Анастасия РУТТ
Семь видений богатыря Родиполка
Золотые крыши богатых княжьих хором было видно издалече. В ярких солнечных лучах они блестели, словно само Ярило-солнышко спустилось на крышу да отдыхает на золотых маковках терема. Возле княжьего двора была придумана большая, раздольная площадь для гуляний да празднеств. К княжьим хоромам, что были за высокой стройной изгородью, вела широкая пыльная прямая, но с пригорками, дорога. По ее краям стояли богатые да знатные избы – градовские, с резными ажурными ставенками да с широкими дворами. И казалось Родиполку, что жить там должны только добрые и большие семьи-роды.
Хоромы князя-батюшки Родиполк признал сразу, направив свою лошадь к деревянным резным воротам с золотою отделкою и железною выделкою. Тут уж его остановили витязи, приняв за инородца, испросили, что надобно молодцу. Родиполк с поклоном, но гордо да звонко ответил:
– К князю-батюшке Вениславу Саввичу, от сына его старшого, князя Вольхи Силовича!
Он протянул малую булаву серебряную и послание, написанное самим Вольхою Вениславовичем.
Витязь молодой, безбородый, взяв все, быстро побежал в хоромы к старому князю-батюшке. Вернувшись, впустил гостя с поклоном. Богатырь въехал за высокие золотые ворота. Здесь было раздольно. Терема да избы по кругу стояли, а в середке знатный, большой двор. Двор тот был больше по ширине да длине, чем площадь, по которой проехал Родиполк к княжескому терему. «Велико все, славно, как и сам князь-батюшка да весь его род радомический», – сказал себе Родиполк, восторженно оглядывая двор да хоромы княжеские. Лошадь свою Синявку богатырь оставил у резного золоченого крыльца с новыми ступенями, а сам осторожно, осматриваясь, поднялся.
Старый князь-батюшка встретил его в малой светлице у дубового стола, на дубовом же высокоглавом стуле с резною спинкой. Старик с длинной седой бородою показался ничем не примечателен сперва – совсем сухонький, с блеклыми голубыми глазами. Но как обратился к Родиполку, то сразу возвестил о себе:
– Добра тебе, богатырь Родиполк! Ты наследие Ханги-богатырки и Всевласия-богатыря. Дорога, разумею, привела тебя неспроста, а по научению великого мастера Ярилы-батюшки, его подмастерья Мясецеслава да семи ветров и их батюшки Вохра. Знаю, что сама Вехоч-судьба с тобою беседу ведет, знамения тебе показывает. Ведаю, что было предвиденье, а коли так, то поведай мне его.
Родиполк поклонился и все как есть, ничего не утаивая, рассказал князю Вениславу Саввичу. В видении своем пришел богатырь к хозяину зерновых, пшеничного поля. Поклонился молча. Тот за него молвить стал. Напоил его хозяин, накормил, отогрел. Смотрел Родиполк за раздольным полем желтым пшеничным. Поначалу землю вспахал, после засеял зернами золотыми. Следил он за колосьями высокими, воронье отгонял, стаи волчьи, воров, людей негожих от земли-матушки русской. Вырастил урожай на славу! Стал колосья серпом срезать, да не простым, а серебряным. Уложил он колоски друг к дружке в ряд и принес все хозяину поля. Глядит, а колоски-то все не хлебные, а золотые. Но за это владетель гневался да наказать хотел его со всею строгостью. Но тут сам Ярило-батюшка к главному тому заглянул, обогрел, нежил. Тот гнев свой смирил и отпустил богатыря восвояси.
Призадумался князь, бороду седую погладил, тихо Родиполку молвил:
– То видение твое – про службу ратную, богатырскую. Служить будешь с богатырями в Ясном Стольнограде от лета до осени последующей. А что до наказания твого, то заслуженно будет, а коли не заслуженно, то сам Ярило-батюшка заступится.
Родиполк то послушал, что князь-батюшка Венислав истолковал, и перечить не стал. Судьба-Вехоч со своим братом Свояртом все покажут да все на свои места расставят.
Князь-батюшка сильным, почти молодецким голосом велел позвать главного богатыря. Его позвали:
– Главного богатыря Силуана к князю-батюшке надобно!
