Алан Смити
Покемоны и иконы
35. Ирка
«…Учитывая вышеизложенное, доводы подсудимого о том, что информация, изложенная в девяти видеороликах, носит характер полемики, критики либо шутки, являются надуманными, отражают позицию защиты, поскольку информация, изложенная в девяти видеороликах, не содержит суждений, умозаключений, в которых содержатся факты межнациональных, межконфессиональных, иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях, текстах.
Анализ и выводы экспертов, их пояснения в судебном заседании, показания свидетелей свидетельствуют о том, что Соколов Р. Г. поддерживал экстремистские взгляды, умышленно совершил публичные действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, на унижение достоинства человека, группы лиц по признакам национальности, отношения к религии, к социальной группе, совершил публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу, с целью оскорбления религиозных чувств верующих.
Соколов Р. Г. публично разместил информацию в сети Интернет, содержание которой явно носило оскорбительный характер для верующих, поскольку она была понятна для широкого круга читателей, для верующих людей, которые обладают религиозными чувствами, пренебрег общепризнанными нормами и правилами поведения в обществе, которые сложились на современном этапе развития общества, с учетом его исторического и культурного развития, которое складывалось веками, нарочито грубо противопоставил себя обществу, тем самым выразил явное неуважение к обществу, оскорбил религиозные чувства верующих людей, поскольку нарушил исторически установившиеся правила поведения, внутренние правила и установления религиозных организаций, проповедующих христианство и ислам, деятельность которых не противоречит законодательству Российской Федерации, в которых состоит огромное количество прихожан, верующих людей…»
«Фамилия? Имя? Отчество?» – дежурно произнесла судья.
«Пекарь Ирина Евгеньевна», – ответила Ирка, стараясь не смотреть в мою сторону.
Я безумно желал и боялся её появления. С нашей последней встречи прошла целая вечность. Я тысячи раз вспоминал наши с ней последние встречи в адвокатской квартире. Это были самые лучшие дни в моей жизни, когда, с одной стороны, над тобою нависала глыба проблем, вот-вот готовая сорваться и расплющить тебя, а с другой – лежала бездонная пропасть, куда ты готов был упасть в свободном падении. Лететь, держа за руки ангела. Она была моим ангелом.
Знал я о ней совсем немного. Мы не любили распускать сопли по прошлому, а будущее нам казалось таким далеким и призрачным, что мы просто жили одним днём. И наслаждались каждой минутой, что были вместе. Без обязательств. Без предположений. Без планов. Без обид. Без царя в голове. Мы так были поглощены друг другом, что стыд, стеснение, недосказанность, как мне казалось, никогда не были нашими спутниками. Мы знали друг о друге ровно столько, сколько нам необходимо было для долгих поцелуев, нежных объятий и бешеных эмоций.
«Кем вам приходится подсудимый?» – спросила судья.
«Другом, – ответила Ирка. – Мы были друзьями».
«Мы были друзьями» – как это было больно! Мои перепонки словно отвёрткой ковырнули! Меня бросило в холодный пот. Неожиданно даже шейные мышцы потянуло, да так сильно, будто я попал в смертельные объятия анаконды.
«Расскажите, при каких обстоятельствах вы стали участником съёмок видеоролика о ловле покемонов в Храме на Крови?» – вела допрос прокурорша.
«Во второй половине августа прошлого года, точную дату я уже вспомнить не могу, Руслан попросил меня снять его на видеокамеру. О чем будет видеоролик, он не рассказывал, просто попросил снять его со стороны. Мы пришли к храму, я стала его снимать прямо на улице, у дороги. Руслан в это время проговаривал текст, но я его практически не слышала из-за шума проезжающих машин…»
После моего повторного ареста я ничего об Ирке не слышал. Просил адвоката и даже следователя связаться с ней, пусть даже просто чтоб привет передать. Когда следствие закончилось и я стал знакомиться с материалами дела, следователь устроил для меня с ней встречу.
