Владимир Юрьевич Харитонов
Слеза Ангела
Глава 1. Украденное детство
Небольшой городок Каракол в Киргизии расположен вблизи восточной оконечности озера Иссык – Куль, до него всего 12 километров, в ста пятидесяти километрах от киргизско-китайской границы. Он является административным центром Иссык-Кульской области. Название происходит от киргизского слова «кара» – черный и «кел» – озеро. Черный цвет обозначает «большой», то есть – большое озеро. Правда, с 1889 по 1922 год и позже с 1939 по 1992 год город носил название Пржевальск в честь известного путешественника. Совсем рядом находится подножие хребта Терскей-Ала-Тоо и протекает река Каракол. Город находится на высоте 1690 – 1850 метров над уровнем моря, поэтому климат здесь умеренно-континентальный с элементами горного и морского.
А какой красивый и разнообразный растительный мир окружает поселение: это и тянь-шанская ель с густой конической кроной высотой до шестидесяти метров, и арча-чудо-дерево, живущее до двух тысяч лет. В горах встречаются экземпляры до десяти метров в диаметре, правда, высотой не более шестнадцати метров. Зачастую арча растет вместе с елью и другими хвойными деревьями. Пихта Семенова с густой темно-зеленой пирамидальной кроной достигает в высоту тридцати метров. Вдоль чистых и прохладных рек и вокруг озера Иссык-Куль красуются непроходимые заросли облепихи. Русские березки в этих краях редкие гости, но в самом городе иногда встречаются. Возможно, они и посажены русскими людьми, коих проживало не менее тридцати процентов, скучающими по этим прелестницам. Летом в окрестностях Каракол радуют своим великолепием многочисленные разноцветные дикие тюльпаны – ярко-красные, малиновые, желтые и оранжево-красные. Горы покрытые этой растительностью привлекают взгляд и казалось бы не оставляют места людской злобе и зависти, как бы говоря своим величественным видом – все суета и тлен, вечен только мир вокруг. Но люди способны испортить и это благолепие своими извечными пороками…
Вот в этом киргизском городе и родилась обычная русская девочка Виктория в 1966 году в неполной семье. Мать Надежда Викторовна замужем никогда не была. Поэтому отчество Павловна у Вики в метриках не соответствовало действительности, про своего биологического отца она так ничего и не узнает. А Надежда рано приобщилась к алкоголю, по характеру стала распущенной, однако долго сохраняла свою природную красоту, поэтому на нее обращали внимание многие мужчины, и русские и киргизы. Отказывала она им в ухаживаниях редко, особенно, если любовник приходил с бутылкой. Тогда начинался «пир горой» и маленькая Виктория со своей бабушкой Марией, проводили время на улице, если тепло, или на кухне при выключенном свете – если холодно. Мария никак не могла понять, где и когда она совершила ошибку в воспитании дочери. Ведь любила ее, так же как и другие матери любят своих детей. Старалась ни в чем необходимом не отказывать, интересовалась делами, особенно, когда та поступила в школу. И училась, в общем-то, Надя неплохо, и подруги не были распущенными. Почему же судьба поступила с ней так коварно?
Марии всегда казалось, что несчастливыми становятся лишь не желанные дети. А Надежда родилась по большой любви и, казалось, что жизнь ее должна сложиться совсем иначе… Правда, растила и воспитывала мать в одиночку. Отец Виктор погиб в годы войны и Мария всю свою жизнь посвятила неблагодарной дочери. Жили они в небольшом частном доме на улице Дзержинского. Рубленый из бревен, заготовленных в местных лесах, как и большинство других домов на улице, состоял из комнаты-спальни и маленькой кухоньки, большую часть которой занимала кирпичная печь, служившая и для обогрева и для того, чтобы приготовить пищу. В спальне так же имелась печь-лежанка, на которой любила спать бабушка вместе со своей любимой внучкой. Для Надежды стояла двуспальная кровать, место, где она отдыхала одна или развлекалась с очередным ухажером. Стыдно ей, видимо, ни перед своей матерью, ни перед своей дочерью никогда не было. Тем более что своего ребенка она почему-то не любила и никогда этого не скрывала… Для Виктории всегда казалось большой загадкой, кто придумал ей такое красивое имя, которое подразумевало победу, и в чем заключалась эта самая победа.
