Андрей Шопперт
Колхозное строительство 2
– Да, напали деньги. Со всех сторон валятся, не отбиться. Все на город пущу. Ну, почти все.
– Завидовать будут. Пакостить. Что сделали с тем доктором, что кляузу написал? – теперь точно смеётся.
– Закопали.
– Закопали? Живым? – и челюсть отпала.
– Что вы, Леонид Ильич, под ворохом бумаг. Целыми днями всякие отчёты пишет. От детей отодвинули. Нужно думать о других, если ты врач, а не о том, что с тобой может случиться. Перестраховщик и дурак.
– Много ведь дураков.
– Боремся.
– Успеваешь и песни писать, и книжки, и город резко в гору пошёл. Докладывают. Хватает времени?
– По двадцать пять часов с сутки работаю.
– Так в сутках двадцать четыре…
– А я встаю на час раньше, – купился Генсек на старую шутку, задребезжал. Мелко захихикал и подкравшийся бочком Суслов.
– Приехали.
Ну, слава Всевышнему.
На этот случай Пётр с Викой Цыгановой разработали целый сценарий. Времени особо не было, так что все реквизиты взяли уже готовые. Ну, какие были. Кроме того, успели отработать корейский танец с Таней. И Вика, и Пётр видели, как корейские девушки из какого-то танцевального коллектива танцуют под русские песни, в том числе и под эту нетленку Глюкозы. Времени было всего три дня, но в целом получилось неплохо, а сама Маша-Вика ещё и над лунной походкой поработала. Тоже не Майкл Джексон – только ведь на дворе 1967 год. Она не только первая, но и единственная.
Брежнев обнял обеих девочек и покрутил, разглядывая со всех сторон. На «сестрёнках» были платья в стиле «милитари». Красота, кто понимает.
– Ну, что вы нам споёте? – влез поперёд батьки Устинов. Командир ведь. В будущем. Сейчас Гречко.
Вот Вика молодец. Она проигнорировала второстепенного персонажа и обратилась напрямую к Генсеку.
– Леонид Ильич, нам нужен магнитофон.
– А сами петь, что, не можете? – опять вылез пьяненький Дмитрий Фёдорович.
– Катерина, есть здесь магнитофон? – всё ещё поворачивая так и эдак Таню, отвлёкся на секунду Брежнев
Фурцева Петром была предупреждена, и человек с немецким магнитофоном стоял за дверью. Алле-оп, и всё готово. Пётр достал из чемодана кассету с плёнкой-«минусовкой» и поставил на магнитофон.
– Леонид Ильич, можно мы с сестрёнкой споём шуточную песню? – и невинно похлопала глазками.
– А гитары вам не надо? – приподнял свои брежневские брови Брежнев.
– Музыка записана на магнитофон, а петь мы будем по-настоящему.
– Давайте шуточную.
– Ровно сто лет назад царь Александр II Николаевич продал американцам Аляску. В народе ходят слухи, что договор заключён на 99 лет, и в этом году Штаты должны её вернуть. На самом деле это не так – договор не предусматривает возврата. Но народу ведь хочется верить! Вот про это и есть наша песня, – произнёс вступительную речь Тишков и включил магнитофон.
«Не валяй дурака, Америка,
Вот те валенки, мёрзнешь небось.
Что Сибирь, что Аляска – два берега:
Баня, водка, гармонь и лосось».
Последний припев пели уже все вместе. Потом все члены Политбюро долго тискали девочек. Досталось поцелуев и объятий и Петру. Даже Фурцева чмокнула.
Выпили. За возвращение Аляски. Потом за Сибирь. Девочкам налили лимонаду, и даже кока-колы. Изыск и дефицит. Не знают ведь, что в будущем ею будут с деталей ржавчину смывать.
– Может, девочки ещё споют? – пьяненькая Фурцева и сама готова была выпрыгнуть на сцену. Ну как сцену – просто по паре стульев с боков поставили, чтобы ограничить пространство.
