Александр Леонидович Аввакумов
Выстрел в спину
– Что будем делать? Я так и не получил приказа на эвакуацию, – произнес он. – Была плохо слышно, и я ничего не расслышал, да и здесь нет ничего конкретного.
Майор промолчал, ведь он хорошо слышал, что Наумову приказали ждать приказа.
– Нужно начинать эвакуацию, больше ждать нельзя, – уже в который раз стал торопить его Гудков. – Мы не можем допустить, чтобы груз попал в лапы немцам. Вы представляете, что будет с нами, если это произойдет? Нас с вами просто расстреляют без суда и следствия.
– Да, да, вы правы майор, – растеряно ответил Наумов. – Лейтенант, вы помните поставленную перед вами задачу. Командуйте отрядом, мы уходим. Давай, давай, лейтенант, быстрее…
Где-то, совсем рядом, послышались сухие очереди немецких автоматов.
***
Капитан взглянул в окно, а затем торопливым шагом направился к двери. Никитин сбежал вслед за ним по лестнице и сел в кабину головной полуторки.
– Погоди, лейтенант, – обратился к нему Наумов. – Девушку возьми с собой. Она из нашей конторы. У нее сопровождающие документы на груз. Береги ее, Никитин.
– Как вас зовут? – спросил ее лейтенант, направляясь к машине.
– Ольга Лаврова, – ответила девушка.
– Садитесь вот в эту машину, – приказал он ей и рукой указал на полуторку.
– Убедившись, что все его люди сели в машины, он запрыгнул на подножку грузовика.
– Давай, Клим, заводи, – приказал он водителю грузовика. – Поехали.
Первыми из двора выехали два танка. Хищно вращая стволами крупнокалиберных пулеметов, они двинулись в сторону выезда из города. За ними осторожно выехали грузовики и, набрав скорость, понеслись по пустынным улицам вслед за танками, замыкал колонну танк и броневик.
– Вот и все, – устало произнес капитан Наумов, провожая отъехавшую колонну машин. – Теперь можем и мы уходить…
Он сел в ожидавшую его «Эмку» рядом с майором Гудковым и облегченно вздохнул. Легковая машина выехала из ворот и тут же натолкнулась на группу немецких автоматчиков, которые двигались вдоль улицы, прижимаясь к фасадам домов. Все произошло так неожиданно, что немцы растерялись и не сразу открыли по ним огонь.
– Гони! – закричал водителю капитан Наумов, взводя лежавший на его коленях автомат. – Гони!
Первыми же выстрелами немцам удалось пробить скаты легковушки и она, потеряв управление, стала вилять из стороны в сторону, пока не уперлась капотом в стенку дома.
– Майор, вместе нам не уйти. Уходи, я прикрою! – закричал Гудков.
Но Наумов, словно не слышал его. Сжимая в руках автомат, он отрицательно покачал головой. Они залегли около машины и открыли по немцам огонь. Гитлеровцы залегли на дороге и открыли шквальный огонь по офицерам. Пули крошили штукатурку домов, высекали искры из брусчатки и с воем уходили куда-то вверх. Кто-то из немцев бросил в них гранату, но, попав в телеграфный столб, она отлетела в сторону, и взорвалась, осыпав всех осколками. Раздался еще один взрыв, машина окуталась дымом.
– Уходи! – снова крикнул Наумов Гудкову. – Уходи, майор, я прикрою!
Майор сделал несколько выстрелов и, вскочив на ноги, метнулся в сторону ближайшего дома. Он не добежал до арки в дом метра три, когда автоматная очередь немецкого солдата буквально перерезала его пополам. Он вскинул свои короткие руки и словно мешок с картошкой, повалился на асфальт. Из пробитой пулями груди, пульсирующими толчками сочилась алая кровь.
Наумов перезаряжал автомат, когда увидел своего водителя, который, петляя, словно заяц, из стороны в сторону, бежал по улице, размахивая неизвестно откуда взятой обмоткой, словно белым флагом.
– Сволочь! Стой! – закричал капитан. – Получай, гад!
Он нажал на курок. Водитель взмахнул руками и, сделав несколько неуверенных шагов по инерции, повалился на дорогу.
