Пока семь раз отмеришь – другие уже отрежут…
Пётр приехал в Союз Писателей чуть раньше даже – хотелось до встречи с немцем пообщаться с Фурцевой, но Екатерины Великой не было. Где-то рулит искусством. Тогда позвонил министру Тарасову – нужно проконсультироваться по маркам асфальтоукладчиков. Соединили мгновенно.
– Пётр Миронович, нужно увидеться. Я сейчас встречался с Косыгиным. Ему твои завиральные идеи понравились. Требует представить докладную записку, причём по всем трём вопросам.
– Александр Михайлович, вы даже не представляете, как я загружен. Хотел часть проблем на вас сбросить, а получается наоборот. Я не специалист по написанию таких документов. Я сказочник. Вам сказку написать? – но министр автомобильной промышленности шутку проигнорировал.
– Вы ведь Первый секретарь горкома КПСС! Уж докладную-то записку осилите. Я вам в помощь людей выделю. Те же Сороки – они в Москве.
– Александр Михайлович, у меня через пять минут важная встреча с юристом из ФРГ. Хочу у них потребовать за свою книгу асфальтоукладчик. Вот вам позвонил, хотел проконсультироваться – какой просить? Название производителя?
Там зависли. Потом прокашлялись.
– Асфальтоукладчик? А зачем он вам?
– О том же самом меня спросил председатель Союза Писателей Константин Федин. Отвечу вам, так же, как и ему: «асфальт укладывать». Так какую фирму порекомендуете?
– Требуйте компании Йозефа Фёгеле, серии «Супер». Если удастся получить, то лучшего и желать нельзя. Пётр Миронович, а можно мои специалисты, если сделка произойдёт, разберут его на винтики и всё зарисуют? У нас сейчас ведутся работы по созданию нового асфальтоукладчика, наше министерство задействовано. Премного обяжете.
Нда. Тот ещё советчик, на ходу подмётки режет.
– А собрать получится? А то половина деталей окажется лишней, а вторая половина – отечественные аналоги. А красивые гаечки люди на память позабирают.
– Уели. Проследим. Попросим помощи у КГБ, они уж точно не дадут ничего прикарманить. Обещаю управиться за месяц.
– Посмотрим. Пока ничего не обещаю – ещё как себя немцы поведут. До свидания. Вон уже слышна их музыкальная речь.
Фриц Флигерт всё же переводчицу привёл.
– Asphalt Fertiger стоит порядка ста тысяч марок. Ваш гонорар мы согласны увеличить до пятидесяти. Кто покроет разницу? – немцы. Чтоб их! Мелочный народ. Жалко им пятидесяти тысяч марок.
– Мне посоветовал министр автомобильной промышленности СССР товарищ Тарасов требовать у вас асфальтоукладчик компании Йозефа Фёгеле, – решил зайти с козырей Пётр. Знакомство с министром всегда может пригодиться. Немцам.
– Мы на эту фирму и ориентировались. Всё равно огромная разница в цене и вашем гонораре, – не клеится разговор. Жадные. Нет. Рачительные. А если по правде, то пятьдесят тысяч марок – это очень немало, издательству придётся попотеть, что выйти в прибыль.
Но! У нас ведь есть послезнание. Воспользуемся.
– Дорогой Фриц. Вот считайте – за две мои повести вы готовы выложить пятьдесят тысяч. Сейчас в соавторстве с вдовой писателя Толстого мы переработали как бы приквел к этим повестям. Кроме того, у меня начаты ещё две повести, сиквелы. Продолжения. В одном из них Буратино попадает в страну Оз. Что, если в договоре будет фигурировать пять сказочных повестей? Детям всегда интересно, что же будет дальше с полюбившимися им героями.
Толстый Флигерт задумался.
– Мне нужно позвонить. Отсюда это возможно? И я должен остаться один.
– Говорите номер, – это Константин Федин включился.
Пока немец по-немецки болтал с другими немцами в Неметчине, выпили по стакану кофе. Когда же появятся в этой стране настоящие большие кружки? Вкус у кофе в стакане другой. Противный. Или он противный по той простой причине, что его ни жарить, ни молоть, ни заваривать здесь не умеют?
