Александр Николаевич Лекомцев
Банда Воробьёвского верховья
Хотя она и находилась в надежном, как ей казалось, укрытии, затаившись, как мышь, Анисим, всё же, отыскал её. Крепко схватив за руку Лену, выволок её из-под нависшего над ней камня. Таёжник, если его так можно было назвать, замахнулся в сердцах рукой на девочку, но вовремя одумался…
– Скажи спасибо, что тебя не велено лупцевать,– прохрипел он,– и всего такого прочего над тобой производить, а то уж уши я тебе оборвал бы… невеста.
– Я знаю, что дети не должны говорить взрослым гадости,– Балантьева держалась мужественно, – но вы, Анисим, негодяй! Вы мерзавец!
– Это ты, девица, в точку попала, – широко улыбнулся бандит, показывая свои щербатые зубы. – Я негодяй и мерзавец. У каждого, голубушка, своё дело и затея.
– Таких, как вы, – голос у Лены дрогнул, – надо уничтожать!
– Да что я! – махнул рукой Анисим, садясь на пенёк, и снова закурил.– Я-то ещё, девица-красавица, ангел… если меня сравнивать с теми, в чьи руки ты попадёшь. Старуха Яга с тобой церемониться не будет или, наоборот… будет. Ты ведь, милая, теперь выгодный товар. Скоро всё поймёшь.
Девочку, признаться, не на шутку испугало откровение бандита, но она не подала виду. Лена продолжала относительно спокойно и обстоятельно доказывать Анисиму, что человек он нечестный. Но тому детский лепет Балантьевой был, что об стенку горохом.
Вдруг над ними послышался рокот работающих винтов. Анисим ухмыльнулся, давая понять Балантьевой, что в такой чащобе лётчик-наблюдатель и прочие господа не смогут никого разглядеть. Дело почти невозможное.
Из пролетающего над тайгой вертолёта за тем, что делается на глухих тропах, внимательно следили сотрудники милиции. Наблюдатель с помощью специального прибора визуального наблюдения досконально изучал даже лица студентов, которые сделали большой привал внизу, почти вначале своего пути, разглядел физиономию глуповатого на вид и простецкого бульдозериста.
А до восхождения задорным юношам и девушкам на вершину Канальи было ещё далеко – не рукой подать.
– Просмотр местности завершаю! – доложил лейтенант, наблюдатель. – Ничего подозрительного не обнаружил. Лишних людей в тайге нет. А это студенты Новосибирского университета, начинающие альпинисты, инструкторы с ними, и преподаватель. Это доцент Абрам Кушкин.
– Чёрт возьми! – с досадой произнёс второй милиционер, постарше наблюдателя званием на две звёздочки.– И в самой фактории подозрительного ничего не обнаружено. Как сквозь землю провалилась.
Шум вертолётного двигателя становился всё тише и тише, растворялся где-то, в небесной дали. А с улетающим прочь вертолетом и у Лены улетели, исчезли все надежды на спасение.
Но Балантьева уже почти справилась со своим паническим настроением. Если бы у Анисима имелось с собой ружьё, и Лена смогла бы до него добраться, то она, наверное, решилась бы застрелить бандита. «Глупости всё,– с горечью подумала девочка,– не смогла бы я убить человека. Да и у этого разбойника с собой нож». Как бы, прочитав её мысли, Анисим кашлянул и просто сказал:
– Ничего ты со мной не сделаешь. Слаба курица против собаки. Да и пистолет я с собой ношу. Меньше всяких расспросов со стороны, чем за ружьё или карабин. Ведь пистоль в глаза не бросается. Лежит себе спокойно под штормовкой, во внутренней кобуре и никого… пока не трогает.
Балантьевой возразить было нечего.
Довольно скромный обладатель более шести сотен миллионов американских долларов, а по некоторым данным почти трёх миллиардов, вложенных, в основном, в дело, со скромным и банальным прозвищем Принц, гражданин одной из ближневосточных стран, господин Пури сидел у себя в кабинете. С умильной улыбкой на красно-коричневом лице, он в который раз смотрел концертную программу, записанную им лично в России в прошлом году.
