Алина Романова
Легенда. Герои Урании
«Заслышав гневный голос мужа, распекающего челядь, леди Ловена съёжилась за своим рукоделием. «Опять ему чем-то не угодили, – подумала она, от волнения уколов палец иголкой. – А виновата буду я – почему не заметила, почему не досмотрела, не приказала… И опять он станет кричать. А я боюсь, когда на меня кричат, я сразу делаюсь глупой гусыней. Ах, как же я несчастна! Куда как лучше было дома, при маменьке с папенькой. Там никто меня не ругал, там меня на руках носили. А здесь…» На самом деле жизнь в отчем доме вовсе не была такой уж радостной: отец пропадал на охоте или на войне, мать молилась, а незамужняя тётка вечно шпыняла и заставляла зубрить псалтырь наизусть, но сейчас, отсюда, родной замок виделся злополучной Ловене райским приделом.
«Вот он войдёт сейчас, и посмотрит так мрачно, и шрам на его щеке сделается багровым. А я увижу это и превращусь в косноязычную дурочку, и мои сбивчивые речи только ещё больше разозлят его».
Всхлипнув, она пососала уколотый палец.
Хлопнула дверь, и в залу с бряцанием железа вошёл рыцарь. Громыхая, подошёл к окну и выглянул в него. Побарабанил пальцами по стеклу. Повернулся.
Сбывались самые тяжёлые предчувствия Ловены – супруг её и повелитель был хмур, как ненастное утро квадра окта, который крестьяне зовут дождяем.
Леди Ловена молчала, молчал и рыцарь. Наконец это безмолвие, полное угрозы, настолько измучило бедняжку, что она не выдержала:
– Что-нибудь… что-нибудь случилось, мой принц?
Он продолжал хранить молчание.
– Если… если простыни показались вам сырыми, так то потому, что вчера весь день моросило, и постель никак не удавалось просушить. А если каша немного подгорела, так вы сами долго не выходили к столу…
«Что же ещё, что?! За оружием следит оруженосец. Может быть, заболел его новый жеребец? Или соседи, охотясь в полях, потравили молодые посевы?!»
– Что вы там бормочете? Какая каша? – рявкнул благоверный.
– Овсяная. А если прислуга была нерадивой, так накажите её сами, милорд. Я здесь человек новый и не умею ещё хорошенько распоряжаться… – голосок её дрожал всё больше. – Возлюбленный господин мой, я не знаю, что ещё говорить.
И леди Ловена заплакала. На самом деле она боготворила своего сурового мужа, сэра Тристана, но смертельно боялась его, потому что вышла замуж всего три квадра назад, а было ей пятнадцать лет. В приданое она принесла ему девственность, светлые косы и всё Правобережье.
Ловена заливалась горючими слезами, и казалось ей, что жизнь кончена. «Коли сейчас он примется кричать на меня, как всегда, так я брошусь на его глазах из окна башни. И выскажу всё, что думаю! Нет, сначала выскажу, а потом брошусь. Нет больше сил терпеть такое бесчестье! Этот человек просто презирает меня, он женился на мне только из-за моих земель! И почему я не воспротивилась, когда он просил моей руки? Но ведь тогда один путь – монастырь. И тихо гнить, пока не умрёшь…»
Рыдания стали стихать, сменившись шмыганьем и вздохами.
– Любезная супруга моя, – чопорно произнёс сэр Тристан, и она затрепетала, – меня призывает святой долг, каковой, как вам должно быть известно, является смыслом жизни рыцаря и дворянина, а посему я вынужден покинуть вас на некоторый срок. В моё отсутствие командуйте в замке полновластно, исключая дела военные. Ими будет заниматься кастелян.
Слёзы снова потоками полились из её глаз, и даже упоительная возможность «командовать полновластно» теперь совсем не радовала. «Конечно, я уже надоела ему! Я успела наскучить этому блестящему принцу, этому знаменитому воину своей тупостью, своими вечными промахами. Он уедет от меня в свою яркую, такую интересную взрослую жизнь, а я… я останусь здесь, без него, одна, с нянюшками и кошками».
