bannerbannerbanner
полная версияМолодость

Александр Сергеевич Долгирев
Молодость

Полная версия

Парень повернул свое лицо к Комиссару и тоже заметил его. Они так и застыли, глядя друг на друга. У гвардейца было красивое, даже аристократическое лицо с изящными усами и внимательными глазами. Комиссар очень хорошо запомнил это лицо. Неожиданно парень приложил указательный палец правой руки к губам, а потом посмотрел куда-то в сторону и крикнул:

– Здесь никого!

Через пару часов, которые Ансельмо совсем не запомнил, его нашли крестьяне из ближайшей деревни, которые смогли спасти его и выходить. Из всех пленников тот день пережил только он.

– Так ты поможешь мне, Комиссар?

Бородач вернул Ансельмо из воспоминаний. Он моргнул несколько раз, приходя в себя, и понял, что все это время сжимал челюсти так сильно, что теперь они болели. Ансельмо с трудом подчинил себе одеревеневший язык:

– Да, Бородач, можешь на меня рассчитывать.

Глава 7

Рецепт настоящего прошутто

– Смотрели что-нибудь на этой неделе, Чиро?

– Да, в понедельник попал на «Леопарда».

– И как вам?

– Сандра уснула на середине.

– Сандра? Ваша девушка?

– Ну да…

– Как то вы не очень в этом уверены, Чиро.

– Это было наше первое свидание.

– Тогда понятно… А второе было?

– Да, вчера.

– Ну, значит все не так плохо! Куда ходили на этот раз?

– Тоже в кино. На американский мюзикл. Ей, вроде, понравилось.

– Вот вы и нашли то, что ей нравится, Чиро – мюзиклы! Начало отношений с женщиной, это как перевод стихов с другого языка – сперва все время получается что-то не то, но с каждым следующим разом все лучше и лучше.

– Ей, как я понял, больше понравился Фред Астер, а не сам фильм…

– Фред Астер – интересный выбор. Не так очевидно, как Тони Кертис или Кирк Дуглас.

– Ну да…

– Чиро, позвольте маленький совет: никогда не ревнуйте своих женщин к певцам, актерам и писателям. Во-первых, это выглядит смешно; во-вторых, это бессмысленно; а в-третьих, женщины совсем не глупы – они прекрасно понимают, что вы рядом, а Фред Астер далеко, просто иногда все склонны увлекаться выдуманными персонажами.

На этот раз Чиро даже не сказал: «Ну да…» – он просто кивнул. За прошедшую неделю Сальваторе успел позабыть о своем новом знакомце, поэтому появление Чиро на Пьяцца Навона в половину четвертого пополудни стало для Кастеллаци неожиданностью. Но, несмотря на то, что Бертини вновь испортил прохождение солнца через обелиск, Сальваторе был очень рад его видеть.

Они вновь беседовали о кино. О ресницах Элизабет Тейлор и морщинах Анны Маньяни. О бездумных американских мелодрамах, которые понемногу начали вытеснять бездумные итальянские мелодрамы. О том, что Висконти в «Леопарде» опять перегрузил хронометраж, а Кубрик, похоже, вознамерился стать живым классиком уже к сорока, выпустив два больших фильма подряд: за эпичным и размашистым «Спартаком» последовала «Лолита», которая не глянулась Сальваторе сюжетно, но несла в себе интересный киноязык. К этим двум работам Кастеллаци добавил бы еще снятый чуть раньше «Тропы славы», но этот фильм остался практически незамеченным.

Сальваторе удивляло то, что, общаясь с этим молодым человеком лишь второй раз в жизни, он не чувствовал скованности, как будто бы знал его уже давно. Кроме того, Кастеллаци испытывал искреннюю симпатию к Чиро, который не позволил тяжелому быту раздавить себя и находил в своей рабочем расписании место для прекрасного.

