Виталий Викторович Воронин
Сезон
– Знаешь, я всегда тебя уважал, за то, что ты человек дела. Не думай, что это расхожая фраза! На самом деле, таких людей единицы.
– Спасибо за такую честь, – с трудом выдавил я, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.
В голове как груда камней ворочались мысли, и самым большим камнем здесь был вопрос о том, что Игорь собирается со мной делать. Ответ был на поверхности. Не надо было прилагать особых усилий, чтобы понять его дальнейший план. Сдаст в милицию или грохнет прямо в этом кабинете, а потом в лесу закопает.
Вспомнив, что Игорь вызвал машину, почему-то подумалось, что второй вариант ближе к истине. Если он хотел сдать меня в милицию, то просто позвонил бы 02 и вызвал их сюда.
– Эй, да ты слушаешь?! – хлопнул Игорь меня по щеке ладонью, отчего по лицу опять потекла кровь и все перед глазами поплыло.
– Я хочу, чтобы ты понял, что здесь ничего личного! Понимаешь, я тоже человек дела! Я ставлю перед собой реальные цели и достигаю их.
Я посмотрел на него одним глазом, потому что второй не открывался из-за присохшей кровавой корки.
– Значит человек дела, это тот, кто добивается, чего хочет?
– Вот именно! – обрадовано подхватил Игорь, – посмотри, сколько вокруг лентяев и трепачей!
– А интернет просто весь кишит такими, кто только и умеет, как сидеть перед монитором и давить на клавиатуру, рассказывая какой он крутой, да жаловаться на государство и власть.
– И почему же ты решил, что я не такой? – пробормотал я, пытаясь держать голову ровно, и где-то в глубине затуманенного сознания понимая, что Игорь заговаривает мне зубы, просто тянет время, ожидая машину.
– Да потому что ты плюешь на государство, на власть и делаешь то, что тебе нужно, не заморачиваясь их законами! Платят на работе гроши, найдешь другой источник дохода и ничего государству не отдашь. Налоги требуют платить, пошлешь их куда подальше и все!
Игорь вскочил с корточек и, размахивая браунингом, продолжал:
– Я также действую, потому что ненавижу это поганое государство, которое нас притесняет! Буду делать все, что мне нужно, но проживу сам без их власти!
– Поэтому ты хочешь меня убить?
Игорь, осекся на полуслове, и посмотрел на меня. Тут я понял, что всей этой пламенной речью, он пытается найти оправдание своим поступкам. Как ни крути, а убийство друзей из-за денег, не вписывалось в его теорию врага государства.
Но ум человеческий такой изворотливый и живучий механизм, что найдет любые аргументы в пользу своего хозяина. Игорь не был тому исключением. Видимо, он уже не раз репетировал свою речь.
– Здесь все просто, – продолжал он, – надо было делить все поровну! Вы так сделать не захотели, и мне пришлось забрать силой, то, что мне принадлежало.
– А то, что принадлежало нам с Витьком тоже?! – бросил я, понимая, что этот разговор бесполезен, потому что Игорь все равно оправдается перед собой.
Он усмехнулся и развел руками.
– Кто сильный, тот и прав!
Мне стало скучно, да и сил говорить не было, но возникло желание напоследок позлить этого самодовольного типа.
– Слушай, ты, крутой, а помнишь, как на вахте не мог справиться со своими школьниками? Выходит, что ты один ничего не можешь, а значит слабак!
На минуту в его глазах промелькнула растерянность, но он быстро нашелся.
– Так вы мне для того и были нужны, чтобы помочь обуздать этих баранов! А теперь еще я заберу все золото, а ты будешь гнить в земле! Все это, потому что, я не только сильный, но еще умный!
Он ткнул в меня стволом браунинга, и его лицо перекосилось от злобы. Я прислушался к себе и с удивлением обнаружил, что совсем не боюсь умирать. Сотрясение мозга оказало услугу, мной овладела апатия. Наверное, я зря затеял этот разговор с Игорем, но надо было довести его до логического завершения.
– Послушай, зачем тебе меня убивать? Все равно я в розыске, на мне висят два убийства. Сдай меня в ментовку и все дела.
