Владимир Юрьевич Харитонов
Не верь, не бойся, не проси…
Глава 8. Суд
В понедельник Павлова вместе с другими арестантами автозак доставил в следственный комитет. Следователь Татьяна Геннадьевна в присутствии адвоката Алексея Анатольевича зачитала заключение костромских специалистов из бюро судебно медицинской экспертизы.
– Ты понял, Артем, то, что я тебе зачитала? – спросил следователь.
– Не совсем, – честно признался обвиняемый.
–Ну, в общем, тебя признали вменяемым. Я готовлю материалы уголовного дела для передачи в прокуратуру. Там все посмотрят и направят его в суд. Только перед этим я должна и тебя, и адвоката ознакомить со всеми материалами уголовного дела. Для этого тоже время необходимо выделить.
– И когда меня судить будут? Если я знакомиться с делом не буду и так вам все подпишу? – спросил Павлов.
– Точно сказать не могу, в течение месяца – двух. Ты, наверное, хочешь со своим адвокатом посоветоваться с глазу на глаз?
Артем неопределенно пожал плечами. Тем не менее, Татьяна Геннадьевна плавной походкой, чуть виляя бедрами, вышла из кабинета. Она была одета в облегающий прекрасную фигуру женский костюм светло-коричневого цвета. Мужчины, молодой и вполне уже зрелый непроизвольно посмотрели ей вслед. Обоим эта женщина нравилась, и каждый подумал о своем, в зависимости от жизненного опыта и личной фантазии.
– В общем, Артем гляди сам, – начал Алексей Анатольевич,– по делу ты идешь как бы один, но с неустановленным следствием лицом. То есть в группе и по предварительному сговору. Это, конечно, не есть хорошо. Доказательства твоей вины очень слабые, по сути, держатся только на твоем признании. У нас есть два варианта защиты: отказаться от ранее данных признаний, сославшись на давление со стороны оперативных работников и надеяться, что суд тебе поверит. Сразу скажу, из своего опыта – ты уже долго сидишь под арестом. Так и суд-то еще не скоро… Невиновные люди сидеть не должны, за это кто-то обязан отвечать. Значит, наиболее вероятно, что суд тебе «не поверит», и получишь реальный срок. Второй вариант – придерживаться признательных показаний, данных во время следствия, в надежде на смягчение наказания. Все-таки несовершеннолетний, ранее не судимый, раскаялся – признался. Но со слов потерпевшей нападавших было двое – в масках. То есть получается, что ты не до конца признался и раскаялся, раз подельника не называешь. И я не знаю, что тебе советовать – решай сам. Любое твое решение я поддержу в суде, и буду просить снисхождения или полного оправдания…
–Я – же не юрист, ничего не понимаю в законах…и не знаю, что мне выбрать.
– Посоветуйся с сокамерниками теми, у кого опыт имеется в подобных делах. Может они что подскажут, – заявил адвокат.
«Ничего себе, вот это защитника мне брат нанял. Деньги берет, а «посоветуйся с сокамерниками», – подумал обвиняемый, но вслух ничего не сказал.
Когда возвращался в следственный изолятор в автозаке, один взрослый зэк, лет сорока пяти, невысокий и худой попросил сигарету. Артем, конечно, дал, но увидев на руках тюремные наколки, робко спросил:
– А можно с тобой посоветоваться?
В тюрьме никто не «вы-кает», все обращаются друг к другу на «ты», несмотря на разницу в возрасте.
– Да какой из меня советчик, – ответил тот, не торопясь затянувшись сизым дымком, – сам третий срок мотать буду. Спрашивай своего адвоката или тех, кто умеет отмазываться…
Пришел в камеру Павлов грустный и задумчивый. Сокамерники, помня советы своего «смотрящего», лишних вопросов задавать не стали. Зато к вечеру открылся «кормяк» и дежурный «попкарь» сказал:
– Павлов, прими передачу.
