Андрей Викторович Дробот
Крайний случай
Потом женщины прибегали смотреть на парашютистов, которые залетели на деревья и висели там, как диковинные плоды, в ожидании, когда их сорвут. А мужики, лежавшие как тюки, опять посматривали на бюсты.
Обсуждали некоего хирурга, который практиковал здесь несколько лет назад. Начал Леонид:
– Он всех заставлял раздеваться догола. У бабы прыщик на носу, а он и ее догола. Как-то и я попал. На работе мне на ногу большой груз свалился. Благо хоть сам жив остался. А нога распухла. Еле ходил. То ли мышцы порваны были, то ли что. Через недельку таких мытарств обратился я к хирургу. Тот сразу: «Раздевайтесь». Я приспустил штаны и показал ему травмированное место. Тот: «Полностью раздевайтесь». А рядом молоденькая медсестра сидела. Я разделся до трусов. Травма-то на бедре. Хирург на меня взглянул и опять: «Все снимайте». Я и трусы скинул. Тут хирурга куда-то вызвали, и он убежал. Я, как дурак, голый стою по стойке «смирно», а напротив меня сидит девчонка… Постоял минут пять. Ну сколько можно? Нет хирурга. Я оделся. Через некоторое время он возвратился и, уставившись на меня своими наглыми глазенками, спрашивает сурово: «Что? До сих пор не разделись?»
Вспомнил хирурга и Семен:
– Он мне чуть кисть руки не отрезал. Травмировался я на работе. Он осмотрел и говорит: «Резать». Его коллега меня спас. Сказал: «Можно сшить». И сшил. Вот рука до сих пор действует.
– Да, этот хирург еще тот крендель был. Экстрасенсорику пропагандировал, от болезней движением рук пытался лечить. Уже не работает. Уехал....
Вот и больничный лист на руках. Уходить не хочется. Как же теперь без уколов, капельниц и процедур? Как же без интересных разговоров и теплого внимания врачей?..
Санитарка закрыла тетрадку и отнесла ее на пост, чтобы хозяин забрал, если вернется. Так оно и случилось. Примерно через два дня до нее донесся голос посетителя, беседовавшего с дежурной по этажу: «…На рынке встретил Анатолия. Сердечно обрадовался. Приятно было видеть радость на его лице. Поздоровались. Вспомнили Николая, Тимофеича…»
Охотничьи рассказы
«Инстинкт охотника позабыт лишь от сытости…» —
Обычно так начинал Сергей травить байки в кругу гостей. Ни день рождения, ни Новый год не обходились без его увлекательных историй, отшлифованных временем и торжествами. Наиболее любимы были три, несмотря на повторение, казавшиеся свежими, поскольку каждый раз обрастали новыми подробностями.
***
Медведь
Кто-то клюкву на базаре покупает, а я сам ее собираю. Причем прямо на работе, на одном из нефтяных промыслов, как говорится, не отходя от кассы. Там, неподалеку, преет болото, где эта кислая, но дюже полезная ягода в конце лета растет густо, почти впритирку. Причем хорошая клюква, крупная. Там пасутся все наши. Место тихое, спокойное, не испорченное промышленным освоением, и ведет туда старая заброшенная дорога, проложенная до давно уже не действующей геологоразведочной скважины. И вот как-то раз по ней я и направился урожай посмотреть, а ружье с собой не взял. Что, думаю, лишний раз тяжесть таскать?
Примерно через километр лесок закончился, и открылась знакомая трясина с разбросанными то тут, то там небольшими озерцами. Я сошел с дороги, уходящей в топь, и побрел по краю болота, посматривая на лежащую ковром ягоду. Урожай обещал быть хорошим, но недели через две. И тут аж дыхание перехватило…
Метрах в пятидесяти от меня двигался бурый бугор. Над ним парило плотное облако мошки. Через шаг осознал – медведь. Знаете, друзья, видеть этого зверя на фотографии или на телеэкране – это совсем не то, что встретить его в одиночестве и без оружия. Не знаю, заметил он меня или нет. Я в короткие мгновения столбняка, охватившего меня, разглядел его очень хорошо.
