Алина Романова
Легенда. Герои Урании
Глава 4, в ней Алиса смотрит в озеро и встречает местных жителей
«Если Бог видит вас – это нормально. Если вы видите Бога – это не вдохновение, а шизофрения».
Марцеус Флинтский(Из последнего трактата «Мыслесмех», найденного совсем недавно)
Ирреальный мир
Урания, Ангелин, деревенька Моховухи
18999…97 г. от Сотворения Мира, 22 тепленя, 16 часов 16 минут
До Конца света осталось 999 дней
День уже перевалил на вторую половину, когда наконец выглянуло солнце. Гроза, как испуганная нищенка, убегала прочь, волоча за собой лохмотья рваных туч. Всё вокруг блестело и переливалось, будто усеянное бриллиантовой крошкой; над дальним лесом вспыхнула радуга.
«А в народе радугу называли веселушкой. Говорили, что если встать под ней и загадать желание, то оно непременно исполнится, – подумала Алиса. – Раньше вообще верили, что будто бы в том месте, откуда она выходит, в земле спрятан горшочек золота. Честное слово, от всего этого я бы не отказалась. Золото никогда не помешает, горшочек тоже, а желание… Я бы просто пожелала, чтобы ко мне вернулась память».
Она выжала мокрые волосы и оглянулась. «Где же толпы встречающих – цветами, детьми, народными песнями и плясками? Где красная ковровая дорожка, плакаты и транспаранты «Ура – Алисе!» и «Алиса навсегда»? И это называется гостеприимство?»
Нигде также не имелось никаких указателей или пояснительных табличек типа «Выход здесь», или «Запасная лестница», или «Следуйте по красной линии», стрелок, выложенных из костей скелета, или камней с выбитой надписью: «Налево пойдёшь – коня потеряешь» и так далее. Что же теперь делать? И где добыть одежду? Ведь, согласитесь, даже во сне расхаживать полуголой как-то неприлично, да и холодно.
Ночная рубашка неприятно липла к телу, а длина и античная простота наряда не позволяла показываться в нём на публике. Может, сойдёт за какую-нибудь местную разновидность туники? Она осмотрела себя и поняла, что нет, не сойдёт. «Что ж, буду решать проблемы по мере их возникновения. В крайнем случае, просто кого-нибудь ограблю. Непростые времена требуют тяжёлых этических решений. Разве я виновата в этом? Нет.
Но поистине странно, что я нигде не вижу сундуков, бочек и ящиков с разбитого корабля, доверху наполненных полезными инструментами, одеждой, золотыми монетами, ромом и сухарями. Где занимательная библиотечка, набор ружей и пистолетов, порох, оливковое масло, гвозди и носовые платки? Почему также не видно уютного грота, козьих стад и кокосовой рощи? Потерпевшие кораблекрушение в изобилии находят всё это, я читала! А я, без сомнений, потерпела какое-то кораблекрушение или катастрофу, угодив сюда в таком виде. Эк меня выбросило-то!.. Кстати, Александр Селкирк, прототип Робинзона Крузо, сам попросил высадить его на приглянувшийся островок, так как, обладая дурным характером, поссорился с командой. Он провёл на необитаемом острове четыре года, это в семь раз меньше, чем вымышленный Робинзон. Может, я тоже поссорилась с командой, и меня сюда высадили? Вдруг Люции Карловне фон Штольберг не понравилось, что я трогала её любимую игру?»
Она разберётся со всем этим, непременно разберётся. В своё время. Но куда же идти?
«А, не имеет значения, какую сторону выбрать, всё равно. Направо, кажется, виднеется тропинка. А если есть тропинка, то она должна куда-нибудь привести».
Сделав такое несложное умозаключение, девушка энергично двинулась вперёд. Однако напев «босиком бы пробежаться по росе» здесь оказался неуместен: под ноги всё время попадались какие-то сучки и камешки, так что бедняжка морщилась и охала. (Чтобы человек на природе чувствовал себя комфортно, ноги должны оканчиваться копытами или хотя бы кроссовками. Не верите – рискните на пробежку босиком сами).