Игорь задумчиво посмотрел на меня и ничего не сказал. Видя, что он колеблется, я усилил нажим.
– Какая тебе радость от моего убийства, только грех на душу возьмешь. Подумай сам, ты же умный. Да и плохого я тебе ничего не сделал! Все улики против меня. Отпечатки на карабине, мой побег. А показаниям моим все равно никто не поверит! За два убийства и побег дадут мне лет двадцать, и поеду я на зону. А ты останешься с золотом и в шоколаде!
Это был успех. Игорь взял с верстака кусок ветоши, тщательно протер ею браунинг и сунул его мне в боковой карман куртки.
– Так надежнее будет!
– Конечно надежнее, – радостно кивнул я, – еще два года за хранение оружия!
В комнату заглянул один из узбеков и какой-то заросший щетиной карапуз с орлиным носом и глазами навыкат. Одет он был в шорты, шлепанцы и цветастую рубаху с коротким рукавом. Пухлыми руками, унизанными аляповатыми золотыми перстнями, он перебирал деревянные четки. Наверное, это был пресловутый Ашот.
– Это он у тебя грозился квартиру отобрать? – усмехнулся я.
– Нет, конечно, – скривился Игорь, – наоборот, он мне по гроб жизни должен за машину, на которой он бомбит.
Ашот непонимающе уставился на Игоря.
– Кого куда вэзти, брат?
Игорь недовольно поморщился и кивнул на меня.
– Сейчас вместе с этим до ментовки поедем. Напишите там заявления, что он на меня с пистолетом напал.
Ашот достал из кармана шорт нож – бабочку и, крутанув им, разложил лезвие.
– Абдулла сказал, что его мочить будем.
– Планы изменились, – рявкнул Игорь, – убери железку!
Тут я посмотрел в окно. Нет, не так. Тут я увидел за окном черную фигуру в маске и бронежилете. В ту же минуту оконные стекла брызнули дождем, раздался грохот, срываемой с петель двери, и я оказался на полу.
Лежа на боку, со связанными за спиной руками, я наблюдал, как комната наполнилась людьми в шлемах и бронежилетах с надписью «СПЕЦНАЗ» на спинах.
Откуда-то издалека доносился поросячий визг Ашота, которого два спецназовца били ногами, катая по полу, после того, как он попытался махнуть ножом.
Кровь опять залила глаза, но я успел разглядеть, как Игорь повис на руке спецназовца, пытаясь вырвать у того пистолет и тут грохнул выстрел, ударив звонким щелчком по моим перепонкам. Бледное лицо Игоря оказалось прямо напротив моего. Из уголка его рта сочилась кровь, а тело дергалось в конвульсиях. Глаза его закатились, зрачки подернулись пеленой. На минуту он открыл глаза, увидел меня и усмехнулся.
– Да, похоже, я не самый умный…
Он хотел еще что-то сказать, но поперхнулся кровью и засипел, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина. Рядом началась суета, меня подняли на ноги, отчего сознание мое окончательно помутилось. Последнее, что я почувствовал, это был звук разрезаемых веревок за спиной.
Глава 10. Сюрпризы
Больничная каталка везет меня по мрачному гулкому коридору, слегка подсвеченному лампами дневного света, которые проплывают надо мной голубоватыми пятнами. Наркоз постепенно отпускает, возвращая сознание из наркотической эйфории операционной. Я начинаю чувствовать тело, а тупая головная боль напоминает мне, почему я здесь.
Открываю глаза уже в палате. Дверь приоткрыта, оттуда доносится резкий запах лекарств и застоявшейся в утках мочи. Надо мной склоняется сестра, деловито нащупав вену на сгибе руки, ставит капельницу, и молча, уходит.
Пытаюсь повернуть голову, осмотреться, но из этого ничего не получается. Голова, запеленатая бинтами, водружена на подушке. Малейшее шевеление вызывает удары молота, которые изнутри кажется вот – вот разобьют черепную коробку.
Слышится голос сестры.
– Доктор, он приходит в себя.
– Как вы себя чувствуете, больной? – доносится голос доктора.