Довольно крупный и жирный медведь, преследуемый гнусом, быстро сновал туда-сюда. А потом взял да прямо на болоте перевернулся на спину и стал тереться о его неустойчивую почву, хватая лапами воздух. Все его тело ходило ходуном, словно на шарнирах. От царя леса веяло большой физической мощью…
Сразу вспомнилась другая встреча с медведем, произошедшая со мной на рыбалке. Я тогда натянул болотники и отошел подальше от берега, чтобы наживку на глубину забрасывать. Стоял, удил. А клев хороший был. Рыба словно отроду не ела. Одну за другой таскал из мутной водицы. Снимал с крючка и, почти не оглядываясь, на берег выбрасывал. Аж все позабыл от такого клева и находился почти в прострации. Вдруг слышу: звуки странные позади меня раздаются, похожие на чавканье и урчание. Оглянулся. А там медведь мою рыбку уплетает. И бежать-то некуда. Обмочился я со страху до самых стелек. Стою, не двигаюсь, будто нет меня, как родители учили поступать при встрече со злыми собаками. Медведь слопал мою рыбку и ушел в лес, не обратив на меня никакого внимания. Но в этот раз его кормить было нечем, только мной…
Я очнулся и, понемногу ускоряясь, чтобы не привлечь к себе внимание зверя, двинулся назад. Болото хватало за ноги, но я благополучно добрался до дороги, а там уж дунул. Когда показался промысел, то, наконец, решился оглянуться и штаны пощупать. В этот раз сухой вышел, а позади никого не оказалось, никакого движения, только сосны угрожающе покачивали ветвями, как взрослые иногда грозят детям пальцем: «Осторожнее будь, не ты здесь хозяин».
***
Заяц
Где-то по осени прихватил я ружьецо и отправился на озеро, располагавшееся тоже неподалеку от промысла. Заблудиться сложно – на многие километры в округе виден газовый факел. Сказал, что нефтепроводы пошел проверить, а у самого одна мысль в голове: как бы птицу пострелять.
Но как назло живности никакой. Только пара нырков, вытянув длинные шеи, плавала в середине озера. Они, конечно, большие утки, но пальчики не оближешь. Питаются рыбой, водорослями и чем еще – одному Богу известно. Их стойкий неприятный запах и привкус ничем не выводится, даже уксусом. Да, собственно, нырков было и не достать. Ну не бросаться же в воду за их тушками.
Огорчился. Уже который день неудача. Но делать нечего – пошел назад.
Озеро уже почти исчезло из виду. Вот и граница редкого леса, за которой начиналась большая вырубка, сплошь покрытая кочками, замшелыми пнями и трухлявыми стволами деревьев. До промысла оставалась всего сотня метров, когда краем глаза я уловил какое-то быстрое движение. «Собака», – подумал я, но на всякий случай замер и огляделся.
Из-за дальней кочки выглядывали ушки, и явно не собачьи. Обладателем таких ушек мог быть только заяц. Я очень осторожно снял ружье, стою, жду. Через какое– то время из-за укрытия показалась голова косого. Она мгновенно исчезла, как только я двинул стволом ружья в его сторону.
Я замер. Многолетний опыт охоты на зайца говорил, что тот непременно еще раз выглянет. Уж очень любопытны эти животные. Им обязательно надо знать, кто тут бродит. Так и получилось. Перехитрил я его.
***
Гусь
На Крайнем Севере спрятаться некуда. Растительность чахлая. Утка тебя издалека видит. Дома же, под Челябинском, есть любимое мною большое озеро, поросшее высоченным камышом высотой метра с два. На этом озере останавливаются бесчисленные стаи перелетных птиц.
И вот как-то отправился я на очередную охоту. В пять утра был на своем плесе – это такая лужайка в камышах. Присел на стульчик, закрепленный на вбитых в дно озера кольях. Через некоторое время слышу шум, словно табунок летит. Но вокруг камыш и ничего не видно. Жду, когда живность надо мною покажется или хотя бы над озером. Сбивать надо знаючи. Если упадет утка в камыши, то ее вовек не найдешь. Сколько там дичи пропадает!
