Бетельгеус Скобни
Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба
– Да ну… принцесса?! – удивился греческий историк. – Настоящий последователь египетской династии?
Он немного был знаком с коптским языком, но с трудом переводил для себя их речь, некоторые слова были неразборчивы, поэтому Нефертатонптах пришлось с трудом понимать их идиш.
– А что, и такое может быть! – Улыбался Гассан.
Вскоре Гассан Абдуррахман все объяснил греку, и он и его друзья решили ввести некоторые изменения в строй жителей государства, приняв в Фивах основным город Но.
Гомер по своему согласию остался жить при храме Птаха и зачастую рассказывать небылицы, которыми удивлял и самого путешественника Гассана ибн Хоттаба.
Во время его пребывания остались те же религиозные взгляды, в учебных группах появились такие занятия, как поэзия и философия. Такую науку как история так и не ввели по религиозным соображениям, но появилась отличительная черта обновления прогресса – в письменность на папирусах стали входить обозначения под названием «цифры», иногда заменяемые рисунками.
Филистимлянин поселился в одном из одноэтажных жилых строений, решив начать новую жизнь, создать семью и самолично, без помощи волшебства, достроить свой дом, как полагалось местным жителям, при увеличении семьи. Этим все реже встречаясь с друзьями новоявленными правителями древнего престола, где речи шли о политике, развитии, врагах, о беременности жены Несера. Но лишь однажды уделив больше времени разговорившись с Несером, ставшим царем, замеситель растворов завел разговор о прежних моментах, проведенном на строительстве храма на холме Исайя. И вскоре, конечно, как полагалось, любопытного филистимлянина желание познания мира вновь тянуло из нового дома. Он так и остался путешествующим филистимлянином, владельцем кольца Соломона.
Осий
Стоял теплый по еврейскому календарю день – начало аяру, следующего месяца после праздника Песаха, в первом месяце нисан от исхода завоевания и освоения евреями Ханаанской земли. Традициями, происходившими от поколения к поколению, с периода гонения евреев из Египта, когда тысячу лет назад этот народ обрел дом на Ханаане, назвав его Израиль, и ныне наступало начало третьего месяца от окончания строения храма Соломона в Иерусалиме.
В это утро Осий Израэль Ефреемейский из Беф-Орона, в прошлом камненос, под крики петухов в самой черте города проснулся окончательно. Крики домашних птиц в государстве были повсюду независимо от мест проживания жителей Израиля как собственно за его чертой, что едва ли чем отличавшиеся от других племен, не вошедших в это царство, но по-прежнему граничивших друг с другом на общей Ханаанской земле. Со своей культурой, бытом с отличием от Израиля, в котором более технологий, как телеги, упряжка животных и правовая форма образования. Внутренний контроль, внешняя политика. Царь Израиля вел не только отношения с граничившими около Израиля племенами, но и более развитыми государствами по своей структуре и промышленности, как Египет, Северная Месопотамия, Финикия, также путешествия к Аласии – части земли, зарождали новое государство, как от влияния и других царств.
Осий, недолго прожив с отцом, вновь собрался к Иерусалиму, где его ждала новая жизнь.
Попрощавшись с родными и близкими, юноша отправился в путь. Прибыв в Иерусалим, он пришел прямо ко двору царя Соломона, где встретивший его цесарский караульник не знал о нем ничего, а именно то, что он был одним из первых помощников царя под руководством Хирам Абифа, главного архитектора государя.
Хирам Абиф после возведения храма за Иерусалимом, являвшимся в прошлом тайным местом поклонения Всевышнего как Создателя Всего Мира, остался на службе у царя, где и продолжал свои труды.
Хирам Абиф был рожден в Финикии, затем был призван на службу к отцу Соломона Давиду. В раннем детстве он оказался в семье племени израильского колена Неффалима потомков еврейского народа, попав к вдове одного из служителей первого царя, но погибшего в войне с племенами, некогда разделявших границы Ханаанской земли, расположенными между поселениями и племенами царства Израиля.
Слухи о том, что строителей храма на возвышении Исайя за Иерусалимом было семь человек, уже разлетелись по всему царству. Впрочем, их имена никто не знал, взамен этого распрстранялись слухи, что на постройку того храма призывалась часть жителей всего Иерусалима из числа колен израилевых, кроме колена Иуды, отличившись тем, что отказывались принимать участие в строительстве, тем и прославившись у жителей всего Ханаана вплоть до берегов Невкусного моря.
