Анатолий Антонович Казьмин
И.о. Кощея
– Дела… Ну, давай перебирайся к нам, я в принципе не против. Работящие руки всегда нужны. А только… уживешься ты у нас? Там и скелеты бегают и бесы, монстры всякие, да и другой нечисти пруд пруди.
– А ничё, Федь, – оживился домовой. – Были бы люди хорошие, а там без разницы, скелет али бес.
– Договорились.
Мы торжественно пожали друг другу руки.
– А я, тогда как потеплеет к вам и переберуся, – оживился Трофим. – А тебе не холодно здеся, Федор Васильевич? Может тебе водочки принести для сугреву? У бабки запасы большие, она и не заметит бутылки-другой.
– Не, Трофим, спасибо, не надо. У меня еще дела есть, надо в трезвом уме быть.
– А может… – домовой несколько растеряно почесал в затылке, – тебе дверь открыть из поруба? Я могу. Только там ажно пятеро стрельцов караулом ходят.
– Спасибо, но я пока тут погощу, а потом сами выпустят.
– Ладноть, Федор Васильевич, пойду я пока Яга не заприметила, что я отлучилси. Загрызёт же, а то и кота своего натравит!
– Хорошо, Трофим, спасибо. Значит, весной приходи, буду ждать.
Старичок закивал и ушел прямо сквозь стену, а я опять остался один.
– Внучек, ты как там? – раздалось у меня в голове, и я поспешно сжал булавку пальцами.
– Нормально, деда, сижу. Меня покормили тут, не переживай.
– Баланду, небось, тюремную приносили ироды?
– Да не, тут домовой хороший блинов принёс, сметанки… Только с твоими им никак не сравниться, деда, – поспешно добавил я и дед удовлетворённо хмыкнул. – Дед, а тут домовой от бабки уйти надумал, к нам просится. Как думаешь, нормально это: домовой на Лысой горе?
– Нам и своих прихлебателей хватает, – заворчал для приличия дед. – Вечно ты, Федька всех подряд подбираешь да в дом тащишь! Вот, например… – и дед замолчал, пытаясь вспомнить хоть один случай.
– Собачка, да? – хихикнул я, припомнив вечную страсть крепко поддатого деда, подбирать бродячих собак с целью приручить и приспособить для домашне-служебных целей.
– Паразит ты, Федька, – вздохнул Михалыч. – Хотел я тебе про Орду рассказать, а таперя не буду.
– Так я у Калымдая узнаю или еще у кого из наших.
– Да много они там знають! – фыркнул дед. – Ладноть, пользуйся моей добротой, слушай.
С Ордой оказалось всё очень странно. Пришли шамаханы к Лукошкино так тихо, что их никто и не заметил. Сами прикиньте – пара-тройка тысяч, а может и больше, всадников, практически через полцарства незаметно просочились, да никого не пограбив по пути, это уж совсем удивительно было. Пришли они к городу, взяли в кольцо, постояли пару часиков и ушли.
– Мужики говорят мол, за Ордой фигура огненная поднялась, проорала что-то да исчезла, – рассказывал дед. – Шамаханы-то тоже поорали, да вслед за ней и ушли, так и не начав осаду города.
– Опять Бабай?
– Как пить дать, внучек, – дед вдруг хихикнул. – Мужички сказали, что шамаханы орали «Бабу дай!», так полгорода побежало жёнок своих по подпольям прятать.
– Бабу дай? Бабай! Да кто же это такой в Орде объявился? А Калымдай ничего не узнал?
– Только, что Бабай ентот в большом авторитете у шамахан. Что ни скажет, всё сделают, чуть ли не как самому Кощею поклоняютси.
– Надо про него вызнать, деда, тревожно мне что-то…
– Вот сейчас стемнеет через полчасика, вырежем мы сотню милицейскую, выпустим тебя, внучек из полона ментовского и пойдём про Бабая вызнавать.
– Дед! Отставить! Никакой резни! Слышишь?! Мне тут кое-что узнать надо, а вы со своей тягой кровожадной все планы мне порушите! Ну, просто бандиты какие-то…
– Ну а то кто ж? – удивился Михалыч. – Не монашки же, какие? Бандиты и есть если твоими словами говорить, а по-простому – лихие люди.
– Угу. Джентльмены удачи, блин. Михалыч, это – приказ! Не дай боги кто кровопролитие начнет, я и не знаю, что тогда с вами сделаю! Придумаю что-нибудь особо кошмарное, понял?