Сделав паузу в беседе, мужчины обратились к еде. Оценив цены в «Мавре», Чиро решил заказать себе лишь скромную порцию кростини с мелко-нарезанным помидором, но Сальваторе, который после встречи с Диамантино не имел никаких финансовых затруднений, взял оплату обеда на себя, хотя убедить в этом Бертини оказалось нелегко. Чиро, как и все молодые люди, обедал скоро, потребляя из еды энергию, а не вкус. Теперь он безбожно спешил с восхитительным прошутто, которое синьор Монти всегда нарезал собственноручно.

– Позвольте, Чиро, отвлекитесь на минуту.

Юноша запил ветчину большим глотком вина и кивнул, приготовившись слушать.

– Мой юный друг, знаете ли вы, что такое прошутто?

Чиро удивился этому вопросу и даже вопросительно указал пальцем на свою тарелку.

– Да, именно это. Вы знаете, что это?

– Это, ну… мясо, свиной окорок.

– Это верно, но почему он столько стоит?

– Ну… это почти центр города, Пьяцца Навона. Место неброское, но, судя по всему, достаточно популярное среди ценителей.

– Вы наблюдательны, Чиро, и вы правы, цена во многом сложилась благодаря самому этому месту. Но это не весь ответ, а лишь его часть. Вторая часть ответа состоит в том, что производство этого мяса стоило большого труда обширной группы людей, каждому из которых нужно кормить семью. Свиньи очень смешные существа – они, как люди, но не сдерживают собственных желаний, не имея общества, Государства и Бога, которые могли бы их ограничить. Хотите увидеть человека, который абсолютно свободен – посмотрите на свинью. Но свиньи для прошутто, это прямо таки свиная аристократия. Заботливые фермеры ухаживают за ними, кормят их фруктами, кукурузой и злаками. От такого довольствия и многие люди бы не отказались.

Потом, по достижении определенного возраста и откормленности этих свиней забивают и после разделки берут лишь задние окорока. Окорока просаливаются морской солью, которая добавляет им удивительный едва уловимый вкус. После этого они вялятся в течение времени, за которое влюбленная женщина успеет заметить, что теперь ее изящные ножки несут не только ее, вырастить в себе чудо новой жизни, исторгнуть его на наш немилосердный свет в страшных муках и даже крестить новоявленного человека.

Теперь завяленные и готовые к употреблению окорока отправляют в магазины и рестораны. Угрюмый водитель, который прошлым вечером страшно разругался с женой из-за собственного пагубного увлечения азартными играми, привозит эти окорока синьору Монти – хозяину «Мавра». Синьор Монти берет большой, невероятно острый нож, остроту которого проверяет на собственной щетине, и быстрыми, почти волшебными движениями нарезает прошутто так тонко, чтобы я мог, посмотрев его на просвет, буквально прочувствовать, как солнечный свет проникает внутрь мясной ткани. Вот вам вторая слагаемая цены, Чиро…

Молодой человек слушал неспешное выступление Сальваторе с некоторым нетерпением, явно желая высказаться. Теперь он получил такую возможность:

– Мясо вообще делать трудно. Да, здесь взят хороший окорок, но это не объясняет такой разницы в цене, синьор Кастеллаци. На самом деле ее объясняет только ваше отношение к этому куску мяса. Вы видите в этой ветчине нечто большее, чем просто еду, поэтому за нее и заламывают такую цену.

– Вы так об этом говорите, как будто это что-то плохое.

– А что же здесь хорошего, синьор Кастеллаци? Вы приклоняетесь перед простой ветчиной так, будто это произведение искусства, забывая об истинной цели употребления пищи – выживании.

– Да, а еще мы оба поклоняемся движущимся картинкам, которые рассказывают нам о людях никогда не существоваших и о ситуациях никогда не происходивших так, будто это произведение искусства. Я не забываю об истинной цели употребления пищи, я просто пытаюсь получить от этого максимальное удовольствие.