Храм был построен, но на сан ведения служб в нем еще никто не был назначен. Царь, зная об этом, словно ожидал прихода ефремлянина. Осий вошел во двор дома всех домов. В то время посторонние здесь никогда не появлялись, хотя каких-либо ограничений к разросшимся парковым аллеям жителям государства не было, они были ни к чему. Каждый знал, что здесь обитание самого царя с его свитой, а попытки встретить главу царства, останавливал страх перед необратимым наказанием, распространенным по слухам, о том, что двор стерегут два крылатых высоких охранника в ярко-светлых одеждах. И мечи их были в рост человека, и светлые ниспадавшие до плеч волосы стражей могли осветить любого пламенным светом, отчего можно было потерять воспоминания о самом лучшем из своих дней, что происходило с человеком за всю его жизнь, оставляя лишь мрачные воспоминания.
Перед ефремлянином открылся дивный сад, такой ухоженный, который Осий никогда не встречал. Мраморные веранды вмещали в себя фонтаны. Разноплодные деревья были богаты плодами. Выложенная гранитным камнем дорога разветвлялась в разные стороны. Легкий ветер, колыхавший покошенную траву, которая едва могла скрывать щиколотки ног, и листву уложенных кустарников, успокаивал любого вошедшего. На одной из троп террасы появился мужчина в белом подпоясанном одеянии, таком же, какое было у Хирам Абифа под его халатом, на ногах сандалии.
– Вам что-то нужно, дорогой житель? – спросил он, не представившись.
– Меня зовут Осий, я сын Израэля из колена Ефремова из города Беф-Орон, прибыл к царю. Я недавно работал на строительстве, посвященном его храму на возвышении холма Исайя, – сказал Осий.
Для встретившего его человека израильтянин был одним из тех многочисленных безымянных людей Иерусалима, которые принимали в строительстве участие. Выражение лица караульника было спокойным, но лишь с небольшим удивлением: что здесь делает этот простолюдин, если только он не лжет и не является одним из чужеземцев? Все же задумавшись, он попросил оставаться ефремлянина на месте, а сам направился на доклад к вельможам царя.
Осий тем временем решил лучше оглядеть палисад и внешние стены дворца, показывающиеся в зарослях листвы деревьев. Не послушав встретившего его дворцового служителя, продолжил изучать местность. Вскоре не успел легкий ветерок сменить свое направление, как впереди на вымощенной дорожке он заметил человека, напоминавшего ему одного знакомого. К нему навстречу спешил Соломон. Едва поравнявшись с израильтянином, царь протянул к нему руки и, приблизившись, обнял его дважды.
– Осий! Дорогой! Как я рад нашей встрече! Признаюсь, ждал! Знаешь, – Соломон убрал от него руки и его вид стал более серьезным, – мне нужно тебе много о чем поведать. Ну, пойдем скорее внутрь, – сказал Соломон, заметив непонимание на лице ефремлянина, предложил ему, положив по-дружески свою руку на его плечо. – Осий! Тебе многое предстоит сделать. И в первую очередь это касается самого Израиля. Да, да! Только ты должен многое для него сделать.
Они вошли внутрь одноэтажного здания дворца Иерусалима, на крыше которого было еще несколько малых построек.
Во время проживания Осия во дворце несколько дней Соломон знакомил его со многими науками.
В одной из верхних пристроек находилась астролябия, в другой сам Соломон занимался какими-то изучениями, касающимися материализма и происхождения материализма. Царь называл эти дела наукой, подразделяя ее на математику, физику, химию и изучение земного формирования, чем весьма удивил Осия, который был уверен в своем представлении о космогонии, плохо умещая в себе новые представившие царем труды как изучения творений всевышнего создателя. Но ко всему этому он еще не знал, что ему самому придется познавая трудиться над всем этим, продолжая работы государя.
Другая примыкающая частью к дворцовому зданию полукруглой формы из целого камня пристройка с внутренним помещением выходила на двор. Там царь был творцом литературных дел. Там же Осию больше всего нравилось находиться в последующее время. Просторная комната, обдуваемая с двух сторон из небольших окон, создавала уют для размышлений. Но, впервые оказавшись в этой комнате, Осию казалось, что там был хаос. Папирусы, другие твердые тонкие полотна лежали на полу и столе на нем также стояли фигуры, изображающие ужасные гримасы на лицах. В одном из углов помещения была сложена пара в половину человеческого роста масок, изображающих ужас и страх. На стене находилась третья небольших размеров маска, изображающая беспристрастность. Другие фигурки на столе были причудливого вида в виде коробочек на колесиках, напоминавших по виду те, которые он видел и теперь смутно помнил что с ним происходило, находясь в образе джинна, бывая в ином мире. Среди них также было два небольшого размера кувшина для перьев. Косточки, чашки с черной жидкостью.