Пытаюсь разлепить сухие губы и ответить, но получается только свистящий шепот.
– Голова болит, пить хочу.
– Это нормально, это пройдет. Вам повезло, что нет кровоизлияния, а только сотрясение мозга.
Кто – то подносит к моим губам стакан с водой. Жадно пью, звякая зубами о стекло. Тяжелая усталость обволакивает все тело, и я проваливаюсь в омут сна.
Изредка просыпаюсь, чувствуя, как ставят очередную капельницу или тыкают в рот ложкой с больничной кашей – размазней. Отплевываюсь и сжимаю губы.
С каждым утром гул молотков в голове становился тише и вот, наконец, однажды проснувшись, я смог поднять руки и сесть на кровати. От резкого подъема меня повело, но через минуту равновесие вернулось, позволив спустить ноги на пол.
За окном моросил мелкий осенний дождик. Желтый кленовый листок, прибитый ветром, дрожал на стекле. В двухместной палате кроме меня никого не было. Вторая койка аккуратно заправлена. Я ощупал свою голову и с удовлетворением отметил, что чалма, окутывающая ее, стала заметно меньше.
Увидев на тумбочке у кровати тарелку с рисовой кашей и чашку киселя, накрытую черствой корочкой хлеба, я вдруг ощутил зверский голод. Радуясь этому, как верному признаку выздоровления, съел всю кашу и выпил кисель, не обращая внимания на комки, которых терпеть, не могу.
От этих резких движений в висках застучало, но это меня не пугало, потому что голова больше не кружилась.
На следующий день я уже ковылял по коридору в сторону туалета, изредка останавливаясь отдохнуть, держась за стену. Постепенно воспоминания начали возвращать меня к действительности, которая была не очень радостной. Я вспомнил как Игорь сунул мне пистолет в карман и не найдя своей одежды, был уверен, что его забрали менты.
Но меня больше удивило то, что у дверей моей палаты не было никакой охраны. Неужели они не проверили, кто я такой и не знают, что я в розыске?
Теряясь в догадках, я решил при первой же возможности сбежать из больницы, списав отсутствие интереса к моей персоне на нерасторопность карающих органов. Но пока сбежать я не мог по причине слабости. Оставалось только набираться сил и надеяться, что за мной не придут.
Каждое утро я выглядывал в коридор, нервно ожидая увидеть фигуру в форме. И однажды дождался. Улыбаясь во весь рот, к моей палате приближался… Витек. В руках он нес целлофановый пакет с фруктами, а увидев меня, ускорил шаг.
От неожиданности снова застучало в висках, на мгновение суеверный ужас сделал ноги ватными. Я зажмурил глаза и подумал, что до выздоровления еще далеко, если я вижу привидение.
Витек, однако, оказался вполне живым и здоровым. Он радостно ввалился в палату и, бросив пакет на соседнюю кровать, по своему обыкновению громогласно выразил восторг.
– Привет, головастик! Чего это тебе на башку намотали, уши что – ли мерзнут?!
Он весело хохотнул, но заметив, что я держусь за дверной косяк и смотрю на него с открытым ртом, подхватил меня под руки, усадив на кровать.
– Сейчас все объясню, вижу ты совсем не в курсе наших приключений!
Он подвинул табурет к моей кровати, вынул из пакета яблоко и, потерев его о рукав, с хрустом откусил добрую половину. Прожевав, он посмотрел на меня и уже серьезным тоном начал свой рассказ.
– Ты, наверное, помнишь, когда мы виделись в последний раз, я лежал на земле с простреленным брюхом, а ты как сайгак скакал от Игоря.
Я кивнул.
– Так вот, лежу это я, значит, помираю помаленьку. Слушаю, как Игорь из твоего карабина бахает. Ну, думаю, осталось мне недолго. Крови натекла целая лужа, но пошевелиться боюсь, знаю, что добьет. Закрыл глаза и жду, что дальше будет.
Витек нервно почесал живот.