– Да понял, внучек, понял. Так скоро у нас при Лысой горе и монастырь откроетси…
– Вот кстати, дельная мысль. Открою и буду нарушителей приказа в кельях гноить да молитвами мучить.
Деда я все-таки уговорил резню не начинать. По крайней мере, на время. Вот с такими кадрами и приходится работать. Дед связь прервал обиженный, но послушный, а я взял да задремал на пару часиков, не смотря на холодину. И кстати, вполне даже неплохо выспался.
Если днём в поруб пробивались сквозь дверные щели лучики света, то сейчас, когда на улице стемнело, поруб окутало мглой. Я хмыкнул – если тут узников морят голодом, то ни о каком светильнике и речи нет, разумеется. Ничего, своими силами обойдёмся…
При свете фонарика в перстне я сосредоточенно вырезал флешкой букву «Я», в монументальной настенной росписи «Здесь был Федя». Китайский пластик флешки трескался и крошился, но я не отчаивался и с упорством продолжал царапать мягкую штукатурку.
– Помочь, мсье Теодор? – раздалось от двери.
– Маша! Фух… Что ж ты так пугаешь? И вообще, стучаться надо… Как ты сюда попала, тоже арестовали?
– Фи! Облачком за забором обернулась, а сюда сквозь щели дверные проникла.
– Ну, присаживайся тогда, не стесняйся. Чувствуй себя как дома.
– Тьфу-тьфу, мсье Теодор, вы как скажете… – Маша передёрнула плечиками. – Пойдёмте уже? Ну что вы тут сидите?
– Не, Машуль, участкового дождусь, тогда и на свободу с чистой совестью. Уж очень интересно послушать, что он мне скажет.
– Я и так знаю, что он скажет, мсье Теодор, – Маша стала в позу «памятник Ленину на центральной площади», протянула вперед руку и торжественно произнесла: – Выходите дорогой Федор Васильевич, да не гневитесь на нас, идиотов патологических! Хотите, мы и коврик красный постелем, да на руках вас на свободу вынесем? Любой каприз, только верните нам царя-батюшку!
– Что?!
– А что, мсье Теодор? Ненатурально у меня получилось? На мсье Ивашова совсем не похоже? А ведь я неоднократно выступала в труппе Его Величества Генриха Изящного и всякий раз срывала та-а-акие аплодисменты… Ах, какой был шарман…
– Маша, что ты там про Гороха говоришь?!
– Я вам про Генриха сейчас говорю…
– Маша!
– Да что же вы так кричите, Теодор, будто из вас кровь пить собираются?
– Но-но! – я вжался в стену. – Что за намёки?
– И еще раз фи на вас. Я уже парочкой стрельцов во дворе перекусила… Да что вы сразу за сердце хватаетесь, мсье Теодор? Совсем вы тут одичали в одиночной камере, шуток вовсе не воспринимаете.
– Маша, – я собрал волю в кулак и отчеканил: – Что. Там. С Горохом?
– Всё в порядке, мсье Теодор, не волнуйтесь, спит он.
– Уже чуть легче. Однако зная вас, уточню: а где именно он спит?
– Да здесь рядом под забором и спит. Как принесли его и положили, так и не шелохнётся, даже храпит тихо, но с присвистом, однако совершенно не художественно, будто мужик какой.
– Угу. Спёрли царя, значит?
– Да какой он вам царь, Теодор, что вы такое говорите?
– Маша, золотце ты моё крылатое, а не могла бы ты и меня в курс дела ввести? Сейчас придёт участковый, а я даже не знаю, что и говорить.
– А вам ничего говорить и не надо, мсье Теодор, – отмахнулась Маша. – Просто стойте с важным видом и кивайте. Ну, если получится, постарайтесь ещё сделать умное лицо, хотя…
– Маша! Я сейчас сам тебя загрызу! Живо доложи, что вы там с Горохом натворили!
– Фи, Теодор… Сразу видно, что в высшем свете вы не вращались, а прибыли к нам из какой-то забытой богами глубинки…
– Маша!
– Ой ну, хорошо-хорошо… Даже уши заболели от вашего крика… Что вы так нервничаете, Теодор? Вы знаете, как это вредно?.. Нет-нет, даже и не думайте на меня кидаться, я вас сильнее как бы вам это не было обидно слышать…
– Маша, уволю, – тихо сказал я. – Вернемся во дворец и сразу же уволю. Хватит, натерпелся я твоих выходок.
