bannerbannerbanner
полная версияНочной монарх

Владимир Великий
Ночной монарх

Чубчиков, погруженный в тягостные размышления, повернул голову в сторону и увидел молодого парня, который катил перед собой детскую коляску с девочкой. Малышка от жары нисколько не страдала. Она спокойно сидела под небольшим зонтиком, вмонтированным в спинку коляски, и с наслаждением расправлялась с шоколадной конфетой, сделанной в форме скрипки. Мысль в голове русского появилась так внезапно, что он на радостях расцеловал свою партнершу, которая с унылым видом глазела на двух молодых африканцев, сидевших возле большего фонтана перед самым входом в дворец. Федор быстро залетел в салон автобуса и стал что-то говорить водителю. Коротышка предложение своего клиента встретил без особой радости, но положительно. Клара идею друга сначала напрочь отмела, даже рассердилась. Лишь после того, когда увидела, что двое мужчин на ее глазах свои замыслы превращают в реальность, согласилась.

Через полчаса к экскурсии все и вся было готово. Пожилая женщина и относительно молодой мужчина, сидевшие в инвалидных колясках, весело улыбались и подмигивали друг другу. Палящее солнце им уже не угрожало, не предстояло им топать и ногами. Коляску с женщиной катил водитель-гид, коляску с мужчиной ─ молодой чернокожий парень с мощными бицепсами. Африканец, продававший безделушки у центральных ворот парка, предложение Кальке подзаработать, охотно принял.

Прогулка для немецкой пары началась с окрестностей, которые окружали дворец. Люди, приехавшие со всех концов земли, всегда и везде давали колясочникам зеленый свет, даже в туалете. Чубчиков быстро покинул коляску и без всякого стеснения оправился по большому в присутствии своего «толкача». Затем, тщательно помыв руки и прополоскав рот, вновь прыгнул в коляску. Улыбнулся, поерзал задницей и небрежно махнул рукой рикше. Настроение у него было превосходное. Чуть позже еще стало лучше. Хоромы дворца очаровывали «инвалидов». Больше всех упивалась красотой отделки и громадой золота Клара. Она иногда приподнималась с сиденья и костлявыми руками щупала тот или иной экспонант. Федор особого внимания к роскоши уже отживших богатых сановников не проявил. В нем еще «бродила» пролетарская закваска. В школе, да и несколько позже, когда он жил в Советском Союзе, всегда и везде говорили о богатых, как эксплуататорах. Они приносили простым людям горе и бедствие. Чубчиков этому верил в юности, верил этому и уже будучи взрослым мужчиной. Верил постулатам марксизма-ленинизма и сейчас, находясь в этом необычно большом помещении. Только по этой причине он не слушал своего гида, который иногда поворачивал свою голову в его сторону и бросал ему несколько фраз на русском языке.

Посещение памятника великому композитору Моцарту, стоявшему в центре большого парка, обошлось без колясок. День уже клонился к вечеру, когда немцы оказались в живописном уголке природы. Взявшись за руки, они очень медленно шли по асфальтированным дорожкам и бросали вгляд на всевозможные статуи или диковинные растения. Чубчиков, как и раньше, особого внимания ко всему его окружавшему, не проявлял. Несколько угас интерес и у его подруги. На металлическом Моцарте, который восседал в кресле, она пристального внимания не задержала. Не дала он и каких-либо комментариев. Усталость клиентов заметил и их гид, который, несмотря ни на что, усердно отрабатывал свои часы. За многочасовое пребывание с немцами он пришел к однозначному выводу. Пожилая женщина являлась коренной немкой, ее молодой друг или муж ─ выходец из России. Поздним вечером они вместе с гидом посетили ресторан.