– Вовсе не думая о тех, кто этой возможности лишен…

– Нет, Чиро, неверно. Вы меня не слушали – разве не говорил я, главным образом, о том, сколько трудов люди прилагают к тому, чтобы этот кусок мяса попал ко мне на стол. Я накалываю его на вилку…

Сальваторе взял небольшой ломтик своей вилкой.

– …аккуратно отправляю его в свой рот и прожевываю. Теперь я беру бокал достойного белого вина и делаю шесть маленьких глотков подряд. Теперь я с задумчивым видом посмотрю на фонтаны на площади. В этот момент я буду совершенно счастлив! Вот за что я плачу такие деньги, Чиро – за кусочек счастья. И в свою очередь: труд стольких людей, наконец, увенчан – я получил то, что хотел – они получили мои деньги.

– То есть вы мните себя венцом общества, синьор Кастеллаци?

Чиро едва сдерживал улыбку – ему казалось, что он загнал Сальваторе в тупик.

– Не общества, мой юный друг, а лишь этого куска ветчины. Я венец целого цикла производства потому, что являюсь потребителем готового продукта. Все мы что-нибудь производим, работаем над чем-то. Мои фильмы были завершены лишь, когда зритель мог их видеть – это увенчивало мой труд. Разве не греет вас мысль о том, что утюги, которые вы делаете, уже через несколько дней, в большинстве своем, будут гладить рубашки, брюки и платья? Разве не чувствуете вы, что труд ваш будет завершен в полной мере лишь в этот момент? Мне вообще всегда казалось, что общество основано именно на таких цепочках работающих людей, которые заняты общим делом не всегда зная-то, даже, друг о друге, и на обмене благами между этими цепочками.

Чиро улыбнулся какой-то злой улыбкой, от которой Сальваторе стало не по себе. Когда молодой человек заговорил, его голос стал ниже и тише:

– Поэтому вы до сих пор носите значок Фашистской партии?

«Ах, вот в чем дело!» – теперь Кастеллаци понял, как юноша воспринимал его слова, зная о фасции на подкладке пиджака.

– Да, именно поэтому, Чиро, ну и еще потому, что всегда любил быть немного против всех. Я по-прежнему верю в фашизм. И до сих пор считаю, что то, что мы построили тогда, было лучшим, что случилось с Италией со времен Возрождения.

– Бессмысленная война, бомбардировки, разруха, оккупация, расстрелы… Неужели вы до сих пор одурачены Муссолини?

– Я про Муссолини вообще ни слова не сказал, Чиро. Я верю в фашизм, а не в дуче. Более того, я страшно разочарован в нем. Он втянул нас во все это, хотя мы совсем не были готовы к Войне и, в общем, не хотели ее. Тот, кто подарит вам свет, обернется вашей тенью, Чиро. Впрочем, я понимаю ваше отношение – вы помните лишь послевоенную разруху и республиканскую пропаганду, но и вы поймите меня – я помню Италию на пике славы, помню, как мы свершали проекты, которые даже помыслить до этого не могли и ныне помыслить не можем.

 

Возникла пауза. Сальваторе вдруг понял, что ему, в общем, все равно на то, как его новый знакомый относится к фашизму, зато не все равно на то, как он относится к самому Кастеллаци.

– Вы весьма интересный собеседник, Чиро, и мне не хотелось бы, чтобы идеологические разногласия помешали нашему общению. В конце концов, ничто не имеет значения, кроме кино.

– Говоря откровенно, я не могу этого обещать, синьор Кастеллаци. Я пытался воспринимать ваши слова в отрыве от этого значка, но все время возвращаюсь к нему мысленно и никак не могу отделаться от ощущения, что вы агитируете меня за чернорубашечников. Отделаться от ощущения, что я общаюсь с идеологическим врагом…

– Понимаю…

Кастеллаци бросил взгляд на площадь и сделал глоток вина – он был расстроен. Конечно, желание весь мир делить на черное и белое всегда было свойственно молодости, но Сальваторе уже много лет не сталкивался с ним так близко, а потому не смог подготовиться к этой юношеской жестокости. Неожиданно в голову Кастеллаци пришла причудливая идея, которая еще даже не успев до конца оформиться, уже слетела с его губ:

– Вы любите кальчо, Чиро?

