Отец Вики и Лизы давно развелся с Людмилой Петровной, тем не менее, материально семья Рыжовых являлась вполне самодостаточной. Они имели трехкомнатную квартиру, отремонтированную по евростандарту, соответственно обставленную, и несколько лет назад приобрели иномарку «Форд», которую по очереди водили мать и старшая дочь. Потому так часто и забегала Вика в школу, подгоняя машину и отдавая ключи от нее матери, или наоборот, забирая ключи и уезжая на припаркованной у школы машине. Младшая сестра пока что машину не водила, но собиралась поступать на курсы вождения. Михаил как-то спросил Вику:
– И как же вы будете свой «Форд» на троих разрывать, если даже для вас двоих такой напряг?
– Нет проблем, вторую купим,– отмахнулась Вика, вызвав очередной «приступ» тщательно скрываемого удивления у Михаила.
Поразмыслив трезво, Михаил понял, что удивляться здесь особо нечему. Это ему с его подмосковной «колокольни» казалось, что покупка второй машины в семье, где нет ни одного мужика, нечто запредельное. А по московским меркам… Людмила Петровна и Вика работают, Лиза учится. У матери сорок тысяч с гаком в месяц, иногда и за пятьдесят зашкаливает, Вика закончила какой-то ускоренный частный ВУЗ, работала в турагентстве и имела чуть за двадцать тысяч. То есть на семью получалось порядка семидесяти тысяч или до двух с половиной тысяч баксов. Если учесть, что в Москве подержанную иномарку в хорошем состоянии можно было приобрести за 12-15 тысяч долларов… В общем, как уже неоднократно убеждался Михаил, в Москве, имея квартиру и прописку, можно жить материально весьма неплохо даже будучи всего лишь учительницей, разведенкой или молодой начинающей сотрудницей сферы туристического бизнеса, и опять же даже не имея ни одного мужика в доме.
Вика довольно часто звонила Михаилу. Отношения меж ними по времени насчитывали где-то около года, и их трудно было назвать отношениями между парнем и девушкой в неофициально общепринятом для постсоветского периода смысле слова. Оба они являлись довольно занятыми людьми. Михаил днями работал, вечерами учился. Даже по субботам у него были занятия, а воскресения он проводил у родителей. Вика, кроме того, что высиживала определенное время в офисе своего турагентства, частенько разъезжала по городу, аэропортам, утрясая различные вопросы по организации загрантуров. Ее как молодую сотрудницу «гоняли» по Москве, но возглавлять тургруппы за рубеж, самые «хлебные» должности в турагентстве, пока что не доверяли. Именно для служебных поездок ей так часто нужна была машина, которую она и забирала у матери. В своих хлопотах Вика тоже довольно часто зарабатывалась допоздна. Таким образом, у молодых людей времени, чтобы встречаться, например, вечером, куда-нибудь сходить, таких возможностей за все время знакомства выпало всего несколько раз. Как-то они сходили на молодежную дискотеку. Им не понравилось, там в основном отрывались тинэйджеры до двадцати лет. Ночные клубы… как-то ни у Вики, ни у Михаила не возникло желания туда заглянуть. Они не были и тем более не изображали из себя этаких «крутых», а ночной клуб в мировоззрении их обоих казался пристанищем именно для подобных менов и герлз, к тому же провести полночи в клубе, а потом утром идти на работу… Другое дело ресторан. Именно туда один раз и пригласил Михаил Вику. В том ресторане работал двоюродный брат одного из его бывших коллег по школьной охране. Коллега, рекомендуя ресторан, отметил:
– Если хочешь нормально выпить, поесть и с девчонкой в культурной обстановке посидеть, вот адрес… Классный ресторан, хоть и недешевый. Хозяин еврей, но устроено все строго по-русски, и главное, туда «черных» на порог не пускают. Тот еврей так своей охране и прочей обслуге и говорит, что хотите делайте, но чтобы «черных» за столиками не было. Пропустите – уволю. Потому там обстановка всегда спокойная, ни драк, ни к бабам приставаний…