Уголовное дело представляло собой семь увесистых томов, в которых заключения всяких экспертиз занимали больше всего места. Поэтому я знакомился не спеша. Однажды, когда я что-то выписывал для себя в тетрадку, в кабинет зашла Ирка. Следователь спрятал уголовное дело в сейф и сказал, что у нас есть несколько минут поговорить.
«Потом мы дошли до храма и зашли внутрь. Там было тихо и почти не было людей. Руслан ходил по храму с телефоном и в мобильную игру ловил покемонов, которые появлялись на экране. Мы вели себя в храме очень тихо, даже совсем не разговаривали. Как он потом монтировал видео, я не знаю. В этом я никогда участия не принимала и особенно не интересовалась его каналом и тем, что он снимал. Я слышала, что он критиковал церковь, но об этом мы с ним старались не говорить, поскольку мне это было не интересно и не близко…»
Мы сидели друг напротив друга и просто молчали минут пять. Многое произошло, и многое мне стало понятно за всё то время, что прошло с нашей последней встречи в мой злополучный день рождения. Но вопросы оставалась, и я хотел получить на них ответы.
«Русланчик, прости меня», – начала она и заплакала как ребенок.
«Кто я такой, чтобы прощать и отпускать грехи?» – каждое слово мне давалось очень тяжело.
«Они меня прижали, – всхлипывая, несвязно говорила она. – Я не думала, что они будут следить за мной».
«Да я так и понял, что они просто проследили», – ответил я.
Никого, кроме себя, я не винил за тот случай. Ведь я должен был понимать, что хату Алексея будут пасти, чтобы поймать меня на нарушении домашнего ареста. И Алексей мне об этом неоднократно говорил и предупреждал. Я сам втянул Ирку в это дело и должен был ещё перед ней извиниться.
«Я не про домашний арест, – вытирая сопли и слезы, сказала она. – Таблетка была моя. Прости, я не сказала тебе, хотела предложить попробовать. Я её тогда на кухне положила и забыла. А когда наутро с обыском пришли, ты же помнишь, что я голая в комнате простояла, как и ты. Нас никуда не пускали, пока не обыскали каждый угол».
«Но ты ведь мне говорила, что не баловалась никогда?» – не верил я своим ушам.
«Так и было. Оксанка-сучка сунула попробовать. Не знаю, как они её нашли, я же пакетик в коробку с чаем засунула».
Ирка почти успокоилась.
«Но ведь экспертиза показала, что той таблетки недостаточно было для привлечения по уголовке за наркоту?» – спросил я, всё больше запутываясь в догадках.
«Всего там было достаточно. Не знаю, как так получилось, но они меня выследили. Это было перед твоим днём рождения. Я взяла у Оксанки пару таблеток, хотела, чтоб мы с тобой вместе побалдели, праздник хотела тебе устроить настоящий. Они меня прямо на улице задержали. Там был тот, из ФСБ, что обыск проводил», – она снова заревела.
У неё даже легкая истерика случилась. Ирка то начинала говорить, то снова пускала слезы, обнимая свои колени.
«Что мне оставалось делать? Это же вся жизнь под откос! Я ведь только на юрфак поступила… Я ведь адвокатом хотела стать… Он мне как нарисовал картину… Я была готова на всё… Русланчик, у меня выбора не было… Я не знала, что мне делать».
Я молчал. Не знал, что тут можно было сказать.
«Почему ты тогда мне не сказала, когда в последний раз пришла?» – спросил я её.
«Боялась. Очень сильно… Меня запугали и сказали, чтоб ты ни о чем не узнал. Им надо было тебя снова в СИЗО запихать», – она продолжала реветь.
Наконец, я к ней подошёл, присел на корточки, обнял за голову. Она продолжала сидеть, скрючившись, закрыв лицо ладонями. Волосы её пахли чем-то приятным и свежим. После камеры обоняние сильно притупилось и различались только плохие и хорошие запахи. Только чёрное и белое. Только злое и доброе.
«Слушай, – спросил я её, когда она немного успокоилась и перестала всхлипывать, но так же продолжала сидеть, пряча от меня лицо, – я в материалах дела справку видел: они меня ещё давно пасли, до покемонов?»
