Алина Романова
Легенда. Герои Урании
Некоторое время ещё шёл за возом, держась рукой за край.
– А Маютку-то, коли что, лупите не жалея! Он у меня шебутной, баловный!..
Алиса повернулась, подмигнула мальчику, который чинно сидел рядом с Пахмой на козлах, и успокаивающе махнула рукой.
Если бы девушка могла знать, к чему всё это приведёт, она обошла бы эту деревню за десять вёрст.
Почта в Сети:
ЛС для Ричи от Блюхера (строго конфиденциально!)
Массу давишь ещё, дурасэл? Айзы протри! Генуг, так всю гаму продрыхнешь! Ходят упорные слухи: Владимир Ильич в поте морды вербует Героев пачками! Во гад, а? Чо будет на Поле!!! Полный ахтунг! А ты сделал своего Реалгера? Ответ запароль – кажись, в Сетке подслушивают. Бай.
Краткий примерный перевод на русский:
Игрок 4 (Синий, «ник» Блюхер) спрашивает Игрока 2 (Коричневого, «ник» Ричи), создал ли тот своего Героя из людей, и предупреждает, что Игрок 3 (Красный, «ник» Владимир Ильич Ленин) получил много Героев.
Глава 6, где телега со скрипом катится по дороге на Фаргейт, Алиса видит первого Героя и попадает в пренеприятнейшую историю
«Я вдруг подумал, что рынок это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга. Третьего дня у меня там срезали кошелёк, а вчера вместо хороших гусиных яиц к завтраку торговец всучил моей кухарке яйца гарпии!»
Марцеус Флинтский(Из трактата «О природе вещей»)
Ирреальный мир
Урания, Ангелин, окрестности Святыни Фаргейт
18999…97 г. от Сотворения Мира, 23 тепленя, 09 часов 03 минуты
До Конца света осталось 998 дней
По её прикидкам, ехали уже часа три. Солнце поднялось над волнистой линией горизонта на две ладони и вовсю заливало окрестности щедрым летним теплом. Бескрайние поля золотились, как львиная грива, в вышине весёлыми стрелами проносились ласточки. Далёкие белые башни замка, казалось, вовсе и не думали приближаться. Два тяжело гружённых воза всё тащились и тащились по разбитой дороге, огибая новые и новые колосящиеся поля. Алисе представлялось, что едут они по ободу огромного колеса, в то время как город располагался в самом его центре, как бы в ступице.
– Долго еще, Пахма? – спросила она, обмахиваясь пучком свекольной ботвы. Стало по-настоящему жарко, и в новом шерстяном платье, подаренном заботливой Мотрусей, Алиса сопрела. Косынку она спустила на плечи.
– Не-е, недалече. Ещё вона на тот пригорок, а там уже речка Вертишейка, что в Нерву впадает. Как через мост переедем, энто, стало быть, Замостье, а потом и совсем рукою подать.
Пахма глянул из-под ладони на солнышко, почмокал коренной лошадке и лениво стегнул её вожжами. Та прянула мохнатым ухом, но неторопливого шага своего не ускорила.
Маюта, уморённый пеклом, на своём облучке совсем уже клевал носом. Огромная шапка (видать, братнина) сползла ему на глаза и ежесекундно грозила свалиться под копыта пристяжной, идущей сбоку хомута.
– Эй, добрый молодец! Спишь? Или уже по дому заскучал?
Мальчонка мигом подобрался, поправил шапку и обернулся к Алисе. Удивительные глаза его светло сверкали на чёрном от дорожной пыли лице.
– Не-а, не сплю! Морок привиделся, госпожа: будто бы имею я от вас награду многоценную за службу верную, всяко золота, брыльянтов на тыщи семериков…
Девушка засмеялась.
– Жизнь покажет. А что бы ты делал со всем этим богатством? – спросила она, желая проверить спутника.
Маюта сладко зажмурился.