Он ещё раньше видел Балантьеву в Москве, когда ездил туда на полуделовую встречу с местными разворотливыми и нахрапистыми бизнесменами, на концерте эту маленькую привлекательную, беловолосую с пышной причёской голубоглазую девочку.
– О, Лена-а Баланива-а! – громко и с восторгом сказал вслух Пури, старательно разжёвывая мощными белоснежными челюстями кусок шоколада.– Лена совсем скоро будет… рядом со мной, с Пури.
Богач и, по сути, эксплуататор своей страны, которому принадлежало около десятка не очень больших, но продуктивных и прибыльных заводов, крупный строительный концерн, студия телевидения, четыре газеты, журнал и мощный банк, наслаждался мыслью о том, что совсем скоро в его пятиэтажный дворец войдёт маленькая русская красавица и… станет его четвёртой женой. Шариат ведь разрешает правоверному мусульманину иметь именно такое количество спутниц жизни. Всё законно.
Оно ведь хорошо, что руководство его страны не присоединилось терпимо относится к России. А зачем враждовать? Это ведь себе дороже. Кроме того, Пури бизнесмен, а в большой стране можно много и заработать. Любым способом…
Понятно, Пури чтил законы шариата, но для увеселения и разнообразия он держал в своём шикарном дворце множество юных служанок, которые умели петь, играть на музыкальных инструментах, исполнять танец живота… В основном, это были совсем юные красавицы из стран, которые образовались в результате распада Советского Союза. Произошло это по прихоти заокеанских магнатов, да и некоторой личной выгоды местных политиков и воров, которые ещё не получили по заслугам за свои «добрые» деяния.
Огромное количество служанок во дворце Пури никто и никогда бы не посмел объявить гаремом. Он же не падишах какой-нибудь отсталой страны, а верный гражданин своей великой республики. Законопослушный гражданин. Если Коран разрешает иметь четырёх жён, значит, и будет столько. Да, столько и было раньше у Принца. Просто Фатима умерла, ушла в лучший мир, её забрал аллах… Всё происходит справедливо.
Ведь Пури молод, здоров, красив и крепок, и богат. Ему только сорок лет. Старость ещё не коснулась кожи его лица, в чёрных глазах блеск, в шевелюре смоляного цвета и густой бороде – ни единого седого волоска.
Сердце Пури ликовало. Ему свои люди уже сообщили, что «девочка-персик», «свет моих очей» уже похищена. Но это ведь никакое не похищение, потому что она обязательно полюбит Пури и скажет ему: «Я навеки твоя, мой господин!». Очень скоро её через тайный «коридор» на границе доставят к нему… в целости и сохранности. Он ведь хорошо и справедливо заплатит всем, кому надо.
Если потребуется, его люди или солдаты его друзей устроят на границе небольшую перестрелку, чтобы Балантьеву, незамеченную в суматохе специальными службами, спокойно доставили к нему во дворец или («надо быть скромней, дорогой Пури») в обычный, но большой дом.
Конечно, девочка со странным именем «Лена», немного поплачет, а потом станет его… женой. Счастливой, богатой, известной. Всё пройдёт гладко. Не будет же Россия воевать с его Республикой из-за какой-то девчонки. У российских «рулевых» и новоиспечённых магнатов совсем другие интересы: от имени государства прибрать всё, что ещё не отобрано у народа к своим рукам. Умеют же! Ни в какой другой стране такое было бы невозможным. И ещё ведь объявили этот жуткий беспредел демократией. Молодцы!
Господин Пури по-хорошему завидует «большим» российским людям. «А Лена – ни какая-то, она – алмаз моей души. За неё можно и повоевать,– подумал Принц.– Ведь шла же семилетняя Троянская война из-за Елены Прекрасной. Но Баланева-а лучше, чем… О, Лена, прелестный яхонт дня и ночи! Луноподобная девочка, сладкоголосая!..».
