Владимир Юрьевич Харитонов
Не верь, не бойся, не проси…
… Наконец, со всех сторон послышался храп, лежащее на полу тело стало неподвижным и издавало время от времени какие-то неопределенные хрипящие звуки. Леонид встал, осторожно подошел к Кузьмину. Тот спал на животе, голова на подушке с желтыми пятнами повернута в сторону вероятных врагов. «Пострижен наголо, за волосы не ухватишься»,– отметил про себя Леонид. Однако обдумывать способ убийства долго не стал. Левой рукой быстро приподнял балду жертвы над подушкой, а правой привычно словно поросенка, разрезал горло от уха до уха. Но под ним лежал все-таки человек и, осознав это своей простецкой душой, Леонид пришел в состояние близкое к бешенству. Он рычал словно зверь, нанося удары в спину… Наконец мститель пришел в себя… Вокруг него и убитого образовался круг неуважаемых заключенных, молча взирающих на свершившуюся месть. Любой из них мог оказаться на месте тела, утопающего в собственной крови. Противоречивые чувства переполняли загубленные души. В них ощущалась, и радость от свершившейся кары и…страх за свое будущее…
Между тем в барак вошел капитан Матвеев, в этот день он дежурил сутки, в сопровождении двух рядовых сотрудников. Оперативник быстро оценил обстановку и сразу все понял. Вспомнил он и о письме от жены к Леониду, про которое ему доложили со специальной части. Понял и мотив, вдруг побудивший нормального мужика попроситься в «гашеный барак»… Но дело сделано, и капитан еще не осознал для себя, рад он этому факту или огорчен. Как можно спокойнее Матвеев произнес:
– Леонид Иванович проследуйте за нами.
В голосе слышались уважительные нотки. А все данные убийцы он знал из личного дела, которое внимательно прочитал сразу после его утреннего визита. Между тем Леонида на «зоне» впервые назвали по имени отчеству. Уважительное обращение прорезало слух, и он спокойно протянул вперед руки сотруднику, приготовившему «браслеты». Но капитан неожиданно произнес:
– Не надо. Пусть идет так.
Именно так он проявил почтение к заключенному, который не побоялся надолго испортить свою жизнь ради другого человека, ради справедливости, за всех детей пострадавших от педофилов…
Когда на «зону» приехала оперативная группа во главе с заместителем прокурора города Южи, которую вызвал капитан Матвеев, то ей предстала такая картина… У входа в барак в луже крови на животе лежал труп худощавого мужчины. Его тюремная роба была мокрая и издавала характерный для мочи запах. В задний проход сквозь брюки кто-то воткнул сломанную швабру. Грязная тряпка, словно траурный флаг свисала над спиной детского насильника рядом с рукояткой торчащего в спине ножа. Достойная смерть для недостойного человека. Человека ли?
Деревенский мужик даже не мог подумать, что сидельцы «гашенного барака» после того, как его увели, надругаются над трупом. А в карцере, куда временно перед отправкой в ивановский следственный изолятор поместили Леонида, его «грели» передачами и табаком, и мужики, и «блатные». Не препятствовали этому и сотрудники колонии. В это самое время дочка убийцы Алена в комнате отдыха психиатрической поликлиники «Богородское» вместе с другими больными безразличными глазами смотрела в экран телевизора. Шла передача «Криминальные новости» и вдруг…показали фрагмент из Ивановской области. В пригороде джип с тремя молодыми людьми в салоне на большой скорости выехал на встречную полосу и врезался в груженый КАМАЗ. И водитель и оба пассажира импортного внедорожника погибли на месте. В одном из них Аленушка узнала своего насильника. Она непроизвольно вскрикнула, а потом молчала целые сутки, через три дня пошла на поправку…
Повременить бы Леониду с казнью, может и не решился бы на подобное злодеяние. Но пути Господни неисповедимы и Он вершит правосудие по своему усмотрению, не человеческому. А к деревенскому простецкому мужику на всю оставшуюся жизнь приклеилась кличка «Палач». Очень скоро о нем узнали во всех колониях необъятной России. Впереди новое следствие, суд, а потом он вновь объявится в Талицах, но на другой «зоне» и в другом качестве. Впрочем, обо всем по-порядку …
Глава 13. Рутинная жизнь в обычной российской колонии
Между тем Артем привыкал к новому месту, куда его забросила судьба. Он также совершал познавательные экскурсии, но теперь в свободное от работы время. Столовая и больничка «на девятке» оказались такие же, как и на «двойке», да и само питание мало чем отличалось. «Вот жизнь потихоньку и вошла в привычную колею», – так размышлял Павлов, – «и середина отбытого срока уже не кажется такой далекой, а там мало ли чего…может и УДО получится организовать». Однако стал замечать Артем косые взгляды со стороны некоторых заключенных, особенно приближенных к «смотрящему» по бараку. Впрямую никто ничего не говорил, но за спиной шептались. А это примета плохая. Спасибо корешку Сане Еремину, просветил:
– Тебя, «Темыч» блатные на подозрение поставили в «стукачестве». Много общаешься с сотрудниками. Тем же оперком Масловым, например.
