Артур Батразович Таболов
Кэш
– Меня тоже последнее время занимает этот вопрос, – отозвался Панкратов. – Не знаю. К чему-то идём. К чему? Узнаем, когда придём. А что прикажете делать? Выходить на Манежную площадь? Или к Белому дому, как в августе 91-го? Выходили. И что получилось?
– Да, ничего хорошего, – согласился Николай Николаевич. – Удивительная страна Россия. В ней всё меняется, и всё остается прежним.
Глубокомысленно помолчали – два немолодых человека, много чего знающие о жизни. Но не знающие главного – куда выносит Россию глубинное течение жизни. Молча допили капучино по двести рублей за чашку, молча пожали друг другу руки и вышли на Неглинку. Николай Николаевич сразу исчез в вечерней толпе, а Панкратов поехал домой. Нужно было выспаться, завтрашний день обещал быть не очень спокойным.
III
Как и договаривались, Вера Павловна позвонила в начале одиннадцатого и взволнованным голосом попросила срочно приехать.
– Сегодня не смогу, дела, – придал разговору Панкратов элемент бытовой достоверности. – Постараюсь завтра или послезавтра.
– Нет-нет! – горячо запротестовала она. – Сегодня, сейчас! За мной всё время следят, мне страшно. Я не знаю, что делать!
– Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь, приеду. Буду у вас примерно в час дня.
Но в Строгино Панкратов приехал в половине первого и некоторое время кружил по кварталу вокруг дома Веры Павловны. Синюю «хонду» с обезьянкой на лобовом стекле он заметил сразу. Она стояла возле соседнего дома так, что из неё был виден подъезд Веры Павловны и выезд из подземного гаража. Водительская дверь «хонды» была открыта, какой-то молодой парень заурядной внешности в шортах и пестрой футболке курил в машине, изображая водилу, который терпеливо ждёт хозяина. Только вот потрепанная «хонда» не очень-то походила на машину, хозяин которой держит водителя. Никаких других подозрительных машин Панкратов не заметил, а машин наружки угадать даже и не пытался, на Николая Николаевича работали профессионалы.
В гостиной Веры Павловны Панкратов пробыл минут двадцать, этого времени хватило, чтобы изобразить «театр у микрофона», как раньше называли радиоспектакли. Панкратов решил обострить ситуацию.
– Я проверил номера синей «хонды», которые вы записали, – сказал он. – Оба номера фальшивые, сняты со старых машин.
– Как это? – удивилась она. – А если тормознет гаишник?
– А то сами не знаете. Откупятся. Но пусть вас это не беспокоит. Я встречусь с Георгием, разберемся.
– Когда вы с ним встретитесь?
– Возможно, сегодня. Или завтра. Пока не знаю. А вы сидите дома и никому не открывайте, только знакомым.
Судя по всему, театр у микрофона убедил невидимых слушателей. Некоторое время «хонда» маячила в зеркале заднего вида машины Панкратова, а потом исчезла и больше ни разу не появилась. Целый день Панкратов колесил по душной загазованной Москве, к тому же с явной гарью шатурских торфяников, не делая никаких резких движений и неожиданных маневров – так, как ездит человек, понятия не имеющий, что за ним следят, и не пытающийся оторваться от слежки. Заезжал в ненужные ему офисы, перекусывал в открытых кафе и снова возвращался в прохладный «фольксваген» с исправно работающим кондиционером. Однажды ему показалось, что сзади очень уж навязчиво привязалась «лада-приора», но он даже её номер не стал записывать. Кому надо, запишут.
Вечером на связь вышел Николай Николаевич:
– Вас вели три машины. Около часа синяя «хонда», потом «лада-приора» и «лендкрузер». По два человека в каждой. «Ладу» еще не успели пробить, а «лендкрузер» из гаража ритейлера Федотова. Знаете такого?
– Нет.
– А мы хорошо знаем. В прошлом крупный криминальный авторитет по кличке Федя Кривой. В 90-е годы его банда специализировалась на заказных убийствах. Сейчас уважаемый бизнесмен. Но старую профессию не забыл. Стал осторожнее, берет очень дорого. Не представляю, почему вы его заинтересовали.
