Виталий Викторович Воронин
Сезон
Глава 8. Беглый каторжник
Прямое, как стрела, шоссе уходит вдаль и теряется в море леса. Гранитные скалы, поросшие соснами, возвышаются по сторонам обочин и бросают тень на блестящий от заходящего солнца асфальт.
Вот уже два часа я лежу за валуном и наблюдаю как внизу у дороги, возле щитового домика с надписью «Кафе», низкорослый кавказец в закопченном фартуке жарит на мангале шашлык. Рядом за пластиковыми столиками обедают посетители, в основном водители – дальнобойщики. Их фуры стоят тут же на бетонной площадке стоянки. Аромат жареного мяса отчетливо доносится до меня, вызывая спазмы в пустом желудке. Я достаю из кармана последнюю конфету в слипшейся обертке и начинаю гонять ее за щекой, пытаясь обмануть голод.
За сутки я прошел километров двадцать вдоль дороги, скрываясь в лесу. Из пищи удалось собрать на кладбище несколько конфет и горсть печенья, оставленного на могилах. Поначалу, выбравшись из города, я хотел просто выйти на дорогу и поймать попутную машину, но эта идея ушла в пятки вместе с сердцем, когда я увидел впереди машину ДПС, возле которой стояли милиционеры с автоматами, проверяя документы у водителей и пассажиров, остановленных ими машин.
Страх приковал меня к месту, и я пролежал до темноты в кустах у обочины дороги напротив кладбища. Несколько раз мимо проезжали милицейские автомобили с мигалками, и это напоминало о том, что меня ищут. Больше всего я боялся, что лес начнут прочесывать с собаками. Однако вокруг было тихо, не считая все реже проезжающих машин. Чтобы как то отвлечься, я засовывал травинки в муравейник, и потом с наслаждением съедал их, пропитанных муравьиной кислотой.
Когда окончательно стемнело я, броском перебежал шоссе и, нырнув между сломанными штакетинами забора, затаился среди могил на кладбище. Со стороны мой бросок, конечно, выглядел комично. Если бы кто-нибудь увидел меня в этот момент, он бы рассмеялся, глядя как заросший щетиной человек в грязном и мокром камуфляже с безумными глазами, ковыляет через дорогу, а его лишенные шнурков ботинки, черпают пыль своими языками.
Я помянул недобрым словом надзирателя СИЗО[13], отобравшего у меня шнурки, и пригибаясь стал пробираться вперед, осматривая кладбище. Тут же на свежей могиле мне попался граненый стакан накрытый корочкой хлеба и наполненный водкой, судя по запаху.
Стараясь не пролить ни капли, я трясущимися руками вылил содержимое стакана в пластиковую бутылку, которую таскал в кармане, а хлеб проглотил, почти не жуя. Пить водку не стал, хотя желание было и его пришлось подавить. Сейчас мне нужен трезвый ум. Впереди маячила перспектива длинного марша, который надо совершить немедленно, чтобы оторваться от преследователей. А для этого нужны силы, которых алкоголь не прибавит.
В голове шевельнулась мысль, что, наверное, брать еду с могил грешно. В религии я был не силен, но оправдывал себя тем, что должны же быть какие-то поблажки людям, попавшим в крайнюю нужду. Успокоив себя, таким образом, я обшарил почти все кладбище, но кроме нескольких конфет и печений больше ничего не нашел. Надгробные кресты то и дело озарялись светом фар, проезжавших по шоссе машин, выхватывавших из темноты домик сторожа над которым тускло, светился фонарь. Сам домик был заперт снаружи на висячий замок и лезть туда я не стал, боясь наделать шум.
Пора была двигать отсюда, что я и сделал, покружив напоследок вокруг контейнера, полного кладбищенского мусора. Там я нашел длинный обрывок бельевой веревки, несколько больших целлофановых пакетов, пластиковую бутылку с пробкой и крышку от консервной банки с острыми зазубренными краями. Бутылку я тут же наполнил водой из колонки возле домика и, вдоволь напившись, удалился в лес, довольный тем, что мне никто не помешал.
