bannerbannerbanner
полная версияСемь видений богатыря Родиполка

Анастасия РУТТ
Семь видений богатыря Родиполка

Отдал Лаврентий все богатырское Родиполку, да пригласил того за стол сесть. Убрал кузнец полотницу, заместо этого положил любовно ткань белую расшитую, на нее – хлеб круглый и молоко поставил в глиняном остроносом кухлянке. Разлил молоко по деревянным плошкам, разломил хлеб поровну. «Побратимом меня считает, а значит, доверится», – смекнул Родиполк, приняв угощение.

– Пересуды про меня знаешь, небось, все уж сказывали. И про нрав мой крутой, страстный, и про глаза мои черные, и про взгляд огненный – то все ведаешь да знаешь, – завел разговор Лаврентий. – А правду-то хочешь знать?

Родиполк кивнул, давая согласие.

– Ну, то вот моя правда. Жил я себе во здравии, занимался ремеслом любимым. Оженился я поздно, когда свою кузницу построил – отридцать с двумя годками мне было. Прародители мои ушли с Морою-смертью, оставив мне избу добрую да золотых камней и самоцветов горсть. За них-то я и сладил свою добру кузнецу с наковаленкою. На торгашке (ярмарке), в одночасье, полюбилась мне дочь земледела Сокола, Златослава. Сватался я к Златославе сразу, как только Прощальную справили, по осени. Договор сладили с прародителями ее, отцом Соколом да матерью Всеведою. На то, что я от ахтыра приведенный, они не посмотрели, отдали за меня милую Златославу. Была она опятнадцати лет, из русичей, славилась своею красою: глазами синими, косою золотою толстою. Но отказу мне не было, любила меня всем сердцем своим. Привела она мне сына, на меня похожего, с глазами темными, взглядом огненным. Назвали мы его в честь батюшки мого Назиром, али кликали Назаром. Все у нас было хорошо да ладно. Вот только когда исполнилось сыну годков опять, ушли они, Златослава да Назар, в лес Холматый – да не вернулись. Люди сказывали, что увез их Баграт, по прозванию Белоликий, племяш нашего князя-батюшки Венислава Саввича. У Савы Дариевича, князя, одве жоны было: Яринка, что из критичей была, да княжна из свуяничей Радомила. Яринка-то Саве и привела нашего князя-батюшку Венислава, а после с Морою ушла. Славна княжна Радомила-краса привела ему сынов Борислава да Градемира. Знать, Борислав – нашему князю родный брат есть, по батюшке его, Саве. У князя-то этого, Борислава Саввича, с женою его Радомилою сынов опятеро: старшенький Сидрак, овторой Шум, после Счастислав, далее Солнцеворот и меньшой Баграт.

– Княже Баграт правит в большом Красном граде, – вел дальше кузнец. – Велик тот град, загляденье. Людь там весь богатый, с полями да огородами. У князя того меньшого очетыре жены было да прислужницы, все ему девок пригожих приводили. Первая жена его, Курдиян – красавица инородная, из-за моря привезенная. Смугла, пышна да с глазами темными, с моими схожими, – сощурился Лаврентий. – Привела она ему темноволосых девок: Мавру, Мангу, Махру, Охру да Светославу. Вторая жена его Сарха тонка да щупла, вся она светла да бела, дочь князя – толмача знатного Верна, что из ворбичей был. Привела она князю Баграту дочек светловолосых да белоликих, светлоглазых: Верху, Вихту, Вурпу. Следующие две жены привели ему: Снежку, Вербу, Вуну, Мору, Мирталу, Шуну, Милану, Добряну, Алену. Да еще у него от девок-чернушек есть Морислава, Варта, Яра да Синеока. Ходили пересуды, что Отрада, Птица и Лучезара – тоже его дочери. Все от того князя Баграта девок приводили, а ему надобно сына, чтобы силу свою передать да княжество. Людь говаривал, что Баграт забрал Златославу, потому как мальчонку увидел с ней, сына мого. По сей день нет моей любы, Златославы, да Назара мого. Знаю одно, что привела Златослава сына Семиуста от князя. Но Баграт этот извел жену мою, ушла она с Морою, к прародителям своим. Но сын мой, годков осеми, живой да, говорят, в прислужниках ходит, работу грязную делает.