Вошел босой загорелый мужик, словно косарь-земледелец, с маленькою редкою бородкою, поклонился Вениславу. Он был так же непримечателен, как и сам князь-батюшка. Родиполк и не прознал сразу, что то богатырь. Лицом он был прост, народен. Его низкий лоб прорезан длинною глубокою морщиною, а округ голубых глаз с хитрым прищуром – мелкие морщинки. Волосы его светлые, почти прозрачные, как и борода, редкие. Но усы знатные: густые, бело-серые, свисающие до самого подбородка. Сам он низенький, но сильный. «Руки крепкие, небось, – думал Родиполк, разглядывая Силуана, – большие шеи врагов ломает с одного обороту». Одет он просто, неприметно: без рубахи с обережной вышивкой, прямо на голое тело кафтан с рукавами, деревенский с запахом, потертый серый, подпоясанный широкой плетеной лентою. Лента та была любовная, новая, ало-желтая, с кистями длинными на концах. На ногах – штаны легкие, светлые, такие же потертые, как и кафтан, по краям обмотаны лентою белою. Чистые ноги его были с плотными твердыми ступнями. «Верно, – подметил Родиполк, – главный богатырь, небось, совсем народный, простой, а потому и в почете у богатырей – знать, умело управляет всеми богатырями, а может, и самим князем».
Венислав Саввичев рукой указал на Родиполка – нового богатыря да сказал:
– Принимай, Силуан, в свою дружину нового богатыря Светогора! Славен он! Княже Вольха то приметил, сам его к нам направил. Ты обогрей его, расскажи все наши устои. Всех богатырей собери да перед ним представь. Ну, ступайте богатыри, ступайте!
Родиполк вышел опервый, Силуан задержался. Венислав ему наедине сказал:
– Прими-ка его потеплее, Силуанушка-богатырушка, сродник он мне.
Силуан на то кивнул, да пошел за младым богатырем.
Верилось Родиполку, что Силуан с ним открыт да рад ему. А чего ж не радоваться, ведь богатырь-то, защитник, везде нужон! Он Родиполка-Светогора приставил к своим богатырям, коих было немного, семеро, а с Родиполком восьмеро.
Пятеро богатырей были во дворе возле терема безжоных, но все они занимались делами разными. Самый старший, отридцати лет, Тихомир, свого светлого коня водил к кузнецу, а теперь чистил его да поил. Принес ему воды кадушку, а как конь-то воду пил, богатырь его нежно да любовно поглаживал. Поглаживал он рукою правою да подергивал ею, словно боль унять хотел. Но руку ту не менял, а все правою делал. «Знать, упрям, боли той не боится», – подумал Родиполк, оглядывая издалече сильного богатыря.
– Тихомир-то тот родился у кузнеца Стона да жены его Веллы, – говорил Силуан хриплым голосом, – что из веттов вышли. Хилый да хворый людь он в обиду не дает, потому как сказывали, что и сам родился хилым да болезным. Но мать-то, Велла, выходила его, даже когда все сродники, да и сам отец его отказ давали, думая, что жить дитя не будет. Но мать того не слушала да все за дитятком смотрела, словом материнским согревала. А батюшка его за болезность сына все на себя пенял, мол, приглянулась ему девка – сродница по отцу его, а потому отвернулись боги от них да дали сына болезного. Да отошло дитятко, силу стало набирать да мощь свою. К опяти годам мать, увидев в нем силу богатырскую, имя благословенное дала – Тихомир. А как исполнилось ему одесять лет, отдала его на обучение к самому славному князю Вениславу Саввичу да сыну его, князю Вольхе. Хоть и старше всех богатырь Тихомир, но то по нем не видать, волосы его как зрелый желудь блестят да завиваются. Сам он сильный, с плечами да руками крепкими, одним махом сразу пятерых положить может. Не один бой рядом со мною да князем выиграл, – сказывал гордо Силуан, – оттого остались отметины у него на теле да лице: полосы да вмятины. Дети-то его уже поросли, скоро дедом станет.