– Песню так песню. – Пётр, прежде чем нажать на клавишу, предупредил, – Это тоже шуточная песня.
Включил воспроизведения. Зазвучала музыка Глюкозы. В отличие от оригинального исполнения, Пётр с Викой решили вступление растянуть на пару минут. Было предусмотрено действо. Украли у Майкла Джозефича Джексона. Вика подошла к чемодану, развернула стул так, чтобы зрителям не было видно, что в чемодане, и открыла его. Потом сделала вокруг него боковой глайд и достала пиджак. Его сшили из толстого шёлка, настолько белоснежного, что прямо глаза слепил. И ярко-красные пуговицы. Шёлк как-то где-то в Москве достал Мкртчян по просьбе Петра. Надела, и ещё круг глайда. Дальше из чемодана были вынуты перчатки из этого же шёлка, тоже с красными пуговицами и таким же рантом. Последней на свет появилась шляпа. Её под маленькую девичью головку переделали в краснотурьинском ателье из шляпы Тишкова. Разрезали сзади и снова сшили, а чтобы скрыть шрам, натянули красную ленту. Ну, не Пьер Карден – только это первая и единственная в мире шляпа для девочки.
Ну, а потом и грянули «песню»! Таня только подпевала в припевах, вела Вика. Уж точно не хуже самой Глюкозы. Оригинальную версию Пётр сразу зарубил. Какие там олигархи – да и опа-попа уж больно часто звучит. Добавил глазок и ушек – так и смешней, и не так по пролетарской душе скребёт. Получилось. А в конце задняя лунная походка. Из хайтеков хайтек. Снос башки. Удивили, поразили, впечатлили.
Пришлось и второй раз петь после перекуса и запивона. На этот раз припев и кое-кто из старичков поддержал – и опять обнимания и целования. Один только Суслов что-то недовольно пробурчал на ухо Пельше.
– А ещё, Пётр, есть у тебя новые песни? Тоже шуточные, – Брежнев уже прилично принял на грудь.
– Есть, но они на киноплёнке, – Пётр вытащил из чемодана коробки, – нужен проектор и кинозал.
– Через аппарат изобретателя Евгения Мурзина пропущена музыка? – спросил подошедший Андрей Павлович Кириленко.
Пётр его узнал. В обкоме в Свердловске висит большой портрет предыдущего Первого секретаря. Ни про какого Евгения Мурзина Штелле не слышал, но зарубочку в памяти оставил – завтра у Фурцевой поинтересоваться. Екатерина Алексеевна, если сама и не знает, то один чёрт информацию добудет. Может, нам это в свой удел обязательно нужно.
– Нет. Там просто короткометражные фильмы с песнями.
– Катерина, распорядись! Пошли, Пётр, выпьем пока. Хорошие у тебя песни. И все разные. А про День Победы потом споём все вместе.
– Хорошо, Леонид Ильич.
Кинозал был небольшой, мест на пятьдесят, весь в красных тонах. Замечательные, обитые бархатом, удобные кресла. Барствуют слуги народа. К нему довольно долго шли нестройной толпой по красным дорожкам, то поднимаясь по ступенькам, то спускаясь.
Клипы пришлось крутить два раза – понравилось.
– Нужно показать в кинотеатрах. Не хуже всяких «самогонщиков», – вынес вердикт Вождь. – Ты, Пётр, сам снимал? Хороший актёр этот дедок. Не узнал его. Как фамилия? Поощрить его надо. И Вертинская хороша. Катерина, дай им заслуженных артистов в этом году, – пьяный Брежнев был щедр.
От Штелле же не укрылось, как опять зашушукались совершенно трезвые Пельше и Суслов. Ой, не к добру.
– Да, Катерина Ксевна, а девочкам чтобы завтра подарили хооорошие золотые серёжки. С красными камнями. Рубины там. Проследи. Потом доло – ик – жишь, – уже и язык заплетается. Пора на боковую.