Последнее обстоятельство и подвигло Михаила пригласить Вику именно в оный ресторан, хотя он действительно оказался не из дешевых. Ко всему Вика как-то призналась, что побаивается именно «черных». Какой уж там негативный опыт общения с «джигитами» она имела, Вика не уточнила, а Михаил постеснялся выспрашивать. Если после дискотеки они плевались, то ресторан им обоим пришелся по душе. Обстановка оказалась действительно уютной, спокойной, расслабляюще-приятной. Все от официантов до тихой баюкающей музыки располагало к задушевно-откровенной беседе. Вика, забывшись, призналась, что мать не одобряет ее знакомство, встречи и перезванивания с охранником, ставшим потом школьным рабочим по зданию. Более всего Людмила Петровна опасалась, как бы не дошло до интима. Вика что-то пыталась обьяснить, но Михаил так и не уразумел, чем он не понравился матери Вики. Ведь когда он видел ее в школе, Людмила Петровна внешне никакой антипатии к нему не выказывала. После этого неожиданного известия вечер, в общем, оказался испорчен, хоть они по-прежнему ели, немного пили, танцевали… и все, в том числе и счет, который оплатил, естественно, Михаил, все было на высшем уровне, или выражаясь молодежным слэнгом «супер». Тем не менее «бочку меда» безнадежно испортила «ложка дегтя».
К сожалению, они крайне редко могли позволить себе проводить друг с другом много времени, и обычно этот вакуум в их отношениях в какой-то степени восполняли телефонные разговоры. Причем и здесь имелось определенное ограничение. Вика не разрешала звонить себе в рабочее время и когда этот звонок могла бы услышать ее мать. Таким образом, куда чаще звонила она сама. Михаил тоже ограничил Вику – не звонить когда он по времени должен был находиться в университете. Потому иной раз Вика звонила ему вот так, фактически ночью после его возвращения из университета, в это время Людмила Петровна уже засыпала и не могла отследить, куда это звонит ее дочь. Вот и сейчас, когда минула уже полночь, Михаила из Интернета «выдернул» звонок Вики.
– Миш, ты еще не спишь?… Извини, если разбудила,– послышался в трубке явно озабоченный голос девушки.
– Да нет, я только из универа приехал. А ты, что это не спишь так поздно?– в свою очередь спросил Михаил.
– Не до сна мне сейчас, у нас тут такая засада,– еще более отчетливо в голосе девушки зазвучало нешуточное беспокойство.
– На работе, что ли, проблемы?– предположил Михаил, одновременно отключая ноутбук, ибо начало разговора предпологало его немалую продолжительность, а раз так, то лучше покинуть кабинет информатики и спуститься в «каморку».
– Да нет, я же тебе говорю дома… Миш, ты помнишь я тебе говорила, что мы собирались покупать вторую машину?… Ну так вот, третьего дня нам ее пригнали, «Опель», прямо из Германии. Машина хоть и не новая, но очень в хорошем состоянии. Восемнадцать тысяч баксов отдали.
– Ну что ж, поздравляю. Теперь тебе всякий раз у матери машину просить не придется, на своей ездить будешь.
– Рано поздравлять. У нас тут и проблема нарисовалась некстати через ту машину,– в голосе девушки уже чувствовалась неподдельная тревога.
– Неужто, сразу разбили?– в свою очередь выразил обеспокоенность и Михаил.
– Да нет, тьфу-тьфу, хотя то, что случилось, может, и не лучше, если не хуже. Помнишь, я тебе говорила, что сестра Лизка на курсы вождения ходила?
– Ну, помню.
– Так вот она их окончила, экзамен сдала, права получила. И как только этот «Опель» мама оформила, Лизка и давай ее уламывать: дай на новой поездить. Мать и разрешила на нашу голову,– в голосе Вики послышались и злые нотки.
– Правила что ли нарушила, права забрали?– Михаил лишь мог предположить, что за проблема возникла в связи с новой машиной.
– Да нет… Поверишь Миш, наша Лизка умудрилась прямо на дороге, на проезжей части с хачём познакомиться!– теперь голос девушки передавал уже высшую степень возмущения.
