Александр Леонидович Аввакумов
Выстрел в спину
– Маркелов! Готовь людей к движению, – приказал лейтенант.
***
На поляну вышли два бойца, которые вели мужчину, одетого в старый пиджак и непонятного цвета рубашку.
– Товарищ лейтенант! – обратился к Никитину один из бойцов, – вот поймали здесь… Я ему кричу, а он прет сквозь кусты, словно не понимает ничего по-русски.
Перед лейтенантом стоял молодой мужчина в штатском. Он мял в руках старую кепку и то и дело бросал недобрый взгляд на конвоира, чей штык, словно шило, упирался ему в спину. От наметанного взгляда чекиста не ускользнуло, что мужчина явно пытается выдать себя за простого деревенского мужика, случайно оказавшегося в этом лесу.
– Да убери ты свое ружье, а то стрельнешь случайно, – произнес мужик, стараясь вести себя непринужденно.
– Кто такой будешь? – спросил его Никитин, надевая фуражку на голову. – Что ты делаешь в лесу? Ты местный?
Мужчина посмотрел исподлобья на бойца, который по-прежнему стоял рядом с ним, держа винтовку наизготовку. Только сейчас, Никитин увидел под его глазом большой фиолетового цвета синяк.
– Я бы хотел поговорить с вами, товарищ лейтенант государственной безопасности, с глазу на глаз, – обратился к нему задержанный, словно не слыша заданных ему вопросов. – Пусть этот отойдет в сторону, при нем я ничего говорить не буду.
Никитин усмехнулся. Он еще раз взглянул на мужчину и попросил красноармейца отойти в сторону.
– Может, у тебя еще есть какие-то просьбы? – спросил лейтенант. – Можно подумать, что ты здесь – командир, а мы все – подчиненные.
– Вы не усмехайтесь. Какие у меня могут быть просьбы…. Проблемы, наверное, у вас, а не у меня. Кругом немцы, а вы здесь в лесу, словно и нет войны. Хотите выйти к своим? Думаю – глупая затея… До линии фронта километров сто, если не больше…
Лейтенант усмехнулся.
– А ты, выходит, уже сдался? Воевать уже не хочешь? Кто ты? – снова спросил его Никитин.
– Моя фамилия Мусин. Я заместитель командира 657 саперного батальона, мое воинское звание капитан, – произнес мужчина, стараясь вызвать какое-то определенное сочувствие у Никитина. – Наш батальон две недели назад был разбит немцами под Минском. Практически весь личный состав батальона погиб, остался в живых только я один.
– Вон оно, что? Значит весь личный состав погиб, а ты, капитан, остался жив? Почему ты не попытался собрать оставшихся людей для продолжения сопротивления? – спросил его Никитин. – Почему, капитан, на тебе гражданский костюм? Какие-то документы, удостоверяющие личность есть? Чего молчишь? Выходит, все сжег? Скажи, капитан, как ты оказался за десятки километров от Минска?
Лицо Мусина искривила улыбка. В какой-то момент он понял, что этот молодой офицер не верит его словам. Чувство все нарастающей опасности буквально парализовало волю мужчины. Слова стоящего перед ним офицера, словно гвозди, с болью впивались в его тело. В какой-то момент он почувствовал, как между его лопаток заструился предательский ручеек пота. Мусин облокотился рукой о дерево, чувствуя, как его ноги стали какими-то ватными, не способными держать его тело.
– Вам плохо, Мусин? – спросил его лейтенант. – Что, нечего сказать? Вы же знаете, что уничтожение документов и формы приравнивается к предательству. Кстати, вы наверняка были членом ВКП (б)?
Тот, пересилив себя, усмехнулся.
– Почему я в гражданке, спрашиваете вы? Да, так просто – безопасней, лейтенант. Вы же знаете, что немцы на месте расстреливают командиров Красной Армии, евреев, цыган. Умереть с криком за Сталина и Родину может каждый. Я еще молод и могу принести пользу Родине. Вы спрашиваете – член ли я партии, да был до 22 июня 1941 года. Сейчас, уже нет. Нет у меня веры в партию….
– Выходит, капитан, таким образом, ты решил спасти свою шкуру? – вмешался в разговор, подошедший к ним Маркелов. – Скажи, почему ты не примкнул к другим нашим частям, которые, в отличие от вас, продолжали и продолжают вести ожесточенные бои с гитлеровцами?