Лаврентий похмурнел. Лицом стал темен, грозен. А потом продолжил:

– Я же силы такой не имею, чтобы сына свого найти. Но сердцем знаю, – Лаврентий постучал кулаком в грудь свою сильную, – живой! – с жаром сказал он. – Живой, да ходит с нами по земле-матушке.

Замолчал Лаврентий, руки на столе скрестил. Понял его Родиполк. Увидел богатырь и радость кузнеца прошлую, и боль его непреходящую, и немощь духа пред княжеским своеволием. И стало тому богатырю за кузнеца больно, а еще больнее – за князей, что люд свой изводят да себя выше ставят. То не быть тому, ответ надобно испросить у князя Баграта за обиду нанесенную! Силу в себе почуял Родиполк, да и понял, что Порун – заступник богатырей – силу ему дает, не отнимает. Знать, решение мое верно, подумал Родиполк, а Лаврентию сказал твердо, чтобы тот поверил ему:

– Я добром тебе отплачу, как и сговаривались – найду сына твого.

– Да как же найдешь, ведь не видал его?

– То ты расскажи, а я увижу.

– Тогда слушай. Сын мой схож со мной, глаза темные, сверкающие. А волосы-то – как у Златославы, белые пушистые, концы вверх загибаются. Сам он был мал да худ. Но плечами да руками крепок. Пальцы у него цепкие, сильные. Сделал я ему подарок на рождение, из железа тоненький да маленький оберег, полумесяц со звездочкою. Оберег этот охранный он на шее носил не снимаючи.

Родиполк, богатырь Ротибор, ясно увидел мальчонку да жизнь всю счастливую Лаврентия-кузнеца. Уходя от того, покидая его одинокую избу, поклонившись, еще раз обязался, что найдет сына его Назара. Лаврентий, заплакав, отвернулся да ушел в свою кузницу.

Весь жаркий летний месяц нес Родиполк службу с добром и любовью. В дозоры ходил да город стерег. Поначалу главный богатырь Силуан ставил того в дозор только с мужалыми богатырями Тихомиром, Вечиславом, Честиславом – чтобы Родиполк перенял их да свою силу показал, на что сам способен. А как увидел Силуан Родиполка в дозоре, что надежен тот, так стал и с молодыми ставить.

В конце летнего месяца, когда дни еще погожие, а ноченьки уж осенние, поехал Родиполк с Даром-богатырем в дозорную. Дар в тот вечер был тих да скромен, и Родиполку казалось, что опечален. Ночью, когда брат солнца Мясецеслав со своими детьми-звездами Ярасиками вышел на ясное небо, богатыри сделали привал и развели костер, золото-красный, маленький, но красивый, жаркий. Родиполк, помня прабабкины советы, так сладил сухие ветви с камнями, что огонь не тронул живую траву да деревья. Сварили они похлебку грибную с луком да маслом. За едой Родиполк спросил Дара:

– Что ты, Дар, хмурной такой, али случилось чего?

– И чего-то у меня может приключиться? – буркнул в ответ Дар.

«Ну, то ладно, сам расскажешь, тянуть того не буду. Долго умалчивать не сможешь, другого складу ты – без злобы», – подумал Родиполк усмехнувшись. Дар погладил свого коня, поправил сбрую. Опять сел наземь подле младого богатыря.

– Ладно, откроюсь тебе, – промолвил он. – По весне теплой был я в Красном граде, поблизу Нового града, да встретил там девицу, красотою любую. Люба она мне в тот же час стала, забыть не могу. Звать ее Отрадою. Пригожа она, мила, ошестнадцать лет ей под Купальницу было. Да не проста она. А дочь самого князя Баграта Бориславовича, что нашему князю-батюшке племяшем приходится. А мать той девицы – прислужница-чернушка Ладамира, что из суздальских будет. Но мне то и ладно, ведь сам-то я не княжеского роду, а сын кожемяки Лурта и жены его – матери моей – северянки синигвары Берхи. Отраде я люб да мил, и она мне люба. Ожениться хочу, женою своей сделать. Но князь-батюшка Венислав Саввич вольную не дает. А ведь скоро Прощальную отпразднуют да птицы улетят! Землю-матушку Хмура оденет, белым ковром застелет, заметет Вьюжница все тропки к Отраде моей. Ожениться не поспею, а там уж до последующей осени жди. Отец Отрады, князь Баграт Бориславович, к ней-то не мягок, суров, может, другого молодца али мужика имеет, не испросит ее желания, да и отдаст ее в жены. Потому печалюсь, кручинюсь. Я уж и матери с батюшкою сказывал. Те приготовились: избу большую новую мне батюшка сладил, как старшому сыну; мать мукою да крупою запаслась, блины готовить со сметаною да с медом да каши сладкие. Да и с обручником у меня все слажено! – с напором сказывал Дар, словно готовность свою показывая. – Давно договор я справил, запишет он нас в книгу княжескую сразу. Но вот вольную князь Венислав не дает, не пущает.