Не летела живая птица к стае моих пенопластовых уток, покачивавшихся на мелких волнах. Я нервно поглаживал пальцем курок в готовности пальнуть. Утка опускается резко. Времени на раздумье: секунда-две. Бить надо, как по летающим на стрельбище тарелкам. Вот и сидел я на плесе, словно на заостренных обрубках камышей, которые здесь собственноручно выкосил.
Канонада на озере то вспыхивала, то затихала. Чувствовалось, что птица неактивная. Пара уток пролетела вдалеке… и все. Сероводородные запахи разлагающейся растительности стали куда ощутимее. Малость загрустил… Тут смотрю – гусь летит. И как низко! Я стрельнул: «Бах! Бах!» Но гусь не отреагировал. Настроение совсем иссякло. Застыл в неподвижности, обдумывая неудачу. И тут слышу увесистый шлепок о воду неподалеку. Поднимаю глаза и вижу: возле моих фальшивок присоседилась настоящая утка. Да еще какая! Не промахнулся.
Обычно дичь в обед не летает. Охотники выходят на берег и отдыхают. Я же, вдохновленный успехом, остался на плесе. И не напрасно. Вижу, ко мне низко-низко летит еще один гусь, сопровождаемый почетным салютом охотничьих ружей. С берега раздались крики: «Гусь летит, стреляй!»
Мощная птица попыталась улететь от меня, но на свою беду передумала. Я, сдерживая волнение, быстро перезарядил ружье: заменил патроны с мелкой дробью на патроны с самой крупной. Первый выстрел гусь пережил, после второго – кувыркнулся. Престижная добыча. Эх, какая потом получилась шурпа, это такой суп наподобие ухи, с той разницей, что вместо рыбы в нем томится мясо дикой птицы! Под водочку очень вкусно.
Добытчики
«Нефтедобытчики, матерые волка Крайнего Севера, на работу направляются именно в лес…»
Телевизор включился точно полседьмого. Ночную тьму разорвал набирающий силу свет, раздались бодрые голоса. Сергей проснулся, схватил пульт, нашел седьмой канал, где транслировали температуру. В правом нижнем углу экрана значилось минус девятнадцать. Невероятно тепло. Он удовлетворенно выдохнул, оторвался от теплого тела спящей жены, умылся, позавтракал, из холодильника набросал в авоську снеди, заготовленной еще с вечера, оделся и вышел на улицу.
Его ничто не выделяло среди сверстников, кроме озорного блеска в глазах, пружинистой спортивной походки и легкого на добрую шутку языка. Степенно падал легкий предновогодний снежок, он громко и весело скрипел под подошвами, прогоняя сон и неприятие работы. Сергей вспомнил о скорых праздниках, к которым он уже подготовил ящик «Мартини», о том, что в его доме вновь соберутся друзья и родственники…
От ярких слепящих фар, за которыми тащились неясные силуэты машин, теням на дороге было тесно. Вереница вахтовок и ведомственных автобусов разных марок ехала в обоих направлениях. Они притормаживали, захватывали своих людей и ехали дальше. Но народу на остановках меньше не становилось. «Здорово», «здорово», – звучало то здесь, то там…
Его автобус пришел в начале восьмого. Просторный и теплый. Там уже был народ. И чем дольше автобус кружил по городу, тем больше становилось пассажиров, тем громче звучали разговоры и смех. У городского рынка свернули на «пьяную дорогу», названную так уже давно за то неоценимое качество, что по ней непротрезвевшие, а то и пьяные водители могли выехать из города в обход поста ГАИ. Разговоры стихли, автобус погрузился во тьму, в свете фар замелькали сосенки, обильно росшие вдоль обочины и присыпанные хлопьями снега. Чуть дальше темнела плотная стена леса. В голову Сергея полезли воспоминания…
Женился после армии по большой и внезапно нахлынувшей любви. Ради Аллы он разорвал отношения со своей невестой, честно отождавшей его два года службы, поссорился с родителями, которым нравилась эта скромная и обаятельная деревенская девушка. После свадьбы отношения с родителями не наладились, молодожены сняли квартиру. Жизнь напоминала рай, ради содержания которого он ушел с третьего курса института и до сих пор остался с незаконченным высшим. Алла не отговаривала, она любила достаток. А он вкалывал и днем, и ночью сразу на трех работах, перехватывая «халтурки», пока не уехал на Север. Здесь все немного успокоилось, появилась своя квартира, но, глядя на знакомых, которые учились и продвигались вверх по служебной лестнице, он невольно им завидовал, проклинал опрометчивое решение прекратить учебу и в глубине души обвинял во всем свою жену…
«Все мы тут, словно отверженные, не нашедшие счастья в родных местах…» – вдруг обобщил Сергей.
