Юрий Горюнов
Шоу уходящих теней
– Надо только найти время и желание.
– Оно у меня есть. Разве у тебя иначе?
– Есть, конечно, но ты ничего не знаешь обо мне.
– Я нарочно не спрашивала. Судя по сегодняшнему дню, ты имеешь чувство юмора, вкуса. Что-то есть в тебе от искусства.
– Я имею отношение к искусству, но несколько специфическому.
– Это как?
– Я тебе скажу и пойду, а завтра позвоню. У тебя будет время обдумать информацию и решить, что дальше.
Илона смотрела на него заинтересованно.
– Я клоун. Завтра позвоню, – произнес Семен и, не дожидаясь ее реакции, повернулся, и направился прочь от дома.
Вечером следующего дня, Семен не без волнения набрал номер телефона Илоны.
– Ты меня, конечно, шокировал, – выпалила она, едва ответив на звонок, – но со временем это состояние прошло. Я ожидала чего угодно, но только не этого, однако, это меня не напрягло и не вынудило изменить отношение к тебе.
– А оно есть?
– Иначе, я бы не разговаривала с тобой сейчас. Так что наше знакомство не прекращается. Интересно, что скажет отец.
– Он знает.
– Что! Он знает!?
– Я ему сказал, тогда, когда мы встретились.
– Тогда ты волшебник, он узнал и проглотил это.
С тех пор их встречи, хоть и не были частыми, но они были. Лето закончилось, и осень вступила в свои права. Сентябрь уже позолотил деревья, прошелся своими красками по траве, сделав ее пожухлой. Погода стала более изменчивой и уже не всегда могла порадовать. Иногда, утро начиналось голубым небом, а днем могла прийти дождевая завеса, которая делала все серым и унылым, и дождь пытался смыть следы летней зелени и приятного времяпрепровождения, скрывая его в сером тумане. Дождь стал холодным, что лишний раз напоминало об осени, но в этой холодности, ясные дни воспринимались ярче. Город во время дождя накрывал запах свежести. Осенние парки манили своим природным золотом и подкупали ковровыми дорожками, что были усыпаны естественной палитрой красок, а капельки дождя переливались, словно бриллианты, зависнув на листках или траве. Эта природная непорочность перед приходом зимы навевала грусть, а воздух Парижа, проникал всюду, даже в настроение.
Дела отвлекали обоих, но в редкие встречи, они бродили по городу, ходили на выставки, сидели в кафе. Она рассказывала ему о своих делах, он о своих. Семен впервые отказался от предложения уехать на гастроли, чем несколько удивил директора, а объяснять причину, имя которой было Илона, он не хотел.
В один из таких вечеров, когда небо плакало дождем, а его струи обнимали прохожих холодными каплями, Семен и Илона сидели в кафе возле окна. Семен смотрел за окно, наблюдая, как капли дождя разлетаются на мелкие брызги, ударяясь об асфальт. Илона смотрела на него, чувствуя его грустное настроение.
– Что ты увидел?
– Как разлетаются капли. Вот так и фантазии разлетаются на части, собрать которые невозможно.
– Что случилось? Ты всегда более уверенный.
– Я такой и сейчас, но мои фантазии видимо поднялись слишком высоко.
– Ясно, что не я предмет грусти. А поделится?
– А смысл?
– А без смысла, просто выговорится, просто потому, что это я.
Семен задумался. – «Чем она может ему помочь?»
– Давай, говори, – настаивала Илона. – Не надо все держать в себе.
– Не надо – согласился Семен и рассказал о разговоре с директором.
Сегодня днем, он зашел к директору и рассказал о своей идее шоу, которая жила в нем очень давно. Он прикинул, как все должно быть, но требовалось техническое вмешательство, а главное финансирование. Семен зарабатывал хорошо и у него за годы работы были уже приличные накопления, но надо подстраховаться.
– Интересно, – одобрил директор, выслушав предложение. – Даже очень интересно, но это уже не короткий номер, это маленький спектакль. «Дю Солей» тебя точно пригласят.
– Уже приглашали, как помните, но я отказался.
– Может быть и зря. Что касается шоу, то это конечно требует затрат.
