bannerbannerbanner
полная версияДва полюса

Владимир Быков
Два полюса

Полная версия

Витте

Если исходить из того, что творилось в нашей стране в 60-е, последующие и, особенно, в перестроечные и постперестроечные годы, то можно без всякой натяжки считать Сергея Юльевича Витте просто гениальным руководителем, организатором и государственным деятелем. Человек изначально богато одаренный природой, он был всесторонне образован, обладал исключительной работоспособностью, неукротимой энергией и настойчивостью, огромными бойцовскими качествами, дипломатическими способностями, умением общаться с людьми и обращать их в свою веру.

Он сделал рубль крепчайшей мировой валютой, построил транссибирскую магистраль, ввел в стране винную монополию, поднял промышленно-торговый потенциал страны, выполнил много чисто дипломатических поручений, в том числе заключил мирный договор с Японией, против войны, с которой больше всех боролся. В силу особой своей привлекательности, ума и нестандартности, Витте воспитал целое поколение прямых и косвенных сподвижников, которые, став на рабочих местах управления страной при советской власти, в огромной степени определили ее мощное становление в первые три десятка лет. Если бы не было этой армии превосходно мыслящих и обладавших высокой самостоятельностью людей, воспитанных в его времена, то никакие Ленин и Сталин ничего бы не сотворили.

Рабочую систему социалистического государства, в реальной конкретике ничего общего не имеющего с предначертаниями Маркса, создавала именно эта плеяда первопроходцев. Они не были политиками, возможно, понимали и тогда всю стратегическую утопичность коммунизма на данном этапе человечества, но не могли, по своему характеру и воспитанию, не быть прагматиками и не творить в любой, даже в самой неподходящей для того обстановке.

По сути дела то же самое, в принципе, делал и Витте. Тогдашняя система, кажется, совершенно не соответствовала его прогрессивным здравого смысла взглядам на мир. Всю свою жизнь он находился в состоянии чего-то доказывающего и отстаивающего перед царем, его окружением и чиновничьим аппаратом страны.

Позволим себе подтвердить сказанное рядом выдержек из написанного Витте, как раз из того, что нашими более поздними руководителями не зналось, не делалось либо было предано забвению.

«Большая или меньшая способность государства вести правильно свои дела зависит от степени просвещенности и добросовестности его исполнительных органов. Чем более чиновничество отвечает названным качествам, тем более широкая область промышленного дела открывается государству.

Конечная цель всякой хозяйственной деятельности – потребление. Потребности людей не ограничены в числе в том смысле, что с развитием цивилизации возникают все новые и новые и не предвидится конца их нарастанию. Именно они и составляют первоначальный стимул и конечную цель хозяйственной деятельности людей.

Накопление богатств в стране совершается тем успешнее, чем она ближе к такому, при котором не затрачивается лишних сил на удовлетворение какой-либо потребности. Труд может быть производительным и непроизводительным. Лишь немногие виды его могут быть признаны безусловно бесполезными, но непроизводительною является и та часть полезного труда, которая для достижения данной цели оказывается излишней.

В числе условий, задерживающих нормальное развитие, первое место принадлежит милитаризму. Повторяющиеся беспрерывно жертвы, налагаемые милитаризмом на народное хозяйство, медленно подтачивают экономическую жизнь современных государств.

Всякая страна должна стремиться разнообразить свое производство и вводить у себя все новые и новые отрасли, раз они только не являются не совместимыми с климатом и естественными ее богатствами. Отсюда, страна, устанавливающая протекционизм, хотя и наносит ущерб разным потребителям, но зато способствует становлению собственной промышленности. Свобода международного обмена есть идеал, к которому надо стремиться через упорный труд и возможно разнообразное развитие своих собственных производительных сил.

В такой стране, как Россия, задача торговой политики сводится к настойчивому и последовательному протекционному режиму. За плодотворность ее ручаются и даровитость, и трудолюбие нашего населения, и неисчерпаемые богатства страны, обеспечивающие полную возможность в самых выгодных условиях вырабатывать почти все предметы потребления. К свободе торговли мы должны идти суровым протекционным режимом.

