Последователей Карла Маркса называют марксистами. А как называют последователей Фиделя Кастро?
Андрюха не подвёл. В смысле, Эндрю Луг Олдем двух деятелей прислал. Он-то прислал – а шестнадцатого мая позвонила Фурцева.
– Пётр Миронович! Есть две новости. Начну с хорошей. Тебе двадцатого нужно быть в Москве. Отправляется делегация на Кубу – там тебе и премию дадут, и медалью наградят. Кроме тебя ещё двоих. Мы тут с товарищами посоветовались – бери Сенчину и Толкунову. Кроме того, можешь взять дочерей. Машу так обязательно. Надеюсь, ты перевёл два этих своих «клипа» на испанский?
Вот ведь интересная женщина! Когда просил переводчицу с испанского, чтобы зарифмовать довольно сложный текст, то прислала парнишку, еле-еле знакомого с правилами написания испанских слов – зато очередного диссидента. Алексей Александрович Добровольский. Пётр, когда узнал биографию индивидуума, то чуть не заплакал. Этот человек был «волхвом» и идеологом неоязычества со своеобразными взглядами. Мракобесие. Во время Венгерского восстания распространял листовки от имени своей национально-социалистической партии, за что уехал в лагерь на три года, а после выхода из тюрьмы крестился. Второй раз теперь уже не юношу, но мужа арестовали в 1964-м в качестве активиста Национально-трудового союза (НТС), после чего он около года находился в психиатрической больнице, где познакомился с видными диссидентами. И вот теперь этого уникума сослали в Краснотурьинск. То-то Заграевская и Горбаневская порадуются – решил Тишков, но ошибся. При встрече диссиденты шипели друг на друга. Разных они взглядов и на действительность, и на будущее. Не может не радовать.
Песни всё же перевели и спели. Не обошлось опять без команданте Боске. Волхв сделал подстрочный перевод, а член политбюро компартии Кубы придал этому рифму и ритм. Судить о качестве перевода было некому, однако кубинки спели. Теперь осталось дождаться реакции простых кубинцев.
– Да, Екатерина Алексеевна, спасибо вам за волхва Алёшеньку. Ценный кадр.
– Не за что, пользуйтесь. Теперь плохая новость. Англичанин Олдем прислал мне двух деятелей. Один поэт, молодой, да ранний. А второй – учитель русского языка в этом их Оксфорде. Там у них какой-то скандал вышел с руководством университета, вот его и турнули. Но не обольщайся. Я с ним разговаривала, он точно не коммунист. Анархист скорее.
– Это плохо. Хотелось бы коммуниста, – на полном серьёзе проворчал Штелле. По крайней мере, сделал всё, чтобы так слышалось – а сам чуть не захлебнулся смехом. Ох, уж эти старые большевики.
– Ничего, может, переосмыслит взгляды. Так вот, о плохом. Не могут они к тебе приехать.
– Почему?
– Да потому, что Свердловск – закрытый для иностранцев город. Не купить им билеты на самолёт – а я к Семичастному не пойду. Мы тут из-за одного скрипача недавно поругались, – а голос радостный. Боец!
Вот что за страна! В КГБ куча предателей, диссидент на диссиденте в столице, а закрыт для иностранцев Свердловск. Точно, там ведь есть завод «Три тройки». Какую-то электронную начинку для ядрёных бомб делают. Украдут схему! Всё – пипец державе. Это при том, что наши микросхемы – самые большие в мире. И в бумагу с чертежами у проходной тётки пирожки заворачивают. Хотя, может, пока и не в чертежи – но во что-то же заворачивают?
– Екатерина Алексеевна, есть ведь поезд, Москва – Серов. Идёт всего сорок один час. В Серове я их встречу. На поезд билеты продают без паспортов, – что можно сказать: «Энергия есть – ума не надо».
– Вот умный ты мужик, Пётр, а дурак. Кто же двум иностранцам билет продаст в Серов?
– Екатерина Алексеевна, так пусть ваш помощник билеты купит. Только не объясняйте, для кого и зачем. Всё же бережёного бог бережёт. А этих английских борцов с режимом попросите не разговаривать в поезде – «да», «нет», и весь диалог. Надеюсь, преподаватель русского осилит эту мантру.