– У меня есть какие-то средства.
– Дело не в этом. Свои потратить всегда успеешь. Я мог бы поискать источники, но скажу, что не должен, возможно, говорить. Тебе нужно, чтобы шоу было твоим собственным и принадлежало лишь тебе. Если я начну финансирование, то владельцем буду я. Вопрос. Зачем это мне? Если тебя не будет в номере, он умрет, а готовить замену, не факт, что получится. Надо искать источники финансирования со стороны, не из мира цирка. Весь реквизит должен быть твой, тогда ты независим. Это сложно, но это выход. Я могу помочь с техническими специалистами, сказать, к кому обратиться. Надо обсудить, что необходимо и, составить смету расходов.
– Я уже прикинул, правда, грубо.
– Ищи Семен, дело стоит того.
Семен вышел из кабинета не разочарованный, а с мыслью, где взять деньги. Директор был прав, ему нужна самостоятельность.
Все это он и рассказал Илоне, не говоря о самом номере. Она внимательно выслушала:
– Я могу тебе помочь
– Не надо, не хочу иметь с тобой деловых отношений.
– А какие хочешь? – но поняв, что сейчас такие вопросы неуместны, исправилась. – Извини. Я подумаю над идеей не деловых отношений, а что касается денег… – она достала телефон, нажала кнопку в памяти, и, услышав ответ, заявила:
– Надо срочно увидеться. У Семена есть потребность, – и, посмотрев на Семена, пояснила, – я звоню отцу.
– Зачем? Я не пойду с тобой.
– Пап, он не пойдет со мной, поговори с ним без меня…хорошо, едем, – и, отключив связь, тоном, не терпящим возражений, сказала. – Поздно, он уже ждет. Говорить будешь сам, без меня, раз так хочешь. Но у меня условие, ты начнешь учить меня русскому языку.
– Зачем это тебе?
– Кто знает, что может пригодиться. Поехали.
Они вышли на улицу под дождь, который стал мелким и противным. Илона уверенно вела машину, и вскоре остановилась возле одного из домов, в том же округе, где жила сама. Они поднялись на второй этаж. Выйдя из лифта, они оказались на лестничной площадке, на которой в потоках серого уличного света, проникающего сквозь громадное окно, могло бы разместится маленькое кафе. Дверь им открыла женщина, со светлыми крашеными волосами, выглядевшая на миллион, при этом было ясно, что его она могла заработать и сама. Семен сразу признал в ней мать Илоны, они были похожи чертами лица, особенно глазами.
– Мам, привет. Это Семен, а это моя мама – Нина, – представила она их. – Папа нас ждет.
Они поздоровались, Илона, пройдя по квартире, постучалась в одну из дверей, и открыла ее: – Это мы. Проходи, а я пообщаюсь с мамой.
Семен вошел в большой кабинет, где за столом, за бумагами сидел Марк, и смотрел на вошедшего Семена.
– Проходи, присаживайся, – указал он на кресло по другую сторону стола. – Я слушаю.
Семен рассказал ему о своей идее, разговоре с директором, примерно какая сумма нужна, а закончил тем, что сообщил свое мнение: – Я не хочу просить денег в виде помощи, спонсорства. Мне нужен кредит, а его мне никто не даст, я здесь чужой.
– Это верно. То, что не просишь тоже хорошо и директор твой прав – надо владеть брендом самому. А ты, если получится, уже будешь бренд. Что могу предложить. Подпишем договор между нами, я дам деньги, но все будет принадлежать мне, до тех пор, пока ты по нему не расплатишься.
– А зачем это вам? Вдруг не смогу выплатить?
– Да, это риск, но сумма не такая астрономическая, я могу себе это позволить. Если ты вложишь все свои деньги – это глупо. На что жить?
– Я заплачу проценты.
– Тоже выход, в договоре предусмотрим вознаграждение на твое усмотрение. Пока твои проценты – это хорошее настроение Илоны. Так что, пока не рассчитаешься, будешь жить здесь, во Франции.