– Далее за ним по годам Вечислав следует, этому одвадцать семь есть, – продолжал сказ Силуан. Вечислав тот сидел в богатырской одежде на лаве да острил меч свой серебряный. – Он видный, пригож собою. На службе состоит одвенадцать лет. Найденыш он, – горько вздохнул главный богатырь. – Привез его после боя сам князь-батюшка Венислав Саввич, когда мальчонке опять годков было, в лесу подобрал. С ним еще двое были, но те померли от хвори, а еще девчушка была одесяти лет, что спасла их всех. Народ да род его враги перебили, избы сожгли, только и уцелели, что детки-то эти. Учили его ратному делу богатыри Могута да сам Доброжит. Как исполнилось Вечиславу очетырнадцатое лето, так он ту девку сыскал да в жонки взял. Полюбилась, знать, она ему, – добавил Силуан, словно обеляясь перед Родиполком. – Но она-то краса, краса…
– Далее Честислав – тому одвадцать с опятью годками, по роду своему богатырь. Отец-то его, русич Свояныч – тоже богатырь был, силою славился. Служил он овторому сыну Венислава, младому Мечеславу. Младой княже Мечеслав против отца войною пошел, а Свояныч того не мог сделать. Не пошел он супротив народа свого – русичей, да и заколол себя острым мечом. У Свояныча того дружка была, Ежеслава, сына-то привела Честислава. А после смерти Свояныча стала Ежеслава другому дружка, другу Свояныча Радогости. От Радогости-то у нее еще сын, богатырь Хор.
Честислав да Хор междуособный бой вели, но как приметили главного богатыря с Родиполком, то сразу остановились. Родиполк увидел, что были они телом не широки, но крепки да быстры. Одвое богатырей Вениславу служили верою да правдою.
– Далее-то идет Лучезар, одвадцати одвух годков.
Лучезар сидел рядом с Вечиславом на лаве да свой меч тонкий длинный осматривал: не прогнил ли где, не заржавел. Лучезар тот был красень, молодец с глазами голубыми да ресницами темными длинными. Сам он был в кафтане парчовом, с воротом широким. Кафтан тот распахнут был, а под ним рубаха алая шелковая, вся в обережной вышивке от дружки. Ежели не знать, кто он, по одежде его можно принять за князя али княжеского роду молодца.
– Лучезар не только силен и могуч, но и грамотен. Мать его была знающая, ведала письмена и счет, и свого сына научила тому. Вместе с Лучезаром мать девку привела, так и она у нас служит. После них мать только девок и приводила. Сестра с братом играла в игры богатырские, да и побеждала его. За то ее звать стали Бояна. Бояна эта – воительница свободна, служит она, кому ей надобно, а бывает, что и к нашим богатырям пристанет.
Как поравнялись они с богатырями, так Силуан Родиполку и говорит:
– Силу-то свою испытаешь? Выбирай любого богатыря, а меч я тебе свой дам в подмогу.
– Не пойду я супротив них, – покачал головой Родиполк.
– А чего ж не пойдешь-то? Али испужался?
– Не пужался я, – вспыхнув, ответил Родиполк. – Силы-то неравные.
– Отчего ж то? – спросил Силуан, хитро прищурив глаз.
– Богатырь Тихомир-то руку поранил, биться не сможет, а овторой рукой – ударами не силен.
Тихомир, услышав то, головой тряхнул, словно сбрасывал с себя слова те. Силуан на то улыбнулся да ус светлый пригладил. Как только стал Родиполк о богатырях толковать, так двое молодцев, что на лаве были, работу свою бросили да со вниманием стали на Родиполка глядеть – что тот далее говорить будет.
– Вечислав-то ногами неповоротлив, грузен он, тяжел – я его сразу же изобью.
Вечислав на него с удивлением посмотрел, откуда тот все прознал.
– Честислав тот славен, младой богатырь, телом крепок, удары его сильны, но глазами не востр, не подмечает прежде, куда супротивник бить будет – того я сразу изобью. Брат его по матери Хор ногами быстр, но руками медлит, овогда удары пропускает, меч для него тяжел, видно, раньше луком да стрелами управлялся.
Хор удивленно приподнял темну бровь, словно та правда ему неведома была.
Родиполк с вопросом взглянул на Силуана – мол, продолжать?
Силуан на тот взгляд ответил:
– Что ж про Лучезара-то не сказываешь? Али биться пойдешь?
– И с ним не буду. Кафтан у него длинный. Заплутает, небось.