Она закрыла лицо руками. Лязг кованых башмаков заставил её ещё больше съёжиться. Но тут она ощутила на своих ладонях, на лбу, на волосах горячие поцелуи и услышала голос, такой незнакомо тихий:
– Ловена, горлинка моя нежная… Прости. Не думай дурного, видит Бог, я люблю тебя, люблю, но должен ехать. Отец прислал почтового голубя».
Писатель торопливо покрывал пергамент новыми строчками, которые то круто уходили вверх, куда-то к звёздам, то ползли вниз, загибаясь, как хвосты чудовищных драконов, что предполагало скрытую душевную болезнь.
– Я-то уж знаю, как состряпать успешный продукт. Побольше мата, побольше блядства, суицид и передоз, «никто меня не ценит, не понимает», «вся жизнь кака-бяка»… Только я пишу хорошие книжки для хороших людей, поэтому «каку-бяку» пусть читают и сочиняют другие.
«Принц Кисаи примерял новую парадную броню, вертясь перед зеркалом в полный рост. Необычайно высокий и тучный для фроглина (вероятно, здесь сказался геном отца), он сгибал руки, поднимал ноги и наклонял голову, так и этак оглядывая себя, и остался, в общем, доволен результатами. Классический найгонский гарнитур состоял из шести основных частей: кирасы «до», юбки с разрезами сзади «хайдатэ», наручей «котэ», поножей «сунэатэ» для защиты от нагинаты (мечеподобного клинка на длинном древке), шлема «кабуто» и защиты лица «мэн-гу». Небольшие пластинки из кожи, металла или кости соединялись внахлёст путём шнурования шёлковой тесьмой особого плетения, в результате чего получался подвижный, гибкий, не слишком тяжёлый доспех, покрытый множеством слоёв лака. Для создания отделки, которая была бы приятной на ощупь и не портилась от ударов, под лак в последние слои вводились частички обожжённой глины, кусочки металла или камешков. Так получалась имитация морщинистой кожи, коры, ржавого железа и так далее. Менялась мода, изменялся и декор.
Сейчас в моде был красно-оранжевый цвет огня с покрытием из прозрачного лака и золотистой пыли, как бы формирующей созвездия. Кисаи расплылся в улыбке и щёлкнул когтем по бедру. Действительно богатый церемониальный гарнитур, достойный знатного варлорда. Приличная вещица, однако и цены немалой. Практичный найгонец предпочитал платить за то, что действительно стоит денег. Желательно, правда, потратить меньше, а получить больше, иначе какой вообще интерес, разве ж нет? Плюньте в меня, если кто думает иначе!
Личина «мэн-гу» была достаточно страшной для того, чтобы внушать ужас врагу и зависть друзьям. Она изображала демона Шису, свитого из рыбьих кишок, с акульими зубами; при взгляде на неё самому Кисаи становилось не по себе. Шлем был изящной куполообразной формы, с продольными золотыми пластинами, и имел козырёк, который полагался только благородным. Рога на нём, довольно высокие, прибавляли фроглину роста. Особенно хороши оказались шёлковые кисточки, которые глупые чужеземцы почему-то принимают за украшение. Ведь такие же кисти или ленты помещают у наконечников жутких копий «яри»: развевающиеся красные подвески призваны отвлекать внимание врага в бою! И в рогах иностранцы не разбираются, думают, что они для устрашения. А того не знают, что рога обозначают военачальника, командующего. И, смазанные светящимся составом, горят в темноте красным или синим огнём, видные издалека.
– А золота многовато, – заметил он, снова поглядевшись в зеркало. – Очень много золота. Неприлично. А, плевать. Всё-таки доспех для церемоний.
Настроение портила лишь кираса. Она никак не желала сходиться из-за объёмистого животика Кисаи, края не доставали друг до друга на целых три пальца. Сбоку образовались некрасивые щели, что было недопустимо в принципе, это нарушало гармонию истинно совершенной вещи и могло вызвать недоумение. Любой предмет, будь то простая медная чашечка для отвара или рукоять меча, отделанная зернистой кожей ската и шёлковой оплёткой, должен быть безукоризненным.
– Безобразие! – кипятился варлорд, втягивая брюхо и тщетно пытаясь соединить кромки кирасы. – Просто никуда не годится!