Право собственности есть необходимое условие развития личности и свободы человека и большей успешности его хозяйственной деятельности. Право собственности служит лучшим средством к возбуждению большей энергии труда, а большая производительность труда отдельных лиц увеличивает благосостояние всего общества. У культурных и богатых народов охрана прав собственности составляет основную задачу государственной власти».

Весьма поучительны рассуждения Витте о «роскоши» и «тратах». Вот что он писал об этих категориях из области человеческих страстей (привожу с некоторыми сокращениями).

«Трудно сказать, какому чувству более удовлетворяет роскошь – чувству ли наслаждения ее предметами или чувству тщеславия. Стремление, побуждаемое первым, довольно скоро находит удовлетворение; вторым, чувством тщеславия – ненасытимо. Роскошь вызывает против себя осуждение моралистов и многих экономистов. Государственная власть исстари считала борьбу с роскошью одной из своих задач.

Однако опыт, за исключением Спарты, показал, что законы против роскоши мало достигали цели. И потому рядом с осуждением роскоши в литературе высказывались соображения в ее защиту, что она якобы дает людям жить, что деньги, расточаемые на роскошь, попадают в руки купцов, работников и различных производителей. Такое мнение поддерживалось даже такими выдающимися людьми, как Монтескье и Вольтер. Мы сейчас увидим, в чем ошибка этого представления.

Как обычная речь, так и научный язык под словом «трата» понимает расходование денег на покупку предметов и услуг исключительно для личного потребления. Никто не назовет тратой покупку ценных бумаг, земли или дома, закупку товара купцом или выдачу зарплаты. Напротив, израсходование денег на пищу, одежду, помещение, меблировку, прислугу есть трата, которая предполагает уничтожение известного количества из суммы национального богатства. Эта простая очевидная мысль долгое время затемнялась поверхностным взглядом на экономику. Упускалось из виду, что сумма производимых страной предметов зависит от количества труда и капитала, а это такие факторы, умножить которые не в силах наши траты. Уменьшится изготовление предметов роскоши – освободится часть труда и капитала на постройку новой железной дороги».

Далее, в чисто виттевском инженерном духе великолепного аналитика всех за и против, он добавляет: «Правда, перемещение труда и капитала совершается в жизни не так просто… Ввиду этого желательно, чтобы уменьшение потребления предметов роскоши не совершалось разом и в слишком больших размерах». Какой контраст! Наши Горбачев и Рыжков как-то, наплевав на данное перемещение капитала, хотели в два года поднять в два раза аж все машиностроение.

А в части роскоши? Посмотрите, как развращенные современные российские правители, видимо, специально для того, чтобы лучше тем подчеркнуть свою ограниченность, стали не бороться, а самым нахальным образом демонстрировать нам роскошь служебных апартаментов. Я много раз бывал в скромно оформленном здании Союзного Госплана, построенного воспитанниками виттевских времен. Взгляните сейчас на этот дом, занятый Думой, хотя бы на ручки дверей – по телевидению их показывают каждый раз, как только хотят обратить наше внимание на ум и совесть народных избранников. О президентских хоромах не говорю. Витте писал о роскоши за свой счет, теперь правители исполняют «трату» казенных денег.

Когда у нас еще появятся новые Витте? Он подбирал людей только по знаниям, способностям и деловитости. С его появлением моментально менялся стиль работы учреждения. «Ведомство путей сообщения, – вспоминает его современник, – под влиянием первых же шагов нового своего начальника точно помолодело, подтянулось и вдохновилось живым усердием к работе». «Витте страшно ценил в своих сотрудниках самостоятельность во всем и до конца, – писал другой. – Доклады Витте происходили при весьма любопытной обстановке. У докладчика нет с собой ни бумаг, ни карандаша, и вот в течение двух часов докладчик и Витте ходят из угла в угол по кабинету и яростно спорят. При Витте нельзя было отделаться распространенной точкой зрения: министр требовал от подчиненных серьезной и ответственной подготовки по всякому вопросу».