Отец с братом, как бы извиняясь за долгое отсутствие этих самых передач, в период этапов и пересылок прислали все, чего только может пожелать душа арестанта. «Смотрящий» почти все отдал в «общак» Сергею, но предложил разбавить ужин, чем ни будь вкусненьким. Надоело питаться тюремной пайкой, хотелось домашней еды или из магазина, но не самой дешевой. Кстати, пирогов бабушка Нина прислала достаточно даже для большой компании. К крепкому чаю с конфетами они подошли изумительно. Все наелись досыта, кроме родниковского насильника, и закурили. Виталий смотрел на этот пир с верхних нар, сглатывал слюну и молчал.
– Ты чего куришь сигарету за сигаретой? – спросил Сергей у Артема.
– Да на пересылке бывало по две недели вообще курева ни у кого не имелось. Вот и не могу насытиться,– ответил Павлов, – кстати, историю одну вспомнил. Один «джус» сидел с нами в камере ярославского «централа» на пересылке. Ему каждый день фельдшер приносил по одной таблетке, психотропной какой-то. Видно с нервами или головой у него не все в порядке. А если их съесть сразу штук пять или шесть, то «приход» нормальный получается, торкает, как с наркоты. И перед самым Новым годом он стал прятать по карманам одежды будущий кайф. Побалдеть решил на праздник. А тут прямо 31 декабря с утра полный «шмон» с выносом всех вещей на «продол», включая матрацы, одеяла, шмотки… В общем, великий облом у пацана получился, все его заначки нашли, таблетки изъяли. Хорошо еще, что в карцер не отправили праздновать Новый год…
– А что такое «продол»? – робко спросил Андрей. Он боялся, что его опять поднимут на смех.
– Ну, это коридор на «централе», – почему-то без улыбки ответил Артем.
Все пацаны закивали головой, мол, правильно и они это знают, но выражения их лиц говорили об обратном…
Между тем у Виталия в Родниках начался суд. Уголовные дела, как правило, рассматривают по месту совершения преступления. Он каждый день выходил из камеры со всеми вещами и к вечеру перед самым отбоем возвращался, никому ничего не рассказывая. Да про его дела никто и не спрашивал, никому неинтересны проблемы отверженного арестанта. И вдруг однажды вечером он в камеру не вернулся… Естественно в «хате» началось обсуждение столь значимого для всех события, ведь не каждый день такое происходит. Да и у каждого арестанта живет в душе надежда, что и он однажды не вернется в опостылевшую камеру…
– Может, он действительно невиноват, а мы его знобили, – предположил Сергей.
– А может и виноват, да дали условно, – продолжил Андрей.
– Да…повезло пацану,… сорвался,– завистливо сказал Анатолий.
– Как бы то ни было, мы все сделали правильно, по понятиям, – рассудительно начал Артем. – Никто его не трогал, в горячке могли и опустить, а оставили под подозрением до суда. Спал опять же не под «шконкой», а на верхних нарах. Думаю, на нас он не в обиде.
Все согласились. Чтобы немного развеселить сокамерников «смотрящий» рассказал старый анекдот. И хоть мальчишки его знали, но для приличия посмеялись. Потом Серега вспомнил какой-то прикол, и начались анекдоты до самого отбоя. Посмеялись, настроение малолетних сидельцев явно улучшилось…
И пошли день за днем «размеренной походкой». Один похожий на другой. Подъем, завтрак, настольные игры, обед, прогулка, ужин, отбой. Время тянется вроде медленно, а «назад оглянешься» – восемь месяцев незаметно пролетело. Одни люди уходили из «хаты», – кто на «зону», кто домой с условной мерой наказания. На их место приходили новые пацаны. В камеру все заходили скромно и даже робко, на третий – четвертый день смелели. Видели, что есть справедливый «смотрящий по хате», во всем порядок, никого не обижают и не оскорбляют. Малолетняя братва быстрее вживается в существующий порядок вещей, чем взрослые, попавшие в изолятор в первый раз.