Сколько девочка себя помнила, она всегда хотела кушать и даже не представляла, что такое есть досыта. Со слов бабушки, веселая мать кормила грудью дочь недолго и Марии приходилось покупать молоко у соседей-киргизов, которые держали козу. Однако у них большая семья, иной раз белого напитка на всех не хватало, и они в продаже отказывали. Тогда Мария заворачивала черный хлеб в марлю, окунала в чуть сладкую воду и давала ребенку вместо соски. Когда открылся молочный комбинат, бабушка Вики устроилась на работу уборщицей, чтобы время от времени побаловать внучку коровьим натуральным продуктом. Кстати сказать, ребенку бабуля казалась «старенькой», не способной к серьезной работе, между тем было-то ей всего сорок с чем-то лет. Надежда тоже устраивалась на работу, и на тот же молочный комбинат, и на рыборазводный завод, но после первых же прогулов ее увольняли. Всю свою злобу за незадавшуюся жизнь родительница срывала на дочери. Совсем не остались в памяти у маленькой девочки какие-то материнские обнимашки или поцелуи, зато подзатыльники, порой без видимой причины, она запомнила на всю свою жизнь. Чаще попадало, когда бабушка оказывалась на работе, а к матери приходил очередной друг с бутылкой алкоголя. Если Вика не догадывалась вовремя выйти на улицу во двор дома, то вылетала с пинком родной матери, иногда полураздетая.
Единственной, кто понимал ее слезы в тот момент, оказывалась дворняжка Марта, привязанная цепью к своей конуре. Она скулила и жалась к ногам Виктории, а девочка обнимала свою подружку, прижимала к себе и обе затихали. Когда на улице холодно, девчушка залезала в конуру, собака – следом и они лежали, согревая друг друга телами. При этом у Виктории иногда текли слезы, но она старалась их скрыть даже от своей лохматой подружки. Однако обида захлестывала с головой, ведь она видела, как другие мамы любят своих детей и никогда не обижают. И никак не могла понять, чем же она хуже их всех… Когда Марта ощущала всхлипывания ребенка, то смотрела ему прямо в глаза, стараясь разглядеть в них сырость, а заметив, своим языком слизывала слезы маленького Ангела и тихонько поскуливала. Вике становилось жалко свою лохматую подружку, даже больше, чем себя и…она успокаивалась.
Частенько ее спящую вытаскивала из конуры бабушка, у которой тоже текли слезы, но она ничего не могла поделать со своей непутевой дочерью. Утром, когда любовник уходил, а мать еще спала на своей кровати, Виктория убиралась и в комнате и на кухне. А девочке исполнилось лишь три с половиной года… Перед уборкой она ела то, что лежало на столе, остатки картошки, хлеба, закусанные яблоки, огурцы. Затем тряпкой смахивала крошки в собачью плошку, остатки пищи, видом которой сама брезговала, и несла своей подруге Марте. Так они вместе и выживали. После завтрака девочка-хозяйка веником подметала мусор и мокрой тряпкой мыла пол. Первый раз она сделала это сама, добровольно, но мать быстро поняла пользу от малолетней дочери и в дальнейшем даже била, если просыпаясь, обнаруживала грязь. Как-то бабушка попыталась заступиться, но услышала столько угроз и оскорблений, что в дальнейшем не связывалась со своей буйной кровинушкой, видимо понимая свою вину и упущения в ее воспитании. Киргизы, видя притеснения ребенка, делились не только козьим молоком, но изредка и детской одеждой. А порой втайне от гулящей женщины они прикармливали маленькую русскую мученицу своей нехитрой снедью. Однако встречали не всегда гостеприимно, и Виктория без приглашения лишний раз старалась к ним не ходить. Да и жили они тоже достаточно бедно.
Когда девочке исполнилось четыре года, в окрестностях Пржевальска случилось самое настоящее землетрясение. Причем в целых восемь баллов, как потом говорили по телевизору. Произошло оно в одиннадцать часов дня, 5 июня 1970 года. За минуту до сильных толчков из самых недр земли, директор одной из местных школ велел всем ученикам выпрыгивать в окна. Когда все покинули здание, оно рухнуло, но в итоге никто не пострадал. Оказалось, что руководитель школы почувствовал сначала слабый толчок, на который никто не обратил внимания, а он мгновенно среагировал. По телевизору его хвалили. Виктория сидела дома, когда услышала крики соседей и выскочила на улицу, посмотреть, что происходит. Она почувствовала несколько сильных сотрясений под ногами. Мать пьяная спала в комнате, и ребенок переживал, чтобы тот, кто над ней столько издевался, не погиб. Ведь это ее мама… А еще ей стало страшно за подругу Марту, которая забилась в угол конуры и жалобно скулила. О себе она в этот страшный момент даже не подумала. К счастью беда в тот раз обошла дом стороной.