Такого поворота молодой человек явно не ожидал. Он внимательно посмотрел на Кастеллаци, будто стремясь найти в этом предложении какой-то подвох. Наконец, Бертини ответил:

– Равнодушен, синьор Кастеллаци.

– Завтра к Орл… к Лацио приезжает Юве. Если у вас нет никаких срочных дел, то я приглашаю вас – хочу кое-что вам показать, да и просто «Лацио – Ювентус» – вывеска все же. Пусть вы равнодушны к кальчо, но не на Луне же вы живете!

Чиро поколебался еще немного, но все же согласился.

– Хорошо, тогда встретимся у Олимпико в три.

Глава 8

Кальчо

В последние годы дела у Лацио шли не очень хорошо, поэтому и заполняемость трибун Олимпико оставляла желать много лучшего. Но для Сальваторе это было даже хорошо, так как с покупкой билетов не возникло никаких затруднений. Сегодня к привычному светлому костюму Кастеллаци добавил старую выцветшую голубую кепку с вышитым гербом Лацио. Он был лациале со второй половины 20-х годов, хотя в последнее время выбирался на стадион нечасто.

Они достаточно вольготно устроились на центральной трибуне и принялись ждать начала игры. Сальваторе мельком просматривал программку, а Чиро явно чувствовал себя не в своей тарелке. Кастеллаци вполне мог его понять – тиффози16 с Северной трибуны уже несколько раз затягивали фашистские кричалки и, кажется, жгли знамена Ромы. Ювентусу, разумеется, тоже доставалось, как и всем «зажравшимся северянам».

Команды вышли на поле и выстроились перед центральной трибуной. Вскоре игра началась. Ювентус, несмотря на внутренние неурядицы, был явным фаворитом, но Сальваторе был здесь не столько за спортивным действом, сколько за социальным.

– Для начала, Чиро, давайте посмотрим на поле. Мы видим двадцать пять человек, которые ничем бы друг от друга не отличались, если бы не цвет их формы. Игра превратилась бы в кашу, если бы не это разделение по внешним признакам, которые помогают своим находить своих…

Задоголовый имбицил! Быстрее налево отдавай!

…Это близко и правым и левым. Символы, атрибуты принадлежности. Черные рубашки фашистов, красные знамена и повязки коммунистов. В этом футбол очень схож с политикой – две противоборствующих стороны, для которых очень важно отличаться от оппонента, даже если реальная разница между ними не так уж и велика. Но есть и еще одна сторона – судейская бригада…

Эй! Рефери, да что там было-то?!

…Эти люди следят за тем, чтобы борьба шла лишь в установленных рамках с соблюдением заранее оговоренных правил. Как государство, которое должно следить за тем, чтобы политическое противоборство проходило в рамках закона, не выплескиваясь уличным насилием и политическим террором. Разумеется, стороны пытаются влиять на судей, споря с ними, убеждая их в своей правоте или, как эти…

Туринские ублюдки!

…подкупая их и создавая, таким образом, условия для развития своего преимущества. При этом и та и другая команда прекрасно понимает, что судьи, хорошие или плохие, так или иначе являются обязательным условием проведения матча, ведь без них игра свалится в хаос, причем в хаос чреватый потасовками и травмами. Разобравшись с общим, предлагаю перейти к частностям: алленаторе17 Лацио, Хуан Карлос Лоренцо, аргентинец. Он пытается прививать команде южноамериканскую манеру игры, но натыкается на непонимание игроков. Мы, итальянцы, не очень-то любим раскатывать мяч и пускаться в обводку в попытке продраться через костоломов – мы больше любим выманить и нанести резкий удар, отрезав большую часть команды соперника одной-двумя передачами…

Ну, бей же! Зараза!