Чубчиков и Клюге вернулись в отель глубокой ночью и сразу легли спать. Женщина заснула первой. Мужчина еще долгое время бодрился, размышлял об увиденном. В большинстве своем его мысли были, как ни странно, грустными. Дворец по своей архитектуре ему нравился, нравился и парк, да и все, что в нем было. Особое внимание русского привлекли мраморные статуи женщин, груди одной из них он даже погладил. Чем больше он прокручивал в своей голове увиденное, тем больше приходил к выводу. Мировые шедевры культуры строились только для богатых. Создавали их ─ простые люди, потом и кровью. Из-за своего пролетарского происхождения он продолжал ненавидеть тупиц и обжор, которые жили только для себя. Чубчиков заскрипел зубами ─ вспомнил интересный факт, рассказанный гидом во время экскурсии.

Один из нуворишей, проживавший во дворце, был заядлым охотником. За всю жизнь убил около 80 тысяч всевозможных зверей. Каких-либо правил для него не существовало. Он палил не только по диким животным, но и по кустам или другим насаждениям. Стрелял ─ для удовольствия. Иногда от его выстрелов погибали и люди, они для сановника были маленькими букашками. Простым смертным охотиться запрещали. Нарушителю отрубали руку или голову…

Чубчиков тяжело вздохнул и ехидно усмехнулся. Вспомнил очередной эпизод из жизни обитателй замка. Один из правителей был очень падким на женщин, хотя его жена каждый год поставляла ему по младенцу. Влачился он за всем, что называлось женщиной. Не брезговал ни служанками, ни родственницами. Федор сделал недовольное выражение лица, когда Кальке подвел «инвалидов» к большому портрету в позолоченной рамке и с улыбкой доложил, что правитель за всю жизнь «наклепал» около семидесяти детей, лишь четырнадцать признал своими. Большинство из них рождалось дебилами или уродами. На долговязого туриста смотрел мужчина с невзрачными глазами и с большим горбатым носом. Его нижняя челюсть была страшно выдвинута вперед. Капли воды от любого дождя, по словам гида, без проблем попадали ему в рот....

Не в восторге бывший сибиряк был и от Моцарта. Одаренный повеса все свои деньги тратил на разгульные попойки и на женщин. Похоронили его в общей могиле, вместе с нищими и бомжами. До сих пор никому неизвестно настоящее место его захоронения…

Чубчиков включил настольную лампу и посмотрел на часы, было половина третьего ночи. Он повернулся набок и тут же захрапел. Вскоре он оказался в плену сноведений. Они были приятные, он часто крякал и чмокал губами. Он восседал на башне советского танка Т-34. Позади него мельтешилась Спасская башня с известными на весь мир часами, которые, непонятно почему, издавали барабанный бой. На голове командира танка была металлическая шапка, напоминавшая солдатский котелок. Чубчиков увидел рычавшего медведя и сразу же нажал на спусковой крючок пулемета. Внезапно шапка опустилась на его уши и закрыла его глаза…

Спящего сильно толкнули в плечо. Он открыл глаза и перед собою увидел Клару. Ее лицо было серым от изнеможения, в глазах были слезы. Она тонко заголосила и с отчаянием произнесла:

─ Федор, у меня сильно болит желудок… Я больше не могу… Опять это разнообразие пищи…

Чубчиков мгновенно отошел ото сна, выпрыгнул из постели и рванулся в ванную комнату. Быстро обдал свое лицо холодной водой. Затем вновь подошел к больной. Она лежала почти без движений. Она была жалкой и маленькой, что у мужчины невольно навернулись слезы. Он опустился на колени и стал осторожно гладить своими руками ее живот. На какое-то время ей стало легче, она выдавила из себя жалкую улыбку. Улыбнулся и Чубчиков. Через некоторое время боль вновь обострилась. Легкий массаж мужских рук женщине уже не помогал. Не помог ей и его рассказ о своем сноведении. Клюге, изнемогая от боли, наклонилась к его уху и еле-еле слышно прошептала:

─ Федор, беги к Роммелю и скажи, что через полчаса мы едем домой… ─ Сжав зубы, добавила. ─ Позови ко мне администратора гостиницы…