– Я остаюсь. Р. Ролан сказал «когда нас рожали, нас не спрашивали, угодно ли нам это, никто не осведомился, желаем ли мы жить; но раз мы тут, черт возьми, я остаюсь»
– Да, раз уж мы тут. Я подготовлю договор, завтра приезжай ко мне на работу, юристы заверят наш договор. – Разговор был коротким, деловым, и вскоре Семен вышел из кабинета.
16
Когда Илона и Семен вышли и сели в машину, то она, не спрашивая его, поехала по направлению к своему дому.
– Мы куда?
– А ты что думал! Я все оставлю, – возмутилась она. – А расспросы и так далее?
Семен весело рассмеялся.
– Я когда-нибудь тебя убью, за твое снисходительное отношение ко мне – шутливо заметила она на его смех. – И мне ничего не будет.
– Разве пожизненный срок с моим телом.
– Я твоя удача, ты, что еще не понял? А счастье ты носишь в себе, только не знаешь об этом. Пифагор сказал: «Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом», но твое рядом.
Эту ночь они впервые провели вместе. Их реальность перемешалась с выдумкой. То, о чем они думали про себя; их иллюзии становились явью, и затягивали, как зыбучие пески. Они бежали из своего сумрака на свет и в этом беге уставали от ласк. В их жизни, в эту ночь, произошли изменения. Она выгнулась ему навстречу и крепко обняла его, а его руки скользили по бедрам и медленно задирали платье.
Это не было сплетение тел, это было еще и сплетение душ. В этот миг у них на двоих было одно дыхание. Нетерпимость пальцев, заставляла тела гореть. Они сдерживали себя, они были опьянены свободой своих тел, и каждое прикосновение изучало изгибы. Они чувствовали друг друга и на каждое прикосновение отвечали взаимностью, доводя друг друга до исступления.
Оставаться в одежде становилось нестерпимо и несколько движений освободили тела, чтобы стать еще ближе. Захватывающая нежность, касания, взгляды в глаза друг друга и нахлынувшая животная страсть, завершили их познания. Все проходит. В мгновение из груди вырываются стоны, словно неведомая сила искала выход из души, сила, как буря, возникшая на страсти. Она впилась в его плечи и задержала дыхание. Все менялось вокруг от прикосновения пальцев к телам друг друга. Они были так близки, что даже не осознавали, что будут ли дышать в следующую минуту, так перехватывало дыхание. Они были только одни, но их мир становился им тесен. Их руки скользили по телам, касаясь каждой частички, прикосновения чувствовались каждой клеточкой. Россыпь поцелуев, покрывающих губы, шею
– Не отпускай меня, – вырывался из ее души звук, – иначе я улечу, – и слезы подступили к глазам.
Волны умиротворения проносились в подсознании, исчезли звуки, и лишь тишина обволакивала их, пропуская к ним окружающий мир в виде лунного света, проникающего через окно, и Луна с укором освещала их тела. Мысли еще не приобрели власть над телами. Ритм сердец замедлился, а лунный свет нежно лаская, вызывал внутри необъяснимые эмоции. Они не могли сдерживать желание охватившее их.
Жар сдавливал виски, пульс скакал. Напряжение. Судорога. Вдох, словно они пытались ухватиться за воздух и выдох на грани безумия со стоном, вырвавшимся из груди. Время было не властно, оно играло с ними, превращая все в миг.
Они лежали изможденные от сладкой истомы, и до них стал доноситься шум дождя за окном, что прерывал темноту ночи, проливаясь на асфальт, бесцеремонно разгоняя редких прохожих.
Семен нежно поцеловал Илону, она прижалась к нему, еле дыша, и вскоре заснула.
С той ночи, когда позволяло время, они встречались и у него, и у нее. Илона учила русский и делала в этом успехи. Деньги были получены, необходимое оборудование и реквизит закуплен, репетиции шли. Илона, в тайне, от Семена, побывала в цирке и заявила ему: – А ты не говорил, что играешь на саксофоне.
– Так это только в цирке.
– Да, там ты совсем другой.