Однако сказано это было интонацией не очень дружеской. По крайней мере, так показалось Павлову.
– Так они обращаются ко мне – то кепку красивую сшить, то постельное белье. Я не отказываю, беру за это только сигареты. Вот отношения и образовались, – ответил Артем.
– Да я то что? Я – то понимаю и ни в чем тебя не подозреваю, – начал «Ерема» примирительным голосом, – но «блаткомитет» может подъехать к тебе с расспросами.
– Спросят, – отвечу, – сказал Павлов. – А с Масловым – то ты же помнишь, меня бывший тренер Галкин познакомил. И к нему ни у кого вопросов не возникало.
– Ну да, он же каратист охрененный, – произнес Александр, – начни ему вопросы задавать, он челюсть ногой сразу сломает.
А с Масловым действительно отношения сложились почти дружеские. И дело вовсе не в Галкине, и не в том, что иной раз Артем что-то делал для него на швейном производстве. Возможно, будучи оперативником, тот тщательно изучил дело своего подопечного и понял, что невиновный человек тянет лямку тюремную. Кто-кто, а он то знал, что до пятнадцати процентов заключенных реально невиновны. И это специфика российского судопроизводства. А может просто душа у него лежала к Павлову. Вопросы дружбы порой настолько тонки и необъяснимы – один наорет, накричит, а ты на него не обижаешься, и как-то тянет к нему. Другой – улыбается, льстит при случае, а ощущаешь, что лучше держаться от него подальше. Однажды Алексей Иванович пытался задать Артему наводящие вопросы в отношении одного авторитетного заключенного. Сильно смутила тогда молодого сидельца попытка вербовки, как ему показалось, но…он нашел в себе силы и прямо ответил:
– Алексей Иванович, конечно, извини, я вас реально уважаю. Но… «стукачей» у вас и без меня полно, а мне сидеть еще долго. Ломать свою жизнь не хочу, она и так у меня не сахар. Давайте не будем портить сложившиеся отношения. Все, что надо по производству, для вас сделаю бесплатно, а вот докладывать ни о ком не буду.
– Да ладно, ладно, – как можно миролюбивее сказал оперативник, – я так ведь поинтересовался, по привычке, можно сказать. А «стукачом» – то я тебя делать и не собирался, успокойся. Кстати, помнишь Леонида «Палача», у нас сидел? Ну, который педофила порешил, ты вроде с ним общался?
– Конечно, помню. Только общался-то я с ним всего пару раз. И почему вы про него вспомнили?
– Так он с «зоны» в Тамбовской области к нам на «двойку» переехал. И вот–вот станет «смотрящим» вместо Тимохи, у того срок заканчивается, – поделился секретной информацией Алексей Иванович, чтобы как-то «задобрить» обидчивого сидельца.
– Леонид мужиком жил… как же «смотрящим» – то? – Искренне удивился Артем.
– Да на тамбовской «зоне» он с «блатными» связался, зауважали там нашего земляка. Вошел в их круг. Теперь это другой человек, не тот простак, каким ты его знал, – закончил разговор оперативный работник.