На ходу она собрала горсточку земляники и насыпала её в рот. Ягодный вкус – это оказалось здорово! Незаметная стёжка огибала лужок и терялась в роще. Скоро стало топко, под ногами захлюпало, и тропа вывела к озерцу, заросшему камышом и осокой. Спуск к нему был аккуратно выложен тонкими брёвнышками, на старой берёзе кто-то повесил берестяной ковш.
Старика Алиса увидела сразу. Согнувшись у воды в три погибели, он застирывал подол своей хламиды и был похож на удивительного белого муравья – так тонка и угловата казалась его фигура.
Алиса прокашлялась.
– Кхм. Э-э, простите. Дедушка…
Последнее слово застряло у неё в горле: старец бросил свои постирушки, подпрыгнул и воздел худые руки к небу. Губы его зашевелились, но она не услыхала ни звука.
– Что вы говорите?! – заорала Алиса (почему-то так всегда делают, когда не слышат сами).
Тот повторил попытку, впрочем, без особого успеха, после чего вдруг сделался полупрозрачным. Сквозь него можно было разглядеть качающиеся камыши и золотой люрекс водной глади. И в то же время угадывались черты изъеденного временем лика и контуры тела, подсвеченные голубым.
«Как у давешнего Кота. Но только там фоном служили звёзды. Может быть, Кот был ночной галлюцинацией, а этот – галлюцинация дневная?»
Довольно резво для галлюцинации дедок скакнул на кочку, взмахнул бородой и исчез.
«Вероятно, тут живут одни призраки. Если так, то дело плохо, потому что мне хочется есть, а призраками сыт не будешь. Хотя я вижу на дереве плетёный ковш. Если сейчас он не испарится, значит, здесь обитают и люди, потому что привидения не пьют из ковшей. С другой стороны: зачем вообще привидению стирать бельё, как делал этот старичок? Ему полагается бродить по старинному замку и греметь цепями, пугая хозяйских гостей – сами-то хозяева давно привыкли. А гости обязательно должны быть недоверчивыми и саркастическими, потому что у них как раз фамильных замков нет. По приезде такой гость требует поселить его именно в Красную комнату, где двести лет назад злодейски убили прапрадедушку нынешнего владельца. Насмешник уверяет, что буде он встретит упомянутого мёртвого джентльмена, то непременно разопьёт с ним стаканчик пунша. Хозяева против, они клянутся, что добром это не кончится, но легкомысленный гость настаивает. Его ведут, куда он просит, оставляют одного со свечой и кувшином горячительного и поспешно уходят. И когда утром заглядывают в Красную комнату, то видят вместо молодого человека седую развалину. Взгляд его потух, лоб избороздили морщины, платье усеяли красные пятна (правда, впоследствии выясняется, что это не кровь, а пунш). Гость не отвечает на расспросы и молча уезжает, а семейные хроники пополняются ещё одной историей».
Раздумывая так, она спустилась по бревенчатому настилу к воде. Встала на колени и заглянула в озеро. Из глубины на неё внимательно глядело тощее белокожее создание с торчащими во все стороны волосами. «Глаза… глаза большие, тёмные, но подбородок… фу, какой подбородок. И цвет лица – краше в гроб кладут. И вообще, всё мерзкое. Душераздирающее зрелище. Ужас… уродина какая!» Девушка с досады шлёпнула по своему отражению, так что полетели брызги.
Стараясь больше не смотреть на себя, напилась из ковша и умылась.
«И почему мне не выдали «дорожный набор»? Или хотя бы «железнодорожный»? Кусок мыла, набор салфеток и полотенце…»
(Мало кто догадывался, что такой набор полагался всем при покупке белья в поезде; к сожалению, не догадывались не только об этом).
«Безобразие! Я буду жаловаться в… в… куда-нибудь. Зря я всё-таки разобралась с населением так радикально. Кого-то одного следовало оставить в живых. А теперь и расспросить некого, от призраков-то никакого толку. Но если я всех убила, где же тогда трупы?»