Пока Дар сказывал, Родиполк все думал, что сложилось все, и мудрая мать-судьба Вихта ведет его для исполнения обещанного кузнецу Лаврентию. Дар замолчал, махнул рукою. Смуть не покидала дух его. Стихло все, только жизнь ночная кое-где напоминала о себе тихим шелестом листьев да глухим щебетом птиц. Дар, взяв тонкий прут, расшевелил им угасший было костер. Родиполк, повернувшись да пристально глядя на того, сказал:

– Помогу я тебе, отпрошу у князя-батюшки Венислава, но в ответ с собою возьмёшь меня, буду я тебе сватом и причепником.

Дар, казалось, осветился, глазами своими северянскими снежно-голубыми заблестел и хотел обнять товарища, но не стал, а с радостью промолвил:

– Согласен я, поедешь со мною, но только отпроси меня, не забудь!

Он лег наземь, добавил:

– То, может, и себе любу найдешь. Там девки одна краше другой, а у самого-то князя Баграта Бориславовича дочки красны, сверкают все, словно солнце.

Дар лег на спину, подложил руки под голову, обнимал взглядом ясные звезды.

Родиполк улыбнулся, вспомнив девчушку большеглазую Мирославу. Такой красоты, как у девицы Мирославы, ни у какой более не будет. Не смогу найти другую любу, подумал Родиполк, но Дару сказывать не стал. Не поймет того обету богатырь, не уразумеет. На смех поднимет, думал Родиполк, вспоминая свое видение да образ младой красивой Мирославы. На том и сладились.

Вернулись они с дозорной; Дар был доволен да сиял надеждою, поглядывал на Родиполка и улыбкою напоминая об обещании младого богатыря.

Вернувшись в терем свой богатырский, собрался да пошел Родиполк поутру к седому князю-батюшке Вениславу Саввичу. Тот был весел. Встретил его ласкою, словами добрыми нежными. Усадил Родиполка за стол свой дубовый, рядом с собою по праву руку, как сродника свого, да позвал мамку-няньку, чтобы та стол накрыла да угощенья поставила. Мамка-нянька, пышногруда Светослава, суетливо, чтоб угодить князю-батюшке, нарядной скатертью стол покрыла, еду теплу поставила, хлеб круглый положила. Видно, прикипел ко мне духом, раз за стол сажает да потчует, чаял Родиполк, глядя на приготовления нянькины. Князь-батюшка долгим взглядом окинул богатыря да рукою бороду белую свою погладил, а после заговорил:

 

– Гляжу я, не с простым делом пришел ко мне. Сама мать-судьбинушка направила. То говори, не осерчаю.

– Благодарствую тебе, княже наш батюшка, – ответил богатырь. – Пришел я к тебе вольную просить для богатырей твоих Дара и Ротибора. Дар-то женихаться будет, а я сватом иду.

Родиполк смотрел в глаза старому Вениславу. Поначалу огонь увидел в них, а потом уж доброту. Знает то все, и потому вольную не дает.

– А кого ж Дар северянский приметил? – спросил княже, будто бы ничего не ведает.

– Отраду. Дочь чернушки Ладамиры, – намеренно сказал Родиполк о чернушке, ведь тогда Дар равен-то будет Отраде.

– Люба ему та Отрада? – спросил князь с нежностью.

– Люба-люба, милее жизни, – ответил Родиполк, нарочно сказав так.

– А ты, стало быть, сватом?

– Да, я и силы добрые, – ответил Родиполк, поведав князю, что то не выдумка Дара, а судьба, сама Вехоч, направляет.

