Андрей Сергеевич Прокопьев
Язык хищников
68. Колла
Извилистая тропа привела женщину в чащу непроходимого леса. Она старалась аккуратно убирать от себя колючие ветки кустарников, но они злостно хватались за подол юбки, раздирая ткань и царапая ноги. Ветви цеплялись, будто не пуская дальше, но Колла прорывалась сквозь них, не обращая внимания на раны. Своими шипами ветви разорвали одежду настолько, что оставили только клочья, свисающие на окровавленном теле.
Пройдя чуть дальше, ноги вязли в тягучей трясине, скрытой под настилом пожухлой листвы. С трудом передвигаясь, она не останавливалась, шла дальше. Трясина затянула исхудалые сапожки. Босыми ногами шла вперёд, забредая всё глубже. Утреннее солнце еле пробивалось сквозь могучие кроны и ветвистые стволы, лишь немного освещая путь. Женщина еще ни разу не забредала так далеко, где лес скрывается от света, но чувствовала, что идёт верной дорогой. Двигаться становилась сложнее, размашистые густые кустарники закрывали собой тропу. Колла ползком пролезала под ними, волосы цеплялись за ветки, и она силой выдёргивала их. В одно мгновение она поняла, что вокруг стало не только темно, но и необычно тихо. Не было ни шороха листвы и ветвей деревьев, ни дуновения ветерка, ни щебетания птиц. Чушь шёпотом, она прошептала имя погибшего супруга, произнося протяжно по буквам, и вслушивалась в свой же голос, размышляя, слышит ли на самом деле или это эхо в голове.
Мрачную тишину нарушил лёгкий, едва уловимый шорох впереди. Он слышался совсем рядом, что, казалось тот, кто издает его, находится на расстоянии вытянутой руки. Женщина замерла и пыталась вглядеться вдаль, найти виновника тревожного шороха, но сумрачный лес спрятал его за собой. Шуршание доносилось всё ближе и слышалось уже с нескольких сторон. Не успела Колла понять, как оказалась окружена.
Семь волков встали со всех сторон, закрыв в свой капкан. Но испуга не было на её лице, оглядываясь по сторонам, она будто искала кого-то среди них, и нашла его за спиной. Самый крупный и старый вожак стаи, опираясь на мощные лапы, смотрел пронзающим насквозь взглядом, вздыбленная жёсткая шерсть оттеняла его облик, оставляя лишь яркие глаза. Они смотрели друг на друга не шевелясь, пока остальные волки едва приближались к ней, замыкая круг. Колла нарушила молчание и поприветствовала короля леса, на что он поклонился ей в ответ, заметно кивнув. Вся стая уселась рядом с ней, плотно окружив, так что она могла касаться их, вожак не пошевелился, продолжил стоять, напротив. Женщина рассказала о трагической ночи, случившейся в городе. О гибели правителя Замкнутого Леса, супруга Мудольфа, который до последнего дыхания был верен своему народу и стоял на защите горожан, но безжалостные налётчики не пощадили его, безоружного. Дома сожжены, многие убиты и ранены, и на этом они не остановятся, пока не истребят весь город. Люди не были готовы к войне, а большая часть из них фермеры, которые и вовсе не состоянии противостоять воинам. Старый волк выразил скорбь по кончине правителя Замкнутого Леса и призвал стаю защитить земли от чужестранцев, после чего шесть волков, окружавших девушку, разбежались в разные стороны, лишь старый вожак остался на месте. Он поведал, что дорожит всеми, кто проживает на этой земле, каждым человеком и маленьким зверьком, и очень сожалеет, что Мудольф безвременно ушёл. Но также заверил, что его уход может прервать тот длительный союз, что был принят их предками, и каждый из представителей мирного пакта клялся ценой жизни поддерживать союз и передавать клятву через всё поколение. Вожак сообщил, что не может безвозмездно послать хищников на неравный бой, и в свою плату он просил её дочь, как единственную наследницу крови Мудольфа. Голос Коллы дрогнул, когда попыталась возразить, ссылаясь на замужнем статусе Ульвадры, и возможно, о скорой беременности, но что волк ни сказал ни слова, а лениво развернулся, и ему почти удалось скрыться из вида, как женщина окликнула его и согласилась на условия.
69. Ормар
Утренний город оживал и отогревался после прохладной ночи. Жители выходили из домов, спешили по своим делам, и постепенно узенькие улочки заполнились суетой и гулом голосов. Споры, крики, смех, всё смешалось воедино, и разобрать что-то одно было невозможно. Шумный город заглушал грохот колёс и цоканье копыт по мостовой, что, казалось, что проезжающий экипаж никто не замечает. Так оно и было. Люди с головой погружались в личные заботы, совершенно не смотря по сторонам и не обращая внимания ни на что. Лишь маленькие дети увязались вслед за повозкой, а когда смогли догнать, она им тут же стала неинтересна. Ульвадра уже давно не видела столько жизни вокруг, она высунула голову в окно кареты и смотрела по сторонам, пытаясь разглядеть всё. От увиденного переводило дух, и улыбка не сходила с лица. Радость дополняла надежда на скорую встречу с супругом, понимая, как сильно его не хватало. Войдя в город верхом на коне, с той же упряжкой, что он благополучно украл у местного короля, Ормар заметно нервничал. Суета вокруг не давала собраться с мыслями, и раздражала только больше. Он то и дело вертелся по сторонам, реагируя на шум, будто поджидая кого-то, и каждый раз, когда кричали дети или городские зеваки, он грубо бранился на них, а они не понимали, кто это и почему обругал их. Вербер ехал верхом рядом с королём, и чуть поглядывал за ним, но больше начинал беспокоиться за его дальнейшие действия. Несколько раз по пути он пытался выведать планы, которому им всем нужно придерживаться, но вразумительного ответа получено не было. Лишь Асвида не реагировала никак на происходящее, делая вид, что уже сотни раз была в этом скучном городе. Изредка она поправляла скомканный передник, пытаясь расправить его, но от этого он мялся ещё больше. Сначала она одергивала Ульвадру, чтобы та полностью вернулась в карету, бормотала о невоспитанности при её-то положении, но девушка вдруг ощутила лёгкую беззаботность, чувство, которое она утратила давным-давно. И ей снова, казалось, что она маленькая девочка, сбежавшая утром из дома на городской рынок, где торгаши уже вели споры о свежести продуктов, зазывали покупателей, расхваливая свой товар, расхваливая его и броня похожие прилавки рядом. Ей хотелось пробежаться между торговых лавок, попробовать что-то вкусненькое, поторговаться за понравившиеся яства, но как только она хотела выбежать и скрыться в людской толпе, как притесняла свой порыв, садилась обратно в карету и чуть приуныл, обхватывала круглый живот.
Мнение о том, что их приезд останется незамеченным, оказалось обманчивым. На подходе к самому высокому холму окрестности, который был коронован замком, приезжих гостеприимно встречали советники и придворные короля. Они любезно поприветствовали гостей и повели на приём в тронный зал, который, по их словам, буквально заждался их. В глазах Ормара читалось недоумение, но всем видом он показывал свою снисходительность и следовал за вежливыми придворными.
Пройдя через весь замок и поразившись его красотой, Ульвадра пыталась идти медленнее, рассматривая лестницы, ведущие наверх, расписные стены и необычные гобелены, на которых вышиты красивейшие картины. Ей хотелось рассмотреть каждый из них, но Асвида подгоняла ту всякий раз, когда девушка отставала от гостей. Ей на глаза попалась картина с морем и кораблём, что идёт сквозь шторм, могучие синие волны захлёстывают парусник, а люди суетятся на палубе, пытаясь спастись. Долго всматриваясь в полотно, ей даже, казалось, что волны действительно качают корабль, а маленькие людишки бегают по нему, пытаясь уйти от шторма. И снова нянька одёрнула её, и повела за руку за собой, Асвида ещё несколько раз оглядывалась на гобелен, поражаясь его красоте.
В тронном зале Гамли ожидал гостей, и даже успел подготовился к встрече заранее. Придворные выстроились в ряд, красиво одетые мужчины чередовались с обворожительными дамами. Они улыбчиво приветствовали гостей, взглядом провожая их. Ульвадра испытывала неловкость от их, казалось бы, добродушными улыбками. Чем больше она смотрела на них, тем сильнее зажималась сама. Помпезность и роскошь зала поражала, одежды придворных дам казались ей не меньшим искусством, чем понравившейся ей гобелен. Даже Асвида была ошеломлена размахом и богатством тронного зала. Она ещё ни разу не видела такой красивой и дорогой ткани, ей безумно хотелось прикоснуться к ней, представляя, какое бы платье роскошное платье могло бы получиться, и впервые хотела оставить его себе, представляясь придворной дамой при королеве. От этой мысли она даже хихикнула, чем обратила на себя внимание достопочтенных господ, но тут же раскраснелась и опустила глаза.
Бодрым голосом Гамли поприветствовал странников, объявив их добрыми друзьями. Он призвал подойти их ближе к нему, ведь они непросто гости, а королевская знать. Ормар принимал его слова за оскорбление, старался не реагировать на них, не злиться и не выходить из себя. Король Верхних Холмов же язвил сильнее, видя, как трясутся губы оскорбленного, пытаясь сдержать его брань. Он насмехался над ним и откровенно наслаждался этим, считая данное событие своим триумфом, напомнил о трусливом побеге из Верхних Холмов, о мольбах, о помощи, об украденном седле. После каждой высказанной фразы он громче повторял, чтобы даже те придворные, стоявшие в самом конце зала, могли услышать его и поддержать королевскую шутку. После чего он обратил внимание на Ульвадру, замолк на считанные секунды и гнусавым голосом пробормотал, что счастлив за пополнение в королевской чете. Ормар отвел взгляд на сноху, усмехнулся, радуясь и ликуя, что король ошибся, гордо сообщил, что эта девушка вынашивает его наследника, а значит, и будущего правителя Верхних Холмов тоже. Ехидная ухмылка мигом пропала с лица Гамли, и он недоумевающе смотрел на беременную девушку. Хозяин Земли Вен дополнил, что это единственное, чем Эльрик может гордиться. Перевел взгляд на каждого из них, бегло осмотрев прислужника, что робко стоял чуть позади всех, ошибочно предположив, что тот и есть сын Ормара, следующий король двух государств. Глубоко вздохнул и выпустил воздух из лёгких, спокойно сел в высокий трон и беззвучно прошептал о пленении достопочтенных господ. Из-за живого коридора городской знати появились стражники и схватили каждого гостя. Мужчины пытались сопротивляться, за что получили сильные удары по голове и потеряли сознание. Ульвадра закричала, и звонкое эхо обволокло весь зал. Стражник держал её руки за спиной, не давая ей вырваться. Голос Гамли стал хриплый и чёрствый, он велел разместить гостей как подобает, в темнице замка.
70. Ульвадра
Поглощающая темнота давила на глаза, окутывала собой всё тело и сжимало его внутри себя. Холодная мгла пробирала до костей, что, казалось, они тряслись от страха и одиночества. Отсутствие краёв и опоры сводили с ума и пугали неизвестностью. Нежные пальцы рук бродили по холодному, влажному полу, и добрались до шершавых стен. Ульвадра увереннее приложила ладонь к промозглому камню, пытаясь почувствовать, что находится за пределами, но зловещая тишина лишь отвечала ей. Сколько бы она ни старалась сдерживать себя, страх и паника завоёвывали разум, с глаз потекли слёзы, и чем больше она успокаивала себя, тем громче становился плачь. Не совладав с собой, руки сжались в кулак и начали бить по холодной стене, а мрак раздавал эхо крика. Но в ответ на мольбы оставалась лишь тьма и тишина.
Она закрывала глаза, открывала, всхлипывала носом, водила пальцами по стенам и полу, создавая звуки, чтобы убедиться, что всё ещё слышит, но уже не была уверена, спит ли она сейчас или бодрствует. Встать в полный рост не позволял низкий потолок, плечи упирались в камень, она перемещалась с места на место на коленях, водила руками по стенам, пытаясь понять, насколько далеко может пройти вперёд. Но даже когда добиралась до противоположной стены, сложно понимала, далеко ли она ушла от исходного места. Добираясь ползком и придерживая живот, она делала это очень медленно и тут же сбивалась с расчёта территории. Это занятие немного отвлекало от жутких мыслей. Когда же они преобладали, страх брал вверх над рассудком, но больше всего она боялась, что ей придётся рожать здесь одной. И тогда глаза снова наливались слезами.
Громкий скрежет разбудил её. Не понимая, снится ли ей это или просто чудится, она обняла живот и присела. Отворилась тяжёлая дверь, и огненный свет на миг озарил темницу. Ульвадра лишь успела увидеть каменные обшарпанные исцарапанные стены. Стражник поставил на пол чашку с похлёбкой и тут же снова воцарилась тьма. Глаза непроизвольно заслезились, но не от печали, а от яркого света, к которому она уже успела отвыкнуть. Набросившись на миску, она сразу съела содержимое, даже не почувствовав вкус пищи. С глубоким сожалением она понимала, что совсем не наелась, и от принятой похлёбки разболелся живот. Мучительная боль довела до слёз, и снова она начала истерично бить кулаками в стены, пыталась нащупать потаённую дверь, но так и не смогла найти на ощупь. Силы быстро покидали, и тогда она решила больше спать. Сколько раз и просыпалась, она уже считать перестала. Ей было интересно, какое время суток, идёт ли дождь за пределами этой тюрьмы, и только сейчас она вспомнила о няньке, о муже, о свёкре. Где они, почему их разлучили, что с ними случилось. Как бы она хотела сейчас оказаться в замке Земли Вен, в своей комнате, вместе с Асвидой как раньше, положить голову на колени няньке, и чтобы та рассказывала ей сказки. Впервые она думала о Земле Вен как о своём доме, в котором она была счастлива, и как бы она хотела вернуть то время. Вспомнила бунтарский характер, который проявляла к супругу, и как ей было сейчас смешно и стыдно от этого. Ей не терпелось увидеться с Эльриком, чтобы он заметил большой живот, порадовался за наследника.
Скрежет двери снова разбудил Ульвадру. На сей раз свет, пробившейся через тьму задержался дольше. Стражник шумел снаружи, а когда приблизился ближе, то силой пихнул Асвиду в темницу. После чего также поставил чашку с едой. Темнота снова окутала тюрьму. Девушка набросилась на няньку с объятиями. Прижавшись сильнее к ней, гладила, держала за руку, говорила, как безумно рада ей, но тут же голос поник. Теперь в заточении они обе.
Намучившаяся женщина подбодрила, сказав, что рада оказаться рядом с ней, где бы она не находилась. Нянька поведала о происходящем в замке, и дрожащим голосом сообщила, что пленница в заточении два дня и за это время пала Земля Вен, лишившись своих правителей. Ормара казнили вчерашним утром, а перед казнью король покаялся в убийстве родного сына Эльрика. Слова её прошлись ножом по сердцу девушки. Она сидела неподвижно, прижавшись к няньке. Она ждала поток из слёз, но глаза оставались сухими. Лишь холодная пустота ощущалась, и казалось, тюремная тьма захватывает изнутри. Прижала ладонью живот и легонько гладила его. Открывала глаза или закрывала их, она уже не понимала. Пленницы жались друг к другу, пытаясь согреться, но холод внутри не растопили ничьи объятия.
71. Ормар
Крепкий силой и духом Вербер не хотел сдаваться в руки по-хорошему, но противостоять нескольким вооружённым стражникам он не сумел. Один из воинов сжимал его руки за спиной, другие – нещадно избивали, пока тот не рухнул на пол. Но и после этого истязания не прекратились. Двое подняли еле дышащего парня под и утащили в темницу, приковали руки в кандалы. Запястья пристегнуты к стене, что он висел на них, едва доставая пальцами ног до пола. Обездвиженного и обессиленного пленника ещё долго били и пинали, пока кровавые подтёки и ссадины не покрыли все его тело, разодранная одежда клочьями свисали, и вся ткань пропиталась его кровью.
Прийти в себя ему помог Ормар. Он дал ему немного воды, что Гамли собственно любезно принёс пленному королю. Правитель Земли Вен не был прикован кандалами, но также заперт в тюрьме вместе с прислужником. Очнувшись, Вербер взвыл от полученных травм. Изо рта тянулась тягучая слюна вперемешку с кровью, от боли он не чувствовал своего тела, а металлические браслеты, привинченные к стене, впивались в запястья, раздирая кожу. Он большим трудом и болью смог еле открыть опухшие глаза, от кровоподтеков едва видел. Но то, что перед ним стоял Ормар, понял сразу. С трудом вымолвив, прислужник поблагодарил короля за воду, на что тот лишь ухмыльнулся едва слышно. Но это было не злорадство, а скорее звук отчаяния и смирения. Пленник легко прохаживался по небольшой тусклой комнате, однако в которую поступал свет из зарешеченного проёма в стене под потолком. Из него доносилась лёгкая прохлада и морской воздух, который парню был не знаком. Хозяин Степных Вен заметил, что подданный начал шевелиться, пытаясь принять более удобное положение, что в его случае было невозможно, и каждое телодвижение придавало ещё больше боли. Мужчина, видя это, подошёл ближе к парню, опустился на пол и предложил поставить ноги на него, чтобы он мог хотя бы стоять, на что последовал категорический отказ. Правитель решил долго не уговаривать, а приказать тому подчиняться. Он сел у стены так, что прикованный мог встать на его спину. Тихим голосом король обращался к подвешенному прислужнику, и хоть тот, кроме некоторых звуков не мог ничего ответить, его не останавливало это излить ему душу. Ормар искренне поблагодарил Вербера за службу при дворе и верность его сыну. Король признался, что часто многого требовал от наследника, чего тот не мог ему дать, и за это наказывал именно прислужника, стараясь пробудить его совесть. И он так надеялся когда-то увидеть Эльрика в бою, рубавшим головы, захватывая земли и спасая свой народ, как бы взошёл на трон, полноправно став лидером, и как бы стал главой большой семьи.
Подвешенный лишь чуть всхлипывал, слушая искупление. Перебивать его не было ни сил, ни желания, ни полномочий. В голове крутились слова принца с планом побега, вспоминал о его страхе перед отцом, о нежелании брать на себя тяготы правления. Отец, потерявший сына, тоже вспоминал моменты, связанные с ним, говоря тихо, порой чуть радостно, но в каждом его слое слышалась боль и скорбь. Вскоре он замолчал. Сколько продлилась тишина, юноша не знал, так как потерял сознание. Снова вернуться к чувствам его заставил хозяин, который начал вставать, и его ноги повисли, причинив боль. Громко закричав, тот постарался успокоить его, но сдержать крика он не мог. Тогда правитель закрыл его рот рукой, и повернувшись к двери, что была напротив, поднёс палец к губам и шёпотом попросил его молчать. За дверью слышались шорохи и тихие голоса. Глядя в полузакрытые глаза Вербера, прошептал ему, чтобы тот всеми силами оберегал сына Эльрика и Ульвадры, не дал его в обиду, присматривал за ним, как когда-то присматривал за его сыном. Как только дверь распахнулась изнутри, Ормар попрощался с прислужником навсегда.
72. Гамли
Король Верхних Холмов полагал, что казнь Ормара позабавит его, станет городским развлечением для народа. И если для большинства жителей так и было, то Гамли с трудом смог посетить долгожданное ему мероприятие. Чувство сомнений и тревожности проникло в его голову после заточения дальнего родственника в тюремные стены, но с чем связаны терзания, понять не мог. Он знал, что с обезглавливанием враждующего правителя избавится от проблем, а когда перед смертью пленённый король исповедал грехи, в частности, признался в убийстве сына, понимал, что даже кровная месть отныне ему не страшна. Дело осталось за малым, отдать прислужника на потеху кровожадным и изголодавшимся по крови стражникам, дождаться рождения наследника и избавиться от последней, кто сможет внести раздор в его жизнь.
Приказав всем покинуть тронный зал, Гамли остался наедине с тревогой и мыслями. Часами искал причину беспокойства, но так и не смог выявить её. Пытаясь отбросить сомнения, решил сжалиться над пленённой нянькой, забрать от изголодавшихся стражников и отправить в темницу к Ульвадре. Покорная женщина принимала боль и непотребство гордо, не плача и не моля о помощи, чем не могла не вызвать удивления у Гамли. По его приказу стража оставила беззащитную, он с жалостью смотрел, как та пытается накинуть на плечи изодранное платье, прикрыв наготу. Услышав приказ, Асвида стойко поднялась на ноги и последовала за ним. Король решил сам проводить до темницы и передать её стражникам для дальнейшего заточения, по пути рассказав о угнетённом положении народа Земли Вен, оставшихся без правителей. Услышав о казни Ормара, нянька чуть повернула голову к ведущему её мужчине, убрала с лица растрепавшиеся волосы и вопросительно смотрела на него на мгновение и сразу отвернулась. Безумные глаза, что она едва заметила надолго останутся в ее памяти. Король продолжил насмехаться, говоря, что тот собственноручно казнил сына, прежде чем он казнил дальнего родственника.
Ночь Гамли провёл беспокойно. Смутные мысли обострились и не давали заснуть. Как бы ни старался избавиться от навязчивых дум, они терзали его голову. Дрожащими руками закрывал лицо, переворачивался с одного бока на другой, но никак не мог успокоиться. Глаза сомкнул лишь тогда, когда солнце послало первые лучи в окно, но глубокий сон нарушили прислужники, ворвавшиеся в покои короля. Испуганные крики и несвязанные слова колоколом звенели в ушах, и понимать смысл ему совсем не хотелось. Старый прислужник старался взять себя в руки, чуть отдышаться и доложить королю о случившемся ночью. С огромным трудом, заикаясь и запинаясь, старик рассказал, как по утро не обнаружил кухарку, которая не явилась в назначенный час на рабочее место. Он снова начал заикаться, пытаясь исправиться и чётко проговорить, руками схватившись за грудь в области сердца, но король перебил слугу, заткнув, велел убираться и не беспокоить его. Испуганный снова попытался сказать, стал заикаться и дрожать ещё больше. Правителя явно злило это и, поднявшись с постели, он силой вытащил его и запер дверь. Вернувшись обратно, в его голове промелькнула мысль, что в другой раз, он лихо бы казнил его за непослушание, но сейчас даже не подумал о суровом наказании… но отбросил мысли, рассудил, что решит это после.
Весь световой день король Верхних Холмов не покидал личные покои, отказавшись от еды и приёма советников. Растерянность и усталость не отпускали его, делая рассеянным и нервным. Выйти из комнаты он решился в сумерки, когда желудок отчаянно требовал внимания к себе. Выловив в коридорах замка придворного, он приказал ему подать ему ужин, старик затрясся, выдал, что кухарка так и не нашлась. Еле понятная речь слуги разозлила короля ещё больше, и уже криком он пытался выяснить, нет ли других кухарок, которые могут прилежно выполнять работу?! А если найдётся та, то и разговор с ней будет иной. Служивый поклонился королю и отступил.
Так и не дождавшись ужина, разгневанный правитель решил лично наведаться на кухню, что находилась на самом нижнем этаже замка. Душный воздух сбивал с ног неподготовленного человека. Если во всём замки витали сквозняки, и спрятаться от промозглости можно было только в палатах короля, то здесь тяжелый липкий воздух кружил голову и забывал дыхание. Мужчина никогда ранее не страдал одышкой, а при своей объёмной комплекции лихо поднимался на высокие этажи замка, зайдя на кухню же, его дыхание перехватило, и он еле пытался поймать воздух, будто свой последний вдох. Комната была совершенно пуста, хотя он не припоминал, что давал послабление кухаркам.
Среди нагромождённых чанов, кувшинов, глиняных горшков и прочей утвари, уложенных на огромной деревянном столе, хранились пучки трав и букеты специй. Множество веточек было развешено на стене для засушивания. Огромные тыквы пылились в дальнем углу, сложенные пирамидой, одна на другую, среди них также лежали рядом овощи. Стены кухни почернели от копоти и дыма, что не давали дышать даже без огня, что был погашен в печке. Лишь струйки дыма пробирались сквозь заслонённый очаг. Сделав несколько шагов вперёд, он озирался по сторонам, оглядываясь вокруг. Тяжёлые капли пота стекали по лицу, и хоть он пытался вытереть их рукавом, пот снова и снова пробивал его. Не желая больше находиться здесь, Гамли выбежал из кухни на свежий воздух, и добравшись до двора, вдохнул полной грудью. Прохладный ветер окутывал промокшее от пота тело, принеся лёгкий озноб. Когда дыхание восстановилось, король решил возвратиться в личные покои, дабы переждать там своё нездоровье.
Крутая лестница, ведущая из кухни наверх, забрала последние силы короля. Еле передвигаясь, он с трудом преодолевал ступени. Пот, крупными каплями, стекал по лбу, попадая в глаза, отчего он щурился и плохо видел перед собой. Опираясь рукой о стену, ногами осторожно шагал на следующие ступени, боясь споткнуться. Протёр глаза кулаком, но лучше видеть от этого не стал. Позади себя он услышал едва уловимый шорох, и в тот же миг почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Боясь наступить на что-то, он всё же открыл глаза, но не увидел перед собой ничего. И лишь оглянувшись вниз, остолбенел. Из полутьмы на него смотрели два горящих глаза и свирепый оскал. В одно мгновение острые зубы впились в него, нанося всё больше укусов. Гамли лишь успел тихонько охнуть, как клыки пронзили его горло. Густая кровь тонкой струёй потекла вниз по лестнице.
73. Вельвичина
Асвида ушла тихо, не тревожа никого, не мешая, как и жила всю жизнь. И казалось, никому из обитателей замка не было дело до хворавшей старухи. Фредерикус же старался не подавать вида перед придворными и дочерьми, но смерть няньки принял с трудом. За годы правления он понял, что меньше всего стоит показывать свою слабость. Через силу стараясь быть невозмутимым, подозвал в личные покои старшую дочь и поведал об умершей няньке. Вельвичина лишь вымолвила, что ей жаль старуху, и кажется, тут же отвлекалась на другие мысли, перестав слушать отца. Король всегда отмечал её сухость и отстранённость по отношению к посторонним людям. Поверить в то, что она относится также близким никак не хотел и противился как мог, и лишь грустно опустил глаза и отвернулся от неё. Он облокотился на мягкие подушки, запрокинув голову назад. Дыхание участилось и казалось, что воздуха совсем не остаётся в лёгких. Девушка стояла спиной к нему, пустыми глазами разглядывая внутренний двор с высоты. Со стороны отца не было видно, как она подрагивает от всхлипов, пытаясь не дать волю эмоциям, но тяжёлые слёзы предательски полились из глаз, оставляя мокрый след на бледных щеках. Она произнесла несколько слов, но голос дрожал и хрипел, что самой было сложно понять себя. Продолжая сетовать о том, что отец любил свою няньку больше своей семьи, дочерей, жены. А несбыточные мечты о море любил больше всего королевства. Она повысила голос, вспоминая, как король был холоден, когда скончалась их мать, именно тогда, когда юной принцессе было необходимо внимание и забота отца, когда маленькая волчица стала изгоем в доме, он грезил о море и грустил с Асвидой. Ей не жаль её, ведь та прожила прекрасную жизнь в любви, внимании и достатке. Заплаканная девушка повернулась к отцу, обвиняя его в гибели матери, крича на него, взваливая все беды, что случались с ней на него, не замечая, как Фредерикус кашлял, пытался вздохнуть, хватал себя за шею и стуча кулаком по груди. Когда старшая принцесса прекратила кричать, король издал последнее усилие вдохнуть воздух.
74. Дафф
Тётушке тяжело далось перенести известие о гибели Дагфара. Слабое сердце сломило здоровье, приковав её к кровати. Хоть сквозь волосы пробивалась значительная седина, она всегда была живой и бойкой, успевающая следить за домом, за постояльцами и не забывать о себе. Ни один из жильцов не мог упрекнуть в неопрятности или непотребном виде. Строгие тяжёлые платья, подолом которых она бороздила по полу, всегда оставался опрятно чистым, а белоснежный передник придавал облику стерильности. Постоянные обитатели дома знали её как сильную женщину, готовой тянуть на себе всё, но стойкое сердце не выдержало очередного удара. Воспоминания относили к давно ушедшим супругу и сыну, и их утрата стала огромным горем для ещё молодой женщины. Сердечные раны не давали ей покоя долгие годы, и лишь посвящение себя любимому и прибыльному делу смогли вернуть к жизни. Она вновь начала общаться с людьми, и это придавало ей сил, и когда она заново открылась миру, в жизни появился Дагфар. С ним она ощутила себя нужной и счастливой, какой была в те годы, проживая с мужем и сыном. Она часто представляла, каким бы вырос тот мальчик, и подсознательно думала, что он вполне мог быть таким, как Дагфар, ей хотелось бы, чтобы он был таким. От этого она полюбила чужого мальчишку ещё больше. Оставшись жить с мальчиком, она снова ощутила себя матерью. Ей хотелось воспитать в нем того мужчину, в котором бы она видела отражение своего супруга и сына. Бережно храня в сердце счастье, она оберегала и мальчика от невзгод. Больше всего ей хотелось продлить это безмятежное время как можно дольше, но шли дни, маленький мальчик вырос и уже был готов отпустить любимую тётушку. Преодолев себя, переборов страх, она тоже простилась с ним.
Некогда процветающий пансионат опустел. Дафф уже не могла ухаживать за постояльцами. Те, кто изредка оставался на несколько ночей, больше никогда не возвращались. Постоянные обитатели тоже поредели. Не покинули дом лишь самые безнадёжные гости, живущие в долг, и теперь они ухаживали за доброй хозяйкой. Тётушка говорила с трудом, и глухие слова, что она еле выдавливала из себя, сложно было понять, она лишь повторяла имя любимого мальчика, произнося его по буквам, сбиваясь, забывая последовательность и начиная снова.
Дагфар вернулся словно в чужой дом. От былой чистоты и уюта не осталось и следа. Мрак и пыль покрывали ведь дом. Он с тяжёлым чувством осторожно прошёл внутрь, оглядываясь, с каждым разом обращая внимания на те различия, которые он запомнил в том любимом доме, который покидал. Уверенный в том, что тётушка должно быть, заработалась на кухне, рванул туда, но и там его ждало разочарование. Тот запах, что ранее витал на кухне, навсегда запал ему в душу, сейчас от него не осталось и следа. Его удивляло отсутствие няньки в обычных местах, где она трудилась весь день, и лишь в последний момент он решил заглянуть в спальню.
Занавешенное тряпками окно создавало холодный полумрак в комнате. Яркое солнце могло едва пробиться сквозь них, оставив лишь маленький отблеск на полу. Дафф лежала на кровати, не реагируя на звук скрипящей двери, глядела в белый потолок. Длинные седые волосы спутались в клубок и венчали голову. Лицо не выдавало никаких эмоций, а открытые глаза казались пустым колодцем с блёклой мутной водой. Дагфар сделал несколько шагов, войдя в комнату и шёпотом позвал её по имени. Сухие потресканные губы женщины чуть пошевелились, она смогла лишь произнести несколько букв и замолчала. Туманные зрачки забегали в стороны, пытаясь разглядеть вошедшего. Боковым зрением ей представлялся лишь тёмный силуэт, но этого было достаточно, чтобы узнать его. По бледной щеке скатилась слеза.