«Помнишь, я тебе говорила про киберпатруль?» – подняла она голову. Глаза её были мокрые и красные.
«Ну да», – стал припоминать я тот разговор.
«Мы только познакомились с тобой. Я твой ролик смотрела на телефоне, а он увидел. Попросил ссылку кинуть, – она то смотрела мне в глаза, то отводила взгляд. – Мы с ним в школе дружили. Ну так, несерьёзно всё было. А потом, когда тебя встретила, с ним всё сошло на нет».
«То есть это твой бывший меня фээсбэшнику сдал? – осенило меня. – Тебе в отместку?»
Ирка ничего мне не ответила, а только снова заревела, обняла меня за шею, крепко прижавшись.
«Вы видели смонтированный ролик? – спросил Ирку адвокат. – Этот ролик вызвал у вас какие-то чувства? Был ли он для вас оскорбительным? Может быть, у вас появилось после просмотра желание с кем-нибудь расправиться?»
«Да, ролик, конечно, видела. Какие чувства?» – она вдруг замолчала.
Ее глаза вмиг наполнились слезами, готовыми хлынуть водопадом. Она впервые за всё время допроса посмотрела на меня.
Разве мог я её в чем-то винить? Ей только-только исполнилось восемнадцать. Она была красива, как золотая осень. Какие глупейшие ошибки приходятся на эту славную пору! Кто из нас думает о последствиях, об ответственности, об угрызениях совести в это время? Мы легко влюбляемся, легко любим, легко расстаемся, легко забываем, легко прощаем. Даже ненавидеть у нас в эти годы получается как-то по-особенному легко, без злобы. Как же я её любил! Я любил её тогда, в кафе у огромного окна. Я любил её и там, в моей уютной съёмной берлоге, и в адвокатской квартире. Я загибался без её любви в тёмной и вонючей камере. И как же сильно, наверное, ещё сильней и безрассудней я любил её в тот момент, когда она ответила на последний вопрос и закрыла лицо ладонями:
«Мне стало страшно».
Допрос свидетелей был окончен.
36. Прокурорша
«…В ходе предварительного расследования действия Соколова Р. Г. в Храме на Крови были квалифицированы по части второй статьи 148 УК как совершение публичных действий, выражающих явное неуважение к обществу в местах, специально предназначенных для проведения богослужений. В ходе судебного заседания государственный обвинитель исключила квалифицирующий признак данного состава преступления «в местах, специально предназначенных для проведения богослужений» как излишне вмененный. Переквалификация на часть первую вышеназванной статьи является правильной.
Признавая подсудимого виновным по указанным преступлениям, необходимо отметить, что согласно Конституции каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания или не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Гарантируя свободу мысли и слова, Конституция запрещает пропаганду или агитацию, возбуждающую социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, пропаганду социального, расового, национального, религиозного превосходства и устанавливает, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом соразмерно конституционно значимым целям. Международно-правовые стандарты в области прав человека, провозглашая право каждого человека на свободное выражение своего мнения, вместе с тем также предусматривают, что всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию; всякая дискриминация на основе религии или убеждений должны быть запрещены законом.
В судебном заседании неоднократно звучали реплики о том, что Соколов Р. Г., являясь борцом за гражданские права, стал жертвой несправедливого преследования, незаконно привлечен к уголовной ответственности, что судят его за компьютерную игру, за ловлю покемонов в храме, за то, что использовал сотовый телефон в храме. Данные реплики, по сути, являются неверными. В данном случае виновный нарушил охраняемые законом общественные отношения. Таким образом, высказывание о том, что его судят за компьютерную игру – «за ловлю покемонов в Храме», умалчивая при этом об иной, значимой и полной информации по делу, является неправильным, искажающим истинное положение дел, вводит граждан и общество в заблуждение. Согласно Конституции РФ каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения, но не в ущерб другим гражданам, иное влечет уголовную ответственность.