Старуха была уже не в силах что-либо еще сказать. Сжав свои маленькие кулачки, она застонала и отвернулась к стенке. Русский на некоторое время впал в раздумье: выполнять или не выполнять ее указания. Он все еще надеялся, что боль пройдет и они утром продолжат увлекательное путешествие по Европе. Он пристально вгляделся в почти безжизненное лицо своей покровительницы. Глаза ее были тусклыми и одновременно злыми. От непредвиденного ему стало жутко. Он накинул на себя халат и стремительно ринулся вниз…

К обеду следующего дня они уже были в Штутгарте. Клюге неплохо перенесла дорогу. Дежурный врач гостиницы прописал ей лекарства. После приема микстуры она тут же засыпала. Чубчиков ни на минуту не отходил от покровительницы. Он сидел возле ее кровати и периодически нажимал на копку звонка. Тут же раздавался ответный звонок. Водитель автобуса по просьбе больной делал остановки. Чубчиков основательно проветривал салон. Этого ему казалось мало. Он брал полотенце, слегка его мочил холодной водой и махал им перед кроватью Клюге. Прохладный воздух не только освежал тело и лицо женщины, но и в какой-то мере облегчал ее страдания. Она приподнимала голову и еле слышно шептала:

─ Федор, мой любимый мужчина… Я твое усердие не забуду… Я сделаю все для тебя… Дай Бог мне только выжить…

Слова немки невольно вызывали у «махача» не только прилив физических сил, но и в значительной мере укрепляли его нервную систему. Богатая женщина верила ему, как сама себе. Он подходил к ее кровати, присаживался, улыбался и с умилением вторил:

─ Спасибо за доверие, моя любимая… Спасибо…

Затем очень нежно прикасался своей ладонью к ее реденьким волосам и их гладил. Гладил также ее маленький лоб, испещренный глубокими морщинами. Во время ласки из глубины его души невольно выползали страшные мысли. Он тихо скрипел зубами. Он не хотел, чтобы старушка умерла прямо сейчас, в дороге. Он желал ей смерти чуть позже ─ после подписания ею необходимых бумаг.

Через час после возвращения туристов к двухэтажному особняку подъехала машина скорой помощи. Чубчиков напросился сопровождать больную. Прозябать в хоромах или дома ─ не хотел. Хотя не кривил душой, отвлечься от болячек покровительницы желание у него было. Несмотря на это, он протянул ей руку помощи. Причиной этому была его порядочность, которая не исходила из его души. Она определялась его меркантильными целями. Клюге доживала последние дни. Упускать ее богатство ─ безумие. В противном случае, она могла сделать благородный жест. Свое состояние отдать благотворительным организациям. Чубчиков не хотел этого. Он ловко запрыгнул на подножку и тотчас же оказался рядом с больной. Клара, увидев его озабоченное лицо, слегка улыбнулась. Улыбнулся и он.

 

Клюге поместили в отдельную палату, для избранных. Комната была очень большая и с мощными кондиционерами. Неподалеку от окна стоял столик. Под самым потолком был вмонтирован большой цветной телевизор. Здесь также был холодильник и отдельный туалет. Едва больную завезли в палату, как тут же к ней подошли два врача и расспросили об ее болячках. Минут через десять мужчины ушли. Оперативный медицинский сервис Чубчикову сильно понравился. Он улыбнулся и стал успокаивать больную. Визит врачей и присутствие любимого мужчины позитивно сказалось на ее настроении, она заметно приободрилась. Она уже не плакала, как раньше. Она лишь изредка гладила своими руками живот и тихо шептала:

─ Мой Боже, дай мне еще немножко пожить, хоть еще немножко… Я прошу тебя, очень прошу…

Мужчина просьбы восьмидесятилетней женщины отчетливо слышал. Он улыбнулся, и положив свою руку на ее живот, с уверенностью произнес:

─ Я, любимая Клара, твой Бог и Спаситель… Я слышу твою мольбу и просьбы… Я дам тебе здоровье на десятки лет… Моя дорогая, я все дам тебе…