Но это был разговор о его старых номерах, он уже готовил новый, который и назвал «шоу теней»
Номер технически не так сложен, как требовал точности. По кругу на высоте за спинами зрителей размещались зеркала и экраны. Сама арена покрывалась толстым матовым стеклом с подсветкой. Арена погружалась в темноту и за счет перекрещивающихся лучей прожекторов, отраженных от зеркал, создавались многочисленные тени выступающих артистов: жонглеров, акробатов и других. На экранах мелькали лица известных и неизвестных людей. Но было и еще одно – песочное шоу. Эту идею Семен увидел и решил применить в своем шоу. За кулисами стоял стол с подсветкой, где художник на песке рисовал, и тут же рисунок проецировался на большой экран, размещенный над кулисами. Все в комплексе – мерцающее полотно экрана, изображения, плавно переходящие друг в друга гипнотизирующие зрителя чередой визуальных метаморфоз. Музыкальное оформление: фламенко, блюз и джаз, но начиналось все с его выхода под песню Эдит Пиаф, в роли неуклюжего клоуна. Он почти все время находился на арене, играя с тенью. Номер был очень лиричен. Это было шоу теней, которые мелькали на арене, оставляя реального артиста практически не видимым. Семен не ставил целью рассмешить публику, он ставил целью увлечь, развлечь.
В конце представления на экране появлялся не песочный рисунок, а портрет молодой женщины, а Семен располагался в центре арены. На шее у него висел саксофон. Начиналась медленная мелодия, и Семен к удивлению публики, пел на французском, что с его акцентом звучало довольно приятно.
Это шоу теней
Все для вас милый зритель.
Пусть придирчивый взгляд
Ваш не будет суров.
Это шоу теней
Не содержит открытий.
Его цель так проста
Рассказать вам о вас.
Это шоу теней,
Чей уход мы не слышим.
Тех, кем мы дорожим.
Память сердцем храним.
Это шоу теней,
Мир вокруг ожививший
Или просто игра
Под названием жизнь.
Голос у него не был сильным, но здесь все было подобрано для пения душой. Слова он написал сам, а музыку попросил знакомого музыканта, которые у него уже появились за время работы во Франции. Когда песня закончилась, то он, как финальный аккорд играл на саксофоне, сидя на проволоке. Портрет женщины на экране уменьшался, и исчезал, как и кольцо вокруг Семена, погружая зал в темноту. В итоге, слышалась музыка, и на его груди в области сердца оставался маленький лучик, с изображением женщины и на весь цирк раздавался звук ритма сердца. Наступала темнота, и только биение сердца продолжалось. Семен в этой темноте уходил за кулисы.
Это маленькое шоу имело успех, некоторые газеты даже разместили заметки, благосклонно уделив внимание цирку, который не очень почитали. Сезон заканчивался и Семену предложили большие гастроли. Художник и некоторые участники собирались с ним. Уезжать от Илоны не хотелось, но время любого представления скоротечно, его нельзя показывать годами, всегда надо придумывать что-то новое. Постоянство хорошо, но скучно.
Илоне номер понравился, но она была огорчена его отъездом.
– Я понимаю, что это твоя работа и это твоя жизнь. А что ты будешь делать потом?
– Придумывать новые номера.
– А потом? Не всю же жизнь будешь вот так?
– Не знаю. Почему, нет? Все зависит от номера. Или уйду в простые работники цирка, могу ставить номера. Могу вообще уйти. Не знаю.
– В твоем номере есть один момент, который меня заинтересовал, но о нем я спрошу после твоего возвращения с гастролей.
– Они будут долгими. Почему не сейчас? – удивился Семен.
– Не время еще, оно подскажет, надо ли спрашивать.
Их отношения уже давно перешли из разряда знакомств, но они никогда не говорили о любви, не клялись вечности. Илона никогда не спрашивала, почему он уехал, почему он постоянно продлял контракт. Она чувствовала, что в Семене живет какая-то тайна прошлого и сам его номер подсказывал, что возможно она и не ошибается, а влезать в его душу, она не хотела, как не любила, когда лезли к ней.