Официальный мультимиллионер ради предстоящей встречи с Балантьевой стал серьёзней и обстоятельней изучать русский язык. К нему сюда, в его шикарный дом, каждую среду и четверг, по вечерам, приходил уже стареющий, бывший военнопленный, воин Советской Армии времён Российско-Афганских событий, учитель… Они ведь тоже, русские, всякими бывают – и хорошими, и плохими. А этот нормальный, он принял мусульманскую веру, отрастил бороду, изучил язык их республики. Хороших людей Пури всегда понимает и даже уважает, щедро… любит.
Для того, чтобы ни произошло недоразумений, он прикажет перекрасить светлые волосы на голове Лены в чёрный цвет. А девушки-служанки Принца с помощью специальных мазей и гелей, да и много другого, сделают кожу на теле юной русской певицы тёмно-коричневой, эластичной. Станет смуглой, в меру.
Она примет мусульманскую веру, иначе нельзя, станет правоверной, и звать её будет Сулейма. «Лена-Сулейма, – мечтательно подумал Пури, – сладко поёт. Девочка совсем взрослая. У нас таких замуж отдают, чтобы не состарились быстро».
Разумеется, Пури был отъявленным негодяем, но лично об этом не подозревал. Самым наглым образом он делал свои капиталы на продаже наркотиков, но так осторожно и умело, что всегда и всем казался порядочным и честным господином. Правда, иной раз, со стороны Интерпола на него падали подозрения.
Но за недостаточностью улик и благодаря большому авторитету, почти на мировом уровне, Пури, к нему не так просто было подступиться… Но пытались. А Принц всегда выходил сухим из воды, подставляя вместо себя какого-нибудь нелегального подчинённого или товарища… за умеренную плату.
У него имелось несколько надёжных каналов, по которым переправлялись наркотики и наркосодержащие вещества, с выходом на Россию, и один из них, в частности, на Сибирь. С рук своих посредников на руки таёжноё мафии сбывались героин и гашиш, иногда и другое зелье.
Пури был очень не прост, хитёр и продуман, и ради солидной выгоды никогда не мелочился. Он сумел, вопреки своей осторожности, граничащей с трусостью, связаться с деловыми кругами из Сибири, в том числе, с представителями мафиозных структур. «Аллах велел помогать не только ближнему, но и дальнему».
В леспромхозе того города, где проходил фестиваль-конкурс «Сибирский круг», Пури закупил по очень выгодной цене партию деловой древесины и технологической щепы. В кооперативных специализированных промышленных хозяйствах, в акционерных и частных таёжных предприятиях отоваривался пушниной, ягодами, кедровыми орехами, техническим лекарственным сырьём…
Собственно, благодаря его стараниям, получилось так, что в одном из сибирских регионов России не слишком остро ощущалась безработица.
Как ни странно, но, именно, господин Пури построил здесь, в этом регионе, высоко оснащённую, с современной технологией, мебельную фабрику. Такая же появилась в одном из селений страны, где проживал Принц. Работала она на привозном сырье. Зачастую оттуда в руки сибирской мафии шла прекрасная мебель – серванты, кресла-кровати, трюмо…
Почти каждое двадцатое изделие было «заряжено». Полые стенки, перегородки, дверцы и прочее умело загружалось героином и марихуаной. Впрочем, не только этим зельем. Но есть же в России специальная техника, собаки и так далее, которые обнаруживают… Может быть, и есть. Но кто же будет особо придираться к качественной мебели и ставить под сомнение авторитет и доброе имя многоуважаемого господина Пури? Его ведь считают другом сибирских… людей.
Впрочем, таможенный контроль существовал и тогда, чего греха таить. Применялись и служебные собаки, которые могли по запаху отыскать «зелье». Но Принц был хитёр. Его «краснодерёвщики» знали, какие химические вещества следует добавлять в мебельные лаки, чтобы собака теряла остроту обоняния, причём, сразу же, на месте досмотра.
Случалось несколько раз, что и ломали таможенники и трельяж, и шифоньер, и ещё что-то из импортной мебели. Но она оказалась без сюрпризов. Добротная, настоящая и, надо сказать, качественная, «без секретов». Потому, что мудрые и рисковые господа, сопровождающие груз, Ибрагим и Махмуд предлагали проверяющим обследовать именно ту мебель, в стенках которой и находились наркотики.