В ходе судебного заседания были допрошены 20 свидетелей обвинения и 19 свидетелей защиты, которые выразили своё личное отношение к видеороликам, вместе с тем составы преступлений по вменяемым ему статьям являются формальными, в связи с чем показания указанных свидетелей не влияют на квалификацию действий подсудимого, её оценку, на выводы о виновности подсудимого…»
Уже везде бежали апрельские ручьи. Солнце уже растопило чёрный снег, превратив его в земляную жижу. Птицы щебетали с раннего утра, с первыми лучами, не давая насладиться последними минутами перед ненавистным подъёмом. Одно было хорошо, что в общей камере я стал проводить всё меньше и меньше времени. Иначе бы ночные прогоны, от которых меня никто бы не освободил, убили бы меня, и весь суд я бы просто проспал.
Мы приехали к зданию суда задолго до начала. Автозак заехал во двор суда, и меня из него выпустили, приковав наручниками к бамперу. Через приоткрытые ворота было видно, как адвокат в одиночестве прогуливался вдоль забора, что-то нашептывая себе под нос. У входа собрались пресса и зеваки. Информационную повестку поддерживал парень в жёлтом костюме покемона Пикачу, в здание суда в таком виде его впустить отказались с формулировкой «здесь вам не цирк», поэтому ему пришлось остаться у входа развлекать прохожих. Время подходило, и народ стал торопливо протискиваться в здание суда. В этот момент к парковке, выделенной для инвалидов (других свободных мест не было), припарковался чёрный «Лэнд Крузер» с тонированными стёклами. На госномере внедорожника красовалось число, которое за последние полгода я проговаривал тысячи раз: «282». Водительская дверь открылась, и из салона по-деловому важно, но в то же время спеша выскочила прокурорша. Толпа перед ней расступилась и слепилась за ней вновь. К слову сказать, интересная история её внедорожника. У Копыловой был друг, а если говорить её же юридическим языком – «сожитель». Он возглавлял в городском уголовном розыске отдел по разработке этнических группировок, короче, занимался борьбой с организованной преступностью. Говорили, был на хорошем счету у начальства. Так вот, друга этого осудили за вымогательство взятки у одного китайца. Фээсбэшники взяли его с поличным – полмиллиона долларов. Самое смешное, что прокурорский «крузак» фигурировал в деле как место передачи взятки. Опера на девять лет отправили в колонию строгого режима, а машину вернули хозяйке, которая каким-то образом ловко открестилась от своего бывшего возлюбленного.
Зал судебных заседаний был забит до отказа. Когда в зал кое-как смогла протиснуться судья, она первым делом предложила части присутствующих перейти в соседний зал, где была организована видеотрансляция заседания. Проводя заседания по нашумевшему делу умышленно в столь крохотном для этого помещении, они всё же смогли ограничить поток присутствующих. Желающих посмотреть на судилище над безбожником было много. Журналисты уходили нехотя, а те, что успели зайти в зал заседаний и занять хоть какое-то пространство, переходить в другой зал отказались. Один, с камерой, занял место за спиной у прокурорши и вцепился в свой штатив. Даже после попыток пристава оттеснить его он так и остался там стоять, переминаясь весь процесс с ноги на ногу и обливаясь потом. Через десять минут все кое-как утряслись и судья Криворучко объявила, что можно перейти к прениям сторон.
«У вас будут какие-либо ходатайства перед началом прений?» – спросила она прокуроршу и адвоката.
«Ваша честь, защита ходатайствует о повторной лингвистической экспертизе видеороликов в Центре судебных экспертиз при Минюсте. Мы сомневаемся в методах и выводах психолого-лингвистической экспертизы, назначенной следствием, считаем их ненаучными, необъективными и склоняющими суд к определенному результату», – заявил мой адвокат.
«Это всё?» – без особого интереса спросила судья.
«Кроме того, мы ходатайствуем об обращении в Конституционный суд Российский Федерации, чтобы тот дал оценку статье сто сорок восьмой Уголовного кодекса», – сказал адвокат и передал судье отпечатанные листы.
Судья непродолжительное время довольно поверхностно знакомилась с содержанием переданных ей ходатайств, а Алексей всё это время стоял и ждал, когда сможет усилить эффект от написанного, пояснив что-то устно. Оторвавшись от бумаг и подняв на адвоката глаза, Криворучко спросила:
«А что в статье сто сорок восьмой вам не ясно?»
