Андрей Викторович Дробот
Крайний случай
Детство
Это счастье настолько мимолетно и неосознаваемо в то время, когда оно существует реально, что начинаешь ему особенно радоваться и ценить его тогда, когда детство заканчивается. Но радость эта с оттенком грусти – прошлого не вернуть.
Бог покарал
«Детки растут не чета нам. Умнее стали детки. В разговорах иной раз касаются высоких материй, причем толкуют их гораздо мудрее иных взрослых»
Захожу я недавно в детский сад. Малышни в раздевалке полно. Родители не помещаются. Сидят мальчик с девочкой. Мальчишка крупный такой и к девчонке пристает, мешает ей одеваться. В общем, балуется.
Девочка молчала, молчала, да и говорит:
– Перестань ко мне лезть, а то Бог тебя покарает.
Представляете, как ребенок отреагировал. Не стал грязно выражаться, плеваться, царапаться и кусаться, что вполне можно было бы ожидать, а очень культурно и вежливо попросил мальчика успокоиться. Причем именем Бога. Сразу видно, что родители хорошему научили.
Мальчишка же ноль внимания на вежливое к нему отношение. Встал рядом с девочкой и давай ей язык показывать да смеяться вызывающе. Нет, гром с небес не раздался, молния не сверкнула, даже лампочки не перегорели, но что– то новое появилось в глазах у девочки. И это была не горькая слеза от напрасных просьб к небесам и бессмысленных уговоров мальчишки, а какая-то уверенность.
Девочка встала и как заедет кулаком в грудь своему обидчику. Тот и с ног долой. Прямо в шкафчик для одежды завалился. Девочка же посмотрела на него с чувством собственно превосходства и заявила:
– Вот Бог тебя и покарал.
Заплакал мальчишка от такого отношения к нему слабого пола. А девочка как ни в чем не бывало продолжила одеваться. Зло смотрел на нее мальчишка, но подходить не решился, что-то пробубнил относительно того, что еще посчитается с ней, и пошел в группу.
А я стоял и думал. Вот надо же тебе – самые обычные, на первый взгляд, дети. А ведь уже четко понимают, что не надо пассивно ждать милостей от природы и Всевышнего, а надо действовать, и тогда Бог поможет достичь желаемого.
Ангел и ужас
«Может, счастливые совпадения и есть те чудеса, которых мы ждем? А почему бы и нет? А может, и не существует случайностей? »
Маленькая, хрупкая, как весенний цветок, второклассница шла в школу по дворам частного сектора. Родители звали ее уменьшительно от имени – Ангел. Собственно, для каждого родителя его ребенок – ангел.
Было еще тепло, листья только-только начали желтеть. На девочке была легкая школьная форма, на ногах сандалии, в правой руке огромный портфель. Юная школьница шла, бодро размахивая им, что было совершенно удивительно при ее легком телосложении. Но, приближаясь к дому, где жил самый злющий в округе пес, она перестала играться и ускорила шаг. Ведь у пса даже кличка была, рассыпающая мурашки по рукам, – Ужас. Он и был сравним с ужасом, который темными неотчетливыми пятнами порой преследует детей во снах, который и видеть-то опасно…
Как-то соседская девчонка зашла в этот двор за мячом, перелетевшим через забор. Пес набросился на нее, загнал в угол и сильно покусал, хозяева едва успели его оттащить, а то случилось бы непоправимое. С того времени Ужаса посадили на цепь, и он еще больше озлобился. Как заслышит шаги на улице, изо всех сил бросался вперед, цепь гремела, ошейник перехватывал горло, и лай превращался в злобное хрипение. Ужас бесновался, рвался, как будто инстинктивно ненавидел все живое за забором. Но в этот раз хрипение внезапно прекратилось.
Ангел уже почти миновала опасный дом, как из открытой калитки, волоча за собой оторванную цепь, выскочил Ужас. Она впервые его видела и согласилась бы на полное послушание родителям, лишь бы никогда с ним не встречаться. Эта была одна из тех необычных пород, которые только в частном секторе и встретишь, где множество разных собак спариваются хаотично, формируя доселе неизвестные экземпляры. Серо-черный окрас, самая опасная и неуправляемая смесь дворняжки и овчарки. Ужас злобно оскалился и бежал прямо к ней. Весь его вид источал неуемную злобу.