«Ага,– говорили им,– извините, не мешайтесь, как бы, под ногами. Мы сами знаем и выберем, что ломать. За ценой не постоим, потому что… поступил сигнал». И получалось так, что за таможенников делали выбор именно Ибрагим и Махмуд. Но секретов провоза через «бугор» наркотических средств и сырья у Пури-Принца имелось превеликое множество. Кроме того, его личные секретари-референты очень близко сошлись с таможенниками на границах Таджикистана, Киргизии, Казахстана и России.
Естественно, подарки и дорогие сувениры сыграли свою роль… Но презенты делались для того, чтобы провести, конечно же, не наркотики, а к примеру, маленькую обезьянку, случайно не внесённую в специальную декларацию, но имеющую все необходимые ветеринарные документы и справки. Ну, бывает. Рассеяны Ибрагим и Махмуд, всё что-то забывают. Но они ведь и щедры. А «пустяки» пусть провозят за определённые презенты.
Это же не оружие и не наркотики. Понятно после такой крепкой «дружбы» ни о каком серьёзном досмотре груза, чаще всего, не может идти и речи. Одна формальность. Да и чего там проверять? Ибрагим и Махмуд – замечательные люди. Приветливые и улыбчивые. Даже глаза у них добрые.
Качественная мебель, произведённая в республике, где проживал Принц, довольно неплохо продавалась в России, шла в страну почти беспрепятственно. Прочная, красивая, современная, лёгкая, компактная, относительно недорогая. А уж верхушки таёжной мафии решали и знали, что пустить в продажу, а что тайно и аккуратно сломать… шкурка стоила выделки.
Мебель же, произведённая в Сибири, была по качеству хуже импортной, да и себестоимость её, почему-то, в полтора-два раза перекрывала цену завозимой из-за кордона, то есть из-за границы. И такой расклад был выгоден для Пури и таёжной мафии. Но процветали не только наркодилеры, но и перекупщики импортной мебели.
По сути, ни кому ненужные, посредники, подрывающие и без того очень неустойчивую и туманную экономику России, стремительно богатели. При этом явная спекуляция назвалась бизнесом. Случайность? Нет! Давно уже закономерность.
Ничего не делается без задумок определённых лиц. Да и случайность – форма проявления этой самой закономерности. Значит, кому-то в государстве и за рубежом выгодно, чтобы богатые были ещё богаче, а бедные скатывались к самой пропасти нищеты, и число их росло стремительно с каждым днём.
Такой «заботы» о народе в те годы, да и сейчас, не видит человек только со слабым разумом или уже ставший, по щучьему велению, миллионером или того больше.
Именно, Пури открыто и от чистого сердца стал спонсором и благотворителем фестиваля-конкурса «Сибирский круг», в котором принимала участие и Балантьева. Вообще, Принц часто приезжал сюда, в этот город, с благотворительными целями. Зачастую такое вот участие в судьбе чужого российского народа господина Пури, не подданного России, не приветствовалась определёнными кругами у него на родине.
Даже многим членам правительства его страны усердие Принца-Пури не очень нравилось. Они ведь не и предположить не могли, что он прикрывает, что называется, своими действиями все тылы, перестраховывается, беспокоится не за какой-нибудь там народ, а за собственную… шкуру.
Вот и вся… благотворительность, которая окупалась с лихвой и работала на авторитет господина Пури. Да и он ведь был гражданином хоть и мусульманской, но свободной, более демократической страны, чем в то время Россия. Именно, так он и считал. А его родная… республика есть республика, тут уж никак не обойтись без свободы предпринимательства и выбора.
Принц сумел, благодаря крупным деньгам, приобрести себе если не друзей, то людей нужных, необходимых ему. Он, как говорится, успешно затыкал рты своим недругам и недоброжелателям и в России, и у себя, на родине. Делец и барыга международного уровня, почти в буквальном смысле слова, заставил подручных таёжной мафии засеять опиумным маком и афганской коноплёй удобные и подходящие для этого места в горах, где мало леса и много солнца.