Мусин снова ухмыльнулся и со злостью посмотрел в сторону бойца, который неотрывно наблюдал за ним.
– Извини, лейтенант, но и тебя там нет, я имею в виду, на передовой. Ты почему-то тоже не воюешь, а прячешься в этом лесу. Бежишь почему-то не на запад, чтобы пролить кровь, а катишь на восток под охраной бойцов.
Лицо Никитина вспыхнуло и покрылось красными пятнами. Рука его потянулась к кобуре, но Маркелов сильно сжал его руку в локте. Лейтенант посмотрел на товарища и, стараясь четко произносить слова, ответил Мусину:
– Я, капитан, выполняю приказ командования, а не драпаю, в отличие от тебя. Боец! Подойдите ко мне! – приказал он солдату.
Красноармеец козырнул и через секунду оказался рядом с офицером.
– Расстрелять!
– Как расстрелять, товарищ лейтенант? – удивленно переспросил его боец. На его лице появилась растерянность – Он же наш, русский, тем более офицер?
– К сожалению, он не наш. Офицеры и бойцы Красной Армии сейчас сражаются с немцами, а это – трус, то есть – враг. Он сбежал с поля боя, бросив своих солдат. Он дезертир, паникер и изменник. Исполняйте приказ.
На лице бойца читалась нерешительность. Он мялся с ноги на ногу, не зная, что делать с мужчиной дальше.
– Боец! Вы поняли мой приказ? – жестко произнес лейтенант. – Может, тоже хотите встать с ним рядом, за невыполнение приказа?
– Давай, вперед! – наконец-то выдавил красноармеец из себя и толкнул штыком в спину задержанного. – Пошел, кому говорю.
Капитан резко развернулся и посмотрел на Никитина.
– Лейтенант! Ты не можешь этого сделать, – произнес он. – Где суд, где трибунал? Я требую справедливости!
– Сейчас идет война и не до формальностей, Мусин. Примете смерть, как офицер, а не как тряпка.
Неожиданно для всех, капитан схватился за ствол винтовки, стараясь, то ли отвести его от своей груди, то ли вырвать ее из рук бойца. Вдруг раздался выстрел. Пуля пробила грудь Мусина и вонзилась в ствол дерева в десяти сантиметрах от стоявшего около него Никитина. Офицер, сначала опустился на колени, а затем повалился на землю.
– Ты, что? – тихо спросил Никитин у оторопевшего от всего этого бойца. – Ты же мог меня вот так просто убить?
У бойца, державшего винтовку, затряслись руки. Помимо того, что он впервые в своей жизни убил не врага, он еще при этом чуть не застрелил своего командира.
– Простите меня, товарищ лейтенант. Так получилось…
Вокруг их быстро собрались бойцы. Их взгляды были устремлены на труп человека, который лежал под кустом в какой-то неестественной позе, не свойственной живому человеку.
– За что убили? – спросил кто-то из красноармейцев.
Никитин поправил гимнастерку и сделал шаг вперед.
– Товарищи бойцы! Перед вами лежит тело бывшего капитана Красной Армии, который, поддавшись панике и немецкой пропаганде, дезертировал с фронта, оставив свой батальон. Он, похоже, рассчитывал, что ему удастся пересидеть это лихое время, где-то в теплом месте, пока его боевые товарищи будут драться с врагом до последней капли крови. Однако, не вышло. Советская власть покарала дезертира.
Лейтенант замолчал. Бойцы стали, молча, расходиться в разные стороны. Никто из них не пытался осудить действия своего командира. Шла война, и жизнь человека на войне потеряла свою стоимость.
***
Никитин открыл глаза и посмотрел на Маркелова, который приближался к машине, в кабине которой дремал лейтенант.
– Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнено, – произнес он. – Машины к движению готовы.
– Подходы заминировали?
Маркелов замялся. Никитин сразу понял, что тот что-то не договаривает.
– Что еще? Да говорите же! – произнес лейтенант
Голос Никитина был тверд, как никогда.
– Мне что вас пытать, Маркелов?
– У нас ЧП, товарищ лейтенант, пропал Гатцук.