Она взглянула на свой алый от земляники рот и захрюкала от смеха. «Ага, поняла, я их убила – и съела!!!»
Все эти фантазии помогли ей сохранить некоторое присутствие духа, и, подбадривая себя так, Алиса побрела прочь от озера.
Тропинка постепенно ширилась, превращаясь в хорошо утоптанную дорожку, и наконец вывела к задам какой-то деревни. Квохтали куры, лениво брехали собаки, слышен был дальний звонкий стук топора. Прячась за деревьями, Алиса оглядела всё вокруг, но не заметила паучьих глаз, что впивались в неё из зарослей чертополоха. Огороды, какие-то заборы, изгороди, сараи, снова огороды… Может, повезёт наткнуться на сушащееся белье? Хорошо бы женское.
«Ох, не сплю я, не сплю! И ногу, вон, наколола… И не бывает таких длинных, связных снов. Хоть бы одежды добыть, что ли, неудобно же. Я ведь не греческая богиня, чтобы разгуливать всюду почти нагишом».
Вот! То, что нужно! Рядом, только руку протяни, на ветру раскачивалось и позванивало колокольчиком пугало. Нахальные вороны нисколько не боялись его и разгуливали по грядкам с видом невыносимого превосходства, из чего Алиса сделала вывод, что пугало поставлено давным-давно и на самом деле уже никого не пугает.
Она быстренько нарядилась в отрепья и взглянула на обобранное чучело.
– Не переживай, Страшила, верну при случае.
Пугало не ответило. Наготу оно снесло со скорбным терпением, подобно древним стоикам.
Кое-как причесав пальцами спутанные волосы, Алиса с пафосом сказала себе: «Добро пожаловать, Алиса, в мир сказки» и решительно пошла дальше.
* * *
Первый же встреченный ею настоящий человек оказался очень неприветливым. Он совершенно неожиданно вылез откуда-то из кустов и стал сердито кричать, размахивая при этом руками. Алиса остановилась.
– Ты! Да-да, ты! Под ноги смотри, корова бестолковая!
– Это вы мне?
– Тебе!
Под ноги! Девушка опустила глаза и с трепетом убедилась, что давно идёт прямо по грядкам. Ряды посадок с рубиновыми ягодами пострадали довольно сильно.
«Побьёт? Или нет? Я бы обязательно побила, если бы мне кто-то так всё передавил. И ещё бы из ружья пальнула. И не факт, что солью. Потому что я очень, очень мстительная – я это чувствую».
Владелец огорода неотвратимо надвигался. Это был крепкий усатый дядя с широким обветренным лицом, одетый в чистую рубаху до колен и широкие штаны в диагоналевую полоску с завязками у щиколоток. Башмаки были кожаными, с тупыми носами, какие носили в деревне, и назывались, как потом узнала Алиса, «воловий язык». Голову его венчал колпак в виде перевёрнутого ведра, а за кушак был заткнут топор самого устрашающего вида. Выражение лица крестьянина тоже не сулило ничего хорошего.
«Ну вот. Так и знала. Как люди, так обязательно с ними неприятности».
Однако, странное дело: чем ближе подходил усач, тем смирнее становился. Он уже не махал кулаками и не ругался, а его могучие плечи отчего-то ссутулились, да и сам он сделался словно бы ниже и незначительнее. Ещё издали дядька принялся часто кланяться:
– Прощения просим, благородная дама, обозналися малость. Уж не гневайтесь, леди, не признали!
Она завертела головой, но множественное число «не признавших» её и «обознавшихся» оказалось просто формой языка.
Приблизившись, он сдёрнул шапку и внезапно бухнулся на колени прямо в жирную грязь.
– Простите великодушно! Смилуйтесь! Не велите казнить!
Такие знаки почтения при всём её самомнении показались Алисе чрезмерными.
– Что вы делаете?! – залепетала она. – Прекратите! Встаньте немедленно!
– Встать не могем, пока прощения не получим, значить, – упрямо отозвался фермер.