Старушка его слова не понимала. Однако это ее не страшило. Язык между относительно молодым мужчиной и очень пожилой женщиной не был преградой для их душевного понимания. Они смотрели друг на друга и улыбались. Больная вела себя очень достойно, когда пришли две медицинские сестры, и легко взяв кровать, на которой она лежала, покатили ее в операционную. Чубчиков сопровождал Клюге до самой стеклянной двери, его попытку пройти в операционную вежливо приостановили. Он тяжело вздохнул и тяжело опустился на небольшую кушетку, стоявшую напротив…

Русский увидел вновь свою покровительницу только через шесть часов. Это время стало для него настоящим жизненным испытанием. Больше всего он переживал за хирургов. Они могли сделать непоправимую ошибку и тогда всем его мечтаниям в один миг приходил конец. Ему, нищему переселенцу была нужна только живая немка, и никак иначе. Он довольно часто вставал с кушетки и прогуливался по большому помещению. Он впервые был в немецкой больнице, поэтому его интересовало буквально все. Во время бесцельного брожения он нередко заглядывал в палаты, делая вид, что он посетитель и тут же закрывал дверь. Помещения были забиты больными. Он не думал, что и в благополучной стране их также много. Новичка поразила и абсолютная тишина, царившая на всех этажах четырехэтажного огромного здания. Здесь каждый делал свое дело. Больные жили надеждами на скорейшее выздоровление, врачи исполняли свою работу, за которую неплохо платили…

Федор вновь и вновь подходил к уже знакомой ему стеклянной двери и с замиранием сердца ждал свою подругу. Ее все не было и не было. Обуреваемый тревожными мыслями, он то и дело бросался к каждой кровати, которую выкатывали из операционной. Он внимательно вглядывался в лежавшего и тут же опускал голову вниз. Затем садился на кушетку и вновь ударялся в рассуждения. Он только сейчас понял, что болезням, не говоря уже о смерти, подвержены все обитатели земли. Независимо от денег и социального положения. Живущему определена своя судьба, изменить ее невозможно. Примером этому были родственники, толпившие в небольшом холле. Каждый ждал родного или очень близкого человека, надеялся на его выздоровление.

Чубчиков, бросая взгляд на подобных себе, на какой-то миг погружался в мир их проблем и переживаний. Из операционного отделения вывезли мальчика, ему было лет десять, не больше. Он сидел в специальном корсете для вытягивания позвоночника. Мать со слезами на глазах ринулась к своему чаду, затем к молоденькой медсестре и стала помогать ей катить кровать в сторону больничной палаты. Буквально тут же к операционной подвезли пожилого мужчину. Сопровождала его очень молодая темнокожая девушка. Ожидая врача, они о чем-то болтали. О чем они говорили, Чубчиков не вникал. Ему и так все было ясно. Старик и молодуха, муж и жена. В этом он убедился, как только «стекляшка» открылась и кровать с мужчиной вкатили в помещение. Молодая особа, помахав рукой мужу, направилась к кушетке. Вежливо поздоровалась с Чубчиковым, попросила разрешения присесть. Он утвердительно кивнул головой. Мило улыбнувшись, она присела и тут же заговорила. Чубчиков внимательно ее слушал, но в разговор с нею не вступал. Как и не раскрывал ей свою душу. Он никогда не делился своими проблемами ни с близкими, ни с чужими людьми. Своей привычке он почти никогда не изменял. Сара, так представилась девушка, родом была с Филиппин. С Вальдемаром познакомилась во время его отпуска. Он пригласил ее в Германию, где они и зарегистрировались. Мужчина жаловался на голову уже давно, предстоящая операция для него была уже третьей. Попытка темнокожей узнать, кого ожидал ее сосед, закончилась неудачей. Он криво усмехнулся, и кивнув головой, быстро встал и двинулся в сторону большого коридора.