На цеховой базе были минут через тридцать. Промышленный городок блистал огнями. Вдалеке на высоте, на фоне непроглядного неба, различались огромные баки и трубы насосной станции. Неподалеку в ожидании бригад выстроился ряд вахтовок, темнели домики, будочки и одноэтажное деревянное административное здание. Сергей зашел в него вместе со всеми.
В тамбуре, как напоминание о прошлых праздниках, стояло множество бутылок из-под водки и пива, но заполненных не спиртным, а нефтью, на анализы. На стене фойе примостился новогодний плакат со снеговичками. Возле окошка диспетчера приколот ряд бумажек, средь которых были и приказы, и описание случаев травматизма, и просьбы о денежной помощи.
В коридоре стоял бак с питьевой водой, на нем – кружка. Водитель их вахтовки зачерпнул водицы и крупными глотками жадно пил.
– Что, транспортников опять сушняк мучает? – спросил Сергей и прошел мимо, не дожидаясь ответа.
– Опять елки-палки и теще, и себе? – бросил он встречному, тащившему две стянутые веревкой елочки, и зашел в небольшую комнату, где в ожидании цехового начальства сидело человек шесть. На столе теснились одинаковые черные сумочки с едой. «Когда уже я себе такую куплю?» – подумал Сергей, поставил рядом свою авоську, пожал всем руки и присел на последнее свободное место. Время потекло весело, в ход шел любой повод, чтобы пошутить да посмеяться…
В комнатку занесли большой картонный ящик, похожий на заводскую упаковку от американских окорочков.
– На Новый год курочек жарить будете? – раздался вопрос по той причине, что руководители иностранных фирм, работающих на здешней земле, в отличие от наших хозяев, не забывали завозить своим рабочим на промыслы праздничные обеды.
– Да какое там жарить. Сальники здесь, – ответил вошедший и, открыв коробку, продемонстрировал множество кольцеобразных резинок наподобие кистевых эспандеров.
– А если бы я такую нес, то меня бы точно служба безопасности арестовала, – сказал армянин, сидевший на ступеньке стремянки. – Сказали бы, что террорист идет. Лицо кавказской национальности…
– А ще это президента на семь лет избирают? Не у вас ли?
– Не знаю, но слышал, что в одной из бывших республик его пожизненно избирают.
– А что? Можно и пожизненно. Лишь бы человек был хороший…
– Ходил вчера на лыжах, да под лед провалился, сломал их. Они так подо льдом и остались. Надо сегодня сходить посмотреть.
– Можешь не беспокоиться. Их, наверное, течением уже далеко унесло…
Замелькали самые разные темы.
Обсуждали тринадцатую зарплату. Ругали ночников, т. е. тех, кто работает в ночную смену, за то, что причиняют беспокойство – к ним же технику приходится направлять на кусты. Хаяли и студентов-экономистов, которых, несомненно, учат для того, чтобы на местах порядки ужесточать…
Вскоре приехало начальство. Сергей вместе со своей бригадой забрался в вахтовку – мощный «Урал» с оранжевым пассажирским салоном вместо кузова.