– Потом он вернулся, обшарил карманы Айно и мои. Забрал у нас все золотые монеты. Слышу, лопатка звякает. Открыл один глаз, смотрю, а этот гад монеты в тряпочку завернул и под валун их в мох закапывает. Я уже тогда вырубаться начал, тело все как будто отнялось. Слышал только, как он по телефону милицию со скорой вызвал, да сказал, что ты его убить пытался и все золото забрал.
Витек встал, задумчиво повертел в руке огрызок яблока и положил его на тумбочку.
– Ну а дальше, мне повезло, что пуля навылет прошла, позвоночник не задела. В реанимации месяц, четыре операции, полметра кишок удалили. Так что острого мне теперь нельзя. Из больницы выписался на той неделе, а следователь тут как тут. Рассказал мне про твои подвиги. Говорит, что не ожидали от тебя такой прыти. Ну, я его просветил как потерпевший, так что Игорь у нас по всем статьям был бы обвиняемым, если бы не помер.
– Все – таки умер, – равнодушно обронил я, – значит, менты за ним давно следили?
– В том то и дело, что нет, – усмехнулся Витек, – следили они за узбеками, которых он в подвале школы поселил. Они героинчиком барыжили, который сами и привозили. А наш знакомый с ними в доле был. В тот день, когда ты в школу пожаловал, у них как раз поставка новой партии была, вот спецназ их брать и приехал.
– Значит это не по мою душу приходили, – выдохнул я с облегчением, откинувшись на кровати.
– Нет, конечно, кому ты нужен! – засмеялся Витек, – они даже за Игорем ехать не спешили, после моих показаний. А теперь, как он помер, так вообще дело прекратить хотят. Про золото я им наврал, что оно все у Игоря. Так что пусть теперь ищут.
Я вдруг почувствовал, как с души свалился камень размером с дом. Захотелось радостно заорать, но я не стал этого делать, а просто еще раз вздохнул.
– Он сказал, что меня уважает.
– Кто? – Спросил Витек.
– Да Игорь, когда, его подстрелили.
Витек хмыкнул, и достал из кармана плоскую стальную фляжку.
– Давай-ка лучше дернем коньячку за все, что хорошо кончается!
Он сделал из фляжки два глотка и протянул ее мне, жуя яблоко.
– Хоть нам с тобой и нельзя, но по такому случаю не повредит.
Коньяк обжег мягким огнем гортань, и приятное тепло разлилось по всему телу. Глаза мои начали слипаться, а в голове зашумело. Ослабленный организм быстро среагировал на спиртное.
В дверь заглянула сестра, потянула носом воздух и грозно рявкнула на меня:
– Пьете! Сейчас зав. отделением скажу и он тебя выпишет к чертовой матери!
Витек засуетился, начал собираться и весело схватил сестру под локоток.
– Сестричка, увидев такую привлекательную женщину, я просто не могу не выразить свое восхищение! Что вы делаете сегодня вечером?
Она удивленно вскинула глаза, потом захихикала и вышла в коридор в сопровождении Витька. Обернувшись в дверях, он повертел пальцем у виска в ее сторону и подмигнул мне.
– Не забудь, нам еще Карельское золотишко из-под камушка достать надо!
В тот день я впервые уснул сном без сновидений и волнений. Через неделю сняли шов, и теперь на бритой голове красовался свежий розовый шрам, который первое время постоянно чесался. Меня перевели в общую палату, где я целыми днями играл в карты с соседями – такими же выздоравливающими и готовящимися к выписке. Я старался не думать обо всем случившемся, но оно само о себе напомнило.
Однажды утром в палату в сопровождении сестры вошел худощавый молодой человек в кожаном плаще «а-ля Глеб Жеглов», из которого на тонкой шее смешно торчала круглая голова с зализанными назад волосами. В руке он держал потертый пухлый портфель. Сестра кивнула ему в мою сторону и он, представившись следователем, бесцеремонно уставился на меня бесцветными глазами – буравчиками.
– Я веду ваше дело и должен задать несколько вопросов, – произнес он таким – же бесцветным холодным голосом.
Соседи по палате тихонько скользнули за дверь и прикрыли ее снаружи.
Внутри у меня, что-то оборвалось и полетело по направлению к пяткам. Видимо это было мое сердце. Я сразу вспомнил о пистолете, который Игорь сунул в карман моей куртки, и приготовился все отрицать. Однако к моему удивлению, речь зашла совсем о другом.