А на другой день во время работы на «промке» подошел Виктор Киричев с соседнего барака и «по большому секрету» подтвердил информацию о «Палаче». Павлов предпочел сделать вид, что слышит это впервые и спросил:
– Какой срок-то ему отмеряли?
– Всего шесть лет строгого. Его судили в особом порядке, он же в «полную сознанку» шел… Да и судья областного суда отнеслась к нему лояльно. Возможно, у нее самой внучки есть, вот и вникла в ситуацию.
Кстати сказать, Киричев почти угадал, ошибся, только, с «особым порядком»… Когда Людмила Петровна Андреева-Трепетова, судья ивановского областного суда пила свой утренний кофе и по привычке смотрела новости, то внутренне напряглась так, что кружка осталась наполовину не выпитой. По телевизору шел фрагмент о насилии над ребенком в Ярославле. У нее имелись две внучки – Ольга, двенадцати лет и Вероника, пяти лет. Пухленькая и ласковая пятилетняя девочка буквально очаровывала своей улыбкой строгую бабушку и та была готова на любые жертвы ради нее. «Как жаль, что эти подонки не с нашей области. Уж я бы смогла добиться, чтобы судить их поручили именно мне», – думала она. На своей машине «Тойота Камри» судья спешила к зданию областного суда. А на всех перекрестках, как на грех, горел красный свет и она еле-еле успела…
По Божьему промыслу, а может по простому совпадению именно Андреевой-Трепетовой поручили вести судебный процесс по факту убийства Кузьмина в исправительно-трудовой колонии №9. Почему-то когда Людмила Петровна рассматривала дела об убийстве, ей всегда вспоминалось изречение какого-то мыслителя: «Умирать надо тогда, когда сильно хочется жить, а не жить до того, что хочется умереть». А педофил Кузьмин явно хотел жить… Естественно, что деревенский убийца вызывал сочувствие где-то там, в глубине души. Конечно, она не могла полностью оправдать Леонида, не могла и дать ему условный срок, тем более что особо тяжкие преступления не рассматриваются в «особом порядке». А ей бы так хотелось… Но закон есть закон, и он предусматривал наказание от восьми до двадцати лет лишения свободы. Правда и в нем есть небольшие лазейки и наказание ниже низшего предела – шесть лет удивило даже опытных работников юстиции… Зато сильно обрадовало подсудимого и его семью.
Между тем как-то быстро стал расти по службе старший оперуполномоченный капитан внутренней службы Маслов. Именно его, а не Матвеева, который на два года больше трудился в должности опера, назначили заместителем начальника колонии. Вскоре присвоили звание майора, и в отсутствие начальника учреждения исполнял его обязанности. Забегая вперед можно сказать, через непродолжительное время стал полновластным начальником ИТК№ 9, как уважительно говорят зэки «хозяином». Но не зазнался человек, отношения с Артемом поддерживал и в помощи не отказывал. Скорее Павлов злоупотреблял такой дружбой, правда, в рамках приличия и с соблюдением субординации. Да и другие сотрудники ИТК понимали, что раз их начальник дружбой не брезгует с работящим заключенным, значит и им можно. Те же кепки и красивое постельное белье, сделанные в подарок, давали Артему некоторые привилегии, недоступные для других зэков. Когда тот сидел уже шестой год, как раз перед самым любимым зимним праздником, у него в заначке появились бутылка спирта и шампанского. Конечно, «блаткомитет» пусть и не сразу, но уловил возможную пользу для себя от дружбы «Темыча из Кинешмы» с «дубаками». И вместо того, чтобы учинить с него спрос «по-взрослому» за неположенные для уважающих себя зэков связей, они стали обращаться с разными просьбами. Например, достать симку для телефона или водки к празднику. Иногда Артему выполнить подобную просьбу удавалось. Сразу же неизменно начинало расти количество просящих и…соответственно их наглость. Подходили и уважаемые на «зоне» люди, вежливо просили:
– Нет ли возможности достать для страдальцев «дури» (наркотики – прим. автора)?