– Мсье Калымдай в облике царской охраны, – тут же начала доклад вредная вампирша, – стал на пост возле покоев Гороха, который в этот момент разводил амуры с очередной дворовой девкой. Через замочную скважину наш бравый майор запустил в комнату сонный дым, уж какой именно у него сами спросите, а когда любовная парочка благополучно заснула, подал Гороха мне через окно.
– А ты его и…
– Нет, не укусила, если вы об этом, мсье Теодор. Просто подхватила и улетела на встречу с Аристофаном. Дальше рассказывать?
– Не надо, спасибо.
– Ну вот, а столько крику было, нервов… А теперь даже до конца выслушать не желаете.
– А есть что еще существенное рассказать?
– Нет.
– Вот и не надо.
– Вот и не буду, – Маша пожала плечами. – Вы, мужчины…
– Достаточно, спасибо, я тебя понял.
– И всё же я продолжу, мсье Теодор. Вы мужчины, – она многозначительно посмотрела на меня, – вечно за своими игрушками, войнами и убийствами, забываете о своих дамах сердца. Вот ответьте мне честно, Теодор, вспомнили ли вы хоть раз о мадмуазель Варе, пока кричали на меня и выпытывали новости о Горохе? Не уверена. Неужели для вас Горох, дороже Варвары Никифоровны? Не думала я о вас в таком вот ракурсе, мсье Теодор, хотя слухи по дворцу, после того как вы приблизили к себе Гюнтера, ходили, не буду скрывать.
– Какие слухи?! Маша ты о чем вообще?! Ой, всё… Десять… вдох… девять… выдох… восемь… вдох…
– Какое-то заклинание, месье Теодор? – заинтересовалась Маша.
– Ага… пять… На счет «один» все вампиры в радиусе десяти метров воспламеняются и умирают в страшных мучениях… выдох… три…
– Тогда я, наверное, пойду, мсье Теодор? А про мадмуазель Варю вы и сами нафантазируете. Всё равно вам тут больше и заняться-то нечем…
– Уволю, как пить дать уволю.
– А ваша Варя, узнав о нарушении прав человека, побежала к Кнутику подымать общественность, пока только заграничную. Но побожилась, что к утру, если вас не выпустят, лично возглавит народно-освободительное восстание. Романтично, ведь верно?.. Нечто подобное описывал в своём романе известный испанский литератор Санта-Диего лос Бананос. У него одна юная сеньорита…
– Я понял, Маша, спасибо.
Мне еще пересказа женского романа только не хватало.
Маша вдруг насторожилась и прислушалась:
– Идут. Мне пора, – превратившись в кусочек вредного, но все же, симпатичного тумана, она выскользнула из поруба.
Ага, сейчас, похоже, начнётся. Я выключил фонарик и замер.
Загремел засов, дверь распахнулась и тут же послышался громкий голос Митьки:
– Арестованный, на выход!
Звук подзатыльника и тихий голос участкового:
– Федор, выходи.
– А? Что? – я сделал вид, будто только проснулся. – Покушать принесли наконец-то или хоть глоточек водички?
– Кхм… Выходите гражданин, вы свободны.
– Не выйду. Ручки-ножки оледенели, не шевелятся никак. Да и вообще… Нравится мне тут. Хоть и тюрьма, хоть и милицейский произвол, зато не бьют и на дыбу не подвешивают. Пока, по крайней мере.
Никита шикнул на сопровождающих и спустился вниз, держа в руках подсвечник с тускло горящей свечой:
– Федь… ну ты это… От всего состава участкового отделения милиции, приношу извинения за неправомочные действия младшего сотрудника.
– А у старшего сотрудника действия правомочные были? – ехидно спросил я.
– Кхм… Ну, знаешь, ты вообще-то тоже не ангелочек!
– Я что-нибудь нарушил? Предъявляй тогда доказательства и в суд.
– А Орда чья?
– Орда моя. Только другой вопрос: как и зачем она тут оказалась? И вот этого я как раз не знаю. А вместо того чтобы разобраться с этим, узнать, кто Орду без дозволения на город натравил, я тут у тебя парюсь.
– Ну, вот и выходи да разбирайся, – указал на выход участковый.
– Спасибо, что разрешил. Век на тебя молиться буду, батюшка сыскной воевода!