– Перво-наперво куплю пряников себе медовых… целый мешок… или два. Потом кафтан парчовый, коня да саблю острую, каменьями изукрашенную, будто у барина какого… – Тут он спохватился. – Не, сперва подарков отошлю домой: батюшке – механизму такую, чтобы дым через воду пропускать, как у Огненных лордов; матушке – украшенья из лалов да яхонтов; бабушке – чашку фарфоровую с расписными птицами; братам – по сахарной голове да чарке водки, а меньшим каждому петуха леденцового.
Алиса представила себе всё почтенное семейство: Васяту с кальяном, Мотрусю в драгоценностях, старуху Дормидонду с чашкой и остальных домочадцев – и расхохоталась неудержимо.
Маюта вовсе не обиделся, присоединившись к её смеху.
– Во веселье-то пойдёт, а? Авось, никого не обижу!
Алиса вытерла слёзы.
– Ну, дружок, об этом мы поговорим позже, а пока я могу только посоветовать тебе заняться своей речью. Знаешь ли, все эти «эвона» да «вона», «авось» да «небось»… Не хочешь же ты, чтобы в городе я краснела за своего доверенного слугу? Пожалуй, и чужие пажи станут смеяться.
Мальчик вмиг сделался серьёзен и бледен:
– Так я им тогда… оне у меня тогда… – он сжал кулачок и взмахнул им в опасной близости от кирпичного лица Пахмы Игралика, невозмутимо дымящего трубочкой. – Что же энто… госпожа Алиса…
Он шмыгнул носом, утёрся и отвернулся прочь. Некоторое время проехали в молчании.
– А вы… вы поможете мне, госпожа Алиса? – не выдержал Маюта. – Мне очень охота научиться… говорить покрасивше.
– Прежде всего, не «покрасивше», а «красивее»… ну, а учение пойдёт лучше, если я буду просто поправлять тебя, а ты станешь прилежно запоминать. Согласен?
– А то! – Маюта просиял. – Памятью-то Бог не обидел, небось! Память у меня лошадиная!
– Отлично. Но почему память – и вдруг «лошадиная»?
– А потому как лошадь никогда ничего не забывает, прям до самой еёной смерти.
Так, болтая о том, о сём и попутно играя «в школу», они оставили за спиной ещё часть пути. Пахма больше молчал, попыхивая, говорил лишь тогда, когда к нему непосредственно обращались.
– Дядька Игралик, а правду сказывают, что у Старопечек будто бы деревяшек видали?
– Могабыть, правду… а могабыть, и брешут.
– Вот бы хотя недолго поглядеть!
– Что это за «деревяшки» такие, Пахма? – полюбопытствовала Алиса, щурясь на немилосердное солнце.
– По-учёному называют «дендравы». Ну, дерева такие ходячие.
– Что вы говорите, Пахма?! – поразилась Алиса, а мужик с удовольствием продолжал:
– Да, ходячие… корни у их во все стороны торчат и ветви, но без листов. Лесные Герои любят нанимать их в свои армии на службу. Дендравы очень сильные, только медлительные – ужасть! Хромая курица, и та их на земле обгонит.
«Ну конечно, я читала о них. Это классика фэнтези».
– И что же, – услышав про армии и про Героев, девушка ещё больше заинтересовалась, – если они могут служить, значит, понимают нашу речь?
– Конечно, понимают! Все создания Божии понимают словеса человеков, госпожа Алиса, даже презренные гоблины… Есть простые дендравы, а есть которые рангом повыше, так те даже сами говорить могут, только немного и шепеляво, будто у их орехи во рту. А уж офицеры доступно излагают, как бы понятно.
– А вот ты, Маюта, с ними встречался в жизни-то?
– Не. А дядька Игралик встречался.
Алиса хмыкнула, представив себе шагающие деревья, у которых «корни во все стороны торчат».
– Пахма, а дендравы эти, они добрые или злые?
– Деревяшки-то? – мужик задумался. – А Господь их ведает. Ежели дикие, которые магические колодцы охраняют, шахты или ещё что, так бывают и злые. Близко к им и не подойди, враз ветвями поймают, корнями заплетут и раздавят, одно мокрое место и останется. А которые в армии чьей, так ничего, вежливые такие, обходительные, значить. У Героев, у их не забалуешь.