– С кем… с каким еще хачём? Как это на дороге… она, что подвозила его?– не мог взять в толк то, что сообщила ему Вика Михаил.
– Да нет. Этот хач тоже ехал на своей машине, увидел Лизку за рулем. Видно она так ему понравилась, что у того кровь закипела. Им ведь для этого не много надо. Он ее и стал к тротуару прижимать по-наглому. Если бы меня, я бы конечно этому гаду не далась. А у Лизки опыта вождения нет, она и растерялась, остановилась. А он из своей машины вышел и опять по-наглому к ней в машину прямо сел. Вот так и познакомились. Конечно, кучу комплиментов наговорил, в ресторан сразу пригласил, и вообще, все что пожелаешь добуду и сделаю. Ну, ты же знаешь как «черные» охмуряют молоденьких русских дурочек, да и не только молоденьких. Вон сколько таких дур за них замуж повыскакивали, а он, как только пропишется здесь, сразу сюда еще одну жену из чуркестана везет. Вот и Лизка от всех этих его комплиментов поплыла. От ресторана, правда, ума хватило отказаться, а вот на свидание согласилась. Я ей говорю, не ходи, а она мнется, похоже только о нем и думает. Во как пыль в глаза дуре напустил!
– Постой Викуль. Ты же вроде говорила, что у твоей сестры уже есть парень, они учатся вместе,– вклинился в монолог девушки Михаил, уже повесивший над вахтенным столом охранника ключ от кабинета и направившийся в свою «коморку».
– Да какой там парень, так ребенок. Лизка, кстати, этому хачу сказала, что у нее мальчик есть. А тот только рассмеялся и опять в наглую говорит, что такое русский мальчик в сравнении с кавказским мужчиной, младенец. Вот ведь сволочь какая, насколько в себе уверен. В чужой стране средь бела дня на проезжей части прижал машину незнакомой девушки, не спрашивая разрешения сел в нее, познакомился и еще хвастает, что он… Чурка сраная, только с гор спустился и позволяет себе что хочет. Я их и так не переношу, а тут такое. Просто зла не хватает, как подумаю, что моя родная сестра с черножепым… И поговорить, главное не с кем. Вот решила тебе позвонить,– окончательно пояснила причину столь позднего звонка девушка.
– Слушай Вик, ты раньше времени не паникуй. Если тебя сестра не слушает, пусть мать на нее воздействует,– попытался дать совет Михаил.
– Ох, Миш, что мать, ты нашу мать видишь только, когда она с гордым видом по школе ходит. Ты же ее совсем не знаешь. Именно отношение к этому нашей мамы меня больше всего и беспокоит,– вздохнула в трубку Вика.
– Что за отношение?– не понял, что имела в виду девушка, Михаил.
Ответа не последовало, было лишь слышно, как Вика возбужденно сопела в трубку. Она заговорила лишь после продолжительной паузы:
– Ладно Миш, извини что потревожила так поздно. Ты же только из универа, спать, наверное, хочешь, а я на тебя все наши проблемы вывалила. Чао милый, спасибо что выслушал,– довольно неожиданно завершила разговор Вика и, так и не ответив на последний вопрос Михаила, отключилась.