– Внучек, – раздалось со двора, – хватит кочевряжитьси, давай, вылезай ужо из тюряги холодной да тёмной, где узников жаждой да голодом морят, свечку грошовую не дают, да еще, небось, и крыс специально подбрасывают.
– Во! – поднял я палец. – Глас народный.
– Выходи, – вздохнул Ивашов.
– А скажи мне, участковый, – я поднялся с топчана, – а вот если бы мои ребята Гороха не схватили, сколько бы я еще у тебя просидел? За что я даже спрашивать не буду.
Я вылез из поруба и огляделся. Вся милицейская банда была в сборе и в свете десятка факелов, которые держали стрельцы в одной руке, а сабли в другой, я полюбовался их встревоженными физиономиями и кивнул Михалычу:
– Ну, погостили чуток да домой пошли?
– А царь? – шёпотом напомнил участковый.
– Горох что ли? – громко переспросил я, а Никита поморщился. – Да здесь он, кому он на фиг сдался? Да, деда?
– За воротами, небось, валяетси, – подтвердил дед.
Еремеев кивнул и стрельцы бросились к воротам, однако на полпути вдруг резко остановились, послышался крик, мат и с вояки метнулись к терему. Факелы осветили ровный ряд сидевшей у стены дома стрелецкой сотни, сладко посапывающей и периодически не менее сладко всхрапывающей. Возле каждого стрельца лежала сабля или бердыш, а то и пищаль.
– Солдат спит – служба идёт, – одобрительно кивнул головой Михалыч, когда мы вслед за милицией подошли к терему. – Обзавидуешьси, внучек! Вот кабы нам так!
– Вы что натворили?! – кинулся к нам участковый.
Я пожал плечами мол, не в курсе, я же под замком сидел, хотя прекрасно понял, что мои бандиты заскучали и решили поразвлечься. Кражи Гороха им мало было они и сюда пришли.
– Ну что ты орёшь, участковый? Ишо разбудишь, – захекал дед. – Не гони волну, поспят часок да проснутси.
Участковый уже было открыл рот для гневной отповеди, как вдруг левая от ворот часть забора заскрипела и медленно рухнула во двор, подняв облако снега.
– …мать! – проскрипела бабка, но тут рухнула и правая сторона, взметнув не меньше снега.
Одинокие ворота колоритно смотрелись на пустом пяточке.
Еремеев нахмурился и кивнул стрельцам, но едва только они сделали шаг к нам с дедом, как на месте забора выросла вся рота Калымдая, да еще и бесы по краям злорадно скалили пасти.
– Мой терем рушить?! – взвизгнула вдруг бабка и, повернувшись к шамаханам, подняла над головой руки.
– Бабушка, – ласково окликнул я, наводя на старую каргу сжатый кулак с перстнем, выставленным на максимальный режим, – не надо.
И честно говоря, я готов был садануть молнией в это древнее порождение зла. В стрельцов – не уверен, в Никиту – точно нет, а вот Ягу, иначе как нашего настоящего врага и грозного противника я не воспринимал и за своих парней был готов начать бой.
Бабка медленно повернулась ко мне, покосилась на перстень и, видимо сообразив, что это за штучка, шипя от злости, опустила руки.
– Внучек, – на весь двор зашептал Михалыч, – а может, пульнёшь, а? Ну давай, чего тебе стоит? Мы порадуемси, а дома тебе самогону нальём!
От ворот послышался сдержанный ехидный хохот и дед вздохнул:
– Ну нет так нет, я ж понимаю… Может тогда в другой раз?
– Ну, мы, наверное, пошли, – я не сводил с бабки перстня. – Раз за стол не зовут, пойдём тогда ужинать к себе домой.
– Царь, – тихо напомнил участковый.
Верно. А я уже и забыл про него…
– Эй, ребята! – махнул я свободной рукой. – Где там у вас Горох завалялся?
Ворота заскрипели и торжественно открылись и двое шамахан внесли, держа за ноги-за руки Гороха.
– Да там и положите в снежок куда помягче, – посоветовал Михалыч и повернулся к участковому: – До утра дрыхнуть будет так что, сыскной воевода, ишо есть у тебя времечко незаметно его в кроватку возвернуть. Проснётси утром Горох и, как и не покидал спаленку, да и от обиды горькой никому головы рубить не станет.
Участковый подумал с секунду и кивнул, а я по дуге обошел бабку, держа её на прицеле, но та только провожала нас злобным взглядом.