…Когда руководитель начинает навязывать подчиненным то, что противно всему их образу поведения и жизненному опыту, в их среде, само собой, начинает зреть недовольство, которое в Лацио уже достигло определенной точки невозврата – Лоренцо лучше уйти самому, чем ждать пока игроки взбунтуются. У Ювентуса дела обстоят чуть лучше, но скорее за счет более опытных и талантливых исполнителей – насколько я знаю, внутри там тоже раздрай…

Держи Сивори! Держи его! Никчемный придурок, не на мяч, а на подопечного надо смотреть!

…Таким образом, наиболее успешна та команда, алленаторе которой лучше всего понимает настроение игроков, способен подстраивать свои идеи под конкретных исполнителей и сплотить их для достижения поставленной цели, то есть скудетто18. Я, Чиро, говорю о вирту. Это из Макиавелли. Обратите внимание при возможности, практической ценности в его рассуждениях намного больше, чем в подавляющем большинстве политических трактатов написанных, что справа, что слева. Вирту – это набор добродетелей, которые необходимы человеку, если он намерен руководить другими людьми…

Эй, реф, свистнул там, свисти и здесь!

…Я не буду говорить о том, насколько обладал вирту Муссолини, скажу лишь, что власти он лишился по пути описанному Макиавелли – от народного презрения, вызванного несоответствием его действий нашим государственным традициям и образу жизни. Важно так же отметить, Чиро, что игроки одной команды далеко не всегда являются единомышленниками. Все они смотрят на игру по-разному, а большинство видит в ней лишь профессию и носит те или иные цвета лишь пока им это выгодно, вовсе не проникаясь их значением…

Бразилец! Ну, хоть одну лиру отработай!

…В приложение же к тому, что мы наблюдаем, важно понимать следующее, Чиро: скудетто разыгрывается не сейчас, не здесь и разыгрывают его не эти две команды. Ювентус занедужил в последнее время, хотя в конце игры мы еще к нему вернемся, а Лацио ныне совсем далек от тех времен, когда Пиола рвал любую оборону на лоскуты. На самом деле скудетто разыгрывают русские с американцами, а вовсе не мы – мы лишь можем наблюдать за ними из середины таблицы и стараться сохранить свой собственный игровой стиль…

Да, как не забили то?!

…Но, как видите, то обстоятельство, что у Лацио мало шансов, не останавливает всех этих людей, которые пришли сегодня на стадион. Это потому, что любимую команду не бросают, Чиро. Каждый раз, когда вы будете испытывать недостаток мужества, приходите на стадион и посмотрите на этих людей. Лацио никогда не выигрывал Серию А19, Кубок взял лишь раз, но для них это не важно – это их команда, она все равно играет в футбол лучше всех в мире кроме, возможно, Бразилии. Болельщицкая верность, как патриотизм – на всю жизнь, несмотря на все горести и неудачи. А если не на всю жизнь, то тогда это не верность и не патриотизм – таких «болельщиков» презирают. Легко быть с командой, когда она всех рвет и выдает победу за победой, но настоящий болельщик с ней даже в самые темные времена…

Прозвучал свисток на перерыв и Сальваторе обратил внимание молодого человека на трибуны:

– Посмотрите на всех этих людей, Чиро. Иногда, когда на поле совсем ничего не происходит, что у нас случается частенько, я смотрю на лица болельщиков. Это совершенно разные люди с разными взглядами и интересами, разного пола и возраста, но здесь и сейчас они объединены одним общим чувством. Эта общность, подчиненность чему-то единому очень привлекает. Вы наверняка знаете, как говорят: «Не всякий лациале фашист, но все фашисты болеют за Лацио». В каждой шутке есть доля шутки, Чиро. Очень многие правые Рима связаны либо с тиффози Лацио, либо с самим клубом. А многие, как я – просто считают Лацио частью себя. Но, разумеется, все несколько сложнее. Более всего вспоминать эту шутку любят болельщики Ромы, которые мало того, что все мужеложцы, так еще и имеют короткую память. Ни один клуб Италии не обязан фашизму больше, чем Рома, которая решением чинуш сожрала в 1927-м году все клубы Рима кроме Лацио, что и позволяет ей хотя бы иногда делать вид, что они нам ровня.