Жар шумно нарабатывала печка, переделанная из автомобильного радиатора. Салон вахтовки поскрипывал, покачиваясь на беспрерывных ухабах. Едва державшаяся на защелке дверь дребезжала. Машина жаловалась на старость…
– Сегодня еще ничего, тепло. Ох и сильно же поддувает через эти щели в хороший мороз, да с ветерком, и никому дела нет, – высказался Сергей. – А как на больничный уйдешь, так потом упреков не переслушаешь…
Дорога, сравнимая со сложнейшим лабиринтом с множеством ответвлений, поворотов, перекрестков, петляла среди пропасти мелкорослых заснеженных лесков. То здесь, то там средь величавого моря тайги встречались отдельные островки открытых, чистых, как белые скатерти, пространств, которые терялись вдали, в бледной дымке. Небо до самого горизонта скрывала плотная занавесь облаков. Начало десятого. Рассвет только-только занимался, полутьма отступала.
Вот и база участка. Станки-качалки согласно кивали балансирами, чем-то похожими на головы кур, клюющих зерно. Только происходило это, как в замедленном кино, и бесконечно, и ненасытно.
Ряд вагончиков. Один из них – жилой. С виду: пнешь – развалится. Но свой, родной. Пятнистая рыжая длинношерстая собака по кличке Балбеска виляла хвостом, пропуская бригаду к туго подпружиненной двери.
В левой комнатушечке сидел на топчане и, склонившись над столом, корпел над рабочими бумагами Игорь, их мастер. Кудрявый седоватый очкарик с помятым уставшим лицом после своего вчерашнего дня рождения. У края стола стояли стаканы, лежал подсохший хлеб да что-то в пакете. На одном из двух стульев уже примостился переодевшийся в робу Гена, самый молодой член бригады, коротко стриженный щекастый студент-заочник. На экране старого черно-белого телевизора «Радуга» мелькали какие– то силуэты. Напротив лежала кипа инструкций по технике безопасности. Висели карты, графики, и ящик стоял с надписью: «Не влезай – убьет!» На электрической батарее покоилось несколько рабочих рукавиц, блестящих от образовавшейся на них смоляной корки высохшей нефти.
Сергей прошел направо в такую же маленькую раздевалку, где помимо двух топчанов стояла сварная металлическая вешалка, тесно загруженная шмотками. А там, как говорится, в тесноте, да не в обиде, давай переодеваться…
Роба выдавалась не меньше чем на год. И никого не волновало, если ее зальет нефтью на следующий день после получения. Наша фирма не иностранная, где испачканную робу стирали и возвращали рабочим в фирменной сумочке. Россия проще. Поэтому даже смысла не было надевать новую одежду на работе, лучше родным подарить или продать. Так хоть какая-то польза. Все обмундирование быстро превращалось в хламиду, если жена не постирает: и самая обычная телогрейка, облагороженная синей тканью и эмблемой компании, ватные штаны с лямками и двойной ширинкой, которую пока расстегнешь…
Вырядившись, как басмачи, матерые волки Крайнего Севера ввалились в комнатушечку мастера. Все были в поношенных грязных куртках и штанах, кто в серых валенках, кто в утепленных сапогах, и все в побитых, поцарапанных касках с эмблемой нефтяной компании, надетых на старые принесенные из дома ушанки. Рядом с Сергеем стояло еще четверо: Алик, скуластый молодой парень с открытым взором; Ринат, среднего роста, круглолицый, с хитринкой в глазах; Халил, высокий, уверенный в себе человек, такой, что его уверенность передавалась другим; Алексей Николаевич, худощавый дедок, пенсионер, бывший буровик.
– Гена, бери охотничьи лыжи и марш проверять товарный трубопровод, – начал распределять задания Игорь. – Там упало давление. По этому поводу был телефонный звонок. Не дай бог порыв. Сразу зарплата к чертям полетит. А теперь к плану. Халил и Ринат, садитесь на ППУ*, и вперед, на куст, на отбивку уровней. Сергей, Алик и Алексей Николаевич – на вахтовку. Объехать скважины, снять показания, собрать пробы…
На участке Игоря порядка ста двадцати работающих скважин и примерно столько же неработающих. За каждую он в ответе головой, вот и объяснял ситуацию, вдохновляя на подвиги:
– Сегодня у нас шикарное стечение обстоятельств: две машины и пятеро работающих в день. Сами знаете, что обычно двое-трое. Надо использовать момент и сделать максимум. Вечером выйдут ночники и продолжат. Так что хвост пистолетом, впряглись и до вечера не расслабляться.