И позже, остановившись в доме царя, изучая все, чему учил его Соломон, Осий, создавая свою книгу о житие правителя, включил упоминание о миссионере Израиля пророке Исайи и мыслях Моисея, уведшего его народ от тягла египетского царя на земли Ханаана. Отдельная книга его включала послания всевышнего творца сынам Израиля, как и всему будующему поколению человечества, для почитания его, предложив законы о мирном сосуществовании, где Осий их обозначил как заповеди Всевышнего.
Истинные приключения Гассана
В один из утренних дней Гассан проснулся раньше, чем обычно. Рядом с ним в шикарной спальне, теперь уже не на той деревянной лежанке, которой была у его дяди в Дане, но посреди мягких одеял и перьевых подушек из гагачьего пуха спали две девушки, и посередине их был Гассан. Его щетина вызывала неопрятность, а вот щедрость по отношению к его подругам была без границ. На них были лучшие украшения.
На его правом запястье красовалось кольцо – подарок царя Соломона вместе с другим схожим дубликатом как хитрость. Единственным различием между кольцами, которое знал сам Гассан, это металл, из которого они были изготовлены. И на каждом из них были разные символы. На ненастоящем кольце были слова на иврите «Венец всему», на подлиннике, на древнем иврите были слова: «И печати Соломоновой я подчиняюсь».
Поблагодарив нежно своих подруг, Гассан, одевшись в халат великого везеря – важный чин, придуманный и названный им самим в честь отделения камненосов, некогда набранного при строительстве храма Соломона в Израиле. Прославившись великими делами, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, наслаждаясь жизнью во всей ее мере, довольствовался своим положением, не так часто вспоминая о своих коллегах, входивших в тот состав.
Три года назад судьба завела его в Ассирию, царство иной культуры с более бедственным положением народа, который назывался крестьянами. Простые обвыкшие люди подвластные своей доле. Ибо за свои места проживания они расплачивались дорого, той, большей частью, что сумели собрать за весь год. Земледельчество, был их единственный способ существования. Великий царь Ашшурдан Второй видел именно так порядок в своем государстве, как придерживались такой системе и правители городов этого царства. Поэтому крестьянам некуда было деваться, пока он оставался единоличным правителем всей Ассирии.
Девушки удалились в один из тайных проемов его опочивальни.
– Вишух А, – вдруг Гассан остановил одну из девиц.
Молодая особа девятнадцати лет откликнулась на свое имя. Втайне от своих любовниц Гассан имел к этой девушке не только желание, но и нечто, что заставляло его быть с ней до конца каждого дня. Все же по выбору своей половинки он никак не мог оставить ее при себе, простота в выборе любой из наложниц двора, в качестве жены, проживающих именно для утех высокопоставленных лиц государства, вводила его в заблуждение, и которым таким своим развлечениям Гассан намеревался положить конец.
Он взял одно из яблок в вазе, не спеша подошел к красавице. Черные очи пленяли филистимлянина, еще больше рождая в нем страсть. Вишух А и сама была весьма влекущей к себе личностью. Молчаливая, она имела свое мнение, всегда понимавшая юмор везеря. В ее взгляде он словно терял этот мир. Для него никого не существовало, даже стен, и вкусных яств, и спальных одеял, набитых мягким пухом.
– Возьми, – сказал он ей, едва теряясь при наложнице.
Девушка поблагодарила за подарок и скрылась. Гассан не сразу словно приходил в себя, но, тут же забывал о своих обещаниях забросить мысли о других женщинах Ашшура. День был впереди, и Гассан уже представил, как он слоняется по коридорам и незначительным для него разукрашенным переходам дворцового здания, пустоты, как он их называл, в том числе и триумфные вещи, являя собой современный вид достижения цивилизации, представлявшие собой яркие фигуры. Определение культуры Ассирии: в виде оружия, военного обмундирования раннего царства, которые словно извещали о том, что война есть смысл жизни прошлых ее руководителей, и такие понятия, подчеркивали их изображения в виде этих статуй. Филистимлянин хранитель порядка как помощник Ашшурдана, сына Тукульти Апаль Эшара, ныне отдыхавшего где-то у берегов Ниневии, оправившись от болезни с помощью Гассана покинув страну оставил его вместо себя для укрепления царства, или попросту хозяйничать в Ашшуре как новому заместителю.