Чубчиков сильно нервничал, прошло почти четыре часа его напряженных ожиданий. Что происходило или уже произошло с Кларой, ему все было неведомо. Он опустился на первый этаж, затем вышел на улицу. Стал прогуливаться по скверику, примыкавшему к больнице. Потом присел на скамеечку, сделал пару дыхательных движений. Этот воздух разительно отличался от того, которым он уже несколько часов дышал в холле перед операционным отделением. Он огляделся. На небольшом участке земли, окруженном зелеными кустарниками, все говорило о жизни. Его сейчас даже радовали две старушки, сидевшие за столиком. Они о чем-то мирно болтали и неспеша сосали через пластмассовые трубочки оранжевый сок. Чубчиков за эти годы уже поднаторел в распознавании напитков. Однако, ни один немецкий напиток не приносил ему такого удовольствия, как русский квас. Появилось и у него желание что-либо выпить. Он подошел к киоску и купил небольшую бутылочку яблочного сока. На какое-то время ему удалось утолить жажду, но не свои тревожные ожидания. Он посмотрел на часы и вновь поднялся наверх.

Поднялся и тут же остолбенел. По коридору везли молодого парня, он истошно кричал. Его крик чем-то напоминал безумный вой человека, не желавшего ложить на плаху свою голову под топор палача. Чубчиков стоял с широко раскрытыми глазами и все еще не понимал, что произошло с очень смуглым существом, которое везли в операционную. Причины его истерики он узнал от Сары, когда к ней подошел. Она сказала, что вчера этот парень попал в тяжелую автомобильную катастрофу. Сегодня ему предстоит ампутировать обе ноги. Врачи не видели другого выхода для спасения его жизни. Чубчикову стало плохо. Он опустился на кушетку, пощупал свои ноги. Они почему-то дрожали, дрожали и его руки. Он сам себя не узнавал. Еще пару часов подобного нервного напряжения и ему станет плохо…

Богатую вдову вывезли через час. Чубчиков ринулся к кровати, и увидев знакомые черты лица, тотчас же окинул взглядом медсестру. Пожилая женщина ему улыбнулась и качнула головой. Он облегченно вздохнул ─ плохое позади. Он уцепился одной рукой за небольшую простынку, которой была накрыта больная, другой рукой ухватился за боковую спинку кровати и двинулся вслед за медсестрой. Вскоре они оказались перед палатой интенсивной помощи. Перед самым входом их встретил очень толстый мужчина в белом халате. Увидев постороннего человека, он поднял обе руки кверху и замотал головой. Чубчиков его знак понял. Он остановился, и внимательно посмотрев на спящее лицо Клары, помахал ей рукой. Затем присел на стул, стоявший перед входом. В его глазах были слезы. Медсестра, только что вышедшая из палаты, увидев плачущего мужчину, стала его успокаивать. Попросила его прийти завтра, сегодня доступ к больным был уже запрещен.

Чубчиков тяжело вздохнул и утвердительно кивнул. Он вновь оказался в знакомом ему скверике, он был уже пустой. Закрыт был и киоск. Он присел за столик, закрыл руками лицо и заплакал. Плакал он навзрыд, плакал судорожно. Плакал, как мужчина и муж, любящий свою жену. Он благодарил Бога, что он не взял ее к себе, а оставил ее здесь, в этом мире, который назывался человеческим. Он одновременно восхищался и мужеством своей пожилой подруги, которая сложную операцию восприняла как должное. В ее мужестве, несомненно, была и его толика моральной поддержки. Несколько успокоившись, Чубчиков рванулся к неподалеку стоявшему цветочному киоску. Купил огромный букет роз и направился к больничному корпусу. Поднялся наверх и присел на стул возле уже знакомой ему палаты. Невольно улыбнулся. Ему оставалось ждать и только ждать.

Долговязого мужчину, который сидел с понурым выражением лица и с усердием держал в своих руках цветы, заметила медсестра, молодая девушка. Она прогуливалась по коридору, кого-то ждала. Она на цыпочках подошла к сидевшему и еле слышно спросила:

─ Извините, Вы к кому пришли? ─ Посмотрев на часы, висевшие в коридоре, с улыбкой добавила. ─ Уже очень поздно… Прием посетителей давно закончился…

Чубчиков встрепенулся, и привстав со стула, стал сумбурно оправдываться:

─ Нет, нет… Я не посетитель… Мне надо увидеть госпожу Клару…

От внезапного волнения он забыл фамилию своей подруги. На какой-то миг он замолчал. В своей голове прокрутил десятки фамилий. К его стыду, фамилия Клюге не приходила.