Молодцы на то посмеялись, да обиды не держали, потому что за правду-то какую обиду делать.
Силуан указал на небольшой терем с новым крыльцом и резными перилами.
– Жить-то будешь в тереме безжоных с двумя богатырями – Даром да Траяном. Траян старшой, одвадцати лет, а Дар-то младой – одевятнадцати. Они в дозор пошли, да через одва дня вернутся.
Родиполк повернулся к Силуану да кивнул:
– Вот с этими-то я и буду бой держать. Равны они мне.
Силуан на то подивился, но ничего не ответил.
– Смотрит за всеми богатырями, – продолжал главный богатырь, – мамка-нянька Афросья. Няньке этой годков одвадцать с восьмью стало. Лицо-то ее от огня обожжённое да корявое, словно ствол дерева. Но дух да тело у нее сильные и красивые. В одесять лет, когда изба чужая горела, она всех малых деток вынесла, спасла. Детей-то собой накрывала, а сама от огня погорела. Няньку эту сам княже Венислав приставил к богатырям, чтоб она хозяйкою была да опекала их по-матерински, –тепло, с ласкою сказал Силуан. – Ну, а я – самый главный над всеми богатырями, – продолжил, подмечая взгляд Родиполка с вопросом. – Но я сам себе не хозяин, а в подчинении хожу, племяннику князя Счастиславу да брату его Солнцевороту. До них я подчинялся овторому сыну князя-батюшки Мечеславу. – Спохватился Силуан, более не стал сказывать про сына-предателя меньшого Мечеслава. – После этой победы и поставил Венислав меня во главе всех младых богатырей. Все меня кличут дядька Силуан, то и ты так называй.
Родиполк кивнул, согласен был.
Встретила их в тереме мамка-нянька Афросья. Она, как и сказывал Силуан, была обожженная, но того и не видно было за добротою ее да ласкою. Силуан-то при ней замялся, словно жених пред любою своею. Родиполк то все понял и улыбнулся. «Небось, и пояс знатный она ладила». А как мамушка пошла на стол накрывать, то дядька к Родиполку открыто, но печально обратился:
– Мне-то уж осорок годков по весне будет, хозяйку в избу уж надобно. Но она-то все отказ дает. Вот, говорит, сыщешь богатырям нашим сильным да славным новую мамку-няньку, чтоб не хуже меня стряпала да лад наводила, тогда-то и приду в избу твою. Но никто ее доселе подменить не может, а потому смотрит за богатырями, а мне-то все отказ дает.
Афросья поселила Родиполка в дальних палатах в отдельном малом тереме. Там же жили еще одва богатыря безженые. Досталась младому богатырю светлица общая, большая, светлая, с припечью. Спать он будет на печи белой да теплой. Возле нее сундук железный да малая лава из осинового дерева. В самой середке – большой стол дубовый для всех богатырей, а вокруг – лавки со спинками изогнутыми, коврами цветными длинными покрыты. Выше в тереме, на овтором ярусе, куда деревянная лестница вела с резными перилами, жили двое других богатырей, Дар да Траян, в отдельных малых палатах да на перинах.
Жили все богатыри равно, словно сродники. Поднимались рано, до самой зорьки ясной, умывались да обливались холодной ключевой водицею. Но то Родиполку не ново было. С детских лет приучил его прадед Всевласий на зорьке малой вставать да солнцу кланяться. А поклонившись, они вместе к реченьке ходили, окунались. И было это и по весне-Макуше, и при Леле на купальницу, и при Хмуре с вьюжницею.
А облившись водой ключевой, проводили богатыри бои междоусобные да учебные. Смотрели, кто кого сильнее будет, а после уж друг друга учили. А потом собирались за большим столом дубовым, где мамка-хозяюшка Афросья их потчевала. Родиполк ее называл ласково да нежно за заботу да старания, словно матушку родную – мамушкой Афросьей. Она этим утешалась, ведь своих деток не приводила да замужней не была. Лучше, чем мамушка Афросья, стряпать никто не мог, а потому с довольством да радостью все съедали младые богатыри. Да и негоже обижать хозяюшку в избе, ведь главная она, наставница. А поевши, собирались богатыри в дорогу, припасы да обереги брали, а после уж выезжали они по одвое али по отрое, нести службу военную. Каждого дня объезжали они град Ясный да земли его большие вольные. Одесять дней да одесять ночей они ходили, а уж потом возвращались в терем да в палаты свои. А тогда уж другие выезжали.