Такие места в тайге есть, причём, их предостаточно. Там и почва не плохая, и народа не так уж много шатается. В основном, таёжные бичи, которым не до наркотиков. Не до жиру – быть бы живу.
Сибирские «чёрные» дельцы клюнули на наживку и создали в горах, в потайном месте, специальную лабораторию по переработке технического наркотического сырья растительного происхождения… Ясно, что конечная продукция была ниже по качеству, что шла из стран Южной Азии, но, всё-таки, она имела определённую прибавочную стоимость.
За счёт солидного «навара», дающего производителям, перекупщикам, доставщикам зелья, посредникам, курьерам и прочим преступникам мирового масштаба, создавались солидные доходы. Бандиты международного уровня обогащались за счёт наркоманов: потенциальных смертников, перспективных трупов, в основном, молодых людей, юношей и девушек.
Прибавочная стоимость… рождалась на несчастье тех, кто слаб душой и телом, безвольных юных субъектов. Кроме того, в лаборатории для изготовления наркотических веществ использовалось и чисто местное сырье, дикорастущие, не требующие специального ухода. Не нужны были для этого семена афганской конопли или опиумного мака. К примеру, к таким растениям относился болотный или свиной багульник. Что делается из этого растения и как, рассказывать долго. Да и не многим интересно…
Вот что, произошло, примерно за месяц до похищения Балантьевой. Уже тогда Пури был, как никогда доволен собой, тем, что он так сообразителен и умен. Он являлся одним из устроителей предстоящего фестиваля «Сибирский круг» и знал, что в нём будет принимать участие Елена Балантьева. Всё складывалось прекрасно. Трое детей его старшей тридцатилетней жены Фатимы уехали в Лондон, на отдых, жили там прекрасно под присмотром гувернанток и слуг.
Надо было сделать лишь так, чтобы его дорогая и несравненная Фатима скоропостижно скончалась тут, с ним рядом, в его большом доме… в тёплой обстановке, разрывая от горя его сердце и души её родных и близких. Но Аллах не только всемогущ и велик, но порой чрезмерно справедлив к таким, как Пури, который знал, что всё получится, произойдёт так, как надо.
Принц вызвал к себе в кабинет, по селекторной связи, своего самого главного слугу и хранителя всех его тайн и сказал:
– Послушай, Исраэл, а-а! Зайди сюда, друг!
Буквально через минуту перед ним стоял человек примерно его возраста, в зелёном халате с голубым поясом, в остроконечных красных тапочках. Он склонил голову перед Пури:
– Слушаю и повинуюсь, о, хозяин!
– Исраэл,– доверительно предложил ему Принц,– давай беседовать проще, как друзья. Зачем мне «слушаю и повинуюсь»? Я перед тобой сижу в чёрном пиджаке самого европейского покроя, белой рубашке… Я к тому, что мы равные все… цивилизованные. Шучу, конечно. Мы – мусульмане. Мы – правоверные.
– Всё так, слава Аллаху! – Исраэл прижал ладони своих рук друг к другу.– Говори же, господин мой, в чём провинился твой жалкий раб.
– В общем-то, Исраэл, ни в чём ты не виноват. Одно меня сильно смущает, Исраэл. Ты совсем не умеешь считать до четырёх. В школе плохо учился, да? Как обидно за друга. Или я не прав? Ведь, э-э-э… Лена, рассвет моей души, не может быть пятой. Ну, никак не может. Ведь так?
– О, хозяин, я всё предусмотрел,– тихо ответил главный слуга.– Твой раб недостойный уже сегодня отравил шербет госпожи Фатимы. Будь она трижды благословенна! Завтра утром она умрёт… сердце остановится. У неё всегда было слабое сердце. Так говорили врачи, так записано в их умных бумагах. Не будет никаких промахов, слухов, экспертиз.
– Я всё знаю,– самодовольно потёр руки Пури. – Я всегда хочу тебя порадовать, дорогой Исраэл, и всегда могу принести добрым друзьям.