– На преступление толкаешь?
– В чём же преступление? Серов ведь не закрытый город.
– Убедил. Встречай, завтра выпровожу. Про двадцатое не забудь. С тобой полечу. Одного тебя как оставишь? Ещё учудишь чего.
– Точно – пойду в мае купаться на пляж Варадеро. А ещё сигар и сигарилл Брежневу куплю. Как думаете, он какой ароматизатор предпочитает? Ваниль, вишня, какао, кофе, яблоко? С мундштуком?
– Сволочь ты последняя, Пётр Миронович. Не помню, говорила ли тебе. Не трави душу. Да, с нами возвращается домой Эрнесто Че Гевара. Да не один. Похоже, он женится на Светлане Аллилуевой. Представляешь?
– Представляю. Пипец Боливии и Венесуэле.
– Чего за пипец? – булькнули на той стороне.
– Выражение такое, чтобы матом не ругаться.
– Пипец! Ну ты и сволочь. Всё, до встречи.
Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги.
Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре). Этот Рауль был поэтом и журналистом. Вот его именем и названа награда, которую вручают Национальный профсоюз работников культуры и Министерство культуры. Зелено-красно-белая ленточка и круглолицый поэт на круглой медали.
Национальный орден «Плайя-Хирон». Прямо как у Гагарина, который и был первым обладателем этой награды. Представляет собой золотую медаль диаметром 5 см и толщиной 1,5 мм. На аверсе изображён ополченец (милисиано) с оружием на фоне двадцати знамён, олицетворяющие двадцать республик Латинской Америки, а также девиз – Patria o muerte («Родина или смерть»). На реверсе надпись: Orden Nacional Playa Girón («Национальный орден Плайя Хирон»). Лента ордена – оливкового цвета.
Медаль «Дружба» («De la Amistad»). Медалью «Дружба» подлежат награждению кубинские и иностранные граждане, организации или учреждения, отличившиеся достижениями в индивидуальной или коллективной деятельности на благо дела строительства справедливого общества, укрепления братских уз дружбы, помощи и взаимовыгодного сотрудничества между народами. Красно-бело-синяя ленточка и золотистая круглая медаль с венком или цепочкой по кругу, внутри звезда и надпись «Amistad».
Вот итог недельного пребывания на Кубе. Ну и, апофеозом – «Premio Literario Casa de las Américas» – «Премия Дома Америк». В номинации поэзия. Оторвался.
Плюсом три медали «Дружбы» получили Фурцева и Сенчина с Толкуновой. И – поразительное дело! – Марию Нааб-Тишкову (Вику Цыганову) тоже наградили. Десятилетнюю девочку! Дали этот самый Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре). Не медаль, конечно – но интересно, как на это отреагирует правительство. У Сенчиной, Толкуновой и Маши теперь есть награды иностранного государства, а вот нашего родного нет. Могут и исправить. Нужно будет Екатерину Алексеевну подтолкнуть слегка.
Туда летели долго, с двумя пересадками. Первая в Амстердаме, потом Торонто. И только после этого Гавана – аэропорт имени Хосе Марти. Ещё один кубинский поэт и борец за независимость. Вылетели утром, под мелким, нудным весенним дождём. Плохо провожала Родина. Плакала, не желала расставаться с лучшими своими сынами и дочерьми. И Амстердам плакал. Аэропорт Схипхол был полон людей. Русских не кормили – потом дали курицу после взлёта, а вот все остальные пассажиры, такое ощущение, прилетели за тридевять земель, чтобы постоять в очередях в буфетах. Очередь для них, загнивающих, – экзотика, вот и полетели на поиски неизведанного. А ещё – ощущение невыносимого удушья и огромной влажности. Ещё нет супермощных кондиционеров. Еле дождались посадки. И не выйдешь на улицу – дождь и полиция.
А вот Торонто с ночной прохладой порадовал, сразу в сон потянуло. В нашем «иле» тоже было душно, и ещё вечно снующие туда-сюда стюардессы. И запах! Как в заблёванном туалете. А ведь ещё и назад лететь.