Алик, Алексей Николаевич и Сергей по скользким ступеням залезли в вахтовку и поехали.
Первый куст. Неспешно орудовали станки-качалки. Вокруг труб, возвышавшихся в полчеловеческого роста, сталактитами настыл лед. И немудрено, поскольку в них течет вода, закачиваемая в нефтяные пласты под огромным давлением.
Все трое, выпрыгнув из вахтовки на свежий снег, сразу направились к спутнику – небольшому железному домику, через который проходит вся добываемая на кусте нефть, где производится ее учет и контроль, где в начале освоения этих земель и нужду справляли, прячась от мороза.
На входной двери спутника пугал трафарет: «Проветрить 20 минут». Но если все делать, как написано, то до вечера не управишься. Таких спутников на участке более тридцати.
– Здесь вентиляторы надо ставить, – каждый раз ругался по поводу этой надписи Николаевич. – Что же, отсюда перчатками газ выгонять? Мать их всех, не дай бог, искра промелькнет – ведь заживо сгорим в этой печи…
Сергей вслед за Аликом зашел в спутник и сразу ощутил под ногами исходящие от железного пола знакомые тяжелые вибрации, такие же, пожалуй, ощущали лилипуты, разгуливая по груди великана. Выталкиваемая из-под земли смесь газа, нефти и воды под напором насосов пульсировала в ритме сердечных сокращений. Он оглядел оборудование, в приказном порядке самими же покрашенное, и, вспомнив, как махал кистью, высказался:
– Ведь на всем экономят. Нет, чтобы специальную бригаду нанять. Так нас же заставили красить. Платить не надо. Халява. Везде халяву любят…
– Нечего стоять трепаться. Идите пробы отбирайте. Я тут и один управлюсь, – сказал Алик, записывая карандашом на испещренный лист бумаги показания приборов.
Сергей и Николаевич пошли к станкам, неся в руках нехитрое оборудование. Сергей взял самую обычную старую пластиковую бутылку из-под пива с рваным отверстием в боку. Этим отверстием он насадил бутылку на открытый обрезок трубы, приваренный к магистрали, и повернул краник. Зашипело, засифонило. В бутылку понемногу потекла коричневая жижа. Сильно запахло газом.
– Интересно, кто придумал такие примитивные приспособления? – высказался Сергей, немного отстраняясь, чтобы не забрызгаться. – Ведь такая известная компания могла бы и солидно все обставить. Такие бабки зарабатывают! А все потому, что еврей сибирскую нефть качает…
– Да кому это надо, кроме нас? Наверняка люди сами доперли. Потому что деваться некуда. В пригоршню же не будешь пробы собирать. А работу выполнять надо, – заворчал Николаевич. – Это только недоразвитые негры могут работать таким образом. Все отдано на откуп баранам, а не мыслящим людям…
Сергей собранные пробы переливал в типичную стеклотару, где раньше держали алкоголь. Заполненные нефтью бутылки ставил в пластмассовый товарный ящик, рассчитанный на двадцать поллитровок…
Вот так и прошли по всем скважинам.
– Это ты вчера за бутылками ездил? – спросил Сергей.
– Да. В лаборатории девчонки только успели их помыть и посушить. Сорок штук оттуда привез, – ответил Николаевич.
Внимание привлек один из насосов.