– Пять книг. Срок шесть месяцев. Где ваш соавтор? Или она не нужна при заключении договора? – вот деловая колбаса.
Пётр посмотрел на нашего юриста. Коричневый пиджак и роговые очки. Зато худой.
– Нужна.
– Константин Александрович, как бы сюда позвать Людмилу Ильиничну Толстую? Она сейчас у Смирновой, дожидается француза.
Совсем старый стал главный писатель. Кряхтя, встал, прошёл до двери, дал команду секретарше. Ну дак – семьдесят пять лет человеку.
– Я, Пётр Миронович, конечно, за. Одно уточнение – а вы меня на этой машине прокатите? – и в слово «прокатите» ударение вложила.
Что там погубило «масквичей»? Квартирный вопрос.
– Если пять книг – это сто тысяч марок, то ваше участие – десять тысяч. Возьмёте рублями по курсу один к одному? – жалко-то как! Уже планы на вновь приобретённые ценности свёрстаны.
– Фи, так неинтересно. Может быть, мы вместе напишем ещё одну книгу? – вот это бабка! Все немцы с евреями и хохлами нервно курят в сторонке. Что же это за день такой – все его разводят.
– Без проблем, Людмила Ильинична. Стойте, а ведь это мысль! У меня есть разрозненные истории, их нужно собрать и окультурить – добавить сюжетную линию, всяких второстепенных персонажей. Я даже сейчас название придумал: «Книжка малоизвестной писательницы Любки Незабудкиной и маститой сценаристки Барышевой-Крестинской о том, как Людмила Осликова приехала покорять Москву». И обложку представил: девица в сарафане и кирзовых сапогах едет на ишаке по мосту у Кремля. Как? – заготовки на самом деле были, началось ещё в первые дни попаданства. Не надеясь на память, стал записывать смешные сценки, какие помнил из «Уральских Пельменей», «Камеди Вумен», выступлений Задорнова. Набралось к этому времени уже три тетрадки. Особенно выделялся цикл из выступлений бывших студентов УПИ. Там кто-то умный взял и составил сборники – вот такой сборник, «Сладкая парочка», Пётр и смотрел на компьютере, когда собирался идти на выступление Вики Цыгановой. Дмитрий Брекоткин и Стефания-Марьяна Гурская были вместе бесподобны. Жаль, что девица ушла из «Пельменей».
– Вы нечто, Пётр Миронович. Приятно с вами дело иметь. Где тут загогульку поставить?
– А я всем говорю, что я дурень, а не дурак, – попытался пошутить.
Немец хмыкнул, Федин закашлялся, Толстая прыснула, переводчица достала словарь, наш юрист сделал невозмутимое лицо. А ведь могут не прокатить шутки из двадцать первого века.
Подписали. Твою ж дивизию! Это теперь две повести написать срочно нужно. И нужен был этот асфальтоукладчик? Взял бы пятьдесят тысяч марок и жил спокойно. Но нет. Нью-Васюки.
С продюсером группы The Rolling Stones Эндрю Олдемом встречались не где-нибудь, а в министерстве культуры – прямо в кабинете «мадам министер». Вот почему «мадам»? Конечно, Екатерина Алексеевна замужем, и во Франции её нужно величать «мадам» – но и патлатый очкастый Андрюха, и его переводчик – с такими же патлами, но чёрными, и с бородавкой на лбу – прибыли не из Парижу, а из Лондону. Ну да пусть их.
Здание министерства было красивым. Строили же раньше! Не иначе вычурно называлось «Доходный дом такого-то». А внутри была суета. Помощница Фурцевой Таня встретила Петра на улице, кутаясь в коротковатое пальто. Модница, блин. Оказывается, Эндрю уже приехал. Перепутал время, переводя свои лондонские часы на наши посконные. Уже чуть не час дожидается, выхлебал пять чашек чая и съел кило горчичных сушек.