– А какие здесь бывают Герои?
Скрывая невежество, она предусмотрительно вставила «здесь» – дескать, «там-то» я Героев видала-перевидала, даже целые толпы, а вот здесь не довелось пока.
– Это дворяны. Те, которые под свою руку могут какую ни на есть армию собрать.
– И что же они делают с этой армией?
– Известно что.
– Что?
– Бьются.
– С кем?
– Известно с кем. Друг с дружкой.
– А зачем?
– Да леший его знает! – недовольно отозвался Игралик с извечным раздражением простого человека в отношении «дурачков-аристократов». – Энто дело господское, мы в энтом ничего не понимаем… Косынку-то накиньте, леди Алиса, а то ить стража…
Алиса послушалась и даже, смочив край платья, вытерла лицо.
Дорога мало-помалу становилась шире и оживлённее, перерастая в большой проезжий тракт; уже появились на ней и другие повозки, телеги, медленно ползущие к городу. Мимо пылили всадники; группы богомольцев, распевая религиозные гимны, двигались в том же направлении. С высоты воза Алиса с любопытством глазела по сторонам. Люди выглядели сытыми, довольными, одеты были чисто и опрятно, но несколько странно и смешно. Какие-то то ли колготки, то ли чулки с завязками, которые пристёгивались к коротеньким курткам, кургузые камзольчики, капюшоны с фестонами, колпаки в виде горшка, длинноносые клоунские пулены, вышедшие из моды всего-то лет триста назад… Наверное, всё это хранилось под спудом и надевалось по большим праздникам либо для поездки в город. А эти чудовищные береты! Шевалье Д'Артаньян времён прибытия в Менг позеленел бы от зависти.
«Во человецах как бы благоволение, а в воздусях, соответственно, благорастворение. Словом, полное велелепие всюду, – подумалось Алисе. – Но какой там восемнадцатый век! Хорошо ещё, если шестнадцатый, если вообще не пятнадцатый. Нарядились, как Джокер в картах Морфея… А ведь точно, похоже!»
«Джокеры» скоро кончились, валом повалили селяне. Сплошные вышитые рубахи, стоявшие колом, портки, заправленные в кожаные поршни и калиги, кафтаны и поддёвки, бесформенные шапки-вёдра.
На неё никто не обращал внимания, поскольку девушка в своём коричневом шерстяном платье и белом переднике ничем не отличалась от таких же крестьянок. Новые козловые башмачки, правда, оказались велики ей и поминутно соскальзывали с ног, и Алиса вынуждена была постоянно поддевать их. Мотруся также снабдила «госпожу» некоторым количеством денег и целым мешком припасов в дорогу. Время от времени Алиса доставала то яблоко, то пирожок, и оделяла попутчиков.
Перед мостом уплатили сборщику положенное, так называемый «мостовой». Экономный Пахма отделался не звонкими трудовыми семериками, а большим камнем с воза, который должен был пойти на мощение улиц Фаргейта, – и покатили дальше.
Системное сообщение:
Коричневый РГ «Алиса» покинул локацию «Деревня Моховухи».
Коричневый РГ «Алиса» вступил в локацию «Фаргейт».
Дальноврат раскинулся на холме, залитый ослепительным солнцем. Нестерпимо яростно горели золотые купола и кресты десятков церквей, малиново звонили колокола, огромные ворота, обитые полосами листового железа, были гостеприимно распахнуты.
Тракт чернел от народа, все стремились поскорее попасть внутрь, за кольцо городских стен. И – повозки, возы, телеги, дроги, тачки – то, на чём можно доставить продукты труда. Всё это сгрудилось у самых ворот. Стражники, выбиваясь из сил, кричали хриплыми голосами, пытаясь отрегулировать людской поток. Толпа напирала.
– Куда прёшь, оглобля?! В очередь, в очередь становись, говорят тебе! Вот за тем обозом!..
– Пожалуйста, сударыня, прошу вас…
– Пустите!
– Старик, придержи волов! Пропустите карету советника! А вы, уважаемая, куда лезете с младенцем?!