Через пару кварталов я распрощался с Аристофаном и Калымдаем, наказав им утром явиться в Канцелярию. Вопрос с Ордой и Бабаем надо было уже решать безотлагательно.
К Варе идти было поздно, но Маша с Олёной, примчавшиеся на Максимилиане мне на помощь, клятвенно заверили, что с самого утра сходят к ней и успокоят. Если конечно, останутся тут, в Лукошкино, а иначе вот прямо с утра, ну никак. Тем более что и Максимилиан уже в конюшне у Вари, а это всех будить надо… Да понял, я, понял. Сейчас по кавалерам своим побегут.
Ну, вроде всё, домой. Я достал из кармана коробочку с Шмат-разумом, Михалыч подошел поближе, но не успел я попросить переместить нас, как он горячо зашептал:
– А я ить сразу понял твой замысел, внучек! Голова у тебя ну просто государственного объёму стала! Кощей – просто дитятко малое супротив тебя!
– Эээ… Ты о чем, деда?
– Дык всё про то же, – захекал дед. – Вона какую бучу поднял, шороху на всё Лукошкино навёл! А мог же в любую минуту от ментов удрать с помощью ентой коробки, – дед кивнул на шкатулку в моей руке и гордо добавил: – Весь в меня, паразит!
Ага, я такой. Только никакого замысла не было – я просто забыл про Шмат-разум.
* * *
Дома нас поджидал ужин у Иван Палыча на кухне, соскучившиеся бесенята с Дизелем, да Гюнтер с докладом.
Как Гюнтер не отбивался, а шеф-повар вручил таки ему крем-брюле со взбитыми сливками и дворецкий, деликатно облизывая ложечку, начал доклад.
– С Ордой, Государь, выяснить так ничего не удалось. Завтра отправляем комиссию с глобальной проверкой, возможно, что-то и удастся разузнать.
– И на счет Бабая этого.
– Разумеется, Ваше Величество. Далее. В Агриппину Падловну с потолка ударила молния. Грохот от взрыва был таков, что в коридоре со стен обвалилась штукатурка.
– А Агриппина Падловна?!
– С ней всё в порядке. От удара молнии, она невероятным образом похудела на полпуда и на радостях выписала всей Лысой горе премию.
– Ничего, не обеднеем, – я отодвинул пустую тарелку, на которой еще недавно лежало запеченное куриное бёдрышко, щедро обложенное картошкой-фри. – Зато Агриппина Падловна, небось, от счастья скачет. Можно только порадоваться за человека.
– За кикимору, – педантично поправил Гюнтер.
– Кикимора – тоже человек, – Михалыч подвинул мне пирог с вишней и отобрал у дворецкого взбитые сливки.
– На нижних этажах, – Гюнтер грустно проводил взглядом сливки, – всё уже привели в порядок и владельцы развлекательных заведений просят разрешить возобновить работу.
– Пускай дня три ещё подождут, помаются, – я обмакнул кусочек пирога в сливки, – тише будут.
– Дамы из швейной мастерской подрались с бригадой малярш.
– А они чего не поделили?
– Говорят, в ремонтные мастерские поступил на службу новый сотрудник необычайной красоты, к тому же и бес-альбинос. Редчайшее явление, Государь, – Гюнтер вздохнул и тихо добавил в сторону: – Я даже сам его еще не видел…
– Выдать им розги, – распорядился я. – Пусть малярши отлупят швей, а те – малярш.
– Больше происшествий нет, Ваше Величество.
– Как так? От змеелюдов только персональная молния главбуху и всё?
– Утихли почему-то, Государь.
– Может быть, передумали на нас нападать?
На этой, излишне оптимистичной ноте, ужин закончился и все отправились спать.
* * *
– Вставай, внучек! Просыпайся ужо! – тряс меня Михалыч. – Орда пришла.
– Ну, так накормите, напоите, – я повернулся на другой бок, – да пусть домой возвращаются.
– Федька, вставай! Орда Лысую гору обложила!
– Что?! – я подскочил на кровати. – Они совсем нюх потеряли?!
– Калымдай ворота держит, а Аристофан бесов своих следить за шамаханами отослал. Иди, внучек рожу ополосни да за стол – думку думать будем.
Когда я вернулся из ванной, за столом меня уже поджидали Калымдай с Аристофаном. Рядом стройной вешалкой скучал Гюнтер, а над столом, полупрозрачной люстрой завис Лиховид.