В подчинении новопоставленного везеря входила часть жреческих гильдий, но та, где господствовало язычество. И это была основная часть жителей, поклонников многобожия, к которым Гассан относился более или менее, но с деловым подходом к этим особам. Жрецы как бы поддерживали внутренний порядок всего государства, этим Гассан и дорожил. Он неплохо стал разбираться в политике.
Не дожидаясь обходчика, главного прислужника в царских покоях, Гассан без какого-либо интереса, как в последнии дни, подошел к окну. Из него был вид самой большей части города. Этот обзор располагал к созданию планов на день. Так он считал, окинув взглядом свои владения, хорошо принималось решение, чем заняться в предстоящий день. Так было нужно ему, таким образом он принимал эти действия за некую традицию, что не зависило от того день это или другое время суток. Хотя такие мероприятия его со временем в форме властвования начинали угнетать, словно захватившей им ленью, он заставлял себя делать хотя бы это.
Обычно, когда везерь просыпался, об этом знали на кухне, и главный обходчик уже спешил по тайной винтовой лестнице в покои Гассана. Не дожидаясь его, Гассан успел одеться в бархатный легкий халат, сменив спальную атласную длиннополую рубаху, до того как подойти к проему окна своей почивальни открывавшего панораму.
На ум приходила та юная аравийка, которую он недавно отпустил. Проводив наложницу неравнодушным взором, и только потом, переодевшись, направился к окну.
В спальне было тепло. Снаружи ее стен стоял месяц сивану17, когда температура воздуха начинала прогревать Быструю реку, названную так аккадскими племенами за ее шумный поток.
Вдруг в проеме окна на границе между небом землей темная полоса озадачила филистимлянина. «Что это? Это не моих рук дело!» – подумал он, как вдруг в комнате появился обходчик.
– Ваш завтрак, господин, – тихо произнес слуга.
В этом помещении акустика была такая, что любое тихое слово звучало как обычное. При чем при развлечениях с женщинами их голоса, казалось, отскакивали от стен. Каким образом его джинну удалось создать такие стены, Гассан даже не задумывался.
– Сизиф, подойди-ка сюда, – Гассан позвал слугу к себе, его голос казался громче. – Видишь, что там? – спросил он обходчика, указав на горизонт. Сизиф мало понимал явления природы, впрочем как и не вникал в религиозную тематику. Он пожал плечами, его дело было лишь разносить еду и следить за рабами дворца.
– Прекрасный день начинается, – наугад сказал он.
Гассан посчитал слугу за несведущего человека.
– Иди, – он лишь пожалел, что Сизиф был глуп, как посчитал он.
Однако, грек по происхождению, обходчик был лишь осторожен и в словах, и в деле. Сизиф давно приметил тайную силу везеря, желая отгадать, какая из драгоценных вещей обладала магией. Кроме колец на руке на безымянных пальцах правой и левой рук Гассан носил по перстню, один был из чистого золота, другой – из чистого серебра, имея также свои тайные воздействия. На его груди был амулет египетского ключа с несколькими зазубринами, то есть он был действующим. Но к какому дверному замку служил этот анкх, никто не знал. Однажды об этом хотел поведать Гассан лишь возлюбленной черноволосой наложнице, но передумал.
Позавтракав, Гассан оделся, как подобает высокопоставленному человеку дворца владевшего всем сулейтанатом. На нем был расшитый узорами халат, обходчик помог надеть его, белый цвет деталей одежды с вышивкой символичных орнаментов на них, символизируовал статус особого величия. Начинающийся новый день везеря не являлся выполнению каких-либо дел, как, собственно, и все остальные предшествующие дни. Он не спеша осматривал панораму города.
Из истории Гассана следовало, что он перебрался к северу от Ханаанских земель по воле судьбы, где и остался на долгое время.
Как и в Египте, получив признание общества, молодого человека манила даль. Покинув Фивы и своих друзей, Гассан направился к востоку, так ярко описанного в Египте Вавилон, и спустя время он двинулся к берегам реки Эдема в Междуречье, что следовала к храму Мардука.