Наконец, и Павлов получил извещение о том, что суд начнется в понедельник 14 мая 2001 года. За несколько дней до серьезного для Артема события в изолятор пришел адвокат. В следственной комнате, где никого кроме них не оказалось, он спросил:
– Ну, чего Артем надумал? Как будем защищаться?
– Буду говорить, как и на следствии. Вину признаю, мол, раскаялся… Может, пожалеют – небольшой срок дадут.
– Хорошо. Тогда я буду готовиться к этой линии защиты… Плохо, что ты не называешь подельника и куда дел товар,…но как говорится, что имеем, тем и будем защищаться.
Алексей Анатольевич разъяснил, что к суду надо обращаться или «Ваша честь», или «уважаемый суд». Нельзя пререкаться ни с судом, ни с прокурором. Отвечать на вопросы и самому говорить только с разрешения суда. Еще он обнадежил, что судьей будет Фирсов, у него репутация справедливого человека и «многие бы хотели, чтобы их дело рассматривал именно он». Поговорили еще немного и о тюремных порядках.
– Не обижают ли тебя сокамерники? – наивно спросил Алексей Анатольевич.
– Да нет, все нормально, – со смехом ответил Павлов.
Почему этот вопрос вызвал смех у подзащитного, адвокат, конечно, не понял. Когда Артем вернулся в камеру, улыбка еще не сошла с его лица и Сергей спросил:
– Чего тебя так развеселило?
– Да адвокат спросил, не обижаете ли вы меня?– ответил тот и засмеялся.
Шесть подростков заржали так, что контролер СИЗО заглянул в «шнифт», но видя, что беспорядков не происходит, ушел. А Артем ждал намеченной даты, словно скорой свободы, которую, впрочем, ему никто не обещал. Но в любом случае решалась его судьба на ближайшие годы, и от этого внутри как-то все напрягалось, иногда отдавая непонятным холодком…
– Павлов с вещами на выход, – наконец услышал долгожданную команду.
Вот она та команда, которую ждут все арестанты с неизменной надеждой в душе, независимо от содеянных когда-то ошибок или явных преступлений. В суд всегда возят со всеми вещами. Мало ли, что там произойдет: может меру пресечения изменят, может условное наказание дадут. Артем долго сидел один в маленьком «боксике» следственного изолятора. Потом конвойные вывели, усадили в клетку автозака. Помимо его в суд направлялись и два взрослых незнакомых подростку зэка. Они сидели в разных клетках, но видимо являлись подельниками. Один другого непрерывно учил, что тот должен говорить на суде. Обучаемый всю дорогу молчал. Очевидно, у него в голове созрела другая «линия защиты» и он не хотел ей делиться. «А может сдать решил подельника по-полной, свалить всю вину на него», – подумал Павлов. Подъехали к зданию городского суда. С задней стороны, где нет посторонних людей, вывели из автозака и провели в специальные боксы.
Опять долгое ожидание в одиночной камере, где кроме лавки вдоль стен никакой мебели. Опять возникли мысли в голове, более похожие на несбыточные мечты. Впрочем, Павлов имел право надеяться на справедливость, ведь он реально не совершал того, за что его собираются судить здесь и сейчас взрослые и специально обученные люди. Его мозг не мог воспринимать тот факт, что реально невиновного человека запросто могут признать виновным. Впрочем, такие заблуждения характерны не только несовершеннолетним пацанам, но и многим-многим умудренным большим житейским опытом людям. Наконец, дверь открылась, конвойный одел Артему наручники – руки спереди, и в сопровождении двух судебных приставов его привели в зал заседаний в клетку, сваренную из крепких металлических прутьев. Подсудимый присел на лавочку и осмотрелся. В зале сидели, кроме прокурора, адвоката и молодой девушки-секретаря: его отец Юрий Витальевич, брат Сергей, его жена Люба и сестра матери, тетка Марина. Бабушек обеих не оказалось. «Оно и правильно, – подумал Артем,– обе старенькие, не дай Бог сердечко не выдержит, любимый внук все-таки». В подтверждение этих мыслей он увидел слезы на лице тетки Марины. Отец посмотрел на своего потомка и опустил голову, уставившись в пол. Лишь Серега всем видом как бы говорил: «Держись, братуха, прорвемся!».