– Извините, при всем моем уважении, я с такой просьбой обращаться к сотрудникам не буду. – Отвечал Павлов, – ни их не хочу подставлять, ни себя, ни вас.
Заключенные и сами не раз слышали, что кто-то из «коллег» умер от передоза (передозировки наркотическим веществом – прим. автора). Наркоманы длительное время не имевшие возможности уколоться, меры не знают. А однажды за пронос на «зону» героина или как его ласково называют зэки – «герыча», одного молодого сотрудника осудили на восемь лет. Видно в криминальной цепочке: продавец-сотрудник-покупатель оказался «стукач». А «дубак» хотел денег заработать, «жадность фраера сгубила»… Горе-работнику на тот момент исполнилось всего двадцать шесть лет. В общем, отказам Артема никто не удивлялся, но злобу возможно и затаили. Правда, внешне это никак не проявлялось. Или пока не проявлялось. Заключенные прячут свои эмоции за маской безразличия до поры до времени…
Еще одно достижение цивилизации стало модным иметь на «зоне» – сотовые телефоны. Когда молодой сиделец начинал свое знакомство с российскими колониями, про это чудо техники ходили только слухи. Однако буквально через три-четыре года первые примитивные аппараты стали появляться и в местах лишения свободы. Антенны оказались настолько слабые, а сеть телефонных вышек редкая, что для связи необходимо залезать чуть не на крышу барака. Но прогресс неумолимо шел вперед, и шел семимильными шагами. Новые японские аппараты «Нокиа» казались сидельцам навороченными и удобными для связи с родными, близкими, друзьями или подругами. Конечно, у Артема подобный аппарат имелся и он «страх потерял» – носил его с собой по «зоне» и даже на «промку». Правда, только, когда смена сотрудников колонии дежурила знакомая. А за такой срок, что он уже отсидел, у него почти все являлись знакомыми и пропускали его туда и обратно без обычного для зэков обыска. Когда все-таки попадался принципиальный «дубак» и находил что-то неположенное в карманах арестанта, тот звонил с «запрещенного телефона» Маслову и просил помощи. Отказа практически не было.
…Однажды приехала на длительное свидание знакомая девушка Елена. Та самая подруга Тани, за которую Артем заступился на танцах перед самым задержанием. Видно брат Сергей решил, что пора выполнить просьбу Павлова-младшего и нашел эту девчонку. Правда, она восприняла просьбу юноши о свидании в колонии по своему, по-девичьи. Рассчитывала на серьезную перспективу их отношений в дальнейшем. При этом Лена не являлась женой или близкой родственницей, то есть тем человеком, кому положена такая свиданка в специальном бараке. Барак этот и зэки, и сотрудники, называли гостиницей. Обычное кирпичное одноэтажное здание на территории «зоны», в котором предусмотрено порядка десяти-двенадцати отдельных комнатушек. В каждой примерно по десять квадратных метров. На них поместилось две металлических кровати в один ярус и столик для принятия пищи. Кухня одна, общая для всех с газовым и электрическим оборудованием. И еще одна отдельная комната, где находится душ, для желающих принять его «с дороги». Рядом туалет, общий для всех присутствующих гостей и зэков. Двери в комнатах не запираются, но при входе в общий коридор установлена обитая металлом дверь, которую открывает сотрудник для начала свидания и по его окончанию. То есть вольно невольно, а посетителям приходится какое-то время находиться под тюремным замком. Внутри гостиницы постоянно находится «шнырь» из тех зэков, которым безразлично, что сидельцы называют их «козлами». Попасть в гостиницу на три дня мечтает каждый заключенный. А если гостья – жена или сожительница, которая понимает, что от нее ожидают, то это вообще счастье. Особенно для молодых мужчин. Артем так хотел провести со своей гостьей несколько дней, что пошел на поклон к Алексею Ивановичу.