Ну что тут было делать?! Алиса собралась с духом.
– Поднимитесь. – Следовало делать хорошую мину при плохой игре, и она величаво простёрла руку в рванине. – Мы не гневаемся.
Мужичок встал, покряхтывая.
– Господь с ней, с кровяникой, топчите её, сколько вашей душеньке угодно, ещё нарастёт!
– Кровяника это вот эти маленькие ягодки?
– Оне, оне, благородная леди, оне, проклятые, во грех ввели! – И он опять стал порываться облобызать Алисе грязные ноги.
– Да оставьте вы меня! – она сердито попятилась. – Заладили, в самом деле, «благородная леди, благородная леди»! Откуда вы знаете, что я благородная?
– Так ить как же? – Мужик вылупил рыжие, как у телёнка, глаза. – Героев-то, их завсегда отличаем: смотрят оне прямо, как бы повелительно, голос громкий – приказной, значить. Да и бабы нашенские простоволосые не ходят, волоса под платок прячут… По всему видать, от своих вы отбились, леди! Охрана-то ваша, поди, поотстала?
«А может, и впрямь была у меня бравая охрана, которая почему-то «поотстала»? Не помню, ничегошеньки не помню! А вдруг и в самом деле где-то в дремучем сказочном лесу ждёт меня симпатичный эскорт воинов на белых конях? И в чёрных полумасках… Нет, это из какого-то фильма, кажется».
– Э-э-э-м-м… вроде того. Да, так. Отбилась, поотстав. Или поотстала, отбившись.
Крестьянин крякнул.
– А что ж… – помолчав, сказал он. – Всяко бывает, особливо, когда Герой в Поиске. Милости просим в дом, леди, угостимся, чем Бог послал.
– Признаюсь, было бы весьма кстати. Чувствительно благодарна.
«Чувствительно благодарна» – это смахивало на что-то гоголевское, мелкочиновничье и приниженно-угодливое, однако с ролью благородной леди Алиса ещё не освоилась. В голову постоянно лезло то «милостиво повелеть соизволил», то «примите мои уверения в совершеннейшем почтении» и даже «не откажите в любезности известить», но это уже ни в какие ворота не лезло. По зрелом размышлении она решила пока помолчать, что было мудро.
В избе её встретило всё честное семейство. Целая куча рыжеголовых ребятишек, сгрудившихся у печки, точно выводок золотистых опят, мигом выстроилась по росту – мал-мала-меньше – и низко, в пояс, поклонилась.
– Почтенье наше, благородная дама!
Хозяйка, поправив волосник, расплылась в улыбке. Тоже с поклоном она поднесла Алисе вышитый рушничок и слила ей на руки из корчаги.
– Оно и видать – из благородных: эвон, как воду-то плещет! – раздался с полатей скрипучий голос. – Чай, не таскать с колодезю-то.
Алиса обернулась и увидала скрюченную старушонку самого вредного вида, сверкавшую на неё единственным глазом.
– А ручки-то у ней махоньки да белы, как у поповны, – продолжала приметливая бабуля, – да и босотой ходить не привыкла.
Полтора десятка внимательных лиц повернулись к Алисе.
– Энто верно, – согласился хозяин дома. – Хотя бы на вас, леди, и старая юбка да шаль, что давеча я на пугало приспособил, а породу видать сразу.
Алиса пожала плечами – порода так порода. Все вокруг твердят ей, что она высокородная дама, так ради Бога, тем лучше… А вдруг она и правда принцесса?! Хотя воспоминание о той бедной комнатке, где она играла в Игру Морфея, безжалостно опровергало такое предположение. Но ведь бывают же в жизни разные обстоятельства! Вдруг она – принцесса в изгнании?! В детстве Алисе очень хотелось стать «всамделишной» принцессой, тогда она не понимала, что принцессами не становятся, ими рождаются.
Женщина тут же напустилась на мужа:
– А и чего пристал к барышне, старый?! Уши-то мхом заросли, или как?! Не слыхал, что Охота объявлена, значить, Герои в Поиске! Днём Всадник проскакал, с седла кликнул!