Он вытащил из-под стола большой кожаный чемодан, встал с места и направился с ним в руках, к своему верному слуге, широко улыбаясь. Принц подал ценную поклажу Исраэлу. При этом широко улыбался.
Тот взял чемодан, почтительно поклонившись хозяину.
– Тут много денег, Исраэл. Сплошные евро, – не без гордости сообщил Принц. – В доллары я уже почти не верю. За бумажки, которые уже стали твоими, в красивом чемодане из кожи каймана, можно купить вот таких два дома, как этот, и ещё останется… на сладкий рахат-лукум. Ты можешь стать хозяином вот таких вот больших двух дворцов. Ты же понимаешь? Да ведь ты и так не беден.
– Истину говорит мой повелитель и самый близкий друг, несравненный Пури, – слуга низко наклонил голову. – Исраэл не так беден, как многие на грешной земле.
– Мудро и правильно сказано,– самодовольно среагировал на слова своего, по сути, не безбедного раба, Принц. Сел на место.– Значит, так и получается. Для хороших и верных людей Пури всегда хороший, а для плохих…
Исраэл стоял перед хозяином в глубоком почтении, обхватив чемодан обоими руками. Так продолжалось недолго, потому что Принцу надоел этот «домашний театр», и он махнул рукой, давая понять Исраэлу, верному слуге и своему поверенному в делах, что они сейчас будут немного просто беседовать.
Буквально минут через десять они сидели в этом же кабинете, но только за другим, маленьким столиком и пили чёрный кофе вприкуску с абрикосовыми цукатами. Их обслуживала полуобнажённая негритянка лет четырнадцати-пятнадцати.
Принц приказал ей жестом выйти и посетовал, что Фатима скоро умрёт. Но ведь иначе нельзя. Правда? Всё ведь делается по справедливости? «Истинно так, Искандер,– просто ответил своему господину Исраэл.– Ты ведь не кто-нибудь, а сам господин Пури. Если ты чего-то хочешь, значит, должен иметь».
Пури самодовольно кивнул головой, но посетовал на то, что он увидит несравненную Лену не раньше, чем через месяц, а с учётом её тайной доставки через «коридор» в их, почти исламскую, республику, может быть, и через полтора. Раньше ведь никак не получается, только позже. Ведь надо и момент выждать, а потом и добраться девочке уже не напрямую, а нелегально, через три границы…
Правда, там везде свои люди или почти везде. Пури, всё же, чтобы сильно не переживать и не трепетать в долгой разлуке с Леной, решил слетать на днях в замечательный сибирский городок. Конечно же, это будет после пышных похорон Фатимы, ведь не зверь же он, а хороший человек.
Он отправится на большом и красивом самолёте в Сибирь, в далёкий, но уже хорошо ему знакомый город, с подарками для бедных и неимущих – одежда, продукты, лекарства… Странная и не понятная страна Россия, богатая страна. Но не ясно было даже Пури, почему из всего этого ничего теперь уже не принадлежит народу, а какой-то группе господ самых разных национальностей… Ну, да ладно. Тут не его дело.
Главное в том, что опять все скажут: какой замечательный человек господин Пури. Даже неверным помогает. Пусть бы себе голодали и даже умирали, и ходили без одежды. Зачем Пури такой добрый? Но Пури не такой уж и добрый, он просто… умный. Пусть так и будет, пусть простаки, не понимают, что Принц помогает только себе.
Назарову, всё же, повезло – он отыскал на окраине города в небольшом домике двух тех самых «журналистов» из, якобы, агентства «Маяк». Нашёл он их, когда бывшие уголовники Репей и Бычок, которым приказали три недели «не светиться» и «залечь на дно», мирно сидели за столом и пили водку. Игорь Савельевич вошёл к ним без предупреждения, в окно, выбив оконную раму ногой.
Понимая, что у бандитов обязательно должно имеется огнестрельное оружие, Игорь время не тянул, а сразу же уложил их на пол несколькими ударами ног. Из глубоких карманов бандитских пиджаков он извлёк по пистолету. Оба ПМ – «Макаровы».