Доспешник, покорно склонив остриженную в кружок голову, стоял рядом.
– Ты запорол мне весь комплект, мошенник!
При таком клеветническом обвинении мастер даже покраснел.
– Простите великодушно, монсиган Кисаи, однако неправда это. Гарнитур сидит на вас превосходно. Вот нагрудничек тесноват, признаю, но вы заказывали доспех аж полгода назад! Кто ж виноват, ежели за это время вы… гм… так изменились в пропорциях! Размерчик ваш у меня записан, так что здесь моей промашки нет!
Варлорд был существом вспыльчивым, но и отходчивым. К тому же по мере сил он старался быть справедливым.
– Ну хорошо, хорошо. Ты всё же не так виноват, как я себе это представлял. Не будем экономить на красоте. Сделаем вот что: цену «до» вычтем из стоимости всего комплекта, и ты заберёшь эту деталь себе, а взамен изготовишь другую кирасу. Итак: мы сговаривались на сумму в тысячу и пятьдесят семь серебряных семериков, что составляет ровным счётом пятнадцать корон и один стафф. Отнимаем триста двадцать три митры за кирасу и получаем по курсу Найгона…
«Вот жабья морда… – человек глянул на варлорда, и вправду похожего на большую лягушку. – Не зря говорят: «Ляжешь с собаками – встанешь с блохами». Господин бы ангелинский рыцарь, хотя и не больно-то густо у них в карманах, тож заказал бы новую кирасу, но не стал бы возиться с цифирями, не дворянское это дело. Вельможа Эдемиона посмеялся бы недоразумению, да ещё и одарил бы за беспокойство… хотя гримсур из Троллидора мог бы и в зубы заехать ввиду конфуза! Так что, смекай, ещё дёшево отделался».
– Итого имеем ровно семьсот тридцать серебром, или десять золотых корон, четыре стаффа и шесть митр! – торжествующе провозгласил Кисаи.
Мастер быстренько произвёл в уме подсчёты.
– Позвольте, позвольте, монсиган! – с беспокойством произнёс он. – У меня получилось семьсот тридцать четыре семерика! Где же ещё четыре, извиняюсь?
– Четыре пойдут на комиссию менялам, дружок, – проникновенно заверил Кисаи, благоразумно умалчивая, что менялой в данном случае является он сам, – ведь ты же хотел наше, полновесное найгонское серебро? А оно ценится дороже, чем любое другое. Вот если бы мы сторговались на семериках вообще, то тут возник бы вопрос: какие именно деньги тебе нужны. Гремландские семерики, к примеру, весят на 1/32 унции меньше, чем зиранские, а в монете Кемта обыкновенно присутствуют включения никеля, что удешевляет семерик ровно на…
Умелец плюнул, махнул рукой и подтвердил, что хочет получить 730 семериков прямо сейчас.
Кисаи, несказанно довольный наведённой экономией, моментально обрёл привычное хорошее настроение. Отправив бедолагу-доспешника к управляющему и записав четыре семерика в столбик «Доходы» – графа «Чистые доходы» – подграфа «Текущие доходы», пункт «Непредвиденные доходы», варлорд открыл шкаф, чтобы убрать туда гроссбух. На стопке папок с денежной отчётностью за прошлый год сидел радужный голубь и смотрел на Кисаи. Один его глаз был почему-то больше и отливал краснотой. Маленький глаз казался крохотной чёрной дырочкой, как прокол иглы.
Выбранившись от неожиданности, Кисаи взмахнул книгой. Голубь испражнился на папки и, хлопая крыльями, метнулся прочь.
Кисаи захлопнул шкаф и кликнул оруженосца.
– Ожиро! Собери меня в дорогу, я уезжаю. Возьму Стратора.
– О! – только и сказал тот. Стратор был самым могучим среди всех ночных драконов в конюшне варлорда.
– И приготовь комплект брони. Полный.
– Парадный комплект, монсиган?
Кисаи сплюнул.
– БОЕВОЙ!
– О… – ещё раз молвил оруженосец.
На памяти Ожиро его хозяин ещё никогда не был таким озабоченным. И не требовал разом и Стратора, и боевую броню.