Мой настроение уже не было подавленным, наоборот я даже испытывал гордость, за то, что сумел совершить побег. Это чувство подстегивало к дальнейшим действиям, несмотря на то, что все сильнее хотелось спать, а голод, отступивший на время, тупым молотком стучал между ребер. Вдобавок я постоянно цеплялся языками ботинок за кусты, а пластиковые бутылки с водой и водкой неудобно ерзали под мышками.
Помучившись так некоторое время, я остановился, свалил свое добро под деревом, и принялся расплетать веревку с помощью острых краев крышки от консервной банки. Веревка расплелась ровно, дав мне пару шнурков. Оставшейся частью я завязал узлы по углам целлофановых пакетов, предварительно вложив их один в другой. Получилось, что – то наподобие вещмешка, куда я положил обе бутылки, а сам мешок одел на плечи, туго завязав его горловину. Бутылки оттягивали спину и мешки грозили порваться, но больше ничего под рукой не было, поэтому я решил, не теряя времени двигаться вперед вдоль дороги, а днем пережидать в чаще леса.
Ночное хождение по лесу оказалось тем еще удовольствием. Ноги постоянно цеплялись за сучья и корни деревьев. Ветви сосен били по лицу так, что приходилось постоянно держать руки перед собой, чтобы не выколоть себе глаз. Пару раз я подворачивал ногу и падал. При этом наполненные пластиковые бутылки за спиной больно били меня по затылку, а пакет, в котором они лежали подозрительно трещал, готовый вот-вот лопнуть.
Усталость навалилась и, накрыв меня мягкой лапой, тянула вниз, как – бы приглашая: «Зачем мучить себя? Ведь можно поспать до утра, а потом со свежими силами двинуться дальше!»
Но я не поддался на эти коварные уговоры, потому что понимал, стоит мне сейчас лечь, и я уже никуда не уйду, а стану легкой добычей для преследователей.
– Какие могут быть преследователи? Опять ласково шептал внутренний голос, – ты уже далеко ушел и никто тебя не ищет!
– Пошел ты, гад! – отвечал я мысленно ему, – не поддамся на твои провокации!
Тем ни менее надо было как-то облегчить себе путь. Я обратил внимание, что машины по шоссе двигаются редко. Я спустился к дороге и пошел по ее обочине. Как только появлялся свет фар, я просто ложился в кювет, пережидая, а потом двигался дальше. Свежий ночной ветерок обдувал мое вспотевшее тело, отчего шагалось легко, а частые прыжки в кювет отгоняли сон.
Так продолжалось, пока на востоке не появилась тонкая красная полоска зари, которая поднималось из ночной дымки, делая видимость все лучше и лучше. Опасаясь быть, издали замеченным я свернул на грунтовую дорогу, ведущую к небольшому озерцу, затерянному среди песчаных холмов, поросших соснами. За деревьями я заметил несколько палаток и стоящий рядом автомобиль, из которых доносился храп.
Пора было становиться на дневку, и я, с осторожностью обойдя лагерь туристов, обосновался в кустах на другом берегу озера. Отсюда хорошо видна дорога, подъезды к ней и само озеро, меня же со стороны незаметно. Накидав сосновых лап для подстилки и сняв ботинки, я улегся в небольшом углублении среди кустов. Солнце все сильнее пригревало сквозь ветви и слепило глаза. Усталость взяла свое, и мне хватило сил лишь на то, чтобы отхлебнуть глоток водки из бутылки и закусить остатками раскрошившегося печенья. Сразу же по телу разлилось тепло, а в желудке зажегся маленький огонек, приятно согревший все внутри. Это меня окончательно разморило, я как в омут провалился в сон без сновидений.
Проснулся я от противного писка комаров, висевших роем надо мной и уже успевших искусать лицо и руки, которые покрылись волдырями и нестерпимо зудели.