Следователь жестом фокусника извлек из портфеля лист бумаги и, сунув мне его в руки, по-хозяйски скинул плащ прямо на мою кровать.
– Уголовное дело об убийстве в отношении вас прекращено, ознакомьтесь с постановлением и распишитесь.
Пока я читал постановление, он деловито осмотрелся, пододвинул к себе табурет и сел на него, положив портфель на колени. По его решительному виду чувствовалось, что он пришел не только за тем, чтобы объявить мне радостную новость. Он уже достал чистый бланк протокола допроса и нетерпеливо постукивал по нему ручкой.
– Расписывайтесь там, где стоит галочка, и приступим к допросу по другим фактам.
Явно передо мной был начинающий поклонник методов Глеба Жеглова, которого стоило немного остудить.
Я не спеша перевернул лист постановления, внимательно изучил подпись следователя, печать, и спросил с недоумением:
– А вы собственно кто?
Его глаза на мгновенье удивленно распахнулись, а затем метнули в меня молнии.
– Я следователь, вы что, не слышали?!
– Слышал, – медовым голосом произнес я, – только удостоверения вашего не видел.
Его лицо вспыхнуло. Торопливо выдернув из-за пазухи красную корочку удостоверения, он развернул его и демонстративно сунул мне под нос.
– Теперь все в порядке?!
По его оскорбленному виду я понял, что нажил себе непримиримого врага, но меня это нисколько не огорчило, ибо с системой подружиться нельзя.
Поэтому я вздохнул и грустно сказал:
– Нет, еще не все. Пожалуйста, уберите ваш плащ с моей кровати и повесьте его на вешалку у двери.
Наблюдая за тем, как он идет к двери с плащом в руках, я закинул руки за голову, улегшись на кровать.
– Теперь я готов отвечать на ваши вопросы.
Он торопливо начал заполнять графы бланка протокола – дату, время, мое имя фамилию, отчество. Я лихорадочно соображал, о чем пойдет речь, но на ум ничего не приходило.
Наконец, он закончил возиться с протоколом и спросил:
– При задержании у вас изъяли золотые монеты. Где вы их взяли?
Все стало на свои места. Как я мог не догадаться, что его интересует только золото?!
– Послушайте, господин следователь, я могу вообще не отвечать на ваши вопросы, поскольку статья 51 Конституции гарантирует мне такое право! Но только по доброте душевной скажу, что те монеты, которые у меня изъяли, я нашел под деревом. Больше ни о каких монетах я не знаю.
– Напрасно вы так себя ведете, – ехидно прищурился он, – из вашего карабина человека убили, и в отношении вас может быть возбуждено уголовное дело за небрежное хранение огнестрельного оружия. Поэтому советую говорить правду.
Он с победоносным видом окинул меня взглядом и заскрипел пером, записывая мои показания про монеты.
– Вас, наверное, плохо учили в ВУЗе, – прервал я его упражнения в каллиграфии.
– Но поскольку вы ехали сюда из Карелии, скажу по секрету, что когда убийца завладел моим карабином, я его не хранил, а носил. Так что ничего у вас не выйдет. Да вы сами это знаете, иначе мне уже предъявили бы обвинение.
Он зло поморщился и спросил:
– Вы что юрист?
– Нет, усмехнулся я, – но образование имею.
– Кстати, когда я смогу забрать свой карабин и автомобиль?
Глядя на его ехидную ухмылку, я повысил голос:
– Сразу хочу предупредить, если с моим имуществом что-то случится, просто так я с вас не слезу! Можете быть уверены!
Но у следователя в запасе оказался еще один последний козырь, которым он не преминул воспользоваться.
– Гляжу, вам адвокат не нужен, – тихо пробурчал он себе под нос, роясь в портфеле, и извлекая на свет еще одно постановление.
Это было постановление о возбуждении уголовного дела по факту моего побега из-под стражи. Датировано оно было тем же днем, когда я совершил побег.
– Ну что, теперь адвокат понадобится? – холодно бросил он, глядя на меня в упор.