– А я говорил! – заорал старый колдун, едва я вошел в Канцелярию. – А я ить предупреждал!
– Ну и не правда ваша, Лиховид Ростиславович, – я сел за стол и полюбовался на тарелку с гречневой кашей передо мной. – Про Орду вы ничего такого не говорили только про змеелюдов ваших.
– А чавой-та они мои? – насупился колдун. – А девка где?
Я отмахнулся от этого сексуального маньяка. Нам сейчас только любовных страданий не хватало.
– Федор Васильевич, – Калымдай подтолкнул ко мне горчицу и я, кивнув, стал обильно мазюкать ею котлеты. – Орда численностью пять тысяч бойцов на рассвете скрытно подошла к Лысой горе и, охватив её кольцом, начала осаду.
– А чего хотят?
– Толком не понять, но орут что Кощей не настоящий.
– Тоже мне секрет, – я зачерпнул кашу и отправил её вслед за котлетой. – Никто и не скрывает, что я тут только исполняю обязанности.
– Вот они и орут мол, подавай им настоящего Кощея и всё тут.
– Я разве против? Да где я им сейчас его возьму?
– Я-то понимаю, Федор Васильевич, – Калымдай задумчиво покрутил кружку чая в руках, – а вот им кто-то здорово мозги загадил.
– Бабай? Ничего, кстати, про него не узнали?
– Бабай, – кивнул майор и поднял взгляд вверх: – Лиховид Ростиславович, а вы ничего про этого Бабая не слыхивали? Может быть, в древние времена это чудо уже объявлялось?
– Не тем вы тута занимаетесь! – завопил колдун. – Дался вам этот Бабай! Надо колдунство против айясантов запущать скорее, тогда все ваши беды сами поисчезають! Давай, Федька змеиные части, я обряд древний на них совершу!
– Ой, да подождите вы, Лиховид Ростиславович, – отмахнулся я. – Мы еще и завтрак не закончили, да и с Ордой сначала разобраться надо… Калымдай, а как там шамаханы себя ведут? Никто из наших не пострадал?
– Пробовали они пару раз во дворец проникнуть, но там и ворота колдовством защищенные, да и ребята мои начеку в узком проходе засели.
– Не прорвутся к нам, значит?
– Если порох под ворота подложить не догадаются, то и не прорвутся. Да и пороху, Федор Васильевич, телеги две надо как минимум.
– А девка где?!
Тьфу ты!
– Лиховид Ростиславович, а что вам для колдовского обряда надо?
Старый маньяк закатил глаза и задумался, загибая призрачные пальцы и шевеля не менее призрачными губами. Я же, тем временем повернулся к Михалычу:
– Вот деда, что ты мне не говори, а горчица с кашей не сочетается. С котлетами – за милую душу, а всё вместе как-то не очень. Да, Гюнтер?
– Абсолютно согласен, Ваше Величество. По утрам не горчицу надо кушать, а морковку и сельдерей. Тогда у Вашего Величества и кожа будет гладкая и шелковистая и…
– Достаточно, – прервал я дворецкого. – А вот кетчуп… О, надо бы Иван Палычу не забыть идейку подкинуть! Деда, напомнишь мне потом про томатный соус, ага?
– Тебе бы только пузо своё ненасытное… – начал было дед, но его перебил Лиховид:
– В кабинет Кощеев иттить надобно.
– Зачем? За морковкой и сельдереем? Или там у Кощея-батюшки сразу кожа шелковистая да гладкая где-то припрятана?
– Да тьфу на тебя, Федька! – заорал колдун. – Вот же достался нам начальничек на наши головы! Обряд в кабинете проводить будем!
– Почему?
– Место там колдунством пропитано, зело нам в помощь будет! А акромя того нужён змеиный зуб – две горсти, лягушачьи глаза – горсть, мышьяку полстакана, да колдовская штуковина со склада. Рога Будды, называитси.
– А у Будды разве были рога? – поразился я.
– Енто название такое, – отмахнулся колдун.
– Ну, хорошо. Давайте тогда с Ордой разберёмся и уже после спокойно, не отвлекаясь ни на что, решим вопрос с змеелюдами.
– Сейчас! Немедля пошли! – надрывался Лиховид.
– А девка где? – спросил я у него и он тут же заткнулся и полетел по кабинету, высматривая по всем уголкам Олёну.