Сан Лаэр ходил по оранжерее тихими мелкими шажками. Вооружённый крошечными щипчиками и секатором, он устранял увядшие листья и ненужные побеги.
– Моя Regina… – шептал принц сквозь маску из ткани, касаясь лепестков толстыми кожаными перчатками. – Разве подумаешь, что одна капля её цветочной эссенции способна мгновенно умертвить любое существо, имеющее кровеносную систему? А вот каломус. Ты такой маленький, серенький, но… но. Не судите по внешности, милостивые государи, не судите по внешности! Если вот этак, осторожненько, собрать с твоих стеблей молочко, да подвергнуть его дистилляции в течение трёх суток, да отфильтровать, отстоять, а затем отделить образовавшееся бесцветное маслице, то равных этому яду не будет под солнцем! Подмешанный в пищу или питьё, virus начинает свою тайную работу не сразу, каковое свойство просто незаменимо в некоторых случаях. Мало того, действие сего яда не имеет каких-либо собственных симптомов, он лишь вызывает к жизни обострение любых хронических заболеваний, и данное обострение столь сильно, что неизбежно приводит к смерти. Да-с, государи мои, к смерти! – с особым смаком произнёс Лаэр. – Mors subita – внезапная смерть! И ни один медикус не сможет отыскать в крови, коже, внутренних органах или слизистых покровах ни малейшего следа!
Исчерченная складками морда волшебного пса ши-мага выражала злобу, но в то же время и хитрость.
Стеклянный пузырек с герметично притёртой пробкой, куда Лаэр соскоблил несколько гран белого вещества, он спрятал сначала в полотняный мешочек, затем в кожаный, и только после этого опустил в карман. Обойдя по периметру клумбу с пучком каломусов, садовод двинулся дальше. Его сутулая фигурка в бесформенном мягком одеянии бесшумно мелькала среди растений. С треском лопались коробочки, выбрасывая семена; дрожали мясистые рыльца; разворачивались бутоны. Иногда с сочным шмяканьем падал перезрелый плод.
– А гаспаранция нехороша, нехороша. – Пёс озабоченно склонился над кустом; нос его подёргивался, круглые уши шевелились. – По-видимому, слишком обильный полив.
В блокноте отметил: «Пересадить гаспаранцию! Корни, скорее всего, загнивающие, следует предварительно очистить от земли, вымыть и произвести усекновение кончиков. Выдержать растение в слабом растворе калия перманганата шесть часов, после чего тщательно обсушить и поместить в песочную смесь. Держать так трое суток. Далее высадить в отдельный горшок и не беспокоить некоторое время. Через квадр проверить состояние!»
Он прошествовал дальше сквозь свой страшный и прекрасный сад.
– Понна, моя гордость! Зацвёл!
Лаэр поднял секатор, подвешенный к поясу на шнуре, и срезал бутон.
– Сделаем выжимку… – бормотал он, бережно упаковывая добычу в несколько слоёв тонкой ткани. – Поместим в перегонный куб и произведём возгонку сей зловонной жижи. Ровно через септиму она будет благоухать лучше самых тонких духов. Стандартный фиал будет стоить… будет стоить… гм.
С ветки олеандра на него уставился разноцветный голубь. Бессмысленный чёрный глаз походил на гагатовую бусину.
– Кыш, мерзкая птица!
Почта, которую он давно ждал, пришла.
«Всё, всё! – он поспешил, почти побежал к выходу из оранжереи. – Но отчего так долго? Верно, следует сделать поправку на могучий организм, питаемый магией. Ах, король всегда был таким отвратительно здоровым!»
– Вот они, все девять принцев из легенды, девять отпрысков старого короля. Думается, мне удалось показать их характеры с помощью небольших сценок. А дальше? Дальше будет то, что должно быть.
Но как же моя главная героиня, моя любимая девочка Алиса, о которой вам ещё предстоит услышать? Её время пока не пришло. Как девушка скромная и хорошо воспитанная, она выйдет на сцену в свою очередь и – увы! – появлением этим стронет лавину. Всё покатится в тартарары. Ба-бах! И ваши не пляшут.