– Встать, суд идет, – громко объявила секретарь суда.
Все присутствующие, включая подсудимого, встали. Энергично вошел и сел на свое место судья. Это был мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, чуть выше среднего ростом, крепкого телосложения, светловолосый. Одет представитель Фемиды, как и положено, в черную мантию. Он пригласил всех присесть и стал объявлять, какое уголовное дело будет рассматриваться им в этом зале. Затем пофамильно огласил всех членов данного процесса и спросил:
– Подсудимый, вы доверяете составу суда?
–Да, Ваша честь, – ответил тот.
– Начинаем судебное следствие, – продолжил председательствующий, – попрошу всех свидетелей по делу покинуть зал заседаний, вас пригласят для дачи показаний.
В зале почти никого не осталось. Друзья закадычные на суд не пришли. «Побоялись, что их запишут в подельники», – подумал про себя Павлов. Только сейчас подсудимый заметил, что здесь же находится и потерпевшая Нина Павловна. Она искоса бросала взгляды на подсудимого, но с какой-то жалостью и сочувствием. По крайней мере, так показалось Артему.
Первым пригласили на допрос отца подсудимого. Он рассказал о своей семье и в частности об Артеме, как тот переживал смерть матери, как помогал своим родственникам на рынке. И, конечно же, заявил категорично, что его сын не мог пойти на такое ограбление. На судью похоже его показания не произвели никакого впечатления. По крайней мере, вида он не подал.
– А вы видели своего сына в день совершения преступления? – спросил прокурор с разрешения председательствующего.
– Нет, в этот день я его не видел. Целый день крутился на работе, – ответил Юрий Витальевич.
– У меня больше нет вопросов, – удовлетворенно сказал прокурор.
Отец Артема по окончанию допроса сел на лавочку в зале и посмотрел на сына. Тот уставился в одну точку на полу, не поднимая глаз.
Затем пригласили Сергея. Он подробно рассказал, где и во сколько видел своего брата на рынке, как тот дважды бегал до бабушки Нины за пирогами для торговли. Артему казалось, вот оно полноценное алиби …
– А во сколько часов вы лично пришли на рынок? – спросил прокурор.
– Около девяти часов утра. Я пришел вместе с женой Любой, – ответил Сергей.
– А до девяти часов вы не видели, чем занимался ваш брат на рынке, – не унимался обвинитель.
– Нет, до девяти часов я его не видел… Но он обычно устанавливает торговые палатки и таскает товар для продажи, – честно ответил брат подсудимого.
– У меня нет вопросов, – с улыбкой сказал прокурор.
– Ваша Честь, разрешите?– подключился, наконец, и адвокат. Судья разрешающе кивнул головой.
– Скажите, Сергей Александрович, а в какой одежде вы видели вашего брата?
– Так в джинсовых шортах и светлой рубашке с коротким рукавом. Он почти все лето ходит в этой одежде. Сам и стирает по необходимости.
– Вы не заметили следов свежей замывки рубашки или шорт?– спросил адвокат.
– Да нет, не было ничего такого, – ответил Сергей.
– У меня нет вопросов к данному свидетелю,– заявил Алексей Анатольевич.
Показания своего мужа полностью подтвердила и Люба. При этом добавила, что Артем очень уважительно относится к женщинам, особенно после смерти матери. Что он ни при каких обстоятельствах не поднимет руку на женщину. Вопросы прокурора и адвоката к ней были аналогичные, как и ее ответы.
Затем в зал вошла…бабушка Нина, глаза явно заплаканы. Она, видимо, умышленно осталась в коридоре, чтобы при внуке не расплакаться. Свидетель рассказал, что в день, когда совершено преступление, Артем прибегал к ней два раза за пирогами для продажи, в половине девятого и около одиннадцати часов. Прокурор пожилую женщину допекать вопросами не стал. Видимо, посчитал, что против внука она ничего сказать не может.