– Не я, – возразил Панкратов. – Совсем другой человек. Через меня они рассчитывают выйти на него. Поставьте все телефоны ритейлера на прослушку.
– Уже поставил, – сообщил Николай Николаевич. – Десять минут назад был интересный звонок. Хотите послушать?
– Давайте.
Шорох в телефоне прервался грубым мужским голосом:
– Слышишь меня? С тебя бутылка. Скоро найдем твоего клиента.
– Вы ищите его уже месяц, – недовольно ответил абонент.
– Не ссы. Уже сидим у него на хвосте. День-два, и он наш.
– Жду.
Связь прервалась.
– Первый Федя Кривой, – прокомментировал Николай Николаевич. – С кем говорил, неизвестно.
– Прокрутите запись еще раз, – попросил Панкратов. – Голос вроде знакомый.
Он внимательно прослушал разговор.
– Да, знаю абонента. Это Михеев, генеральный директор ЗАО «Росинвест». Поставьте на прослушку его телефоны. Запишите офисный и мобильный…
Панкратов продиктовал номера.
– Сделаем, – сказал Николай Николаевич. – Контрнаблюдение снимаем?
– Пока нет.
– Понял. До связи!..
Значит, Михеев. Что ж, этого можно было ожидать. Теперь было что сообщить Гольцову.
Для деловых людей в Москве давно уже не было секретом, что в милиции можно в частном порядке заказать любые услуги – от наезда на конкурента до силового прикрытия рейдерского захвата чужого бизнеса, от защиты от наезда до силового противодействия рейдерам. Только плати. Но тут были свои тонкости. Федя Кривой, хорошо известный оперативникам уголовного розыска, не мог заказать профессиональную наружку ни за какие деньги, никто бы на это не пошел, слишком стремно. Поэтому он был вынужден обходиться своими силами. А вот прослушку любых телефонов мог заказать без труда, если не в милиции или в ФАПСИ, то в какой-нибудь частной фирме, специализирующейся на таких услугах. В Москве их было немало. Понятно, что они себя не рекламировали, но кому надо, те знали.
Панкратов был не на сто процентов уверен, что его телефон не поставлен на прослушку еще со вчерашнего дня, но предпочел не рисковать. Он сделал то же, что Вера Павловна. Оставил машину у метро «Тургеневская», вошел в вестибюль и сунул карточку в телефон-автомат. Прикрывая аппарат спиной, набрал номер Гольцова:
– Георгий, нужно встретиться.
– Приезжайте, – ответил Гольцов. – Я дома.
– Не могу, у меня на хвосте две машины. Только и ждут, когда я к вам приеду. Давайте в городе. Скажем, на выходе из «Баррикадной», это по вашей линии. Часа за полтора успеете?
– Это так срочно?
– Да, срочно, – подтвердил Панкратов.
– Выезжаю…
Теперь нужно было оторваться от слежки, причем так, чтобы эти в «ладе-приоре» и «лендкрузере» ничего не заметили. Немного подумав, он доехал до спорткомплекса «Олимпийский» на проспекте Мира и взял в кассе билеты на два сеанса в бассейн.
– Вода сорок пять минут, – предупредила кассирша. – Еще полчаса на раздеться-одеться.
– Спасибо, понял, – сказал Панкратов и прошел внутрь, не оглядываясь, но твердо зная, что у кассы уже вертится какой-нибудь господинчик, любопытствующий узнать, какие билеты купил его знакомый. Ну, такой представительный, седой, с коротенькой стрижкой, мы договорились вместе поплавать, но я немного опоздал. Взял на два сеанса? Спасибо. Нет, мне не нужно, столько времени у меня нет, поплаваем в другой раз.
Но в раздевалку Панкратов заходить не стал, обогнул главную спортивную арену, на которой монтировали громоздкое оборудования для какого-то вечернего музыкального шоу, служебным коридором вышел в хозяйственный двор с фурами, на которых это оборудование привезли, и через пять минут оказался на тихой улочке позади спорткомплекса. Незаметно осмотрелся. Никто не выскочил следом, суматошно озираясь по сторонам. Нехитрый фокус удался, два с половиной часа было выиграно. Панкратов тормознул частника и направился к «Баррикадной».