Оперативность и тщательность при подготовке тех или иных решений у него просто изумительны. Только один пример.

27 мая 1898 г. управляющий Морским министерством П. Тыртов на докладной Главного инспектора кораблестроения Н. Кутейникова (по вопросу, поднятому А. Крыловым) «положил резолюцию о необходимости создания высшего кораблестроительного и машиностроительного училища или отдельных факультетов при каком-либо высшем училище». Одновременно приказал «возбудить осенью об этом вопрос сношением с министров финансов, указав при сем на ненормальное в этом отношении такое положение, в устранении которого Министерство финансов заинтересовано не менее Морского министерства».

Тороплюсь прочитать у Крылова далее. Как же и когда разрешился этот вопрос? Нахожу. Только осенью следующего года. Долговато… Но как? Оказывается, за год Витте не только решил и приказал «учредить в ведении Министерства финансов Политехнический институт» (а не какое-то там училище), но и определил его расширенный состав до «четырех отделов: экономического, металлургического, электромеханического и кораблестроительного». Испросил на то «высочайшее, как тогда говорили, соизволение». Приобрел «в 8 верстах от Финляндского вокзала участок земли с сухой песчаной почвой, для сооружения на нем главного здания института, общежития для студентов и дома с квартирами для профессоров». Назначил «директором института князя А.Г. Гагарина» и образовал для дальнейших действий «две комиссии: учебную под председательством генерала Петрова и строительную под председательством Ковалевского». От такой виттевской тщательности, четкости и полноты решения у меня, как от хорошей музыки, поднялись на теле волосы.

 

Схватил том БСЭ и нашел, что Ленинградский политехнический институт создан в 1902 г. в составе тех самых, назначенных Витте, четырех факультетов. Но что я увидел там еще? Оказалось, только в Ленинграде при деспоте Сталине с 1930 по 1940 г. было открыто… более 20 институтов, в том числе в одном 1930-м году – чуть ли не целый их десяток!

Еще одна характерная черта Витте, взаимосвязанная с предыдущей, но несколько иного плана – это рассмотрение любой проблемы в аналитическом аспекте, во всех ее ракурсах, со всех возможных сторон. Так он штудирует и разъясняет нам теорию Маркса, которую в душе считает, естественно, совершенно пустой.

«Меновую ценность имеют только предметы. Но есть учение, которое утверждает, что меновая ценность определяется исключительно трудом и что товары обмениваются между собой соответственно рабочему времени, нужному для их производства. Наиболее полное и прямолинейное теоретическое развитие учения о труде как единственном источнике ценности и отсюда о злоупотреблениях капитала имеется в исследованиях Карла Маркса.

Заблуждения и предвзятые идеи, лежащие в основе этого учения, явствуют из рассмотрения основного его положения, что равноценные товары имеют равную ценность потому, что в них содержится равное количество среднего отвлеченного человеческого общественно необходимого труда. Указанное положение прежде всего страдает полною неопределенностью.

Мы имеем рядом пшеницу урожайного и неурожайного года, железо из богатейших и бедных руд, продукты фабричной и ручной ткацкой работы, золото из богатых россыпей, бриллианты из единственных в своем роде копей, добываемых почти даром счастливыми искателями.

Разнообразие количества труда, воплощенных в указанных товарах, нам вполне известно; но самого количества его мы не знаем и определить не можем, а не зная этого количества на отдельных производствах и в общей их совокупности, мы ничего не можем сказать о средней общественно необходимой норме отвлеченного труда, и эта норма остается для нас величиной совершенно неизвестною и неуловимою.

Возьмем наудачу товары разного рода – драгоценные камни, апельсины, фазаны, убойный скот, дубовый лес, сибирские меха. Можно ли сказать обо всех этих предметах, что в них осуществлен человеческий труд в том же смысле, как в куске полотна или меры пшеницы? В куске полотна есть действительно труд, без которого он не существовал бы; но попробуем приложить ту же меру к вышеуказанным товарам другого типа, и выйдет несообразность. По Марксу более сложный труд (который он вводит в свою теорию) принимается только за повышенную или умноженную простую работу, и меньшее количество сложной работы приравнивается большему количеству простой.