Конечно, классовое разделение есть. За волков болеет левая творческая интеллигенция, за орлят20 правая техническая. Среди рабочих разделение примерно поровну, но неравномерно по районам, хотя за Лацио больше болеют в маленьких городках региона, а за Рому в самом городе. Многие карабинеры лациале, в то же время большинство членов городской администрации романисти. Но, Чиро, большинство людей выбирает свой клуб под влиянием своего социального статуса, родных или окружения, то есть выбор, по большому счету, уже сделан за них – это напоминает мне мафию. Среди тех же немногих, кто действительно выбирает, разделение по классам и политическим взглядам провести практически невозможно. Я видел страстных лациале, которые были членами Коммунистической партии, и чернорубашечников убежденных романисти. Я это так подробно рассказываю, Чиро, чтобы вы поняли, что такие вещи как кальчо порой объединяют людей, которые в обычной жизни даже руки бы друг другу не подали.

 

Начался второй тайм, но Сальваторе заметил невдалеке от того места, где они сидели, картину, которая была даже занимательнее, чем игра, в которой Лацио «горел» после первого тайма 0:2.

– Чиро, посмотрите, пожалуйста, на тех двух синьоров. Видите? Одного из них зовут Джорджио Альмиранте. Он ярый фашист, один из лидеров Социального движения и мой хороший приятель. Смею добавить также, что он убежденный республиканец. Мне видится, что именно он возглавит Социальное движение после ухода Микелини. А рядом с ним, если я не ошибаюсь, Энрико Берлингуэр – один из самых талантливых активистов Коммунистической партии Италии. Не берусь судить о его политическом будущем, потому что не столь внимательно слежу за делами Компартии.

Джорджио, как и положено старому фашисту, симпатизирует Лацио. За кого болеет Берлингуэр, я не знаю, но возможно ему просто нравится кальчо. Как вы полагаете, кто из них кого пытается перевербовать?

Чиро был поражен этим зрелищем и почти выкрикнул вопрос:

– Как же они могут?! На улицах столько столкновений, а они, как ни в чем не бывало, смотрят футбол!

– Спокойнее, Чиро. То, что они сидят рядом и не вгрызаются друг другу в глотки, просто показывает, что в жизни людей есть еще что-то кроме идеологии. В конце концов, ничто не имеет значения, кроме кальчо…

Матч заканчивался. Лацио проигрывал. Сальваторе следил за игрой, временами позволяя себе эмоциональные проявления. Чиро был молчалив и задумчив – все пространные рассуждения Кастеллаци были для него менее интересны, чем картина мирной встречи двух злейших политических противников. Суровая непримиримость лозунгов сталкивалась в его разуме с реальной картиной мира. Молодой человек внезапно очень остро осознал, что политика всегда была для людей лишь развлечением, способом времяпрепровождения. Чиро вспомнились вчерашняя буржуазная словоохотливость Кастеллаци посвященная куску мяса, только теперь в голове Бертини под эти разговоры шло документальное кино про Войну, в котором Муссолини и Тольятти мирно смотрели футбол. У Чиро дух захватывало от такого цинизма. «Просто развлечение!..»