– Сдавайся! – закричал кто-то из немцев на русском языке. – Ты окружен!
Наумов хорошо знал, что в случае пленения его ждет неминуемая смерть, и поэтому ему ничего не оставалось, как продолжать сражаться до последнего патрона. Пулеметная очередь прошла над головой, заставив капитана буквально вжаться в асфальт. Он передернул затвор ППШ и дал очередь в сторону немецких солдат, которые, перебегая от дома к дому, обходили его со всех сторон.
– Сдавайся! Сопротивление бесполезно! – снова кто-то закричал из-за угла дома.
Сильный удар буквально вырвал из рук капитана автомат. Пуля угодила в диск автомата и заклинила его. Отбросив бесполезный для боя автомат, Наумов достал пистолет. Он сделал несколько прицельных выстрелов из «ТТ», отметив про себя, что два немецких солдата упали от его пуль на дорогу и перестали двигаться. Сбоку показалась группа эсэсовцев. Капитан приставил пистолет к виску и выстрелил.
***
– Господин гауптштурмфюрер! Посмотрите, здесь еще один убитый русский офицер, – произнес солдат и рукой указал на труп русского офицера, на рукаве зеленой гимнастерки которого была нашивка с изображением щита и меча. Чекист лежал около автомобиля, лицом уткнувшись в серый асфальт. Вокруг головы офицера чернела лужа запекшейся крови. Рядом с ним лежал пистолет «ТТ».
Гауптштурмфюрер СС Вальтер Вагнер, мужчина лет тридцати – тридцати пяти, светловолосый – отвечающий немецкому стандарту настоящего чистокровного арийца, постегивая хлыстом по лакированному голенищу сапога, неторопливым шагом направился в сторону солдата. Здесь, в поверженном немецкой армией Минске он представлял интересы обергруппенфюрера СС, начальника Главного управления имперской безопасности Эрнста Кальтенбруннера при ставке армии группы «Центр». Офицер, не спеша, подошел к трупу чекиста и носком начищенного до блеска сапога повернул голову мертвого в сторону. Глаза советского офицера были широко открыты и в них, словно в воде, отражалось голубое полуденное небо. На петлицах гимнастерки матово сверкали шпалы. Гауптштурмфюрер наклонился над трупом и брезгливо поднял, лежащее рядом с телом, оружие. Вытащив из рукоятки пистолета обойму, он посмотрел на нее. Она была пуста.
«Похоже, что этот офицер НКВД предпочел пустить себе пулю в голову, чтобы не угодить в плен, – подумал он. – Что ж, нужно отдать ему должное уважение, ведь не каждый может пустить себе пулю в голову, чтобы не попасть в плен врагу».
– Дайте мне его документы! – приказал он солдату.
Эсесовец быстро достал из кармана гимнастерки убитого партбилет, служебное удостоверение и протянул их офицеру.
«Капитан НКВД Наумов, – прочитал капитан и усмехнулся. – Вот уж не думал, что возможна подобная встреча».
Ему была знакома эта фамилия, именно этот офицер НКВД, по данным разведки, отвечал за эвакуацию ценностей Белорусского Государственного Банка.
«Жалко, что он погиб, – снова подумал Вагнер. – Этот капитан НКВД, наверняка, много знал о маршруте перемещения ценностей».
Гауптштурмфюрер повернулся и направился к стоявшему недалеко от него «Майбаху». Черный, покрытый лаком, автомобиль сверкал своей краской и явно выделялся среди другой армейской техники. Из-за угла здания республиканского Банка вышли два солдата, которые толчками гнали перед собой раненого красноармейца, на гимнастерке которого были петлицы сотрудника НКВД. Боец был ранен в левую руку, которая словно плеть висела у него вдоль худого тела. Военнопленный, кривясь от боли и придерживая раненую руку здоровой рукой, бросал затравленный и испуганный взгляд на автоматы своих конвоиров. Правая сторона лица красноармейца была сильно поранена, и кожа рваными лоскутками свисало с его челюсти. Заметив офицера, солдаты остановились и вытянулись по стойке «смирно». Постегивая стеком по сапогу, Вагнер приказал солдатом подвести к нему военнопленного.