– Скачут, всё скачут… – снова проскрипела бабка. – И скачут, и скачут, только пылища по дорогам столбом! И чего скачут – сами не знают… добрых людей баламутят…
– К столу прошу, к столу, – засуетилась хозяйка, делая тайные знаки в сторону печки. – Отведайте от трудов наших.
Хозяин встал, снова поклонился.
– Позвольте, леди, узнать, как звать-величать вас, допрёжь хлеба переломим? Ибо не по-христиански как-то, беспрозванными-то. Несоблюдно.
Она мысленно захихикала. В голове, откуда ни возьмись, всплыло легендарное, из «Ивана Васильевича»: «Да ну вас к чёрту! Что за пошлые вопросы?».
– Леди Алиса, – выговорила она, сдерживая смех.
Домочадцы переглянулись.
– А каких земель-краёв? Ежели, конечно, дозволяется спрошать.
Вздохнув, девушка поняла, что от настырных туземцев так просто не отделаешься.
– А как называется это место?
– Деревенька наша зовётся Моховухи, херцогство – Ангелин. А уж вся страна, понятно, Урания, милостью Божьей и императрисы Клотильды Великой.
– А я живу совсем в другом месте… очень далеко отсюда. Ну просто дальше не бывает.
Мужик поскрёб затылок.
– Энто где же? В Ифрисе, что ль?
– Ну, не совсем… но рядом. В общем, где-то там.
Она знать не знала, где это – Ифрис, но разумно рассудила, что чем дальше будет её «Родина» от Моховух, тем лучше.
– Огненный Хипелаг, сказывают, на самом крае света, далее только единый океян, – раздумчиво проговорил хозяин. – Отродясь гостей оттуда не видали.
– Это очень далеко, – твёрдо заверила Алиса.
– Путешествуете? Или иное что?
– Да, я здесь… проездом. Но со мной случилось несчастье – гвардия моя потерялась в лесу, а на меня напали разбойники и отняли платье и золото, – она фантазировала на ходу, надеясь только, что наивные крестьяне поверят нехитрой выдумке. Ну ведь могло же такое случиться?! Во всяком случае, именно так писали в женских романах, коих Алиса прочла в своё время многое множество.
– Энто верно, в Угрюм-лесу лихие людишки озоруют, – покивал мужичок головой. – Так только, не до смертоубийства чтобы, а богатства да лошадей отымут. А вы никак в Поиске, леди? Охотиться изволите?
– Да… – промямлила девушка. – Можно сказать, что и так.
Она совершенно не представляла себе, о чём идет речь, но предпочла согласиться с гипотезой аборигена. Вообще считается, что простые души (дети, например) очень хорошо чувствуют фальшь, но то ли вымысел оказался правдоподобным, то ли лицо Алисы внушало доверие, однако ей поверили сразу и безоговорочно.
– Тогда понятно.
Алиса перевела дух.
– Меня кличут Васятой Дуборезом, поскольку бондарь я, бочки дубовые мастерю. Ну, и крестьянствую тоже, когда сезон.
«Гм, Дуборез. Наверное, это зачаток будущей фамилии. Ну, если не Дуборезами, то уж Бондаренками точно станут потом. Ведь фамилии вышли, чаще всего, из профессий. На Руси полным-полно Кузнецовых-Ковалёвых, Рыбаковых, Плотниковых и Сапожниковых. А вот Банкировых и Чинулиных как-то не наблюдается».
– Энто вот жена моя Мотруся, – продолжал Васята, – на печи вона матушка Дормидонда-Травница. Болезная она, обезножела на старости лет. Сыны мои: старшой Жданко, средний Махрятка, меньшой Богорад. Об других речи нету, мелочь всё голопуза, крупа. Окажите честь, госпожа Алиса, откушайте с нами.
– Не откажусь.
«Честное слово, церемонию представления я бы с удовольствием сократила. Да и роль какая-то трудная, хотя репетиции только на пользу, если я решу быть леди, а не огородницей. Надо будет вспомнить и подготовить несколько подходящих к разным случаям выражений, например «Повелеваю всем сесть» или «Извольте выйти вон».