Семен уехал. Его не было несколько месяцев. Номер он показывал в разных странах, где в помощники брал артистов местных цирков, и теперь у него везде были друзья и знакомые, которые приглашали его просто приезжать в гости. За время гастролей он расплатился с отцом Илоны, и номер теперь был полностью его брендом. Вернулся он в Париж в конце зимы, незадолго до окончания срока контракта. О его приезде знали только в цирке. Илоне он позвонил вечером в день прибытия.
– Я вернулся, – произнес он, как будто они виделись вчера.
– Что теперь?
– Может быть, увидимся. Можно и сегодня, если ты не против.
– Я не против. Давай в восемь в Cafe du Trocadero.
Семен приехал в кафе в половине восьмого и смотрел на подсвеченную Эйфелеву башню, которая утопала в ночных огнях Парижа. Илона появилась в дверях и осмотрела зал. Семен поднялся и она, заметив его, направилась к его столику, расположенному возле окна в конце зала. Пока она шла, сидящие мужчины плохо скрывали свое любопытство, интересуясь, к кому направляется такая шикарная женщина, и были разочарованы внешним видом встречающего. Широкоплечий, молодой мужчина явно был сильным конкурентом, способным привлечь внимание женщин.
Семен поцеловал Илону, помог ей сесть, сам разместился напротив. Пока официант наливал вино, они смотрели друг на друга.
– Давно мы не виделись, – произнес Семен, когда они остались одни. – Ты все так же красива.
– Природу не испортишь, разве только случайностью. А ты изменился, взгляд стал еще более уверенный, пронзительный. Загорел. И в чем-то стал другим.
– И в чем же?
– Взрослее как-то стал. Ты мне почти не звонил, – упрекнула она.
– Много работал, много новых людей, чужие языки. А ты как здесь? – он тоже заметил изменения в Илоне. В ее взгляде не было прежней увлеченности, уверенности, хотя иногда искорки нежности проскакивали, но они умело скрывались хозяйкой.
– В общем, не плохо. Не могу сказать, что жизнь была скучна и однообразна. Я умею ей радоваться.
– Что-то ты не договариваешь.
Илона отпила вина и поставив бокал посмотрела в синие глаза Семена, пытаясь что-то в них увидеть для себя, чтобы ответить, но так и не нашла каких-то условностей.
– На горизонте снова появился Николя. Проявил свою активность. Сделал мне предложение.
– Экий торопыжка. Стоило узнать, что я уехал, и он тут как тут, – с ухмылкой произнес Семен. Он знал о Николя, но не видел его. Когда они стали встречаться с Илоной, Николя исчез из ее лексикона, хотя она могла ему и не говорить, но на их отношениях его существование никак не сказывалось. – Насколько я понял, он надежный мужчина. Родители, наверное, одобряют.
– Родители мне не мешают жить. Выбор я делаю сама.
Семен грустно улыбнулся. Ему вспомнилась ситуация семилетней давности, тогда ему тоже сообщили о женихе, который появился, пока он был в отъезде. Сейчас ситуация повторялась.
– Что за улыбка, весело?
– Ну, что ты! Даже не думал веселиться. Я подумал, что в своей жизни иду по кругу. Ситуация повторяется. Однажды, я потерял женщину, пока был на гастролях. Приехал, а она сообщила, что выходит замуж. Сейчас тоже, самое. Стоит мне уехать, женщины замуж. Вот это и весело.
– Ты обвиняешь в этом ее или меня? Может быть, сам виноват?
– Никого я не обвиняю, просто факт, но и виноватым себя не чувствую.
– Помнишь перед твоим отъездом, я тебе сказала, что в твоем номере есть один момент, на который я обратила внимание. Скажи, кто та женщина, на экране?
– Это собирательный образ.
– Но у него есть прототип, – уверенно заявила Илона.
– Был, если точнее. Я иду по жизни сам с собой и своей судьбой. Я ей не кланяюсь за прошлое, настоящее. Я не люблю говорить о прошлом, предпочитая жить настоящим. Мое прошлое это…это мое прошлое. Оно есть, его не выбросишь.
– Но если ты ее показал, то она живет в тебе. Она вышла замуж?
– Не знаю.
– Ты не поставил точку в ваших отношениях.
– Ее поставила она, но, возможно, ты права. У меня скоро заканчивается контракт, я дам еще несколько представлений и все.