– Кто ты и как тебя звать? – спросил Вагнер пленного на чистом русском языке. – Ты – чекист?
– Нет, господин офицер, я – не чекист, – боец неожиданно для капитана вытянулся по стойке «смирно». – Рядовой Смирнов. Я – водитель, то есть шофер.
Судя по его срывающемуся от страха голосу, боец был сильно напуган и как загнанный охотниками зверь, теперь смотрел на офицера, от которого зависела его жизнь.
– Ты знаешь, кто это? – спросил его Вагнер и стеком показал ему на труп капитана, который лежал рядом с машиной.
– Так точно, знаю. Это – начальник городского отдела НКВД капитан Наумов. Я был у него водителем, а вон там лежит труп майора Гудкова. Он был помощником военного коменданта города.
Гауптштурмфюрер улыбнулся и, ткнув ему в грудь стеком, спросил:
– Скажи, Смирнов, а где ценности, которые хранились в городском банке? Кто и куда их вывез?
– Я не знаю, господин офицер, я ведь лишь водитель, – побледнев, произнес боец.
Ответ водителя явно не понравился гауптштурмфюреру. Он ударил стеком по лицу военнопленного, отчего тот вскрикнул от боли. Глаза водителя забегали в разные стороны, словно что-то искали. Офицер усмехнулся, заметив, как задрожали руки пленного.
– Не хочешь говорить, Смирнов? Дело – твое. Расстрелять, – коротко бросил гауптштурмфюрер и направился к машине.
Он открыл дверь автомобиля, но его остановил голос военнопленного.
– Не убивайте меня, господин офицер! Я все расскажу! – закричал боец, падая перед ним на колени. – Я жить хочу! Только не убивайте!
Гауптштурмфюрер махнул рукой, и солдаты остановили попытку поднять Смирнова с колен.
– Говори, Смирнов. У меня нет времени.
– Все ценности вывезли сегодня утром, господин офицер. Это произошло около часа назад.
Немец радостно усмехнулся. По его лицу пробежала победная улыбка.
– Охрана большая?
– Не очень, господин офицер. Взвод солдат, три легких танка и броневик. Я думаю, что они не могли далеко уйти…
– Молодец, Смирнов. Теперь скажи мне, куда направились эти машины?
– Куда? Я не знаю, господин офицер, но думаю, что в сторону Смоленска. Здесь одна дорога…
Гауптштурмфюрер в очередной раз усмехнулся. Он почувствовал, что фортуна вновь повернулась к нему лицом. Машины с русским золотом покинули город совсем недавно и, следовательно, не могли далеко оторваться от передовых немецких частей, которые буквально висели на плечах, отходящих на восток советских войск. Вагнер сел в ожидавший его автомобиль и, сняв с головы фуражку, вытер платком вспотевший лоб. Поднимая в воздух разбросанные по пустынным улицам обрывки каких-то бумаг и газет, «Майбах» Вагнера осторожно тронулся с места. Все улицы Минска были забиты немецкой техникой. Вдоль домов стояли автомашины, танки, бронетранспортеры, около которых суетились солдаты, где-то еще слышались автоматные очереди. Это немецкая пехота добивала остатки гарнизона Минска. Выехав за пределы города, машина помчалась в расположение штаба армии группы «Центр».
***
У лейтенанта Никитина явно сдавали нервы, хотя он старался держаться бодро. Он постоянно выглядывал из кабины полуторки и смотрел в прозрачное голубое небо, в котором кружили немецкие самолеты. Они делали один заход за другим, расстреливая колонны отходящих на восток войск и беженцев. Один из самолетов оторвался от строя и устремился на них.
– Воздух! – громко закричал лейтенант и машины, словно повинуясь волшебной палочке, съехали с дороги и укрылись в небольшой роще.
Самолет пронесся так низко, что им всем показалось, он готов срубить верхушки сосен. Ревя мотором, он устремился вверх и, догнав свое звено, встал в строй. Почему он не атаковал их колонну, пока оставалось загадкой для Никитина.
– Клим! Почему они не атакуют нас? – спросил лейтенант у водителя.
– Не знаю, товарищ лейтенант. Наверное, принял нас за своих.