– Вот тебе и сальник, – сказал Николаевич, показывая на место, где под действием качалки скользил туда– сюда шток глубинного насоса. – Набивка уже вылазит. Слабое место…
– Надо менять, – согласился Сергей. – А то как выдавит его, так опять будем в минус сорок в фонтане купаться. Помнишь, как задвижку давлением сорвало? Она же, как ракета, улетела, хорошо хоть никого не задела. Потом нефть сверху душем опустилась, а я только новую телогрейку получил…
Он говорил, ругался, но не стоял на месте, переходил от скважины к скважине, брал отрезки труб, надевал их на небольшие штыри переключателей и двигал туда-сюда. Отрезки труб служили рычагами. Они лежали возле каждой качалки, будто нельзя было сразу сделать все по уму…
Первый куст отработан. Все трое пошли к вахтовке, забрались в нее и поехали дальше…
Такая работа. Приезжаешь на место, выпрыгиваешь из салона с высоты примерно в полметра, делаешь, что требуется, забираешься в машину – и дальше. Остановок за день достаточно, работа до того однообразная, что иной раз нагоняет тоску. Спустя годы кажется, что все гайки и задвижки можно крутить с закрытыми глазами, в любом состоянии опьянения…
Николаевич на ходу стоял в салоне вахтовки и придерживал за ручку входную дверь, боясь, что та откроется.
– Да брось ты ерундой заниматься, а то начальство увидит, и припишут тебе в обязаловку дверь держать, а ремонтировать ничего не будут. Садись, – сказал в конце концов Сергей.
Кусты отличались лить защищенностью лесом от ветра, числом станков-качалок, звуком проходящей через спутники нефти. В большинстве точек добываемая жидкость совершенно неромантично журчала…
Тары-бары-растабары стали все чаще возникать и в вахтовке.
– Эх, бедновато на кустах, – вздохнул Сергей, покачиваясь на ухабах.
– Деньги до нас не продавливаются. Они же сверху поступают, и на каждом все более низком уровне их становится меньше и меньше, – дал свое обоснование ситуации Николаевич. – Это где-то в офисах ремонты делаются, плитку кладут да компьютеры покупают, а у нас как было при социализме, так и осталось. Ведь столько скважин набурили, что и сейчас им ума дать не могут. А может, бурили так…
– Вот и наши парогреи, – сказал Алик.
Машина притормозила, и троица в очередной раз спрыгнула на твердую почву.
Средь густого облака пара, то появляясь из него, то исчезая в нем, деловито разгуливал Ринат. Пар с резким свистом вырывался из «копья» – трубы, нацеленной на замерзшее оборудование.
– Как дела? До обеда-то управитесь? – спросил Сергей.
– Вряд ли. Только первую скважину заканчиваем, – ответил Ринат. – Замерзла сильно. Все парим, и никак. Пробки льда лезут и лезут.
Он ушел к ППУ, вернулся с небольшим компьютером и через металлизированный шнур подключил его к скважине. На небольшом экранчике выскочила информационная кривая, похожая на кардиограмму. До поверхности смеси нефти с водой в этой точке было более километра, а давление в трубе равнялось девяти с половиной атмосферам.
– Хорошо придумали. Все данные остаются в памяти компьютера и доводятся до начальства без искажений. Эти приборы недавно появились, – старался перекричать шипение пара Ринат. – Не то что раньше, чтобы узнать уровень нефти, по устью трубы ладонью хлопали, били и отсчитывали секунды до возврата эха. Потом по скорости звука определяли расстояние…
– Кое-что из оборудования и в низы продавливается. Эх, дед, все бы тебе языком трепать, – сказал Сергей и похлопал Николаевича по плечу.
– Вспомню, как приходилось вручную отбивать скважины на участке, так вздрогну. За неделю весь фонд пройти! Во-первых, то бумага потеряется, то карандаш сломается, – продолжал Ринат. – Во-вторых, да идет оно к лешему, сойдет и на глазок…
Тут его внимание привлек Николаевич, отправившийся в тыл станка-качалки, на котором велись работы.
– Ну-ка иди на хрен оттуда! – понеслось вслед деду. – Запустим, потом пойдешь. Всякое может быть. Это же железо. Ты там вообще не должен находиться.
Ринат обернулся к Сергею и посетовал:
– Горе с этим пенсионером. Хоть много лет на Севере, а в нашем деле он – начинающий. Быстрее бы истекли его полгода, которых ему не хватает до губернаторской пенсии.
– Поговорить любит, треплет языком что попало. Все уши прожужжал, – согласился Сергей. – Но, с другой стороны, жалко бедолагу. Всю жизнь пропахал, а толку ни на грош. Где ж она, достойная старость?