Это проняло князя, ведь он, как и все славные люди, почитал судьбу-матушку Вехоч, а ворожка Ханга называла ее Вихта или Макуча – как повернется, какою стороною. Коли Вихта, то мила к тебе, а коли Макуча, то ждать тебе невзгод.

– Более нет дела? – спросил Венислав Саввич.

– Есть, – кивнул Родиполк, ничего не тая от князя-батюшки.

– То какое?

– Хочу правду сыскать, от обиды спасти, – молвил богатырь, пристально глядя в глаза князю-батюшке.

– От обиды? – задумчиво повторил княже.

– От обиды, – кивнул Родипок.

– Ну, коль от обиды, то дело доброе. Слово с тебя возьму, что все то мне поведаешь, кто виноват будет, накажем.

– Ну, то, батюшка княже, сам молвил, от слова свого потом не отопрешься.

– Ну, то добро, – махнул рукой княже. – Я вам написанное дам, что Дара рохтовского благословляю да Отраду ему в жены вверяю. С бумагами теми и к Силуану зайди, почет ему окажи, сказывай все.

Вручил он одве бумаги со словами, что с позаутренней отпускает да ехать можно. Богатырь Дар уже ждал Родиполка у крыльца, волновался, с ноги на ногу переминался. Увидев Родиполка, улыбнувшись, лицом посветлел. Расспросив все, хотел было, чтобы Родиполк те письмена прочел. Но младой богатырь стыдливо отказ дал: неграмотен он, письмена русичей не ведает, не знает того, не обучен. Только счет знает. Тому прабабка научила, Ханга.

Но то не омрачило Дара-жениха. Стал он сияющий, довольный. Забыв попрощаться с Родиполком, стремглав помчался в терем безжоных, собираться да наряжаться для любы своей Отрады. А богатырь Родиполк, как и указал князь, к дядьке Силуану заглянул, в его тихую избу. Младой богатырь поклонился, бумаги тому показал. Силуан ус свой светлый покручивал с ухмылкою хитрой, но доброй, глядел на Родиполка, словно знал уж, зачем богатыри в Красный град собрались. Поклонился богатырь Силуану да пошел к себе – в терем безжоных. А как шел он, то все думал, что ж это мать-то его Люба грамоте не обучила, ведь сама писать да читать могла письмена те. А после, словно утешая себя, сказал: «То и зачем мне те письмена начертанные, ведь то всё я и по помыслам людским знаю да ведаю».

Той ночью был Родиполку то ли сон, то ли виденье. Снилось ему море широкое, сине-зеленое, бездонное. Плыл он в ладье длинной по шумным волнам морским с густой снежно-белой пеною. Пока плыл – все в море смотрел, словно искал чего. А после, видно, нашел. Завидел он в синеве мальчонку, потянул его за руку да поднял к себе в ладью. Хотел было уплыть, но увидел еще одного, меньше этого, да опять вытащил. А третий малец – самый маленький был да самый любый. Вытащив его во сне, проснулся богатырь с радостью в духе. Знать, все сложится, исполню обещанное кузнецу Лаврентию. То отретье мое знамение, не прогневал я судьбу, вверяет то мне – думал.

Глава 6

Друг и недруг

Настала зорька младая, новый день приходил. И младой богатырь Родиполк стал новым – сильным да могучим. Силушка в нем прибывала. С каждым новым ратным междоусобным боем стал он больше побеждать, а каждую новую победу – быстрее отвоевывать. Богатырь Родиполк сделался сам крепче: руки и плечи его налились новою силою, спина стала шире, ноги – закаленные, упрямо стоят на земле-матушке. Силу его новую стали подмечать товарищи его, богатыри, с которыми сошелся. Русый Траян все ему кричал:

– Силы-то в тебе стало немерено!

И Дар тоже покрикивал:

– Силу-то свою с нами обретаешь?

– Смотри-ка, – восклицал Траян, отбивая своим мечом малый меч Родиполка, – зарделся, словно девка безмужая!