Событие двадцать шестое
Перебрал. Старался ведь не идти в ногу с политбюро. Может, и не шёл, но и того хватило. Пётр еле проснулся в половине седьмого, а на семь сам симпозиум назначил. Голова бо-бо, во рту ка-ка – и холодный душ не облегчение ожидаемое принёс, а сопли из носа. Сейчас бы «принять ванну, выпить чашечку кофэ». Кофэ и принял. Целую большую кружку. Дудки! Нет больших кружек. Хотя, где-то, наверное, есть – но в продаже не видел, посему пришлось пить из стакана. Или кофе не тот, или нельзя из стакана – но и тут ожидаемого эффекта не получилось. Весь результат – сопли прошли. Голова по-прежнему бо-бо. Анальгин? Взял с собой и анальгин, и аспирин, и даже ампициллин новомодный – где-то жена добыла, врач ведь. Съел две таблетки и спустился в фойе. И охренел.
Внизу под лестницей стояла толпа – человек двадцать. А за стеклянными дверями ещё почти столько же курили. И с первого взгляда было понятно, что это не постояльцы и не желающие этими постояльцами стать. Это по его душу. ВЕЩЕЙ НЕТ.
– Пётр Матвеевич! – из толпы вынырнул Лясс.
– Миронович.
– Ой, простите. Пётр Миронович, взбаламутил я наше болото. Один с другом поделился, тот со своим. Так и набралось по зёрнышку, – лауреат не смущался. Гордился. Вот она – ГВАРДИЯ, что куёт для страны щит, ну и меч заодно.
– Абрам Моисеевич, я думал вас человек пять-семь будет, сядем на лавочке и поговорим – а сейчас чего? Мне с лестницы вам речь толкать? – голова мгновенно перестала болеть, поняла, что не до неё. О заднице беспокоиться надо. Тут, не ходи к семи гадалкам, и пару человек из «конторы глубокого бурения» тусуются.
– Не переживайте, товарищ Тишков, – вперёд вышел солидный дядечка – точно «бурильщик», – здесь есть несколько конференц-залов – вот самый большой я уже зарезервировал. Только вас и ждали. Разрешите представиться – директор ЦНИИТОЧМАШ Виктор Максимович Сабельников. Кандидат технических наук.
– Ну, пойдёмте. Не готовился к лекции, тезисы на комоде дома забыл, – пробурчал Пётр, пропуская начальство. Толпа всколыхнулась и быстренько выстроилась в очередь по научному ранжиру. Пошли.
Уселись. Попереглядывались. Прокашлялись. Пётр усиленно соображал, как объяснить знания. Он, конечно, преамбулу ещё вчера набросал, но получалось, что может и не сработать. Начнут копать – могут и докопаться. Вот так попаданцы и начинают свой путь в психушку.
– Давайте так, товарищи. Я сейчас объясню источник моих дурацких идей, а потом их расскажу. А вот ответить на технические вопросы, скорее всего, не смогу. Сейчас поймёте, почему, – зал загудел.
– Пётр Миронович, вы не волнуйтесь, здесь собрались лучшие металлурги и химики нашего института. Вместе докопаемся до нюансов, – решил подбодрить его Лясс.
– Одним словом, есть у меня знакомый буржуй, – опять гул в зале.
– Пётр Миронович, а можно чуть поконкретнее? – директор выглядел сосредоточенно.
– Как скажете, Виктор Максимович. Мою книгу случайно увидел случайно проходивший мимо книжного магазина в Москве барон Марсель Бик. Тот самый Бик. Вот у вас его ручка в кармане пиджака.
– Случайно? – теперь молодой человек из первого ряда.
– Если вы пришли сюда в чём-то меня обвинять, то до свидания. Я Первый секретарь горкома партии, и вчера весь вечер провёл с Леонидом Ильичом Брежневым и другими членами Политбюро. Ещё один выкрик с места или вопрос не по делу – и я уйду, – а что, пора «бурильщиков» на место ставить. – Прошу этого молодого человека покинуть зал.
– Извините его, Пётр Миронович, он будет нем, как рыба.
– Или я, или он!