– Едва ли, – тихо произнес Никитин. – Немцы – не дураки.
Лейтенант выглянул из кабины и посмотрел на небо, но оно было чистым, ни самолетов, ни облаков. Впервые за всю свою недолгую жизнь лейтенант был недоволен погодой.
«Сейчас бы тучек больше, да дождичка дня на два», – подумал он.
Колонна медленно выползла из рощи и двинулась снова на восток.
– Не гони! – приказал он водителю. – Не видишь что ли, машины растянулись. Водитель, молча, выполнил команду офицера. Полуторка сбросила скорость и стала прижиматься к обочине дороги.
– Товарищ лейтенант! Можно обратиться? – спросил Никитина водитель.
Лейтенант посмотрел на водителя и кивком головы дал согласие.
– Скажите, товарищ лейтенант, у вас есть семья? У вас есть родные, которые ждут вас дома?
– Почему вы меня спросили об этом? Какая разница есть у меня семья или нет?
– Я просто хотел услышать от вас, есть ли у вас семья или нет. Ведь от этого будет зависеть степень нашего риска. Когда человек один, он может позволить себе рисковать, ведь его никто не ждет.
Недослушав водителя, офицер снова выбрался на ступеньку автомобиля и оглянулся назад. Позади их машины, выстроившись в неровную цепочку, двигались остальные машины. Впереди показались небольшие группы красноармейцев, которые махали им руками, в надежде, что их подберет проходящая мимо них механизированная колонна.
– Не останавливайся! – коротко бросил Никитин. – Мы не имеем права подбирать людей.
– Как-то не по себе, товарищ лейтенант. Вот смотрю я на них и думаю, никто из них, наверное, не думал до 22 июня, что вот так сложится их судьба, что будем бежать на восток, бросая своих товарищей на растерзание немцам.
– Я что-то тебя не понял, Клим? Ты хоть понимаешь, с кем ты разговариваешь? Да тебя за такие пораженческие разговоры к стенке ставить нужно! Ты понял?!
Водитель обиженно поджал губы, он явно был недоволен ответом Никитина.
– Ну и куда нам теперь? – тихо спросил он лейтенанта.
– Пока в сторону Смоленска, а там будет видно.
Из перелеска по машинам ударил пулемет. Одна из пуль, пробив лобовое стекло полуторки, ударила чуть выше головы Никитина.
– Гони! – закричал офицер и ударил длинной автоматной очередью по кустам, что стеной стояли вдоль дороги. Один из танков развернулся и ринулся на опушку перелеска. Раздалось несколько пулеметных очередей и танк, подминая кустарник, устремился к колонне. Догнав машины, он снова занял свое место в строю машин.
***
– Машины в укрытие! – громко скомандовал Никитин. – Маркелов! Ко мне!
К офицеру подбежал младший лейтенант и, приложив ладонь к пилотке, громко отрапортовал о прибытии.
– Как бойцы? – спросил его Никитин. – Раненых нет?
– Одного зацепило, – ответил Маркелов, – ранение легкое. Эти националисты почувствовали силу вот и вылезли из своих нор.
Лейтенант усмехнулся. Он хорошо понял, что младший лейтенант бросил камень в него, а вернее, в его ведомство – НКВД.
– Ничего, придет время – разберемся, Маркелов. Мы их всех к ногтю….
– Товарищ лейтенант, если не секрет, почему остановились? Разве мы не должны доставить этот ценный груз, как можно скорей в Смоленск?
Никитин пристально посмотрел на Маркелова. Взгляд его серых глаз был таким жестким и холодным, что младший лейтенант моментально осознал сделанную им ошибку. Он хорошо помнил инструктаж начальника особого отдела полка.
– Запомните, Маркелов, вы выполняете задание государственной важности – сопровождаете ценный груз. Какой груз – это не имеет никакого значения и еще, один бесплатный совет – никаких вопросов. НКВД не любит любознательных: нашел – молчи, потерял, тоже молчи. Так будет лучше не только тебе, но и твоим подчиненным и родным. Надеюсь, усвоил?
– Так точно, усвоил.
– Раз усвоил, иди, выполняй.