Но сначала хозяин торжественно произнёс:
– Очи всех на Тебя, Господи, уповают, и Ты даёшь им пищу во благовремении; отверзаешь Ты щедрую руку Твою и исполняешь всяко животного благоволения. Аминь.
Из стряпного угла-кута понесли что-то горячее, истекающее масляным ароматом, деревянные круги с нарезанным хлебом, сыром и овощами.
Хозяин сел на самом почётном месте – под божницей с иконами, с освящённой вербой и пасхальным яичком, любовно покрытыми белым куском полотна; мерцала-мигала лампадка. По правую руку расположились сыновья по старшинству, на противоположном конце женщины и дети. Дуборез перекрестил еду, и только после этого все взялись за ложки.
В центре стола помещался огромный горшок, из которого все ели, по очереди запуская туда кто ложку, а кто и кусок хлеба. Алисе единственной положили отдельно. Она незаметно принюхалась – кто его знает, вдруг гадость какая попадётся? И вообще, что за еда в… в сказке? В ожившей книжке? В параллельном мире? Девушка понятия не имела о том, где находится, но, стиснув зубы, постаралась собрать всю волю в кулак. Там, на поле, когда она очнулась в звенящей пустоте, со стёртой памятью, её обуял дикий ужас. Хотелось рвать на себе волосы, выть и кататься по этой небывало мягкой траве, хотелось бить, ломать, крушить всё вокруг и орать, орать до сорванного горла… Но минута отчаяния прошла. «Я выживу, – сказала себе Алиса. – Я должна, я обязательно должна выжить, иначе грош мне цена. Если это экзамен на прочность, то я сдам его! Слабых испытания ломают, сильных делают ещё сильнее… Узнать бы ещё, кто устроил мне такую проверочку, я бы ему показала, где раки зимуют! Правда, я пока сама не знаю, где же они зимуют. Да не беда, узнаю. Вообще, судя по началу, жертвы будут».
В глиняной плошке оказалась горячая похлёбка из грибов со сметаной. Рядом кучкой краснелись боками крепкая редиска и атласные помидоры, слева кто-то уже хрумкал пупыристыми молодыми огурцами. Картофель рассыпался на изломах, пучки зелени дрожали на деревянном блюде, рядом светился янтарём ноздреватый сыр. Грибки солёные, яблоки мочёные, молоко томлёное – просто упоение! Ну чем не кулинарная книга Елены Молоховец, изданная ещё до революции и наполненная дореволюционными же изысками. Как они с мамой смеялись в полуголодное советское время, когда в магазинах все давились за венгерским зелёным горошком и латвийскими шпротами, над фразами типа: «Если к вам внезапно пришли гости, а у вас ничего нет, спуститесь в погреб и достаньте оттуда баранью ногу…»
– Не желаете ли, госпожа, испробовать настоечки самоделанной? Анисовой или мятной? Иль наливочки смородиновой?
– От хорошего вина не откажусь, тем более в хорошей компании, – утолившая волчий голод Алиса повеселела.
– И ты, жёнка, садись с нами, отдохни от трудов праведных да пригуби стопочку. Совсем закрутилась, поди, работаешь всё, работаешь, ровно векша хлопотливая, – усатый Васята привычным жестом огладил супругу по крутому бедру.
– И скажешь тоже, лада мой! – закрасневшись, Мотруся всё же присела на краешек лавки.
– Да и вы, Жданко с Махряткой, айда с нами – скамья, она длинная.
– А я?! Я, батя?!! – возопил обиженно третий по старшинству сын.
– Экий ты ёрзый! Нос ещё не дорос, – загоготали старшие, – слазь-ка вон лучше в погреб, притащи плетёную баклагу, что в дальнем углу.
– Да зелёную бутыль захвати, маманя её в подклеть запрятала! – прибавил обрадованный хозяин.
– А ты и приглядел уже! – заворчала Мотруся беззлобно. – Вот винная твоя душа.