«В этой статье не раскрыто понятие «оскорбление». Для некоторых верующих само отрицание Бога является оскорбительным, а в обвинении, а также в экспертизах присутствует определение «отрицание Бога». Кроме того, в указанной статье не раскрыто значение слов «религиозные чувства». Считаем, что при таких обстоятельствах требуется разъяснение Конституционного суда», – пояснял адвокат.
Судья больше ничего спрашивать не стала, ещё покрутила ходатайства в руке, как бы размышляя, на какие кусочки их порвать или просто выкинуть в корзину, а затем все ходатайства разом отклонила без объяснения причин. Начались прения сторон.
Прокурорша свою речь зачитала по бумаге. Целых двадцать минут она потратила на доказывание моей вины в незаконном приобретении «специального устройства для скрытой видеосъёмки». Я слушал её рассказ о том, что присутствующие при обыске понятые слышали, как я якобы рассказал оперативникам, что сам приобрел шариковую ручку с камерой, как мои показания о том, что ручку принёс Сергей Лазарев, противоречат моему же видеоролику, в котором я говорю, что приобрел её на «Алиэкспресс». И всё такое, мол, я лживый преступник, пытающийся запутать следствие. Слушал я её и начинал впадать в уныние. За весь судебный процесс прокурорша и так ни разу не попыталась проявить какое-то сострадание ко мне, ведь я уже как полгода сидел в СИЗО, а тут ещё эта ручка. «Блядь! Неужели эта сраная ручка так важна, что ты не остановишься рассказывать о ней?» – думал я, глядя на прокуроршу. И тут меня осенило: ручка и то, как я не хотел признавать её покупку, была для них важным, хоть и косвенным, доказательством моей «экстремистской» деятельности! Как они ещё при обыске не додумались подкинуть мне гранату? Хотя вместо них «гранату» подкинула Ирка.
«Что касается совершения преступлений по части первой статьи 148 и части первой статьи 282 УК РФ, вина подсудимого доказана материалами дела, девятью видеороликами, просмотренными на судебном заседании, заключением экспертиз и показаниями свидетелей. Факт создания видеороликов подтверждается самим подсудимым и им не оспаривается. Также подсудимым не оспаривается совершение им публичных действий, выразившихся в опубликовании видеороликов в информационно-коммуникационной сети Интернет, что важно для квалификации его действий как публичных. Указанные преступления считаются оконченными с момента совершения хотя бы одного действия, направленного на возбуждение ненависти либо вражды, а равно на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам их принадлежности к определенным полу, расе, национальности, языку или в зависимости от происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе, независимо от того, удалось побудить других граждан к ненависти, вражде или нет», – прокурорша продолжала декларировать, а я слушал и не верил своим ушам.
«Соколов в судебном заседании настаивал, что умысла на совершение действий, направленных на оскорбление чувств верующих, а также цели на возбуждение ненависти либо вражды или на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам национальности, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе он не имел, а критические высказывания в своих видеороликах объяснял желанием донести до неопределенного круга лиц, просматривающих его видеозаписи, свои взгляды на злободневные темы. Полагаю, что такая позиция занята подсудимым с целью избежать уголовной ответственности за совершенные преступления. Такая позиция опровергается совокупностью доказательств, исследованных в судебном заседании. Так, из позиции стороны защиты следует, что подсудимый действовал в соответствии с правами, предоставленными ему как гражданину, статьями 28 и 29 Конституции Российской Федерации. Вместе с тем реализация конституционных правовых гарантий имеет ряд ограничений, не допускающих пропаганду или агитацию, возбуждающих социальную, национальную и религиозную ненависть и вражду, что прямо запрещено частью второй статьи 29 Конституции. Запрет нарушать права и свободы других лиц при осуществлении прав и свобод человека и гражданина также декларирован частями второй и третьей статьи 17 Конституции. В соответствии с частью третьей статьи 55 Конституции права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом в той мере, в какой это необходимо, в числе прочего для защиты основ конституционного строя, нравственности, прав и законных интересов других лиц. Преступления, предусмотренные статьей 148 Уголовного кодекса, относятся к преступлениям против конституционных прав и свобод человека и гражданина. Преступления, предусмотренные статьей 282 Уголовного кодекса, относятся к преступлениям против основ конституционного строя и безопасности государства. Таким образом, уголовным законом устанавливаются ограничения при реализации прав одним лицом, если он своими действиями нарушает права других лиц, предоставленные всем гражданам и гарантирующие признание и уважение достоинства личности независимо от каких-либо признаков. Аналогичную позицию выражает и Верховный суд Российской Федерации, который мы глубоко уважаем и руководствуемся его разъяснениями», – она внимательно посмотрела на судью, а затем повернулась в сторону адвоката, как бы говоря: «В отличие от защиты».