О поездке на «Остров Свободы» ведь заранее предупредили. Готовились. Даже не так – ГОТОВИЛИСЬ. И дело не в клипах Любы Успенской – решили сразить островитян наповал. Идея была Викина. Сам Пётр на подобное вряд ли бы решился.
– Давайте споём им песню «Убили негра» от «Запрещённых барабанщиков». А что? Слова простейшие, рифм почти нет. А главная, что на русском, что на английском, звучит одинаково. Кил – Бил. Убили – Билли. Наверное, и по-испански похоже.
Пётр прочитал текст. Нет, в таком виде оставлять нельзя. Наверное, ещё нет хип-хопа. Знают ли кубинцы про зомби? Какой нафиг щегол? Кроме того, нужно точно назвать страну. Обязательно упомянуть Нью-Йорк.
«Убили негра, прямо в центре Нью-Йорка замочили,
Ай-я-я-яй! Убили негра.
Убили негра. Убили. Ай-я-я-яй!
Ни за что ни про что, суки, замочили».
Уже лучше. Собрал диссидентов и задал вопрос про «зомби». Оказалось, что вполне себе известное и в эти времена словечко. Волхв Алёшенька даже пустился в пространные словоизвержения про «нзамби», что на африканских языках банту означает «душа мертвеца». Правда, и полезную информацию довёл. На Кубе это будет звучать не «зомби», а zonbi («зонби»). Оставим тогда в тексте. Только отправим зонби не в баскетбол играть, а наказывать обидчиков. Американцев.
Ну и что, что зомби,
Зато он встал и пошёл.
Зомби тоже могут, могут играть в баскетбол
Пусть будет так:
Ну и что, что зомби,
Зато он встал и пошёл.
Пошёл прямо в бар для белых,
Убийц своих там нашёл.
Ай-я-я-яй! Убили негра.
Убили негра. Убили.
Ай-я-я-яй! Ни за что ни про что, суки, замочили.
Ай-я-я-яй! Убили негра, убили, а потом отрешили и били.
Ай-я-я-яй! Убийц своих там нашёл.
Все трое они там были.
Ай-я-я-яй! Теперь все трое в могиле.
Когда Пётр принёс песню Добровольскому, тот три раза перечитал, хмыкнул и спросил:
– А где тут у вас КГБ заседает? Нужно и им показать.
– Да там же, где и милиция – на Серова, 10.
– Пётр Миронович, вы, конечно, популярный человек, и Фурцева за вас, но не перебор? Если бы это я написал, точно бы снова угодил в психушку, – и поднял листы, как знамя над головой, – Свободу политзаключённым.
– Не юродствуй. Сам боюсь.
А вот вторую песню вспомнил как раз Штелле. «Ла Бамба». La Bamba – нетленка от Los Lobos. Там даже придумывать текст не надо. Пётр сто лет назад заинтересовался, что за рыба такая, и прочитал перевод. Посмеялся. Оказывается, не «рыба», а «arriba», что значит – вставай. Написал русский подстрочник и сунул опять Алёшеньке.
Чтобы танцевать бамбу,
Чтобы танцевать бамбу,
Нужно немного грации,
Немного грации
Для меня, для тебя,
Ах, вставай, вставай,
Ах, вставай, вставай, я весь для тебя,
Я весь для тебя, я весь для тебя.
Я – не матрос,
Я – не матрос, я – капитан,
Я – капитан, я – капитан,
Бамба, бамба…
– Вы, Пётр Миронович, меня ежедневно поражаете. Только что были стихи от лукавого, а теперь бред. Как это можно петь?
– Как думаешь, Алексей Александрович, почему я, а не ты лауреат Ленинской премии?
– Ошиблись наверху? – смешно.
– Нет. Я пишу песни и книги для народа. А ты – для узкого круга не знающих, чем заняться, отщепенцев. Вы не понимаете, что нужно буфетчице Даше или слесарю Илье, а лезете их поучать – и не знаете как. Вот и несёт вас не в ту степь. Через три дня генеральная репетиция этой песни. Приходи, поймёшь разницу между нами.
И пришёл ведь. Даже с двумя другими диссидентками. Заключили временное перемирие, чтобы «Петрушку» заклевать скопом – хотели, видно, сообща увидеть провал. А тут хит на века! Даже жиденько рукоплескали. Дети.