Медсестра, увидев взволнованное лицо запоздалого посетителя, задала ему наводящий вопрос:

─ Скажите, пожалуйста, а когда вашей родственнице сделали операцию?

Только сейчас Чубчиков по-настоящему стал приходить в себя. Он внимательно посмотрел на часы напротив и громко по-русски ответил. ─ Буквально два часа назад… ─ Покраснев, как рак тут ж по-немецки произнес. ─ Госпоже Клюге сделали операцию два часа назад…

Несколько странное поведение русского мужчины в какой-то мере подкупила девушку. Она широко улыбнулась, помахала ему рукой и вошла в палату. Вышла из нее минут через пять. Она опять почти на цыпочках подошла к Чубчикову и прошептала ему на ухо:

─ Я разрешаю побыть у кровати Вашей матери только пять минут, не больше… Вы поняли меня, господин…

Что дальше медсестра говорила, русский уже не слышал. Он мигом встал со стула, и взяв цветы, стремительно вошел в палату. Вошел в помещение и тут же опешил. По обеи стороны от него стояли кровати, около двух десятков. На какой из них лежала Клара, он не знал. Чубчиков некоторое время зырил по сторонам. Нерешительно повернулся назад. И в сей миг оскалил зубы. Позади него стояла знакомая медсестра и улыбалась. Она взяла его за руку и повела его в вглубь помещения, затем завела за небольшую перегородку. Клюге лежала в отдельной комнате. Прямо над ее головой к стене была вмонтирована металлическая полка, на которой стояли какие-то приборы. Чубчиков осторожно подошел к кровати и улыбнулся. Клара, лежавшая с открытыми глазами, при его появлении слегка зашевелила губами. Он улыбнулся, она его узнала. Он слегка наклонился вниз. Одной рукой легонько прикоснулся к руке женщины, другой положил у ее изголовья цветы. Медсестра сначала улыбнулась, затем пригрозила пальцем. Федор ее намек понял. Он взял букет в руки и поставил его в большую вазу, стоявшую на столике. Оглянулся назад. Несколько оторопел. Лицо молодой немки было очень строгим. Его время было исчерпано.

Эта ночь для Федора Чубчикова была одной из тяжелейших в его жизни. Он долго не мог заснуть. Боялся за здоровье своей очень пожилой подруги. Впадая в тяжелые раздумья, он сравнивал геронтологические особенности благополучной страны и там, где он родился и вырос. Различия ─ очень большие. В России, имевшей несметные природные богатства, люди жили сравнительно мало. Многие умирали, не доживали до пенсии. В сытой стране мужчины «зашкаливали» далеко за семидесятилетнюю отметку, женщины, как правило, перешагивали за восемь десятков, а то и больше.

В этом он воочию убедился на следующий день, когда пришел к Кларе. Неподалеку от палаты перед ним предстала довольно необычная картина. Две бабки и два деда, средний возраст которых, без всякого сомнения, зашкаливал за девяносто лет, а может и даже больше, стояли возле молоденькой медсестры и отчаянно махали руками перед ее физиономией. Чубчиков из-за интереса подошел поближе. Одна из старушек, лицо которой чем-то напоминало изрядно засохший гриб, костерила девушку с такой ненавистью, что зевака поневоле боялся за непредсказуемые последствия. «Гриб» без всяких обиняков винил врачей, что они сделали не все возможное для спасения ее любимой соседки.