Видя мой растерянный вид, он подвинулся ближе вместе с табуретом и прошипел:
– Если золото отдашь, дело прекратим в связи с твоим деятельным раскаянием, а нет, сядешь по 313 статье УК за побег!
Он поднялся со стула с довольным видом.
– Я зайду завтра в обед. И смотри у меня, без твоих фокусов. Готовь монеты.
После его ухода я долго лежал, глядя в потолок, несмотря на предложения сопалатников сыграть в карты.
На первый взгляд положение было безвыходное. Золота у меня не было, но следователю на это плевать. Он уверен, что монеты у меня. А если я их не отдам, он просто меня посадит. Бежать из больницы, смысла нет. Всю жизнь не пробегаешь. Я взял из тумбочки копию постановления и снова перечитал ее. Да, это был реальный шанс угодить за решетку. Кровь стучала в висках, отдаваясь болью в шраме на голове. Надо было что-то делать, и оставался только один выход.
Утро следующего дня было по-осеннему хмурым. Как обычно, в палате зажегся свет. Уборщица, гремя ведром и шваброй мыла полы и ворчала, не обращая внимания на недовольные возгласы разбуженных больных.
Вот из коридора послышался звон посуды, в которой развозили завтрак для лежачих. Ходячие, шаркая тапками, потянулись в сторону столовой. Я проглотил овсяную кашу без соли, не чувствуя вкуса, и расположился в холле у телевизора в ожидании оборотня в погонах.
Однако он заставил себя ждать, явившись только перед обедом. Издали было видно фигуру в кожаном плаще, идущую по коридору. Я кивнул ему и направился в палату, где в это время никого не было.
– Понимаешь, монеты мы уже продали, а деньги поделили. Здесь моя доля.
Я открыл свою тумбочку и вынул оттуда пачку долларов, перетянутую резинкой.
– Здесь десять тысяч. Больше нет, правда!
Следователь пожал плечами.
– Ладно, – потянулся он за деньгами, – с паршивой овцы…
Но я убрал пачку.
– Сначала покажи постановление о прекращении дела.
Он, молча, открыл портфель, достал оттуда постановление и сунул мне.
– Ух, ты! – удивился я, – оперативно работаешь. И начальник следственного органа уже утвердил, и печать имеется. Только даты нет. Заранее что – ли приготовил?
– Деньги давай! – занервничал он, косясь на дверь.
Я бросил деньги на кровать и принялся читать постановление, краем глаза наблюдая, как алчный мздоимец мусолит пачку долларов, пытаясь пересчитать купюры, не вынимая их из-под резинки. Наконец, он закончил, и деньги исчезли в его портфеле.
Я с облегчением вздохнул, убрал постановление в тумбочку и нажал кнопку вызова сестры на стене у своей кровати. Надо отдать должное следователю, он среагировал мгновенно. Тут – же вытряхнул все содержимое портфеля на пол, включая доллары. Однако это не помоло, когда через секунду в палату ввалились люди в штатском и защелкнули наручники на его руках.
Появились понятые и лампа ультрафиолетового излучения, в свете которой ладони и пальцы оборотня горели, синим пламенем. Потом в лучах лампы таким же огнем засветились деньги, вытряхнутые на пол. Затем неудавшегося взяточника увели, а я еще полтора часа отвечал на вопросы уже другого следователя, подписывая протокол допроса. Наконец все закончилось, в коридоре остался один Витек да мои соседи по палате, уважительно перешептывающиеся и косящиеся на меня.
Мы с Витьком вышли в больничный двор, и присели на лавочку. Задувал промозглый ветер, я кутался в больничный халат.
– Слушай, Алексей, с тебя бутылка! – сказал Витек, – я вчера после твоего звонка, часа два убеждал этих оперов из службы собственной безопасности, что у них есть шанс поймать оборотня в погонах.
– Повезло то, что этот следак из другого региона. Они таких сладеньких любят.
– Почему? – без особого интереса спросил я.
– Да потому, что меньше шансов, что у него столичная крыша.