Во рту стоял привкус водки, а голова раскалывалась от боли. Тем ни менее, тело чувствовало себя отдохнувшим. Я сел на своем ложе, раздвинул кусты и оглядел противоположный берег озера. Туристы уже уехали, а солнце медленно опускалось за горизонт. Самое время подкрепиться, но еды не было кроме последней конфеты, которую я приберег на черный день.
Оставив одежду в кустах, я медленно вполз в озеро, окунулся с головой, и некоторое время блаженно лежал в воде, раскинув руки и наслаждаясь прохладой. Головная боль постепенно отпускала, но на смену ей лезли неприятные мысли, от которых было не уйти.
– Куда я бегу? – спрашивал я сам себя, – что теперь делать и как быть?
Ответов на эти вопросы я не находил, да и голод, терзавший постоянно, мешал думать о чем-то кроме еды. Еще немного и это станет единственной темой, о которой я смогу думать, поэтому вопрос с провизией надо было решать немедленно, а об остальном можно позаботиться потом.
Во время моего ночного марша, по пути изредка попадались автостоянки и кафе. Они были ярко освещены огнями, поэтому я издали замечал их и обходил по лесу. Тогда я старался держаться от них подальше, резонно полагая, что там меня будут искать в первую очередь. Теперь же мне ничего не оставалось делать, как попытаться добыть там пищу. Как это сделать я не знал, и решил для начала понаблюдать за какой-нибудь стоянкой.
Одевшись и подхватив свой самодельный вещмешок, я побрел в сторону шоссе, размышляя о том, как добыть пропитание. В общем – то выбор был невелик. В моем положении попадаться людям на глаза было рискованно, а значит, придется воровать. Никаких угрызений совести я не испытывал, привычно оправдывая себя нуждой и голодом. После сбора еды на кладбище все остальное для меня было сущей ерундой, тем более что другого способа я не видел.
И вот я лежу за валуном и наблюдаю как внизу у дороги, возле щитового домика с надписью «Кафе», низкорослый кавказец в закопченном фартуке жарит на мангале шашлык. Несколько большегрузных автомобилей стоят рядом на стоянке и их водители, не желая тратить деньги в кафе, самостоятельно готовят себе ужин. Их газовые горелки стоят на бамперах грузовиков и шипят синим пламенем, разогревая кастрюльки и сковородки с домашней едой, заботливо приготовленной женами дальнобойщиков.
Подъезжает еще несколько фур и со стоянки доносятся голоса и смех водителей, остановившихся на ночлег. Некоторые открывают свои фургоны и, достав оттуда матрацы, стелют себе постели в кабинах машин. Они собираются группами, весело гогоча, ужинают и выпивают.
Солнце опускается за горизонт. Быстро темнеет и я уже готов скатиться к стоянке вниз по песчаному откосу. Но в этот момент на столбе у кафе загорается фонарь, который освещает часть площадки в том месте, где я собрался бежать.
Выругавшись про себя, я отползаю немного в сторону, туда, где откос зарос кустами, тянущимися вниз до самых мусорных контейнеров возле кафе. Оставив свой мешок наверху, я начинаю медленно на четвереньках пробираться между редкими кустиками, стараясь не шуметь. Все ближе голоса водителей и звяканье посуды. Я не смотрю на них, медленно передвигаюсь, чувствуя, как песок оползает сверху и сыпется в ботинки. Кусты становятся все ниже, и вот я уже двигаюсь ползком, отталкиваясь ногами и цепляясь руками за колючие ветви. Впереди, буквально в десяти метрах возвышаются два мусорных контейнера, от которых до ближайшего фургона всего два шага, но шаги эти придется делать под светом фонаря.
Затаившись за мусорными баками, я наблюдаю, как водитель машины, открывает свой фургон, и, достав оттуда увесистый баул, начинает копаться в нем, извлекая из его недр палку копченой колбасы, буханку хлеба и еще что-то, в целлофановом пакете. От всех этих вкусностей идет такой аромат, что у меня начинает кружиться голова, и возникает желание встать, подойти к машине и просто попросить поесть. Но еще в лесу я дал себе зарок, по возможности не иметь с людьми никаких контактов, ибо, как известно, чем больше людей видело беглеца, тем легче его поймать.