Молодцы посмеивались, но малый меч Родиполка отбивали. Междоусобный бой был в самом жаре, когда супротивники Родиполка, Дар да Траян, стали уставать. Удары мечей слабели, ноги ровно не стояли. Родиполк это подметил и смекнул, что надобно Дара победить, а наодинце с Траяном он справится. Родиполк сделал шаг вперед и с силою ударил по тонкому мечу Дара. Да так сильно вышло, что меч Дара выпал из его рук да отлетел в сторону, а сам он рухнул наземь. Траян усмехнулся да пошел на Родиполка, размахивая мечом впереди себя по кругу. Родиполк не шелохнулся, подмечая за ним изъяны. Траян чуть замедлил круг. Это и подметил Родиполк, выставил меч вперед, задерживая меч Траянов. Родиполк сделал свой круг мечом, выбивая оружие супротивника из его рук.

– Силен, ну силен! – смеясь, говорил Траян, поднимая меч с земли и вкладывая его в ножны, висевшие на спине.

– То слова ваши супротив вас пошли. То говор ваш победил вас, а не я. Силу вы свою отдавали, а смолкли бы, то и победу одержали, – ответил им Родиполк, убирая и свой меч в ножны.

Траян сузил сизые глаза свои, и Родиполк уже приметил по нем, что выкинет что-то. Траян схватил ведро с водой, стоявшее поодаль, да и окатил Родиполка. Младой богатырь же не медлил, второе ведро воды уже лилось на Траяна.

– Дурачье-то вы, скоморохи, – покачал головой Дар, завидев такую потеху.

– Дурачье?! – возмутился Траян, хватая еще одно ведро и выливая на уже на Дара.

– Дурачье и есть, – ответил Дар, отплевываясь.

Заметил Родиполк, что издалече за ними богатырка Бояна наблюдает, да не так, чтобы увидеть бой их да подметить все изъяны, а словно любовно да все более на него, Родиполка. Младой богатырь над тем и поразмыслить не успел, как к ней подошел мужалый главный богатырь Силуан. Тот смотрел за ними, ухмыляясь потехе троих молодцев, да забаве их помехой не был. Сам-то он из богатырей простых был да забавы любил не меньше молодчиков. И если бы не наказ спешный, то и сам бы повеселился да побился с богатырями. Но князь ждать не велит, а потому собрать надо их, лучших, младых. Дар, заметив Силуана, поклонился, остальные его поддержали. Тот подошел.

– Добра вам, молодцы-богатыри! – сказал Силуан с отцовскою добротой. – Вижу, назабавились вволю. А теперь рубахи натяните да подле терема княжеского меня ожидайте. У князя-батюшки к нам дело важное да срочное, к себе зовет.

Все сказавши, Силуан развернулся да ушел.

Родиполк поискал глазами богатырку Бояну, да той уже и след простыл. Младые богатыри переглядывались, словно хотели прознать про тот наказ, но того никто не ведал. Подошли к терему богатырскому, где жили Траян да Родиполк. Дар-то после женитьбы в избе жил отдельной, но по утренним междоусобным боям оставлял рубаху свою в светлице безжоных. Он, как и все обручные, был отличный от безжоных богатырей. Отрада, дружка его, мастерица, сладила ему белую рубаху с алой вышивкой обережной по всем краям. А у Траяна да Родиполка серые да красные рубахи с другой, материнской вышивкой по плечам да спереди. Нитки были разные: то белые, то серые, да между ними алые.

Снарядились богатыри и пошли в условленное место, к крыльцу князева терема. Вскоре подошел богатырь Силуан, да все вместе отправились к князю Вениславу. Князь-батюшка их ожидал. Он был в ярких одеждах, словно ждал знатного гостя. Одет был по старинке, в красно-алое платье до пола, с золотыми камнями да вышивкою. Поверх платья на шее – украса княжеская с камнями драгоценными, через плечо – накидка багряная с заколкой золотою. На голове – обруч толстый золотой, с камнями алыми да солнечными, по бокам нити с камнями самоцветными. Венислав был весел да радостен, улыбку свою старческую не прятал. Завидев богатырей, он, словно близких сородичей, пригласил сесть за дубовый стол.

– Славные мои богатыри! – обратился он к ним торжественно. – Радость у меня светлая, ясная, но и забота нужная, а для вас работа добрая. По неделе прибудет в наш град Ясный моя внученька, княженька-краса Милоликушка, дочь сына мого, знатного князя Вольхи Силовича, чтобы погостевать у меня да украсить дни мои старческие. А вам работа такая: встретить ее да охранять, люди-то у нас разные, кто с добром, а кто и со злобою.