Однажды по зиме кончились дрова, бабушкину небольшую зарплату отобрала Надежда Викторовна, и покупать их было не на что. Мария решила сходить в лес за упавшим сухостоем и взяла с собой внучку, которой только-только исполнилось пять лет. Кстати сказать, дни рождения Вики никогда не отмечали, и она совсем не ждала самого счастливого праздника в году для обычного ребенка. Идти за дровами не очень далеко, и вскоре взору путешественников открылся изумительный вид. Вдалеке виднелись белоснежные шапки гор, а на подступах к ним смешанный и достаточно густой лес. Вечнозеленые сосны и ели придавали ему особую красоту. День слегка морозный, но ясный, сияющее солнце окрашивало все вокруг разноцветными красками. Девочка в тот момент ощущала себя счастливой – никто не ругался, и она даже забыла про обычное чувство голода, забыла про то, что у нее никогда не имелось игрушек, забыла про то, что на ней одета непривычная для русской девочки старенькая одежда, которую дали соседи киргизы. Виктория шла и беззаботно щебетала со своей любимой бабушкой, делясь с ней своими недетскими проблемами. А та обещала сшить красивую куклу из тряпок и поговорить с Надеждой, чтобы она разрешала хоть иногда смотреть по старому маленькому черно-белому телевизору мультики. Вскоре набрали вязанку дров, которую бабушка обвязала веревкой и загрузила себе на спину, а Виктория взяла еще несколько палок в руки и несла их рядом, напрягая свои неокрепшие детские мышцы.
Бабушка Мария слово сдержала… Кукла у нее получилась некрасивая, с большой головой и разными ногами, но это был лучший подарок для маленького человека. Она сразу полюбила ее, почти как Марту, и всегда брала с собой спать, обязательно целуя перед сном и желая доброй ночи. Несмотря ни на что Вика росла умной и доброй девочкой и никогда не завидовала соседским детям, которые вели обычную, беззаботную детскую жизнь. Друзьями – погодками она к этому возрасту не обзавелась. Соседи своих детей к дому Виктории не пускали, из-за дурной славы ее матери, а сама она от дома отходить не решалась. Боялась, что за это ее побьет мама, боялась и того, что ее прогонят родители тех детей, с которыми она хотела бы подружиться. Ведь она бедная, и у нее ничего нет. «А бедных никто не любит», – думала Виктория в свои пять лет.
А как-то раз поутру Надежда, выйдя на улицу, еще не протрезвевшим взглядом увидела свою дочь, спящую в конуре Марты в обнимку с собакой. Ее данный факт оскорбил до глубины зачерствевшей души. «Мало ли кто увидит из соседей, что тогда скажут», – подумала родительница, заботясь о своей репутации. Ей и в голову не приходило, что ее имя хоть чем-то еще замарать невозможно. Мать вытащила Вику за ногу, ударила ладонью по лицу и велела «уйти с глаз долой и домой больше не возвращаться»… Девочка в испуге убежала от разъяренной мамы Нади и до вечера бесцельно бродила по городу. К счастью наступило лето, на улице тепло и солнечно, а то, что хотелось кушать, так к этому она давно привыкла и не обращала никакого внимания. Вечерело… По пути следования ребенка попалась строительная теплушка на колесах. Виктория залезла под нее и на каком-то мягком мусоре улеглась спать.