На самом деле никакого перечисления сложных работ в простые не происходит, да и происходить не может, потому что наемный труд оплачивается разнообразно в зависимости от особых обстоятельств рабочего рынка. В конечном результате единица меры труда превращается в нечто неуловимое, и выставить положение, что ценность товаров измеряется количеством заключающейся в них простой работы – значит ничего не сказать.

Противоречия между повседневными фактами действительной жизни и учением Маркса убеждают нас в односторонности его теоретических построений. Но именно эта односторонность и обеспечила широкое распространение проводимых им идей в среде лиц, которые вели деятельную агитацию против господствующего в Европе политического и экономического строя.

Успех, выпавший на долю идей Маркса и его последователей, обусловливается особенностями положения рабочего вопроса в странах крупного производства, с одной стороны, а с другой – довольно безучастным в течение долгого времени отношением к этому вопросу государственной власти. Агитаторы и вожаки рабочих, преследующие личные политические цели, пользуются этим лишь для того, чтобы создать рабочее движение».

Более краткой, доказательной и весьма вежливой критики марксизма я не читал ни у кого другого. В ней еще один дополнительный штрих к характеристике многоплановой натуры Витте. Он был созидатель, и потому его подходы к жизни коренным образом отличались от таковых большинства революционеров, природно настроенных на прямо противоположный созиданию акт разрушения.

Что же мы взяли на вооружение из этих достаточно четких и однозначно убедительных виттевских установок? Да ничего, разве лишь признали его лозунг о частной собственности и обратили свой взор на потребление. Признали, но не как проповедуемые Витте «средство к возбуждению большей энергии труда» и стимул к «хозяйственной деятельности», а как варварский способ обогащения, полударовой дележ (присвоение) общенародной собственности и нахальную демонстрацию той самой роскоши служебных апартаментов, лимузинов и своих особняков.

А ведь все выше приведенное из виттевских изречений может, и должно бы, стать буквально национальной идеей, которую все ищут и о которой столь много говорят. Разве не главное сейчас для нас: и опора на собственные силы; и восстановление промышленной и другой самостоятельности; и жесточайший протекционизм; и разумное расходование средств не на роскошь, а на хозяйство, на инвестиции; и гордость за все отечественное и всяческая пропаганда последнего; и стремление купить свое, а не чужое, даже если оно несколько может и хуже последнего; и желание производительно трудиться и сделать свое лучше чужого; и подъем просвещенности чиновничьего аппарата; и, наконец, установление социальной справедливости, обязательное уменьшение имущественного разрыва между бедными и богатыми, дабы не появились новые марксы со своими последователями и не учинили нам еще одну революцию.

Что к сему можно было бы добавить? Лишь одно. Всемерную заботу о культуре народа. Хотя у Витте кое-что есть и на данную тему.

Два разных полюса жизни людей, одинаково одаренных природой, но ориентированных по какой-либо причине на несовместимые деяния. Программа настроя работы мозга, порой обязанная ничтожной случайности, – вот что определяет движение человека по жизни.

Однако будем объективны. И в пределах жизни одной конкретной личности мы можем наблюдать досадные отклонения от некоей принятой нами ее наиболее определяющей характеристики. Не исключение здесь и Витте.

То, что было написано о нем выше, относилось ко времени, когда он занимался живым делом, был здоров, востребован, стоял у руля управления и работал по 16 часов в сутки. Но стоило ему оказаться не у дел, в возрасте тех, наделенных хворями, кого он совсем недавно относил к «старцам», как наш герой мгновенно превратился в брюзжащего человека с непомерной гротесковой влюбленностью в собственную персону и весьма порой предвзятым, даже озлобленным, отношением чуть не ко всем остальным.