– А вы не заметили ничего странного в поведении подсудимого в этот день? – спросил адвокат в установленном в суде порядке.
– Да, нет. Все как обычно. Зашел, сказал: «Привет, бабуль». Взял пироги и побежал на рынок.
– Когда Артем зашел к вам первый раз, он был одет как обычно? – Продолжил защитник.
– Да, – ответила бабушка,– в джинсовые шорты и светлую рубашку.
– А следов замывки на одежде подсудимого вы не заметили? – Допытывался Алексей Анатольевич.
– Нет, все сухое и чистенькое, – сказала бабушка Нина.
– У меня больше нет вопросов к данному свидетелю, – закончил адвокат, обращаясь к суду.
Последней на допрос в суде в этот день пригласили тетку Артема Марину. Но ее показания ничего нового в общую картину не добавили. Она только добавила, что подсудимый всегда очень уважительно к ней относился и что он для нее как сын. В общем, первый день суда на взгляд Артема прошел хорошо. Все родственники в один голос заявляли, что Павлов-младший не мог совершить подобного разбоя. Судья объявил перерыв до следующего дня…
Назад в следственный изолятор в автозаке ехали той же компанией. Тот мужик, который учил подельника, что говорить на суде, теперь орал на него:
– Ты чего там городишь? Мол, ничего не знал, это все я? Утопить меня хочешь, а сам чистеньким остаться? Я ж тебе говорил, какие показания давать. Теперь пеняй на себя. Не хотел сорваться вместе со мной, будешь тонуть. Я завтра все расскажу, как было на самом деле. Суши сухари.
Его знакомый просто молчал и улыбался. Видимо ему казалось, что он все продумал. Однако жизнь учит – из болота спасаться необходимо совместными усилиями, иначе утонешь вместе со всеми, каким хитрым и умным себя не считай. Конвойному надоели крики агрессивного подсудимого, и он сделал замечание. В машине воцарилась тишина.
По приезду в кинешемский изолятор всех подсудимых тщательно обыскали. Но в камеру Артем вошел в хорошем настроении. Ему мечталось, что, несмотря на его признания, на следствии, обвинение само собой развалилось в суде, как карточный домик.
Этими мыслями и настроением он поделился с сокамерниками. Не все искренне порадовались вместе со своим «смотрящим». Кто-то, молча залез на нары и закрыл глаза. Иногда и так проявляется зависть к чужой удаче. Артем на это не обратил никакого внимания. Он поддался эйфории, и испортить ему настроение ничто не могло. Он думал, как его встретят друзья по освобождению, как будут уважительно относиться к нему. Ведь он «тюрьму прошел» и прошел достойно. И Таня будет смотреть не как на юнца, а как на опытного и бесстрашного мужчину. С этими мыслями и уснул…
А на другой день пожелала дать показания потерпевшая… Нина Павловна рассказала, с какого времени знает Артема, какой он самостоятельный и работящий и главное, что она не уверена в том, что одним из нападавших являлся подсудимый.
– Оба бандита в масках, и произошло все очень быстро,…я сильно напугалась. – Такими словами хотела закончить свои показания потерпевшая…
Однако немного задумавшись, добавила:
– У нас с Артемом всегда поддерживались хорошие отношения. Он никогда не грубил, обращался только по имени-отчеству…
Затем разрешения задавать вопросы попросил прокурор.
– Нина Павловна, вы допускаете, что одним из нападавших являлся подсудимый?
– Нет, не допускаю, – ответила заведующая складом.
– Но все-таки не исключаете такой возможности? – попытался запутать потерпевшую обвинитель.
– Не исключаю, – подтвердила потерпевшая.
Адвокат, видя плохо прикрытые хитросплетения своего оппонента, не удержался и, не спросив разрешения у судьи, задал свой вопрос:
– Нина Павловна, какую одежду вы запомнили на нападавших преступниках?
– Оба во всем черном…и маски на лицах, – прозвучало в ответ.