Протолкались с Таней через бегущих рулевых культурой и оказались в кабинете Фурцевой. За огромным столом для совещаний эти двое патлатых англичан смотрелись комично – словно нечёсаного крестьянина поймали в поле и привели к царю-батюшке во дворец, а потом в соседней татарской деревне выловили ещё одного. Перед деревенщинами и в самом деле стояла хрустальная салатница, и в ней сиротливо уживались друг с другом три обломанных сушки. Этот цельный образ портило только одно – Андрюха был в дымчатых очках, и это не был писк моды – это были проблемы со зрением.
Представились. Нет, представили. При этом Екатерина Алексеевна зависла на целую минуту, пытаясь сообразить, как же островитянину отрекомендовать Петра. Не выкрутилась – всё же серьёзно перемкнуло.
– А это, мистер Олдем, создатель ансамбля «Крылья Родины», – и широкий взмах рукой в сторону Петра.
– Ну, не совсем так, дорогой Эндрю. Я – комми. Первый секретарь горкома КПСС. И ещё по совместительству поэт и писатель.
– Рад знакомству, – продемонстрировал кривые зубы англичанин.
– Мистер Олдем, прежде чем мы начнём наш разговор, хотелось бы прояснить одну вещь. Вы, правда, покидаете группу The Rolling Stones и теперь свободны, или это всё слухи, и нам не о чем договариваться?
Уверенность сразу сползла с очкастой физиономии.
– Да, группа подыскивает себе нового менеджера.
– Замечательно. Тогда немного о нашей группе. У нас нет коллектива в вашем понятии – «группа». Это не четыре человека, и даже не десять. Ансамбль «Крылья Родины» – это очень большой коллектив. Есть свой симфонический оркестр, есть десятка полтора исполнителей. Сейчас набираем детскую группу и группу бабушек для исполнения народных песен. Не кривитесь – это другие народные песни. При их исполнении зрители будут смеяться над вашими «Битлами» и «Роллингами». Поверить сейчас вам трудно, но просто для начала представьте себе такую картину. Что нужно от вас? Учить наших исполнителей петь и держаться на сцене не надо – нужно устраивать гастроли. И ещё нужно договариваться с ведущими фирмами, выпускающими одежду, спортивную одежду и инвентарь, обувь, косметику и тому подобное, о рекламе их продукции нашими исполнителями. Нужно устраивать интервью членов нашего ансамбля для ведущих газет и популярных передач на радио и телевидении. Нужно договариваться о встречах наших артистов с главами государств или ведущих партий. Да, ещё нужно найти человека, который сможет русские тексты превращать в английские без потери ритма и рифмы, и нужен человек, который уберёт у исполнителей акцент. Ваш гонорар – десять процентов от заработка «Крыльев Родины».
Андрюха снял очки и уставился на Петра как на дурачка. Ломка стереотипов.
– Вы серьёзно, мистер Тишков?
– Сейчас мы послушаем две песни в исполнении «Крыльев», потом посмотрим три небольших музыкальных фильма. Потом снова поговорим. Сейчас не о чем. Екатерина Алексеевна, у вас найдётся магнитофон?
Если Эндрю охреневал, то Екатерина Великая была в полуобморочном состоянии. Нет, ей приходилось бывать и в «Ла Скала», и в «Ковент-Гарден», и даже общаться с министрами большинства европейских государств, но это она! А чтобы девочки, и общались, скажем, с королевой Великобритании? И чтобы русские артисты рекламировали немецкие трусы? Только представь себе такое, и уже давление 200 на 200 – а разрешить это?
– Пётр Миронович, вы в своём уме? – трагическим шёпотом.
– Абсолютно. Так что с магнитофоном?
– Через мой труп.
– Товарищ Фурцева, успокойтесь, вы не на партсобрании. Тут иностранцы. Несите магнитофон, – рыкнул на обалдевшую тётку Пётр.
Что-то хрустнуло – наверное, голова министра лопнула. Потом Екатерина Алексеевна встала, молча вышла и так же молча занесла чемоданчик. Такой же, как у Брежнева, «Грюндик». Катушечный магнитофон Grundig TK 47 Stereo. Пётр из своего везучего портфеля достал катушку и заправил плёнку. Включил.
Песни было две. Сначала – «Танцы на Марсе». Её перевели на английский, исполнили. И ведь даже некому оценить, плохо перевели или хорошо, плохо исполнили или так себе. Вот сейчас и посмотрим, как отреагирует носитель языка. Носитель выслушал молча, потом попросил поставить ещё раз. А чего, не сложно ведь – прослушали ещё раз.
– Я бы подправил текст – и вы правы, нужно поработать над произношением. А вещь – выше всяких похвал, даже в таком виде займёт первое место в любом списке шлягеров.
– Вот видите, Екатерина Алексеевна, Эндрю доволен. Вы пока чайку вот хлебните, – и включил вторую песню.
С ней намучились. Даже хотели бросить и взять что-нибудь другое, но Пётр настоял. Первые вещи должны быть убойными. Спели «Синий иней», она же One Way Ticket («Билет в один конец»). Наталья Евгеньевна Горбаневская перевела на английский, попытались спеть. Галиматья. Тогда вспомнили, что София Ротару году эдак в 2009-м спела совсем с другим текстом – «Пусть всё будет». Попытались вспомнить его – Вика Цыганова в том концерте участвовала. Написали, спели на русском. Вещь! Особенно для 1967 года. Горбаневская перевела этот вариант – чуть лучше, но не прокатит на западе. One Way Ticket (To the Blues) уже есть – она была впервые исполнена американским певцом и пианистом Нилом Седакой в 1959-м году и спряталась на второй стороне сингла «Oh! Carol». В отличие от заглавной песни, эта не стала популярной. Конечно, у нас музыка лучше, уже от группы «Ирапшин», и голоса – не сравнить, но всё одно слабо. Тогда Пётр, как мог, вспомнил перевод оригинала на русский.
«Чух, чух, поезд трогается в путь,
Моё путешествие начинается, и я никогда не вернусь —
О, о, у меня есть билет в один конец до тоски…»
Вот уж точно галиматья, но припев «Билет в один конец» вполне ритмичен.
Пришлось сочинять текст самому и с использованием этих строчек. Опять диссидентка перевела. Спели – хреново, но лучше остальных версий. А, может, для затравки и сойдёт?
Магнитофон зашуршал концом ленты.
– Я слышал похожую песню в исполнении Нила Седаки. У вас получилось лучше. Вы правы, мистер Тишков, вам нужен хороший поэт и хороший учитель английского. С таким материалом можно работать! Это всё, у вас есть только две песни?
– На английском – да. Ещё я хочу показать вам одну песню на испанском и две на русском. Екатерина Алексеевна, ведите.
Походкой зомби Фурцева отвела их в небольшой кинозал, расположенный этажом выше. Посмотрели – сначала уже известные вещи из будущего репертуара Любы Успенской, а вот последней шла «Макарена» с флэшмобом у памятника Глобусу в Краснотурьинске. Сначала появлялись испанки, потом к ним присоединялась эфиопка. Следом выбегали русские мачо, во втором куплете появлялись три русские киношные супердивы и две дочери Тишкова, а в последнем к Глобусу устремлялись более двух десятков женщин в форме. Взяли всех работников милиции и детской колонии, плюс двух девушек из пожарной команды. Ни петь, ни танцевать от них не требовалось – как только они выбегали на площадь и вскидывали вверх руку, песня заканчивалась, а с нею и клип, но эффект был неслабый. Ни у кого из маститых режиссёров таких мыслей ещё даже не проблёскивало.
Сидели молча. Первой очнулась Фурцева.
– Это та самая «Макарена», о которой говорил со мною посол на Кубе?
– Она.
– Понимаю кубинцев. Вас не понимаю. Кто разрешил участие в этом действе работников милиции?
– Екатерина Алексеевна! Вы сегодня перевозбуждены. Вам бы отдохнуть. И держите себя в руках, рядом ведь англичане – и один вполне себе понимает нашу мову.
– Чёрт. И правда. Ну, уйдут – ты у меня получишь.
Ушли. Получил.
– Пётр Миронович, я каждый день жалею, что зашла тогда в кабинет Федина. Могла ведь и не повстречать тебя. Жила бы себе спокойно. Ты хоть представляешь, как на это прореагирует Суслов? Наши военные и милиционеры пляшут на площади! Выгонят и меня, и тебя, и тех начальников в твоём городе, которые это разрешили, – Фурцева стояла вплотную и брызгала слюной. Хотелось ей пощёчину залепить – может, успокоится.
– Во-первых, у нас в стране полно военных ансамблей – там и поют, и пляшут. Один ансамбль Александрова чего стоит. А во-вторых, Суслов должен узнать об этом не от вас и не от ваших помощников, которые на самом деле его стукачи. Он должен узнать от кубинцев.
– Каких ещё кубинцев? Вообще охренел?
– В посольстве Кубы должен быть атташе по культуре.
– Там есть третий секретарь МИД, он, в том числе, отвечает за культуру и спорт. Зовут Виктор Мануэль Родригес Этчеверри. Вчера с ним встречалась – на днях ведь премьера в Большом. Режиссёр кубинец, ну и как раз из-за тебя. Хотят тебя на престижную литературную премию выдвинуть за эту «Макарену».
– У них там есть кинозал?
– Есть, – отошла, держась за сердце. Старенькая ведь, хоть и хорохорится ещё.
– Позвоните ему и скажите, что мы будем у них через тридцать минут – пусть всех сотрудников соберут в кинозале. Недалеко ведь посольство?
– Тут рядом. На Большой Ордынке.
– Так что стоим? Поехали – через два часа уже встреча с французом, который американец.
– Сволочь ты, Пётр Миронович! Сам себе могилу роешь, и меня за собой тащишь, – но уже потянулась к телефону.
– Поговорка есть народная: не рой другому яму, пока сам не окопался. Как раз наш вариант.
– Вечно ты со своими шуточками! Не до смеха мне сейчас.
– Про вас у меня тоже есть поговорка: настоящая женщина должна спилить дерево, разрушить дом и вырастить дочь.
– Ха. Алло, посольство Кубы? Говорит министр культуры СССР Фурцева Екатерина Алексеевна. Мне нужно срочно переговорить с товарищем Виктором Мануэлом Родригесом Этчеверри, – запинка в несколько секунд. – Алло, Виктор? Это снова Фурцева. Привёз товарищ Тишков песню. Да, да, ту самую. Подготовьте кинотеатр и соберите там всех сотрудников. Будем там вам кино показывать с этой песней. Через двадцать минут.
Положила трубку, а на самой лица нет. Белая маска. Рискует! Не стала бы, но Эндрю помог.
– За один этот фильм можно заработать несколько миллионов фунтов стерлингов. Я согласен на вашу работу и на ваши условия, – хоть и акула империализма, а умный. Или потому и акула, что умный?
– Нужно заключить договор.
– Подготовьте свой вариант, я представлю свой, завтра сверим, выберем приемлемый и подпишем, – вот чему нужно у нечёсаных учиться – оперативности и деловой хватке, а не патлы отращивать, вшей разводить.
– Пётр Миронович, – вылезая из машины перед небольшим жёлтеньким двухэтажным домиком на углу Большой Ордынки за забором из железных пик, сморщилась Екатерина Алексеевна, – Ты веди себя прилично. Без шуточек своих. Иностранцы всё же, хоть и голозадые. Ох, загремлю я с тобой в Находку, директором библиотеки.
– От Гаваны до Находки с водкой лучше, чем без водки!
– Тьфу на тебя! Пошли уж.
Получилось даже лучше, чем хотелось. Когда Пётр передавал плёнку негритянке, что отвечала за показ фильмов (не привезли же они с собою настоящего киномеханика?), то пришлось объяснять, что сначала идут два фильма на русском по четыре минуты, а только потом – «Макарена».
– А нельзя ли посмотреть и русские? Здесь многие владеют языком, – Виктор был мулатом, но негритянской крови немного – и явно спортсмен бывший, боксёр. Нос свёрнут. Коротко стрижен и лопоух.
– Ставьте.
В зале было человек тридцать, и он был полон. Поздоровались, пообнимались – это посол полез целоваться с Петром. Еле удалось перевести просто в объятия. Включили, посмотрели. Опять посмотрели. Снова посмотрели. Макарена!
– Знаете, Екатерина Алексеевна, когда мне позвонили из Политбюро, то я сильно удивился. Неужели русский может написать кубинскую песню? Теперь понял. Теперь осознал. Понимаю товарища Боске. Тут одной премии мало! Вопрос о медали Дружбы решён, считайте. Нужно везти товарища Тишкова и этих молодых людей на Кубу. Всех наградим медалью Дружбы.
Екатерину Великую лестью с панталыку не сбить. Она ведь за индульгенцией ехала.
– А что вы думаете о последнем кадре, где девушки в форме присоединяются к танцу? Может, вырежем?
– Зачем? Это лучшая часть фильма! Ага, понимаю, думаете, некоторые люди в вашем Политбюро будут против? А если им позвонит товарищ Фидель, это решит проблему? – умный! Хоть и очень плохо по-нашему шпрехает. Или чего там испаноговорящие делают? А, хаблают.
– Товарищ Фидель Кастро товарищу Брежневу, – аппетиты, однако, у мадам министра.
– Я думаю, что мы решим эту проблему. А можно встречную просьбу?
– Слушаю.
– Те первые два фильма нельзя ли озвучить по-испански? Мы готовы купить их, – товарищ Лионель Сото, он же посол чрезвычайный и полномочный, изобразил улыбку.
Вот, сразу подобралась и превратилась в прежнюю Фурцеву.
– Товарищ Тишков?
– После свадьбы кулаками не машут. Переведём.
– О, хорошая поговорка. Я слышал, товарищ композитор, что вы ещё и детские книги пишете? Хотелось бы их увидеть. Уверен, у нас захотят их издать, – вот! А шли за щелбанами.
Жадность – сестра таланта.
С американским французом Пётр не церемонился. Поставил две англоязычных песни, прослушали, потом осчастливил си-би-эсовца прослушиванием «Волшебного полёта» в исполнении великих скрипачей и симфонического оркестра. Хотел завершить «Штормом» Вивальди в переработке Ванессы Мэй, а потом Вики Цыгановой и Гофмана с Ойстрахом и прочими грандами – все по чуть-чуть руку приложили. И не удержался, сводил в кинозал. «Макарена» и два клипа от Успенской.
Директор Парижского филиала американской компании Columbia Broadcasting System, которое называется CBS France, Жак Суппле был немного похож на Алана Делона. Синие глаза, тёмные волосы, правильный овал лица – а вот не красавчик. Чуть нос не такой, уши больше оттопырены, нет родинки на скуле. Вроде ерунда, а эффект другой. Зато почти коротко стрижен, и пиджак из красивого с отливом материала. Француз, мать его!
Фурцева на что старушка, а и то стойку сделала. Даже коньяк велела Тане принести с шоколадом.
– Материал очень хорош, особенно песня про танцы в космосе и композиция «Волшебный полёт». Про Макарену даже говорить не буду. В латиноамериканских странах и самой Испании это принесёт кучу денег. Фильмы с вашими русскими песнями продать можно, но больших денег ожидать не стоит. Я во Франции столкнулся с неприятием французами английской музыки – и, наоборот, Джо Дассен не завоюет большой популярности в Америке. Нужно переводить на английский, тогда это будет очень востребовано. Никто ещё не делал музыкальных фильмов в таком формате. Итак, что вы хотите?
– Триста миллионов долларов.
– Хорошо, вам в каких купюрах? А то у меня только мелкие с собой, – совершенно не изменившись в лице, поведал переводчику месье Жак.
Тот, не понимая, что это юмор, перевёл. Фурцева выслушала и, так как никто не смеялся, откинулась на спинку стула и выпучила глаза. Стала хватать ртом воздух. Камбала камбалой.
– Это за три года, – так же спокойно продолжил Пётр, не придя на помощь Екатерине Великой, – А сейчас нужно заключить договор о выпуске в вашей студии двух синглов. На первой стороне первого – «Танцы на Марсе», на второй «Шторм». На втором – «One Way Ticket» и «Волшебный полёт». И ещё миньон с этими же композициями, плюс «Макарена».
Си-би-эсник взял карандаш из прибора на столе и достал записную книжку, написал циферки, попереставлял их местами.
– Нужна ещё одна короткая песня на пару минут, она обязательно должна быть с текстом и на английском, – не отнять – профи.
А что у нас там есть из заначек? Переведена «Трава у дома», но даже репетировать не начали. Та же история и с позаимствованной у «Агаты Кристи» суперской вещи «На ковре-вертолёте». Стоп! Оставим на следующую пластинку. Недавно Вика исполнила крутую вещь. В фильме, вернее, в сериале «Спецназ» есть бесподобная сценка «Танец у экскаватора». Английского варианта нет – так там и слов-то пять штук.
– Екатерина Алексеевна, нам срочно нужно на фирму «Мелодия». Записать одну песню. Очень срочно. Через час.
Глотавшая воздух бабушка тряхнула головой и превратилась в министра.
– Ну, ты мне за всё ответишь! Сейчас позвоню.
– Позвоните в мой номер ещё, и пошлите машину за Машей. Пусть возьмёт «Танец у экскаватора».
– А кто играть будет? – не отнять – организатор.
– У неё есть минусовка.
– Минусовка? Что это?
– Ну, как Брежневу показывали. Музыка записана, а слова сами поём.
– Ты тут без меня лишнего не наговори! Приличная хоть песня? А то опять в блуд введёшь.
– Там всего несколько слов. Да! Пусть хороший переводчик приедет на «Мелодию», – вот и ещё одну вещь украли, да простит нас Алексей Григорьев, он же Гога.
– Когда же всё это кончится? Уехал бы ты поскорее в свои Васюки. Хоть оклемаюсь. И напьюсь.
– А вас Брежневы с собой не берут?
– Брежнев?
– Брежневы. Всё, дорогая Екатерина Алексеевна. Третьего мая встречаемся в Краснотурьинске, а сейчас организуйте запись.
Ушла, опять хватая воздух.
– Мне можно поприсутствовать на записи? И у меня есть хороший переводчик, – улыбочка типу в тёмных солнцезащитных очках. Весной и в кабинете. Или у этого тоже проблемы со зрением? Как это называется? Офтальмия?
– Нужно. Теперь давайте обсудим процент и тираж, – мы ведь тоже деловые.
– Не гонорар? – жук.
– Нет. Процент.
– Двадцать.
– Девяносто.
– Двадцать пять.
– Девяносто.
– Больше тридцати не дам.
– Смотрите, месье Суппле, вы выпускаете небольшой тираж и пускаете в продажу. Я вполне могу оценить качество своих вещей. Следующий тираж будет миллионным. Миньон только в СССР купят миллионов десять – плюс сингл «Макарены» в Испании. Мексика, если мне память не изменяет, довольно густонаселённая страна. Миллионов сто? То есть тоже не менее чем миллионный тираж. Ваша компания заработает десятки миллионов – долларов. Столько же за клип «Макарена». Не жадничайте.
– Что такое клип?
– «Макарена» – это и есть клип, это же английский.
– Ясно. Сорок процентов. На большее не пойдёт моё руководство. В таких продажах в СССР вы уверены?
– На сто процентов.
– Тогда по вашей стране отдельный договор на пятьдесят процентов.
– Приятно иметь дело с деловым человеком.
– Вы озолотитесь, – налил сам себе коньяк и отсалютовал месье Жак.
– Не всё то золото, что плохо лежит.
– Ха-ха. Нужно будет запомнить.
Прибежала Екатерина Алексеевна.
– Едем. Машу привезут прямо туда.
– О, сейчас будет быстрая русская езда? – просиял американский француз.
– Знаете нашу поговорку? «Мы медленно запрягаем, но быстро ездим. А тормозим вообще страшно».
– Вы не тормозите, – на самом деле хороший переводчик тонкую игру слов уловил. Вон до Великой только дошло. Хихикнула.