Через некоторое время только один из двух бандитов пришёл в себя. Второму это было уже не дано, удар ногой в переносицу оказался смертельным. Назаров приподнял за шиворот очумевшего бандита и посадил перед собой на табуретку.
– А теперь будем говорить, господин труп, – спокойно ледяным голосом сказал Игорь. – Мне нужны подробности. Ну, ты в курсе, о чём это я…
– Какие ещё подробности? – Бычок неординарным поведением и внешностью своей, вполне, оправдал свою кличку. Невысокого роста, сутулый, но крепкого телосложения. – Ничего я не знаю. Я ни при делах. Репей всё знал, но ты его замочил. Теперь, мне вдруг показалось, что он ничего не скажет.
– Если ты такой крепкий орешек, то буду тебя колоть, – Игорь мгновенно ткнул неразговорчивого и строптивого собеседника большим пальцем в горло. – Где девочка? Молчать не следует. Ты же меня понимаешь?
Но Бычок уже ничего не слышал. Потеряв сознание, смахнув локтём на пол тарелку с салатом и стакан, упал на пол. Назарову пришлось немного подождать, а потом выколачивать ногами и руками всё то, о чём по поводу похищения Балантьевой, знал бандит. Информация оказалась не такой точной и обширной, как хотелось бы Игорю.
Во всяком случае, в конце концов, Бычок выдал не совсем точные, а примерные координаты местонахождения Лены. Она находится в плену у какой-то бандитки-старухи по прозвищу Яга, на Воробьёвском верховье.
Что ж, не такая уж ценная информация и подробные новости, но уже кое-что. К счастью, липовый журналист, всё-таки, кое-что знал.
Бандит находился в таком плачевном состоянии, что передвигаться уже не мог. Игорь ничуть не жалел мерзавцев, которые ради мелкой наживы пошли на гнусное преступление. Конечно же, Назаров никого не хотел убивать, но похитители Балантьевой должны были получить по заслугам.
Он помнил несколько не совсем понятных случаев, когда бандиты получали за похищение детей минимальные сроки, а потом за хорошее поведение на зоне им их ещё и сокращали. Непонятно всё это, как и многое другое…
– Виноват, дружище, – просто и доверительно сказал Игорь Бычку, – но я вынужден поджечь ваш уютный домик. И всё будет выглядеть убедительно. Выпили лишнего мужики – и кто-то из них не туда бросил горящую спичку. В результате – пожар. А за свои поступки надо отвечать, как у вас принято говорить, по понятиям. Да и лечить тебя после моих ударов нет смысла. Ты уже не жилец, дорогой ты мой… журналист.
– А может, ещё выживу, – простонал бандит, сидя на полу.– Может быть, получится, а? Я крепкий… Я выживу.
Из его горла, через рот, шла кровь.
– Сожалею, но у тебя на это не имеется никаких шансов. Отбиты все внутренности. Но ты пожал то, что посеял,– с грустью констатировал Игорь и бросил зажжённую спичку на кипу газет, лежащих на тумбочке. – Отныне всем вам я и судья, и так же исполнитель приговора. Другого варианта не вижу.
Огонь начал быстро пожирать бумагу.
– Ты что же делаешь? – прохрипел Бычок. – Это же… самосуд.
– Как ты сладко говоришь, – сказал Игорь, – Но вот понять не можешь, что я считаю таких, как ты, врагами моей страны, моей Родины. Вы – интервенты и оккупанты. Многие, кто сейчас обогащается за счёт бед и слёз народных, скоро получат по заслугам. А ты, хоть и мелкая сошка, Бычок, но сам виноват в своих бедах. Честного и доброго человека я никогда бы не обидел. Я был добрым… когда-то. Совсем недавно.
Назаров ушёл, плотно закрыв за собой дверь домика. Он твёрдо знал, что пожарные приедут сюда, на окраину города, не так скоро и только для того, чтобы потушить из своих мощных шлангов-рукавов горящие щепки и «обезвредить» раскалённую золу. Назаров не ошибся. Всё именно так и произошло.