– Что потом?
– Хочу вернуться.
– В прошлое?
– В настоящее.
– Ты огорчен, что мне сделали предложение? Мне их делали не раз.
– Ты их достойна.
– Но ты не интересуешься, что я ответила, что решила.
– Я не хочу это знать. Если ты об этом упомянула, значит, у тебя есть повод задуматься. Это твоя жизнь.
– Ты эгоист, – и она холодно посмотрела на него.
– Все может быть, но надеюсь не всегда. У меня к тебе просьба. Могу я оставить, где-либо свой реквизит? Не хочу тащить его с собой. Не знаю, как там сложится.
– А остаться или вернуться?
– Все возможно, но пока в моем прошлом лишь запятая. И надо готовить новые номера.
– И кто виноват?
– Вечный вопрос. Никто. Мне плохо без тебя, но ты же будешь помнить о том, что у меня есть прошлое.
– Оно есть и у меня.
– И оно тоже напоминает о себе.
– Это ты так решил на гастролях?
– Спонтанно, чтобы расставить все точки. Я свои, ты свои.
– А жалеть не будем?
– Хочется верить, что нет.
– Я помогу, – сменила она тему. – Если понадобится, перешлю тебе оборудование.
– Приходи на последнее представление, я покажу номер. Он старый. Это будет для тебя.
– Приду.
– Долгое расставание накладывает отпечаток, – произнес он.
– Семен, ты разберись в себе. Где тебе лучше в прошлом или настоящем.
– А ты не поняла? В будущем, Илона, в будущем, – засмеялся он. – Оно прекрасно тем, что еще не известно. Там я могу вытворять что хочу, хотя бы в мечтах.
– Шут, – улыбнулась она
– И горжусь этим. А ты знаешь, при всех проблемах, которые я создаю близким мне людям, я учусь от них уходить, я имею в виду проблемы.
– Если бы. Ты уходишь от людей. Кого ты обманываешь!
– Себя! – вновь засмеялся он. – Это так здорово самому себе врать, и так приятно. Надо сделать так, как на арене, чтобы не было грустно, а было интересно. Все будет хорошо. Я уверен.
– Что-то ты разошелся.
– Это только разминка.
– Тогда закончи ее. Расскажи о гастролях, – попросила она.
Семен рассказывал о разных смешных ситуациях, которые случались с ним, о том, что видел, с кем общался. Илона слушала с интересом и даже смеялась, но видела, что он старается сделать вечер веселым, но глаза были грустные. Она не сказала, что не дала согласие Николя, но и Семен не проявил интереса, и это ее обидело. В тоже время, она видела, что его прошлое еще крепко держит его душу.
– Я очень рад гастролям.
– Теперь решил отдохнуть?
– Бывает и надо.
– Мне пора, – закончила она встречу. Ей хотелось быстрее уйти, так сдерживать слезы в душе становилось тяжело, что рвались наружу. Она посчитала, что надо расстаться, пусть он побудет там. Она для себя все решила.
Когда они вышли из кафе, Илона попросила: – Останови мне такси.
Семен удивился ее просьбе, она сказала «мне», но уточнять причину не стал, и так ясно. Такси увозило Илону. Машина растворилась в транспортном потоке, наводнившем улицу, а он стоял на кромке тротуара, смотря вслед удаляющимся фонарям.
«Ну, вот и еще один финал, – подумал он. – Мог ли я ее удержать? Наверное, мог, но даже не попытался, а она ждала. Что я мог ей предложить? Прошлое еще не отпустило, как выяснилось, а она это поняла. Я не поставил точку. Что мне здесь делать? Что я могу ей дать? А она ничего и не просила, – заметил он сам себе. – Нет, надо возвращаться, а Илона не пропадет».
За время гастролей Семен долгими ночами много думал о Свете, Илоне. Обе были так далеко, и обе были не с ним. И вот теперь он перевернул очередную страницу в своей жизни.