– Товарищ Тишков… – стал приподниматься выскочка.
– До свидания! – Пётр стал протискиваться к выходу.
– Пётр Миронович, он уходит. Товарищ Шестопалов, выйдите! – заорал Сабельников на, теперь уже без сомнения, КГБшника.
– Хорошо. Позже поговорим, – злое личико товарищ изобразил.
Вышел под гробовое молчание.
– Марсель Бик предложил мне издать мою книгу во Франции. Перед этим мы немного пообщались. Когда он узнал, что я работаю в металлургическом городе, то разговор незаметно перешёл на металлургию. Переводчица была не металлург, да и сам барон тоже не металлург, он химик. Сюжет такой. К нему пришёл изобретатель и предложил создать линию по выпуску оборудования для литейного производства, – Пётр перевёл дух.
Вроде бы неплохая отмазка. Не поедут же во Францию проверять его слова у фабриканта Бика. Или поедут, отправят «сладкую ловушку»? Подпоят, разговорят. Но ведь не сегодня. Да и не самое простое мероприятие.
– Давайте чуть отвлечёмся от француза. Мне по роду деятельности приходится часто бывать на заводе, что расположен в Краснотурьинске. Там есть небольшая чёрная литейка. Вникал в производство. Интересно. Так вот, представил ваши стержни у них на производстве и задумался. А как с регенерацией песка? Часть стержней попадёт в бункера с отработанным песком, и потом на бегуны. Пусть сита большую часть отсеют. В следующей фазе ещё. И ваши стержни будут накапливаться. Что произойдёт? Штелле точно знал, что произойдёт. Именно по этой причине стержни с жидким стеклом и не нашли широкого применения.
– Можно через несколько циклов обновить песок, – встал лауреат Ленинской премии.
– Конечно же, можно. Всё имеет свою цену. Подумайте. Но вернёмся к изобретателю-французу. Оборудование выглядит так… – и Пётр описал линию литья с вакуум-плёночной формовкой. Ту самую, что через десять лет купят у японцев, да так толком в стране и не внедрят. Сначала перестройка, потом «лихие девяностые», а потом олигархи, которым нужно выжать всё из действующего оборудования, а не внедрять новое.
– Вот это мне барон Бик и поведал. Я думал, он советуется со мной, как с металлургом, но нет. Он отказал этому изобретателю. Там ведь из пластмасс только плёнка, а всё остальное – железо. Не его профиль. А рассказал он по той причине, что зашёл разговор об изобретателях. Ну, про то, что многие изобретения опередили своё время, вот как ручка его. Мы до сих пор ещё в школах детей учим писать обычной перьевой ручкой, чернильницы дочь в рюкзаке носит. Вечно в пятнах от этих чернил. А он такую хорошую ручку сделал! Вот он и поведал об изобретателе. И ещё одну вещь тот француз предложил: добавлять к песку формальдегидные смолы. Мол, никакого нагрева, печей и прочей громоздкой техники. Только небольшие бегуны, высокоскоростные. Я точно не химик, и состав этих смол не помню. Единственное, что могу подсказать – как-то запомнилось из разговора, что песок должен быть промытым, не содержать глины, она резко снижает прочность. И что нужна щавелевая кислота как катализатор. Вот и все мои знания.
Народ молчал.
– В США оболочковые формы пытался внедрить господин Яссон. Об этом были публикации, – прервал молчание седоусый дедушка в последнем ряду. Похож на запорожского казака. Чуба только не хватает, просто лысина на голове.
Загалдели. Сначала тихонько, памятуя про окрик директора. Потом погромче. Потом громко. Пётр сел на стул. Ждал. Он рассказал всё, что сам знал и помнил про эти процессы. Не сможет, скорее всего, ответить ни на один вопрос сих учёных мужей. Вопросы последовали. Самое интересное, что почти на половину ведь и ответил – память услужливо выталкивала на поверхность нюансы.
Хорошо поговорили. Всё, пора к химикам-химичкам.