В аэропорту сыщики Столетовы терпеливо ожидали вылета своего самолёта. Но рейс задерживался по метеоусловиям и очень надолго. Об этом красноречиво говорило табло.
Сергей Тарасович подошёл к окошечку справочной и с некоторым нетерпением и даже раздражением поинтересовался:
– Когда же, наконец, объявят рейс 241-ый, девушка? Мы уже почти день потеряли. А время не терпит.
– Ничего определённого пока не могу вам сказать. Задержка по метеоусловиям,– но тут же доверительно сообщила.– Я вам советую сесть на 191-ый рейс. А там добраться до места назначения можно поездом. Всего одна ночь.
– Спасибо!
– Не за что. Я вам ничего не говорила.
Сергей подошёл к Евгении:
– Летим другим рейсом, Женя! Время не ждёт.
– Летим! Сдавай билеты!
Они всё сделали быстро… Но едва не опоздали на рейс. Через считанные минуты над Шереметьево взвился самолёт и, сделав круг над аэропортом, лёг на заданный курс.
Во время полёта Столетовы молчали, но думали об одном и том же. Каждый по-своему. Мысли их состояли из одних вопросов. Где Лена? Что с ней? Где их сын с товарищем? С чего начать свои поиски?..
Рядом с ними, у самого окна, сидел старичок и читал, какую-то, полулегальную газету. Возможно, наконец-то, за долгие годы своей жизни очень «правильную», с криминальным названием «Беззаконие». Существовали в то, не такое уж и давнее, время и такого рода издания. Причём, их было очень много. Чего только ни происходило…
Седой и щуплый дедушка вздыхал, упираясь огромными очками в разворот многостраничного цветного издания. Видно было, что интеллигентный дедушка не очень-то обожает страшные документальные истории, но любопытство заставляло его «пережёвывать» и «проглатывать» неудобоваримое. Может быть, получилось так, что под руками старика оказалась только эта газета…
Но, скорей всего, он просто когда-то должен был перейти барьер и решиться на то, чтобы прочитать нечто подобное. Надо ведь когда-то же надо начинать, может быть, умнеть или… наоборот, тупеть, сливаясь сознанием своим с серой зомбированной людской массой.
Смешно и грустно. Страшно! Человек тянется к информации криминального плана… Возможно, это стремление убежать от безысходности, от скуки, от праздности, от давнего и тягостного, довлеющего над его сознанием, неосознанного желания превратиться не в господина и даже не в гражданина собственной страны, а в… раба. В те годы на распутье своих желаний и стремлений находились многие люди России. Некоторые и ныне, в принципе, пока ещё ничего толком и не поняли.
Но в то время, изображая из себе свободных личностей, многие россияне не только размышляли, но даже «критически мыслили» только в рамках того, что позволено и определено рамками несуразных и опрометчивых законов.
Они, как говорится, и существовали-то не в пользу бедных, а только во благо «особенных» и строго для «избранных». А эта, как бы, элита и предпринимала в те суетные годы всё для того, чтобы подавляющее число граждан страны лишилось даже возможности в перспективе стать рабами. Тогда простолюдины стояли уже на грани того, чтобы перестать быть людьми. Они просто так… двуногие существа, условно мыслящая биомасса.
Но всё это происходило более двадцати лет тому назад, и сейчас добрые перемены, слава богу, наступили или, во всяком случае, не за горами.
Старичок убивал время в полёте, а время уничтожало его… со своей полуграмотной и тенденциозной газетёнкой, где только умственно отсталый человек свято верит тому, что там написано мелким подмастерьем от журналистики. Большая беда и несуразица заключена в том, что порой чересчур самоуверенные люди занимаются не своим делом и не способны понять, что многое творят безобразно и… преступно.
«Убивать время, – философски подумал Столетов старший,– значит, убивать себя. У деда пока оно есть. Пока… А тут дорога каждая секунда. Преступники действуют…». Не только Лена, ведь уже их сын и его друг подвергаются серьёзнейшей опасности. Да и, наверняка, не только они.
