Виктор Елисеевич Дьяков
Рождение нации
– Подождите Алексей Никитич, насчет потомков это ладно, давайте вернемся к нашему вопросу. Ведь все может сложиться и не столь оптимистично. Римская Империя рухнула под ударами малокультурных, но пассионарных варваров. Они пришли, ассимилировали римское население, а потом переняли их культуру, а язык современных французов, испанцев и итальянцев сложился в результате этой ассимиляции, на основе латыни, языка древних римлян. Разве у нас также не может получиться? Только в роли варваров выступят те же кавказцы и сформируют новый народ, как утверждает Абдулатипов. Только отцом этого народа станут пассионарные смуглые кавказские джигиты, а матерью терпеливые белотелые русские женщины, которых они берут, когда силой, когда другими способами,– высказал обоснованное опасение Михаил.
– Исключено,– безапелляционно заявил профессор.– Вспомните, когда варвары со всех сторон наступали на Рим, их численность в совокупности значительно превышала число римлян. А кавказцев, если их даже посчитать всех вместе и северных и закавказцев, во много раз меньше чем русских. Так что повторюсь, не Кавказа нам надо боятся, а вымирания, и эта проблема страшнее Кавказа и всех других в сотни, в тысячи раз…
***
Если бы Михаилу еще полгода назад сказали, что его жизнь за столь короткий срок изменится настолько, он бы просто не поверил. На работе и в университете вроде бы все осталось как прежде, но теперь открылся, так сказать, «третий фронт», домашний, где были жена и маленький ребенок. Конечно, и для Вики все было внове и пока интересно. В их однокомнатной квартире нередко появлялась мать Михаила – приезжала помочь с малышом. Изредка наведывалась и Людмила Петровна. От ее «всевидящего ока» Михаилу и без того доставалась. Когда их дороги пересекались в школе, она не говоря ни слова вслух, тем не менее, взглядом посылала четко читаемые смс: «Ну, зачем ты нищеброд совратил мою девочку!? Ведь ей теперь с тобой мучиться, копейки считать придется!» Впрочем, словосочетание нищеброд от тещи Михаил ни разу так и не услышал. Вика находилась в декретном отпуске по уходу за ребенком. Это занятие не отнимало у нее всех сил, потому, когда Михаил в будние дни после работы и учебы к полуночи возвращался домой, она его встречала, в отличие от него, не очень уставшей. Он наскоро ужинал на их малюсенькой кухне, спрашивал как провел день сынишка, и видя, что она стоит перед ним в халате одетом на голое тело, сразу забывал об усталости.
И хоть вроде бы все у них обстояло хорошо и даже денег с учетом помощи родителей, в общем, хватало, учиться стало намного тяжелее – катастрофически не хватало времени. Будучи холостым, Михаил в своей каморке мог выкраивать время для самоподготовки даже во время работы и ночью, но теперь… Теперь он ночевал дома и возможности для самостоятельных занятий резко сократились. Тем не менее, он терпеливо продолжал «грызть» науку и пока ему удавалось не допускать «хвостов». Очень мешало то, что не всегда удавалось выспаться ночью. Нет, Вика здесь была не при чем, после нее он засыпал как убитый, если давал заснуть сын, частенько устраивавший по ночам «концерты». Вика, видя как муж устает, исхудал, вновь подняла вопрос об академическом отпуске, чтобы дождаться пока сынишка немного подрастет и станет спокойнее спать. В ответ Михаил обнародовал намеченный им план их дальнейшей жизни:
– Знаешь Викуль, мне никак нельзя прерывать учебу, ни одного года терять нельзя. Я тебе говорил о моем профессоре?… Так вот он хочет, чтобы я безо всякой задержки институт закончил и в аспирантуру поступил, а потом стал преподавателем в ВУЗе и параллельно занимался научной работой. Я долго думал над этим предложением и скорее делал вид, чем действительно был с ним согласен…– Михаил замолчал.
– Ты что не собираешься следовать его совету? Но Миша, он же наверняка тебе помог бы, и с аспирантурой, и потом на преподавательской работе. Мне кажется, твой профессор дело советует. Мама часто говорит, что сейчас не только деньги большое значение имеют, но и социальный статус. Думаю, преподаватель ВУЗа, это и есть тот самый хороший социальный статус,– не могла понять, почему муж колеблется Вика.
Они сидели на кухне и разговаривали вполголоса, чтобы не разбудить спящего в комнате сынишку.
– Так то оно, конечно, так… Но ты представляешь, что такое аспирантура. Туда есть смысл поступать, если ты ВУЗ закончил в двадцать два года, а я-то в лучшем случае закончу его в двадцать семь. В этом возрасте уйти с работы и существовать на нищую аспирантскую зарплату, которая меньше того, что я имею рабочим по зданию. И потом, даже если я сумею стать преподом, сначала ведь хорошо платить не будут, пока там зарекомендуешь себя,– Михаил рисовал возможное будущее довольно мрачно.