В своих мемуарах он представляет нам себя «громадного ума, громадного таланта, исполненного решительности и твердости» государственным деятелем, всю жизнь лично все предвидевшим, делавшим абсолютно все правильно, говорившим и писавшим все уместно, остро и точно. Его окружающих же, наоборот, как людей, хотя и весьма вроде «положительных, умных, грамотных, образованных, милых, добрых, порядочных», но… обладающих, к сожалению, теми или иными весьма нелицеприятными отрицательными качествами. То есть людей одновременно «посредственных, малообразованных, бездеятельных, слабых, беспринципных, аморальных, заурядных, бессердечных» и т.п., во всевозможных при этом звучных сочетаниях определений из первого и второго наборов, а потому, в целом, надо понимать, малодостойных, не способных к серьезному делу, постоянно ошибавшихся и допускавших разные пошлости или глупости. Такое вот чисто виттевское изобретение интеллигентной принизительной характеристики человека. Даже Столыпин наделен у Витте сплошными, подобного духа, весьма нелестными саркастическими эпитетами. Исключением оказались лишь Александр III, которого он любил, как любой молодой человек своего первого наставника, и при котором началось его становление. Да разве еще две-три, видимо, в глазах Витте, истинно талантливых особы.

Слаб человек, даже такой уникальный, как Витте! Вместе с тем ему трудно уйти полностью от своей заданной природой натуры. Здесь, в мемуарах, это четко просматривается. И как только автор переходит от дворцово-дворянских душевно-эпитетных характеристик к серьезной социальной конкретике, мы вновь ощущаем виттевский стиль, его нестандартность, оригинальность, его особую методологию мышления, отмеченное стремление к всестороннему анализу событий и объективности. Может не всегда удачно и убедительно, но с явно проявляемым стремлением быть таковым. В том числе, в упомянутых своих необычных, порой взаимоисключающих, оценках людей.

Горбачев

Михаил Сергеевич Горбачев. Автор «революционной перестройки», приведшей к тому, что он стал последним наделенным верховной властью представителем последних лет существования Советского Союза. Человек, полностью порожденный разлагающейся системой государственного устройства и впитавший в себя все самые худшие стороны тоталитаризма, дополнительно изуродованного марксистской идеологией. Он один из трех последних наших правителей, оказавшихся у власти в результате чисто дворцовых «интеллигентных» интриг, когда к ней (власти) обычно приходят люди весьма слабые и малоспособные к государственному управлению, да к тому же еще и в относительно пожилом возрасте.

Но Горбачев – особый случай в истории, где кроме внешних обстоятельств и, как всегда на подобных полях борьбы за высшую власть, стечения всяких случайностей, в немалой степени сыграли определенную роль его личные природные качества. Обладая для назначенного судьбой определенными способностями (устремленностью, хорошей памятью, видимо, еще кое-чем для сего необходимым), он был рабом, в худшем смысле этого слова, рабом всяких, принятых в данный конкретный временной момент условностей. Нерешительным и трусливым до невозможности человеком, нижайше преклоненным лизоблюдом перед начальством и сверх высокомерным по отношению к подчиненным – ко всем, кто стоял за ним в очереди до власти. Чуть не единственного, в прошлом советского государства, места, где действовал достаточно мощно закон «социалистического соревнования». К нему, похоже, Горбачев был подготовлен преотлично теоретически, а практически закрепил свои природные данные, будучи первым секретарем Ставропольского края и организовывая отдых высокопоставленному партийному чиновничеству. Можно вообразить, как вертелся этот деятель тогда, разрабатывая со своей незабвенной Раисой Максимовной программы встреч, досуга, одариваний и проводов всех этих московских гостей.

Судя по описаниям и рассказам хорошо его знавших, да и по многому лично каждым виденному и слышанному, трудно сыскать человека, наделенного столь большим числом непривлекательных поведенческих характеристик. В моей оценке у него не было и нет ничего из того набора, чем притягивал к себе простых людей, например, тот же Наполеон (имею в виду, естественно, лишь только одни общечеловеческие их качества).