По третьей неделе службы Родиполка пришли к князю Вениславу одвое мужиков, что вблизи моря жили. Мужики-то эти были из народа кожур, что по их виду сразу понять можно было. Одеты они были в штаны да рубахи, аки русичи, да на штаны свои полотнище завертывали и широкой лентой повязывали. А овогда к тому поясу широкому само полотнище шили, да так и завязывали, спереди, чтобы ног не было видно. Были эти мужики с бородами короткими да волосами курчавыми темными. Волосы те, как ветты, лентою перетягивали, через все чело, да сзади затягивали.
Пришли те мужики к князю-батюшке с поклоном да доносом, что пристали к их берегу морскому инородцы.
– Инородцы те, – сказывали кожуры, – ни на один народ не схожи. Лицом да телом чудные. Волосы-то у них – словно зорька красна, бороды их длинные в косы поплетённые, а волосы наизнанку, разлохмаченные, расплетенные. Наш-то толмач говор их не слыхивал, не знает такого. Пристали они на больших ладьях по тому дню, что на зорьке был.
Князь-батюшка Венислав Саввич велел немедля Силуану выбрать богатырей да поехать к тем ладьям – разузнать, с добром али с лихом те приплыли к ним. Ежели с добром – то привести их в княжий терем как гостей почетных. Но ежели тот народ приплыл с войною – то уж там их и победить надобно.
Довести к тому месту вызвались кожуры, что дорогу близкую знали.
– Ты, Силуанушка, возьми людей надежных, обученных, да поезжай к этим инородцам. Выясни, высмотри, что да как. С собою возьми младого богатыря Светогора, – научал князь Силуана. – Он-то ведун, сразу все прознает. Да и приплывшие на него схожи, словно из роду его.
Силуан молча кивнул да пошел собираться в дозор. Он взял с собою четырех богатырей: Вечислава, Лучезара, Траяна да самого Родиполка-Светогора. Ехать им было далеко, на ту сторону града, где море широкое раскинулось. Кожуры их вели не страшась, дорогу показывали, а иногда и мимо изб своих проводили. Жили они над самым берегом широкого моря в маленьких низеньких избах. Избы те кожурские – словно ступени деревянные большие. Опервой ступенью высокой была сама изба со светлицею да очагом, потом ниже – навес открытый с одною стеною, еще ниже – сени с животными разными, козами да барашками. Двор тот был обнесен мелкими да тонкими деревянными срубами-плетями, более для красы, нежели для защиты. Во дворе том, за огорожей, колодец, по обычаю, глубокий, с водою мягкой живительною. Народ кожурский небольшой, избы себе слаживали недалече от скал каменных, а в самих скалах ступени делали, чтобы врагов издалече видеть да по надобности спастись, уйти от них. Потому и видно им было издалече ладьи те морские с бережка высокого. А уж как подплыли да стали те у берегов русичей, так кожуры к самому князю пришли, чтоб знал он о том. А то ведь беда может приключиться, лихо: на кожур-то нападение будет.
– Да что там мы! – махали руками кожуры. – Вон град княжий захватить могут. Потому и пришли к князю, чтобы витязей послал с нами. Да княже удумал мудрее, самих богатырей снарядил.
Так говорили они, восхищенно поглядывая на дядьку Силуана да его богатырей, что рядом ехали. Да и на Родиполка глядели украдкой, что по другу сторону шел от тех кожур, но скорее пугливо, недоверчиво. Небось, никогда такого не видели, думал Родиполк, подмечая те взгляды.
Траян с коня соскочил, да и по земле-матушке пошел поперед всех. Ступал он мягко да плавно, словно не шел, а крался, тихо, как зверь. Надо было лес проехать, где широкая полоса деревьев, а после – вверх до белой горы. А там уж через гору, а после опять через лес, ну, а там и море завиднеется.