Минут двадцать он прождал на солнцепеке, пока из метро в толпе пассажиров появился Гольцов – в легком светлом костюме, в солнцезащитных очках в стильной оправе. Приостановился, закуривая, рассеянно глянул по сторонам. Увидев Панкратова, посочувствовал:
– Давно ждёте? Ну и жара. Говорят, такого лета в Москве не было сто тридцать лет. Хоть покупай кондишен. Останавливает одно: а если он не будет нужен еще сто тридцать лет? Где бы нам поговорить?
– Я знаю одно спокойное место, здесь рядом. Пойдёмте, – предложил Панкратов.
Пересекли Садовое кольцо, забитое машинами, как дальневосточные реки идущей на нерест горбушей. Однажды в командировке Панкратов видел это впечатляющее зрелище и вспоминал его, глядя на московские улицы. Разве что машины, как горбуша, не лезли друг на друга. Но иногда лезли, и тогда всё движение замирало. Свернули на Поварскую, подошли к зданию затейливой старинной архитектуры.
– Это же Центральный дом литераторов, – прочитав вывеску, заметил Гольцов. – Нас туда пустят?
– У вас деньги есть?
– Есть.
– Тогда пустят.
Они беспрепятственно вошли в знаменитый на всю Москву Дубовый зал ресторана ЦДЛ, но сразу поняли, что здесь поговорить не удастся. На половине зала столы были сдвинуты, вовсю бушевал банкет. Человек на сорок. И на писателей они были не похожи. На сотрудников крупного банка, на топ-менеджеров преуспевающей фирмы, но только не на писателей.
– Корпоратив, – заключил Панкратов. – Но ничего, найдем другое место.
Они прошли через ресторан, в вестибюле спустились вниз и оказались в малолюдном кафе с десятком столиков и буфетом с внушительной кофеваркой, за которым восседала полногрудая крашеная блондинка.
– Откуда вы здесь всё знаете? – удивился Гольцов.
– Приходилось бывать, жена водила на разные мероприятия. Фильмы из категории «кино не для всех», литературные чтения. Пыталась приобщить меня к культурной жизни Москвы.
– Приобщила?
– Не очень. Вам пива?
– Нет, минералки.
Устроились за столиком в углу. Панкратов сказал:
– Ну вот, здесь можно спокойно поговорить.
IV
Подробный отчет Панкратова о событиях двух минувших дней Гольцов выслушал внимательно, не перебивая. Немного подумав, кивнул:
– Спасибо, Михаил Юрьевич, вы всё правильно сделали. Сколько вам это стоило?
– Мне? – переспросил Панкратов. – Вам, Георгий. Мне такие расходы не по карману.
– Я неправильно выразился. Мне, конечно. Так сколько?
– Пока не знаю. Счет представят, когда работа будет закончена. Как сейчас говорят – инвойс.
– Работа закончена, мы уже всё узнали.
– Вот как? Но эти, на «лендкрузере» и «ладе», будут ездить за мной до второго пришествия. Пока я не приведу их к вам. Или пока они не узнают ваш адрес.
– Они его узнают. И очень скоро.
– Не понял. Что вы задумали?
Гольцов улыбнулся, отчего его жесткое некрасивое лицо точно бы подсветилось изнутри мягким светом.
– Михаил Юрьевич, я очень ценю вашу помощь. Но о своих планах промолчу. Я не уверен, что вы их одобрите. Здесь курить можно?
– Можно, наверное. Пепельница есть. Да и другие курят, – кивнул Панкратов на соседние столики. За одним трое молодых людей и две девушки пили пиво и читали друг другу стихи. За другими сидели по двое, курили, обсуждали свои дела. Время от времени в кафе появлялись немолодые писатели, выпивали по рюмке коньяку или по чашке кофе, съедали по бутерброду и уходили. В углу средних лет энергичная дама что-то доказывала собеседнику, нервно листая то ли текст рукописи, то ли договор. Собеседник реагировал вяло, что очень сердило даму.
Гольцов закурил французскую сигарету «Голуаз» и доверительно тронул Панкратова за плечо.
– Не обижайтесь, Михаил Юрьевич. Не хочу втягивать вас в свои дела.