Только прилетели – сразу сели.
Фишки все заранее стоят.
Фоторепортёры налетели —
И слепят, и с толку сбить хотят.
Высоцкий напишет песню через пять лет. Нет, эту воровать не будем. И без неё хватает – тем более что уже убедились, что песни Высоцкого лучше всего получаются у Высоцкого. Ещё бы уберечь товарища от наркотиков. Что-то в одном из попаданческих романов было про его продюсера – вроде бы он его на них подсадил. Фамилия, как всегда, не запомнилась – какой-то малоизвестный актёр. Да, может быть, и неправда. Не документ ведь, а роман. Ещё по интернету ходят слухи, что во всём виновата Марина Влади и её сын Игорёк. Что Игорь наркоман – вроде бы факт. Ладно, время ещё есть. Пока Высоцкий даже не алкоголик – просто пьяница. Ещё даже есть больше месяца до открытия Московского Международного кинофестиваля, где Высоцкий найдёт третью жену, а Влади – третьего мужа. Тоже ведь пригласят Петра. Можно и расстроить встречу.
Причём тут Высоцкий? Всё очень просто. Высоцкого уговорил взять на Кубу Пётр. Фурцева упёрлась.
– Екатерина Алексеевна, вы как себе этот концерт представляете? Соберётся много тысяч человек, в том числе и руководство страны, а мы им споём три песни и скажем: «До свидания»? Так? Вы ведь хор с собой русские народные песни петь не везёте? Тогда какого лешего? Пусть Высоцкий споёт свои и мои песни о войне. Что в этих песнях вас не устраивает? Вы ведь почувствовали разницу в исполнении некоторых моих песен Богатиковым и Высоцким. Я немногих знаю с голосом лучше, чем у Богатикова, а вот Владимир Семёнович со своим немузыкальным хрипом лучше спел. Почему? Душу вкладывает. Сердце рвёт. Если он не патриот, то я точно идиот. Вот. Стихи получились.
– Не любит его Суслов. Да и я недолюбливаю. Уголовные песенки всякие.
– Будет петь песни о войне. Вы что, не слышите? Я без него не поеду. Не хочу позориться.
– Ох! Я б и тебя не пустила. Сволочь ты последняя. Втравишь ведь в очередной скандал! – тоже разозлилась, глаза горят, из ноздрей дым валит, из ушей пар.
– Ваше Величество, – решил сменить тон на шутейный Пётр, а то ведь и поругаться с министром можно. А нужно? – Назовите хоть один случай, когда вам за меня влетело. Или я вас подвёл и не выполнил обещание? Вы сейчас у Брежнева в фаворе. А потекут деньги из-за рубежей – и вовсе в Политбюро попадёте.
– Или на Магадан, – но уже отошла, так, брюзжит по-стариковски.
Одним словом, Высоцкий на этом памятном концерте спел четыре песни про войну. Три украденных у него Петром и одну свою, «Мерцал закат, как блеск клинка». Уж поняли там чего кубинцы или нет, но хлопали здорово. Забегая вперёд, стоит сказать, что дали и ему медаль «Дружбы».
Получили эти же медали и две кубинки – а вот эфиопке достался, как и Вике, тот самый Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре).
Теперь об ордене Петру. В первый день всякие встречи с руководством страны. Пётр и с Фиделем Кастро пообнимался, и с команданте Боске. И, что интересно, с президентом Кубы – Освальдо Дортикосом Торрадо. Кто бы мог подумать, что Фидель тут не главный?
На второй день получали награды – обычные медали «Дружбы». Все, кому планировали.
На третий день был концерт. Спел Высоцкий, хлопали и орали чего-то. Потом дошла очередь и до их с Машей песен. Спели переведённые на испанский «Кабриолет» и «Карусель». Зрители тоже хлопали, но видно было, что чужды им эти песни. Тогда грянули «Макарену». Вот тут зал прочувствовал! Не перестали хлопать, пока не услышали второй раз. Ну и дальше – «Убили негра» и «Ла Бамба». Пела с явным акцентом, но на испанском Керту Дирир. Лучше всех её чуть низковатый голос подходил. Это был культурный шок! Обе песни заставили петь три раза. Дети природы. Одни эмоции.