Возле моря того и град малый кожурский под названием Скивтоник. Проезжали они через овесь тот малый град, люди на них оборачивались, любовались, а дети малые за ними бежали, словно за защитниками великими. Овогда богатыри подъезжали к избам да просили водицы испить. Девки младые безмужние опервому Траяну давали ковш да пламенели лицом при нем. Он-то пригож собою – глаза его, словно в тумане сером. От его взгляда, смелого да страстного, не только девки пламенели, а и молодицы замужние. Волосы его русые, как и нрав его, упрямы. Носит он их до плеч, в пучке завязанные. Как подхватит он их за ушами, да так ловко, словно девка умелая, да в пучок сложит, а там уж лентой алой обмотает да стянет. Но верх волос его Ярило-солнышко выжгло, да и стал тот светлым, а остальные-то темны, как тот туман. Красень он, все в нем мужалое, сильное. Одет он был по-охотничьи, как и отец его, в рубаху длинную до колен, поверх кафтан вытертый, запашной – мягкий, деревенский.
Проехали они тот град да стали подъезжать к ладьям чужеземным. Ладьи те были схожи с ладьями свояртов. Но своярты свои ветрила ставили одни, как и русичи. Но у этих, чужеземных, было одвое ветрил, друг над другом нависали да спадали. Да и глубже и шире их ладьи были, словно намеренно для дальней дороги придуманы. Возле тех ладей, на бережку, сидел молодец да смотрел в даль синюю морскую. Остальные же занимались своею работою, собирали и делали запасы. Все они были мужики большие, крепкие, сильные, огневолосые, без мечей да ножей. «Знать, не задумали нападение делать», – чаял Родиполк, рассматривая их издали. Осмотрев гостей незваных, младой богатырь вызвался пойти к ним. Но дядька Силуан, да и остальные молодцы-богатыри воспротивились: все пойдем, вкупе. Они и пошли. Молодец, что на бережку сидел, встал да ближе подошел. Был он высок, с открытым светлым лицом и с доверчивым добрым взглядом. Родиполк подметил, что тот старше него на одве али одну весну. Но сила в нем была во всем: в больших и крепких руках, плотных ногах, даже в его золото-рыжих спутанных длинных волосах да в рыжей малой бороде. Он был в светлой, но грязной рубахе, без рукавов, в коротких потертых штанах, поверх них повязан передник. Его сильные руки и плотные босые ноги были открыты, светлы, все в темных веснушках. Позади него, но вдалеке, стали его сродники, пристально наблюдали за Родиполком и за своим собратом. Волосы их были длинны, распущенны, взлохмачены морским ветром. Но молодец-то этот отличный был от всех, глазами яркими синими. Были эти глаза да взгляд тот Родиполку знакомы, словно то родня ему. Признал его Родиполк. Такие же ярко-синие были глаза его прародителя Всевласия, а после у дочки его – красавицы Оланки.
– Как кликать-то тебя? – спросил у него Родиполк. Молодец тот ответил. А как ответ тот дал, как прабабка его Ханга, так и догадался, откуда те ладьи и кто пред ним.
– Хё кем? – спрашивал приплывший.
– Родиполк, – ответил богатырь, не страшась потерять силу свою да род. Ведь Родиполк говорил со своим сродником, по крови схожим. – Хё хот сех варт ях, – продолжил Родиполк, поясняя инородцу их родство.
– Кем де сворт Ханга? – опять спросил молодец, что тоже понял, с кем говорит.
– Сворт Ханга мохт вё, – печально ответил Родиполк.
Богатыри, рядом стоящие, переглядывались, но в разговор не вмешивались.
– Лот, – ответил так же печально молодец, – лот.
Силуан вопросительно глядел на Родиполка и уже готов был расспрашивать того, но богатырь и сам все поведал.
– Не будут они нападение делать. Прознал я, кто они. Сродники мне они, по прабабке, приплыли, чтобы свидеться с ней, но запоздали. Умерла она, – тихо добавил Родиполк.
Молодец смотрел на них да, казалось, все понимал. А потом спохватился, вспомнив что-то, быстро произнес:
– Сёгва, кём Сёгва, Сёгва! – повторял он свое имя Родиполку.
– Его зовут Сёгва, – передал тот Силуану и другим богатырям.
– Ат Хаст, – обернувшись назад, указал гость на крепкого светло-рыжего мужика, – ат Хаст.
– А это его отец, Хаст.