– Я уже втянут в них по самое никуда. Вы не слишком затянули свое пребывание на том свете?
– Еще нет.
– Я почему спрашиваю? – объяснил Панкратов. – Вера Павловна женщина с сильным характером. Но нервы у нее уже на пределе.
Гольцов помрачнел.
– Меня это тоже тревожит.
– Так заканчивайте эту историю. Хотите посадить Михеева? Сажайте, что вам мешает? Подделанная дарственная – уже состав преступления. Получит лет пять или шесть.
– Восемь, – сказал Гольцов.
– Что восемь? – не понял Панкратов.
– Я хочу, чтобы он получил восемь лет. Столько, сколько получил я. И так, как получил я. С купленными следователями, с купленной судьей. Я хочу, чтобы он побыл в моей шкуре.
– Вам не нужно подкупать следователей. Они и так будут рвать его, как тузик грелку. За Кириллова. На самого Кириллова им насрать, но Михеев подставил весь Следственный комитет, ему это не спустят.
– Значит, проблемой меньше. Но главная проблема остается – судья Фролова.
– В чем проблема?
– Я хочу, чтобы его дело вела судья Фролова. И вела его так, как моё. С заранее написанным приговором. За взятку в триста тысяч долларов.
– Как вы рассчитываете дать ей взятку? Очень непростое дело, судьи берут только у своих.
– Я знаю как. Так и быть, скажу, чем я занимался последние месяцы. Искал тех, с кем Фролова училась в Юридической академии. В её группе было двадцать три человека. Четверо эмигрировали в Израиль, двое сейчас в Америке. Остальные в России. Все более-менее устроены. Кроме одного. Некто Красильников. Лучший на курсе, подавал большие надежды, красавец. С Фроловой у него был роман. Как говорят, бурный. Спился. Я нашел его в бомжатнике в Марьиной роще. Сейчас живет у меня в Жулебино, приходит к себя. Вот он и даст взятку судье Фроловой. И она возьмёт. А если не возьмёт, то я ничего не понимаю в людях.
Панкратов с крайним неодобрением покачал головой.
– Играете с огнем, Георгий. Вы уже загнали Михеева в угол. Зачем, по-вашему, он связался с Федей Кривым? Чтобы его люди нашли вас, а потом Михеев пришел к вам и на коленях попросил прощения?
– Мне интересно узнать, до чего человека могут довести деньги. Нормального, в общем-то, человека.
– Догадаться трудно?
– Не очень. Но я хочу знать точно.
– Может, на этом и остановиться?
– Нет! – резко сказал Гольцов, и в лице его появилась та же неукротимость, которая произвела впечатление на Панкратова в его надгробье на Ваганьковском кладбище. Только уже не юношеская, беспечная, а тяжелая, волчья. – Вы можете что-нибудь изменить в России?
– Вряд ли.
– И я не могу. Но могу кое-что изменить в той жизни, которой живу я и будут жить мои сыновья. Сделать ее немного чище. И я это сделаю. Следователь Кириллов получил своё, адвокат Горелов получил своё, прокурор Анисимов ответил на Страшном Суде. Не знаю, как он оправдывался. Возможно, у него было голодное детство. Это уже не наши дела. Своё получит судья Фролова, своё получит Михеев. Я поступлю с ними так же, как они поступили со мной. Это справедливо. Это по закону гор, о котором нам когда-то напомнил Арсен. И хватит об этом.
– Что ж, хватит так хватит, – согласился Панкратов. – Значит, наружку снимаем?
– Да.
– Прослушку?
– Тоже.
– Так и передам…
Дама за столиком в углу раздраженно убрала бумаги в портфель и вышла из кафе, всем своим видом демонстрируя негодование. Её собеседник подошел к буфету, взял большую рюмку коньяка и вернулся на место. И тут Панкратов его узнал. Это был писатель Ларионов.
«Вот так встреча!» – подумал он и тут же поправился: «Ну, а где еще можно встретиться с писателем, как не в писательском клубе?»
Извинившись перед Гольцовым, Панкратов подошел к столу Ларионова.
– Добрый день, Валерий. Можно к вам?
– Господи Боже мой! – изумился писатель. – Национальная алкогольная безопасность! Конечно, садитесь. Как вы здесь оказались?