Ангел застыла на другой стороне дороги и смотрела, как, словно в замедленном кино, Ужас надвигался на нее. Спрятаться негде. Улица, как назло, совершенно пустая. Не видно движения даже во дворах. Вот пес уже на расстоянии прыжка. Она поняла, что сейчас произойдет нечто страшное, такое, чего невозможно себе представить.
Ужас бросился. Девочка инстинктивно взмахнула портфелем и попала по морде. Щелкнули челюсти. Пес отскочил на середину дороги…
За мгновенье до этого на дороге возник мотоциклист. Никогда до этого и никогда после Ангел не встречала мотоциклистов в этом районе города. Он не просто ехал. Он гнал, как на пожар. Словно торопился по необычайно важным делам. Но девочка его не видела, даже шум двигателя почти не различала. Всем ее вниманием завладел Ужас, готовившийся к повторному прыжку.
Мотоциклист пулей пронесся мимо и прочертил незримую границу между собакой и девочкой – Ужасом и Ангелом. Пес с визгом отлетел. Ангел оглянулась и увидела только сизый дым выхлопных газов, разлетавшийся в стороны, да удаляющуюся спину мотоциклиста. Она взглянула на собаку. В ней уже не было ничего ужасного. Пес, поджав хвост, затрусил к той самой калитке, откуда минутой назад выскочил, грозя покусать, разорвать…
Произошло одно из сказочных чудес. Но это Ангелина осознала лишь через много лет, а тогда, оправившись от испуга, помчалась в школу.
Коварная лесница
«Говорят: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь». Ничего подобного. Падает в яму тот, кто ее не замечает, или тот, кто про нее забывает…»
Во дворе дома, где жил Сенька, стоял сарай. Под крышей сарая размещался сеновал.
Хорошо было на сеновале: не так жарко, как на улице, и никто не мешает. Там Сенька проводил все свободное летнее время за чтением и изготовлением разных поделок. Но в один из дней он заметил, что в его тайное место кто-то лазить повадился. «Сделаю я тебе подарочек, – подумал он. – Покажу, как у меня хозяйничать». И измыслил Сенька очень простую штуку.
На сеновал вела деревянная лестница: две слеги с поперечинами. План был прост: взять да и подпилить гвозди, крепившие одну из поперечин, чтобы та только-только держалась. «Я-то буду знать, какая из них с подвохом», – так он рассуждал.
Подпортил Сенька лестницу и захотел ее опробовать. Поднимался медленно, предвкушая, как на нее будет забираться его безвестный враг. Вот и ступенька с подпиленными гвоздями. Он протянул к ней руку, воображая, как это будет делать неизвестный: возьмется за нее и… «хряк!» – полетит вниз.
Сенька посмотрел, куда приземлится обидчик. Хорошее место – твердая земля. Метра полтора до нее будет…
На сеновале Сенька увлекся книгой и забыл о каверзе. Когда пришло время слезать, он с легким сердцем устремился вниз. Вспомнил о подпиленных гвоздях только тогда, когда поперечина издала резкий лающий звук: «Хряк!»… Он упал спиной точно на то место, где еще недавно представлял себе поверженного незнакомца.
С минуту он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть и бегал по сараю с широко открытыми от боли глазами. Жаловаться некому. Отец тоже пользуется лестницей, а его флотский ремень куда хуже удара. Вспомнился и случай, произошедший с ним прошлой зимой…
Сенька страсть как любил кататься на санках. Разбежится, упадет на них брюхом – и вниз. Хоть деревенская горка не шибко крутая была, но с разбегу скорость набиралась. Снег взлетал брызгами. Санки подпрыгивали на ухабах. Весело! Он в очередной раз собирался прокатиться, как к нему подошел парень. Свой, деревенский, из параллельного четвертого класса, Мишкой звали. Их изба находилась по соседству.
– Пошли ко мне, – говорит. – На катушке покатаемся.
Так раньше в деревнях самодельные горки назывались.
Соблазнился Сенька, зашел к Мишке во двор, и аж дыхание перехватило: до чего хороша катушка! Высока, крута, с длинным ледяным прогоном, еле во дворе умещалась.