– Ничего, не тревожься, с гостями – оно можно, – бондарь подмигнул Алисе. – Сие, как говорится, и «монаси приемлют»!
В самом ли деле монахи из присказки «принимали» спиртное, или это была попытка разделить с ними ответственность, осталось для Алисы секретом. Парнишка, отдуваясь, приволок и водрузил на добела выскобленный стол огромную бутылку болотного толстого стекла, в которой плескалась мутноватая жидкость, и маленький глиняный кувшинчик в соломенной оплётке.
– Бабам – чего сладенького, да послабже, мужикам – «огнёвки» перцовой!.. Здравы будьте, леди Алиса!
Мотруся, сложив губки бантиком, сделала крохотный глоточек, и Алиса тоже попробовала густой фиолетовой наливки. Оказалось вкусно. Хозяин же молодецки опрокинул в рот гранёный стаканчик. Старшие сыновья последовали его примеру.
После нескольких глотков ароматной «самоделанной наливочки» девушка слегка расслабилась и откинулась к стене. «А чужой мир вовсе не плох. Во-первых, очень красивый, а я люблю только всё красивое. Во-вторых, население гостеприимно – по крайней мере, некоторая его часть. Мне определённо повезло, что я попала к этим милым и доверчивым людям. Кому-нибудь другому мои странности показались бы точными признаками слабоумия. Как там? «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное…» Утешительно сознавать это. Интересно, существуют ли здесь приюты для душевнобольных? И помещают ли туда принудительно? Нужно поменьше болтать и побольше слушать, авось да выкарабкаюсь. В-третьих, еда подходит. И питьё. Узнать бы ещё, как я сюда попала. Зловещие карты Морфея помню, как играла – помню. Сказочный Замок в конце Дороги… точно такой же, как там, на холме».
– Скажите-ка, хозяин, а что за город виден с полей?
– Иноземцы и дворяны кличут Фаргейт, по-нашему выходит Дальноврат.
– А чей это замок над городом? Белый такой, с синими флагами?
– А это, леди, замок херцогов Флэтлендских, господарей Равнинных Земель. Хозяева оне добрые, хорошие, жаловаться грех. Да мало их осталось, изо всего семейства их, почитай, един наследник мужеского пола, и тот каждую седьмицу в разъездах. Молодой граф наш порубежные тракты охраняет – от врагов-супостатов, значить.
– А много ли у вас врагов? – лениво поинтересовалась девушка, облизывая рот, сладкий от ягодной наливки.
– Так оно всяко бывает. – Васята опорожнил ещё стаканчик и крякнул: – Эх-х, едрёна-матрёна… прошу прощения, леди. Вот, к примеру, ежели гримсуры какие троллидорские набегут, то ничего, отобьёмся, потому как у гримсуров легулярного войска нету, оне завсегда малыми ватагами ходят. А коли сподземли варлорды полезут – начинай тута молитвы читать! Давеча вот они по Правобережью шалили, так сколько сёл да деревень пожгли! А народ, который не убёг, весь в полон согнали, в рабы, стало быть. Это у их, у варлордов, так издавна ведётся, чтобы всякую тварь живую в рабстве содержать. Сыновец мой, братнин мальчишка, пропал, и стрыя, тётка старая. А набольший, главный в их банде по прозванью Верган, так он хуже волка лютовал-злодействовал, самолично половину Большой Сыти вырезал.
Наступило тягостное молчание. Алиса гадала, как могут выглядеть эти злобные варлорды, которые «лезут сподземли», и воображение рисовало ей чудовищ, похожих на морлоков из «Машины времени» Уэллса; семья бондаря вспоминала старые обиды.
– А вот как выглядят эти подземные? – этот вопрос не давал ей покоя.
– На главе у их рога, ликом они страшнее Антихриста и в чешуе рыбьей. А как срубишь кому персты или главу, то мигом вырастают новые.
«Тогда понятно, почему вы их одолеть не можете, – ехидно подумала она. – Где уж такую гидру победить».