Поклонились они князю да наказ его приняли.

А как стали сходить по ступеням деревянным во двор княжеский, так встретила их там Бояна-богатырка. Сама она была словно и не богатырка вовсе – в платье девичье наряжена. Светлое платье то было длинным, до самых пят, с рукавами к концам расширенными, спереди вышивка широка алыми нитками. Платье ее тонко было, на голое тело одето да всю ее стать девичью открывало. Но то ее не смутило, не зарделась она при виде мужиков. Все на младого богатыря Родиполка глядела. Глаза ее светились любовно, да казалось, что хочет она, чтобы младой богатырь всю ее красу девичью увидал. Подметил то богатырь, да про себя подумал: неужто я ей люб? Богатыри друг на друга поглядели, но смолчали, разошлись по своим делам богатырским.

По вечору, близ конюшни, младого богатыря Родиполка встретила девица Бояна да разговор милый завела:

– Добра тебе, молодец статный!

– И тебе добра, мила девица Бояна!

Она обвила его шею нежными руками да сказала:

– Мил ты мне, люб, младой богатырь Ротибор!

А после смело, но нежно его целовала.

Жар охватил Родиполка, он ответил ей своею ласкою. Его уста касались ее уст, а девичье тело было близко к нему. Как вошли они в конюшню, так он того и не понял. Она сбросила с себя платье да прижалась к нему всем телом. Была она хороша! Тело ее нежно да мягко, но сильно. Целовала она его, а он ей нежностью отвечал. Стянула с него рубаху, он тому и не противился. Но как легли они на сено свежее, то ему та Мирослава померещилась. Мирослава младая улыбалась ему да пронзительно смотрела глазами темными. Отвернулся от Бояны Родиполк. Та к нему с вопросом:

– Али не мила я тебе, богатырь Ротибор?

– Мила, – ответил ей Родиполк, ничего не тая. А после продолжил: – Но обетницу я другой дал, что вернусь к ней.

Но Бояна словно тому обрадовалась да ответила:

– Мил ты мне да люб! А теперь еще милее стал, что слово свое не нарушил.

Одевшись, обернулась она к нему, еще раз на него взглянула, словно хотела чего сказать, но смолчала. Ушла. А Родиполка то смута, то радость охватывала. Еще после того, закрыв глаза, хотел увидеть младую вольну богатырку да тело ее нежное, но пред ним все краса стояла Мирослава.

Родиполк возвратился в терем безжоных. Везде тоскливо было, словно то не терем вовсе, а серая холодная. Богатырь старался заснуть, но уснув, просыпался, чуя на себе нежное младое тело воительницы Бояны. Он вздрагивал, тряс головой, после вставал да ходил, чтоб то прогнать все. К глубокой ночи он забылся да уснул.

Утром, проснувшись пред самою зорькою, Родиполк вышел на междоусобные бои. На небе зорька младая только-только поспела окрасить темное холодное небо. Дядька Силуан уже ожидал его, сидя на своем буро-черном коне. Конь-то его, с мощными да упрямыми ногами, все норовил ускакать в чисто широко поле да в нетерпении вставал на дыбы. Силуан сильною рукою его останавливал да все поводья натягивал. Главный богатырь обратился к Родиполку:

– Бери, молодец, коня свого да поехали с нами, будем в чистом поле да в лесу бой вести.

Силуан взял с собою не всех богатырей, а только одвоих. К нему на своих красивых лошадях съезжались богатыри: славные Тихомир да Лучезар. Лучезар тот был всем красень, и кобылка у него краса, вся в тумане да в белых пятнах. Грива да хвост белы, словно вьюжница, ноги длинны да легки. Ступала она мягко да плавно. Звал-то ее Лучезер ласково, словно дружку свою: Любомилою. А Тихомир иной был. Конь у того сильный, дикий. Ноги темны, словно в сапоги обуты, а дальше-то светлые, а тело еще светлее. Звал он того коня Сивкою, и у Сивки хвост да грива темные, словно ночь глубокая.

Поехали они к лесу. Как ехали, так Силуан все о боях рассказывал, где победы одержали да как врага одолели. Родиполк все на Лучезара поглядывал, али знает тот, что сестра его к молодцу сама-то приходила. Но Лучезар ни словом, ни взглядом того не показывал. Не знает того да не ведает. Ведь сестра-то его не просто девка, а воительница, телом да духом сильна.