Горбачев, встав у власти, оказался чистейшей воды болтуном. Началом тому явилось его самое первое «программное» выступление, которое он прожектерски преподнес как некое открытие, способное перевернуть наш грешный мир и немедля решить все проблемы. Помните. Завтра глупых постановлений нет, решения только ответственные. Преступники наказаны и сидят в тюрьме. Честные, вооруженные знаниями, опытом и умением, засучив рукава ринутся в бой за изобилие и справедливость. Так им декламировалось. А что получилось? Получилось то, что он стал чуть не каждый божий день менять свои взгляды: сегодня хвататься за одно, а завтра за другое, обещать, почти ничего не выполнять и плыть по стихии событий.

Объявив себя главным перестройщиком, он оказался единственным человеком, который на протяжении всех лет перестройки с удивительным упрямством фактически отстаивал статус-кво и произносил «да» самый последний. Все его выступления – это смесь лжи, пустых лозунгов, демагогии и самокрасования. Горбачев непревзойденный представитель той когорты, что с величайшим упоением выдает желаемое за действительное. Не исключаю, что он истинно верил и продолжает верить во все им рекламируемое, но нас ведь, повторюсь, интересуют лишь конечные результаты деятельности, а не само движение к ним и тем более слова о них.

Только разлагающаяся система могла поставить во главе огромного государства ничем для дела не одаренного человека, который даже сегодня, после всего происшедшего, не может (не хочет) понять, что его «успех» в устроенной им клоунаде и что организовывают встречи и бегают на него посмотреть и послушать из чисто стадного обывательского любопытства либо из желания лишний раз убедиться в правильности давно установленной меры его желаний и возможностей.

 

Горбачев ушел со своего поста так и не догадавшись сказать «простите» народу, управлять которым взялся, не имея на то никаких способностей, а следовательно, и прав. Ушел после известного переворота, главным идеологом которого фактически являлся, и отличался от бунтовщиков тем, что три дня молчал, в то время как его приверженцы говорили и действовали в соответствии с проводимой им (на словах, по крайней мере) политикой, не навязанной, активно им защищаемой и пропагандируемой. Интересно, что предпринял бы он при ином завершении переворота? Помните, как у Цвейга королева Елизавета не желала казни Марии Стюарт?

«Высокая» оценка его деятельности со стороны хитрых политиков западного мира – элементарная дань за развал нашей страны, освобождение Восточной Европы и даром доставшегося повышения ими собственного потенциала. И если кто-то из наших продолжает в сем поддакивать Западу, так это есть чисто российское преклонение перед авторитетной особой вне понимания истинной подоплеки ее поступков и суждений, вне понимания того, что Горбачев только и делал, что ничего не делал, а просто появился на большой сцене «удачно» в момент саморазложения системы, объективно не способной к нормальному эволюционному развитию.

Удивляет ли меня Горбачев? Нет. Таких говорунов, даже умеющих работать, но не способных добиваться конечных полезных результатов, всегда было много. И не то удивительно, что они есть, а то, что есть люди, которые им верят и активно помогают в их бесполезном труде. Удивляют люди, которые сегодня, чувствуется, пишут о нем вполне объективно чуть ли не как о ничтожестве, а вчера с ним непосредственно работали, выполняли его, а часто и Раисы Максимовны, глупейшие указания, слушали внимательно такого же сорта рассуждения. А съездовские спектакли с его уморительными выступлениями и комедийными решениями? Не сталинские времена, можно было бы встать всем и покинуть зал.

Вот когда так станет, когда дорастем – не будет и горбачевых. Вернее, они будут… только на им вполне соответствующих постах.

P.S. Недавно, как бы в подтверждение приведенному, услышал, что Горбачев собирается стать телеведущим. Первая мысль: вот это его амплуа. По некоторому размышлению, – скорее всего и тут будет больше красивой болтовни, чем пользы. Опять побегут смотреть на него, дабы поскабрезничать. Он же, как всегда, будет полагать: от его привлекательности, от истинного к нему интереса. Тем более что найдутся ведь и поддакивающие либо от души, либо из скромности: ведь как-никак, бывший Президент.

Рейтинг@Mail.ru