Сейчас, глядя на злое лицо сотрудника НКВД, Маркелов понял, что допустил оплошность.
– Вопросы есть? – спросил его Никитин. – Если нет – свободны. Что вы топчетесь на месте? Прикажите водителям не растягивать колонну, но и не жаться. Назначьте наблюдателей за воздухом.
– Разрешите идти? – снова спросил Маркелов.
– Идите, – ответил лейтенант и перевел свой взгляд на Лаврову, которая, воспользовавшись временной остановкой, сидела в кабине полуторки и расчесывала свои густые темно-русые волосы.
Заметив на себе пристальный взгляд лейтенанта, она смутилась и, выглянув из кабины полуторки, улыбнулась.
«А улыбка у нее очень красивая, – отметил про себя Никитин. – Да и так – она очень симпатичная девушка. Если бы не война…».
– Товарищ лейтенант! – обратилась к нему Лаврова. – Вы что так рассматриваете меня?
Она снова улыбнулась. В этот раз покраснел почему-то Никитин.
– Я на вас не смотрел, – сконфужено ответил он. – А в прочем, на вас и посмотреть не грех. Вам бы, Ольга, в кино сниматься, народ радовать своей красотой….
Развернувшись, он направился к своей машине и сел в кабину полуторки. Сняв с головы фуражку, он вытер носовым платком вспотевший лоб.
– Чего стоим, Клим? Давай, трогай!
Полуторка тихо тронулась с места и стала набирать скорость. Где-то вдалеке отчетливо слышались орудийные залпы, и трудно было понять, кто ведет огонь – немцы или наши. Эта канонада, словно кнут пастуха, гнала машины на восток. Скорость машин все возрастала и возрастала.
– Давай, сворачивай влево, – приказал Никитин водителю.
– Товарищ лейтенант, но нам нужно вправо. Вон видите указатель – Смоленск, – возразил ему Клим.
– Я сказал налево, значит, налево, – со злостью произнес Никитин. – Здесь я решаю, куда ехать – налево или направо.
Где-то недалеко затрещали автоматные очереди. Судя по звуку, огонь вели немцы.
Машины свернули на проселочную дорогу и медленно двинулись в обратную от Смоленска сторону. Эту дорогу лейтенант знал хорошо, она вела в сторону рабочего поселка. Именно в этом лесу он охотился со своим другом на кабанов.
«Когда это было? – с грустью подумал Никитин. – Придется ли еще побродить с ружьишком по лесу».
Время и эта проселочная дорога поделила его жизнь на две половины – до и после начала войны.
***
Гауптштурмфюрер СС Вагнер сидел на заднем сиденье автомобиля. Он опустил боковое стекло «Майбаха» и откинулся на спинку кресла. Летний теплый ветерок, залетавший в салон машины, нежно ласкал его вспотевшее лицо и осторожно, словно девушка, трепал его белокурые волосы. Он закрыл глаза, стараясь восстановить в памяти свою последнюю встречу с обергруппенфюрером СС Эрнстом Кальтенбруннером.
… На берлинских улицах было очень душно и трудно было поверить, что это всего лишь середина мая. Раскаленный солнцем асфальт, словно живой пластилин, пытался сохранить на своей поверхности отпечатки обуви прохожих и протекторы автомашин, которые заполняли улицу шумом своих моторов. Где-то далеко гремел первый весенний гром. Его раскаты были чуть слышны, так как тонули в шуме моторов и звоне трамвайных сигналов. Гауптштурмфюрер СС Вальтер Вагнер вышел из здания Министерства по делам оккупированных территорий, которое возглавлял Альфред Розенберг. Он осмотрелся по сторонам, отыскивая глазами свою служебную автомашину. Машин около министерства было достаточно много, и он не сразу заметил своего водителя, который махал ему рукой.
Три дня назад, до совещания у райхминистра Розенберга, его пригласили в ведомство обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера. Это было так неожиданно для Вагнера, что он невольно заволновался. Его должность заместителя начальника гестапо в небольшом французском городке была столь незначительная в общей структуре аппарата имперской безопасности, что не могла не вызвать у него удивление.