Что все это означало, и насколько действительно все там серьезно, Михаил так и не мог уразуметь. И потом это вырвавшееся у Вики: ты нашу мать не знаешь. Конечно, откуда он мог знать, что за человек Людмила Петровна, разве что она считалась лучшим специалистом-математиком в школе. И все же из рассказов Вики о матери он определенное мнение о ней составил. Людмила Петровна выражаясь словами героя Тургенева Базарова «сама себя сделала». Если ее дочери уже являлись урожденными москвичками, то сама она оказалась землячкой Михаила и его родителей. Ибо Шатура родной город Михаила и Егорьевский район, откуда происходила Людмила Петровна, на карте Подмосковья располагались рядом, соседствовали. Если родители Михаила являлись потомственными энергетиками и всю жизнь трудились на знаменитой шатурской ГРЭС, то Людмила Петровна родилась в деревне в семье простых колхозников. Тем значимее казалось ее, так сказать, превращение обычной сельской девочки в педагога московской школы со всеми сопровождающими атрибутами теперь уже стопроцентной москвички: прописка, квартира, машины… и все прочее. Семейная жизнь с мужем, правда, не получилась. Но даже это обстоятельство Людмила Петровна объясняла просто и уверенно: лучше жить без мужа, чем мучиться с таким, который не в состоянии хорошо заработать. Именно таковым и являлся ее бывший муж, отец Вики и Лизы. Когда разводились Людмиле Петровне не исполнилось и сорока лет, она вроде бы была и умна и в неплохой «телесной форме», и казалось, ей еще встретится тот самый энергичный, пробивной, добычливый… Но увы, за десять лет так и не встретился. Даже в Москве такие «на дороге не валялись». С годами, а Людмиле Петровне уже исполнилось сорок восемь лет, шансы на повторное замужество стали совсем мизерными. А вот непробивной и малозарабатывающий бывший муж, которого Людмила Петровна фактически бросила, женился вторично. И хоть зарабатывать хорошие деньги он так и не научился, в новой семье был весьма счастлив, там у него тоже рос ребенок и тоже девочка. За исключением патологического неумения зарабатывать деньги, отец Вики и Лизы человек был весьма положительный, и алименты все положенные годы честно выплачивал, и дочерей не забывал – регулярно поздравлял и делал посильные подарки на именины и восьмое марта.
Из рассказов Вики о своей матери, Михаил, наконец, догадался о причине негативного отношения Людмилы Петровны к завязывающимся отношениям ее дочери с ним. Они были те же, из-за которых она в свое время рассталась со своим мужем. Однажды Михаил прямо спросил Вику, чем же он не глянулся ее матери. Вика столь же откровенно поведала: Людмила Петровна, когда узнала, что Михаил учится на историка, сразу сделала безапелляционный вывод, что он с такой специальностью никогда хорошо зарабатывать не будет, разве что если сумеет стать академиком. Но даже если такое случится, он до тех пор так измучает бедностью семью, что и от академических заработков радости не будет. Своим дочерям Людмила Петровна упорно втолковывала, что сейчас самые перспективные женихи учатся на управленцев, юристов, финансистов, нефтяников или каких-нибудь торговых менеджеров. Вика, и учиться пошла, и работать в туристический бизнес в основном в результате «прессинга» со стороны матери, потому как тоже дело перспективное и там можно найти соответствующего жениха. А История? Да кому она сейчас нужна. Это в советское время такая профессия считалась перспективой, потому что с дипломом историка можно было сделать парткарьеру. В те годы не то, что в университет, на исторические факультеты областных педвузов без блата ниже райкомовского было трудно поступить. Но что было, то безвозвратно ушло.
Да, не одобряла Людмила Петровна ухажера дочери, но пока в открытую не препятствовала их нечастым свиданиям. Тем не менее, она регулярно напоминала Вике, что мужиков на свете много, и пока есть время не надо спешить, главное не ошибиться, чтобы потом не жалеть. Впрочем, Вика к предостережениям матери всерьез не прислушивалась. Для нее куда важнее было то, что Михаил по всему не бабник и в их отношениях не форсирует события, ухаживает хоть и без шика, но в то же время сразу дал понять, что Вика ему очень нравится… в первую очередь физически.
Это только в старой романтической литературе упорно втюхивают, что на первом месте у влюбленных душа, внутренний мир, и лишь где-то там на задворках тело. Ну, а в современной постсоветской беллетристике напротив, любовные отношения низведены до чисто «механических функций», не успели познакомиться – и в койку. Обычные молодые люди, не выдающиеся ни какими «углами», как правило, тяготеют к середине. Потому и Вика, когда осознала, что Михаилу прежде всего нравятся не «мечтательное выражение ее глаз», и не «грани ее богатого внутреннего мира», а вполне осязаемые плотские вещи: ее ноги, грудь и даже, пардон, попка… Это ее вовсе не шокировало. Ведь во все времена девушки с нормальной психикой предрасположены положительно реагировать именно на такого рода внимание. Даже при выборе одежды основная задача женщины, выгодно подать в первую очередь именно ту же грудь, ноги, ну и все прочее. И Вика тоже естественно «подавала», а Михаил своей этакой ненавязчивой прямотой в комплиментах и «подкупил» ее. Первым делом, когда их отношения еще находились в «зачаточном» состоянии, он обратил внимание на небольшой размер ее обуви:
– Ух, какие туфельки!?
