал молчать. Дернулся, когда услышал голос Андрея.
– Ты… Ты, что здесь делаешь? Как… ты узнала об этом? Ты его видела?
– Кого его?
– Ну… – Шагнул к ней, но остановился. – Я ничего не понимаю.
– Хм… Это так скучно. – Повернулась к ним и улыбнулась Аристарху. – Ты же у нас скучный, а? Отгадаешь? Ты же такое любишь! – Она ему подмигнула.
– Этого не может быть! – Детектив хотел протереть глаза, но только размазал кровь по лицу. Взглянул на свои руки и ужаснулся. Чья это кровь? Что он здесь делает? Кто она? – Это все время была ты?
– Тебе, что не понравилась наша игра? – Надула губы. – Мне было интересно.
– Хватит, что ты несешь? – Андрей хотел к ней подойти, но топтался на месте, как будто боялся.
– Дай мне сказать! – Аристарх впервые увидел это прекрасное лицо изуродованное гневом, жестокой жаждой позабавится. – Мы же не можем, – И снова милая, фальшивая улыбка, она была как кукла. – Не можем оставить детектива Новаковски без объяснений. Ты же так жаждал меня поймать. Ну вот я!
И она зашлась в истерическом смехе. Аристарх не понимал, куда подевалась ее нежность, ее женственная особенность? Как такое ангельское создание, может быть таким дьявольски жестоким отродьем? Столь чудесная, безупречная внешность, сколько испачканная гнилью душа. Как мог он так ошибиться? Сам себе подписал смертный приговор! И что, он мог ее любить? Действительно, что-то испытывал к это женщине?
– Вот! Ты же разгадал? – Бросила к его ногам монету. – Я видела у тебя в квартире.
– Точно, а я то думал… – Рассматривал знакомые изображения у себя на ладони. Детектив был так уверен, что это не она, кто угодно, только не она. И каждой клеточкой тела впитывал в себя ее слова. – Да, это все легенда, миф!
– Знаешь почему я выбрала именно эту легенду? Потому что ее из ада забрала мать, и все вокруг померкло, а когда они воссоединились, так всё ожило. Так я вот и не останавливаюсь на убийстве, пусть все идет по кругу, как времена года. Посмотри, как прекрасно лето. Ты же любишь лето? – улыбка. – а вот меня никто из ада не забрал. Меня там оставили навсегда. И я не умею наслаждаться природой, это качество украла у меня мать. Так почему другие должны жить нормально. Они такие жестокие, что не заслуживают на обычные переживания.
– Ты хоть знакома с теми женщинами, что убила? Ты уверена, что имеешь власть забирать жизни?
– Да! Каждая из них делала то же самое, что и…
– Нет-нет! – Андрей упал на колени заливаясь слезами. – Что ты такое говоришь?
– Как же обидно, что приходится все рассказывать.
Аристарх содрогнулся от ее холодного лица, от осознания, того, что стал свидетелем жестокой истории отца и дочери. Он сжимал пистолет и водил рукой, целясь ей в голову, пока она ходила кругами взад и вперед.
– Он приводил меня пару раз сюда. Здесь было так сыро и страшно. Пап ты помнишь, как здесь было? – Он содрогнулся. – у него была особая специфика. Он не разбирался в музыке, совсем, но постоянно крутил этот эпизод из оперы, – она подошла к стене, вложила кассету в плеер и это дьявольское место заполнила прекрасная, медленная мелодия. – чувствуете, как ваше тело хочет подняться ввысь, хочет чего-то другого? А знаете, что чувствую я? – Замолчала, как будто в воспоминаниях возвратилась в те детские переживания.
– Кто он? – Андрей встал на ноги и пытался сровнять дыхание.
– Твой любимчик. – Снова эта улыбка. – Ты, что уже забыл? Кого ты сюда приводил?
– Нет! – Закрыл лицо руками.
– Именно, что да. – Оставалась по прежнему серьезной, как будто рассказывала историю фильма или книги. – Мать подсмотрела, куда ты ходишь все время. С ее то проницательностью ты хотел ее обмануть?
– Ты говоришь о том парне, что пробыл здесь два месяца?
– И ты знаешь? Я удивлена! Значит он знает, а мне нельзя было рассказать, да? – Ударила по столу и замолчала.
– Тебя сюда привела мама? – Аристарх не мог выдержать тишину и хрипы Андрея.
– Именно. Она впервые, она приводила меня сюда и оставляя. Смотри, как я все здесь обделала, а тогда как было? На холодном полу, среди ржавых деталей, я лежала и рассматривала плесень на потолке, а мне было всего-то девять лет. А? Девять!