– Знаешь, меня от них уже тошнит, – сказал я и поднялся, – пойду у сестры – хозяйки попрошу, чтобы одежду вернула, а то в халате тут дуба дать можно. Как выпишусь, созвонимся.
В каморке пропахшей нафталином, заваленной пакетами с вещами больных, мне вернули заляпанную кровью куртку, штаны и футболку. Я сгреб вещи под мышку и направился в свою палату отмывать следы крови с одежды. Сунув руку в карман куртки, я обнаружил в нем дырку и почувствовал за подкладкой, что-то увесистое. Разумеется, это был мой браунинг. Не представляю, как его не заметили, когда снимали куртку и сдавали ее на склад, однако я обрадовался ему как старому знакомому. Во внутреннем кармане куртки также нашелся смятый лист бумаги с моей фотографией – поддельная справка об освобождении на имя Бакланова.
Через неделю, выписавшись из больницы, я заехал к себе на работу и узнал, что уволен за прогулы, чему нисколько не удивился. Что это за экспедитор, которого ни в одну служебную экспедицию не пошлешь по причине его отсутствия. Обрадовало только, что заплатили какие – то деньги.
Квартира встретила запустеньем и толстым слоем пыли, лежащим на мебели.
– Недели две назад твоя супружница уехала, – тараторила соседка баба Глаша, отдавая ключи, и пытаясь заглянуть через мое плечо в дверной проем, пока я возился с замком, открывая дверь.
– Вместе с полюбовником вывезли диван и свое тряпье. Ключи вот тебе оставила, сказала, что больше сюда не вернется.
Она еще что-то пыталась сказать, но я захлопнул дверь перед ее носом и, привалившись к стене, закрыл глаза. Впервые за эти месяцы я почувствовал себя дома. Не надо было ни от кого прятаться, ни за кем гнаться. Можно было просто расслабиться и ни о чем не думать.
Одежда пропахла больничным запахом, который я уловил только сейчас, поэтому она была немедленно отправлена в стиральную машину. После горячего душа, я завернулся в свой махровый халат и, приготовив нехитрый ужин из яичницы с колбасой, расположился за журнальным столиком перед телевизором, запивая трапезу пивом.
С некоторым удивлением думалось о странном поведении бывшей жены. Сначала всеми силами пыталась остаться в квартире жить, а тут вдруг съехала и вещи забрала. Хотя может, подвернулся новый любовник с квартирой, вот она и пустилась во все тяжкие. Во всяком случае, все это меня сильно устраивало, поэтому не стоило забивать себе голову расшифровкой мотивов женских поступков. Все равно это дело неблагодарное, человеческой логике не подвластное.
По телевизору шел старый черно-белый фильм с Чарли Чаплиным, и я так увлекся незамысловатой комедией, что не сразу расслышал звонок домашнего телефона, стоящего на тумбочке, прикрытого ворохом газет.
– Алло, – выдернул я телефонную трубку из-под пожелтевшей макулатуры.
На том конце некоторое время слышалось сопение, а потом раздались короткие гудки. Я бросил трубку и пошел доедать свой ужин, размышляя о том, какие у бывшей жены идиоты – любовники, звонящие по вечерам. Звонок не омрачил приподнятого настроения, а лишь напомнил о том, что теперь я живу здесь один.
Вечер шел своим чередом, пока вдруг неожиданно не погас свет. Чертыхнувшись, я отправился на кухню за фонариком, в темноте натыкаясь на мебель. Фонарика, однако, не было и я, чиркая спичками, вышел на лестничную клетку к электрощиту. Предохранители у нас выбивало частенько, так что ничего удивительного здесь не было. Странно было то, что свет не горел и на лестничной клетке.
Подсвечивая себе спичкой, я открыл дверцу щита, пытаясь разглядеть среди пучков проводов, те, что шли к рубильнику моей квартиры. Обнаружилось, что рубильник просто выключен.
Потянувшись чтобы его включить, я почувствовал какое-то шевеление на лестничной клетке сзади и инстинктивно пригнулся. Тут – же что-то тяжелое с треском врезалось сзади в стену над головой. Нырнув в дверной проем своей квартиры, я проехал боком по полу, теряя тапки. Под руки попался стоящий тут – же табурет, который я схватил за ножку и с разворота швырнул в сторону двери. Раздался глухой удар, а потом протяжный хрип.