– Случайно. Что это за дама, с которой вы разговаривали?
– Из издательства. Предложили продолжить серию Маши Зарубиной. «Смертельная страсть-2». А что? Пипл хавает.
– Вы согласились?
– Посмотрите на мои руки, – предложил Ларионов и продемонстрировал руки с въевшейся в кожу черной металлической пылью. – Ну какая из меня Маша Зарубина? Поздно мне рядиться в панталончики и кружавчики.
– Мне показалось, она была недовольна?
– Недовольна? Слабо сказано. Предложила за книжку аж пятнадцать тысяч рублей и очень обиделась, когда я послал её на хуй. В вежливой форме, конечно. Уже совсем писателей за людей не считают. И вот что странно. Мошенник всегда обижается на того, кто не дает себя наебать. И обижается очень искренне. Этого я никогда понять не мог.
– Хочу поблагодарить вас за главы, которые вы прислали, – сменил Панкратов тему. – Прочитал с большим интересом.
– Разобрались в гибели Гольцова?
– Да. Вы написали, что хотели бы спросить у Георгия, чувствовал ли он зов судьбы. И добавили: «Но у него уже ничего не спросишь». Хотите спросить?
– Это вы о чем?
– Пойдемте. Только сначала допейте коньяк. А то потом прольете.
Ларионов с некоторым недоумением опустошил рюмку и последовал за Панкратовым.
– Познакомьтесь, джентльмены, – предложил Панкратов. – Впрочем, вы уже знакомы. Но это было давно, двадцать лет назад. Так что можете познакомиться снова.
– Здравствуйте, Валерий, – с мягкой улыбкой сказал Гольцов. – Рад вас видеть.
– У меня что-то с головой, – пожаловался писатель. – И вроде выпил всего ничего. Это вы, Георгий?
– Я.
– Точно вы?
– Хотите меня потрогать?
– Хочу.
– Ну, потрогайте.
Писатель как бы с опаской прикоснулся к плечу Гольцова.
– Правда, вы. Невероятно! Но почему вы здесь?
– Где же мне быть?
– Там, – кивнул Ларионов на потолок.
– Там скучновато, – усмехнулся Гольцов. – Здесь веселее. Но формально я еще там.
Панкратов посмотрел на часы.
– Джентльмены, вынужден вас покинуть. Формально я сейчас в бассейне спорткомплекса «Олимпийский», и мое время быстро подходит к концу. Вы хотели, Валерий, задать Георгию какой-то вопрос?
– Вопрос? – возмутился писатель. – Десять! Сто!
– Вот и задавайте…
Таксист попался опытный, довез до «Олимпийского» всего за полчаса. Панкратов через хоздвор вошел в комплекс, быстрым шагом миновал раздевалку и вышел на улицу несколько взмокший, что вполне соответствовало виду человека, который от души поплавал в бассейне, а потом постоял под горячим душем.
К вечеру жара не спала, а словно бы сгустилась, превратилась в вязкую духоту, как в русской бане. Панкратов включил кондиционер и сидел в машине, пока рубашка не перестала прилипать к телу. Выезжая на проспект Мира, он не заметил ни «лады-приоры», ни «лендкрузера», неотвязно следующих за ним, ни машин наружки. Ими могла быть любая из тысяч машин, торивших световые тоннели в смоге из автомобильных газов и дыма горящих торфяников.
На душе у него было неспокойно. Очень не нравилась ему мрачная энергия, которой был наполнен Гольцов. И тревожили его слова про свой адрес: «Они его узнают. И очень скоро». Что это, твою мать, значит? Что он задумал?
Панкратов признавал право Георгия поступать так, как он считал нужным. «Мне отмщение и аз воздам». Но вызывала большие сомнения переусложненность его планов. Опыт подсказывал ему, что такие планы очень редко реализуются так, как задуманы. Всегда вмешивается какая-нибудь случайность, всё идет наперекосяк, и в итоге получается неизвестно что. Но его мнения не спрашивали, ему отводилась роль наблюдателя, при сём присутствующего.
Возле уличного таксофона Панкратов тормознул и позвонил Николаю Николаевичу:
– Наружку можно убрать.
– Понял. Прослушку?