Вагнер вступил в немецкую национал-социалистическую партию в 1929 году. В тот памятный для него год он потерял работу в университете, где читал лекции по Восточной культуре и случайно познакомился с Рудольфом Гессом, с будущим заместителем Гитлера по партии. В результате этого знакомства его жизнь приобрела новую окраску и значимость. Сначала он командовал ротой штурмовиков, которая принимала активное участие в разгроме ячеек коммунистов, а затем по подсказке Гесса он связал свою дальнейшую судьбу с Гитлером, а не с вождем штурмовиков Ремом и оказался в большом выигрыше. Сейчас по истечению времени он ничуть не жалел о своем выборе.
«Майбах» неожиданно резко затормозил. Вагнер открыл глаза и посмотрел в боковое окно автомобиля. Вдоль дороги немецкие солдаты гнали колонну русских военнопленных, многие из которых еле двигались из-за полученных ранений. Один из пленных, молодой крепкий боец, попытался перебежать дорогу перед их машиной, но был остановлен ударом приклада конвоира.
– Хальт! – закричал громко солдат и направил на него автомат.
– Не останавливайся! – приказал Вагнер водителю. – Я очень тороплюсь, Гельмут.
– Яволь, господин гауптштурмфюрер.
Машина прорезала колонну, словно нож масло, и понеслась дальше. Вагнер снова закрыл глаза.
***
…Вальтер Вагнер стоял приемной руководителя Главного управления имперской безопасности, ожидая приглашения, и с нескрываемым любопытством рассматривал гобелены, которыми были декорированы стены приемной.
– Господин гауптштурмфюрер! Обергруппенфюрер ждет вас, – произнес дежурный офицер, вышедший из кабинета Кальтенбруннера.
Вагнер открыл дверь и, затаив дыхание, переступил порог кабинета. За большим столом сидел человек средних лет. На лице обергруппенфюрера СС блуждала непонятная Вагнеру улыбка. Он был одет в черный, безукоризненно сшитый китель, белую рубашку и черный галстук. На лацкане кителя сверкал на солнце золотой знак СС.
– Хайль Гитлер! – выбросив правую руку в нацистском приветствии, громко произнес Вальтер Вагнер.
Обергруппенфюрер СС усмехнулся и приподнял правую руку в нацистском приветствии. Он не любил эти атрибуты власти, которые иногда носили показной характер, но не ответить на приветствие он просто не мог.
– Проходите, Вагнер. Присаживайтесь, – произнес он и рукой указал ему на кресло.
Гауптштурмфюрер СС прошел к столу и сел в кожаное кресло.
– Мне доложили, что вы раньше преподавали в университете курс Восточной культуры и являетесь большим знатоком русского изобразительного искусства. Это правда?
– Так точно, господин обергруппенфюрер. Я шесть лет преподавал в университете города Кельн. Читал там лекции по Восточной культуре, в совершенстве владею русским и польским языком.
– Хорошо, гауптштурмфюрер. Все дело в том, что райхсминистр по делам восточных территорий Альфред Розенберг формирует спецподразделения по изъятию культурных и исторических ценностей с оккупированных вермахтом территорий. Я хочу, чтобы одну из таких групп возглавили лично вы. У вас имеется все необходимое для этого: знания, вы – член партии, положительно зарекомендовали себя на службе в аппарате гестапо. И еще, я просто хочу быть в курсе того, какие трофеи мы захватим у нашего вероятного противника.
Кальтенбруннер замолчал и посмотрел на сидевшего перед ним офицера. Вальтер Вагнер моментально понял, что в этом кабинете уже давно все решено и поэтому, вскочив с кресла, громко произнес:
– Спасибо за доверие, господин обергруппенфюрер. Я оправдаю ваше доверие.
– Не кричите, гауптштурмфюрер, я хорошо слышу. Вам действительно оказано большое доверие. Можете использовать любые средства для достижения поставленных перед вами целей. Я об этом дам соответствующие распоряжения. Другого ответа я от вас не ожидал. А сейчас – вы свободны. Сдайте все свои дела и ждите распоряжения.
Вальтер Вагнер выкинул руку вперед, щелкнул каблуками и вышел из кабинета. Уже в приемной он достал из кармана носовой платок и вытер им вспотевший лоб и шею.