К удивлению Павлова «хозяина» сильно просить не пришлось. Гражданин начальник прекрасно понимал молодого сидельца, по сути, не видевшего в жизни настоящей любви. И комнату в бараке-гостинице предоставил, и от работы на пару дней освободил. Правда он тоже думал о серьезных намерениях в отношении девушки своего подопечного… В тюремной комнате свиданий Артем и познал все прелести любви слабого пола. По сути, Елена оказалась его первой женщиной и к счастью она знала, что ожидал от нее молодой человек. На «зоне» стать мужчиной – такое не каждому дано по судьбе. Да он бы может и не решился на что-то серьезное с близкой подругой Тани, но… Лена сразу рассказала о замужестве своей одноклассницы. Не преминула добавить, что брак этот по любви. Новоявленный муж «души в жене не чает, возит на море, одевает как королеву». Этим рассказом Елена умышленно задела самолюбие заключенного, дала ему понять, что кроме нее он никому не нужен. К тому же опыт общения с противоположным полом у нее определенно имелся.
Два дня пролетели в каком-то угаре. Сколько раз Артем проявил свою мужскую силу, знают только стены комнаты свиданий, да опера, у которых в каждой такой комнате установлены микрофоны для прослушки. Мало ли кто побег надумал готовить. Или еще что замыслил нехорошее. Только им пришлось довольствоваться скрипом металлической сетки старой кровати, разговоров-то почти не велось. Когда пришла пора расставаться, девушка заверила Артема, что будет ждать его и обязательно дождется, и что приедет к нему еще. И даже в этот момент Павлов не сказал ей, что не собирается всерьез связывать с ней свою судьбу. В колодец, из которого возможно еще придется пить, он плевать не привык. Так и расстались, имея в душе разные планы, в отношении друг друга. Одна думала о свадьбе и семье, другой – лишь пару раз воспользоваться женскими ласками…
Шел седьмой год жизни Артема в условиях неволи. Уже не мучили порывы жалости к себе, исчезли из головы вопросы – почему так получилось, что он отбывает наказание за преступление, которого не совершал. Он просто жил… Регулярно получал письма от отца и брата Сереги, и передачи от них, и… Евдокимова Дмитрия Сергеевича с улицы Виноградной. Тот по-прежнему оставался инкогнито, неизвестный благодетель с неизвестными помыслами и побуждениями. Знал бы тогда Павлов, кем станет он для него через некоторое время и какую роль сыграет в его жизни. Французский писатель и философ Дени Дидро еще в шестнадцатом веке сказал: «Мы считаем, что ведем судьбу, но судьба всегда ведет нас».
Между тем Артем с помощью своего покровителя собрал необходимые документы и готовился к суду, на котором должен решиться вопрос о условно досрочном освобождении (УДО). Эта надежда грела душу осужденного. Он беззаботно спал в своем бараке, а телефон… лежал в кармане тюремной робы. Снился ему приятный сон о своем освобождении… Перед ним идут «дубаки» и уважительно открывают двери, а он шагает налегке и с улыбкой на лице. В небе светит солнышко, и тоже улыбается, выглядывая из-за светлых облаков. За воротами толпа девчонок с цветами, все длинноногие в коротких платьицах… бегут навстречу…
А тем временем в колонию, как на грех, приехала серьезная комиссия с ивановского УФСИН. Она и прервала столь сладкий сон заключенного прямо перед самым подъемом на работу. Когда тот открыл глаза, то увидел двух людей в камуфляжной одежде с масками на лицах. Один бесцеремонно лазил по карманам, а другой резко спросил:
– Почему на робе отсутствует бирка с данными заключенного?
Ответить на вопрос сотрудника Артем не успел, так как первый извлек из его кармана телефон.
– Опачки, – довольно произнес он.
Все пропало – надежды на УДО и скорое освобождение, и даже налаженная жизнь в колонии – предстояло провести неделю в карцере. Павлов ощущал себя хуже, чем в день ареста. Тогда он не догадывался, что ждет там за поворотом судьбы, а теперь все знал наперед. И ничего хорошего там впереди его не ожидало.
Вместо «промзоны» пришел по привычке в кабинет Маслова, понурив голову. Просить его о чем-то казалось бесполезно. Стоял и молчал. А тот, не повышая голоса, сказал:
– У тебя один шанс уйти в этом году по УДО – договориться с кем-то из заключенных, чтобы взял этот телефон на себя и отсидел за тебя семь суток в карцере. Тебе, по вашим понятиям, придется «греть» его весь срок… Если никто не согласится, добавишь себе еще минимум год отдыха в наших красивых местах. Понял?