Проснулась поутру и только оттого, что ее растолкал строитель – невысокий, худой мужчина лет пятидесяти киргизской национальности. Он что-то бормотал на своем языке, но девочка его совсем не понимала. Затем подошли другие рабочие, среди них оказались и русские. Они расспросили, кто она и что делает под их вагонеткой. Викин рассказ буквально поверг их в шок:
– К маме вчера пришел дядя с вином, и она выгнала меня и бабушку на улицу. Баба Маша ушла спать к подруге, звала меня с собой, а я отказалась. Вдруг мама передумает и пустит меня домой. Потом залезла в конуру к Марте и уснула… А мама утром увидела, избила меня и сказала, чтобы я ушла навсегда. Дяденьки простите меня, что я залезла под ваш домик. Я больше не буду…
Минут на пять установилась абсолютная тишина, мужики курили, стараясь не смотреть не только в слезящиеся глаза девочки, а и друг на друга. Когда немного пришли в себя, открыто стали возмущаться, качали головами, приговаривая: – «Да как так можно? Что это за мать такая?»…
Однако взрослые понимали, что помочь ничем не могут, принесли бутерброды с чаем, накормили голодного ребенка и…велели идти домой. Девочка еще целый день одна слонялась по городу, а вечером опять вернулась к теплушке строителей. Надежда пропажу дочери и не заметила, у нее своих проблем полно – никто не шел с выпивкой, а время шло, и с ним уходила возможность весело провести время. Мария, конечно же, хватилась внучки, расспросила непутевую мамашу, своих соседей, но никто ничего толком сказать не мог. Зато Марта рвалась с цепи, скулила и вертелась словно юла. Она всем своим видом давала понять, что найдет маленькую хозяйку. И бабушка Вики ее отвязала. Та рванула со всех ног в сторону города и через два часа уже тормошила своей узкой мордашкой спящую хозяйку. Лохматая верная подружка прыгала, лаяла и слегка повизгивала, выражая огромную собачью радость. А потом за платьице потащила девочку к дому. Так они и вернулись – Марта зубами вцепившаяся в одежду и ребенок со слезами на глазах…
Мария решила скопить от своей скудной зарплаты немного денег и купить маленькую козочку, чтобы вырастить ее и иметь свое молоко. На рынок она с Викторией пошла рано утром в воскресенье. Он находился всего в двух километрах к северу от центрального Каракола (Пржевальска). Там продавали в основном овец, лошадей, красивые кожаные седла, но можно купить и козленка. Дорогой опять открылся волшебный вид на горы, душа маленькой девочки ликовала, и она крепче вцепилась в бабушкину руку. Подходящего козленка сторговать так и не смогли, денег не хватило, но Мария купила немного мяса, чтобы сварить дома непостной похлебки и совсем чуть-чуть халвы и лукума – восточных сладостей для внучки. Скушать их она советовала по дороге домой, чтобы Надежда не знала, на что оказались, потрачены деньги. Однако Вика есть одна, отказалась категорически – сначала угостила бабушку и проследила, чтобы та все съела, затем немного поела сама и спрятала в кармане завернутый в газету сладкий кусочек для своей мамы.
В этот день Надежда плакала, просила прощения у своей маленькой дочки, но…через неделю в пьяном виде опять избила ее и выгнала на улицу за то, что не убралась в комнате после очередного маминого гостя. Бабушка вечером почему-то долго и усердно молилась возле иконок в углу. При этом на глазах ее виднелись слезы… В 1895 году в городе построили деревянную красивую Свято-Троицкая церковь. В годы советской власти она оказалась закрыта, как и тысячи других храмов. В ней обустроили спортзал. Возвращена святая обитель в собственность православной общины лишь в 1995 году. Поэтому верующие люди могли помолиться только у себя дома. Виктория спросила у бабушки, когда та закончила, с кем она разговаривала в углу и почему плакала. Мария, как могла, объяснила внучке, что обращалась к Богу, что Он всесильный, всех видит и слышит и помогает тем, кто в Него верит и обращается к Нему за помощью. А еще бабушка сказала, что просила Бога вразумить Надежду, чтобы та бросила пить и чтобы Виктория росла счастливой.
– А я могу, о чем ни будь попросить Бога? – спросила девочка.
– Нет, ты некрещеная, тебя Он не услышит,– ответила Мария, но видя, что внучка вот-вот заплачет, добавила, – я тебя свожу к священнику, чтобы он провел обряд, только ты не говори матери.
– Хорошо,– почему-то шепотом произнесла Виктория.