На четвёртый день ожидаемый скандал. Прибежала Фурцева и приказала собираться в посольство – а там дядечка, явно из КГБ, стал учить жизни.
– Дурак ты! – выдал ему Тишков и хлопнул дверью.
Но ведь сам не дурак. Нашёл Джанетту Анну Альмейду Боске и пожаловался, что из-за двух последних песен у него будут проблемы. Не могла бы она как-то уговорить отца посодействовать? Ну, чем чёрт не шутит. Получилось феерически. Кубинцы молодцы. Не поскупились, не пожадничали, нашли такой козырь, что и самому Петру поплохело. Вечером его опять вызвали в посольство.
– Точно назад прямо оттуда отправят. Вот тебе и убили негра, – пожаловался он Вике.
– И что сделают? Не посадят ведь. Такие награды! Ну, запретят выезд из страны. Переживём.
Приехали на специально поданной к отелю машине. Чёрный большой «Мерседес». А в посольстве столпотворение! Есть и Товарищ Президент, есть и Фидель, и Че Гевара, и Боске и ещё десяток из верхнего эшелона. Чуть не с порога все давай обнимать Петра и целовать Машу, а потом Фидель разразился пламенной речью – типа, оставьте, пожалуйста, этих двоих на пару лет, и вы не узнаете Латинскую Америку. С такими песнями поднимутся на революцию каждая из стран Карибского бассейна и вся Латинская Америка. И вручают Петру орден «Плайя-Хирон», да ещё и подчёркивают, что первым таким орденом награждён Юрий Гагарин. Потом и ему, и Маше с Керту ещё и знак этот культурный министр Культуры вручил, ну а Высоцкому – медаль «Дружбы».
Нужно было видеть лицо того КГБиста. Он ведь уже пасквиль в Москву отправил! А тут такое. Дурак – он и есть дурак. Снимут и отправят на Кушку, песок проверять на благонадёжность. На Фурцеву тоже стоит посмотреть: из бледной бабушки за пять минут действа превратилась в твёрдого ленинца и бойца. Умеет же переобуваться.
Нет пророка в своём Отечестве,
Неуютно пророку в нем.
Сумасшедшим по клетке мечется
Тот, кто знает – куда идём.
А ведут нас слепцы Великие
По дорогам Великих снов.
И какие-то крики дикие
Из передних слышны рядов!
Владимир Асмолов – великий поэт. Сейчас в армии, наверное. Может, отыскать? Хотя, пусть станет студентом. Студенчество – лучшая пора. Зачем лишать? Да и не о нём речь. Речь о себе любимом. Хреново встретила Москва. И не дождь тому виной – ну дождь и дождь. Прямо к трапу подкатил чёрный ЗиЛ-111, а за ним и его предок – ЗиС-110. К добру ли? Из машин вышли четверо в штатском. И не качки, так – крепыши. Они умело оттеснили в сторону Фурцеву и Петра и, ну, надо же, того самого КГБиста из посольства. Значит, всё плохо. Пётр сорвал захват крепыша и шагнул к самому взрослому из встречающих.
– Что с дочерьми? Их куда? – крепыш попытался снова ухватить его за рукав.
Неучи. Пётр легко снова сорвал захват – всё же несколько лет самбо занимался. И сам, шагнув чуть назад, сделал заднюю подсечку рыпнувшемуся оппоненту – и не стал страховать. Грохоту-то было! Все аж присели. У идиота оказался взведённый, не на предохранителе, пистолет в кармане штанов. При падении крепыш его задел рукой. Бабахнуло. Пуля прострелила хозяину ногу. Двое других крепышей выхватили свои пукалки.
– Стоять! – заорал во всё горло Старший – тот, к кому и обратился Тишков.
– Леонов, Шоев, окажите раненому помощь. Оружие сдать. Удостоверения тоже. Будете разжалованы в рядовые. Пётр Миронович, Екатерина Алексеевна, простите меня. Взял для вашей охраны идиотов. Вас приглашает в Кремль товарищ Суслов. Дочерей отвезут в гостиницу «Россия», там вам снят двухкомнатный номер.
– Для охраны? – Взвизгнула Фурцева. – Да вы знаете, что я член ЦК партии и министр?