Сенька с радостью поспешил к ней. И вдруг все перевернулось перед глазами. «Бац!» – приземлился Сенька на спину. «Бух!» – упали на него санки. Оказался он в яме. Вокруг валялись жердины…
Пламя жгучего гнева обуяло Сеньку. Этот шутник Мишка стоял наверху и хохотал, а у Сеньки за шиворотом полным-полно снега…
Мишка, чувствуя настроение товарища, протянул ему руку и вытащил из ямы. Драться Сеньке расхотелось, но обида кипела. Тут Мишка предлагает:
– Давай эту яму снова замаскируем и еще кого-нибудь позовем.
Идея понравилась.
Ребята засуетились: яму поверх устелили жердочками, соломкой, присыпали снежком. Да еще санки прокатили, чтобы след был виден. Вроде как катался тут кто-то. Посмотрели на западню, и сами не смогли отличить, где ее край начинается. А раз так, то новенькому и вовек не догадаться, что его ожидает. И началось веселье.
Мишка с Сенькой падали, изображали, как будет мучиться их жертва, а потом корчились от смеха. И надо же такому случиться, что в момент апогея этого праздника они забылись и слишком близко подошли к яме.
Хрустнули жердочки, и Сенька вновь полетел вниз. Наверху раздалось невообразимое ржание Мишки, а у Сеньки слезы от обиды. Продолжения не было. Сенька выбрался из ямы, не сказал ни слова и понуро пошел домой…
Покончив с воспоминаниями, Сенька принялся восстанавливать поперечину. Пока забивал гвозди, все думал:
«Что же мне так не везет? Собираю все неприятности, как липучка для мух. Другие подлянки делают, и хоть бы что. У меня простейшие проказы не удаются. Надо быть повнимательнее…»
Тут мысли прервал молоток, со всего маху опустившийся на палец.
Лекарство
«Гнилые зубы не всегда болят, но их лечение неизменно болезненно. И тут уж все зависит от характера и лекарства…»
Андрюшу от страха знобило и покачивало. Дядя, какой-то начальник в городской больнице, вел его на осмотр к зубному врачу, крепко держа за руку. А причина крылась в том, что шишка, возникшая над больным зубом, которую Андрюша так любил облизывать, очень беспокоила его родителей.
– Дядь Володя, а они ничего делать не будут? Просто посмотрят?
– Конечно, ничего, – со всей возможной сердечностью ответил дядя Володя. – Они просто поглядят. Ведь смотри, как у тебя щеку разбарабанило. Может, лекарство какое приложат.
Андрюша замолчал, успокоенный. Лекарство – это еще терпимо…
Кошмар у тети Риммы, давней знакомой родителей, еще не забылся. Пришли всей семьей. Папа держал Андрюшу за одну руку, мама – за другую. Тетя Римма, сто килограммов в юбке, выглянула из зубного кабинета и хриплым прокуренным голосом произнесла:
– А-а-а, это и есть ваш сорванец? Ничего, и не с такими справлялись. У меня на вас всего пятнадцать минут. Так что быстрее заводите.
– Может, нам тоже пройти, подержать его?
– Не надо, сами осилим.
Андрюшу запихнули в кабинет. Дверь закрылась. Раздался шум бормашинки и душетерзательный вопль. Андрюша орал непрерывно, пронзительно, взахлеб. Некоторые из сидевших в очереди малолетних пациентов устремились к выходу, преследуемые родителями. Другие притихли и потупили взоры.
В это время Андрюша сползал вниз по креслу, оставляя на его спинке мокрый потный след. Он пытался прервать контакт бормашинки с глубинами своего зуба. Но тщетно. Тетя Римма наклонялась вслед за ним, не обращая внимания на крики, как заправский шахтер-стахановец в погоне за планом не замечал опасного шума падающих горных пород…
Внезапно она ощутила нечеловеческую силу, ухватившую ее…
Андрюша вылетел из кабинета, будто ему дали хорошего пинка. Следом выглянула тетя Римма. Лицо у нее было красным, банного оттенка, колпак смят, верхняя пуговица халата отсутствовала.