Событие двадцать седьмое
Список с номерами. И дальше химическая заумность.
C₆H₁₄N₂O₂ – Мельдоний, метаболическое средство, нормализующее энергетический метаболизм клеток, подвергшихся гипоксии или ишемии.
C17H19N3O3S – Омепразол. Он же – «Омез», препарат от гастрита и язвы.
C13H21NO3 – Альбутерола сульфат. Бронхорасширяющий препарат для купирования приступов бронхиальной астмы, а также для приёма при хроническом бронхите.
C22H30N6O4S – Силденафил. Препарат, обладающий выраженным влиянием на кровоток в области органов малого таза (в половом члене в том числе), самый мощный из афродизиаков. «Виагра».
C25H36N6O4S – Уденафил. Лекарственное средство, также предназначенное для лечения эректильной дисфункции, то есть неспособности достичь и сохранить эрекцию, необходимую для совершения полового акта.
C20H34O5 – Алпростадил. Препарат для постоянного лечения эректильной дисфункции, но обладает и сосудорасширяющим свойством.
Шесть лекарств. Шесть стеклянных баночек. Все синтезированы. По некоторым начаты испытания. Некоторые коллеги присутствующих за столом дам испробовали на себе. Остались под впечатлением. Речь, конечно, об «Омезе». А вы о чём подумали?
К встрече с дамами Пётр мог и хотел подготовиться. Если тебе это почти ничего не стоит, то почему бы и не поблистать? Сразу по приезде в Москву, едва разложив вещи в номере гостиницы, он набрал телефон директора рынка – и обломался. Товарищ Мкртчян на совещании в райкоме.
– А Армен на месте?
– Нет, с ним.
– А когда будут?
– А когда будут, тогда будут.
И что делать? Весь план рушится.
– А вы не могли бы передать товарищу Мкртчяну, что звонил Тишков? Я в гостинице «Россия», и номер телефона следующий…
– Товарищ Тишков, Пётр Миронович, это Акпер говорит, может, помните!
– Конечно, помню. Как новые нарды, получили?
– Спасибо, Пётр Миронович, всё получили. Красивые. Все завидуют! Просят себе такие достать. Вы им не продавайте. Когда есть только у тебя – это одно, когда у всех – уже неинтересно. Вы что-то хотели? Говорите мне. Смогу – сам сделаю, не смогу – как только Петрос Мушегович вернётся, ему передам.
– Хорошо. Мне нужен казан горячего таджикского или узбекского плова по тому адресу, куда доставляют продукты, послезавтра, в воскресенье, к десяти часам утра. К нему лепёшки и пару бутылок того абрикосового вина. Ну и, если есть, фрукты, – Штелле решил сам не готовить. Это время, его в Москве всегда не хватает. К тому же вполне трезво оценивал он свои кулинарные способности. Это на ура прошли первые блюда – новые, необычные, а так ведь ни разу не повар. Иссяк запас изысков, – Да, чуть не забыл. Если возможно, то пару баночек крабов и варёную кукурузу. Стоп, ещё отварной рис – если есть, то длиннозерный, – решил всё же удивить и сварганить салат «из крабовых палочек», только вместо приправленной химией рыбы – настоящие крабы. «Снатка» даже в свободной продаже бывает.
– Пётр Миронович, я ведь сам повар – вы хотите из этих продуктов приготовить какое-то необычное угощение?
– Салат.
– А рецепт не расскажете? – на том конце провода неприкрыто царило пренебрежительное недоверие.
– Легко. Берёте рис и отвариваете до состояния, когда он ещё не разварился, каждое зёрнышко отдельно. Каша не нужна.
– Это важно?
– Это – самое важное. Дальше. Берёте кукурузу и варите долго, чтобы получилось почти как отваренные молодые початки.
– Понятно. Не проблема.
– Потом отвариваете яйца и режете их на кусочки, соизмеримые с зёрнами кукурузы. Самое главное для любого салата – чтобы составляющие были одного размера, – насмотрелся, блин, кулинарных каналов. Теперь настоящих поваров учит.