– Как это пропал?! Я же просил тебя приставить к нему бойца! Почему вы не выполнили моего приказа?
Маркелов замялся. Лейтенант был абсолютно прав, отчитывая его, как мальчишку.
– Что молчишь? Докладывай!
– Не знаю, было темно и бойцы не заметили, когда он исчез. Думаю, что он решил дезертировать. Пробовали поискать, но разве в темноте найдешь! – словно оправдываясь, ответил Маркелов.
– Срочно жгите машины, уходим! – приказал он младшему лейтенанту. – Уходим, пока он не привел сюда немцев!
Красноармейцы стали грузиться в машины и вдруг выяснилось, что колеса одной из полуторок пробиты.
– Как же так, Клим? Ты докладывал, что у нас три машины готовы к переходу?
– Товарищ лейтенант, машина была готова, а сейчас вдруг выяснилось, что все колеса у нее пробиты.
– Плохо, Клим. Перебросьте из нее ящики в другие машины.
Переброска заняло около получаса и машины тронулись.
Гатцук шел по лесу. Ему казалось, что этому лесу не будет ни конца, ни начала. Несколько раз он чуть не натыкался в темноте на немецкие дозоры, но Бог миловал его. Наконец он вышел на дорогу, которая отчетливо была видна в свете луны. Лес дремал, погрузившись в тишину ночи. Почему он решил дезертировать, он и сам не знал. Перед его глазами до сих пор стояло разгневанное лицо лейтенанта, потный лоб, его рука, шарившая по кобуре с пистолетом.
«Сволочь! – размышлял он. – У меня брата убили, а ему хоть бы что! Он и меня бы также застрелил, как того капитана. Предатель, говорит. А какой он предатель? Он – нормальный человек, он просто захотел жить и не более».
Он сел под деревом и вытянул уставшие ноги. От сосны приятно пахло смолой. Чувство блаженства охватило его тело. Он закрыл глаза и не заметил, как провалился в сон. Ему снилась мать, отчий дом, брат, с которым он сидел на берегу небольшой речки и удил рыбу. Ласковое летнее солнце играло в воде. Блики от него, словно стайки мелкой рыбешки разбегались по глади воды.
Гатцук испуганно открыл глаза. Лес просыпался. Касаясь кромки сосны, над его головой промчалась сорока и залилась тревожной трелью. Рука Гатцука нащупала винтовку. Он прижал ее к груди и передернул затвор.
«А может, вернуться обратно? – подумал он. – Совру, что ночью сбился с дороги и заблудился в лесу. Нет, лейтенант не поверит. Там смерть и впереди – тоже смерть…. А вдруг повезет?»
Где-то рядом, среди кустов послышался мужской голос. Гатцук поднялся и затаил дыхание.
«Показалось, – с неким облегчением подумал он. – Откуда здесь люди – ночь, лес».
Он сделал еще несколько шагов и вновь услышал все тот же мужской голос. Рука его снова автоматически скользнула по ремню винтовки. Он прижался к стволу дерева, стараясь слиться с ним в одно целое. Снова предательски затрещала сорока.
«Кто это? Немцы? Русские? – промелькнуло у него в голове. – В принципе, какая разница, ничего хорошего эта встреча мне не принесет».
Сдаваться в плен ему не хотелось. Сейчас он думал лишь о матери, о том, что он расскажет ей о смерти брата.
– Хальт! – словно гром, прозвучало в рассветной тишине.
Раздалась длинная автоматная очередь. Пули прошли где-то рядом с ним, срубая ветки и калеча молоденькие деревца. Гатцук глубоко вздохнул и сделал рывок в сторону ближайших кустов. Он успел добежать до кустов, когда новая автоматная очередь, словно швейная машина, застучала у него за спиной. Он вовремя рухнул на землю, раздирая о ветви кожу лица и ткань гимнастерки. Обернувшись назад, он увидел, как на поляне появились немецкие автоматчики. Эти серые фигуры солдат, искривляясь в утреннем тумане, двигались в его сторону, держа наизготовку свое оружие. С каждой минутой в лесу становилось все светлее и светлее. На поляну выехал бронетранспортер. Гатцук закрыл голову руками и вжался в землю, затаив дыхание.
«Пронесло, – подумал он. – Похоже, не заметили».