– Значит, ни на одном из них джинсовых шорт и светлой рубашки не было? – уже с некоторой издевкой над обвинением спросил защитник.
– Суд снимает данный вопрос. Потерпевшая уже показала, как были одеты нападавшие, – прервал его судья. Ему, конечно, не понравилось, что адвокат грубо нарушил регламент суда, но поскольку вопрос заданный им интересовал и его лично, замечания не сделал. Зато отыгрался таким способом.
По окончанию допроса председательствующий предложил потерпевшей присесть в зале заседаний. Там, кстати, находились все родственники Артема, которые присутствовали на вчерашнем процессе.
– Прежде чем знакомить участников процесса с документами, находящимися в уголовном деле, хочу спросить подсудимого: вы готовы давать показания? – обратился судья.
– Готов, Ваша честь,– ответил тот.
Он не попросил перерыв для того, чтобы посоветоваться с адвокатом и решил кардинально изменить свои показания.
– В общем, уважаемый суд, – робко начал он, – я ничего не делал и ни в чем не виноват. Я оговорил себя на следствии, так как меня били оперативные сотрудники…
В зале воцарилась звенящая тишина… Через минуту вскочил прокурор и заявил ходатайство об оглашении показаний Артема на предварительном следствии. Судья ходатайство удовлетворил и передал прокурору уголовное дело, чтобы тот сам зачитал протокол допроса. По окончании, обвинитель, строго глядя на подсудимого, спросил:
– Вы говорили это следователю?
– Да, говорил, – ответил Артем.
– Следователь вас не принуждал к даче показаний, не бил вас? – вел свою линию прокурор.
– Нет, не бил… Она женщина, – сказал подсудимый и уставился в пол.
– А вы понимаете последствия изменения показаний? Суд может воспринять это, как попытку уйти от заслуженного наказания, – открыто давил на Павлова обвинитель.
Артем молчал… Вдруг у потерпевшей произошел какой-то нервный срыв. Она резко встала и закричала не характерным для нее голосом:
– Вон как… Как на женщину нападать с ножом и грабить, так смелые. А как отвечать, так в кусты? Узнала я тебя, жалела, не говорила, а ты обнаглел!
Судья вежливо обратился к потерпевшей:
– Вы желаете дополнить данные вами в суде показания?
– Да Ваша честь, желаю. Хоть и в другой одежде он напал на меня, и в маске, но… я его узнала и по росту, и по телосложению.
Она еще что-то эмоционально говорила и говорила, а прокурор, терпеливо дав ей высказаться спросил:
– Вы на следствии сказали, что один из нападавших вам сказал: «Молчи, сука, не ори»… А по голосу вы не узнали подсудимого?
– Нет, голос был другой,– ответила Нина Павловна.
Прокурор пожалел о своем вопросе и опустил голову. Тогда защитник, попросив разрешение у судьи, спросил:
– А так грубо с вами разговаривал нападавший преступник, похожий по росту и телосложению на подсудимого?
В зале опять воцарилась тишина… Потерпевшая какое-то время не отвечала на неожиданный для нее вопрос. Затем встрепенулась и буквально выкрикнула:
– Да я напугалась сильно, кто их разберет, кто это сказал.
– Вы слышали показания потерпевшей? Не хотите, что-то сказать, дополнить? – обратился судья к Артему.
– Слышал. Но я все сказал и мне нечего дополнять. Я ничего не делал… И никакого преступления не совершал.
После допросов свидетелей председательствующий огласил заявление Нины Павловны, протокол осмотра места происшествия, заключение судебно-медицинского эксперта о тяжести телесных повреждений, причиненных потерпевшей, справку о судимости, характеристику подсудимого с места учебы и ряд других, не столь значимых документов. А затем объявил перерыв до следующего дня.
В автозаке вместе с Артемом ехали опять те же два мужика, которые не могли между собой договориться, какие давать показания.