Родиполк повернулся да стал представлять богатырей по очереди:
– Эт Силуан хё вотт, хатт Вечислав сё вотт, хатт Лучезар сё вотт, хатт Траян сё вотт. Хит готт махт ворк, хель, – добавил Родиполк весомо, будто бы голосом показывая их силу. Богатыри по очереди кланялись чужеземцам огневолосым. А те, в свою очередь, и сам Сёгва, прикладывали руку к грудине, приветствуя богатырей по своему – иному обычаю.
Чужеземцев пригласили в гости в большой терем князя-батюшки Венислава Саввича. Но инородцы отперлись, отказ дали да стали в путь снаряжаться на свою матушку родиму. Сёгва напоследок обнял Родиполка да, вынув маленький ножичек, отдал богатырю. Знать, свидимся, подумал богатырь, но того говорить не стал. Не надобно того знать всем богатырям, а только ему, Родиполку, да сроднику его Сёгве. Как уплывали те ладьи, так Сёгва крикнул, что приедут они через одесяток лет, то с собою и Родиполка взять могут. А после добавил:
– Синигва хет зохха!
– Что это он крикнул, пожелал чего? – спросил Лучезар, оборачиваясь к Родиполку.
Тот кивнул:
– Пожелал нам любить народ свой, хорошо служить ему, народу своему, да защищать землю-матушку родную от врагов да супостатов.
Вернулись сильные богатыри в Стольный Ясный град веселыми да радостными. Дорогой живо разговор вели, что все у них без бою вышло, а по-доброму, по-любовному. Только один младой богатырь Родиполк был тих. Все он думал о сроднике своем Сёгве да о том, что тот пожелал ему. Надобно сперва любить землю-матушку, народ свой, людь, а после уж защиту делать. А то ведь как же без любови-то, и защищать неладно будет. Любил младой богатырь землю свою да народ свой, хоть того до конца то и не понимал. Потому и служить стал богатырем да защищать землю-матушку родную от врагов.
Служил младой богатырь Родиполк ладно, с добром. Исполнял все наказы, как велено. Защищал он землю русичей да народ от вражеских ханских набегов. Но не только чернохорые грозили граду, а еще и разные народы кровные, жившие поблизости. Очень уж им нравился град Ясный с землями благотворными да избами большими широкими.
Широкий и славный Ясный Стольный град был велик да богат. Он шумел яркими голосами разных народов. Жизнь в том граде Ясном кипела да бурлила. Его большие деревянные ворота, отделанные золотом да железом, были открыты, распахнуты. Их сверкающий теплый блеск, напоенный лучами Ярилы-батюшки, ласково встречал приезжих мастеров да ремесленников. Те съехались со всей округи. Чаще то были мужики-кузнецы с бородами да седыми волосами. Были они с крепкими большими руками сильными. Бывали с ними и сыновья их младые – щуплые, но плечистые, с руками хваткими. Тех сыновей Родиполк примечал сразу: схожи они были со своими отцами по образу али по нраву. А коли сына-то нет, не дала того судьба-Вехоч, то те уж шли с дочерью, с одной, а бывало, и с несколькими: двумя, тремя. Девки те были краше одна другой. Но то уж были не помощницы, а более на выданье, али к сватовству готовые. Но ежели помощницы батюшке своему, так те девки были сильные, пышные. Как та Веда – кузнецова дочь, что самою княгинею свуяничей Радомилою была выбрана женою малому сыну – Светославу. Но таких девиц было мало, одве-отри. Были с теми мужиками и подмастерья их, помощники. Но те уж близко к мужикам не шли, а все более – позади, за повозкой, а овогда – за лошадью, словно зная да понимая свое место, не родство с кузнецом. А были такие, что приехали из других славных городов. Тех сразу по одеже видно, разной другой.
У золотых ворот по обе стороны стояли младые витязи-охранники да сильные и смелые богатыри. Главный богатырь Силуан дал наказ двум богатырям младым, Дару да Родиполку, а после и еще двум, Траяну да Лучезару, встретить тех мастеров да ремесленников, да и присмотреть за ними – не задумал ли кто худого, недоброго. А когда же те мастера все зайдут да расставят свои славные работы на большой площади, так на смену этим богатырям придут другие – старшие, бывалые.