Я напряженно прислушался, судорожно шаря вокруг себя, в поисках какого-нибудь оружия. Из полуоткрытой двери веяло холодом подъезда. Кроме шуршащих под руками газет никаких звуков больше не доносилось. На четвереньках я пополз к двери и втянул бездыханное тело в квартиру. В темноте не было видно лица незнакомца, который слабо стонал. Метнувшись на лестничную клетку, я включил рубильник на щите и, подобрав свои шлепанцы, запер дверь.
Передо мной предстала картина маслом. На полу, в тусклом свете лампочки, привалившись спиной к стене, полусидел молодой человек в кожаной куртке и джинсах, держась руками за голову. Сквозь его пальцы текли струйки крови, застывая черными дорожками на рукавах. Рядом лежала треснутая бейсбольная бита и останки табурета, которым я так мастерски отбился.
Лицо добра молодца мне показалось странно знакомым. Через секунду я вспомнил, что видел его в компании моей бывшей женушки, во время моего последнего визита на квартиру.
– Ну что горе любовник? – пнул я его ногой в бок, – решили от меня избавиться, а квартирку к рукам прибрать?!
Он застонал, попытался встать, но я предупредил это желание, схватив его за плечи, и врезал со всей силы коленом в подбородок. Стукнувшись головой о стену, и клацнув зубами, он затих и сполз на пол.
– Так-то лучше, – пробормотал я и посмотрел на него с сомнением, опасаясь за преждевременную кончину пациента.
Однако это был крепкий парень. Моя бывшая супруга не ошиблась в его физической форме. Если – бы он не промахнулся битой мимо моей головы, шансов у меня бы не было.
Он опять застонал и, перевернувшись на живот, начал медленно подниматься на руках. Мне надоело наблюдать за этими попытками, и, сходив на кухню за скотчем, я без труда завел его руки за спину, а потом туго обмотал их липкой лентой. Потом минуту поразмыслив, обмотал еще и ноги. Затем я порылся в шкафу и, найдя там сомнительной свежести бинты и вату, наложил ему на голову повязку, предварительно полив рану йодом. Он замычал от боли разбитым ртом, из которого сквозь рассеченную губу торчали выбитые зубы, и пузырилась кровь.
– Э нет, дружок, так не пойдет, ты мне говорящий нужен! – сказал я и, подтянув его за шиворот, усадил на жалобно скрипнувший стул посреди комнаты.
Глаза его начали принимать осмысленное выражение и с ненавистью уставились на меня. Не обращая внимания на этот взгляд, я присел напротив и начал говорить монотонным голосом.
– У меня к тебе только один вопрос, кто тебя сюда послал?
Он прошепелявил разбитым ртом:
– Я случайно мимо проходил, а ты на меня набросился! Вызывай скорую и ментов. Я хочу на тебя заявление написать.
Он попытался изобразить ухмылку, но лицо его тут – же скривилось от боли.
Первым моим порывом было желание поднять с пола бейсбольную биту и раскроить ему череп, но усилием воли я взял себя в руки.
– Сейчас ты у меня по-другому запоешь, сука! – выругался я и заклеил ему рот скотчем, несмотря на отчаянное мотание головой.
Существует много способов заставить человека говорить. Практически все люди панически боятся боли. Однако членовредительство не входило в мои планы, ибо я наученный, горьким опытом общения с правоохранительными органами знал, что при малейшем подозрении меня могут арестовать.
Со стороны, конечно, все выглядело довольно сомнительно. Избитый человек в моей квартире, который заявляет, что я его покалечил. Свидетелей нет, так что вопрос здесь спорный, кому из нас поверят.
Если его вправду подослала моя бывшая половина, то она с гарантией впишется за него и даст какие угодно показания в его пользу. Например, поведает, что они вместе пришли в квартиру, а я набросился на ее жениха из ревности. Чем не мотив? Довольный следователь, потирая потные ручонки, сразу начнет шить мне дело о нанесении телесных повреждений.