– Я ж тебе говорил, что утонешь вместе со мной? Не послушал, вот теперь сиди четыре года, дебил. И я с тобой подписался. Ведь знал, что ты расколешься на первом же шухере… Ну, если на одну «зону» попадем, я тебе устрою там веселую жизнь. Братва меня знает, тебя стукачка, под «шконку» загонят. Готовься.
Второй сидел хмурый, опустив голову, и ничего не отвечал. Выглядел он лет на пятьдесят, среднего роста и телосложения с начинающей лысеть головой. Обыкновенный мужичок-работяга, который, по-видимому, решил что-то украсть на выпивку да попался. Да и решился-то, очевидно, не сам, а послушал своего друга – собутыльника уже побывавшего в местах не столь далеких. Тот ростом казался ниже своего подельника, но покрепче, да и возрастом-то моложе лет на пять. На руках тюремные наколки. Нарисованы перстни и какая-то буквенная аббревиатура. «Такой и в самом деле может устроить «веселую жизнь» своему подельнику, как и обещал», – подумал про себя Артем.
Павлов вернулся в камеру не такой веселый, как прошлый день. Он никак не мог понять, чем так разозлил обычно веселую Нину Павловну. Неужели и вправду считает, что он один из нападавших грабителей? Она всегда так хорошо относилась к Артему… и думает, что он такой неблагодарный и жестокий? Странные все-таки существа эти женщины – пока признавался в том, чего не делал, она жалела подсудимого, пыталась ему помочь. А как сказал правду, то куда эта жалость делась? Только злоба и желание мести… И неважно кому, главное – отомстить. Эти вопросы не давали ему покоя, даже после отбоя, когда он безуспешно пытался уснуть.
На следующем судебном заседании подсудимый пытался поймать взгляд потерпевшей, но она отводила глаза в сторону. Нина Павловна вполне осознавала, что помогла обвинению посадить на длительный срок возможно невиновного человека. После почти бессонной ночи и раздумий у нее уже не ощущалось уверенности в правильности своего поступка. В глубине души стыдно за свой эмоциональный выпад, но…она не знала, как его исправить. Ей жалко и себя, и Артема, и его родственников. Да и понимала из своего жизненного опыта – не мог этот работящий подросток решиться на такое преступление. Опять же одежда в тот день на нем была другая, не такая что на грабителях…
Между тем судья объявил начало прений… Первым выступил прокурор. Артему прорезало ухо то, что «его вина доказывается, помимо личных признаний во время предварительного следствия, заявлением потерпевшей, ее показаниями в суде, протоколом осмотра места происшествия, заключением судебно-медицинской экспертизы, характеристикой с места учебы». Каким образом это все доказывает вину именно его – Павлова Артема Юрьевича? Ведь так можно любого встречного обвинить. Так он думал, но… ничего изменить в своей судьбе не мог. А прокурор запросил десять лет реального лишения свободы! Десять лучших лет совсем молодого человека! И, главное, – невиновного… Но обвинитель искренне считал, что добросовестно делает свою работу и совесть его нисколько не мучила. Да и кто он ему, этот подсудимый? Маленькая ступенька в карьерной лестнице, один из многих сотен таких же неприметных людишек, пытающихся оспорить его профессиональные умозаключения…
Между тем защитник обратил внимание суда на целую серию нестыковок в данном уголовном деле:
–Ваша честь, мой подзащитный практически постоянно был на виду у большого количества людей. Его одежда не соответствует той, что имелась на преступниках. Не найден второй нападавший, если допустить, что Павлов являлся первым, не обнаружен ни один из украденных предметов, а сумма похищенного имущества весьма значительна. Насколько можно серьезно воспринимать тот факт, что после совершения кровавого преступления подсудимый, как ни в чем, ни бывало, приходит к своей бабушке за пирогами? А ведь он несовершеннолетний. При этом не пытается скрываться, как-то заметать следы. Далее собственно само признание подсудимого в совершении преступления содержит огромное количество противоречий и нестыковок. Я прошу, хоть и с опозданием признать данный протокол допроса недопустимым доказательством.