«Если у сотни человек спросить, как выглядит замок, то девяносто девять ответят: это циклопическая каменная постройка, башни которой пронзают облака, и мнение это сложилось, разумеется, из фильмов типа «Властелин колец», к действительности не имеющих никакого отношения, но страшно радующих поклонников фэнтези. На самом же деле существующие в нашем мире замки вовсе не так огромны и далеко не столь величественны. Замковый комплекс включает в себя ров (с водой или без), подъёмный мост (или несколько мостов), кольцо стен (бывает, даже два или три таких кольца) и внутренние строения, состоящие из служб, жилых зданий и оборонительных укреплений.
Первые замки возникли и развились из довольно убогой основы в виде одинокого дома на искусственном холме, окружённого бревенчатым палисадом и земляной насыпью; остальное похоже было на свинарники и сараи. Феодал жил натуральным хозяйством, то есть производил всё своё. Достояние владельца состояло из оружия, доспехов, коня, оловянной посуды и нескольких драгоценностей. Изначально дом назывался донжоном, как впоследствии и главная башня замка, и попасть туда можно было только по приставным мосткам, ведущим сразу на второй этаж. Такой холмик с башней, обнесённый частоколом, плюс несколько сараек не мог защитить в том случае, когда соседушки хотели перераспределить материальные средства по-другому, поэтому скоро трансформировался. Опустошительные набеги зловредных соседей вынудили отнестись к делу серьёзнее, и постепенно (примерно к XI веку) деревянная постройка с сопутствующими структурами превратилась в крепость. Знатнейшие аристократы стали возводить себе уже каменные убежища.
Замок раннего Средневековья, сменивший укрепления на холмах, уже представляет собой неряшливую груду булыжников, изредка обработанных и даже кое-как скреплённых раствором, высотой примерно с девятиэтажный дом. Люди тогда больше думали о безопасности, чем о комфорте, и питали большое уважение к толщине стен и высоте башен, совсем не питая его к удобству.
Бароны в те времена весьма походили на своих крестьян. Они не умели ни читать, ни писать, а вместо подписи гордо чертили крест. Ели на олове, спать ложились с курами, одевались в полотно и кожу. Какое-нибудь одно бархатное платье передавалось от отца к сыну и стоило баснословно дорого. Всё богатство заключалось в земельных угодьях, нескольких лошадях и церковной утвари, награбленной в походах. Разница между сеньором и вассалом заключалась в том, что первый имел право на герб, вымпел или квадратный флаг и обязан был по слову короля выставлять для войны определённое количество ратников со всей справой.
Но военная архитектура всё развивалась и развивалась, и примитивная крепостица обратилась мощным правильным строением из отёсанного камня (конечно, потом, с появлением артиллерии, их все расщёлкали, как орешки). Сие сооружение, будем его так называть, обычно расположено в излучине реки, или на острове, или на главенствующей горе, у обрыва, или же в седловине хребта – словом, в таком месте, куда просто так не подберёшься. Однако никакой помпезности или красоты тут нет и в помине, ибо назначение данной постройки всё ещё есть безопасность для его владельцев, сиречь феодалов. А вовсе не какое-то надуманное величие. Ведь замок – это, прежде всего, жилище, в котором спали, рожали детей, готовили пищу, болели и в конце концов умирали люди. Башни здесь, конечно, присутствовали; они укрепляли стены, мешали врагу свободно бегать по этим стенам, замыкая проходы, в них можно было разместить лучников, а со смотровых площадок заранее разглядеть приближающегося неприятеля. Словом, они имели оборонительное значение, но облака все равно не пронзали. Потому что какой смысл возводить башню до небес? Оттуда и не видно-то ничего, подъём и спуск может занять часы, а стрелы попадут только в гигантского дракона размером с холм. Башни в замках, кстати, повсеместно были нежилыми (в самом крайнем случае в них прятались при нападении супостатов). Изредка башня предназначалась внезапно понаехавшим гостям. Сами шатлэны (владельцы) не желали тратить время на беготню по лестницам только для того, чтобы посетить часовню, к примеру, или заглянуть в погреб на предмет мочёного яблочка, и предпочитали второй этаж цитадели.