Что-то твердое уперлось ему в голову, а затем последовал сильный удар. Перед глазами поплыли радужные круги, и он потерял сознание.
***
Гатцук очнулся от сильной боли, которая пронизывала каждую клеточку его тела. Он открыл глаза и невольно зажмурился от яркого солнца, которое било в его лицо, словно стараясь убедить его во всех прелестях жизни. Гатцук долго не мог понять, где он и что с ним произошло. Сильно болела окровавленная голова. Он повернул голову и моментально все понял. Он лежал около бронетранспортера, на борту, которого белел белый крест в черном обрамлении.
«Неужели я в плену? – удивленно подумал он. – Руки связаны, значит – плен!»
Мимо него, громко разговаривая, прошли два немецких солдата в серо-зеленых кителях. Один из солдат остановился около него и помочился. Гатцук старался увернуться от струи, вызывая еще больше смеха у солдат и эсесовцев.
– Сволочи! Суки! – закричал он. – Если бы не связанные руки, то я бы вам показал. Суки драные!
Вокруг солдат собралась толпа полицаев, которая смеялась, тыкая в него своими пальцами.
– Что, напоили тебя немцы морсом! – произнес один из полицаев. – Еще хочешь?
Полицай засмеялся и что-то сказал своему напарнику, который громко засмеялся.
– Гады! Сволочи! Все равно вам всем конец!– с чувством отвращения к врагу, громко произнес Гатцук, чем вызвал очередной приступ смеха у немцев и полицаев.
На дороге показалась черная легковая машина, которая осторожно въехала на поляну. К автомобилю подбежал офицер и вытянувшись в «струнку», что-то стал докладывать белокурому офицеру, одетому в черный китель. У офицера было бледное лицо, которое на фоне мундира, невольно приковывало к нему взгляд. Его левая рука была на перевязи. Он иногда морщил свой лоб, видимо от приступов пульсирующей боли. Выслушав доклад, офицер направился в сторону Гатцука. Рядом с ним шагала красивая, одетая в такой же черный мундир, женщина.
– Жить хочешь? – сразу спросил он красноармейца на чистом русском языке.
Женщина поморщила свое лицо, то ли от запаха мочи, исходившего от русского пленного, то ли от его внешнего вида. Гатцук и сам все понимал, как жалко он сейчас выглядел перед этими людьми, одетыми в черную форму.
– А кто не хочет, – ответил боец и его разбитое в кровь лицо, искривила улыбка. – Любой человек хочет жить, господин….
– Будешь жить при условии, что ты мне сейчас все расскажешь о группе Никитина, где они, сколько их осталось и где спрятаны ценности. Думаю, что это стоит твоей жизни.
Чувство обиды вновь вспыхнуло где-то внутри Гатцука. С другой стороны, он был удивлен, что этот немец в черном мундире спросил его именно о группе Никитина, ведь все сведения о ней были секретными.
«Для чего я ушел? – мысленно спросил он себя. – Наверное, для того чтобы выжить в этой войне. Сейчас передо мной стоит выбор – жить мне или нет. Судя по лицу этого эсесовца, он шутить, не намерен».
– Ну? – произнес немец. – Я жду.
Гатцук еще раз взглянул на офицера. Тот смотрел на него, не отводя глаз. Взгляд его холодных серых глаз был таким жестким, что ему вдруг захотелось стать маленьким, вроде муравья и скрыться в высокой густой траве.
– Вы ошиблись, господин офицер. Я не знаю никакого Никитина.
Офицер улыбнулся и посмотрел на женщину, которая с интересом прислушивалась к их разговору. В какой-то момент гауптштурмфюрер СС поймал себя на мысли, что она хорошо владеет русским языком.
– Расстрелять, – устало произнес Вагнер и направился обратно к машине. – Пусть он показывает свой героизм не мне, а Богу.
Женщина не удивилась решению офицера и, развернувшись, направилась вслед за ним. Несмотря на то, что слово расстрелять было произнесено на немецком языке, Гатцук моментально понял, что оно означает.
– Не нужно меня расстреливать, я готов вам все рассказать, господин офицер, – закричал вслед немцу красноармеец.
Вагнер остановился и, резко развернувшись, направился в обратную сторону.