– Как-нибудь перебьемся,– не совсем уверенно отреагировала Вика.
– Это в советское время после защиты кандидатской, как правило, и место и оклад хороший давали, так мне профессор говорил. Сейчас ничего этого не будет. Вон, докторов сколько, не говоря уж о кандидатах, бесхозными ходят, за учебными часами гоняются по всей Москве, по частным ВУЗам бегают, то там, то там крохи сшибают. А если чисто на науку сесть, это вообще зубы на полку положить можно. Нет Викуль, так не пойдет,– покачал головой Михаил.
– А что же тогда ты собираешься делать, разве есть выбор? Ведь ты же хочешь стать ученым,– так и не могла сообразить, куда клонит муж Вика.
– Ученым хочу… но нищим не хочу. Хоть и специфическая у тебя мать, а кое в чем она права, в корень смотрит. Сейчас иной раз даже умные русские мужики становятся бедными потому, что не хотят проявить даже малейшей инициативы для изменения неудачно складывающейся жизненной ситуации. Все думают, что как-нибудь само рассосется, несет и пусть несет, куда-нибудь вынесет. А ведь выбор всегда есть. Есть и у меня, этот другой путь, отличный от стандартного, что предлагает профессор. Сейчас я в общих чертах его тебе обрисую… Я уже второй год в школе работаю, конечно, должность у меня если и не последняя то предпоследняя, технички разве что после меня. Но я за это время узнал, что такое школа изнутри и знаю, что по чем. Понимаешь, о чем я?– Михаил вопросительно смотрел на жену.
– Так ты, что после универа хочешь не в аспирантуру, а в школу простым учителем устроится?– вопрос прозвучал как недоуменно, так и с долей негодования.
– Не после института, а прямо с начала следующего учебного года. Я ведь этим летом третий курс заканчиваю, и у меня будет официальное незаконченное высшее. Я договорюсь с нашей директрисой, чтобы она меня на какие-нибудь часы взяла. Историю она, конечно, мне сразу не даст, Обществознание тоже вряд ли, да и наши исторички-истерички мне ни одного часа не уступят. Но они все как черт от ладана отбиваются от МХК и всевозможных факультативов по гуманитарным предметам, вот я и пойду на эти часы. Часов там конечно немного, но для начала сойдет,– Михаил говорил все более увлеченно.
– Миша мне кажется, ты не совсем понимаешь, во что ввязываешься. Я на примере мамы знаю, насколько это нервный и неблагодарный труд, скорее даже не труд, а мука,– принялась отговаривать мужа Вика.– Как только ты станешь полноправным учителем, тебе сразу же навесят классное руководство, а это страшная нервотрепка. И потом, у тебя же университет, а не пединститут, это тоже может сказаться, и главное, я боюсь, что если ты влезешь в эту школьную трясину, то уже вряд ли сможешь заниматься своей наукой.
– Викуль ты права и неправа одновременно…– Михаил замолчал, ибо из комнаты раздался плачь проснувшегося сына.
Вика поднялась с табуретки и спешно пошла в комнату… Вернулась минут через пять-шесть, заменив пеленки и вновь убаюкав сынишку.
– Так вот Викуль, я в перспективе не собираюсь оставаться рядовым учителем. Если увижу, что у меня не получается сразу уйду. Но почему-то мне кажется, что у меня должно, должно получиться,– Михаил в свою очередь встал и, шаркая тапочками, заходил по ограниченному кухонному пространству, два шага до стены – два назад.– Сама подумай, большинство учителей женщины, причем многие предпенсионного и даже пенсионного возраста. А я мужик, и еще пока молодой. Я наводил справки, мужиков среди учителей в школах совсем немного, молодых тем более и они все на виду и те, которые проявляют даже малейшую инициативу, растут как грибы после дождя.
– Ты уверен, что учителем пробудешь недолго, и тебя начнут двигать на повышение?– в вопросе Вики слышалось явное сомнение.
– Вот именно. Помнишь, сама говорила, как Людмила Петровна возмущалась, что мужики-педагоги, с которыми она когда-то работала, очень быстро становятся либо директорами школ, либо шишками в департаментах образования, научно-методических центрах и так далее? Причем именно мужиков часто двигают даже без блата, просто потому, что он мужик, и ту же школу крепче сможет в руках удержать, нежели женщина. А вот для женщине-учительнице пробиться по служебной лестнице, хотя бы без малейшего блата, почти нереально.
– Да это так,– задумалась Вика.– А ты уверен, что у тебя получится хотя бы на первых порах… ну с детьми работать? Мама говорила, что иной раз как раз мужики даже одного года не выдерживают.