─ Как ты не можешь понять, ─ бубнила старушка себе под нос, одновременно махая кулачком перед темнокожей девушкой. ─ Наша Аннушка неделю назад отметила свое столетие… Она всегда была очень подвижной и даже играла в теннис…

Ее собратья по возрасту в поучительном монологе не участвовали, скорее всего, из-за полного упадка психофизической деятельности. Маразматики лишь изредка качали головами и делали недовольное выражение лица. В конце концов медсестра не вытерпела и огрызнулась. Она улыбнулась, и подняв руки к потолку, словно это было небо, взмолилась:

 

─ Уважаемые родственники, поймите меня правильно. Наши врачи и наша больница не есть фабрика, которая до бесконечности оживляет пациентов… Два дня назад умерла очень пожилая женщина. Операция стоила сто тысяч евро. У больной не выдержало сердце…

После этих слов девушка всплеснула руками и с открытым недовольством сквозь зубы процедила:

─ Врачи не рекомендовали ей делать операцию, но она настояла… Хотела еще пожить пару десятков лет…

Неизвестно, как долго продолжалась эта необычная игра в одни ворота, если бы не врач, проходивший мимо. Увидев его, темнокожая мигом бросилась ему навстречу, и показав рукой на квартет старья, ланью ринулась в палату, откуда раздавался истошный вопль…

Клюге с самого утра жила ожиданиями о предстоящей встрече со своим любимым мужчиной. Она даже позаботилась о своем внешнем виде. Медсестра очень тщательно протерла ее лицо и губы, причесала. Чубчиков, едва открыв дверь, приподнес своей покровительнице большой букет цветов. Затем очень нежно чмокнул ее в щечку. В том, что он сделал все и вся хорошо, даже очень хорошо, как настоящий джентльмен, он не сомневался. Клара улыбнулась, и слегка погладив рукой голову своего любовника, тихо выдавила из себя:

─ Спасибо… Спасибо…

Мужчина на теплые слова женщины ничего не ответил. Он слегка переступил с ноги на ногу и утвердительно кивнул головой. Затем незаметно сжал зубы. Страшно похудевшее лицо старухи его сильно пугало. Разговора с больной не получилось. Клюге внезапно тяжело задышала и закрыла глаза. Чубчиков почти бесшумно вышел из палаты. Вышел и тут же опустился на знакомый ему стул. Призадумался. Дни его подруги на этой земле были сочтены. Сколько она еще протянет он не знал. От страшного предчувствия его стало морозить. В голове появились какие-то молоточки, они сильно колотили по его вискам. Он стал их усердно массировать. Через некоторое время ему полегчало.

Мысль посетить лечащего врача богатой немки появилась у Федора Чубчикова совершенно неожиданно. Ему повезло. На лестнице, ведущей к регистратуре, прямо перед его носом появилась знакомая медсестра, Она вчера сделала ему по-настоящему человеческую услугу. Молодая немка с очаровательной улыбкой протянула ему руку, и увидев его озабоченную физиономию, спросила его о причинах плохого настроения. И на этот раз она проявила к нему чуткость. Довела его до кабинета хирурга, который оперировал госпожу Клюге.

Чубчиков осторожно постучал в дверь, и не дождавшись приглашения, вошел вовнутрь. За столом он увидел молодого мужчину в больших очках. Он сидел за компьютером и изучал какие-то снимки. Вошедший слегка кашлянул, поздоровался. Врач неспеша повернулся в его сторону. Улыбнулся. Узнав о том, что перед ним стоял друг Клюге, он в сей миг изменился. Он быстро выскочил из-за стола и предложил ему стул. Затем вытащил из шкафа небольшую папочку. Попытка объяснить историю болезни госпожи Клюге ее другу для хирурга окончилась неудачей. Выходец из России с очень труднопроизносимой фамилией абсолютно никакого понятия в сложных медицинских терминах не имел. В конце концов доктор прибег к очень примитивному методу. Он взял карандаш и на большом листе бумаги нарисовал кишечник, чем-то напоминавший очень длинную сосиску и желудок. Чубчиков очень медленно входил в курс дела, он даже придвинулся к стулу, на котором восседало светило медицины.