Со временем и ростом благосостояния сеньоров росли и замки; они облагородились, сделались настоящими произведениями архитектурного искусства, украсившись барельефами, скульптурами и витражными окнами, и стали предтечей дворцов. В позднейшие века замок утратил военную функцию и свидетельствовал лишь о богатстве и значимости хозяина, соперничая красотой и живописностью окрестных видов с другими».
– Стоп! – взвизгнул автор. – Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп!
При каждом «стопе» он раздражённо втыкал карандаш в пергамент.
– Куда это меня понесло? Что за энциклопедия для младших школьников? Какого лешего я тут изгаляюсь о происхождении замков? Да, я развенчиваю мифы, это мой долг как поборника истины, но к чему сей экскурс в историю? Может, вычеркнуть этот кусок?
Некоторое время он тупо глядел в рукопись. Место, истыканное неукротимым грифелем, выглядело как звёздное скопление Плеяд.
– Да пускай остаётся, всё равно редактор уберёт, потому что в его понимании это «разнопопица стилей». И чего я парюсь? Для кого я пишу? Для редактора, что ли? Ведь редактор это просто топор палача, отсекающий всё лишнее. Правда, так отсечь может – мало не покажется… Ах, что за мучение это литературное творчество! Легче камни ворочать, честное слово.
«Но Карбоник создали не для того, чтобы запереть перевал, или контролировать судоходство, или угрожать с вершины горы Монсальват соседям. Карбоник был не совсем замок. Точнее, совсем не замок. Замком он только назывался. Это была самая совершенная в мире пряжа чар, замкнутых в себе, не имеющих ни начала, ни конца. Творение то ли богов, то ли магов, сплетение Сил, замысловатое и прекрасное, как Гордиев узел.
Внешний вид колдовского чертога не поддавался ясному определению. Находились очевидцы, что заверяли, будто бы наблюдали огромные башни, выпуклые контрфорсы, галереи и равелины. Конечно, замку, полному волшебства, всё это вряд ли необходимо, но должны же у него быть хоть какие-то очертания. Прочие, беспомощно водя руками, пытались описывать хрустальные арки, висячие сады, воздушные мосты и огромных белых львов, что охраняли порталы. Стены были то розовыми, то белыми, то голубыми – в зависимости от освещения или настроения, а иногда он сверкал всеми цветами, как бриллиант. Некоторые утверждали даже, что Карбоник парит в воздухе, но для большинства он оставался невидимым. Внутренняя планировка тоже была непонятна: залы менялись местами и убранством, добавлялись, исчезали. Пространство, искривляясь, могло принимать любую форму, а время текло так, как заблагорассудится королю Оуэну, величайшему из магусов Урании.
Приглашённые спешили в замок. Но не на беспечную пирушку, не на славный турнир, не на представление заезжих актёров-гистрионов. В Карбоник съезжались все, кто получил ВЕСТЬ.
Рыцарь смерти Морер вошёл в Зал Тысячи Шагов. Зал представлялся воистину огромным – как и следовало из его названия, он имел в длину ровно тысячу шагов, в этом некромайтер удостоверился давным-давно. Однажды его заело любопытство, и он попробовал сосчитать эти самые треклятые шаги. Каждый раз выходило по-разному. Тогда юноша, уже в то время отличавшийся настойчивостью и железной волей, поступил хитрее: через каждые десять шагов он ставил гвардейца, надеясь таким образом облегчить подсчёт.
Вот только ближе к трону всё-таки сбился. Посмотрев назад, обнаружил длинный ряд совершенно одинаковых фигур числом… понять невозможно. «Нет, врёшь, не возьмёшь, я тебя переупрямлю!» – шипел он неизвестно кому: то ли королю-фантазёру Оуэну, то ли самому Карбонику. И стал размещать дворцовых гвардейцев через каждые сто шагов. Уж десяток-то он сумеет перечесть!
Оглянувшись, заскрежетал зубами. Шеренга, выстроенная им, терялась в странной дымке вроде серебристого тумана. Но откуда здесь взяться туману? Колдовство. Морер даже ногами затопал со злости, как вдруг услышал за спиной:
– Чем это ты занимаешься?
Глянул. Кисаи.
– Мечешься тут, как крыса. Ловишь кого, что ли?