– Хвастать не стану, но когда я еще охранником работал, получалось у меня, старшеклассников я и сейчас, случается, на место ставлю. Это конечно будущее покажет, но в случае успеха материально мы с тобой жить будем намного лучше, чем если бы я стал аспирантом. В нашей школе учителем заработать тридцать-сорок тысяч вполне реально. А если поднапрячься и часов побольше ухватить то и все пятьдесят. А если завучем стать, то и шестьдесят-семьдесят вполне возможно. Ну, а директор… сама знаешь, какие это деньжищи, и официальная зарплата, и кроме нее,– Михаил многозначительно замолчал.
– Значит, ты всерьез вознамерился стать директором школы?– вновь выразила вопросительное неудовлетворение Вика.– Похоже, ты не понимаешь какая это ответственность.
– Викуль, не зайдя в воду плавать не научишься. Я много общаюсь с нашей директрисой… Ну, хитрая, мимо своего кармана не пронесет, с бухгалтершей дела крутит, а так во всем весьма посредственная бабенка, и как педагог, и как администратор. Она же математик, а все в один голос говорят, что ей как специалисту до Людмилы Петровны как пешком до Парижа. Тем не менее, она директор, а твоя мать рядовой учитель. И денег со своими посредственными способностями она гребет, я думаю, тысяч по стопятьдесят в месяц. Вот и думай, как этой обычной бабенке удалось, так в жизни устроится?– Михаил говорил уже с некоторым негодованием.
– Да знаю я все это,– отмахнулась Вика.– Мама примерно так же о директрисе всегда говорит. Но говорит и то, что она не только себе берет, она и учителям заработать дает.
– Конечно дает, они же за нее всю черновую работу тащат, учителя и завучи. Она ведь даже ответственной по школе дежурить не ходит, хоть ей это и положено. Да, ты права, она далеко не самая худшая. Я слышал, есть директора, которые только себе гребут, а учителей на голодном пайке держат, а наша нет,– решил быть объективным Михаил.
– Значит, ты все-таки всерьез решил в школьные директора пробиваться?– вновь не то спросила, не то констатировала факт Вика.– А как же научная работа?
– Да очень просто. За то время, что я буду в универе доучиваться, я на МХК и прочих подхватах окончательно в школе закреплюсь, а как закончу уже на законных основаниях стану штатным учителем истории и обществознания и, так сказать, без отрыва от производства напишу кандидатскую, имея не аспирантские гроши, а хорошую зарплату. В аспирантуре, кстати, можно и заочно учиться. Если карьера не пойдет – уйду из школы, а если пойдет, думаю, годам к сорока точно стану директором, а то и раньше. Мне почему-то кажется, что я справлюсь. Это ведь настоящее живое дело и нищими мы с тобой уже точно не будем. Да и Саша… может еще дети пойдут… в, общем, он или они не должны начинать с нуля, с нищебродства, как говорит твоя мать.
– Миш, а ты не из-за мамы моей все это затеваешь?– с усмешкой спросила Вика.
– Да ни в коем случае, простой расчет. Этот путь куда более перспективен, чем просто стать научным червем. У меня тогда за плечами кроме классического университетского образования будет и педагогический опыт. А имея такую базу куда проще написать стоящий, доступный для понимания, прежде всего детей школьного возраста, новый учебник по истории Древней России…
Разговор супругов вновь прервал проснувшийся сын. Едва его успокоили, запиликал телефон, и Вика с полчаса разговаривала с матерью. В результате разговора ее настроение резко ухудшилось. На вопрос мужа: что случилось, она поведала:
– Мама беспокоится, что этот хач ли азер ли, до сих пор не оставляет попыток возобновить встречи с Лизкой. Ну, что за хам. Ведь ему ясно дали понять, что мы не хотим с ним иметь ничего общего. И вроде бы отстал, с полгода слышно не было, и Лизка о нем думать забыла. Нет, опять нарисовался. Сегодня ей звонил, свидание назначил. Мать, конечно, Лизку не пускает, а та… Ох, боюсь затащит куда-нибудь да изнасилует, или напоит и все одно свое дело сделает, а потом явится с цветами, шампанским и скажет, что как честный человек готов жениться. Я слышала, они часто практикуют такой метод, чтобы родителям некуда деться было. Ну, что за народ, приехали в чужую страну и так себя ведут!– негодовала Вика уже совсем не думая о том, о чем они до того говорили с мужем.
– Если внести культурно-временную корректировку ведут они примерно как вятичи в свое время,– задумчиво проговорил Михаил.
– Что… какие вятичи?– не поняла Вика
– Ну, помнишь, я тебе как-то рассказывал, что больше тысячи лет назад в этом же самом месте имела место схожая экспансия. Ну, что тут жило смирное племя мещера, которых с запада и юга теснили славянские племена кривичей и вятичей. Кривичи были покультурнее, а вятичи даже для того времени отличались звероватостью. Мой профессор считает, что кривичи с мещеряками мирно смешались, а вятичи их насильно ассимилировали,– пояснил Михаил.