– Ну? – коротко бросил офицер. – Говори, красная сволочь….
– Группа Никитина находится в километрах пяти от этого места. У них осталось всего две машины. Третью, что была на ходу, я вывел из строя, прорезав ей скаты.
– Зачем ты дезертировал? – спросил его Вагнер. – Ты знаешь, где они спрятали ящики с золотом?
– С золотом? Я не знал, что в этих ящиках золото. Часть этих ящиков мы этой ночью зарыли в лесу. Могу показать…
– Оберштурмфюрер! Накормите пленного, – приказал офицер в черном кителе. – Вскоре предстоит большая работа. Готовьте своих людей.
Видеман улыбнулась и посмотрела на Вагнера. В эту минуту он был похож на павлина, который распустил свой хвост перед цесаркой.
***
Гатцук доел холодную кашу и посмотрел на солдата, который сидел на пеньке, направив на него свой автомат. Заметив его взгляд, эсесовец поправил автомат и направился к нему. Он быстро и ловко связал ему руки и, повернувшись, направился к группе солдат, которые сидели около костра и с интересом наблюдали за пленным. Неожиданно начался дождь. Крупные теплые капли застучали по листве и солдаты, забыв о военнопленном, дружно полезли под тент кузова.
«Может попытаться бежать, – мелькнуло в голове Гатцука, но он сразу отбросил эту мысль. – Если поймают, то сразу убьют, а так еще есть шанс выжить».
Дождь то усиливался, то затихал. Наконец небо посветлело. Раздалась команда и немцы, выстроившись в цепь, двинулись вглубь леса. Гатцук шел рядом с офицером в черной форме, который иногда останавливался и со скрытым недоверием смотрел на военнопленного.
– Осталось совсем недалеко, господин офицер, – то и дело, словно оправдываясь, бубнил Гатцук.
Он ужасно переживал за то, что никак не может найти место ночевки отряда. Ночью эти места выглядели совершенно по-другому.
– Вон видите, господин офицер, сожженные машины. Это они сожгли, – произнес Гатцук и рукой указал остовы грузовиков, которые чернели на большой поляне. – Вот здесь они и были, господин офицер. Несмотря на прошедший дождь на поляне по-прежнему пахло гарью. Взгляд офицера упал на землю. Среди мокрой травы виднелись обгоревшие банкноты советских денег. Гауптштурмфюрер медленно обошел выгоревшую площадку. Он явно что-то искал, как показалось Гатцуку. Наконец на лице немца появилась радостная улыбка. Он взял в руки винтовочную гильзу, которая была надета на ветку. Вытащив из нее записку, он быстро прочитал ее.
«Сожгли бумажные деньги. Осталось всего две машины. Золото прятали ночью. Где, не знаю», – прочитал Вагнер.
– Где зарыто золото? – спросил гауптштурмфюрер пленного красноармейца. – Ты знаешь, где Никитин спрятал золото?
– Недалеко, господин офицер. Я сейчас покажу это место вашим солдатам.
Гатцук в сопровождении фельдфебеля ускорил шаг, и они оказались впереди немецкой цепи. Вагнер и Видеман двигались в метрах пятидесяти позади цепи. Они уже хорошо знали, что бывает с теми, кто движется в первых рядах. Гатцук обернулся и посмотрел на гауптщтурмфюрера. На его лице засияла улыбка. Он хотел что-то крикнуть офицеру в черной форме, но в этот момент из-под его ног вырвалось яркое пламя. Взрыв противопехотной мины разорвал утреннюю тишину лесу. Безжизненное тело предателя взлетело вверх и с шумом упало в кусты.
***
Немецкий истребитель «Мессершмит – 109» заходил со стороны солнца. Летчику хорошо была видно два грузовых русских автомобиля, которые медленно выезжала из леса на проселочную дорогу.
«Вот и дичь, – с ухмылкой подумал пилот. – Сейчас я вас….».
Он мысленно представил, как сейчас он накроет их огнем своих пулеметов, как побегут в разные стороны красноармейцы, скрываясь от его огненных трасс. Лейтенант положил свой самолет на правое крыло и, словно хищная птица, стремительно понесся к земле. Поймав в прицел первый грузовик, он плавно нажал на гашетку пулемета. Огненная трасса стремительно понеслась вниз. Перед полуторкой выросла стена из пыли и стали. Однако, машина стремительно развернулась и укрылась в зелени деревьев. Выйдя из пике, пилот снова лег на боевой курс. В этот раз пули легли в стороне от машины.