 

Въехали они в тот лес. Утро в лесу холодное, свежее, тело холодит, а дух-то закаливает. Силуан с коня соскочил, а за ним все повторили. Он руками сильными все показывает, где в лесу места нужные для бою, а какие и обходить надобно. Лучше-то врага стеречь в низине да с луком. А коль на пригорке, то с мечом надобно. Пригорок надо выбрать поросший, с деревьями да кустами. А как супротивника-то поджидать будете, то ни звуку да ни шороху. А как подступать пойдете, то все примечайте, где листочки оборваны, где веточки обломаны, где трава примята. Неспроста дядька Силуан крепких богатырей с собою взял, думал Родиполк, а для мого обучения. Тихомир тот сильно в бою ответ дает да мечем рубит, словно то дерево толсто под самый корень. А Лучезер тот ответ дает не сильно, зато нападает проворно, быстро. Поначалу богатырь Тихомир отпор давал, а уж после Лучезар нападал, а Родиполк удары отбивал. Как сошлись они в бою, так у Лучезара того взгляд, словно огонь стал, обжигающий. Стал тот богатырь про свою сестру рассказывать да расспрашивать.

– Сестре-то моей, – прямо сказал Лучезар, – небось ты люб. Приметил я, как глаза-то ее блестят, когда на тебя смотрит. А коли кто ей люб, то она свое берет, сама-то к мужику приходит. Воин она, ни на что не смотрит. А ежели ты ей люб, то и к тебе придет.

Лучезар замахнулся на младого богатыря Родиполка мечом нападение делать, но тот его меч отбил.

– Приходила уж, – ответил Родиполк.

От тех слов богатырь Лучезар замер с поднятым стальным мечом. Младой богатырь Родиполк приметил то, да нападать стал. Лучезар не отбил налета Родиполкова. Меч Лучезара длинный улетел, а сам-то он с пригорка покатился. Силуан помог тому подняться да стал нахваливать Родиполка за силу его да меткость. Но того младой богатырь уже не слушал, а все на Лучезара глядел. Тот был спокоен.

А как вернулись они в Ясный Стольный град, Лучезар пришел в терем безжоных к Родиполку. Вызвал его на крыльцо деревянное резное да опять выпытывать стал:

– Утешенье-то ты себе нашел с Бояною? – спросил, гневно глядя на богатыря.

– Не нашел я того, другой обетницу дал. То и Бояне так сказал.

Дух Лучезара усмирел, богатырь ответил Родиполку:

– Слыхивал я, что ты из княжих будешь, то, видно, взаправду. Побратимом буду тебе, любое заступничество сделаю.

Когда уходил Лучезар, Родиполк тому вслед глядел да думу думал: «Коль не встретил бы милу Мирославу, так взял бы за дружку себе сестру твою. По нраву она мне, мила, сильна духом, словно прабабка Ханга моя пришлая. Бояна та – будто младая огневолосая богатырка Ханга». Но опять Родиполку образ тот милый привиделся – младой Мирославы. Люба ты мне, Мирослава, ох люба!

Назавтра, среди белого дня, дочь Вольхи Вениславовича, Милолика, въехала в Стольград через широкие стальные ворота верхом на буром сильном коне. Конь-то ее гонор свой показывал, но Милолика ему спуску не давала, управляла им не хуже сильного да смелого витязя. Стать ее была славная, гордая. Была она в мужской одежде да тонкой шапке. Но весь ее образ девичий еще краше стал от той рубахи алой, что кафтаном без рукавов прикрыта была, да узких штанов серых. Народ, видя ее, ликовал да выкрикивал приветствия. Мужики вверх шапки подбрасывали, молодцы от ее красы рты раскрывали, а девки завистливо смотрели. Подле нее ехала стража, самые сильные витязи князя Вольхи Вениславовича, человек с отридцать. Богатыри, встретив их, рядом пошли да кругом на людь посматривали. А Траян-то все на Милолику глядел. А после Родиполку с восторгом молвил:

– Чудна! Словно батюшка ее кудесник! – Глаза-то его блестели, а щеки налились румянцем.

– Не заглядывайся на нее, друже, ведь княженька она, да и неспроста сюда прибыла, – ответил Родиполк Траяну. Но Траян того не понял, а все на Милолику смотрел.