Здесь он встретил третий год после возобновленного храма в Борсиппе в Вавилоне, расположенного у озера Ашу, до которого четыре дня пути со снаряженным караваном.
Все это он вспоминал, прогуливаясь по садам дворца, находящегося позади массивных скал Ашшура, размышляя о том, отчего он не в силах позабыть кареглазую наложницу Вишух А, ее смех, улыбку, волосы, пахнущие лепестками каких-то ароматных цветов, обратил внимание на мирно спящего леопарда возле мандаринового куста. Сытый зверь изредка обращал внимание на людей, прогуливавшихся по парку. Сытый, он считал человека не серьезным для закуски.
Наблюдая за диким животным, Гассан все больше желал позвать Вишух А сюда, поделиться с ней, поговорить, но то ли статус, то ли гордыня препятствовали ему в этом. Впрочем, состояние отречения, от счастья покоя меняло его на нечто созидающее, толкало вперед. И магическая вещь, подаренная Соломоном, могущественным повелителем всех джиннов, постоянно напоминала ему о его роли. А роль его заключалась в служении самому царю Израиля и его последователям.
Поставив наконец со своими друзьям храм на холме Исайя, где лишь немногие из поселян Израиля могли появляться там, не потому что им запрещалось находиться в этих местах, но лишь потому, что интереса им до воздвижения храма не было никому, и лишь особые поклоняющиеся жители Иерусалима посещяли эти бугристые, заполненные лесами, кустарниками и травой места.
Гассан отбыл в другие поселения попытать себя в качестве пилигрима и последователя царя.
Но все путешествия рано или поздно заканчиваются на некотором пути. И теперь, находясь в собственном дворце в Ашшуре, за границами аль Машрика, в дивном палисаде, еще не выходило из головы владельца кольца Соломона явление в панорамном окне на горизонте – багровая полоса, разделяющая небо и землю.
– Танах18, – подумал вслух Гассан. – Надо бы перечитать заветную книгу.
«Может, там что и говорится об этом?» – уже подумал про себя филистимлянин, как вдруг его охватило одиночество, и в глубокой задумчивости он, вспомнив о друзьях, не выдержав, решив непременно тут же посетить их, оставшихся в Иерусалиме.
Одним из них был Иерован ефремлянин Осий, принявший новое имя в честь верховного судьи колена израильского из мест его родины.
Еще немного об Осии
Осий родился в городе Беф-Орон, его матушка вела домашний уют. Отец его занимался перепродажей на рынке и вел переговоры с торговцами, где в большинстве случаев это были представители рыбацкой гильдии. С одной из гильдий однажды Хесен Бебедат, тогда еще Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб – часть имен в некоторых племенах Филистии имела дополнительные прозвания от имени своего лидера, – вступил на землю Израиля, прибыв в Яффу. Не знал, с чего ему начать. Поблагодарив своих помощников частью сбережений, что он приобрел за Лоскутика, филистимлянин в первую очередь принялся искать работодателя, а заодно и ночлег.
На побережье толпилось много народу, в основном это были рыбаки и торговцы. Здесь же предлагали и другой товар: муку, крупу, но как правило редко, потому как снабжение этим товаром на рынок израильского царства подходило отовсюду. Но то, что действительно было затруднительно в поставках для самой страны, – это строительный материал. Припасы, продукты, приправы экзотические везли с мест, где разливался Нил, как и тростниковую бумагу, изготовлением которой, собственно, и славился Египет, где царство включало название обеих этих земель, где растет тростник, или Та-шемау, и Та-меху – земля папируса.
Хесен об этом государстве вряд ли знал и мог лишь слышать о нем, живя на своей земле не имея для себя знаний о других народах. Его родина Филистия одна из частей ханаанских племен, оставшаяся со своими устоями, в отличие от народа Иерихона, который, в свою очередь, развил в себе культуру, быт, натыкалась на какие-то конфликты с соседними племенами, оставаясь со своей иерархией, ограничиваясь схожестью от других народов лишь в развитии дворового хозяйства лидера своих племен. Ныне могла едва ли сравниться с разросшимся новым государством на Ханаане – царством Израиля.
Хесен, обходя шумно обсуждающих вокруг людей, между торговцами и рыбаками заметил двоих. Один из них был ему знаком – это рыбак Евсаил, по его рассказам, когда Хесен плыл в его баркасе, тот поделился тем, что его хижина находилась у самого Большого моря. Второму общающемуся с рыбаком человеку было около сорока пяти лет.