«Что это? Почему я не могу поразить эти автомобили?» – подумал летчик и в очередной раз бросил свой самолет в крутое пике.
Он не поверил своим глазам, дорога оказалось совершенно пустой, грузовиков на ней не было. Он сделал еще один заход, пытаясь рассмотреть машины среди деревьев, но ничего не увидел.
– Хельмут, ты не поверишь, но я потерял цель, – произнес пилот, обращаясь к дежурному диспетчеру. – Интересно, куда они исчезли?
– Не могу сказать, Курт, тебе с высоты намного видней. Вероятно, укрылись среди деревьев – ответил тот. – Ты не расстраивайся, еще найдешь свою цель.
– Тогда я полетел дальше. Таких машин сейчас на дорогах много, найду на кого израсходовать свой боезапас.
Самолет сверкнул в небе серым фюзеляжем и исчез за кромкой леса. Убедившись, что истребитель улетел, лейтенант Никитин махнул рукой. Грузовики, мирно урча моторами, медленно выехали на проселочную дорогу. Впереди, в облаке пыли двигался грузовик лейтенанта. Машины в этот раз двигались на Восток, объезжая населенные пункты, что попадались им на пути.
– Товарищ лейтенант, может, заедем…, – обратился к нему Клим и указал рукой на небольшой населенный пункт, который виднелся справа от дороги. – Скоро шесть часов как в пути. У меня перед глазами уже все плывет, да и горючки осталось всего на час. А вдруг повезет разжиться бензином.
– Плывет, говоришь? Так недавно же отдыхали или ты это уже успел забыть? Да и рассчитывать на бензин…, – он не договорил, машина угодила в яму и с трудом выбралась из нее.
– Это другие отдыхали, а мы с мужиками занимались автомашинами, вы же сами знаете.
Никитин оставил его реплику без ответа. Он достал из полевой сумки топографическую карту и стал внимательно ее рассматривать. Он сверял заложенный кем-то маршрут, с дорожными указателями.
– Остановимся в деревне Выселки, – словно разговаривая сам с собой, произнес лейтенант. – До деревни еще километров тридцать, там и отдохнем.
– Мы же проезжали уже эти Выселки два дня назад? – произнес водитель. – Крутимся на месте. Может, сразу на Смоленск?
– То были Старые Выселки, а теперь просто Выселки. Понял?
Водитель прибавил скорость и полуторка, словно предчувствуя скорый отдых, помчалась дальше. Никитин открыл дверь и, встав на подножку машины, оглянулся назад. За ними, построившись в кильватерную колонну, двигался второй грузовик. Через час впереди показался небольшой населенный пункт. Не заезжая в деревню, колонна свернула в сторону и укрылась на опушке небольшого лесочка. Никитин подозвал к себе Маркелова.
– Пошли бойцов, пусть проверят деревню.
– Что здесь проверять? Откуда здесь могут быть немцы? Они остались вон там, – произнес он и рукой указал на запад. – Здесь не может быть немцев.
– Тебе что, не понятен мой приказ Маркелов? – произнес Никитин. Его голос стал жестким и требовательным. – Идите и выполняйте.
Маркелов отдал честь и, молча, направился к бойцам, чтобы отдать распоряжение лейтенанта. Судя по его слегка сгорбленной фигуре, приказ Никитина, а если сказать точнее, тон, с которым он был произнесен, обидел офицера. Он отдал приказ и трое его людей направились в деревню. Никитин сел под дерево и, прикрыв фуражкой лицо, попытался хоть немного вздремнуть. Несмотря на усталость, сон не шел. Почему-то в голову лезли всякие мысли и воспоминания. Он хорошо помнил, как все начиналось.
***
Машина, в которой находился Никитин, въехала в Минск в момент воздушного налета. С десяток немецких бомбардировщиков вываливали на город сотни зажигательных и фугасных бомб. Улицы города были пусты, кругом полыхали пожары, некоторые улицы были в завалах от рухнувших домов.