– Убери отсюда свою пропитую харю, Томас Бридж! И не суй ноги под колёса!
– Чего и куда совать, я у своей жёнушки ночью спрошу! И у твоей тоже!..
– Да имейте же совесть!
Покряхтывая, Пахма Игралик неохотно развязал кошель – несмотря на славное воинское прошлое, исконная крестьянская прижимистость была у него в крови.
– Туды давай, сюды давай, псам смердячим… Жуль одна. Охохонюшки, леди Алиса… За место на рынке – плати, старшине нищих – плати, «церковную» – плати… И «чинш» плати, и «подымное», «подворовое», «мыт» да «поддужное»… Да «повоз» предоставь, когда господа проехаться пожелают… Так вконец разоришься!
Девушка молча сунула ему пять семериков – за себя и за Маютку. Пахма замахал было руками, заотнекивался, но Алиса так глянула на него, что он сразу заткнулся, поклонился низко и протянул плату стражникам.
Системное сообщение:
Коричневый РГ «Алиса» опустошает один слот инвентарного рюкзака – 5 медных семериков.
Была суббота – благородно выражаясь, секста, или шость по-простому.
Рынок, что было естественно, располагался на Рыночной площади, и въехали на него через Рыбные ворота. Он оглушил разноязыким гомоном, в нос ударил крепкий запах свежей рыбы. Скользкие, блестящие, нежно окрашенные форели разевали пасти из огромных чанов; полосатые пучеглазые окушки кучами громоздились на прилавках; плотва, словно живое серебро, сверкала с лотков; в бочках трепыхалась стерлядь. Призывно розовели балыки, в горшках, обложенных льдом, грудилась чёрная и красная икра, шевелились усатые раки.
Но вот пошла другая торговля: связанных за ноги удивлённых кур выхваливали на все лады, гуси тянули шеи из корзинок с крышками, в коробах белели пирамиды яиц.
Ряды, ряды, сплошные ряды: Кузнечный, где гулко ухал тяжёлый молот и откуда веяло жаром; Мясной ряд, весь залитый кровью разделанных туш; Суконный, заваленный огромными штуками материй; Ювелирный, позванивавший тонкими молоточками чеканщиков и мастеров по благородным металлам; Посудный, Оружейный, Калачный… Везде кричали, торговались, покупали, ругались, продавали, били по рукам и в азарте хватали шапками оземь.
Пахло кожами, нагретым железом и навозом.
Держа в руке надкусанное яблоко и забывая грызть его, Алиса вертела головой, стремясь всё разглядеть, запомнить, понять. «Батюшки, настоящее вавилонское столпотворение! Народу-то, народу, иголку негде воткнуть! Стоит только сойти с воза – и поминай, как звали, мигом потеряешься».
Время продажных женщин ещё не пришло, поэтому в рядах толкались кухарки, домохозяйки и экономы богатых семейств, закупающие провизию впрок. Мастеровые щипали служанок за зад; те взвизгивали притворно и порой дарили такой непритворной оплеухой, что нахал уж сам бывал не рад. Карманные воришки с ангельскими личиками тёрлись меж покупателей. Воры со стажем добывали хлеб по-своему: пихали жертву невзначай или бросались ей в ноги, успевая выбить кошелёк или свёрток с покупкой. Некоторые ловким манером сшибали у человека шляпу, зацепив её крючком с леской, и тот с вытаращенными глазами нёсся за ней на потеху толпе, а жулик тем временем дочиста обирал его бесхозный лоток или телегу.
Тех и других зорко караулили «свойственники» – специальные нужные люди, кому можно «скинуть товар» – деньги, драгоценную булавку или браслет, после чего преступник мог считать себя в безопасности и, даже будучи схваченным, плевать на рыночную стражу.
Словом, рынок жил обычной полнокровной жизнью.
Алиса сама с собой развлекалась игрой «в угадайку»: сможет она распознать, кто есть кто и какое у него занятие?