– Теперь давайте еще немного поговорим о Ювентусе, мой юный друг. Как я и предположил, закончилось все в пользу бьянконерри. В кальчо есть одно правило, которого не найдешь ни в одном своде. Его формулировка звучит следующим образом: Ювентус побеждает. Это все. Просто, Ювентус побеждает. Сейчас у них внутренние проблемы, но они их решат в скорости, и все вернется к формуле «Ювентус побеждает». Разумеется, бьянконерри проигрывают отдельные матчи, но в итоге все равно побеждают. Когда не удается победить на футбольном поле, они работают с судьями, футбольной федерацией или просто покупают лучших игроков соперника. Их никто не любит. Легче отыскать честного человека в Палате депутатов, чем тиффози, которые не враждовали бы с тиффози Ювентуса. И при этом, что характерно, Ювентус, пожалуй, самый негеографический клуб Италии – за них болеют по всей стране. У них нет политической ориентации, точнее, она всегда такая, какая нужна в данный момент, их игровая философия подчинена одному единственному принципу – победе любой ценой. Они всегда богаче всех и никогда не стесняются этим пользоваться.

Ювентус принадлежит семье Аньелли. Если вы хоть немного следите за тем, что происходит вокруг, то знаете, кто это. Аньелли, это ФИАТ. Эти люди, пожалуй, единственная реальная политическая сила в стране. Их идеология, это деньги. Их политическая программа, это сохранение и приумножение собственного богатства. Их политическая воля простирается на долгие годы вперед.

Кто правит страной, им неважно. Когда король отказался вступать в Первую войну, они были пацифистами. Когда король в нее все же вступил, они сразу стали милитаристами и поставляли армии самолеты. Когда к власти пришли фашисты, Аньелли мгновенно стали фашистами и достигли вершин. Когда Муссолини ввязался в Войну, они его поддержали и поставляли армии самолеты и грузовики, а потом, когда дела повернулись круто, без раздумий стали сторонниками его свержения. Пока король был популярен, они были убежденными монархистами, что вовсе не помешало им стать настоящими республиканцами после изгнания Савойского дома. Завтра Советы предложат им открыть свое производство в России, и Аньелли согласятся. Если вдруг к власти в Италии придут красные, Аньелли мгновенно станут убежденными борцами за свободу трудового народа и ЦК Компартии вовсе не смутит их монархическое и фашистское прошлое. Разумеется, я говорю не только об этом семействе, но и о других… организациях подобного рода. Что бы мы не делали, под какие бы знамена не встали, правило неизменно – Ювентус побеждает… Впрочем, в футбол Лацио все равно играет лучше.

16Тиффози – итальянское прозвище и самоназвание активных футбольных болельщиков и фанатов. Слово «тиффози» буквально означает больного тифом и подразумевает, что футбольные фанаты находятся в таком же возбужденном, безумном состоянии, что и страдающие от тифа. Организованная группа тиффози называется тиффозерией.
17Алленаторе – в буквальном смысле главный тренер команды. Но в итальянском футбольном лексиконе под термином «алленаторе» подразумевается не только человек, который проводит тренировки, но и автор тактики и концепции игры команды, который так же отвечает за принципы формирования состава команды. При этом, алленаторе иногда вовсе не участвует в непосредственном тренировочном процессе, доверяя его своим помощникам.
18Скудетто – нашивка на футболку, которую может нашить себе только команда – чемпион Италии по футболу. В Италии скудетто является главной отличительной чертой чемпиона, поэтому, когда говорят: «команда завоевала скудетто», подразумевается, что команда стала чемпионом.
19Серия А – название высшего дивизиона Чемпионата Италии по футболу. Победитель Серии А является чемпионом Италии.
20Волки и орлята – прозвища Ромы и Лацио, соответственно, а также их болельщиков. Оба прозвища произошли от гербов клубов: на гербе Ромы всегда присутствовал волк, как один из символов Рима, как города (обыкновенно это Капитолийская волчица, вскармливающая Ромула и Рема), а на гербе Лацио всегда был Римский орел, как образ государственного могущества Рима и символ имперского прошлого.
Рейтинг@Mail.ru