– И что… что он с тобой делал? – Аристарх не понимал, почему спрашивает об этом, но все равно хотел услышать, вот наконец, он может услышать ответ.
– Я приходила, он включал музыку и говорил, что поиграет со мной. Да, вот почему я люблю игры. Мы все время играли. Он меня расчесывал, мыл, кормил, примерял платья, укладывал волосы и…
– Хватит уже! Умоляю прекрати!
– Почему же? Тебе не интересно, что мать обо всем знала? Она приносила сюда ему поесть и умыться. А меня заставляя… заставляя делать с ним это…
Она сложила руки на груди и спряталась, как ребенок под стол. Аристарх опустил пистолет, но сжимал крепко в руке, и нагнулся к ней. Полина действительно, выглядела, как маленькая девочка. Голубые глаза налились слезами, пухлые губы обиженно надулись. Он протягивал к ней руку, а она как испуганный кролик отстранилась, удаляясь к стеклянной стене. Детектив вернулся на свое место и спросил.
– Этот парень тебя насиловал, верно?
Через пару секунд вскочила на ноги в привычной наигранной манере. Как он не замечал, что перед ним актриса, а не реальный человек? Она походила на персонажа из очень жестокого фильма, где в конце детектив умирает. Он уже не режиссер и не следователь, и даже не любовник. Так кто же он на самом деле?
– Мне хотелось повторить его жесты. Воссоздать собственную картину, стать совершенной, и довести до совершенства своих…
– Вот значит, какой метод ты выбрала.
– А тебе, что не нравится? Ты капризный! Тебе ничего не нравится.
– Ты знаешь, что ты больна, и мать была больна, а твой отец ее поощрял. Если ты думаешь, что и я такой, то ошибаешься! – Нацелил на нее свой кольт.
– При чем здесь ты? – Засмеялась и испытующе уставилась на него. – Все уладит папа. Ты же сделаешь для меня это? – Надула губы и на секунду снова показалась ему привлекательной.
– Это не нормально, это…
– А, что можно считать нормальностью? В нашем обществе, где постоянно поднимаются ставки, что есть нормально? Люди идут на такие гадости лишь бы не умереть со скуки! Этот порочный грешок…
– Избавь меня этого! – послышался щелчок.
Аристарх не верил, что сможет выстрелить. До последнего хотел отыграть назад, и поставить на паузу. Остановить эту игру еще вначале. Если бы он только знал, если бы смог все понять быстрее! Голубые глаза исчезли. Рассыпалось стекло, разлетелось на кусочки. Выбрасывая, как бомба, как граната, все воспоминания из головы, все что было, все что прожил с ней. Отдернул руку от Андрея. И непонимающе уставился на него.
– Ты чего? Ты не понимаешь, что это все сделала она. И не остановиться, если мы ее не остановим.
– Это же моя дочь!
– Может быть… – Скривился от отвращения. – Может быть все это время ты все знал?
– Да не знал он ничего. – Пригладила волосы в зеркале. – Ты испортил мне комнату. И зачем?
– Как можно оставаться такой спокойной, такой нормальной? Я же говорю, что обычный человек так себя не ведет, обычный человек сожалел бы о таком. Ты мне ответь зачем было все так делать, зачем меня в это втягивать, а? Насладилась тем, как я мучаюсь? Из-за тебя я… – И вспомнил зеленые глаза, в которых читалась неподдельная искренность, а затем обида. – Зачем?
– Да. Я позабавилась. Я же говорила, что это игра.
– Ты испорченная девчонка.
– Испорченная? – Засмеялась. – Что за слово? Какое странное.
– Угу. – Снова нацелился. – нет людей чьи бы жизни ничего не стоили.
– Ты хочешь испугать меня этим? – Указала на револьвер. – Ты хоть можешь представить, как я жаждала чтобы он меня убил. Было невыносимо, снова и снова сюда приходить и делать, то что хочет он. Кто спрашивал меня, чего хочу я? Видишь, что возможно жить с любыми воспоминаниями. Я тому доказательство.
– Угу. И быть таким чудовищем?
– Так значит? Помнится ты меня по другому называл. – Улыбнулась.
– Как же это меня достало. Я убью тебя, а затем себя.
– Значит наши жизни ничего не стоят?
– Ошибаешься! Ты и я заплатим неоцененное, ведь я прерву эти убийства!