Водила тем временем, оставил баул на полу открытого фургона и направился в сторону кабины, где уже звякали ложками несколько его коллег, один из которых, чавкая, рассказывал какой-то анекдот. Они громко хохотали и толкались вокруг примуса с шипящей на нем яичницей, производя много шума, что меня искренне радовало. От них меня закрывала кабина КАМАЗа, на бампере, которого они устроили стол. Их взгляды были обращены к нему, но стоило только кому-то слегка повернуть голову влево, он тут же увидел бы мусорные баки, за которыми сидел я. Можно было попытаться, конечно, незаметно проскользнуть, но рисковать я не хотел.
Если меня поймают на краже продуктов, в лучшем случае, набьют лицо, что не прибавит сил и здоровья моему истощенному организму. В худшем случае сдадут в милицию, что конечно маловероятно, учитывая нелюбовь дальнобойщиков к правоохранителям. Но тем ни менее желания испытывать судьбу я не имел.
Тут я обратил внимание на другую группу из пяти грузовиков, остановившихся также кучно на дальнем конце стоянки. Судя по логотипам на новеньких трейлерах, они были из одной фирмы, а водители их неплохо зарабатывали. Это было видно по их фирменным комбинезонам и высокомерным взглядам, бросаемым на пролетариев от баранки. Ужинали они шашлыком, сидя за столиками кафе, а не чем бог послал на бампере. Зарплата им позволяла не экономить. После ужина они вытащили из машин раскладные стулья и уселись смотреть переносной телевизор, неторопливо потягивая баночное пиво. Я бы голову дал на отсечение, что пиво безалкогольное, такой вид был у этих снобов.
Поедатели яичницы, возле которых притаился я, были не в пример проще и беднее. Их раздолбанные КАМАЗы с огромными самодельными фургонами, повидали на своем веку немало разного груза, начиная с арбузов и заканчивая стройматериалами, и имели непрезентабельный внешний вид рабочих лошадок. Водители были под стать своим машинам, безуспешно пытаясь заработать лишнюю копейку, что подтверждал весь их облик. Тренировочные костюмы с вытянутыми коленками и пояса из кошачьей шерсти от радикулита были визитной карточкой этих профессионалов. Они пили за ужином водку, закусывая домашними запасами, стараясь не думать о завтрашнем дне, когда инспектор ГИБДД втянет воздух натренированным носом и объявит такую сумму, от которой волосы встанут дыбом. Иногда к ним на стоянках прибивались плечовки – дорожные проститутки, такие же страшные и замызганные как жизнь дальнобойщика. Водители не гнушались пользоваться их интимными услугами, отчего потом коллективно чесались и мазались мазями, пытаясь вывести непотребных насекомых до приезда домой.
В общем, на стоянке присутствовали два враждебных лагеря, конфликт между которыми можно было спровоцировать легким движением руки.
Вокруг мусорных баков в изобилии валялись пустые бутылки, на которые я старался не наступать во время своих передвижений. Сейчас они были очень кстати. Взяв одну из них и присев за бак, я со всей силы метнул ее в сторону смотрящих телевизор, ребят в комбинезонах. Бутылка хлопнулась об асфальт, брызгами осколков, не долетев до них, метров пять, но внимание к себе привлекла.
– Эй, поаккуратней! – донесся голос одного из смотревших телевизор, в сторону ужинающей братии.
– Че сказал?! – обрадовано рявкнул ему в ответ подвыпивший голос водителя КАМАЗа.
На мгновенье обе группы замолкли, но потом продолжили заниматься своими делами. Похоже, они даже не поняли, что произошло, да и выпито еще недостаточно для драки без причины. Ну, так я эту причину организую.