– Забирайте своего монстра и больше ко мне не приводите, – сквозь легкую одышку молвила она. – Смотрите, что сделал…
После этого Андрюша ходил к зубным врачам только в исключительных случаях. Один раз он даже стремглав бежал в больницу. Народ оглядывался, а Андрюша несся, подгоняемый вспышками зубной боли, как ударами кнута. Обычно ненавидимый шприц в руках хирурга он воспринял, как волшебную палочку доброго кудесника. Укол подействовал быстро, и Андрюша спросил сам себя: «Что я тут делаю, если зуб уже не болит?»
Щека у него вздулась через какое-то время. Тогда на сцену вышел родич…
И вот Андрюша опять оказался у ненавистного кабинета. Тревожно пахнуло лекарствами. Дядя посадил его на стул и заглянул за дверь.
– Можно?
– Заходите.
Дядя Володя повернулся к Андрюше, а того и след простыл. Только спина мелькнула в конце коридора. Дядя бросился вдогонку…
Они обежали поликлинику, и если Андрюша в отдалении бодро стучал ножками по асфальту, то дядя Володя, любивший хорошо поесть и пропустить вечерком рюмку– другую, выдохся после первого круга. Он остановился, тяжело дыша. Андрюша выглядывал из-за угла.
Дядя уговорил прохожих задержаться и покараулить, а сам двинулся на второй круг…
Сродни дичи, Андрюша пребывал в возбуждении от гона. Он догадывался, что порки уже не избежать, и бежал, бежал…
Он заметил, как молодой парень устремился ему наперерез, но уклониться не успел. Тут и дядя подоспел…
В стоматологическое кресло Андрюша доставить себя разрешил. Он мог сбежать и отсюда. Опыт был. Надо только подкараулить момент, когда все отвернутся. Осмотрелся. Вокруг суетились какие-то люди. Дядя вышел. Создавалось впечатление, что до него никому нет дела. Он привстал, готовый дать деру…
И тут навстречу ему вышла ОНА – принцесса в белом халате. ОНА была прекрасна: невероятно голубые глаза, светлые волосы и, как показалось Андрюше, корона, лишь внешне напоминавшая врачебный колпак.
Ее улыбка завораживала. Она что-то говорила, но он не слышал. Ее мягкий вкрадчивый голос успокаивал. Она медленно подошла. Легкие, почти неощутимые прикосновения создавали ощущение полного покоя. Андрюша расслабился, как от маминой вечерней сказки. Чьи-то крепкие руки схватили его и прижали к креслу. Но это было не нужно. Все хирургические действия он перенес спокойно, сидел, как околдованный, и смотрел на врача так, как, по слухам, кролик смотрит на удава. «Дядя Володя насчет лекарства не обманул», – только и подумалось ему.
С этого момента Андрюша перестал панически бояться стоматологических кабинетов. Хотя порой ему попадались и тети Риммы, но он их обходил стороной, выискивая средь множества врачей тех, от которых исходит сияние доброго волшебства.
Дорога
Дорога похожа на русло большой реки с двусторонним движением. Она вливается в города, сравнимые с озерами и морями, вызывая в них приливы и отливы. Она делает жизнь ярче, обеспечивает ее и берет плату за это зачастую соразмерной валютой – жизнью.
Спаренный билет
«Мало заплатить деньги, надо уметь получить то, что на них купил…»
Дорога неслась под колеса то щербатой серой лентой, то чередой покатых волн, то успокаивающей гладью. Редкие ямы сами собой обходили машину. Сергей сидел за рулем и вез жену с двумя детьми к поезду. Купить билеты было нелегко. Пару дней он провел в беспокойной очереди. Доходило и до ругани. Начинал под трехзначным номером, закончил – с тремя купейными в кармане: две нижние полки и одна верхняя. Скоро должен был показаться вокзал.
– Как хорошо все идет, – сказал Сергей с легким волнением, так как, по его теории равновесия, небольшие неприятности перед началом пути гарантировали дальнейшую удачу…
Когда семья вошла в свое купе, у окна уже сидела попутчица. Внешне очень даже милая женщина.
«Не повезло ей. Придется на верхней полке ехать», – подумал Сергей и попросил:
– Привстаньте, пожалуйста, мы только свои пожитки уложим…
– Там все занято моими вещами, – отрезала особа, сразу ставшая менее привлекательной.