– Гауптщтурмфюрер! – обратился к нему дежурный офицер. – Пройдите в кабинет номер три и получите там все необходимые вам инструкции.
Вагнер вскинул правую руку и, щелкнув каблуками, вышел из приемной.
***
Лейтенант НКВД Никитин сидел в первой машине, которая следовала в метрах пятидесяти позади танков. Где-то далеко позади их остался дымящийся от пожаров Минск. Заходящее солнце било прямо в глаза лейтенанта и ему то и дело приходилось щуриться, чтобы рассмотреть лежавшую перед машиной дорогу. Мимо их машин, поднимая серую дорожную пыль, промчалась черная штабная «Эмка» в сопровождении броневика и двух мотоциклистов. Впереди, по дороге показались разрушенные бомбежкой дома, многие из которых еще горели открытым огнем. Никитину не раз приходилось бывать в этом рабочем поселке. Где-то там, за поворотом этой улицы жил его сослуживец – Васильев Игорь, погибший два дня назад от взрыва немецкой бомбы.
Поселок был небольшим, он вырос за два года до начала войны. Рядом с проходящей через поселок дорогой дымились корпуса, уничтоженного немецкой авиацией мебельного комбината. Дорога, разбитая немецкими самолетами, не позволяла набрать нужную колонне скорость, и полуторкам часто приходилось тормозить, чтобы объезжать глубокие воронки.
– Товарищ командир, посмотрите, кто это там, – обратился к нему водитель. – Вон видите, там на дороге?
В мареве горящего на дороге автомобиля виднелись какие-то расплывчатые человеческие фигурки, которые перебегали дорогу и скрывались в придорожных кустах.
«Кто это? – с тревогой подумал Никитин, передергивая затвор автомата. – Неужели немцы? Как они могли оказаться здесь?»
Чем ближе они приближались, тем отчетливее становились силуэты. Это были немцы, которые стояли рядом со своими мотоциклами. По всей вероятности, это была вражеская разведка.
– Тормози, Клим! Уходи влево!– закричал лейтенант водителю, когда тот затормозил. Никитин буквально вывалился из машины и, укрывшись в воронке от бомбы, открыл огонь из автомата. Вслед за ним по немцам начали стрелять и другие красноармейцы охраны. Пули противно визжали, поднимали фонтаны пыли перед лицом Никитина и с визгом уходили куда-то в небо. Идущий первым танк вспыхнул ярким пламенем. Черный густой дым буквально пополз по дороге, закрывая видимость и русским, и немцам.
– Прикрой меня огнем! – крикнул Никитин Маркелову и пополз к канаве. Высокие придорожные кусты надежно скрывали его передвижение. Немцы рассыпались цепью вдоль дороги и вели огонь из автоматов и пулеметов. Оставшиеся два танка развернулись и устремились по дороге в сторону немцев. Гулко ударил крупнокалиберный пулемет, поднимая фонтаны пыли. Загорелся один мотоцикл, затем второй. Немцы, не выдержав пулеметного огня, стали отходить назад, укрываясь в развалинах разрушенных домов.
Никитин поймал в прицел перебегающего дорогу немца и нажал на курок, но услышал лишь сухой щелчок. Похоже, у него закончились в автомате патроны. Немец, перебегавший дорогу, вдруг неожиданно выронил из рук автомат и повалился в дорожную пыль.
«Кто это его подстрелил?» – подумал он, перезаряжая автомат.
Рядом с ним, в метрах пяти от него хлестко грохнул винтовочный выстрел. Он невольно оглянулся назад и увидел Ольгу, которая перезаряжала винтовку.
– Уходи! Назад, к машине! – закричал он ей. – Я приказываю, уходи!
Но, девушка, словно не слышала его. Она снова прижала приклад винтовки к плечу и, поймав в прицел фашиста, выстрелила. Голова немца дернулась, и он уткнулся лицом в землю. Бой стал принимать затяжной характер. Из переулка поселка выскочило еще несколько мотоциклистов, которые попытались разрезать колонну на две части. Раздалось несколько взрывов гранат. Танки и броневик снова двинулись вперед, стараясь уничтожить засевших в кустах и развалинах немецких мотоциклистов. Одна из бронированных машин остановилась посреди дороги. Из моторного отсека танка повалил черный едкий дым. Из башни танка показалась голова танкиста в черном шлемофоне. Он попытался выбраться из горящей машины, но пуля немецкого пулеметчика, буквально перерубила его пополам.