«Подсудимый – лицо, которое придерживается националистических взглядов, осознавал преступность своих действий, – продолжала скользить она по написанному. – Он создал свои ролики с целью возбуждения ненависти или вражды, а также с целью оскорбить и унизить чувства верующих. Преступления по статье 282-й совершаются только с преступным умыслом и выражаются в том, что лицо совершает действия явного неуважения к обществу. Так, в видеоролике «Тебя поимели» Соколов назвал Конституцию «парашей», а президента – «пожизненным диктатором». Прокуратура считает, что если человека не устраивает государство, в котором он проживает, то он может сменить место жительства или что-то законодательно изменить, а не выражаться в нецензурной форме относительно того, что его не устраивает. Каких-либо конкретных предложений по улучшению ситуации подсудимый не вносил».
Я в изумлении посмотрел на адвоката.
«В обвинении не было ролика «Тебя поимели», откуда он взялся?» – взглядом спрашивал я Алексея. «Если так пойдёт, – размышлял я, – то следующим эпизодом в моём деле станет съедение заживо малолетнего ребенка». Адвокат сам был крайне удивлен, он кивнул мне и продолжил записывать бред государственного обвинителя.
«В случае освобождения и оправдания блогер продолжит унижать верующих и чернушно высмеивать российские реалии. Его ролики пропитаны явно антиконституционным настроением, что выражается в высмеивании Президента России, – особо подчеркнула Копылова, подняв взгляд на судью. И, как бы отвечая на будущий вопрос защиты, почему в её обвинительной речи случайным образом упоминаются видеоролики, по которым обвинение не предъявлялось, добавила: – По некоторым роликам подсудимого продолжаются проверки, и не исключено, что будет открыто ещё одно уголовное дело».
«С учетом вышеизложенного я прошу уважаемый суд, – наконец прокурорша перешла к главному, – признать Соколова виновным в совершении девяти преступлений, предусмотренных частью первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, и за каждое из этих преступлений назначить наказание в виде одного года лишения свободы; его же признать виновным в совершении семи преступлений, предусмотренных частью первой статьи 148 Уголовного кодекса Российской Федерации, и за каждое из этих преступлений назначить наказание в виде обязательных работ на срок 200 часов; его же признать виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 138 прим. один Уголовного кодекса Российской Федерации, и назначить наказание в виде ограничения свободы на срок три года с возложением на него обязанностей, предусмотренных статьей 53 Уголовного кодекса Российской Федерации. В соответствии с частью второй статьи 69 Уголовного кодекса Российской Федерации по совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний, с учетом положений статьи 71 Уголовного кодекса Российской Федерации окончательно прошу определить подсудимому наказание в виде 3 лет 6 месяцев лишения свободы. С учетом обстоятельств совершения преступлений экстремистского характера, с учетом использования сети Интернет при совершении данных преступлений, длительности противоправной деятельности, количества преступных эпизодов, личности подсудимого, который и впредь намерен заниматься только этим видом деятельности, прошу назначить ему отбывание наказания в исправительной колонии общего режима, поскольку исправление подсудимого возможно только при наличии серьёзной и постоянной работы, что не может быть обеспечено в колонии-поселении».