– Стой! Ты куда! – закричал боец, выскочивший из какой-то подворотни. – Ты, что не видишь, что творится?
Машина резко остановилась перед красноармейцем, едва не сбив того с ног. Лицо бойца было серым от пыли и на лице, напоминавшем какую-то страшную маску, сверкали лишь глаза. Большая, не по размеру каска то и дело сползала ему на лицо и он, придерживая одной рукой ремень винтовки, другой все время поднимал каску.
– Где здесь городской отдел НКВД? – стараясь перекричать стрельбу зенитных пулеметов, спросил Никитин красноармейца. – Как туда проехать?
– Извините, товарищ лейтенант государственной безопасности, но я не знаю, где находится здание НКВД. Думаю, что вам нужно в центр города, а это – вон туда, – произнес боец и рукой указал вдоль улицы, которая была объята пламенем.
Никитин посмотрел вдоль улицы и молча, покачал головой.
– Есть еще дорога? Чего молчишь! Есть или нет?
– Бог знает, есть туда дорога или нет, товарищ лейтенант. Меня здесь поставили на пост, вот я и стою!
– Клим! Давай, гони в центр! – приказал Никитин водителю.
– Какой центр? Я никогда не был в этом городе, товарищ лейтенант! – ответил водитель. – Может, вы мне подскажите?
Машина сорвалась с места и, увеличив скорость, помчалась вдоль улицы. Из разрушенного бомбой дома раздалось несколько выстрелов. Пуля, пробив лобовое стекло машины, застряла в заднем сиденье. Водитель снова увеличил скорость. Грузовик буквально вылетел на перекресток и чуть не столкнулся с горевшей машиной.
– Не гони, Клим, время еще есть, – предупредил его Никитин. – А то угробишь не только меня, но и себя.
– Что-то не пойму я вас, товарищ лейтенант. То гони, то не гони…
Клим вовремя затормозил свой автомобиль. Перед грузовиком, прямо на дорогу рухнула стена трехэтажного дома, обдав их облаком пыли и осколками кирпича.
«Повезло, – облегченно вздохнул лейтенант. – Если бы скорость была чуть больше, то точно бы накрыло стеной»
Они свернули на соседнюю улицу и водитель, подгоняемый страхом, снова погнал свой автомобиль дальше. Полуторка выскочила на площадь и, лавируя между воронками, свернула во двор большого серого здания. Двор был пуст, на земле валялись сбитые осколками ветки деревьев и пустые ящики из-под снарядов, какие-то забытые кем-то папки с бумагами, осколки стекла. Неожиданно стало тихо. Немецкая артиллерия, бившая по окраинам города, вдруг умолкла и эта внезапно возникшая тишина, еще больше давила на психику. Страх и непредсказуемость ситуации, заставляли людей, как и прежде, прятаться в подвалах домов. Заметив пробегавшего мимо них бойца, Никитин поинтересовался у него как проехать к зданию НКВД.
– Так вот же оно, товарищ лейтенант. Вы стоите во дворе нужного вам здания, – ответил красноармеец и рукой указал на вывеску, на которой крупными буквами было написано – «Городской отдел НКВД».
***
Дверь подвала здания открылась, и двор моментально наполнился военными и штатскими.
– Кто вам нужен? – обратился к Никитину офицер, на рукаве которого была нашивка политработника.
– Мне нужен майор Гудков? Где я могу найти его?
Офицер, молча, указал ему на человека, который стоял посреди двора и громко отдавал приказы о погрузке в полуторки зеленых ящиков.
– Что вы копаетесь! Что, сил не хватает? – кричал он двум бойцам, которые с трудом подняли металлический ящик с земли и кое-как забросили его в кузов грузовика.
– Товарищ майор, разрешите обратиться? – произнес лейтенант и приложил руку к козырьку фуражки.
Гудков резко повернулся и посмотрел на него, стараясь отгадать, кто этот офицер и что ему нужно в этом здании.
– Кто вы? Да, говорите же быстрее, лейтенант, разве не видите, что у меня нет времени стоять и слушать, когда вы разродитесь, наконец! Двигаетесь словно беременные бабы!
– Лейтенант Никитин прибыл в ваше распоряжение!– выпалил офицер.