– Не слышал. Спасибо. Запомню.
– Теперь так же поступаем с крабами. Следующий ингредиент – лук. Он не должен быть горьким. Говорят, есть в Крыму сорт, аж сладкий. Не продают у вас на рынке?
– Почему не продают. Как раз продают. Сорт и называется «Крымский». Красный, плоский, сладкий. Только купить сложно, знатоки сразу расхватывают. А что делать, если сейчас нет? – заинтриговал повара. Нет уже недоверия.
– Можно обычный белый лук обдать кипятком с небольшим количеством уксуса. Только потом промыть – не должно остаться запаха.
– Сделаем. Все ингредиенты?
– Нет. Главный остался. Соус «майонез». Нет у вас?
– Слышал в техникуме, но никогда не пробовал. Научите готовить?
– Берёте яйца и отделяете желтки от белков. Смешиваете желтки с растительным маслом. Лучше оливковым, или хлопковым, в крайнем случае. Запах семечек тоже не нужен.
– Есть оливковое.
– Ну и замечательно. Смешиваете, добавляете немного уксуса, соли, сахара, и чуть-чуть горчицы. Теперь взбиваете до бледно-жёлтой сметанообразной массы. Вот этим майонезом и заправляется крабовый салат. Если сделаете и получится вкусно, то не нужно отдельно ингредиентов – пусть с пловом принесут готовый салат. Передайте Петросу, что я в долгу не останусь. Есть пару очень хороших песен.
– Вай, дорогой Пётр Миронович, я сам приготовлю и сам принесу. Какие счёты между друзьями. Если салат получится, и его начнут подавать в ресторанах родственников и друзей Петроса Мушеговича, то уже десяток пловов окупится. Всё будет в лучшем виде. Можете о закусках не беспокоиться – беспокойтесь о гостях. Придётся домой на носилках отвозить – так накушаются.
Отправляясь «по бабам», не забыл и о девочках. Договорился с Макаревичем, что тот сводит их в Третьяковскую галерею. Ну, Вика Цыганова, конечно, была, а вот для Тани будет незабываемое впечатление из детства.
Вроде бы всё предусмотрел, а вышло, что чуть не опоздал. Раскланялся с металлургами и военными и пошёл к стоянке такси – а там очередь. Отвык ведь во времена проживания в будущем, которое все попаданцы хотят заменить вот на это прошлое. Память – вещь избирательная: хорошее долго помнит, а вот об очередях норовит забыть.
Очередь двигалась. Подъезжали «Волги» с шашечками, ещё не жёлтые, а бежевые, и не 24-е, а 21-е, но это скорости приближения к заветной дверке не меняло. Пётр глянул на изделия швейцарских гномов. Опоздает, если ничего не предпринять. А что можно предпринять? Достать сотовый и позвонить в «Яндекс-такси»? Поймать частника? Это в 67-м году? Вернулся в гостиницу и заказал такси по телефону. Обещали в течение получаса. Ладно, один чёрт быстрее не получится.
И успел ведь! К двери квартиры Чуковских поднялся без трёх минут десять, и не один поднялся, а с тремя помощниками. Вот надо отдать должное южным народам нашей необъятной Родины. Они другие. Тысячелетия воспитания в духе чинопочитания и понимания природы человека сделали своё дело. Плов был не в казане, как заказывал Пётр. Отнюдь. Он был на трёх огромных блюдах, и плова было три, по трём разным рецептам. Салат «Крабовые палочки» тоже был не в кастрюле: его подали в большой супнице с плотно закрывающейся крышкой. Кроме того, были немаленькие блюда с виноградом, мандаринами и совсем чудом – клубникой. Где взяли – в апреле? И три большие вазы. С розами. В одной белые, во второй – розовые, в третьей – кроваво-красные. Опять чудо для 67-го года. С «доставкой» столкнулся у подъезда – препирались с консьержкой, не желающей поощрять эту вакханалию щедрости.
– Это со мной.
– А ты-то кто, милок? – правильная тётка, бдит.