– Пока оставьте, – помедлив, сказал Панкратов. – Пусть будет. На всякий случай.
– Сделаем. До связи!..
Глава десятая
УБИЙСТВЕННОЕ ЛЕТО
I
Москвичи всегда недовольны погодой. Зима давно уже не зима, а не пойми что, какая-то хлябь. Летом, которого так ждешь, сплошные дожди, не покупаешься в подмосковных речках, не позагораешь. В городских квартирах с отключенным отоплением холодно, на дачах сыро. Огурец еще растет, а помидор начинает гнить, не успев покраснеть. Вот говорят: глобальное потепление, глобальное потепление. А где оно, это потепление?
Лето 2010 года заставило москвичей с нежностью вспоминать холодные ночи, туман по утрам и моросящие дождики днем. С Запада надвинулся антициклон и застыл над Россией от Москвы до Владивостока. Солнце прокалило землю, сожгло посевы. Горели леса, лесные пожары уничтожили несколько деревень. Были мобилизованы все резервы МСЧ, но они оказались бессильны перед стихией. Сам премьер Путин сел за штурвал самолета-амфибии и вылил на горящий лес несколько тонн воды. Но леса продолжали гореть, продолжали гореть подмосковные торфяники, заволакивая окрестности едкой гарью. Она добралась и до Москвы, окутала город густым туманом. Из аптек мгновенно исчезли марлевые повязки, а из магазинов вентилятора и кондиционеры. Машины скорой помощи не успевали на вызовы. Говорили о сотнях умерших, преимущественно пожилых людей. Минздрав опровергал слухи, но никто не верил официальным опровержениям. Началась тихая паника. Все кто мог вывозили детей и стариков за город. Кто не мог, костерили московские власти, не стесняясь в выражениях.
Мэр Лужков в это время проводил свой отпуск в Альпах. На вопросы возмущенной общественности, почему градоначальник отсиживается в горах, когда Москва задыхается в дыму, пресс-секретарь мэрии отвечал, что все городские службы работают в штатном режиме и в личном присутствии мэра нет никакой необходимости. Только через две недели Лужков понял, что делает ошибку, и поспешно вернулся в Москвы. Но было уже поздно, всеобщее недовольство градоначальником стало таким, что для его отставки не требовалось никаких дополнительных причин.
Вероятно, это и заставило его предпринять решительный шаг. Говорили, правда, что к этому его подтолкнул разговор с руководителем крупной госкорпорации, который в последние годы отошел от политики, а когда-то, при Ельцине, был союзником Лужкова. Через несколько дней в газете «Тверская, 13», издании московской мэрии, появилась заметка о том, что Юрий Михайлович Лужков категорически против изменения проекта автотрассы «Москва – Санкт-Петербург», на чем настаивали защитники Химкинского леса, поддержанные президентом Медведевым. Позже он подтвердил свою позицию в статье в «Российской газете», а потом в интервью «Ведомостям». Это был вызов: мэр Лужков открыто выступил против президента. Лишь немногие, кто был в курсе подковерных кремлевский интриг, знали, что цель мэра совсем другая: продемонстрировать свою верность премьеру Путину. Расчет казался безошибочным, Путин поддерживал проект трассы через Химкинский лес, его не могло не раздражать противодействие президента. Демарш Лужкова давал Путину возможность показать, кто в доме хозяин, Юрий Михайлович не сомневался, что он ею воспользуется.
Перед премьером встала непростая задача. Нужно было, конечно, поддержать мэра. Но это означало окончательно подорвать авторитет президента Медведева, которого оппозиционеры давно уже называли местоблюстителем и мальчиком на побегушках в тандеме. Да, он был младшим в тандеме, но авторитет Медведева – это авторитет верховной власти, а его следовало оберегать. Если мэры и губернаторы начнут вытирать ноги о президента России, ничего хорошего из этого не получится. Премьер решил выждать.
Подконтрольные президенту федеральные телеканалы начали небывало резкий наезд на мэра. Были показаны два фильма «Дело в кепке», где прямо говорилось, что только благодаря Лужкову его жена Елена Батурина стала обладательницей состояния почти почти в три миллиарда долларов. 19-го сентября Лужкова вызвал руководитель администрации президента Нарышкин и предложил ему подать в отставку, пообещав кресло сенатора в Совете Федерации. Мэр отказался и написал Медведеву резкое письмо, ультимативно потребовав либо отстранить его от должности, либо публично отмежеваться от тех, кто организовал информационную кампанию против него.