Возле княжьего терема Милолика с легкостью соскочила с коня да взбежала по деревянной лестнице, где ее уже ждал князь Венислав. Он обнял ее, а после повел в свою светлицу. За ними пошли богатыри, витязи же остались ждать у терема. Князь со своею внучкою вошли в большую да просторную светлицу. Богатыри же остались у дверей ждать новых наказов. Вскоре их позвали.

В светлице деревянного стола не было, а подле большого княжеского стула, по праву руку, стоял малый стул для Милолики. Они сидели вместе: князь-батюшка да рядом его внучка-красавица. Князь-батюшка подозвал богатырей да стал говорить их имена Милолике:

– Это главный наш богатырь, Силуан. – Силуан поклонился. – Всякое твое желание выполнит. Этот молодец, – и он указал на Родиполка, – Ротибор, силен да храбр. Хорош он собой, ладен, княжеских кровей. Восемнадцать лет ему отроду. Дед его – знаменитый княже Светослав, а мать его, Люба, сестра богатырям Доброготу и Могуте. Все в его роду богатыри были. – Посмотрев на Родиполка, а после на княженьку, добавил: – Да и будут еще.

Родиполк же все думал, что неспроста его княже Венислав нахваливает Милолике.

– А этого молодца красного, – продолжил княже, указывая на Траяна, – Траяном кличут. Могуч он, службу несет долго да с почетом.

Траян зарделся, а Милолика в стеснении на ноги свои смотреть стала, сапожки нежны с алой вышивкой рассматривать. Родиполк то все подметил, но смолчал.

– А вот, – продолжил князь-батюшка Венислав и показал рукою на богатыря, – младой, но славный да сильный богатырь Дар, Отрады муж. Все они богатыри славные да смелые, охранниками тебе будут, любое поручение твое исполнят. То гости, внученька, сколько надобно, все для тебя устроено.

Богатыри еще раз поклонились, и Венислав их до завтрашнего дня отпустил.

Настала темна, мрачна ночь. Неспокойна она была для Родиполка. Снился ему сон дивный – видение чудное. Словно он на жаркого Купалу цветок зрелый, но редкий нашел, огненный. Сверкал он пламенем ярким желто-красным, страстным, в чаще густой лесной далекой. Манил он своей красотою в саму даль темну, да завел его в самую глубь темного леса. А там и богатыри уже все собрались. Глядят они все на цветок тот, дивуются огню тому. Но богатырь Траян – тот особо смотрел, страстно, блеща своею красотою да сверкая взглядом жарким, пылким. Цветок этот Траяна плотно обвил, да в девку превратился. А после уж не девка была, а опять цветок огненный. Он за собою в землю потянул, а Траян тому и рад. Кинулся младой богатырь Родиполк Траяна спасать, тянуть изо всех сил из земельки-матушки. А тот ни в какую не хочет, да битву с ним затевает. Не отбил Родиполк Траяна у цветка алого. Затянул тот цветок богатыря в землю, да и сам угас.

Проснулся Родиполк от холода да от озноба, словно сам в землю-матушку с Траяном пошел. То видение мне, али хворь подступает да в свои лапы схватить хочет?.. Подумавши, решил, что хворь на него наступает, тело его да дух сломить хочет. Не бывать тому, зло подумал Родиполк. Решил да сам себе наказ дал младой богатырь, что после Прощальной, по неделе, поедет он за травою целебной в лес Холматый. Чтобы эта травушка-матушка хворь отогнала да силы прибавила ему.

Более Родиполк уснуть не смог, до самой зорьки маялся. А когда зорька на небе зарделась, тонкою полоскою-тесемочкою, то стал он готовиться к междоусобным боям. Меч достал, наточил да натер его, до блеску булатного с золотым отливом, а в особенности надпись ту: «Ротибор». Богатырь Траян проснулся да спустился в общую светлицу, но к бою готовиться не стал. Был он весь нарядный да красивый. Кафтан свой деревенский сменил на новый, яркий, с вышивкою багряною по рукавам. Штаны да сапоги новы, светлы, с желтою украсою. Сам он светлый да чистый, пригожий. Родиполк то все приметил, да к Траяну с вопросом подошел:

Рейтинг@Mail.ru