– Понял. Спасибо вам Алексей Иванович, – ответил Артем и пошел искать того, кто готов резко ухудшить свое положение ради другого человека.
Однако сначала зашел в часовенку… Первый раз он пришел сюда в 2005 году, когда отец прислал письмо о смерти своей матери, то есть бабушки Артема. Так плохо стало на душе, что сам не заметил, как оказался перед иконами. Но молитв никаких не знал, шептал про себя: «Господи помоги…Господи помилуй…», всплакнул чуток. Потом вышел на улицу и ощутил душой и телом – отступила грусть-тоска, дышать стало легче. На улице середина зимы, с неба падали крупные хлопья снега. В свете фонарей, освещающих территорию колонии, снежинки казались белыми бабочками, кружащими в неторопливом хороводе от дуновения легкого ветерка. Они падали на голову заключенному и таяли, таяли, таяли. А он стоял, словно завороженный, держа кепку в руках, и не было никаких желаний в тот момент, кроме одного – бесконечно любоваться этой неповторимой, чарующей красотой. Ему ощущалось спокойно и уютно здесь и сейчас…
Из часовни вышел заключенный, который постоянно читал молитвы в этом небольшом домике с крестом на крыше, врачующем потерянные души. Было ему лет пятьдесят, невысокий, по-деревенски крепкий, с осанистой бородой. Но взгляд какой-то потухший или умиротворенный, сразу и не разобрать. Он понял состояние Павлова, тихо подошел как-то сбоку, встал рядом и молчал. А когда Артем поглядел на него, то негромко сказал:
– Ты заходи ко мне, если тяжело будет, вместе помолимся. Легче станет, Бог поможет.
Артем промолчал, постоял еще минуту, надел кепку на голову и ушел в свой барак. Потом от кого-то из заключенных он узнал, что хранителя часовни зовут Евлампием и отбывает он наказание за убийство. В небольшой деревеньке, где жил до ареста, сосед сильно оскорбил жену Евлампия. Тот в горячке схватил топор и направил его в голову обидчика. И дал Господь ему десять лет, чтобы замолить сей смертный грех. К слову сказать, до осуждения не сильно верующим был селянин, и от водки не отказывался, и храм посещал редко. В общем, думал, что живет, как все… Так вот и повернула его судьба лицом к Богу. Видимо путь через тюрьму для его души оказался полезнее…
А примерно через полгода и бабушка по линии матери Нина покинула этот мир. Про новую беду узнал Артем из письма брата Сереги, как и про то, что отец после смерти своей матери сильно занемог. Вроде и не болел ничем, а силы покинули, ходил угрюмый, молчаливый. Даже музыку свою забросил на время. Правда скоро деньги кончились, и хочешь – не хочешь, а на работу пришлось идти. Опять защемило на сердце у молодого заключенного, и ноги сами повели его к Евлампию. Тот, как всегда, оказался на месте, читал возле икон молитвы. Тихий и спокойный голос завораживал и умиротворял. Молча выслушал пришедшего арестанта, дал пару свеч, сказал куда поставить. Потом достал молитвенник, старый и затертый и пояснил, где почитать «за упокой души» и за здоровье близких. Для себя ничего не просил Артем у всесильного Бога. Он считал, что у него все есть для этой жизни, ну, а свобода придет сама собой по звонку…
Вот и сейчас зашел к Евлампию, рассказал о возникшей проблеме с телефоном, о потерянном шансе уйти по УДО и о очень маленькой надежде, что удастся все исправить.
– Надеяться надо не на себя, а на Бога, – поучительно сказал богомолец.
Артем промолчал. Затем вместе помолились за успех в начатом деле. Павлов, в который раз ощутил облегчение и вернулся в свой барак. Время еще дневное и заключенный должен бы трудиться, а он как-то и забыл, что с работы не отпрашивался. А все члены его «семейки» как и положено, трудились на «промзоне». Ничего не оставалось, как идти туда же, тем более что просить о помощи он намеревался, прежде всего, у них.