– Ну и что же ты чувствуешь, когда поймал меня? Приятно? Удовлетворен?
– Да!
– Вот и ты научился лгать. Тебе противно, ты хочешь все исправить. А так ведь всегда! При поимке желаемого, теряешь все важное в себе. И в конце оглядываясь назад, на длинный путь, и понимаешь, что совсем этого не хотел, надо было остановится еще там, на середине дороги. В самом конце ты по прежнему ничего не получил, ведь вещи такие пустые, а возможность найти настоящего человека ты растратил.
Боль в груди все возрастала, сжимала сердце и выкачивала последние капли крови. Единственное желание заглушить этот голос стало навязчивой идеей. Он не сможет жить зная, что где-то по улицам гуляет такой человек. Он должен довести дело до конца. Вот его цена, вот расплата за все содеянное. Как же нежна она была, как прекрасна. Закрыл глаза, вдохнул пьянящий аромат цветка. Они остались с ней на той вечеринке и кружились в танце. Для этой женщины он сделал исключение и подарил танец. Он будет делать все, что она скажет, исполнит любое желание, лишь бы видеть на лице эту нежную улыбку. Как же это возможно? Так невыносимо близко, и так холодно, все время холодно и далеко! Он не вышел под ливень, не ушел домой. Они вместе едят, слушают музыку, разговаривают об искусстве. Он начал во всем разбираться. Какая прекрасная жизнь. Какие бы красивые у нее были дети! Все так близко, вот он держит это в своих руках. Все как на ладони. И чувства, и реальность, и больные нити, что навеки их сплели. Содрогнулся, ведь эта самая рука, что касалась ее плеча, ласкала шею, скользила по бедре нажала на курок. Открыл глаза и увидел треснувшее зеркало и как стекает вниз кровь. Скользящее тело, застывшая на лице устрашающая улыбка. Эта женщина мертва, но все равно красива.
Медленно вышел, и затворил на тяжелый замок дверь. Слыша, как плачет, кричит за дверью Андрей. Он ступал сжимая пистолет и фонарик, не понимая, как это случилось. Хотел ли этого? Упал на луже крови. Содрогнулся от прикосновения мертвого тела. А глаза стеклянные, налиты кровью. Никогда больше не услышит этот голос, не будет ее желать, не станет гадать, хочет ли того же? Собрал свои вещи и накрыл черную дыру люком, навсегда оставляя людей и переживания, свою боль и рассудок в этом подземелье.
На улице лил дождь, давая ему незаметно скрыться с места преступления. Бросил все на сиденье и поехал. Ну и куда же теперь податься? Перед глазами сменялись образы жертв, детей, женщин и мужчин. Вытер мокрое лицо и не мог не удивляться, откуда на руках столько крови. Остановил машину на пол пути и побежал. Прижимая к себе пистолет бежал, одолевая капли дождя, холодный ветер, крики прохожих и размывая чудесный силуэт женщины. Взбежал по лестнице, прислонился к двери, постучал. Тяжело дыша, упал на колени. Зеленые глаза непонимающе уставились на него.
– Ты ранен? Нужна помощь?
– Нет- нет.
– Что случилось?
– В этом городе, в этом большом городе, я так одинок. Мне так больно и если ты сможешь… – Приставил пистолет к виску. – Сможешь, то прости меня. Я такой дурак. Мне так хочется застрелится, но я не могу. – Зашелся в рыданиях.
Он ее не стыдился, как и она его. Если эта женщина смогла во всем признаться, то что мешает ему? Но может ли он возложить на нее такую ношу? Может ли сделать ее судьей, свидетелем своих преступлений? Взял это лицо в свои липкие, мокрые руки, вдохнул сладкий запах ее тела и понял, что она все примет, все стерпит. Оставляя выбор ему. В его власти сохранить такую чистоту или погубить и эту душу, как все остальные, как погубил свою.
– Это так жестоко. Так несправедливо и жестоко.
Ощутил ее прикосновения, и прижался к ней, ощущая тепло, пробуя на вкус, теряясь в ее мире. Как же было приятно ни о чем не думать и тонуть в чужих объятиях, которые не ждут ничего взамен. Она молча его принимала, ничего не требуя, отдавала все. Смахнул пальцем ее слезы, запустил руки в волосы. Как же он этого хотел. Аристарх лихорадочно мечтал, как поправит непослушную прядь волос, как коснется ее губ. Анна прижалась к нему, поглаживая по спине, вдыхая его запах, щекоча ухо прошептала.
– Это действительно жестоко. Ведь я тебя люблю.