– Можете не устраивать здесь митинг? Люди кругом. Екатерина Алексеевна, Суслов Михаил Андреевич хочет с вами поговорить. Расспросить о визите в братскую Кубу.
– Я с этим дураком никуда не поеду, – Пётр ткнул пальцем в работника посольства. Неудачно ткнул. Тоже нервы. Попал в глаз.
Опять вой, крики и катания по земле. Повеселились. Подошёл Высоцкий и стал плечом к плечу. Рядом и Керту возникла. Где-то училась, Пётр и не знал. Последовала «вертушка». В карате подобный удар называется уширо маваси. Всё, враги повержены, старший КГБшник лежит в отключке на бетоне. Опять завопила Фурцева. Двое ещё не поверженных конторских бросили раненого товарища и кинулись к начальнику, но боком, стараясь не оказаться в пределах контакта с тремя агрессорами. Не получилось – одному врезала-таки эфиопка. Лоу-кик, получил по голени. И этот катается.
– Керту, мать твою. Остановись. Люди на работе.
– Они арестовать Петру?
– Нет. Проводить. Торжественная встреча. Караул.
– Карош.
Старший конторский очухался через пару минут. Мутным взглядом обвёл поле боя. Трое катаются по земле и стонут. Голень, скорее всего, сломана – ведь негритянка в берцах.
– Екатерина Алексеевна! Вы что, с ума тут все сошли? Вы понимаете, чего наделали?
– Смешно, – это Высоцкий пробудился от ступора.
– Товарищ Тишков, давайте успокоимся.
Поздно. Все пять певиц окружили, плюс дочери – Маша даже пнула одноглазого. И со всех сторон бежит народ, в том числе и милиция.
– Не знаю, как вас зовут, и кто вы по званию, но думаю, поездки в Кремль не будет. Давайте мы с Екатериной Алексеевной завтра подъедем к Михаилу Андреевичу. А то ведь я сейчас скажу милиционеру, что вы стреляли в члена ЦК, а все эти люди это подтвердят.
– Не посмеете.
– Товарищ капитан, подойдите сюда.
– Да провалитесь вы! Леонов, Шоев, раненых в машины. Уезжаем.
Сказали – уезжаем, и уехали. И это КГБ! Лучших ведь в «девятке» держат. Семичастный рассердится. А Суслов?
Суслов через три часа позвонил в номер.
Пётр ждал. Даже раньше ждал.
– Алло. Пётр Миронович Тишков? – голос немолодой и усталый.
– Да. Слушаю вас.
– Сейчас будете говорить с Михаилом Андреевичем Сусловым.
– Пётр Миронович, что вы устроили в аэропорту? – а голос-то весёлый.
– Предотвратил покушение на члена ЦК и министра культуры товарища Фурцеву Екатерину Алексеевну. Какие-то подозрительные люди пытались по ней стрелять, но я и мои певицы вступились за Екатерину Алексеевну, и покушение не удалось. Неизвестные, воспользовавшись всеобщим замешательством скрылись, – ну а что ещё говорить?
– Вы серьёзно?
– Конечно. Люди были не в форме, документов не показали, даже не представились. Для работников спецслужб слишком низкая подготовка. Вообще нулевая. Одна девица всех раскидала. Скорее всего, американские шпионы – хотели сорвать подготовку к празднованию 50-летия Советской власти, – ого, закатил шар!
– Наслышан о вас. Странный и непростой вы человек. У вас ведь и десяток свидетелей есть?
– Происшествие наблюдало несколько десятков человек. Все подтвердят несуразность действий шпионов. Плохо их американцы подготовили.
– Вы думаете, это смешно? – вот и злость в голосе. Зачем?
– А вы, Михаил Андреевич, готовы доверить свою жизнь этим людям? Ладно – в разведку. Просто по парку не боязно гулять?
– Завтра за вами в десять утра заедет машина. Шофёр представится. Он из девятого управления. С ним и товарищ Фурцева будет. Негритянку не берите. Спокойной ночи, – гудки. Ничья. Пока.
– Вика, беги на почту и отбей телеграмму дяде Пете. Срочно нужен здесь. Ближайшим самолётом.