Не понимать дальше уже было невозможно. Врач показал карандашом несколько точек на «сосиске» и одну точку на желудке. Затем с надеждой посмотрел на долговязого. Только сейчас Чубчикову стало ясно. Больной в двух местах удалили по десять сантиметров тонкой кишки и почти половину желудка. Прощание мужчин было трогательным. Доктор Рюльке крепко пожал руку посетителю и с улыбкой произнес:

─ Господин Чубчакофф, не переживайте… Мы сделали все возможное ─ ваша спутница жизни продолжит свой век… Мы имеем современные медикаменты…

Чубчиков на поистине человеческую заботу врача ничего не сказал. Он тяжело вздохнул и очень осторожно закрыл за собою дверь. В палату к Клюге он не пошел. Горькая правда могла наповал ее убить. Сочинять небылицы об ее скорейшем выздоровлении он посчитал кощунством.

Почти до обеда Чубчиков бродил по городу, размышлял. Ничего хорошего его впереди не ждало. От безысходности у него нередко выступали слезы. Вскоре он оказался перед знакомым особняком. Почему он пришел сюда, а не к себе на квартиру, он и сам толком не понимал. Скорее всего, ноги его сюда сами привели. В дом он сразу не пошел. Сначала подошел к бассейну, разделся и плюхнулся в воду. Она была прохладной, даже холодной. Прислуга, как ему казалось, уже заранее похоронила свою хозяйку. Ему так и не удалось по-настоящему пообщаться с теми, кто обслуживал богатую женщину, дни которой были сочтены… От страшных мыслей ему стало дурно. Желание уйти в иной мир внезапно овладело мужчиной. Он опустился на дно бассейна и затих. Через некоторое время его стало трясти, он сильно закашлял. Он отчаянно замахал руками и тут же вылетел из воды. От внезапного притока свежего воздуха его дыхание стало частым и одновременно тяжелым. В его глазах были слезы…

Проснулся Чубчиков рано утром и сначала не понимал, что происходило в его спальной комнате. Яркий электрический свет бил в его глаза с такой силой, что он невольно закрыл их руками. Некоторое время он лежал без движений, словно мертвый. Терялся в догадках, кто мог быть в доме госпожи Клюге. Родственников у нее не было. Со знакомыми, как правило, общалась только по телефону. Чем больше «покойник» строил догадки о внезапном визите знакомых или близких Клары, тем настойчивее приходила в его голову диаметрально противоположная мысль. Кто-то из взломщиков, узнав об отсутствии миллионерши, позарился на ее богатства.

От этой мысли Чубчикову стало страшно. Он моментально натянул на себя одеяло. Надеялся на то, что в головы бандитов не прийдет мысль потрошить постель старушки, лежавшей в больнице. Однако он жестоко ошибся. Через пару минут что-то живое наклонилось над его головой, и он почувствовал тяжелое дыхание человека. Одно для него было неизвестно, какого пола он был, мужчина или женщина. Справиться с нею большого труда не представляло, с ним ─ еще бабушка надвое сказала. Лежать дальше и рассуждать было смерти подобно, как и бездействовать. Федор сжался в единый комок, тотчас же сильно вдохнул и выдохнул. Затем рванул одеяло в сторону и с исполинской силой обеими руками оттолкнул от себя живое существо. Его толчок был очень мощный, что неизвестный отлетел от него на метров пять, не меньше. Раздался оглушительный стук, затем неистовый вопль, переросший в громкий плач. Этим и воспользовался Чубчиков. Он быстро спрыгнул с кровати, и подбежав к живому существу, принял боксерскую стойку. Под рукой у него в этот момент ничего огнестрельного не оказалось, не было и ничего остроколющего. Он надеялся только на свою силу и на свои кулаки. Он наклонился вниз, размахнулся и тут же застыл.

Перед ним на ковре лежала девушка, она сильно всхлипывала. Он медленно опустился на колени и только сейчас окончательно пришел в себя. Молодая взломщица с короткими черными волосами со страхом смотрела на него и неестественно корчилась от боли. Ее лицо было в крови, в крови был и ее белый сарафан. Увидев перед собою разъяренного мужчину, который ей был еще и незнаком, она, лежа на полу, одной рукой прикрывала выпадавшие из бюстгалтера груди, другой рукой зажимала нос. Кровоизлияние для разбойницы Чубчикова не устраивало. Он приподнялся, и сжав до боли кулаки, сквозь зубы процедил:

Рейтинг@Mail.ru