– Но ведь это наше место… – попытался возразить Сергей.
– Никакое оно не ваше, у меня билет…
В этом споре истина не родилась. Сергей пошел за проводницей. Та явилась, но произнесла не то, что он ожидал услышать.
– Так, все правильно. Эта женщина сидит здесь.
– Но у нас билет на это место, – напомнил Сергей.
– Спаренный. Такое бывает. Занимайте свободные места.
– А где ее билет? Дайте посмотреть. Может, ошибка…
– А кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? – возмутилась проводница, сознавая всю полноту власти в вагоне. – Спаренный билет у вас. Ясно?
Злобно глядя на въедливого пассажира, она громко гаркнула:
– Провожающих прошу выйти…
На ходу Сергей спрыгнул с подножки. Благо, машина рядом, и следующая станция неподалеку…
Железнодорожный состав сильно уступил бензиновым лошадям. Сергей до его прибытия успел выяснить у дежурной по станции, что с введением компьютерной продажи билетов одно место никак не может быть продано дважды…
Он ворвался в открывшийся вагон с таким же воодушевлением, как в свое время актеры Эйзенштейна – в Зимний дворец…
Проводница своим телом перекрыла доступ в служебное купе, где на столе лежала папка с проездными документами.
– Засунь свои компьютеры себе…! Двойные билеты есть! – кричала она на весь вагон. – А если ты не понимаешь такой простой вещи, то горе твоей матери…
– Вы как со мной разговариваете? Я сейчас к начальнику поезда пойду, – пообещал Сергей.
Веки проводницы нервно подернулись.
– Да хоть к самому Президенту.
«Сразу видно, стреляная птица», – понял Сергей и выскочил из вагона. Вслед ему унеслась реплика:
– Начальник поезда по составу ходит, и тебе его ни в жизнь не найти.
Предсказание служебной дамы оказалось форменной ложью. Солидный мужчина лет сорока пяти в кителе с погонами стоял в соседнем открытом тамбуре…
Подсадная ушла в другое купе, а семья Сергея расселась по своим местам. Он еще раз попрощался с детьми и женой, и в третий раз вышел из вагона, сопровождаемый тяжелым взглядом проводницы. Вот только взгляд этот скорее тяготил ее, чем Сергея, витавшего в облаках как от одержанной победы, так и от знакомого предчувствия, что теперь-то уж все будет хорошо.
Беспокойная поездка
«О бичевозах слышали? Ходят такие поезда на Тюменский Север, полные вахтовиков – рабочих, трудящихся по вахте, т. е. месяц работающих на нефтяных промыслах, месяц отдыхающих дома. Средь них попадаются люди отчаянные и разгульные, и коли они соседи по вагону, то жди неприятностей …»
Начало отпуска сродни цветению уставшей от зимы природы. По крайней мере, так казалось Сергею. Попаши-ка год средь мороза и тайги вдали от родного дома, то, если сердце ледком не тронулось, захочется отца с матерью повидать, и друзей, и места, что с детства знакомы.
Автотуризм приелся. Как только Сергей вспоминал бессонные ночи в машине с детьми на заднем сиденье и женой справа, то настроение мигом портилось. В этот раз дети давно у тещи, жена в санатории. В кармане, правда, не купейный, а плацкартный билет да и не до конечной станции, придется пересаживаться, и, скорее всего, на автобус. Но это ли проблемы?..
Цепь вагонов на десять минут замерла у вокзала. Пассажиры, как овцы, столпились возле входов, за которыми ждал кров, еда и сон… нетерпеливо подтолкнули наверх старушку, пробкой загородившую доступ в тамбур и никак не достававшую ногой до нижней ступеньки, вдогонку закинули ее огромные сумки. Следом, пихаясь и наступая на ноги, устремилась остальная публика. Сергей, поддавшись общему дорожному психозу, тоже оттеснил, кого смог, и забрался в вагон…
Прилипчивый дух дома на колесах окутал его. Он нашел свою полку, разложил вещи, сел и расслабился. На душе стало легче, будто уже доехал.
Поезд дернулся, вокзал поплыл прочь.