Я приготовил еще несколько бутылок и стал ждать, когда стороны достигнут градуса, при котором драка из необходимости превращается в праздник. Ждать пришлось около получаса. Водители КАМАЗов все громче гоготали, то и дело, отпуская шуточки в адрес лощеных фирмачей, и казалось, что они и без моей помощи сейчас сцепятся. Но этого не происходило, потому что последние были трезвыми из-за своего безалкогольного пойла, и на конфликт не шли. Они некоторое время еще смотрели телевизор, опасливо поглядывая на голытьбу, а затем начали убирать стулья, намереваясь ложиться спать.
Этого я допустить не мог. Улучив момент, из положения с колена я метнул одну за другой, три пустых бутылки, стараясь попасть по машинам. Судя по звуку бьющегося лобового стекла и матерным крикам, своего я добился. Водителям фирменных машин, ослепленных светом фонаря, не было видно, откуда прилетели гостинцы, но примерное направление полета они сразу определили и поняли, что бросали со стороны КАМАЗов.
Некоторое время я слушал возмущенные крики, которые доносились с дальнего края стоянки. Им тут же ответили пьяные голоса поблизости, и вот уже две группы водителей бросившись, друг к другу сошлись в центре стоянки. Я не стал ждать кто победит, а осторожно перебежал в тень ближайшего фургона. Шаря в оставленной водилой сумке, я краем глаза следил за ними. Надо отдать должное, несмотря на хмель, вначале они пытались выяснить, в чем проблема, но после отборного мата с обеих сторон, напряжение достигло предела, и началась драка.
Пока рыцари дорог мутузили друг друга, я обыскал сумку, которая оказалась, набита консервами, хлебом копченой колбасой и какой – то крупой в пакетах. Всю сумку брать я не стал, опасаясь вызвать подозрения ее хозяина, а напихал во все карманы консервных банок с тушенкой, а также сунул подмышку пару палок колбасы и буханку хлеба. Напоследок я заметил джинсовую куртку, свисавшую из кабины. Ее нагрудные карманы были застегнуты, но маняще оттопыривались. Как и следовало ожидать, в одном оказался кожаный бумажник с документами и деньгами. В другом кармане нашлась пачка сигарет и зажигалка, которая пришлась как нельзя, кстати, как и двадцать тысяч рублей тысячными купюрами из бумажника. Драка тем временем перешла в партер и несколько пар, сцепившихся людей катались в пыли по стоянке. Остальные продолжали материться друг на друга, вытирая расквашенные носы, но чувствовалось, что их запал прошел, и они вот-вот помирятся.
Сложив продукты в целлофановый пакет, нашедшийся в кабине и прихватив отвертку, торчащую из дверного кармана машины, я стал медленно подниматься по склону в сторону леса, стараясь держаться в тени кустов. Ноги вязли в песке, но я упорно поднимался, периодически оглядываясь вниз на стоянку. Крики и гомон постепенно стихли. Я облегченно вздохнул, ступив на мягко пружинящую почву хвойного леса. Подобрав свой мешок с водой и водкой, и загрузив его крадеными продуктами, я перевел дух. Теперь предстояло уйти как можно дальше, пока не рассвело, и водители не увидели мои одинокие следы на песчаном склоне. От дороги я решил отойти вглубь леса, через силу перебарывая желание тут – же приняться за еду. Снова бурелом хлестал по лицу, и стволы поваленных деревьев путались под ногами, но я ломился как лось через чащу, не обращая на них внимания, рискуя в темноте переломать себе ноги.
Наконец я достиг небольшого оврага, заросшего мхом и густым кустарником, среди которого возвышались редкие сосны. Здесь можно было провести остаток ночи и подкрепиться. Устроив под кустом лежанку из сухих сосновых веток и мха, я решил развести костер и поесть горячей пищи, которую не пробовал вот уже три дня. С помощью суковатой палки я разрыхлил землю между корнями под стволом сосны и руками выгреб оттуда землю. Получилось углубление для костра, которое скрыло искры и дым в ветвях деревьев. Прокопав небольшую канавку для притока воздуха, я быстро разжег костерок и поставил на него вспоротую отверткой банку тушенки.