Письмо было передано Нарышкину вечером 27-го сентября и сразу переслано президенту Медведеву, находившемуся с официальным визитом в Китае. В Шанхае был день, в Москве ночь. Не лучшее для время для телефонных звонков, но Медведев приказал соединить его с Путиным. Неизвестно, о чем они говорили, но утром 28-го сентября, когда Лужков приехал в мэрию и открыл очередное заседание правительства, в зале появился молчаливый штатский с коричневым портфелем и вручил Лужкову Указ президента РФ. В нем говорилось:
«На основании подпункта «г» пункта 1 и подпункта «а» пункта 9 статьи 19 ФЗ от 6 октября 1999 года номер 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» постановляю:
1. Отрешить Лужкова Юрия Михайловича от должности мэра Москвы в связи с утратой доверия Президента РФ».
II
Через несколько дней после отставки Лужкова, взбудоражившей всю Москву, один из заместителей председателя Следственного комитета, генерал-майор юстиции, в своем кабинете в офисе СКП в Техническом переулке вёл прием граждан. На приём записывались заранее – за месяц и больше. Референты тщательно просеивали посетителей, всеми способами отваживали сутяг, других направляли в районные отделения милиции, просителей с важными делами или особо настойчивых приходилось допускать к начальству.
Обязанность принимать граждан вменялась всем руководителям СКП, кроме председателя. И хотя каждому отводилось всего по четыре часа в месяц, она воспринималась как дурная повинность. Во-первых, муторно. Во-вторых, бесполезно. Всё равно дело будет спущено вниз, разве что с начальственной резолюцией: «Разобраться и доложить».
Перед заместителем председателя лежал список, подготовленный референтом: фамилия, имя, отчество, место работы, суть дела в одной фразе. Выпроводив очередного посетителя, генерал-майор прочитал: «Гольцов Георгий Андреевич, предприниматель, о деле говорить отказался». Распорядился по интеркому:
– Просите.
Обычно посетители являлись с пухлыми папками, даже с туго набитыми бумагами портфелями, но у человека, который вошел в кабинет, в руках не было ничего. Высокий, с жестким лицом, в светлом костюме. Вошел уверенно, сел уверенно, не на краешек стула. На руке часы «Патек Филипп». Не из бедных предприниматель, бедным такие часы не по карману.
– Слушай вас, Георгий Андреевич, – любезно проговорил генерал. – Что привело вас ко мне? Вы отказались говорить об этом референту. Мне, надеюсь, расскажете.
– Я хочу, чтобы Следственный комитет возбудил уголовное дело против моего бывшего делового партнера, – ответил посетитель. – Точнее, против финансового директора моей фирмы. Воспользовавшись моей смертью, он подделал мою дарственную и перерегистрировал фирму на себя.
– Как? – переспросил генерал. – Воспользовавшись вашей смертью?
– Да. Я считался погибшим в авиакатастрофе.
– А вы не погибли?
– Как видите.
– Как вам это удалось?
– Не сел в тот самолет.
– Почему?
– Раздумал.
– Но сейчас вы считаетесь живым?
– Да, свидетельство о моей смерти аннулировано ЗАГСом.
– Необычная история. Но вернемся к вашему делу. Почему вы уверены, что дарственная подделана вашим партнером?
– Потому что я ему её не давал.
– Какая фирма?
– ЗАО «Росинвест».
– Капитализация?
– Примерно семьдесят миллионов долларов.
– Серьезно! Статья 159-я, часть четвертая. Мошенничество в особо крупном размере, от пяти до десяти лет, – машинально квалифицировал генерал. – Но вы напрасно пришли ко мне. Вам следует подать заявление в УБЭП. Референт подскажет, к кому обратиться и как написать заявление.
Разговор был закончен, но посетитель не торопился уйти.
– Вы не спросили, кто мой деловой партнер.
– Это имеет значение?
– Для вас – да.
– Кто?
– Михеев.
– Фамилия почему-то знакомая.
– Он сдал вашего следователя Кириллова.
– Так это он?! Кравченко, срочно ко мне! – распорядился генерал по внутреннему телефону. Объяснил Гольцову: – Это старший следователь по особо важным делам, подполковник юстиции. Так-так, очень интересно!
Подполковнику юстиции было лет сорок. Рослый, лысоватый, в обычном костюме и немодном галстуке, он был похож на чиновника районной управы, но никак не на следователя по особо важным делам.
– Познакомьтесь, Кравченко, это предприниматель Георгий Андреевич Гольцов, – представил посетителя генерал. – Вам задание. Примите у него заявление и допросите обо всех обстоятельствах дела. Всё проверьте. Если подтвердится, возбудите уголовное производство. Допрос под протокол и под видеозапись. Запись – мне. Желаю успеха, Георгий Андреевич. Очень правильно, что вы к нам пришли.
В кабинете следователя Гольцов провел не меньше двух часов. Кравченко дал ему подписать протокол допроса и подвел итог:
– Дарственную из Регистрационной палаты сегодня же запросим и отправим на экспертизу. Если она действительно подделана, возбудим уголовное дело, а с Михеева возьмем подписку о невыезде. Преступление экономическое, посадить нельзя, такие сейчас порядки. Но если вы узнаете, что он намерен скрыться, или попытается оказать на вас давление, сразу звоните, изменим меру пресечения, возьмем под стражу.
– У вас, возможно, будет другой повод взять его под стражу, – неопределенно пообещал Гольцов.
– Какой? – насторожился следователь.
– Пока это только предположения.
Выйдя из здания СКП, он набрал домашний номер Панкратова:
– Михаил Юрьевич, это Гольцов. Нам с Верой Павловной нужно на три дня улететь из Москвы.
– Куда?
– В Осетию, на свадьбу Арсена. Большое событие, нельзя не поехать. С ужасом представляю, сколько придется пить. Говорят, правда, что осетинская самогонка всего двадцать градусов. Это утешает.
– Передайте Арсену мои поздравления.
– Обязательно передам. Мы вернемся в пятницу. Подъезжайте ко мне часам к девяти вечера, нужно кое-что обсудить. Адрес помните?
– Конечно, помню.
– На всякий случай: Жулебино, улица Маршала Полубояркова, дом 34, квартира 126, код подъезда 0464. До встречи!
Гольцов прервал связь.
В своей квартире на Бульварном кольце Панкратов долго смотрел на телефон и слушал короткие гудки отбоя, словно они могли объяснить смысл этого странного звонка. Чрезвычайно странного. Потом положил трубку. Смысл был понятен, Гольцов сделал то, что собирался сделать: сообщил свой адрес людям Феди Кривого. Но зачем, зачем?!
Панкратов побродил по квартире, посидел на кухне у транзистора, рассеянно слушая попсу. Наконец решительно встал, надел плащ и вышел на улицу. В салоне сотовой связи на Пушкинской купил недорогой мобильник и позвонил Николаю Николаевичу:
– Есть что-нибудь по нашей теме?
– Есть. Хорошо, что вы позвонили. Слушайте.
В трубке прозвучал знакомый грубый голос:
– Нашли твоего клиента. В пятницу дело закончим.
– Почему в пятницу?
– Невтерпёж? Потерпи, больше месяца ждал, теперь уже скоро!
Запись прервалась.
– Звонок был двадцать минут назад, – сказал Николай Николаевич. – Вы поняли, кто говорил?
– Да, Федя Кривой.
– А с кем?
– С Михеевым.
III
Олег Николаевич не понимал людей, для которых бизнес был главным и единственным содержанием жизни. При случае он сам охотно рассуждал о социальной ответственности бизнеса, который пополняет государственную казну налогами, создает рабочие места и всё такое. Но в глубине души знал, что это просто слова. Единственная цель бизнеса – прибыль, кэш, всё остальное прилагательное. Зачем нужны деньги? Чтобы обеспечить человеку удобную жизнь сейчас и безбедную старость в будущем. Ну, и благосостояние потомства, если потомство есть и оно стоит того, чтобы о нём позаботиться. Вот и всё.