Степенно подошел Халил:
– Что-то много времени мы угробили на этом станке. Оборудование сильно промерзло. Пришлось насос останавливать. Возможно, и на других качалках то же самое. Надо поторопиться. Завтра ППУ могут и не дать. А если морозы ударят? Задел не подготовим, вот тогда посидим, поговорим…
Алик подтянул шланг к следующей скважине и принялся обдувать ее паром, Ринат схватил полное ведро кипятка и давай поливать им оборудование (но об этом опять молчок, а то ППУ не будут давать), да и остальные забегали…
Сергей вышел на границу кустовой площадки, к электрической подстанции, и сразу окунулся в белое безмолвие, о котором он мечтал когда-то, перечитывая Джека Лондона. Никакого движения. Не видно ни полетов птиц, ни следов зверей. В глубь неподвижного непроглядного серо-зеленого леса, где даже ветка не шелохнется, уходили покосившиеся столбы линии электропередачи. Продолжал падать снег, но уже не так густо, как утром. Он оглянулся – позади медленно вращались маховики, напоминая о работе. От них исходит тихий шуршащий шум моторов. Он поднялся по железным ступеням подстанции…
У каждого своя доля. Сергей, Алик и Николаевич оставили Халила и Рината рядом с ППУ и их проблемами, сели в вахтовку и поехали дальше. Николаевич опять разговорился:
– В моем общежитии сплошной бардак. Черт-те кто шляется по комнатам. Просят то на бутылку, то на сигареты, то на шприцы. Задрали. Кто бы порядок навел? Могут и в четыре часа ночи постучаться. А мне утром на работу… Бомжей развелось. Да как тут не обомжиться? Здесь лет пять надо работать – не больше. И проходи реабилитацию на Кипре не меньше года. Но кто этим будет заниматься? Вот мы все тут и опускаемся. Поработай в таких условиях, и психология бомжистой становится. Да и здоровье садится основательно. Что с этим поделать?
Сергей слушал Николаевича и понимал, что в его словах есть доля правды: «Конечно, дед имел в виду не прямое значение слова «бомж», как лицо без определенного места жительства, а внешнее сходство. И тут есть о чем задуматься. Вот Пашка, друг, попал в колонию. После выхода его из заключения встретились. Тот был в гражданской, нормальной одежде, а держался, как на зоне: ссутулился, голова спряталась за плечи, взгляд настороженный. Жизнь накладывает отпечаток. Но, как говаривал Жванецкий: «Мы этого не замечаем, не замечаем, не замечаем…»
Тем временем Николаевич, любивший поговорить, когда есть свободные уши, зацепил другую тему:
– А вы знаете, почему нам никак зарплату поднять не могут? Государственные законы не позволяют. Хозяева и рады, но не могут. Ведь если они много нам платить будут, то сразу инфляция начнется. Рубль опять кубарем полетит, да цены на продукты подпрыгнут. Вот государство и строжит. Не сметь…
Сергей и Гена удивленно переглянулись.
– Ты б, Николаевич, закусывал иногда…
– Нет, я серьезно…
– Меньше корпорационную прессу читай…
В этот день качалки работали исправно, и это было видно издалека. Трубы без инея, шток блестит…
Время к обеду. Возвратились на базу. Операторы и мастер принялись строчить отчеты о работе. Должности хоть рабочие, но все больше бюрократии становится, чтобы крайнего легче было искать. Потом операторы достали свои сумочки, а Игорь обратился к Сергею:
– Не доставай сумочку, поехали со мной, надо еще раз давление посмотреть на коллекторах.
– Так обед же, поесть надо.
– Ничего, по пути в столовую заедем, там и перекусишь вместе со мной, а с провизией твоей ничего не случится: брось в холодильник за окном, завтра съешь.
Сергей знал, что в таких случаях лучше не спорить, а то расчетка в конце месяца не больно порадует, да и надеялся он, что в ближайшем будущем мастер его выдвинет на повышение по разрядам…
По пути они обсуждали, что работы и требований становится все больше и больше, а зарплата не растет. Отдельно Игорь напомнил о своей многотрудной жизни:
