Андрей Сергеевич Прокопьев
Язык хищников
Распив почти всю бутылку крепкого вина, им заметно стало веселее, и никто уже так остро не реагировал на усилившуюся качку. Капитан громко смеялся над мальчишками, видя, как они захмелели, и на его удивление, сильный и крепкий Дагфар захмелел быстрее короля. Оба глядели друг на друга и посмеивались, один отпускал шуточки о морской болезни, второй – о нежном характере. В голове Фредерикуса щёлкнуло возмущение, и только хотел грубо ответить юнге, как вдруг понял, что парень говорит истину. Поведал новым друзьям о том, что с самого рождения его оберегали от всего, слуги боялись, чтобы мальчик лишний раз не перетрудился, но и не давали полной свободы, усадив на королевский трон ещё младенцем. Он и жизни-то не видел, а уже пришлось править городом. Его голос стал тусклым после этих слов, он чуть склонился и продолжил рассказывать… Ему сложно жаловаться на жизнь, как могут подумать другие, но и существование в замке тоже беззаботной не назовёшь. Единственным утешением для него была нянька Асвида, которую он любит как родную мать, которую не знал.
Фредерикус уже не подшучивал над ним, глаза его были серьёзными и даже печальными. Он взял слово, пытаясь рассказать о своём грузе на душе, но долго не мог подобрать мысль, мялся и зажимался. Рассказав вкратце о жизни с Фьётрой, чем вызвал негодование короля. Фред ни разу не общался по душам с простыми людьми, предельно не понимая, как живут люди за пределами его замка. Дагфар отхлебнул еще вина и продолжил рассказ. Когда в его жизни появилась Дафф, он впервые почувствовал себя ребенком, маленьким мальчиком, которому тоже нужна была забота и ласка. Фьётра дать ему ничего не могла, она просто этого не умела. Но вкусив той сладкой беззаботной жизни, возвращаться на улицу ему не хотелось, а оставшись с матерью, исход был бы очевиден. Дагфар повернулся лицом к капитану, продолжив рассказ, говоря, что знает историю с той стороны, что нерадивая мать бросила сына на попечение доброй тётушки, решив за него сама, на деле всё было иначе. Голос парня мрачен и становился тише, что некоторые слова не были расслышаны, но переспрашивать и перебивать никто не решался. Фьётра не могла не заметить, как сблизились отношения между сыном и хозяйкой пансиона, и в какой-то мере с укоризной смотрела на них отношения, видя, как мальчик тянется к ней, общается и весело проводит время. Сколько она себя помнила, у них не было такого никогда. Их отношения сложно было назвать родительскими, скорее более партнёрскими. Сын понимал, по какому пути им предстоит пройти, и они всегда держались друг за друга, и шли на выручку. В этом была их связь. Дафф же показала ему настоящую материнскую любовь и заботу. Почувствовав тепло и искренность, мальчик уже не хотел возвращаться к потребительскому отношению, к вечным побегам, воровству и голоду. Будущий принц знал, что они остановились здесь ненадолго, но вот покидать это место ему уже не хотелось, и в один из вечеров, когда мать начала подготавливать мальчика для нового странствия, обиделся на неё, за то, что та заставляет его делать то, что он не хочет. Более не желает слоняться по улицам, приставать к людям, не станет бегать и прятаться, просить или воровать еду. Женщина понимала его, пыталась утешить, обнять, успокоить, но сын вырвался и выкрикнул, что тётушка ему больше мать, чем она, и лучше бы ему жить с ней. Изумленная Фьётра чуть отстранилась от него, смотря обескураженным взглядом. Лучшей матерью она себя не считала, но пыталась дать сыну то, что действительно может пригодиться ему в жизни, а сказки о море и сладкие пирожки впоследствии только размягчат его, а с таким багажом сложно будет выживать на улице. Его слова затронули за живое, предательства от сына она ожидать не могла. Больше не произнося ни слова, они улеглись спать. В тот день, когда Фьётра в последний раз попросила тётушку присмотреть за сыном, она уже знала, что оставляет его насовсем, и уходила с надеждой, что Дафф не бросит мальчика и воспитает его лучше и достойнее, а Дагфар так и не смог извиниться перед ней за слова, которые очень тяготили его эти годы и часто вспоминает её, но понимает, что искать бесполезно. Что она хорошо умеет, так это прятаться и сбегать.
Парень едва договорил, как сильный толчок стряхнул их с кровати. Корабль начало качать по сторонам, что устоять было невозможно. Захмелевший капитан не успев ухватиться за стол, кубарем повалился сверху на парней, зацепив лбом деревянную столешницу. Быстро осознав неладное, они поднялись и выбежала на палубу, где уже вовсю царила паника и страх. Волны захлёстывали на борт, сметая всё на пути. Матросы изо всех сил держались, кто-то, не надеясь на свои руки, привязали себя к мачте, но тем самым ухудшили положение. Сильные волны били ему прямо в лицо, что он не успевал вдохнуть воздуха. Испуганный Фредерикус смотрел на ломающейся корабль, разорванный порывами ветра парус. Людей уносило в море, смывая волнами. Юнга и капитан бросали канаты тем, кто оказался за бортом, пытались вернуть их, но те не могли уцепиться, чтобы их вытащили. Волны били сильнее, унося людей глубже под воду, кого-то уносило далеко от корабля. Фредерикус заметил, как на них надвигается огромная стена воды. Непредельный страх сжимал его сердце. Он видел, как его друзья пытаются совладать с кораблём, помочь пострадавшим, но сам не мог сдвинуться с места. Дагфар едва заметил, как король убегает вниз в каюты, и чуть оглянулся в сторону капитана, увидел неподдельный страх на его лице. В ту же секунду огромная волна снесла их обоих за борт.
62. Ормар
Палящее беспощадное солнце обжигало кожу, оставляя волдыри и ожоги. Практически всю ткань одежды он изорвал, пытаясь прикрыть голову, но тем самым раскрывал другие участки кожи, которые тут же обгорали. С каждым днём его путь становился всё тяжелее. Порой он забывал, в каком направлении движется, туда ли идет, не заблудился ли. В самые страшные минуты отчаяния, последние силы поддерживала лишь жажда мести. Ещё никому он не позволял победить и опозорить себя без боя, сдаваться и преклоняться в его правила не входило. Король долго думал, разрабатывал в голове план, как свергнуть презренного Гамли, но, кроме личной дуэли, в которой у него есть шанс отыграться, он ничего не видел. А сейчас и вовсе, дуэль с кем угодно не сможет осилить. И чем больше Ормар слабел, тем больше его надежды возлагались на сына. Молодой, крепкий, способный воин, который поможет свергнуть правителя Верхних Холмов, и тогда всё встанет так, как, должно быть…
Тусклый вечер с затянутым от солнца небом и душный раскалённый воздух встретили Ормара на земле Степных Вен. Дышать здесь становилось тяжелее, и как бы часто он ни пытался глотнуть воздух, лишь только малая часть поступала в лёгкие. Казалось, что он испаряется даже внутри. Лоб прошибло тяжёлыми каплями пота, а остатки былой рубахи неприятно липли к телу. Король беспрепятственно вошёл в город, покорившись отсутствию стражей у главных ворот перед входом. Удивление сменилось гневом, и он уже прогонял в мыслях, какое наказание придумать для Эльрика за его безалаберность. Пройдя по пустынным улочкам города, он поразился, как здесь всё изменилось. Полуразваленные дома казались опустевшими, узкие дорожки захламлены отходами, создавая ужасный смрад. Король слез с трясущегося коня и дальше двинулся пешком. Отсутствие людей на улице тревожило его, за время его странствий армия Замкнутого Леса вполне могла нанести враждебный визит, к которому они были не готовы. Он оглядывался по сторонам, отыскивая хоть кого-нибудь, но ему попадались только покосившиеся, заброшенные дома с когда-то плодородной землёй. Сейчас почти вся земля была съедена песком. Постепенно Степные Вены превращались в пустыню.
Пытаясь отогнать тяжёлые мысли, король быстрыми шагами направился в сторону замка. Ему не терпелось оказаться в своих покоях, напиться вдоволь воды и провалиться в глубокий сон. Но чем ближе он подходил к замку, тем громче до него доносился рёв толпы.
Изнывающие крики пугали и манили одновременно, людской ор перебивал друг друга, и понять, о чём галдит толпа – было сложно. Лишь подходя ближе, стало ясно, что весь народ собран на арене, у стен замка, но к самому действу он явно опоздал. Люди покидали трибуны и бурной рекой начали растекаться по городу, уходя прочь от замка. Мужчины, женщины, дети шли общим потоком, практически не оставляя возможности пробиться через них, Ормар с трудом пытался шагать против движения, расталкивая шедших ему навстречу. Только сейчас он мог расслышать, что же случилось на королевской арене. Один за одним, жители делились впечатлениями от дуэли Эльрика и Вербера, и вовсю жалели молодого правителя. Король пытался остановить хоть кого-то из толпы, но кто-то отталкивал его от себя, кто-то обходил стороной. Никто из них не признал в оборванце истинного короля, что ещё больше злило Ормара. Не совладав с агрессией, он вцепился за шею темнокожего паренька и потребовал разъяснений, а тот весело расхохотался и прокричал, что отныне народ свободен! Король убит! Мальчишка ловко вырвался из рук правителя, которые ослабли в хватке. Ормар не сумел произнести ни слова, руки опустились, но по-прежнему пытался сжать кулаки. Кричащая, разъяренная толпа текла дальше и разветвлялась по узким улочкам города.
Мысли терялись, крутились в голове, но тут же пропадали. Казалось, он забыл, как нужно двигаться и говорить, потому что, сдвинуться с места так и не смог. За всю жизнь он не боялся ничего, кроме как проиграть самому себе, но сейчас ощущался тот момент, когда рухнуло всё, чем он когда-то жил и дорожил. Армия разгромлена, преданные люди забыли о нём, сына больше нет… Но после отчаяния в его жилах закипела злость и ненависть, а в голове пестрело только одно имя – Вербер. Оторвать ноги от земли получалось с трудом, тело словно окоченело, и от каждого движения его одолевала дикая боль, и шагая всё дальше, вместе с ней обострилось чувство гнева и мести.
Пройти в замок и остаться незамеченным для короля не составило никакого труда. И если ещё час назад это вызвало гнев, сейчас не обратил никакого внимания, даже наоборот, ему крайне не хотелось, быть кем-то замеченным. Пробираясь по знакомым коридорам замка, вдруг ощутил тяжёлую пустоту внутри, что давила него, подкашивая ноги. Собрав последние силы, старался откинуть травящие чувства, прежде чем уравняет справедливость между жалким прислужником и сыном короля. Он сразу направился в оружейную, зная, как часто Вербер бывал там. Раньше Ормар хоть и не жаловал тайных походов мальчишки в оружейную, но никогда открыто не был против того, чтобы прислужник умел владеть мечом, сейчас же злостно корил себя, за то, что подпустил его к орудию, к своему сыну. Дойдя до заветной двери, толкнул её, но поддалась только с нескольких толчков. Войдя в тусклую комнату, король оглядывался по сторонам, и заметил объёмный стог сена, рядом с которым лежал окровавленный меч, подсохшая кровь и изорванные сапоги. Подняв кинжал с каменного пола, пальцами провёл по краю лезвия, чувствуя жар металла и неостывшей крови. Ядовитый туман окутывал разум, в едва освещённой комнате всё поплыло и через мгновение он уже ничего не видел перед собой, неконтролируемая ярость взбесилась внутри, и, не стараясь сдерживать, позволил зелёной мгле овладеть им. Сжав кулак на рукоятке меча, одним шагом достиг стога сена и яростно начал бить по нему острием. К его ногам подступала бордовая грязная лужа. Ещё мгновение он смирно смотрел на разваленный стог сена, перемешанный с кровью. Бросив сверху него оружие, спокойным шагом вышел из комнаты.
Медленно шагая по темному, узкому коридору, он не сразу осознал, что дышать стало легче. Не было той тяжести, что нёс в себе уже долгое время, что давила на горло и не давала глубоко вдохнуть. Дыхание стало тихим и ровным, что в какой-то момент он подумал, что, должно быть, спит. О, как бы хотелось, чтобы это было дурным сном! Он больше не ощущал злости и ненависти, страха и горя, та пустота, что завладела его телом, останется в нём надолго. Какие-то слова и мысли всплывали в голове, но он не придавал им значения, будто их и не было вовсе. От грузных терзаний его отвлекли приближающиеся шаги. Повернувшись на шум, заметил в темноте, блеклый силуэт. Расплывчатый, тонкий, надвигался всё ближе, приобретал очертания высокого человека с крадущейся походкой. Ормар пытался приглядеться, протерев кулаком глаза, и когда узнал идущего, его сердце на миг остановилось. Чёрствая боль пронзила тело, что он не смог стоять, ноги предательски отказывались подчиняться, и прижавшись спиной к холодной стене, он медленно опускался на пол.
64. Вербер
Окончательно убедившись, что Ульвадра оставила его, Вербер тут же стянул окровавленную ткань с лица и швырнул её в сторону. Он ещё ощущал ее влагу и чувствовал, как лёгкие капли стекают по щекам. Рьяно протерев лицо холодной ладонью, поднялся с кровати и рванул в оружейную. Весь путь он подбирал слова, чтобы переубедить Эльрика совершать побег. Его не покидала мысль, что она обо всём догадается и в дальнейшем ему сложно будет оправдаться перед ней, а если учесть, что именно за ней закрепится должность королевы, хоть и временной… а может, и постоянной… тогда его шкуре придётся несладко. Прислужник не заметил, как ноги сами привели его к оружейной комнате. Повернув на очередном повороте, ведущей к нужной двери, он заметил странного человека, что бродил у входа в оружейную. Для него было непонятно, испугался он или обрадовался, думая, что Эльрик самостоятельно выбрался из комнаты. Вероятно, его раны не столь значительны, а если даже, наоборот, его легче будет остановить. Последнюю мысль держал ближе, так как видел, что человеку тяжело стоять, и буквально скатился по стене на пол. Но подбежав к нему, ужаснулся, узнав в странном человеке Ормара. Никаких слов не смог подобрать, и видя испуганные глаза короля, страх одолевал его еще больше. Вдруг сообразив, он слегка прогнул спину, поклонившись ему. Взгляд короля прожигал насквозь, отчего ему становилось не по себе, глаза пылали яростью и страхом. Пугающая их обоих тишина прозвучала недолго, и закричав во всё горло, тот кинулся с кулаками на прислужника, колотя его по всему, чему попадал. Недоумевающий и испуганный слуга и не думал отбиваться, лишь старался защититься от ударов. Применимая сила ослабевала, руки касались тёплого тела, и его взгляд снова переменился, губы начали трястись, пытался что-то сказать, но слова застревали в горле, донося лишь глухие звуки. Мужчина отошёл от парня, и мрачными глазами смотрел на него. Вербер только попытался спросить о самочувствии короля, как тот оттолкнул его и побежал в сторону запертой двери в оружейную комнату. Подёргав за ручку несколько раз, он зашёл вовнутрь и замер в ужасе. Стог соломы сочился кровью, заливая холодный пол алым ручьём. Правитель окаменелым взглядом смотрел под ноги, как багровая вязь поступает к ногам, и тут же дёрнулся назад, но спиной уткнулся в прислужника, едва не сбив его. Вербер успел ухватиться за дверь, чтобы не повалиться на пол, из-за мощной спины Ормара, ему виднелся только край комнаты, вовнутрь король его не пускал, заслонив вход собой. Ормар больше ничего не говорил и стоял на проходе будто прикованный. Как только мальчишка сделал несколько шагов назад и попытался тихо уйти, правитель Степных Вен окликнул его. Тот не смел возразить ему и вернулся.
Голос изнеможённого отца был холодный, а слова словно сквозняк, пронзали прислужника насквозь. Он поведал, как ему самолично пришлось убить правителя Замкнутого Леса, его дальнего родственника, давнего друга и соплеменника, и у него не дрогнула рука, когда он пускал прощальную стрелу в его сердце, ни одной мрачной мысли не возникло, когда бил мирных безоружных граждан, которые пытались спастись от них нападения. Сколько пролил крови за всю жизнь ему сложно даже вспомнить. Ведь даже уверял себя, что это для благого дела, он служит людям, а значит, должен ставить свои интересы выше других, уберегая народ от верного голода. А теперь убил собственного сына, пытаясь отомстить за него же… Прислужник понимал, что там в стоге сена сейчас должен лежать он, вместо принца. В его голове вертелись мысли о трусости Эльрика и его плане побега, но рассказать об этом не смог.
64. Ульвадра
Ночь была очень тревожной, что не давала снам поглотить её разум. Ворочаясь с бока на бок, она пыталась понять, она ли она ошибиться, приняв мужа за чужого человека, и всему чувствами она знала, что это так, но всё же пыталась найти объяснение этому. Едва дождавшись рассвета, она снова помчалась в комнату супруга, в надежде увидеть его и поговорить. Но по пути ей попался Вербер, который всячески пытался не пускать в покои Эльрика, чем ещё больше злил и раздражал девушку. Она убеждалась в том, что творится что-то неладное, старалась обойти прислужника, но тот категорически запрещал ей проходить туда. Потеряв самообладание, Ульвадра закричала, что знает о том, что вчера навещала не супруга, а прислужника, да уже и уподобилась прикоснуться к нему губами. Говоря это, она всем видом демонстрировала отвращение к нему, и уже в приказном тоне велела ей не мешать. Но и на этом Вербер не сдавался, а лишь просил успокоиться и обещал, что всё ей расскажут, но не он… Недосказанность на миг утихомирила её, та отчаянно смотрела на него, словно пыталась прочитать остальное по его лицу и глазам. Но тут же откланялся и поприветствовал короля. Ульвадра смотрела на него как на призрак. Лицо стало белым полотном, и беспокойный холодок трепетал где-то внутри груди. Ормар подошёл к ней и легонько приобнял девушку и погладил выпирающий живот ладонью. Его рука была ледяная, а касания будто наводили стужу внутри. Ещё холоднее становилось от его слов, таких же скользких и промозглых. Видя, как девушка переживает за супруга, пояснил, что ночью Эльрик был направлен на переговоры с правителем Верхних Холмов для заключения союза и дальнейшего переселения всего народа в их город. И также посоветовал скорее собираться, потому что сегодня тоже выдвигаются в путь, а увядшие земли Степных Вен останутся на съедение песчаным бурям. Ульвадра прекрасно ощущала ложь, что говорил ей Ормар, но не могла зацепиться за осквернённое слово, которое бы вывело его на чистую воду. Она только попыталась сказать о том, что вчера принца уже не было в королевских покоях, как и тут правитель оборвал на полуслове, сообщив, что супруг сделал это по его личной просьбе, дабы не травмировать её тяжёлым прощанием. Девушка снова и снова прокручивала слова свёкра, но возразить ему было нечем, ибо он даже не давал возможности возразить ему. Всё же, чувствуя себя обманутой, Ульвадра вернулась в личные покои, где Асвида уже хлопотала над её вещами.
65. Вербер
Самостоятельно в оружейную комнату заходить Ормар больше не смел, поэтому руками прислужника решил избавиться от гнетущей ноши. Вербер с тяжестью в груди повиновался ему, и этот приказ выдался самым сложным в его жизни. Оказавшись в комнате, скверный тошнотворный запах врезался в его сознание, что голова пошла кругом. Раскинув засохшую солому с окоченевшего тела Эльрика, он развернул промокшую в крови ткань и глядел в его прозрачно-голубые глаза. Всматриваясь в лицо покойного, он вдруг ощутил ноющую тоску и боль, что скопилась внутри. Парень долго пытался пересилить себя, чтобы дотронуться до него, боясь заставить поверить в происходящее. В мыслях мелькали моменты их жизни, и он мог без раздумий назвать принца – единственным близким и родным человеком, считая, что всё же был для него больше, чем слугой. В тайне был уверен, что Эльрика мучила совесть, когда за его проступки наказание нёс прислужник. Это и было его наказание и воспитание совести. Ему было приятно думать, что тем самым он защищал его. Вспоминая это, на лице проскользнула добрая улыбка, память отнесла в то беззаботное время, когда они проказничали вместе, и Вербер, зная исход любого баловства, сначала пытался отговорить от плохой затеи, а потом же сам подсказывал идеи для ещё большей проделки. Они вместе любили шутить над прислугой, пугали их, а иногда служащим доставалось сильнее, когда мальчики воображали себя лучниками или рыцарями, поварихи и придворные тут же жаловались Ормару, и получая удары хлыстом прилюдно, прислужник не раскаивался в содеянном, а даже уже знал, как они будут мстить доносчикам. Эльрик в это время шкодил на кухне, портя готовящейся обед, высыпав в котёл с супом горсть соли. Тогда уже доставалась поварихам. Пальцы Вербера едва коснулись лица принца, он провёл рукой по голове, взъерошив волосы, и тут же почувствовал, как глаза наливаются слезами. Сделав от него шаг назад и смахнув накатившую печаль, решил скорее справиться с приказом Ормара.
66. Вигдиса
Побег сломленного и униженного Ормара веселил правителя Верхних Холмов. Всем, кому не лень он рассказывал о его трусости и заносчивости. Даже редкие прислужники назубок знали эту историю. Но не всё так радовало Гамли, как ему хотелось. Он не держал обиду за украденное седло, при малейшей просьбе исхудавшего коня запрягли бы в лучшие поводья. Но то, что днём ранее сбежал один из воинов Земли Вен, напрягало и злило правителя. И хотя полу разбитая и полуживая армия Степных Вен сейчас не представляла угрозы, и уж тем более король Верхних Холмов не нуждался в этих людях, прекрасно знал своего давнего друга, что он ушел, чтобы вернуться потом. Глупо было ждать от него батального нападения, ведь Ормар потерял больше половины людей, а вторая половина голодает, он будет действовать другими путями. Ждать его появления было слишком скучным для правителя, поэтому он решил опередить друга и пригласить его на личную аудиенцию. Рассчитывать на его положительное слово стоило хотя бы потому, что он грозил убивать рыцарей, что достались ему в придаток от своего гостеприимства. Короля забавляла эта игра, он часто размышлял, как Ормар отреагирует на очередное унижение, и что предпримет в данный момент. О находчивости злачного друга он знал не понаслышке, поэтому хотел бы видеть это лично.
Помимо давних дружеских и союзнических отношений, Гамли не забывал о родственной связи, которая оборвалась с уходом Вигдисы. Девушка стала доброй покорной женой для правителя Степных Вен, преподнесла ему лучший подарок, что могла дать – родила сына Эльрика, наследника знатного рода. Правитель Верхних Холмов не гнушался называть его продолжателем своей крови, хоть и очень отдалённо. Во времена, когда принц был ещё совсем мал, Гамли часто наведывался на Землю Вен, тогда преуспевающего города. Столы ломились яствами, бочки медовухи и вина, казалось, не закончатся никогда, а красивые девки никогда не давали заскучать.
Тётушки также навещали её, помогали нянчиться с маленьким принцем. Болтливым сёстрам было в радость пообщаться с кем-либо, посплетничать, обсуждая за спинами людей только что увиденное ими. Казалось, замолчать ум удавалось лишь во время трапезы, от которой никак не могли отказаться, набивая животу до полна. Но едва жевания прекращались, тут же начинали трещать. Гамли не терпел их болтовни, поэтому всего отправлял их в общество хозяйки дома. Но и Вигдиса с трудом выносила их бесконечные сплетни, хотя никогда не смела перебить их и повысить голос, дабы успокоить дам. Тётушки же воспринимали это как положительный жест к общению. В один из такого вечера все трое восхищались молодой матерью, подрастающим сыном, любящим мужем, расхваливали добрыми словами и поочерёдно умилялись над ними. Каждая из них громче другой убеждала Вигдису, что именно её воспитание помогло девочке стать тем, кем она является сейчас, считая личной заслугой. И пусть своих детей у них нет и уже не будет, они считают её дочерью, резво подшучивая, что у девочки три матери сразу. Тогда она впервые спросила их о той, кто ее родила. Отец никогда толком не рассказывал ей о ней, а нянькам запрещал поднимать эту тему под страхом казни, и ослушаться его боялись больше всего. После неуместного вопроса в комнате вдруг стало тихо. Все трое вмиг замолчали и украдкой переглядывались друг на друга. Старшая сестра, пытаясь уйти от ответа, шутила, что они и есть настоящие матери, ведь вместе воспитали девочку, средняя и младшая подхватывали шутку, разбавляя словами, но голос каждой дрожал и срывался. Младшая сестра, самая румяная и пухлая начала хохотать и приобняла хозяйку комнаты, говоря, что нет смысла вспоминать давно ушедших. Но каждое их оправдание злило девушку и сильнее, и она требовала правдивого ответа. Старшая тётушка, приложив палец к губам, просила её быть тише, и смирившись с неизбежным, рассказала о замученной до смерти Оске.
Охмелевший Гамли прижимал сразу нескольких полуобнажённых девиц, громко смеясь и крича что-то непонятное. Обеденная зала практически опустела, и лишь два короля и главные советники продолжали весёлую трапезу. Они громко кричали, шутили, смеялись, заливая смех терпким вином, часто промахиваясь мимо рта. Как в зале оказалась, Вигдиса никто не заметил. Она подбежала к отцу и силой столкнула с него голую девку. Та плашмя упала на каменный пол, разобрав колени в кровь. Взгляды мужчин тут же переменились. Ормар был шокирован поведением супруги, впервые видя её истерический крик и слёзы, а Гамли впервые лицезрел такой свою дочь. Девушка кричала и ругала отца за испорченную жизнь не только матери, но и свою, он никогда не сможет заслужить прощения, а то что он так жестоко поступил со своей супругой, вернётся к нему вдвойне. Ормар прижал её к себе сзади, пытаясь успокоить, чтобы та не могла вырваться. Супруга молодого правителя Земли Вен продолжала громко кричать на отца, называя его бездушным, жестоким варваром, просила, чтобы он убирался отсюда, и прокричала, что отныне у него нет наследников, отрекаясь от его крови. Король Верхних Холмов поднялся с софы и ближе подошёл к дёрганной дочери. Краем глаза заметил три толстых силуэта, что стояли неподвижно у самого входа в зал. Они были далеко от него, и не могли слышать его шёпота, тихие слова, что предназначались для них, но старшая сестра прочитала по его губам, что они будут в этом виноваты. Не успела она вскрикнуть, как Гамли схватил нож и перерезал горло дочери. Уже через секунду Ормар держал обмякшее тело Вигдисы. Он смотрел на разъярённого друга и не мог произнести ни звука, аккуратно положил окровавленное тело на пол и прокричал о помощи. Оглядевшись вокруг, заметил, что остался совсем один.
Правитель Верхних Холмов не стал дожидаться осуждающих разговоров с Ормаром, собрал своих людей и приказал в срочном порядке готовить лошадей и кареты к выезду. Тётушки были вне себя от увиденного, тряслись, прижавшись друг к другу, и впервые в жизни никто из них не хотел говорить. Пришедший в их покои брат напугал их ещё больше, но и он не задавал никаких вопросов, а лишь тихим голосом приказал им выдвигаться в путь. Холодный шёпот сковывал всё внутри, не давая пошевелиться, и только когда он прикрикнул на них, они закопошились и принялись за сборы.
Гамли ждал сестёр в их просторной карете, решив, что обратный путь проведёт с ними, удобно устроился на мягких подушках, раскинув ноги в стороны. В его голову пришла мысль, почему ему всегда приходится ездить верхом, когда дальние расстояния можно проводить с наслаждением. Сёстры были удивлены его присутствию в карете, и не менее испуганы от этого. Но на их удивление, брат не ругался, не повышал голос, даже улыбался, расспрашивая о том, как они провели здесь время, всё ли им понравилось. Глупые вопросы ставили их в тупик, ни одна из них не смела отвечать. Но Гамли будто и не ждал ответа. Он поведал, что жалеет, что раньше не ездил в карете, считая это уделом барышень, а теперь и сам не против удобного путешествия. Старшая сестра взглянула на брата исподлобья, тихо пробубнив, что они будут рады его компании, на что тот громко расхохотался. Казалось, это напыщенный смех, который он выдавливает из себя, отчего обстановка становилась только напряжённое. Карета быстро везла их все дальше от Земли Вен, унося всё быстрее в ночь.
Наутро сёстры проснулись от шёпота брата, который будил их. Он был бодр и весел, желал им доброго солнечного отличного дня, а ещё пригласил на утреннюю трапезу, что прислужники уже приготовили для них. Страх перед братом начал проходить, но они всё же с опаской поглядывали на него, и до сих пор не общались. Правитель Верхних Холмов не стал их дожидаться и вылез из кареты, и тогда молчание нарушила младшая сестра, назвав их положение бедственным, и чего ждать от короля непонятно. Две сестры согласились с ней, прекрасно зная, что обходительность брата не заканчивается ничем хорошим, и тут же он снова позвал их присоединиться к нему. Они глянули друг на друга и повиновались ему. Выйдя из кареты, с удивлением заметили, что утренняя трапеза их не ждёт, и нет ни малейшего намёка на привал. Женщины оглядывались непонимающе между собой и посматривали в сторону брата. Тот, в свою очередь, пожелал им приятного аппетита и забрался в пустую карету. Как только он захлопнул за собой хлипкую дверцу, весь экипаж тронулся с места. Сёстры кинулись за ними вдогонку, но лошади быстро увозили свиту Гамли далеко, оставляя за собой пыльный шлейф.
Ульвадра
Девушка и забыла, как живописно может выглядеть пейзаж за окном кареты. Раскинутые ветви деревьев, стремящиеся в небо, небольшие кустарники плотно жмутся к величавым стволам долгожителей леса, бархатистое солнце и приятный нежный ветер. Путь на Верхние Холмы был долгим, но Ульвадра наслаждалась каждым днём, проведённым в дороге. После сухой и безжизненной земли Степных Вен, она снова почувствовала себя одухотворённой и живой. В голове мелькали мысли с признанием благодарности Ормару, за то, что он вывез из песчаного плена. Улыбка не сходила с её лица, что очень радовало Асвиду, которая в последнее время была мрачна. Нянька смотрела на улыбающуюся девушку и тоже пыталась натягивать улыбку, хотя с каждым разом становилось всё тяжелее показывать радость. Мысли о том, что принц смог мирно договориться с королём Верхних Холмов, не могли сложиться в голове, а добрые и лестные слова Ормара словно лезвие – резали по живому. Чем больше он лебезил перед Ульвадрой, тем сильнее боялась за неё.
Приближаясь к земле Верхних Холмов, дорога стала более ухабистая, карету качало сильнее, от чего странникам становилось худо. Какое-то время девушка шла пешком, и тогда к ней присоединялся Ормар в сопровождении с Вербером. Часть пехоты и конницы шли впереди, остальные чуть позади. По приказу короля прислужник слезал с коня и вёл достопочтенную даму под руку, свёкор же продолжал путь на скакуне. Парень шёл рядом, но не смел взглянуть, боясь встретиться с ней глазами, считая, что она сразу почувствует ложь. Ульвадра же как ощущала это, пыталась поговорить с сопровождающим, задавая больше вопросов обо всём, включая их детство с Эльриком. Прислужник старался отвечать монотонно и односложно, местами его голос дрожал и терялся, мешался подбирая слова, дабы не сказать лишнего. Девушке было не по нраву такое общение, но выбора другого не было, разговоры с нянькой ей надоели до жути, а с Ормаром она разговаривать боялась. Вскоре на них пути возник огромный холм, уходящий вдаль, и на самом верхнем склоне красовался замок Верхних Холмов. Она замолчала и пыталась рассмотреть всё! Оказавшись здесь впервые в жизни, она чувствовала себя, словно вернулась в детство, как в старом добром Замкнутом Лесу.