– Машина твоя? – спросил его майор и, не дождавшись ответа, продолжил. – Убери ее отсюда. Не видишь что ли, идет погрузка груза, а она мешает.
Никитин заметил, что отдельные небольшие ящики были очень тяжелыми и несли их сразу по два человека. Он подошел к водителю грузовика и приказал ему убрать машину со двора.
– Куда я поеду? – спросил его шофер. – Кругом немцы, сами же видели, а города я не знаю.
– Хорошо, выгони ее из двора и жди моих дальнейших распоряжений.
Водитель быстро отогнал машину на улицу и, поставив ее в тени дома, закурил. Черный дым горевшего дома, словно черный шлейф, ложился на мостовую. Где-то тяжело ухали орудия, заставляя дрожать еще сохранившиеся в отдельных домах стекла.
Водитель был по своему рад этому решению лейтенанта. Они дважды в пригороде Минска наталкивались на немецких мотоциклистов, которые буквально шныряли по дорогам, стараясь перехватить штабные колонны, отходящих на восток воинских частей. Им тогда здорово повезло, что немцы лишь обстреляли их машину, а не погнались за ними.
– Лейтенант! – окликнул Никитина Гудков. – Подойдите. Запоминайте! Дважды объяснять некогда. Вот в этих небольших ящиках золото в слитках. Здесь его больше трех тонн. Вон в тех ящиках, с черной полосой на крышках – золотые и серебряные монеты, а вон в тех мешках, бумажные деньги. Ты понял, какие ценности доверены тебе?
Гудков пристально посмотрел на лейтенанта. На его сером от пыли лице появилось что-то напоминающее улыбку, которая моментально исчезла с лица, словно ее и не было.
– Надеюсь, задачу ты свою знаешь, поэтому не буду останавливаться на ней. Будь внимателен, люди хоть и проверены, но сейчас война, а она, ты знаешь, меняет людей.
– Так точно, товарищ майор.
– Ты должен доставить эти ценности в Смоленск. Сейчас мы с тобой зайдем к директору Банка. Там получишь все необходимые сопроводительные документы, а также инвентаризационную опись. Поступаешь в распоряжение капитана Наумова. Он тебя и проинструктирует по всем вопросам. Ты знаком с ним? Впрочем, какая разница….
***
Отдав последние распоряжения, Наумов и Никитин вошли в здание Банка. На полу и на столе директора учреждения лежали кипы бумаг. Среди стопок различных папок Никитин не сразу увидел человека маленького роста, который сидел за столом. У него была большая голова, узкие плечи, что придавало ему определенное сходство с головастиком.
– Документы готовы? – спросил его капитан Наумов. – Чего молчите?
– Да, – коротко ответил мужчина. – Кто получатель груза?
– Лейтенант Никитин, – ответил офицер и вытянулся по стойке «смирно».
– Не напрягайся, лейтенант, проходи. Не люблю людей, которые стоят у порога, словно нищие.
Лейтенант прошел к столу и встал рядом с капитаном.
– Распишитесь здесь, здесь и вот здесь, – произнес директор банка и ткнул своим коротким пальцем в раскрытую амбарную книгу.
Никитин быстро расписался и посмотрел на капитана Наумова.
– А сейчас пойдем, лейтенант на инструктаж. Оттого, как ты усвоишь задачу, будет зависеть твоя жизнь и жизнь твоих подчиненных.
Они вышли из кабинета и прошли в соседний кабинет.
– А, теперь, слушай. Задача – смертельно опасная и требующая хорошей реакции на складывающую обстановку. Вот, возьми папку, это – особая папка. Она не должна попасть в руки немцев. В папке – конверт, вскроешь его, когда соединишься с основным конвоем. Ты, понял?! Там – инструкция, как тебе действовать дальше…
На улице завыли сирены воздушной тревоги. Служащие банка, которые еще готовили документы к эвакуации, засуетились. По коридорам послышались торопливые шаги, грохот сапог. Многие из служащих и красноармейцы устремились к выходу из здания, чтобы укрыться от налета в подвале. Никитин по-прежнему стоял перед майором, словно все эти выворачивающие на изнанку душу звуки сирены не касались ни его, ни капитана. Где-то недалеко забили зенитки. В кабинете громко задрожали заклеенные бумажными лентами стекла.