Как сменили Дара да Родиполка другие богатыри мужалые, Вечислав да Тихомир, так решил младой богатырь среди ремесленников походить да посмотреть на их выдумки из железа твердого. Ходил Родиполк да дивился, но и Ясноградовским кузнецам почет давал. Своими мастерами-кузнецами был богат Стольный град. Славился ими на всю округу да далеко за ее пределами, до самого Великграда. Умели те кузнецы соединять железо в один большой лист и плести из него кованку. Кованки были разные, диковинные. При виде них у Родиполка глаза радостно сияли да блестели. Были у тех мастеров и двери железные, и заборы высокие, а то и того больше – фигуры разные кованые. Славился град своими мастерами да подмастерьями. Много обходил кузнецов Родиполк, хвалились они, а он дивился. Все они были сильные, с руками большими да плечами широкими. Но не видел в них Родиполк чистоты да любови, все у них золото на уме да оплата.
Дошел он в конец града, в самый дальний угол, к кузнецу Лаврентию. Лаврентий этот от ахтыра (татарина) рожден был, сам чернобров да черноглаз. Лицом был суровый, с глазами темными сверкающими. Из-за этих глаз черных страшился людь ходить к нему, приходили только самые смелые али самые богатые. Зашел Родиполк к нему в кузницу, поклонился. Снял свою маковку с головы, да так и остался стоять молча, за работою наблюдал кузнеца великого. Мастер был низенький, но проворный, хваткий. Руки имел большие, мощные. Сам седоволосый, но борода густая, угольная, темная, короткая. Силушка в нем была славная! Как ударит он по наковаленке своим молотом, так и распластается железо под его ударищем. Родиполк от души восхитился этим кузнецом, мастером дюжим, сильным. Была в нем эта сила-силушка, но сила эта была без жизни, без страсти. Окинул Лаврентий богатыря огненным взглядом черных глаз, да и спросил его, не отрываясь от работы:
– Добрый молодец, за мир твой благодарствую. Испросить тебя готов, а коли надо, и совет дать. Дело твое худое аль доброе?
– И тебе мир, кузнец добрый. Дело у меня к тебе доброе, для защиты людей Стольнограда.
– И что же тебе надобно, красный молодец?
– Надобна мне кольчужка, тонкая, но защитная. И меч богатырский, отличный от всех, чтобы знали меня все, но не боялись. А вот враги – не знали, но боялись.
Лаврентий нахмурился, а после молвил:
– Понял я тебя и задание твое нелегкое. Знаю я одно мастерство лучше других. Коли веришь мне, выкую тебе и кольчугу, и меч богатырский.
Только Родиполк об отплате хотел спросить, как опередил его кузнец:
– Только добром мне отплатишь, свою работу выполнишь. Приходи по четвертой неделе, все будет готово.
Поклонившись, Родиполк отправился восвояси, задумавшись, чем отплатить кузнецу.
В условленное время богатырь вернулся к Лаврентию за кольчугою да мечом. Тот встретил гостя с улыбкой и радостью, проводил в свою добротную избу да светлую горницу. Горница была большая, на половицы брошена тонка шкура зверя лесного. То видно, что не забыл свой род ахтарский, думал Родиполк, глядя на те шкуры меховые. И было так же видно, что хозяйки в избе нет. На столе светлом деревянном заместо скатерки лежала затертая серая полотница, а на ней – кольчуга и меч в сбруе. Вид их был отличный от привычных богатырских – видно было, что Лаврентий в ремесло инородный дух свой вложил. Кольца, из которых кольчуга сплетена, были не пусты, а слитые, полные, а уж маленькие кольца между ними – те скреплялись хваткою сильной. Меч же был мал, людь простой не забоится его, как и просил Родиполк. Меч был короткий, чуть больше простого ножа. У самой резной рукоятки шириной был с доброго молодца ладонь, а к низу тонкий, как веретено. По бокам имел зубцы острые – такие не меть оставят, а проткнут. Сам меч был серебром отделанный, на рукоятке камень богатый елово-синий. На нем имя Родиполка вычерчено, новое, самим князем Вениславом данное – Ротибор. Имя это Родиполку дали неспроста, ведь младенческое да благословенное схоронить надобно, чтобы враги силу его богатырскую не забрали.