Во Франции он прожил до лета. С Илоной они почти не виделись, Семен не хотел простого общения, а возвращаться к прежним отношениям накануне отъезда – цепляться душой за ее душу, и делать обоим больно – жестоко. Илона была на его последнем представлении, где он показал старый номер на свободной проволоке. В тот вечер, они в последний раз шли вместе, после представления, по улицам Парижа, ставшего таким родным для него.
– Ты понял номер.
– Уверена? Это просто номер. Я его сделал давно и не вкладывал в него личного.
– Зато теперь получилось.
– Не надо об этом, – попросил он.
Они шли по ночному городу, разговаривая, как старые знакомые, у которых общие интересы. Возле ее дома, они становились, она не приглашала его к себе, а он не напрашивался.
– Я приеду тебя проводить.
– Не возражаю.
– Я просто предупредила, а не спрашивала разрешения.
– Я тебя обожаю. Ты всегда самостоятельна.
– Самостоятельность не всегда приятна. Хочется, чтобы за тебя что-то хоть иногда решали, и ты этому не противилась.
– Не всегда этого хотелось бы, – Илона подалась к нему и поцеловала его в щеку. – Пока, – и пошла к дому, так словно завтра они увидятся вновь, и послезавтра, и потом еще и еще…
Несколько дней у Семена ушло на сборы. Реквизит он отвез на склад, что указала Илона. В день отъезда он прошел по квартире, прощаясь с привычной обстановкой и сломав в себе грусть, подхватил вещи, отправляясь в аэропорт.
Илона нашла его в зале вылета: – Позвони мне, как будет возможность. У меня нет твоего номера. Помнишь, что у нас не соревнование, кто позвонит первым.
– Обещаю.
Илона крепко прижалась к нему, словно надеялась передать ему аромат своего тела, а его оставить себе.
– Не оборачивайся, – попросила она. – Я не хочу, чтобы ты видел мою унылую физиономию, хочу, чтобы ты сохранил в памяти улыбку. Я не говорю тебе, прощай. Мысль что мы знакомы, делает меня счастливой.
– Меня тоже, – он погрузил лицо в ее волосы, вдыхая их аромат.
– Николя больше нет, – прошептала она, – в моей жизни. Я хочу, чтобы ты знал это. Не говори ничего, все будет лишним, и все будет хорошо.
Объявили посадку и Семен, поцеловав Илону, подхватил сумку, футляр с саксофоном и направился к выходу на поле. Он не обернулся, и лишь когда его ладная фигура скрылась, на ее глаза навернулись слезы. Она подошла к большому стеклу и посмотрела на летное поле, расчерченное желтыми линиями, куда медленно выруливали самолеты, готовившиеся к разбегу перед взлетом, и среди них был самолет, в котором улетал Семен.
17
Самолет начал снижение. Семен прильнул к иллюминатору, и увидел внизу миниатюрное сказочное государство: дороги, домики, совсем другой архитектуры, отличающийся от той, что он видел последние годы. Он откинулся на спинку кресла, приготовившись к посадке. Самолет слегка тряхнуло, и шасси понесли лайнер по дорожке, а мимо иллюминатора мелькали строения, присушие каждому аэропорту. Закончив торможение, самолет подрулил к зданию аэропорта, гибкий переход коснулся корпуса, и пассажиров пригласили на выход.
– Всего доброго, – кивнул головой Семен стюардессе и та, с вежливой, дежурной улыбкой, ответила тем же, но более внимательно взглянула на выходящего мужчину. Она помнила, что он летел в бизнес-классе. Пассажиров там было не много, а этот был к тому же достаточно привлекательным, с добрым лицом, и одна из стюардесс узнав его, шепнула:
– Это Семен Ковалев, известный клоун.
– Откуда знаешь?
– Видела его афиши.
– Да, повезло кому-то. Приличный, известный.
– Это верно.
Во время полета, ему мило улыбались, и он отвечал тем же, но никаких попыток завести разговор не делал. И сейчас она, проводив взглядом его спортивную фигуру, легко вздохнула, подумав – «К кому приехал? Кто его ждет? Известно одно, точно не ко мне».