– Не могу я тебе поднять такую цену, Евсаил, – говорил мужчина, вероятно, давно знавший его. – Ты глянь, какая мелкая. Я видел намного крупнее и за такую же цену, – добавил торговец.
– Так то же у берегов выловлена! Ты знаешь, чем они там питаются. Падалью и разными фекалиями, – торговался с ним еврей Евсаил, – человеческими, – добавил он, заметив, что торговец задумался над его словами.
– А та, что моими ребятами выловлена, вот она! Так это мы на шесть рисов19 вглубь от берега ходили, – приукрасил торговец рыбой.
Во взгляде израильтянина читалось, что он уже уступал по цене. Подошедший к ним Хесен ненароком подслушал их разговор.
– Да сними ты с него один гир! Пусть человек порадуется, – сказал Хесен, он знал, что от берега моря ловля рыбы с баркасов велась чуть больше чем за три риса. Евсаил был опытным рыбаком и сметливым человеком, в частности, он имел небольшой опыт и в торговле. Еврей задумался. «Один гир ни о чем, – подметил рыбак, – а клиенту скидка понравится». Идея Хесена пришлась рыбаку по нраву, но он также не спешил радовать клиента.
– Ну да, могу скинуть один гир, – сказал Евсаил.
И вместо того чтобы отдать сумму за действительную цену равной рыночной ее стоимости, Евсаил увеличил ее от своего имени на большую часть, приукрасив историей о протяженности мест ловли. Хесен же знал, а покупатель только догадывался, что рыба везде одинакова. Все же обрадованный, не подав вида, мужчина приобрел три корзины свежевыловленной рыбы. Но торговец не был бы торговцем, зная, что его надули, однако выбора у него не было, нужно было скорей спешить на продажу товара на общественном рынке, собственно, не теряя при этом ни времени, ни клиентов, он просто поднимет цену за продажу, только и всего. А рыба всегда была ходовым товаром во всех починках.
– Будьте добры, молодой человек, отнесите корзины к повозке. – Израильтянин подметил добродетель Хесена и взамен ухищрений рыбака решил проявить благосклонность к чужаку, заодно, предложив подработку.
Разместив поклажу на телеге с помощью филистимлянина, отдав ему один гир, они расстались.
– Молодой человек! – вдруг окликнул его торговец.
Хесен обернулся, направляясь уже в сторону города.
– Я бы мог вам предложить работу. Точнее, сказать, куда можно обратиться по поводу ее поиска, если вам интересно, – сказал торговец.
По виду Хесена можно было определить, что ему, как новоявленному гражданину на Ханаан, нужна помощь. Поняв, что он хороший человек, торговец решил ему помочь и в этом. И после некоторого с ним общения Хесен принял его предложение. Из разговора Хесена с торговцем по пути тот понял, что филистимлянин в срочном порядке был в поисках крова.
– А ты попытай на рынке счастья. Там, знаешь ли, много о чем можно узнать. Например, о нашем царе. Соломон, наш царь, самый наимудрейший человек, и еще о том… – Торговец понизил голос, приблизившись почти вплотную к ушам Хесена.
Хесен, обхватив двуручный тарантас, который вел вместо купца, заметив движения торговца, спешил прислушаться к тому, что, по-видимому, не должно иметь широкую огласку.
– Что он ведает тайными силами и может разговаривать с животными на их языке. – Но после он вновь перешел на обычный разговор, и, сменив тактику, оставалось сделать вид, что он ничего не говорил. – Так что, если ты узнаешь потом больше, чем я, о чем-либо, найди меня, и мы пообщаемся. А вот по поводу твоей работы. Мой сын хочет отправиться в Израиль, туда, где-то ведется строительство. Или планируется…
Хесен не знал, что после их недолгого передвижения по колену израильского Дана путь вскоре заканчивался. Перед межпутевой обителью промышленников и обычных странствующих людей, куда они направлялись, стояла пустошь, сливаясь с колеей между населенных одноэтажных построек, которых никак нельзя было назвать просто хижинами. Дома жителей являлись по пути следования филистимлянина и купца какой-нибудь отличительной детализацией от хижин Филистии и в основном фундаментом построек. Некоторое время они хранили молчание.
– А, будет желание – заходи, так… – сказал торговец.