Только сейчас я пожалел о том, что не обыскал, как следует кабину в поисках ножа. Отвертка в моем случае была слабой заменой, но что упущено, то упущено. Тут я почувствовал, как голоден на самом деле. Не дождавшись пока мясо, разогреется, я моментально опустошил банку, и выскреб ее пальцем, слизывая остатки смальца. Потом я налил туда воды из бутылки, и, накрошив хлеба, поставил на огонь этот бульон, который через пять минут уж кипел. После горячего супа и небольшого глотка водки, я затушил костер и, завалившись на своем ложе, попытался уснуть. Однако сон не шел, и в голову лезли нехорошие мысли. Точнее это была одна мысль, которая уже давно не давала мне покоя.
– Что мне делать дальше?!
Я старался отгонять ее, занимая себя насущными проблемами пропитания. Теперь же еда добыта и необходимо, выработать план действий. Перед глазами снова стояли события трехдневной давности, но ощущение было такое, как – будто прошло три года с тех пор, как мы нашли клад. Закрыв глаза, я вновь увидел, как Игорь целится в меня из карабина, а в глазах его холодная пустота.
– Я должен его достать! – сказал я вслух неожиданно для себя, и вдруг ощутил такой прилив ненависти к этому гаду, что будь он тут, задушил бы собственными руками.
Пожалуй, отчасти это была верная мысль. Доказать мою невиновность сможет только Игорь, но тут существовала одна ма-а-ленькая загвоздка. Как заставить его признаться в преступлении? Это могло стать неразрешимой проблемой, но, чтобы убедиться в этом, нужно было вернуться домой и найти Игоря. Как говаривал старина Наполеон: «Сначала надо ввязаться в бой, а там посмотрим!».
Следуя этому девизу, я решил, что сейчас для меня главное – это найти способ вернуться домой, не попав в лапы правосудия. Было это довольно проблематично, учитывая тот факт, что меня, скорее всего, уже объявили в федеральный розыск и теперь у ментов на всех дорогах, вокзалах и станциях, имеются мои портреты с описанием.
Взять билет на поезд мне без паспорта не удастся, да и на вокзале лишний раз появляться с небритой рожей опасно. Единственным способом покинуть Карелию был автотранспорт, но об этом очень хорошо знают те, кто меня ищет. За время мытарств, я несколько раз наблюдал, как проверяли документы у пассажиров машин, поэтому оставался только один вариант. Границу Карелии с Ленинградской областью надо пересекать пешком, и только потом ловить попутку до Москвы. Сделать так подсказывал здравый смысл, поскольку я надеялся, что в других областях меня ищут не так резво как здесь. Единственным минусом пешего марша была потеря времени и необходимость постоянного поиска еды. Пожалуй, этот минус перевешивал все плюсы. Я понял, что придется рискнуть, выйти к людям и осмотреться.
Во-первых, мне надо было поменять одежду и побриться, иначе заросший щетиной человек, в драном и грязном камуфляже вызовет нездоровый интерес у местных жителей, а там и до ментов дойдет. Одежду и бритву можно купить в каком-нибудь деревенском магазине у дороги, благо финансы теперь мне это позволяют. Смущала меня только сама необходимость идти в деревню, но иного выхода не было.
Повернувшись набок, я приказал себе заснуть и закрыл глаза, решив с утра пораньше выдвинуться в район ближайшего населенного пункта.
Долго спать не пришлось. Разбудили меня капли дождя, которые падали на лицо и щекотали его, стекая по щекам. Некоторое время я лежал с открытыми глазами, слушая как дождь, набирая силу, сечет по кустам и стволам деревьев. В ночном небе вдруг блеснула молния, а за ней ударил гром, словно дав команду дождю, который тут – же превратился в ливень. Потоки воды заливались мне за шиворот, и лишали всякой надежды доспать до утра.