– Прикрой меня! – прокричал Никитин Ольге и, работая локтями, быстро добрался до крайнего дома, из окна которого бил немецкий пулемет. Достав из кармана гранату, он швырнул ее в открытое окно. Раздался взрыв. Из оконного проема вырвался столб огня и дыма. Неожиданно стрельба стихла, лишь чадили догорающие мотоциклы и подбитые танки. Около танка сновали два человека в черных комбинезонах.
– Что у вас? – спросил Никитин танкистов.
– Вовремя загасили, товарищ лейтенант, – ответил один из них. – Можем двигаться дальше.
Всем было понятно, что немцы где-то в глубине поселка перегруппировывают свои силы и готовятся к очередной атаке. Ждать было нельзя.
– Вперед! – приказал Никитин и бронированный кулак русской колонны, ринулся вперед, вслед за которым двинулись полуторки. Опять началась стрельба. Пули рвали брезентовые тенты, прошивали деревянные борта полуторок, но остановить колонну уже не могли. Странно, но немцы не стали преследовать грузовики, видимо огонь крупнокалиберного пулемета танка и броневика остудил их наступательный пыл. Проехав около двадцати километров, машины остановились в небольшом лесочке.
***
Где-то далеко громыхала канонада, чем-то похожая на раскаты грома. Но в этом светлом от белых стволов берез лесочке было не по-военному тихо. Небольшой южный ветерок нежно ласкал зеленую листву. В высокой траве, в которой, яркими белыми звездочками цвели ромашки, стрекотали цикады, запах разноцветья кружил голову.
– Маркелов! – окликнул Никитин командира взвода охраны. – Доложите о потерях.
Лейтенант сел на подножку грузовика и, достав папиросу, закурил. Это был его первый открытый бой с фашистами, и его немного трясло от нервного перенапряжения.
– Товарищ лейтенант, у нас двое убитых и один боец ранен.
Уловив в его голосе несколько фальшивых нот, Никитин посмотрел ему в лицо. В какую-то секунду их глаза встретились. Не выдержав его взгляда, Маркелов отвернулся.
– Что еще, Маркелов? Ты что-то не договариваешь? Говори!
Младший лейтенант замялся, он просто не знал, как преподнести этот факт командиру.
– И еще, товарищ лейтенант, пропал без вести рядовой Лихачев. Виноват – не доглядел.
– Как это так, пропал? – с возмущением переспросил его Никитин. – Ты хоть понимаешь, что это значит?!
– Я не знаю, как все это произошло, товарищ лейтенант, – вытянувшись в струнку, произнес Маркелов. – Вроде бы стрелял недалеко от меня, но в машине его потом не оказалось. Может, погиб, а может…
Младший лейтенант не договорил, давая понять Никитину, что Лихачев мог и остаться, чтобы перейти на сторону немцев. Маркелов замолчал и виновато посмотрел на чекиста.
– Плохое начало, – тихо произнес лейтенант, заметив, что к их разговору стали прислушиваться водители автомобилей и красноармейцы. – Откуда он родом?
– Из Полесья, товарищ командир. Его только весной призвали в армию. Я плохо его знаю, он из другой роты.
Никитин, как офицер госбезопасности хорошо знал, что в самом начале войны многие командиры Красной Армии всячески скрывали факты добровольного перехода бойцов на сторону врага, внося их фамилии в списки погибших. Так было намного проще, ведь по каждому факту перехода на сторону немцев должна была проводиться служебная проверка, результаты которой могли сказаться не только на карьере командира, но и на его дальнейшей судьбе.
Маркелов виновато посмотрел на Никитина. В исчезновении бойца взвода охраны он видел и свою вину.
– Плохо, Маркелов. Операция наша – секретная, а у тебя – перебежчик.
– Виноват, товарищ лейтенант. Готов нести наказание по законам военного времени.