В первую очередь обратился к своему, как он считал, другу Еремину Сашке:
– Братан, ты знаешь мою ситуацию. Есть реальная возможность уйти по УДО, и я сам себе все испортил. Может, выручишь, возьмешь вину на себя и отсидишь за меня семь суток в карцере. Я тебя греть буду каждый день, еда, сигареты – все у тебя будет.
– А оно мне надо, – в манере одесситов ответил «корешек», – ты будешь косорезить, а мне отдуваться?
– Понятно, – только и смог сказать Павлов.
Потом с подобной просьбой он обратился ко всем членам своей «семейки» и …все отказали. Вспомнился Артему разговор с одним старым зэком, здесь, на «девятке»:
– Запомни, сынок, на «зоне» друзей нет и быть не может. Каждый сам за себя и «дружат» зэки, пока всем выгодно, а если интересы разойдутся, то никто пальцем о палец не ударит за тебя. Так что старайся ни с кем не ругаться, отношения поддерживай, но на помощь не рассчитывай. Слышал, наверное, «не верь, не бойся, не проси». Вот так и живи.
Но видно Господь учел те редкие посещения часовни Павловым и сжалился над ним… Помощь пришла оттуда, откуда ее и не ждал. Ютился в их бараке заключенный по кличке «Олежко пьяный». Любил он выпить грешным делом, когда имелась возможность. Вот так и прозвали. До ареста жил в Кинешме, но Артем его в те времена не знал. Да и постарше тот был лет на двадцать пять, по танцам-то не бегал. Он делал на «зоне» и «блатным», и сотрудникам охраняющим их, красивые ножи. Реальные произведения искусства. А брал за них умелец только сигареты, видно больше у него ни в чем нужды и не было. Железо для лезвий поставляли сами охранники, конечно в тайне даже от своих коллег. Увидев после работы задумавшегося земляка в бараке, «Олежко» спросил:
– Ты чего, Тема, какой озабоченный?
– Да УДО у меня сорвалось, с мобилой спалился. Сейчас семь суток в карцере отлежусь и отодвину свою свободу еще на год.
– Давай я за тебя отсижу, скажу, что телефон мне принадлежит. Мне еще пятеру сидеть, берегов не видать. УДО не светит – и БУР, и карцера в активе. Ты только сигаретками меня «подогревай». Не могу я без них.
От неожиданного предложения и охватившей душу надежды, Артем онемел. Стоял и молчал, язык не слушался. Затем он как-то судорожно схватил Олега за худые плечи и, глядя ему в глаза, быстро произнес:
– Да ты че, братан. Я тебя не только куревом, а и жратвой греть буду. Сам не съем, тебе принесу.
– Ну, вот и договорились. На волю выйдешь, напейся за меня. Сильно напейся «до поросячьего визга».
И вот это шуточное пожелание своего спасителя сильно засело в голову молодого арестанта и чуть не загубило его и без того неудачную жизнь. Но это произойдет гораздо позже, когда высокий забор с колючкой начнут забываться. В этот раз у «заговорщиков» все получилось – один страдал в одиночке, другой каждый день передавал еду и сигареты. Конечно, не без помощи «хозяина» Алексея Ивановича…
Сидит Артем «на чемоданах». На руках «бегунок», подписанный всеми, кем положено. Суд освободил его досрочно, как полностью исправившуюся личность, не представляющую опасности для человеческого общества. И вновь, как на грех, появился в бараке проверяющий УФСИН из Иванова, тот самый, который телефон у Артема изымал. Подлетел к Павлову «словно коршун» и как закричит:
– Как тебе суд наказание сократил после карцера?
Ну, подумал Павлов, не видать ему свободы. Скандал поднимется, еще и Маслова накажут. Молчал «как рыба об лед», не отвечал на законные вопросы. Но недооценил возможности своего покровителя заключенный. Каким-то образом смог Алексей Иванович усмирить принципиального начальника и в определенный судом срок наступил день освобождения…