– Ну, давайте рассуждать логично, – предложил я, нейтрализовав на время Лиховида. – А логично будет запить чайком кашу да отполировать её блинчиками… Да шучу я, шучу! Хотя…
– Истощал внучек в казематах ментовских, – утёр несуществующую слезу Михалыч и подвинул мне тарелку с блинами.
– Ага, спасибо. А если серьёзно то, что мы вообще можем сделать с этой Ордой? Победить можем?
Все задумались, а потом Калымдай помотал головой:
– Если только Горыныча вызвать срочно, да и то…
– Я думаю, – окунул я блин в смородиновое варенье, – на складе мы наверняка что-нибудь массового поражения найдём, да только своих убивать у меня как-то душа не лежит. По факту же шамаханы нам не враги, а просто, кем-то одураченные.
– Так это… босс, – Аристофан почесал правый рог, – может, типа и нам их одурачить в натуре?
– Лучший вариант, – согласился я. – И без кровопролития и гуманно. Да только как?
– Сначала узнать надо, чего они хотят, – вставил Калымдай. – А исходя из этого, уже и свою линию нападения строить.
– А ты, внучек, возьми да спроси у них, – захекал дед. – Чаво гадать-то?
– Ну а кстати, – я кивнул, – дед дело говорит. Пойду и спрошу.
– Ополоумел?! – взвился Михалыч. – Да тебя там живо сабельками покрошат, стрелами утыкают, зубами порвут…
– …а на могилке споют комические куплеты, – закончил я за деда. – Гюнтер, а вызови ко мне сейчас кладовщика нашего знатного, Виторамуса. Кстати, ему премию, что я обещал, выписали?
Премию выписали, Виторамуса доставили, но меня вызвала Олёна из Лукошкино, и я отправился к себе, чтобы спокойно с ней поговорить, а Виторамуса Михалыч стал пичкать блинами, чтобы не сидел без дела.
– Слушаю, Олён. Как вы там? Варя передумала революцию устраивать?
– У нас всё в порядке, батюшка. С Варей мы поговорили, успокоили. Она хоть на милицию и продолжает ругаться, но уже без сердца так, для порядку больше. А у вас там что происходит? Слухи по городу идут, будто шамаханы взбунтовались, выбрали себе вождя, да и снесли под корень Лысую гору.
– Пока нет, слава богам. Но осаду они организовали. Разбираемся. Вы, Олён, с Машей в городе пока сидите, сюда вам проникнуть сложно будет, да и незачем пока.
– Хорошо, батюшка, тут отсидимся. А тут еще… – девушка замялась. – Никита… ну, участковый, сильно переживает из-за вчерашнего…
– Переживает, что отпустить меня пришлось? – хмыкнул я.
– Что поссорились…
– Ладно, не до участкового сейчас. Будьте на связи, а мы попробуем с Ордой разобраться.
Одно словечко из разговора с Олёной меня зацепило. Я повертел его в голове так-сяк, перед тем как вернуться в кабинет и довольно хмыкнул.
Виторамус сидел с грустными глазами и с заметно вздувшимся животиком. Дед постарался на славу, выказывая гостеприимство.
– Ваше Величество, – вскочил бес с лавки, поспешно отошел от стола и с натугой поклонился. – Чем могу служить?
– А вот сейчас и узнаем чем. Да ты садись, садись.
– Спасибо, Государь, постою, – кладовщик с опаской покосился на деда и сделал еще шажок назад.
– Нужна мне колдовская поддержка, Виторамус. Слушай и думай, чем помочь сможешь…
Через час, после криков, споров, битья морды Аристофану за мат в обществе, оттаскивания за уши Тишки да Гришки, чтоб под ногами не путались, двух кружек чая на каждого, пригоршни испорченных напрочь нервов – тоже на каждого и разбитой в сердцах тарелки Михалычем, план был разработан.
– Я, внучек с тобой пойду, – категорически заявил дед.
– Да мы все пойдем, – кивнул Калымдай. – Дедушка, я, да Аристофан. Ну и Федор Васильевич, конечно.
– Спасибо, что про меня не забыли, – хмыкнул я. – Ну где там Виторамус? Уже час свои склады перерывает.
– Торопишьси к смерти неминуемой? – завыл, было, дед, но потом махнул рукой и серьёзно добавил: – Потерпи, внучек, от находок ентого беса многое зависит в нашем плане.