Влажное, пахнущее приятной свежестью постельное белье скрыло чумазый бугристый матрас и подушку, и… вскоре Сергея сморил глубокий сон. Состав шел на юг, время от времени останавливаясь…
Топот многих ног разбудил. Сергей приоткрыл глаза и в тусклом свете различил череду проходящих мимо одетых в барахло мужиков с рюкзаками и объемными сумками.
Напротив, у боковых полок, остановились двое. Они запихнули вещи под сиденье, уселись и принялись громко перекликаться с товарищами, рассредоточившимися по всему вагону. Все сводилось к одному: «Все ли в вагоне?»
«Вахтовики, – подумал Сергей, приподнялся и выглянул в окно. – Похоже, что Сургут. Два часа стоянки».
Он опять прилег и под неровные басы работяг вскоре задремал. Очнулся от того, что кто-то бесцеремонно сдвинул его ноги и сел на полку…
Четверо мужиков сгрудились вокруг столика у сквозного вагонного прохода. Голоса гудели энергично, как высоковольтные провода. Снедь падала на столик со стуком. Готовился запоздалый ужин…
Проскрежетал нож для вскрытия консервов. Пробулькала жидкость. Звучно встретились стаканы.
– Ну, поехали!
Четверка мужиков разом запрокинула головы. Крякнули.
– Между первой и второй перерывчик небольшой!
Раздалось бульканье.
– Чтоб не хуже и без проблем!
Звякнули, крякнули…
Стаканы наполнялись и опустошались так быстро, словно в них была вода, а держали их замученные солнцем пустынные странники. На фоне тостов, становившихся все менее внятными, а то и вовсе отсутствовавших, звонкой пощечиной прозвучал возглас:
– Что не до краев наливаешь? Хочешь, чтобы у меня глаз был, как у дохлой сороки?
– Иди ты… – прилетело в ответ угрожающее шипение, напоминающее змеиное.
Двое выпивох поставили локти на столик, собираясь помериться силой, и сей еле державшийся предмет немедленно опрокинулся.
Закуска полетела на пол. Задиры стукнулись лбами. Остальные продемонстрировали блестящую реакцию в ловле стаканов и бутылки. Раздался мат-перемат, и четверо пьяных дружно поползли по полу, как насекомые. Подобрали все, даже скумбрию в томате выскребли из тапка спящего соседа…
«Сказать бы им, чтобы тише сидели, да их тут как саранчи, и все пьют. Могут и морду набить, – размышлял Сергей, осторожно поглядывая на происходящее. – Неужели только я не сплю? Вряд ли. Сосед ворочается. Да они ж по всему вагону ужинают, баламутят. Скорее всего, многие не спят, да не решаются слово сказать…»
Квартет вахтовиков восстановил столик, расставил провиант и пошел курить. Вернулся секстет. Двое гостей были из соседнего купейного вагона, но из той же бригады вахтовиков. Они еле связно рассказывали, как одолевали свою соседку. До Сергея долетело: «…очень ничего себе дамочка…». Он прислушался.
– Мы выпили-то всего ничего, – лопотал один из новеньких. – А вот Степку развезло. Он поднялся на верхнюю полку. Ну мы внизу остались. Напротив, укрывшись простынкой, дамочка спала животом кверху…
– Она только вид делала, что спит… – продолжил второй. – Да нам без разницы. В дурака сыграть захотелось. Столик объедками завален, а живот-то у нее довольно широкий и плоский. Чем не игровая площадка? Вот мы на ней колоду и разбросали. Что обижаться? Все северяне – братья и сестры. Не со всего же маху лупили картами, а осторожно клали. Тут Степка, стервец, с полки ухнул. Женщина вскочила и в крик. Карты на пол. Она как поняла, что мы на ней играли, так прямо взбеленилась. Пришлось уйти, а Степка там остался…
Пьяный поздний ужин на четыре персоны перешел в хмельную ночную попойку на шесть… Голоса все гудели…
– Хлеб порежь.
– Нож куда-то запропастился.
– Он где-то на полу остался. Сходи у народа поспрашивай.
Качающаяся фигура подплыла к Сергею и потрясла его. Он не ответил, а сам подумал: «Фиги с две я вам нож дам. Вы ж буйные все, еще прирежете кого».