Чертыхаясь и завернув в куртку пакет с едой, я выбрался из кустов и, шаркая промокшими ботинками, побрел к дороге. Снова я шел вдоль обочины, под вспышками молний, которые расчерчивали небо причудливыми узорами сквозь пелену дождя. Наконец впереди показался железный навес автобусной остановки, куда я и устремился в надежде переждать непогоду. Сидя на лавке и слушая, как дождь барабанит по крыше, я выжал промокшую куртку и, дрожа всем телом от холода, достал бутылку с остатками водки. Выпив и закусив, я завернулся в куртку и попытался уснуть лежа на скамейке, что мне с трудом удалось.
Дождь прекратился только под утро и озаряемый восходящим солнцем сосновый бор по сторонам дороги, выглядел свежо и зелено умытый ночным дождем. Шоссе блестело от быстро высыхающих луж, и вот появились первые машины. Они проносились мимо остановки и обдавали меня мелкой водяной пылью вперемежку с выхлопными газами.
Надо было вставать и уходить в лес, но тут я заметил желтую картонку с расписанием движения автобусов, и меня посетила безумная мысль.
– А что если доехать на автобусе до ближайшей деревни, там купить одежду, бритву, переодеться и на таких – же рейсовых автобусах доехать до границы Карелии?
Пока я обдумывал все «за» и «против», к остановке подкатил автобус и, скрипнув тормозами, остановился. В салоне сидело несколько пожилых женщин в платках, да поддатый мужичек в брезентовой куртке, резиновых сапогах и с удочками. Водитель открыл двери, вопросительно посмотрев на меня. Думать было некогда, и я шагнул внутрь. Купив билет до ближайшей деревни, я блаженно развалился на кожаном сиденье и исподтишка окинул взглядом пассажиров. В своем камуфляже я не сильно то и отличался от них. На меня они никакого внимания не обращали, а спокойно клевали носами в этот ранний час. Это обрадовало, и пригретый восходящими лучами солнца, я уснул.
Проснулся я о того, что водитель тряс меня за плечо.
– Вставай, твоя остановка!
От неожиданного пробуждения я так резко дернулся, что водитель испуганно отпрянул и повторил несколько растеряно:
– Тебе выходить, вставай!
Я вышел из автобуса и огляделся. Небольшой поселок притулился вдоль обочины дороги. Деревянные облезлые бараки теснились за деревьями. Народ не спеша тянулся к остановке, готовясь ехать на работу в ближайший райцентр.
Брякнул железный засов, открываемой продавщицей двери бревенчатого домика с надписью «Магазин» и рядом показались фигуры местных алкоголиков, желающих опохмелиться с утра пораньше. Быстро затесавшись среди них, я зашел в магазин и, стараясь не смотреть в глаза продавщице, оглядел помещение. Мне повезло, потому что кроме продуктов этот магазин торговал и промтоварами.
Пока я нарочито не спеша примерял дешевые китайские кроссовки и спортивный костюм, трое бедолаг считали мелочь у прилавка в надежде наскрести денег на бутылку. Продавщица – полнеющая ярко накрашенная дама лет под пятьдесят, со скучающим и сонным видом смотрела на них, сидя за стойкой и подперев оплывший подбородок пухлым кулаком. Казалось, на меня она не обращала ни какого внимания.
Дождавшись, когда она отпустит водку, я выбрал себе кроссовки и спортивный костюм, захватил с полки зеленый брезентовый рюкзачок и подошел к прилавку.
– По дождь попал? – притворно зевая, спросила продавщица, покосившись на мой мокрый камуфляж.
– Ага, – кивнул я и ткнул пальцем в застекленную витрину, – мне еще складной нож, бритву и зубную щетку.
Укладывая покупки в целлофановый пакет, она кокетливо захлопала приклеенными ресницами и навалилась своей необъятной грудью на прилавок.
– Ну и как рыба ловится?
– Ловится, ловится, – торопливо ответил я, расплачиваясь и забирая вещи.
Из магазина я вылетел почти пулей. Не хватало мне еще романы с толстыми тетками крутить.
– Хотя может она знойная женщина – мечта поэта, как говаривал Остап Бендер, – усмехнулся я про себя, и зашагал прочь из поселка, закинув рюкзачок на плечо.