Хесену, ведшему тарантас, было не до любования жилыми постройками, где народ являлся не просто поселением, но городским людом. И дома, располагавшиеся вплотную друг к другу, открывали теперь между собой интервал, словно освобождая разъезды для тележек. Так соединялись между собой торговые дороги, ведшие в другие части Израиля, начинаясь от Большого моря. Подойдя ближе к перепутному строению, где стоял лай собак и находились места для отдыха, навстречу им спешил юноша тех же лет, что и филистимлянин. Его отец познакомил его с Хесеном, порекомендовав.
– Ну, Хесен из Филистии, будешь свободен – заходи к нам, – сказал торговец своему помощнику, когда они стали распаковывать вещи с телеги.
– Ах, вот Осий, когда ты, говорил, собираешься в Израиль? – спросил мужчина.
– Позже, – без воодушевления ответил юноша.
Ему не было дела до общения, он был занят хозяйством, торговля его отвлекала. Но, заметив доверительное отношение своего отца к незнакомцу, высказал:
– После праздника дня начала царствования Соломона, – ответил Осий.
Мужчина заметил смятение со стороны Хесена, ему не были знакомы еврейские праздники.
– Восьмого швата, – добавил он.
– Где-то восемнадцатого… – поправил отца Осий, – после посадок новых деревьев в Ефреме.
– Это наше колено от заселения земли Ханаанской евреями после…
– Отец. Думаю, молодому человеку сейчас… не до этого… – остановил он торговца, – не до твоих историй, – сказал Осий, желая поскорей перегрузить поклажу с двуручного тарантаса в телегу. В их телеге имелись всякие приправы, овощи, египетский шелк и теперь корзинки с рыбой. Он спешил отправиться на рынок, до которого ехать оставалось более того пути, который они прошли, где их ожидал второй брат.
Отец Осия был на рынке торговым перекупщиком. Получив товар в Яффе, он тут же отправлялся на межпутейный участок, находившийся неподалеку от промысловиков, где он менял часть товара, в этот раз у него был металл, перекупленный у горняков за чертой Иерихона, поручив свое дело сыну, кормил лошадей и затем отправлялся на своей повозке до родного города на площадь межрайонного большого рынка. Но в это утро его сын задержался, и, на приморской торговле, купцу пришлось бы, дождавшись его, выехать позже обычного. Но до этого все другие дни они с сыном вместе отправлялись за товаром к берегам Яффы. И встретить незнакомца купец посчитал за удачу, с ним время выезда до дому сократилось. Сделав Хесена помощником до мест первой торговли, не дожидаясь сына. Также, кроме торговли рыбой, Израэль – так звали отца Осия – вел торговлю съестными припасами, зеленью, приправой, скупив ввозимый товар до этого у других представителей торговых гильдий. Но морская рыба и медь были его основной торговлей.
В этот день было больше торговых предпринимателей, чем обычно, и они уже развозили рыбу по своим городам, и за ними Израэль лишь при помощнике был уверен в сохранности товара. Их место смены транспорта находилось недалеко от бухты.
– Ну, действительно, полагаю, нужно поскорей на точку. В Беф-Ороне нас ждет Варфоломей, – обратился к сыну Израэль, расплатившись с Хесеном.
Осий только успевал подготовить валовую лошадь, проверяя на ней крепления к телеге для дальнейшего перемещения по колеям Иерусалима, и, попрощавшись с филистимлянином, отец и сын отправили товар в путь.
***
Скитаясь, по небольшим улицам Дана, Хесен вышел к городской рыночной площади, где большинство домов Израиля, независимо от того, из какого колена израилевого они были, но часть из них сужалась, делая невозможность проходить между домами. Не то что проехать обычной тележке. Поэтому, проходя кварталы, Хесен приметил, что часть из них является пешеходными, другие – специально отведенными для проезда повозок, будь то с вьючными животными или малыми ручными.
К полудню, Хесен почувствовал приступ голода и пожалел, что не прибился к торговой семье. Он решил отыскать их в будущем на рынке, если не найдет здесь что-нибудь из работы. А в лучшем случае и ночлег. Однако Хесен не знал различия еврейских поселений на Ханаане, и рыночная площадь колена Ефремова, куда отправились Израэль с Осием из Дана, отличалась от прибрежной части промысловиков, и их конечный путь находился в другом городе и другой стороне Израиля. И поэтому их встреча на рынке, куда бы попал Гассан, была невозможна. Впрочем, его это нисколько не расстроило. С Осием его ждала другая встреча.