– Спит, как сурок.
Рядом раздался голос соседа:
– Что надо?
– Нож есть?
– Нет.
Фигура направилась дальше по вагону…
Где-то завязалась словесная перепалка.
– Ну ты что?
– Иди своей дорогой. Мы тебя не трогаем, и ты нас не трогай.
– Может, ты в глаз хочешь?
– Ступай, ступай…
До самого рассвета в перерывах застолья ватага пьяных вахтовиков шарашилась по проходу вагона то за чаем, то курить, то в туалет, пока, наконец, не угомонилась и не разлеглась по полкам…
Наступило несколько часов покоя. Сергей облегченно провалился в пропасть глубокого сна.
Время в поезде измеряется не часами, а станциями. Где-то в районе Тобольска Сергей проснулся от сильного звука падения тупого мягкого предмета. Он выглянул за перегородку купе. Оказалось, один из пьяных вахтовиков свалился со второй полки. Бормоча что-то невнятное, он выполз на самую середину сквозного прохода, уткнулся носом, щекой и губами в пол, срыгнул, раскинул руки и успокоился, как младенец…
Раздались жалостливые женские голоса:
– Надо его на место положить, что же он будет тут спать…
– Ох, лиходей, напился-то как…
– Что же он лицом прямо в грязи…
Проходившая мимо проводница осторожно перешагнула лежащий на полу полутруп, причем сделала это крайне осторожно, чтобы ненароком не задеть того каблучком в качке вагона, и продолжила путь.
– Девушка, да вы уберите его и помойте здесь, а то сидеть невозможно…
– Совсем совесть потеряли! Я же вам не культуристка, чтобы тяжести таскать, – ответила проводница. – Понапакостили, а я расхлебывай. Пусть мужики помогут, а то сейчас милицию вызову…
Пьяного товарища подхватили его коллеги и усадили на нижнюю полку. Тут в вагон зашли два милиционера. Они подозрительно вглядывались в лица. Дойдя до полутрупа, который к тому времени приоткрыл глаза, один из них спросил:
– Ты водку жрешь?
– Нет, начальник, какая водка? – ответил полутруп.
– Смотри, еще раз увидим – высадим.
Стражи порядка двинулись дальше.
«Что же эти боевые ребята тут ищут? – размышлял Сергей, глядя им вслед. – Если они хулиганов ищут, то вот он, бери под руки да высаживай. Да и нам бы спокойнее было».
Но бичевозы – это даже не Россия, которую умом не понять. Бери на ступень ниже – зона, где публика подчинена воле матерых бандитов и прочей мерзости. И, видимо, оттого на Руси и балуют всяких безобразников, что не побалуешь – проштрафишься перед ним и себе только хуже сделаешь, ведь управы на них все одно нет.
Поезд ехал на юг, мимо неслись бескрайние леса – подлинное богатство России. Вдоль железнодорожного пути почти непрерывающейся вереницей лежал мусор. То были и бутылки из-под воды, и тарелки из-под китайских супов, и разнокалиберные бумажки и прочая дребедень, которой полагается быть на свалке. Сергей отвернулся от окна.
– Ах, что же ты делаешь! – раздался женский крик.
Сергей прислушался.
– Ну нет, вы только посмотрите, – продолжала возмущаться женщина. – Я думаю, что это за вода по стене течет? Может, этот пьяница на верхней полке бутылку забыл закрыть? Так нет же, он сам, как бутылка. Да еще перегаром разит. Вставай же!
Виновник тяжело опустился на пол и проплелся мимо Сергея, качаясь в такт вагону, туда, куда было уже поздно идти…
Следующая ночь была почти такая же…
А за час до своего приезда работяги выскочили на станции, купили еще водки и пива, выпили все без остатка, сняли свитера, под которыми открылись связанные между собой пачки денег, похожие на пулеметные ленты, и принялись танцевать…
Когда вахтовики вышли, Сергей перекрестился…
Он с печалью вспомнил о машине, оставшейся во дворе дома. Он подумал, как было бы здорово ехать вместе со своими детьми на заднем сиденье и женой справа… Но его ждала поездка обратно опять-таки на поезде вместе с соседями, которых выбирает провидение.