– Туфли как туфли, в «Матино» купила за четыре тысячи,– непонимающе пожала плечами девушка.
– Да нет, я про то, какие они маленькие. У тебя какой размер?
Так, вроде бы невзначай, Михаил бросил «пробный шар». И Вика не осталась равнодушной к тому, что этот сидящий «на вахте» молодой школьный охранник обратил внимание на ее маленькую ступню. Впрочем, внешне она не подала вида:
– Не такая уж и маленькая, тридцать седьмой размер.
– Как же не маленькая, какой у тебя рост? Наверное все сто семьдесят, для такого роста ножка просто миниатюрная,– завоевав «плацдарм», Михаил продолжил наступать.
– Какие сто семьдесят,– возразила Вика, явно польщенная, что Михаил явно завысил ее рост,– У меня всего сто шестьдесят пять.
– Разве? А смотришься выше. Ну, все равно, очень маленькая ножка,– с видом знатока заключил Михаил.
Произносимое им слово «ножка» сыграло роль тарана окончательно пробившего брешь в оборонительных порядках девушки, а все остальное лишь закрепило успех. После этого Вика уже жила неосознанным желанием еще слышать примерно то же, и даже куда более откровенные комплименты во время их кратковременных встреч, когда она забегала к матери за ключами от машины. Ну, а потом, когда Михаил обзавелся собственным «рабочим кабинетом», она и туда приходила, чтобы в первую очередь услышать его чрезмерно «плотские» комплименты. Михаил же всякий раз все увеличивал «смелость» своих высказываний касательно внешности Вики, уже не сомневаясь, что ей это нравится.
Они оба были молоды, но уже не юны. Несмотря на это в общении с представителями противоположного пола ни он, ни она особого опыта не имели. Даже то, что вроде бы так ловко получалось у Михаила, выходило скорее по наитию, нежели он имел какой-то продуманный план, как «закадрить» девушку. Да и Вика, несмотря на имевшиеся у нее нечто вроде знакомств с рядом парней, ни в школе, ни в том частном ВУЗе, ни на нынешней работе по-настоящему так ни с кем до Михаила не «закрутила». Почему у нее до двадцати одного года не было тесных отношений с парнями? Она и сама себе нет-нет, да и задавала такой вопрос. И внешне вроде все в порядке, хоть и не сногсшибательная красавица, но явно лучше многих. Правда, несколько полновата, но как все говорили, это ее ничуть не портило, скорее наоборот. И одеваться любила и умела, всегда по моде, и вроде не дура. А вот все как-то не складывалось. Вику даже стали посещать мысли типа: это же ужас, мне двадцать один, а я до сих пор ни с кем… да я же почти уже старая дева. Как-то в порыве откровенности она созналась в том матери. Людмила Петровна тут же словесно отчехвостила дочь:
– И думать про это забудь. Я за твоего отца в двадцать четыре вышла, и до того никогда не боялась, что старой девой останусь, и тебе нечего боятся. А чтобы переспать с первым подвернувшимся большого ума не надо. Ты лучше думай о том, как бы найти и выйти замуж за такого мужчину, который тебя полностью обеспечит, и ты будешь за ним, как за каменной стеной. А когда ты такого найдешь, в двадцать два или в тридцать, не имеет значения. Лучше в тридцать настоящее счастье найти, чем в двадцать выскочить черти за кого и потом всю оставшуюся жизнь мучиться.