В ближайшее воскресенье бабушка повела ее ближе к центру города через три улицы в большой каменный дом, где жил священник. Именно здесь он втайне от властей проводил церковные обряды. Иногда к нему даже заглядывали даже члены всесильной коммунистической партии, но прячась от людских глаз и боясь малейшей огласки. Батюшка принимал всех. В этот день он внимательно выслушал Марию и попросил подождать в соседней комнате, пока он переоденется. Старенький и худой мужчина невысокого роста с седой бородкой и жиденькими седыми волосами на голове когда вышел в облачении священнослужителя, то показался Вике большим и строгим волшебником. Комната, в которой происходило крещение, была большой и квадратной, все стены увешаны иконами, с которых смотрели строгие лица. Посередине стоял большой медный таз. Батюшка велел девочке раздеться догола и присесть в него, а сам стал поливать сверху из ковша прохладной водой на голову и худое тельце будущей христианки. При этом почти шепотом приговаривал какие-то молитвы. Рядом стояла его супруга Любовь Петровна. Со слов Марии, она стала крестной матерью для Вики. Девочка очень обрадовалась, что у нее теперь будет две мамы, одна из которых добрая и совсем не пьет вино. Потом священник дал полотенце, велел вытереться и одеться. Он зачем-то обрезал немного волос с головы и долго-долго читал по какой-то книжке странные слова, смысл которых Виктории оказался непонятен. Между тем жена священника принесла из соседней комнаты медный крестик на веревочке, и батюшка привязал его на шею девочки, сказав при этом, чтобы она его никогда и ни при каких обстоятельствах не снимала. «Теперь Бог видит и слышит меня, и я могу в любое время к Нему обращаться»,– подумала юная христианка.
Матери она ничего не сказала, но однажды днем, когда та пьяная лежала на своей кровати, Виктория встала перед иконками бабушки. Молитв она никаких не знала и просто просила Бога, чтобы Он помог родительнице бросить пить. Девочка так увлеклась, что не заметила проснувшуюся Надежду, которая стояла сзади ее в полном недоумении.
– Это чего ты тут делаешь?– спросила она – может ты, и крестик носишь?
При этом резко повернула дочь к себе и, увидев на груди медный крестик, замахнулась, чтобы ударить по голове, однако…рука застыла в воздухе, и довести свой пьяный замысел до конца она так и не решилась. Виктория воспользовалась замешательством и выскочила на улицу, не успев надеть пальто. В этих местах даже в летнее время вечерами бывает прохладно. Ночью температура воздуха опускается до 8°C, а днем поднимается до 28°C. Дворняжка Марта вылезла из конуры, привычно заскулила и завертела хвостом. Вика залезла в ее домик, обняла свою лохматую подругу и, несмотря на то, что диск солнца только-только достиг зенита, они уснули. Разбудила ее пришедшая с работы бабушка. Она привела внучку в дом, и может быть впервые, резко накричала на свою дочь, обзывая ее разными матерными словами. Та растерялась, молча выслушала монолог разъяренной Марии и ушла на свою кровать. А Виктория поверила, что Бог помог ей избежать незаслуженного избиения.
Между тем, прошло время, девочке исполнилось семь лет, и осенью бабушка отвела ее в школу № 2, больше известную как школа имени Николая Михайловича Пржевальского. Это единственное в городе учебное заведение, где обучение производилось на русском языке, хотя русских учеников имелось не более одной трети от общего количества школьников. Здание двухэтажное из кирпича, окрашенное белой краской, построено еще в 1940 году. Оно довольно длинное, с большими окнами, широкими зеленого цвета лестницами. Во дворе расположен бюст Н. М. Пржевальского. Вокруг растут березы и вечно зеленые ели. Здесь же находилась и небольшая спортивная площадка. Правда, имелся и спортзал в отдельном здании, но оно уже настолько ветхое, что его заперли на замок и никогда не пользовались. Путь в школу проходил мимо Свято-Троицкой церкви, однако поскольку храм не служил по своему прямому назначению, бабушка предупредила:
– Внученька, нам положено крестить лоб, проходя мимо храмов, но поскольку наш не работает, этого делать не надо… И вообще в школе никому не говори, что крещенная, и что веришь в Бога.
–Хорошо, бабуля, никому не скажу.
Этот совет Виктория запомнила надолго и никогда его не нарушала.
Зато в школе у нее появились первые подруги, русские девочки Таня Березина и Даша Рыбина. Жили к тому же они недалеко друг от друга и частенько вместе шли и на учебу и обратно. Объединяло их и то, что все хорошо учились, буквально с первых дней. Вот только одежда на Виктории была старенькой и вперемежку русская и киргизская… Она постоянно стыдилась, данного факта, но поделать ничего не могла. Просить маму или бабушку купить школьную форму она боялась, понимая, что денег на это в семье нет.
Первый учебный год в своей жизни Вика закончила на одни четверки и пятерки, показала дневник матери, хотела по-детски похвастать, но та ничего не сказала. Она сидела за столом трезвая и злая, а ребенок напрасно ждал похвалы… Зато бабушка сводила Викторию в город и купила ей настоящее мороженое в качестве награды за хорошие оценки. Оно сильно таяло, и для матери девочка его не донесла, угостила только любимую бабулю.