Речь Алексея Анатольевича была очень убедительной, и закончил он ее весьма эффектно: – Прошу оправдать моего подзащитного по данному уголовному делу и освободить его из-под стражи в зале суда.
Артем чуть не заплакал от появившейся надежды на справедливый приговор. Он еще не привык к тому, что красивые слова адвокатов лишь развод клиентов на деньги и суд на них никакого внимания не обращает. Это как игра, у которой финал уже предрешен, но игроки делают вид, что от них что-то зависит. Только ставка-то слишком крупная – судьба, а порой и вся жизнь человека, который в этой игре даже не пешка, а просто сторонний наблюдатель… Между тем прения закончились, если не считать пары незначительных фраз, которыми дополнили свои выступления прокурор и адвокат.
А судья спокойным голосом предложил подсудимому выступить с последним словом… Артем посмотрел в сторону родственников, в его глазах читался невысказанный вопрос: – «Ну, уж вы-то понимаете, что я не преступник?». Затем глубоко вздохнул и произнес:
– Ваша честь, я ни в чем не виноват… Не совершал я этого преступления, да и не мог совершить в отношении Нины Павловны. У меня мама моложе ее была, когда ее не стало… Я-бы не посмел. Меня били в кабинете милиции, и потом в ИВС…вот я и наговорил на себя. Поверьте мне, пожалуйста. Я целые дни работал на рынке, зарабатывал достаточно, да и брат Серега и другие родные мне помогали, и одежду купить, и пропитание. Мне вполне хватало. Я говорил следователю, что там белая машина стояла. Это, наверное, они сделали, но я их не знаю и не видел. Почему милиция не стала их искать, а все свалили на меня? Куда я мог деть столько товара, у меня ведь только тележка имеется, машины никогда не было ни у меня, ни у моих родственников или друзей. Ваша честь, я и ножа никогда в руках не держал,… только дрался иногда кулаками с мальчишками на танцах. Отпустите меня, пожалуйста, ведь мне всего семнадцать лет, скоро восемнадцать будет, я в армию пойду, буду Родину защищать…
– Суд удаляется в совещательную комнату, – невозмутимо сказал судья, – оглашение приговора будет завтра в одиннадцать часов дня.
И ушел… А Павлова опять автозак доставил в следственный изолятор на улицу Шуйскую, тесную камеру для малолетних преступников. Пацаны играли в домино, в «покер» – азартная такая игра, но Артему она казалась в этот момент совсем не интересной. Завтра решалась его судьба – срок на «зоне» или свобода… Он никак не мог привыкнуть к мысли, что реально невиновный человек может попасть в тюрьму за преступление, которого не совершал. Это за гранью всего жизненного опыта Артема, пусть и небольшого по меркам взрослых людей. Правда, за все время пребывания в следственном изоляторе, он крайне редко слышал от арестованных о справедливости предъявленных обвинений. Почти всех или «кто-то оговорил», либо «посадили менты по беспределу». Павлов воспринимал это чуть ли не как традицию следственных изоляторов. А сейчас, когда он сам попал в подобную ситуацию, то задумался – а может и вправду большинство сидит ни за что? Между тем открылся «кормяк»:
– Павлов прими передачу.
Артем подошел к окну для приема пищи, не осматривая, принял продукты питания и расписался на специальном бланке об их получении. Передача оказалась от брата. «Смотрящий» отдал ее на «общак», практически не глядя. Себе взял только немного сигарет. Его никто не задевал и ни о чем не спрашивал, захочет – расскажет сам. С посылкой одновременно принесли письмо от брата. Тот давал напутствие – держаться до конца, не наговаривать на себя и не раскисать. Про отца написал, что живет с той же женщиной возле центральной аптеки. За Артема переживает, но держится, говорит, мол, не может быть, чтобы его посадили. Пирогами торговать на рынке стало сложнее, приходится за ними ездить самому, а больше одного раза он не успевает. Артем очень долго не мог уснуть, мысли в голове крутились одна за другой, и были они мрачные, серые и одинокие…
