Зинаида Венгерова
Джон Китс и его поэзия
Китс, издавая «Эндимиона», чувствовал недостатки своей поэмы и предвидел неблагоприятное отношение в ней со стороны критики, но не хотел сделать в предисловии обычной просьбы о снисходительности. «Во мне нет ни тени чувства смирения пред публикой, – пишет он Райнольдсу 19-го апр. 1818 г., – ни пред чем бы то ни было в мире, кроме вечного духа, идеи красоты и памяти великих людей. Предисловие к публике, на которую я не могу смотреть иначе как на врага, и к которой не могу обратиться без враждебного чувства… Я согласен подчиниться и смириться пред друзьями, но у меня нет ни малейшего желания унижаться пред толпой; я никогда не писал ни одной строчки с мыслью о публике. Я ненавижу отвратительную популярность и не могу преклоняться пред толпой». По настоянию друзей, однако, Китс согласился предпослать «Эндимиону» краткое предисловие, где высказывает открыто свое мнение о несовершенстве поэмы и свое равнодушие к посторонней критике; многие из его неосторожных слов были подхвачены рецензентами и послужили против него орудием. Так, Китс сознается, что «как первые две части поэмы, так и две последние, недостаточно закончены, чтобы оправдать свое появление в печати», и говорит далее, что «нет большей муки, чем сознание неудачи великого замысла»; конечно, он подразумевает терзания собственного недовольства собой, а не нападки журналистов, и спешит прибавить, что он ничуть не думает предупредить отзывы критиков, а хочет примирить с своим творением тех, «которые достаточно компетентны, чтобы следить ревнивым оком за славой английской литературы». Это, не лишенное сознания своего достоинства, предисловие послужило исходным пунктом для нападок в торийских журналах. Преследуя при каждом удобном случае поэзию и теоретические взгляды Гента, редактор «Quarterly Review», Джиффорд, обрадовался возможности язвить его в лице предполагаемого адепта издателя «Examinera». Джиффорд начинает с признания, что из четырех частей поэмы прочел только одну, но так как он не имеет о ней более ясного представления, чем об остальных, нечитанных им, то заключает, что читать их бесполезно, тем более, что автор сам говорит, что все части одинаково никуда не годятся. «Самый сюжет, – продолжает Джиффорд, – нам показался мало понятным; он, по-видимому, взят из мифологии и, вероятно, относится к истории любви Эндимиона и Дианы». Главное содержание статьи направлено против школы Гента. «Мы не говорим, что м-р Китс (если это его настоящее имя, потому что трудно предположить, что человек в своем уме подпишет своим именем подобную поэму) не обладает известною силою языка, воображения и проблеском таланта, – он их несомненно имеет; но он, к несчастью, воспитанник новой школы, названной кем-то Cockney-school, которая занимается воспроизведением нелепых идей возмутительно странным языком». «Этот автор – подражатель Гента», говорит далее критик, «но он еще более непонятен, столь же неотесан, вдвое туманнее, в десять раз скучнее и нелепее, чем его прототип; последний, хотя имел смелость посягать на звание критика и судить о своей поэзии по своему же собственному критерию, высказывал при этом все-таки некоторые самостоятельные суждения. Г. Китс не предпосылает никаких принципов, которые он взялся проводить в литературе; его бессмыслица поэтому совершенно добровольная; он пишет ее для собственного удовольствия и по просьбе мистера Гента». «Если кто-нибудь будет иметь смелость купить эту поэму и будет столь счастлив, что составит себе о ней суждение, мы его просим познакомить вас с результатами; мы тогда вернемся к задаче, которую оставляем теперь за невозможностью разрешения, и постараемся удовлетворить мистера Китса и нашить читателей» [14].
К «Quarterly Review» присоединился «Blackwood Magazine», где статья против Китса была продолжением ряда статей под названием «Cockney-school of poetry». Она тоже направлена, главным образом, против Гента, а разбор «Эндимиона» ограничивается насмешками по адресу Китса, причем автор презрительно называет его Джонни Китсом и отсылает обратно в аптеку «толочь лекарства».
Влияние этих враждебных статей на Китса было, вероятно, преувеличено его друзьями, которые после смерти поэта (через три года после появления «Эндимиона») доказывали, что болезнь его началась вследствие удручающего впечатления, произведенного на него отзывами «Quarterly» и «Blackwood». Гент и Газлитт беспощадно обрушились на несправедливость этих журналов к поэту, но самым резким осуждением злополучных статей является предисловие в «Адонаису», поэме Шелли на смерть Китса. «Гений глубоко несчастного юноши, – пишет Шелли, – памяти которого я посвятил эти недостойные строки, был столь же нежен и хрупок, как прекрасен, и не мудрено, что там, где изобилуют точащие черви, этот нежный цветок погиб, не успевши расцвесть. Жестокий отзыв о его «Эндимионе», появившийся в «Quarterly Review», произвел потрясающее действие на его чувствительную душу; от этого волнения порвался один кровеносный сосуд в легких, последовала скоротечная чахотка. Позднейшие благоприятные рецензии более справедливых критиков, признание настоящего величия его таланта, не могли уже залечить рану. Можно по справедливости сказать, что те жалкие люди не знали, что творили; они направляли свои оскорбления и клеветы, не разбирая, попадет ли ядовитая стрела в сердце, сделавшееся нечувствительным от множества ударов, или в душу, созданную, как у Китса, из более тонкого материала. Что касается «Эндимиона», то каковы бы ни были недостатки поэмы, какое право имели относиться к ней насмешливо ценители и прославители «Париса», «Женщины», «Сирийского рассказа», и г-жи Лефан, и м-ра Говарда Пэна, и целого ряда сомнительных знаменитостей? Имеют ли это право те, которые в своем продажном благодушии проводят параллель между почтенным м-ром Мильманом и лордом Байроном? Презренные люди! вы, самые низкие из творений Бога, дерзкой рукой посягнули на одно из его самых благородных созданий. Вас не оправдывает и то, убийцы, что, не умея действовать кинжалом, вы действовали словами» [15]. Основываясь на этом резком обвинении в предисловии «Адонаиса», Байрон говорит в 11-ой строфе «Дон-Жуана» с некоторой иронией относительно Китса, которого он недолюбливал при жизни и долго не признавал настоящим поэтом: «Он угас от журнальной статьи».