– Ты очень добрая растешь внученька, – сказала растроганная женщина и поцеловала Вику в обе щечки.
Немного прошли в сторону дома молча, но Мария тишину нарушила:
– Я написала письмо своей сестре в Россию и та обещала к концу лета приехать. Погостит у нас недельку, с тобой познакомится, может подарок какой тебе купит.
Виктория расплылась в улыбке, как все дети она любила гостинцы, тем более их ей почти никто не дарил. Разве только бабушка, да и то нечасто…
Валентина Васильевна, так звали родственницу, из России подарка не привезла, однако оказалась женщиной веселой, слегка полноватой и совсем непохожей на Марию. Сестры долго пили чай вдвоем и о чем-то беседовали. Вика, бегая то к ним, то на улицу к Марте иногда слышала свое имя, но смысла разговора уловить не могла. Вскоре из города вернулась и Надежда Викторовна с очередным своим ухажером. Киргиз по национальности, лет сорока, невысокий и коренастый, с высокомерным выражением лица нес в руках бутылку водки. Следом семенила Надежда с магазинным пакетом, в котором явно лежала нехитрая закуска. Намечалась очередная веселая попойка. Им навстречу во двор вышли бабушка со своей сестрой. А Виктория гладила подружку Марту по лохматой голове, с тревогой кидая косые взгляды в сторону родительницы и ее гостя. Видимо присутствие сестры придало смелости Марии, и та категорично произнесла:
– Незваный гость хуже татарина. Мужик, иди домой, ко мне сестра из России приехала. Дворняжка неожиданно зарычала и схватила киргиза зубами за ногу. Тот напугался и отскочил в сторону, но при этом уронил бутылку на камень, лежащий на земле. В воздухе запахло водкой. Гость буквально взбесился, схватил подвернувшуюся толстую палку и с яростью стал бить собаку по голове. Виктория по-детски визжала, пыталась за цепь оттащить Марту от истязателя, но та уже не подавала признаков жизни, по земле растеклась ее алая кровь. Киргиз ушел, а девочка еще долго трясла свою подружку, прося ее не умирать. Руки ребенка оказались в крови…
Валентина Васильевна практически силой увела Викторию в хату, смыла с рук кровь под умывальником и крепко прижала к себе, стараясь скрыть слезы… Яму для Марты копала Надежда, а ее родительница стояла рядом и плакала. Когда над несчастной собачкой вырос холмик земли, обе пришли в дом. Сестра бабушки предложила всем сесть за стол и серьезно поговорить. Когда взрослые уселись, она сказала, обращаясь к Вике:
–Ты еще маленькая для таких разговоров, закрой ушки ладошками и не подслушивай.
Девочка послушно и старательно выполнила требование своей родственницы, но зачем-то при этом закрыла и глаза. Валентина Васильевна, видя это, улыбнулась и продолжила:
– Нельзя воспитывать ребенка в таких условиях. Если она вам в тягость, давайте заберу Вику с собой в Россию. Там она не будет ощущать себя брошенной и ненужной. Со школой мы решим, моя сноха работает учителем.
Воцарилась тяжелая и напряженная тишина… Мария думала: «Конечно, я ее может быть, больше не увижу и буду сильно скучать по ней. Но…сестра права… Я умру, и что будет с внученькой?». Однако первой высказать мнение она не решилась, сидела и молча смотрела на Викторию… А Надежда почти без раздумий ответила:
– Да здесь дочке плохо, у нас денег постоянно не хватает, и она ходит как оборванка. Вы, наверное, живете богаче там, в России,…так что я не против.
Мария не выдержала и с рыданьем силой притянула к себе внучку, невольно заставив ее убрать руки от лица. А Валентина Васильевна взяла ситуацию в свои руки и обратилась к ребенку:
–Ну, что Вика, поедешь со мной на Волгу? У нас хорошо, красиво, заведешь себе подруг, а к твоей бабушке мы изредка будем заезжать. Между поездками письма будешь ей писать.
– Поеду, – по-взрослому кратко, но по-детски всхлипывая, ответила Виктория.
Она наивно думала, что все плохое у нее в жизни с отъездом закончится и впереди ждет счастливая детская жизнь без взрослых забот…