Слова матери возымели действие, Вика успокоилась и вот, наконец, встретила парня, причем там, где никак не ожидала встретить, и он говорил ей такие слова, от которых иногда бросало в краску, но она так хотела это слышать. В свою очередь и она иной раз выказывала, нечто напоминающее ревность. Так однажды она решила подковырнуть его, высказав предположение, что в школе на него, наверняка, обращают внимание, и молодые учительницы, и даже некоторые старшеклассницы. Михаил и здесь сумел ей весьма изобретательно угодить: де, есть такая тенденция, но почему-то активность на данном «поприще» проявляют женщины и девушки совсем не в его вкусе, как правило, не по-женски сложенные. На последовавший ожидаемый вопрос: какое же телосложение он считает истинно женским, Михаил тут же с готовность удовлетворил любопытство Вики:
– Вот у тебя сочетание что надо. А то, что это за девчонки пошли, у которых плечи как у мужиков, а бедер нет,– делал очередной беспроигрышный комплимент Михаил.
Вика в ответ изобразила нечто среднее между смущением и возмущением, но и потом всячески старалась спровоцировать его на такие откровения, что Михаил делал с превеликим удовольствием. Так, в прошлом году в мае, когда установилась теплая погода и едва ли не все девушки и многие женщины стали носить короткие кофточки-топ и опускать юбки низко на бедра… Вика тоже явилась в школу в «топе», и Михаил конечно сразу «клюнул», не удержался от высказываний касательно ее обнаженного животика, правда, выждав момент, когда рядом никого не было:
– Ух, какая прелесть, можно потрогать?– при этом Михаил сделал движение, будто как раз и собирается конкретно коснуться рукой «обнаженной прелести».
Вика, с трудом сдержав довольную улыбку, выставила вперед ладонь с длинными «нарощенными» ногтями:
– Успокойтесь, молодой человек, пока что нельзя, а дальше видно будет, посмотрим на твое поведение.
– Ну, тогда я буду просто смотреть и любоваться. Это-то можно?
– Можно,– великодушно позволила и рассмеялась довольная Вика.
Вот так, скоро уже год ни шатко, ни валко развивались отношения Михаила и Вики, так и не доходя до интимной кульминации. Они импонировали друг другу, но в то же время понимали, что на более тесную связь пока не готовы. И что самое удивительное оба пока что вполне удовлетворялись такими целомудренными взаимоотношениями. Хотя, возможно, они просто присматривались друг к дружке, как и положено молодым людям, имеющим цель не просто «перепихнуться», а завести семью, и у которых в голове не свербит, застилая разум, животный порыв: поиметь за жизнь как можно больше сексуальных партнеров и не терять времени даром.
Михаил взял в университетской библиотеке рекомендованную профессором работу Алексеевой. Автор утверждала, что русские во Владимирской, Ярославской, Костромской областях в своем облике несут отчетливые черты финно-угорского происхождения… Хоть уже и подготовленный профессором к подобным откровениям, Михаил все же с определенным трудом принимал эту данность, припоминая статьи в Интернете, где Алексееву обвиняли в ее ярко выраженной антиславянской позиции в происхождении русского народа. Нет, явного антиславянизма в статье не было, просто профессор Алексеева впрямую без обиняков утверждала, что русские далеко не только славяне, но и несут в себе отчетливые черты дославянского населения восточно-европейской равнины. Становилось понятно, почему этот труд не запрещая напрямую, все же в советские годы неофициально замалчивали. Ведь именно по кровному, генетическому единству трех восточнославянских народов эта статья наносила весьма чувствительный удар. Но и после развала СССР, в условиях вроде бы полной информационной свободы и плюрализма мнений, вокруг данной работы образовался некий вакуум, заговор молчания, не считая откликов в Интернете.
На следующую консультацию Михаил прибыл вовремя и «во всеоружии». Он так и заявил профессору:
– Алексей Никитич, я прочитал работу Алексеевой и в этой связи кое что хочу с вами обсудить.
Профессор в ответ предостерегающе поднял руки:
– Очень хорошо, но мне кажется данное обсуждения обязательно выйдет за рамки моей консультации, как по содержанию, так и по времени. Потому я предлагаю, как и в прошлый раз обсудить это в приватной беседе, после консультации. У вас есть время?