Пришлось распахнуть куртку. На сером пиджаке небольшой иконостас. Слева медаль лауреата Ленинской премии. Справа орден Трудового Красного знамени, две медали и значок члена Союза писателей. Что уж на тётку подействовало, значок или премия – не стал выяснять. Пропустила, и ладно. Уже поднимаясь по лестнице, понял: ни то, ни другое. Куртка!
Обычная коричневая кожаная куртка. Сшитая по канонам XXI века. Капюшон, оторочка из песца, молния, куча всяких карманов, погончики. Ну не за лётчика ведь тётечка приняла. Не иначе – за знаменитого артиста. Вон сидит внизу, гадает, «Больших или Малых Академических театров». С курткой намучился. В ателье отказали – ровно кожу не прошьют, коробить будет. Слабоваты машинки. Пришлось идти к сапожникам – тоже отказали. Машинки сломаны, никто починить не берётся. Есть одна допотопная, но строчку ровную не держит. Пётр вспомнил, что и в первые дни «попаданчества» прочёл об этом в местной газете. Дал команду отвезти машинки в ЛМЦ на завод, там отличные специалисты по ремонту станков. Починили ведь. Починили – только лучше не стало. Машинка прыгает, как норовистая лошадка, и строчку всё равно не держит. Беда! Пришлось отправлять Макаревича на «Уралобувь» с подарком. Вручил ведро кедрового ореха и три кило мороженой клюквы, ну и тонкую золотую цепочку, из новых. Сработало на пять. Приехали два наладчика – и наладили. Более того, научили этому специалистов по токарным станкам. А говорят, что взятки зло. Это заблуждение – вон сколько пользы. Главное – это цель, а тут цель явно благая. Во-первых, куртка себе. Во-вторых, куртки «дочерям». В-третьих, у сапожной мастерской теперь есть две практически новые швейные машины, и есть специалисты по их наладке и ремонту. А в чём минус? Развратили главного по ремонту спеца на «Уралобуви». Это одной-то цепочкой? А кто ж в обозримом будущем ему вторую даст? Их ведь всего двое, попаданцев. Ну и не очень легко представить десятилетнюю девочку, раздающую цепочки. Хайтек!
Акперу нужно отдать должное. Дверь открыла старшая Чуковская. Бывший повар (повара, как и КГБшники, бывшими не бывают) изобразил поклон из фильма про старика Хоттабыча и мановением руки запустил конвейер. Жаль, нет музыки – чего-нибудь из Хачатуряна. Пётр нёс вазы. За огромными букетами даже узнан не был. На стол всё не влезло – вазы разместились на полу, а блюдо с клубникой – на комоде. Шок. Вот подходящее слово.
– Акпер, вот кассета с песней. Твоё угощение выше всяких похвал. А теперь представь пять таких угощений. Вот такая песня! Никто не слышал.
Пожали руки и распрощались. Дамы пытались оставить волшебника, но армянин был непреклонен – дела. А песня и в самом деле была бомбой. «У беды глаза зелёные». Даже жалко расставаться. Намучились! Пела грудным контральто эфиопка, с чарующим акцентом. Просто снос башки. Это в XXI веке. Здесь – атомный взрыв.
Пока прощался с волшебником и песней, не обращал внимание на обитателей и гостей квартиры. А зря! Понюхали, попробовали. Оценили жест.
– Да, Пётр Миронович, зря вас Люша инопланетянином обзывает. Вы с этой планеты. Только из подземного мира. Там дьявол у вас на посылках? Как такое возможно в Москве ранней весной? – членкор так разволновалась, что даже акцент проступил. А кто она по национальности?
– Мы с Вельзевулом братья. Что скрывать правду – она всё равно на свет вылезет. Только одно «но»: он меня ограничивает в чудесах. На сегодня всё, исчерпан лимит, – шутейно поклонился, – Плов нельзя есть холодным. Быстро к столу.