В одежде мужчин преобладали короткие узкие куртки «пурпуэны», многие носили сверху ещё кафтаны «котарди», доходящие до середины бёдер. Они дополнялись чулками-шоссами и пышными штанами-буффонами. Голову украшал бархатный валик или шляпа-ток в виде небольшого конуса с маленькими полями и пером. Городские ферты щеголяли также «плундрами» (в отличие от «буффонов» эти штаны походили уже не на тыкву, а на дыню-торпеду) и длинными камзолами.
Провинциалов было видно за версту. Некоторые, разинув рот, тупо глазели вокруг с видом небывалого удивления. Вторые, конфузливо улыбаясь, не решались потрогать товары, прицениваясь мысленно. Но и те, и другие не знали, куда девать руки, а когда спрашивали что-то, угодливо наклонялись вперёд. Писцы и помощники лекарей как люди более солидные и зажиточные чванливо расхаживали между лотков, пробуя то и это с величайшим пренебрежением, щупая ткани, перебирая оружие и украшения. Их одежда топорщилась на сгибах и пахла нафталином, полы походили на крылья и так и назывались: «фазаньи крылышки». Чулки приветствовались и здесь, но были уже вязаными; костюм дополняли высокие круглые шляпы с эгреткой или брошью. Лавочники любили одеваться в добротные сукна спокойных расцветок и башмаки фасона «утиный нос»; подпоясывались под грудью кушаками и шарфами, чтобы выпирал живот – это было модно в их среде и говорило о достатке, так как худощавый торговец доверия никому не внушал. Купцы средней руки в плоских меховых шапках и кафтанах в виде колокола сверкали золотыми цепочками на бархатных грудях. Богатые негоцианты в сопровождении слуги, который нёс кошель или связку пергаментов, важно шагали в толпе. Их одежда тяжёлых роскошных тканей, отороченных белкой, куницей или соболем, была украшена великолепными пуговицами – из крупных просверленных драгоценных камней, жемчуга, хрусталя или золота, или плетеньем из канители; петли обрамлялись металлическим кружевом. Жёны смотрелись довольно скромно в длинных платьях-«роб» с плоёным воротником-фрезой. Дамы выглядывали из окошек карет или портшезов, которые представляли собой помесь кресла с балдахином и носилок. Пешком передвигались только служанки и кухарки.
Для крестьян же понятия моды не существовало вовсе. Внешний вид одежды не менялся веками: всё такие же пестрядинные порты и рубаха для мужчин, сарафан для девок, юбка с кофтой женщинам.
Высокородных дворян Алиса пока не заметила. Может быть, в этот час они ещё спали? Где же, где её рыцарь на белом коне? «Ну, масть коня, вообще-то, варьируется. Не обязательно белый. Любой. И даже конь не нужен. А вот кандидатуры принцев рассматриваются. Вакансия свободна».
– Дорогу! Дорогу Герою!!! Посторонись!
Загудели барабаны, истошно взвизгнули флейты, и толпа отхлынула в разные стороны, освобождая пространство. Кусок яблока застрял у Алисы в горле. «Спаси и помилуй, Господи. Этого не может быть!»
Несколько сотен карликов отвратительного вида маршировали впереди. Ручки и ножки их выглядели тонкими, как прутики, зато ступни и кулаки были огромными. Крючковатый нос каждого почти смыкался с подбородком наподобие щипцов, а в глазных впадинах, словно в пещерах, светились красные огоньки. Одни лилипуты одевались в изумрудные костюмы и такие же островерхие колпачки, другие щеголяли одеждами синими, но все без исключения размахивали острыми топорами. За ними тяжело двигались огромные седые медведи; бронированные нагрудники их и гривастые шлемы изукрашены были золотой насечкой, с кованых намордников стекала слюна. Чудовищ вели на цепях. Следом с грохотом чеканили шаг каменные и железные создания, отдалённо напоминающие людей, но ничего человеческого не было в выражении их застывших лиц.
В центре этой сказочной армии гордо выступал мощный жеребец с длинной белой шерстью и копытами величиной с большую сервизную тарелку. Серебряный хвост его струился по ветру, а грива сверкала от вплетённых в неё драгоценных камней. Седок выглядел не менее удивительно. Алиса во все глаза смотрела на первого встреченного ею Героя.