– Да, конечно…
К счастью это была не последняя пара занятий вечерников, и они покинули аудиторию, ибо здесь начинались занятия у другой учебной группы. Профессор предложил пройти в свободную, где занятия в данное время не проводились. От нее у него как раз имелся ключ… Профессор отпер дверь пропустил Михаила и, зайдя следом тут же ее запер. Увидев удивленное лицо студента, профессор пояснил:
– Думаю, будет лучше, если нас никто не услышит, а то знаете, на меня в деканате и так косо смотрят. Не стоит давать лишнего повода… Я вижу, у вас возник искренний интерес к вопросу этногенеза восточных славян. И я намерен быть с вами предельно откровенным. Кстати, вы в курсе, что эту тему кроме вас не выбрал ни один студент, ни в вашей, ни в параллельной группе? А вот у вас я подозреваю кроме чисто научного интереса и некий личный посыл. Не так ли?– Профессор смотрел хитровато прищурившись.
– В общем, можно и так сказать,– Михаил с улыбкой признал догадку профессора.– Дело в том, что я родом из подмосковного города Шатура. Есть такой небольшой райцентр на самом востоке области. Места наши еще своими торфяными пожарами знамениты. Так вот, насколько я в курсе, все мои предки по обеим линиям жили там же, в окрестных деревнях. И мне очень хотелось бы проследить, насколько это возможно, от кого они пошли. Если пришли, то когда, откуда? Ведь славяне появились в междуречье Оки и Волги где-то в девятом веке. Вот мне бы и хотелось узнать обо всем этом поподробнее, отсюда мой интерес к данной теме.
– Ну, что ж, понятно… Берите Миша стул, подсаживайтесь.– Значит вы у нас коренной житель Московии. А я вот из под Пскова, скобарь, так сказать. А упомянутое вами междуречье Оки и Волги это центр, сердце исконных русских земель. И в этой связи попрошу вас уяснить одну сверхважную деталь. Именно с Владимира, Новгорода, Твери, Смоленска, Пскова, Ярославля, Рязани пошла земля русская, а вовсе не с Киева, как огульно до сих пор утверждает наша официальная историческая наука,– профессор со значением поднял вверх палец.
– Но подождите Алексей Никитич, а разве сюда славяне не пришли именно оттуда из района Киева, когда бежали от агрессивных степных народов, надеясь укрыться в здешних лесах?– возразил Михаил.
– В том-то и дело, что на самом деле все обстояло совсем иначе. Есть мнения, которого придерживаются многие историки, что как таковой Киевской Руси фактически, скорее всего, совсем и не было. Ее придумали уже позднее монахи православных монастырей и подхватили официальные царские историки, тот же Ключевский, версию которого о происхождении русских от полян и древлян, то есть жителей кевщины, почему-то до сих пор боятся официально опровергнуть. А ведь против нее говорит множество фактов, прежде всего археологические раскопки, и анализ ДНК коренного русского населения. На этом основании противники официальной версии утверждают, что имело место не единое централизованное государство, а всего лишь цепочка земель, населенных совершенно различными, почти ничем друг с другом не связанных, кроме общего происхождения, славянскими племенами. Они расселились вдоль крупнейшего в средневековье торгового пути известного под названием «Из Варяг в Греки». Именно в середине девятого века, этот лакомый кусок, этот путь, а заодно и живущие здесь славянские и неславянские племена подмяли и обложили данью варяги, то есть выходцы из Скандинавии. Варяги в то время обладали самой сильной военной организацией, и никто в Европе, ни в западной, ни в восточной не мог им противостоять. Впоследствии эту цепь подвластных варягам княжеств и объявили Киевской Русью. Объявили произвольно, в угоду правящей династии Рюриковичей, а потом Романовых, тоже изначально имевших варяжское происхождение. Но собственно сформировавшийся с девятого по двенадцатый века русский народ к этому почти никакого отношения не имеет. Он сформировался сам по себе, скорее всего, в результате бегства некоторых славянских племен от тех варяжских князей на восток, в непроходимые леса от дани, поборов, жестокости.