Виторамус вернулся, держа в руках саквояж, который торжественно водрузил в центр стола:
– Вот, Ваше Величество, подобрал несколько артефактов, только потом надо будет накладные…
– Конечно, оформим всё как надо, – перебил я. – Давай рассказывай, показывай.
Чем дольше объяснял кладовщик, любовно крутя в руках очередную колдовскую вещицу, тем сильнее у меня разгорались глаза. Вот только после седьмого описания характеристик и краткого руководства по применению, я совершенно запутался и перебил увлечённо рассказывающего Виторамуса:
– Стоп-стоп. В голове уже всё перемешалось, как продукты в оливье у Иван Палыча, а в рабочей ситуации совсем потеряюсь. Давайте делить артефакты между всеми и будете мне подсовывать их тихонько да шёпотом объяснять, чего нажать и какое неприличное слово произнести при этом.
Атакующее кольцо и защитный медальон я и так носил, не снимая, поэтому ограничился минимальным набором для визуальных и звуковых эффектов. Без этого никак, шамаханы – существа дикие, на бусы и шаманские пляски падкие. А еще я прикидывал, что очень важно с самого начал себя показать во всей красе, ну по одёжке же встречают, верно? Вот и вдарим зрелищным появлением по неокрепшими шамаханскими умами, авось и получится что.
Пользуясь тем, что Лиховид умотал куда-то, я решил уточнить кое-какой производственный вопрос:
– Виторамус, а что это за колдовская штучка такая, Рога Будды? Для чего она?
– Рога Будды? – кладовщик задумчиво почесал между рожками. – А да, есть такой предмет, Государь. Только для ваших целей вряд ли подойдёт. Я даже и не рассматривал его в качестве полезной вещи, да и вообще не представляю, кому такое может понадобиться. Сколько себя помню, ни разу эти Рога востребованы не были.
– Виторамус, ну что ты интригу тут нагоняешь? Ты просто скажи, для чего эти Рога нужны? А то сейчас будет нам получасовая история, как возлюбленная Будды завела там с кем-то романчик, вот и вымахало на голове у просветленного вот такое украшение.
– Виноват, Ваше Величество. Доподлинно про сей артефакт неизвестно, упоминается только, что от него возможна большая колдовская помощь при переселении душ.
– Бред какой-то… Это чуешь, что помираешь и совсем не уверен, что перевоплотишься в махараджу какого-нибудь или на крайний случай в могучего льва, вот и используешь эти рога, чтобы не возродиться тараканом или какой змеюкой болотной?
– Возможно, Государь, – пожал плечами Виторамус, – сейчас точно сказать невозможно. Но если прикажете провести исследования…
– Потом, – отмахнулся я. – Обязательно, только попозже, а сейчас у меня немного другим голова занята. – Я повернулся к соратникам: – Ну, разобрались со своими колдунскими штучками? Пошли что ли?
– Это… босс, – Аристофан потянул из-за пазухи стакан, – по стописят в натуре для храбрости?
– Если нужда есть – выпей, – хмыкнул я. – А мне голова ясная нужна сейчас, да и поджилки у меня не трясутся. Ведь дело наше – правое, чего уж тут бояться, если на нашей стороне правда, да моральная поддержка самого Кощея?
Аристофан пристыжено спрятал стакан и расправил плечи. Ну вот, своих успокоил, кто бы меня теперь подбодрил. Про поджилки это я врал, конечно. Тряслись ещё как, да в животе противно ёкало. Ну-ка против шамаханской Орды выйти, да на свою сторону их повернуть, шутка ли? А как не поверят, как кинутся? Это же порубят в клочья в момент. Ой, а может ну их? Отсидимся тут, а Орда и сама заскучает и уйдёт… Уф-ф-ф… Ну вот и я панике поддался. Так, Фёдор Васильевич, Секретарь ты наш незабвенный! Кощей ты временный или где?! Давай не раскисай! Собрался духом и в бой!
– Пошли, внучек, – дед понятливо погладил меня по плечу. – И не из таких передряг живыми выходили. Нешто мы шамахан вокруг пальца на мякине не обведём, а?
Хороший он у меня. Когда трезвый.
– А я что? Я готов! Сейчас погоди, – я достал коробочку, открыл и спросил, чуть ли не уткнувшись в неё носом: – Шмат-разум, дружище, а можешь ты меня, Михалыча, Калымдая и Аристофана, всех вместе доставить на верхушку Лысой горы?