Морер был так озабочен, что молча проглотил «крысу», за что в другое время Кисаи непременно получил бы в глаз. Может, рассказать ему всё? Даже сам он, гордец Морер, признавал, что Кисаи очень сообразителен. Может, даже сообразительнее их всех.
– Шаги подсчитываю. Пытаюсь.
– А зачем тебе всё это понадобилось? Вот если бы ты держал пари, или тебе за это что-нибудь обломилось, тогда я бы понял.
– Дело принципа.
– Принцип ничего не стоит.
(Кисаи был самым богатым из них, так как всегда копил деньги).
– Что дашь за совет? Десять семериков?
– Десять подзатыльников!
– Да пошутил я, пошутил. Слушай бесплатно: если не можешь увидеть ничего достоверного и не доверяешь своей памяти, то я бы посоветовал тебе всё записывать. Я всегда так делаю, когда считаю.
Кисаи, вот умница!
И так, отмечая каждый десяток на грифельной доске, Морер всё же пересёк зал. Несколько разочарованный, юноша убедился, что шагов была ровно тысяча.
Теперь всесильный правитель Кемта лишь усмехнулся детской глупости. Прав был Кисаи. Какая, к демонам, разница, сколько шагов умещается в Тронном зале? Чего ради он так мучился? Усилия стоит прилагать только к тому, что действительно стоит их: это власть, богатство, влияние.
В отдалении на постаменте сверкал трон.
Морер неторопливо повернулся и окинул зал внимательным взглядом. Как странно. Никого нет!
Не толпились блестящие придворные, не сновали слуги, любимые охотничьи собаки, шуты, карлики и менестрели. Всё окутывала тишина. В солнечном свете танцевали пылинки.
Вымерли все, что ли? Впрочем, это было бы слишком хорошо. Или предок устроил очередной оскорбительный розыгрыш, на что он такой мастер? Мы, значит, всё бросаем, спешим, ломимся через полстраны, а он появляется: «Здрасьте! Мне просто приспичило пересчитать вас и увидеть, что вас по-прежнему девять. А засим – до новых встреч!»
Всемогущий владыка Кемта подошёл к стене с расставленными вдоль неё стульями и уселся, поудобнее сдвинув ножны с мечом. Высокий и сухопарый, в своей аспидно-чёрной броне он был похож на отвратительное насекомое с гладким брюшком и суставчатыми лапами.
Спокойно сложив руки на коленях, принц приготовился к долгому ожиданию. Ожидание – что может быть естественнее для мёртвого рыцаря, чьи предки на заре времён были светозарными рыцарями Ангелина?
Однако не прошло и нескольких минут, как на порог ступил Ледяной гранд Гальядо. Сухо кивнув Мореру, властитель Гремланды отошёл к окну и повернулся к рыцарю смерти спиной – что было несколько самонадеянно с его стороны. За следующие полчаса они не обменялись ни единым словом.
Морер медленно, но верно наливался холодной злобой. Гальядо раздражал его всегда (может быть потому, что они были чем-то похожи) – такой же высокомерный, такой же кичливый и заносчивый.
Некромайтер шевельнулся, скрипнув доспехом, в его тусклых рыбьих глазах зажёгся странный огонёк. Неспешно начал приподниматься, как тут Гальядо обернулся. Он знал, что некрос может кинуться без всякого повода, просто на рефлексе. Морер с размаху сел, притворившись, что ничего не произошло. Техномагус снова стал смотреть в окно.
Третьим прибыл молодой эмир Огненного Архипелага Кса. По южному изнеженный, властолюбивый и жестокий, он ласково улыбался всем, но его чёрный взгляд вспыхивал иногда красным – словно жар в угольях. При виде Морера и Гальядо он невольно вздрогнул, но постарался принять равнодушный вид. Никому не показывай истинных чувств, вот первая заповедь правителя. Культура полдневных стран вообще заткана своими собственными цветами: там, где Скальный гримсур с рёвом хватается за дубину, ифрисец целует вас и угощает отравленной каффой.
– Привет всем вам и пожелания счастья, – произнёс он чистым музыкальным голосом.