Профессор замолчал и пытливо посмотрел на Михаила, ожидая ответной реакции. Но оной не последовали и он продолжил:
– Да-да, славяне шли на восток не по своей воли, а именно бежали от варягов. А то, что начиная с девятого века от Рюрика все, так называемые, русские князья на самом деле были варягами, постепенно изводя природных славянских и не славянских князей, это вполне достоверный факт, естественно замалчиваемый. Все потомки Рюрика варяги, и их дружины из которых потом сформировалось русское дворянство, тоже первоначально были исключительно варяжскими. И уходили славяне на восток и северо-восток в непроходимые леса часто под руководством своих племенных князей, которые тоже не хотели выплачивать дань варягам. А теперь вспомните, какие собственно славянские племена попали под власть варягов, которые как раз и жили на пути из «Варяг в Греки»?– прервал свою речь вопросом профессор.
Михаил не сразу нашелся с ответом:
– Насколько я помню, если начинать перечислять с севера, это новгородские словене, южнее кривичи, далее по среднему течению Днепра в районе Киева и окрестностях жили поляне и древляне.
– Совершенно верно. Для краткости можно ограничиться этими наиболее крупными племенами, но обязательно добавив к ним вятичей, которые располагались не на пути из «Варяг в Греки», а восточнее и по той причине дань платили не варягам, а другой могущественной силе того времени – хозарам. Так вот, к колонизации земель нынешних Московской, Ленинградской, Калужской, Тверской, Ивановской, Ярославской, Костромской, Вологодской, Тульской, Рязанской, Нижегородской и даже Кировской и Архангельских областей, то есть ареала зарождения собственно русского народа, славянские племена, жившие в районе Киева и современной Украины совершенно не причастны, это доказанный факт. То есть поляне, древляне и волыняне к возникновению собственно русского народа не имеют никакого отношения. Точно так же как кривичи, вятичи и новгородцы не имеют никакого отношения к украинскому народу. Между этими племенами, конечно же есть родство, но не большее, а может быть и меньшее, чем с теми же поляками. Впрочем, тут надо слегка углубиться в более древнюю историю.
Профессор вновь замолчал, как бы давая понять, что далее начет излагать некие фундаментальные, основополагающие понятия и Михаил должен это осознать. Помедлив и убедившись, что слушатель предельно внимателен, он продолжил:
– Самые древние славяне, так называемые праславяне, сорганизовались как общность, еще в железном веке, то есть более тридцати тысяч лет назад. Они занимали территорию где-то от Днестра, через Карпаты и до среднего течения Вислы. Затем уже где-то ближе к временам известной нам древнеримской истории, то есть порядка двух-трех тысяч лет назад, эта общность разделилась на днестровских и средневислинских славян. Так вот, в дальнейшем судьбы этих двух общностей разошлись. Привислинские частью осталась на месте, и впоследствии явились прародителями нынешних поляков, чехов и словаков, а частью пошли на северо-восток и образовали племена словен новгородских, кривичей и вятичей. А днестровские и прикарпатские пошли на восток и юг, и потому контактировали со скифами и другими ираноязычными народами причерноморья, с фракийцами и другими жителями Балкан. Уже тогда в древние времена зародилось различие этих далеко разошедшихся друг от друга славян. Кривичи и словене, продвигаясь на северо– восток, мешались с балтами и в результате этого контакта приобретали характерные балтские черты, светловолосоть, высокорослость и прочие. Вятичи, те судя по всему прошли южнее балтов и с ними в древности не мешались, потому несмотря на общее первородство, уже тогда выглядели потемнее волосом и пониже ростом, чем кривичи и словене. Кстати, и документально подтверждено, что как вятичи, так и кривичи со словенами происходят из Польши, или как говорится в древних летописях, из рода ляхов. А что касается полян и древлян, которых тот же Ключевский бездоказательно объявил, чуть ли не прародителями русского народа, то они имеют несколько иную первооснову, днестровско-карпатскую еще с глубокой древности. К тому же они никак не могли двинуться в том же девятом веке на северо-восток, так как им путь преграждали, прежде всего, другие славянские племена, те же вятичи и потому они остались на месте своего прежнего обитания и впоследствии стали ядром формирования украинского народа. А теперь сами помыслите, кто напротив, мог легко и беспрепятственно сняться со своего места проживания и пойти еще дальше на восток? Догадаться нетрудно,– профессор замолчал, явно обдумывая продолжение своей лекции.