Семен возвращался уже не тем, кем был, когда уезжал семь лет назад, теперь он был профессионалом иного уровня. Семь лет жизни за границей пролетели, как одно мгновение, и если вылетал он молодым человеком, то возвращался человеком с опытом жизни, с иным взглядом на жизнь, и очень самостоятельным. Семь лет, таких долгих для разлуки и таких коротких для жизни. Он легко шагал по проходу среди других пассажиров, с сумкой и футляром от саксофона на плече. Возле пограничного поста выстроилась небольшая очередь, и когда подошел его черед, он протянул свой паспорт. Пограничник достаточно долго листал паспорт Семена, вглядываясь в штемпеля виз. Семен привык к такому вниманию, его паспорт – это целая география, где были открыты визы на несколько лет во многие страны. Не часто встретишь пассажира с таким набором. Пограничник поднял голову и спросил:
– Возвращаетесь?
– Да, домой.
Пограничник обратил внимание, что выезд был поставлен несколько лет назад и с тех пор этот пассажир ни разу не пересекал границу России. Он поставил штамп и вернул паспорт:
– С возвращением.
– Спасибо, – Семен положил паспорт во внутренний карман куртки и направился к таможенникам. Сумку просветили, не задав вопросов, разрешили выход, и Семен направился в зал получения багажа. В зале аэропорта была обычная суета: кто-то улетал, и его провожали, кто-то прилетал и его встречали. Таких, как Семен, было не много, он был из числа тех, кого никто не встречал. Навязчивые таксисты предлагали свои услуги, но Семен привык к иному отношению и подошел к окошечку, где была надпись «заказ такси», и, оплатив, сделал заказ. Ему назвали номер машины, и он направился к выходу из здания аэровокзала.
Машина с нужным номером стояла возле входа. Таксист положил вещи в багажник и сел в машину, а Семен задержался и с интересом смотрел вокруг: родная речь, которую он не слышал в таком объеме в течение нескольких лет, ласкала слух. Он улыбнулся – отовсюду были слышны разговоры, словно щебетание птиц. Таксист не торопил.
Семен сел на заднее сиденье, адрес водителю сообщили, и он не спрашивал куда ехать, но лишь едва отъехали, поинтересовался:
– Давно не были? Вы с таким интересом смотрели вокруг.
– Давно, – подтвердил Семен.
– Не было возможности?
– Не было желания.
– И так бывает, – согласился водитель, видя, что пассажир не настроен на разговор.
Пока ехали от аэропорта, Семен смотрел вокруг, природа была иная, вроде бы все такое же, но те то. «Простора здесь больше», – догадался Семен. Когда въехали в город, то Семен заметил, что он тоже изменился: машин стало больше, появилось много новых домов, улицы стали чище. «Изменился город, – думал он про себя. – Как и я, хотя если видишь себя в зеркало каждый день, то изменения не так заметны».
Такси въехало на знакомую улицу, и сердце его чуть сжала мягкая рука ностальгии. Сколько по ней хожено. Дома все те же, люди другие – одеты иначе, лучше.
– Возле следующего подъезда, – попросил Семен, и машина остановилась там, где он сказал. Дождавшись, когда багаж будет на асфальте, Семен дал чаевые и глубоко вздохнул.
– Родной воздух, – заявил таксист.
– Он.
– Удачи. Всего доброго, – пожелал таксист и уехал. На детской площадке, напротив подъезда, играли дети под присмотром молодых мам и относительно молодых бабушек, которые внимательно смотрели на приезжего, подумав кто такой и к кому.
Семен подхватил вещи и направился к подъезду, но войти в дом ему не удалось, на двери висел домофон. Он поставил вещи, собираясь набрать номер квартиры, но тут дверь распахнулась и из подъезда вышли две девушки. Обе были молоды, симпатичны, стройны, лет по двадцать с небольшим. Одна крашеная блондинка, другая брюнетка, и выгодно отличалась от блондинки. Блондинка, увидев рослого мужчину с багажом, посмотрела на него и проявила бдительность, спросив с подозрением:
– А вы к кому?
– Надеюсь, что к себе, – ответил Семен.
– Я вас тут не видела.
– Зато я тебя, Вера видел. Как ты выросла, – и снял очки. Семен узнал в блондинке соседскую девчонку, живущую этажом ниже.