Сидели, болтали ни о чём. Доедали плов. Вдруг звонок в дверь. На манеже те же: опять Акпер. Плетёная корзина. В ней коньяк «Камю», шампанское «Мадам Клико», ананас, а в нагрузку – ещё и термос с мороженным.
– Петрос Мушегович послушал песню. Это лучшая ваша песня.
Акпер ушёл, а Пётр остался.
– Пётр Миронович, а как зовут третьего брата? Это от него подарки? – а ведь и в самом деле – перебор для нищей интеллигенции в 1967 году. Даже у Брежнева вчера было на пятьдесят баллов дешевле, если по пятидесятипятибалльной шкале.
– Плов нельзя есть холодным, а мороженое – горячим.
– О какой песне говорил этот прохвост? – насела с другой стороны Люшина мать.
Пришлось достать кассету, перемотать, найти и поставить. Атомный взрыв. Все рыдали. Все – это и Пётр тоже. Вещь.
– Пётр Миронович, но ведь так нельзя! Такого не бывает. Каждая ваша песня – это шок для всей страны. Это же за пределами человеческих возможностей. Кто вы на самом деле? – возопила, вернувшись из «дамской комнаты», главная химичка.
– Десерт тает, и всех моих способностей не хватит превратить сладкую жижицу в мороженое назад. Вернёмся к нашим баранам.
Потом сидели в кабинете главного Чуковского и обсуждали лекарства. Цезаревна с мамой мыли посуду и готовили чай, сидели втроём. Рахиль Хацкелевна, доктор Вера Спиридоновна Ляшенко и Пётр. И как только эти дамы докторами наук стали? Они, скорее всего, хорошие химики, а вот организаторы – никакие. Лекарства даже у нас не зарегистрированы. Ну, им, возможно, виднее про всякие там испытания клинические, Пётр не особенно в курсе был, а вот дальше?
– Нужно сделать так, чтобы их не смогли у вас украсть иностранцы. И в то же время нужно сделать так, чтобы за патентами выстроилась очередь, – попытался включить женщин в процесс спасения Родины попаданец.
– Этим занимается соответствующая организация. Автор ведь передаёт все права государству, получая патент, – разъяснила политику партии членкор секретарю этой партии.
– Да и ладно. Вам нужно получить заграничные патенты, и ещё нужны правильные статьи в журналах. А самое главное, особенно по «Виагре» – статьи с восхвалением должны появиться на первых страницах таблоидов.
– Да вы с ума сошли, Пётр Миронович. И что такое «таблоид»? – Фрейдлина отмахнулась, как от больного.
– Что же плохого будет, если на первой странице «Таймс» – это и есть таблоид – появится статья? И вот такой заголовок: «Эти русские смогли получить афродизиак, который на самом деле работает. Где вы, стареющие ловеласы? Вам дорога в Москву! Только поплотнее набейте кошельки долларами – русские научились торговать».
– Вы предлагаете нам самим торговать? – квадратные глаза.
– Я секретарь горкома, а не прикидывающийся им психбольной. Просто в СССР с патентов платят проценты. Здесь это миллионы и миллионы долларов! Если наладить выпуск только этого препарата, то продажи будут на миллиарды. А «Омез»? Тоже ведь потребность огромная, гастрит у каждого третьего – а у каждого второго мысль, что у него гастрит. А если этой мысли нет, то её нужно внушить. Помните начало романа «Трое в лодке, не считая собаки»? Там главный герой нашёл у себя все болезни, даже, кажется, беременность. Вот статьи с такими симптомами раннего гастрита и начинающейся язвы должны неделями не слезать со страниц западных газет. В Москве должен быть магазин, который продаёт только ваши лекарства, и проклятые буржуи должны часами стоять в очереди. Пусть побывают в нашей шкуре. Страна тратит огромные деньги на вооружение, иначе бы давно съели. Пусть за это оружие платят их граждане, а не наши.
– А ведь Вельзевул не отнял у вас способности к чудесам! Обманули. Вон, хлещут, как из рога изобилия. Делитесь планами. Поможем, чем можем.