Это был мужчина средних лет с голубой кожей металлического оттенка, одетый в яркий сиреневый халат из тафты. Рукой, блестящей от перстней, он рассеянно поглаживал холку коня, и Алиса с трепетом заметила, что у него прекрасно отполированные и подпиленные чёрные когти. Причудливая секира мерно покачивалась с правого боку коня, а богатый чепрак, расшитый канителью, волочился в пыли. Рядом в удобном портшезе ехал советник, а может быть и наставник – в общем, некто достаточно для этого старый, по виду настоящий волшебник. Поперёк острых колен его лежал посох – длинная палка эбенового дерева, по которой непрестанно ползала золотая змея с янтарными глазами, несомненно, механическая. Поднявшись к навершию, она немедленно спускалась вниз, потом снова наверх. Посох принадлежал мэтру Северину, придворному техномагусу маркиза Дагона и его личному консильери, то есть поверенному всех дел аристократа.
– Дорогу! Дорогу маркизу Дагону Эрбуэру из Ледяного королевства!
Дагон удовлетворённо улыбнулся, сверкнули во рту длинные клыки. Алиса непроизвольно издала истерический смешок.
– Матерь Божья! И вот этот зубастый крокодил – уранский маркиз?! Кто же тогда меня встретит в замке местных герцогов?!
Это было невозможно, но Алиса готова была поклясться, что его остроконечные уши шевельнулись. Дагон оглянулся, и яростные глаза с золотистой радужкой, как два прожектора, зашарили по толпе. Он УСЛЫШАЛ!
Алиса в мгновенье ока соскользнула с телеги, умудрившись не потерять башмаки, и спряталась за грудой овощей.
Когда она рискнула высунуться, последние ряды Ледяного воинства уже исчезали за поворотом в тучах пыли.
– Ох… – она схватилась за сердце. Дрожь до сих пор колотила её, несмотря на жару, на лбу выступила испарина. КАК он посмотрел в её сторону… И расслышал ведь, хотя в этом шуме Алиса не могла разобрать даже бормотание Пахмы на расстоянии вытянутой руки.
– Пахма, кто это? Ну, все эти существа? – Она утёрлась рукавом и привалилась к борту телеги: ноги отказывались служить ей. – Жуткие какие…
– Так ить Ледяные, что с их возьмёшь? – Бывший воин выглядел довольно спокойным. – Оно, конечно, спервоначалу страшновато будет, ну, да бивали мы и таковских.
– Целая армия чудовищ!
– Свита энто его, армия поболе будет. Премерзостные карлы с топориками – то фиргины. Здоровья оне хлипкого, чуть задень булавой, и как снопы валятся. Не великие бойцы, но вёрткие и многочисленные, как навалятся кучей – беда! Карахтер у их такой поганый. Ещё бывают в тамошних ратях обалдуи громадные волосатые, «эти» прозываются.
– Не эти, а ети, дядька Игралик! – встрял Маюта, хихикая.
– Ну, пускай ети.
Игралик почесал реденькую бородёнку.
– Здоровые эти ети, и вояки отменные, умеют глыбами ледяными швыряться. В прошлую битву, когда херцоги тутошние с ихними грандами чегой-то не поделили – муты вышли, так половину наших как жнивьё скосили, сам видал. Да Бог миловал, живой остался.
Мужичок примолк, охваченный неприятными воспоминаниями.
Алиса поёжилась, словно рядом действительно проскочила ледяная глыба.
– Также есть у их ещё големы человецеобразные – о, то воины крепкие, к волшбе стойкие. Одно слово, гомункулусы.
– Кто-о?
– Ну, гомункулусы, из лаболаторий, значить. Чёрт их знает, наплодили уродов, извиняюсь. А горгульи… Кыш! Брысь! Пшли отсюдова! – Игралик замахнулся вожжами. Несколько пушистых шариков врассыпную бросились из-под колёс, мелькнули длинные уши.