Некромайтер сделал приглашающий жест, его мертвенно-бледный рот оскалился в подобии улыбки.
– Рад видеть тебя, младший. Садись-ка вот сюда, рядом со мной, скоро здесь станет тесновато.
Юноша нервозно покосился на затылок Ледяного и занял соседний с Морером стул.
– Твоё мнение, братишка? – рыцарь смерти понизил голос.
– Можно ли разгадать рисунок прихотливых узоров судьбы? – Кса лицемерно потупился, пропуская меж пальцев янтарные черепа чёток. – Кто знает, что задумали боги?
– Ерунда! – отрезал Морер. – Если самому ничего не делать, ничего и не получишь.
– Следует надеяться на благоприятный случай.
– Надежда – мать дураков. Надо действовать сразу и без сомнений, только тогда схватишь удачу за горло. Ты на моей стороне, младший?
Кса подумал: «Берегитесь заходить слишком далеко, можно и не вернуться».
– ВЕСТЬ никогда не приходит просто так, – продолжал Морер, – или отец при смерти, или отрекается, если это не его дурная шутка. Ты рассуждал о благоприятном случае, так вот он. Мы вдвоём, ты и я, обернём его в свою пользу. Что скажешь?
– Поистине, колодец твоей мудрости не имеет дна. Но разве можно сговариваться о таких важных вещах на пороге, словно с блудницей в притоне? Время покажет, что истинно, а что нет, и…
– Ты вот что, давай без этих своих ифрисских узоров. Говори прямо, ты со мной или нет?
Эмир заколебался. Его холёное гладкое лицо, немного женоподобное, не отразило никаких чувств, однако юношу охватили сомнения.
– А другие?
– Пусть идут к воронам. Они не в счёт.
Морер, бесспорно, это сила. Но безопаснее ли тигру рядом со львом?
– Что я получу?
– Канцлерская цепь устроит?
– Мало.
– Тёмные королевства?
– Прибавь Серое, тогда подумаю.
– Ну у тебя и аппетиты! Вы, островитяне, все такие?
– Каждый сам заботится о себе, братец, ибо никто не наполнит твой рот пилавом, если ты голоден, и не укроет халатом, если у тебя его нет, – он привычно намотал чётки на запястье.
– Итак, по рукам?
– Так что насчёт Серого?
– Ха! Торговаться у Кисаи выучился?
– Значит, договорились? Все Тёмные и Гремланда.
– Хм… Ладно.
Распахнулись двери, и в зал ввалился верховный вождь Троллидора Борикс.
– Салют, братэллы! – огр кинулся хлопать всех по плечам и тыкать в рёбра. – А с чего такие прокисшие хари, а?!
И заорал:
– «Нальём! Пускай нас валит хмель!
Поверьте, пьяным лечь в постель
Верней, чем трезвым лечь в моги-и-илу!»
Воистину, волчий вой в горах звучал мелодичнее.
Тут впервые ко всем повернулся Гальядо.
– Ваше поведение в данной ситуации представляется мне отвратительным, брат. Вы врываетесь в Тронный зал, ревёте, как взбесившийся циклоп, топочете сапогами… да ещё и нетрезвы! Как такое возможно?!
– Врёшь, ледышка! Я нетрезвый? Да ни в одном глазу! Ну, вчера с дружбанами раздавили пару бочек, так то вчера.
Ушибленный бок нестерпимо ныл под панцирем, однако рыцарь смерти воздержался от резкостей: если Борикс осерчает, то получить по шее рискует даже он, зловещий оборотень Морер. Кувалда – и есть Кувалда, так Борикса ещё в детстве прозвали.
Пятым к их компании присоединился балагур Кисаи.
– Моё почтение! Позвольте заглянуть к вам на вечеринку? Какие дела у вас?
Ничтоже сумняшеся, он уселся справа от некромайтера, широко расставив ноги в пластинчатых доспехах.
– Хотите, кстати, анекдот? Значит, сидит один дед дома. Стук в дверь. Он подходит к двери и спрашивает: «Кто там?» А там отвечают: «Я, твоя смерть». Он говорит: «Ну и что?» А за дверью: «Ну и всё»… – Хохот повелителя Найгона дробным эхом разнесся по залу.