– Разве вы не любите животных, господин Пахма? Что вам сделали эти собачки?
– Да какие тута собачки! – выплюнул он с застарелой ненавистью. – Гремлины энто зловредные, чтоб их всех в жернова затянуло!
Игралика так перекосило, как будто ему в рот влетела пчела.
– Только и смотрят, как бы где какую пакость измыслить. То в дымоход тряпок понапихают, то колёса на телеге расшатают, а то и все плуги с боронами в колодец покидают. Не любят они технику, а техника – их… Ледяные понаделали их, вот оне и расплодились, как блохи, скачут везде, лезут, портят всё… Вона ещё один!
Он проследил за гремлином тяжёлым взглядом.
– А медведи в броне – они что, тоже служат в армии?
– Могабыть, и служат, потому как то не совсем звери, а вербиры-оборотни. При луне-то оне человеки, а как засветает, так медведем перекидываются. У Ледяных всё наоборот, всё наособицу, не по-людски как-то… Да… И правят там не люди, а гинны, и король ихний – гинн, и дворяны все гинны, оттого что духу человеческого не терпят. А в армиях одни монструсы, скотина всякоразная или нечисть. Оно, конечно, не только у их так ведётся, вот в Великих Болотах…
Системное сообщение:
Коричневый РГ «Алиса» получил игровую информацию и зарабатывает +1 очко к интеллекту, дающее представление об окружающем.
– Пахма!
Алиса похолодела.
– Пахма, а где же Маюта?
И правда, мальчик исчез. Козлы оказались пустыми, рядом крутились зеваки, базарные псы и чужие дети.
– Маюта! Маюта!.. Пахма, вы не видите его? Вот только что же был здесь! Боже, неужели его похитили?!
Тут уж она по-настоящему испугалась. Не прошло и нескольких часов, как она потеряла ребёнка – что же она скажет его родителям?! Алиса закусила губу.
– Маюта! Где ты? Маюта!
Она металась туда и сюда, заглядывала под телеги и в корзины, хватала людей за руки.
– Скажите, вы не видели здесь мальчика в меховой шапке? Вы не видели мальчика? Такой, в меховой шапке!
Внезапно из глубины торговых рядов раздался отчаянный вопль. Алиса так и подскочила на месте, ей почудилось, что она узнала голос Маюты. Заработав локтями, ринулась в самую гущу, туда, откуда доносился шум, сопровождаемый повторяющимся визгом:
– Аи-и! Аи-и! Аи-и!
Шапки на Маюте уже не было. Какой-то толстый дядька в замызганном цветастом халате, надетом на десяток прочих халатов, крутил мальчишке ухо, а другой рукой размеренно колотил его по голове и по спине. В такт этому кивала огромная чалма, похожая на помидор.
Маюта корчился и извивался, но тот держал крепко, хваткой привычной.
– Стойте! Остановитесь!
Торговец вскользь глянул на неё, отметил простое платье и продолжал угощать мальчика ударами. Даже бычья шея его побагровела от усилий.
– Стойте же! Как вам не стыдно бить ребёнка?!
Дядька развернулся к ней:
– Замолчи! Пусть песок заполнит твою рот. Твои слова дурные!
И заголосил пронзительно, по-ифрисски присюсюкивая:
– Эта мальчиска! Она – вор! Эта мальчиска хотела украсть моя великолепная фрукта! Я вам говорю – она вор! Её надо хватать и отрезать ей правая рука! Эй! Эй! Стразники!
Вглядевшись в Алису, он завопил с новой силой:
– Эта зенсина – тозе вор! Дочь скорпиона! Хватайте! Грабят! Убивают!
Алиса растерялась. Толпа, вначале настроенная благодушно, заволновалась. Послышались крики:
– Эге, да тут их, видать, целая шайка!
– Леда, береги кошелёк!
– Да что ж это делается, люди добрые! Среди бела дня бандиты бесчинствуют! Куда рыночный прево смотрит?!
– Такая приличная женщина, а воровка!
– Держите её, держите, а то убежит!
Десятки жадных рук уже протянулись к ней…