– Надо же, действительно прямо как сейчас, с запада на нас культурно наступают, через фильмы голливудские, всякие там музыкальные направления, хип-хопы и рэпы, а Кавказ с юга по хамски хочет к нам влезть, как этот хач,– натужно усмехнулась Вика.
– Ты знаешь, а мне как-то в голову не пришла такая аналогия,– немало удивился «находке» жены Михаил.– Надо будет профессору сказать, какие у моей жены в голове прямо «открытия» рождаются.
– Интересно, а тогда чем все кончилось, кто этих мещеряков подмял-то, эти которые культурные, или те зверюги?– и вновь у Вики родился нестандартный вопрос.
Ответить Михаил не успел, сын в очередной раз проснулся и закричал так сильно, что вскоре стало ясно, он проголодался и хочет материнскую грудь. Вика ушла кормить, а Михаил по инерции продолжил мысленно переваривать «открытие» Вики: «И в самом деле, почему такое совпадение и сейчас к нам с запада идут культурные можно даже сказать интеллектуальные захватчики, желающие прежде всего «ассимилировать» наше сознание, душу, а с юга натурально-насильственные, желающие просто стать здесь хозяевами… О чем это я, какие ассимиляторы? Кого там может ассимилировать современная западная масскультура? Ну небольшой процент молодежи, кто утеряв свое первородство «тащится» от этих негров с их рэпом. А кавказцы даже если и смогут по хамски влезть в десятки-сотни, даже тысячи русских семей. Разве смогут они нарушить сложившиеся за более чем тысячелетие генофонд народа, которого в России и странах СНГ насчитывается не менее сто сорока миллионов человек? Да будь ты хоть сверхпассионарным. Сколько их тут всего понаехало… миллионов пять, наверное. Никогда пять не ассимилируют сто сорок, и то о чем мечтает Абдулатипов это бред…».
Сын, наевшись, успокоился, и Вика вновь появилась на кухне:
– Миш ты как-то говорил, что есть такая теория, которая утверждает, что история человечества развивается не прямо, а по спирали и в отдельные периоды как бы повторяется прошлое. Может и сейчас имеет место такой период,– Вика после получасового общение с сыном, была не прочь продолжить разговор на историческую тему.
– Да нет,– Михаил был вынужден «вынырнуть» из толщи собственных размышлений,– спираль это… в общем, здесь ничего общего. Кавказцы не вятичи, а главное мы не мещеряки. В культурном отношении мы на голову выше этих кандидатов в ассимиляторы и нас во много раз больше. Если уж татары за два с половиной века своего ига всего пять процентов своих ген нам добавили, да еще два процента монгольских, то эти сколько смогут? Они ведь только после развала СССР резко активизировались, то есть всего чуть больше пятнадцати лет шухарят. Ну, еще самое большее лет десять-пятнадцать порезвятся, а может и меньше, после чего не только простым людям, но и правительству это этническое хамство терпеть отосточертеет, и их уже просто законодательно отсюда начнут гнать. Не, это долго не продлится, у нас, слава Богу, не кавказское иго. Вон даже твоя мать, воспитанная в духе интернационализма, восстала против кавказского жениха для своей дочери, и другие родители тоже в основном будут против таких слияний…
Михаил последовал за женой на застекленный балкон, принял от нее снимаемые с бельевой веревки пеленки, чтобы она вместо них вывесила новые, ибо как раз закончила цикл работы стиральная машина…
– Ты что же думаешь, они только так как к нашей Лизке сюда подъезжают, или продовольственные рынки захватывают? Они и на культурном фронте, как ты говоришь, пассионарятся. Вроде и шансов у них нет, а они везде лезут, прут, не стесняются русских отталкивать везде, где можно,– уже откровенно зло заговорила Вика, закрывая балконную дверь.
– Ты что это имеешь в виду певиц, типа Жасмин и Гурдцкой, или телеведущего Галустяна, который таджиков парафинит в «нашей раше». Это все пена, ничего существенного им тут не обломится,– уверенно констатировал Михаил.
– Да если бы только эти. Они же везде без мыла лезут. Вон мама рассказывала, как армянка из Спитака здесь себе карьеру делает, тоже математичка. Как специалист нулевая, по-русски тоже со страшным акцентом говорит, а вполне возможно в ближайшем будущем именно по ее учебникам наши дети будут учиться. Для нее забора нет, только вчера приехала из другой страны, с гор спустилась и прет как танк. Хоть кто бы из начальства ей ее место указал, нет, над своими издеваются, а им везде у нас дорога и почет.
– Ну, а может она все-таки какой-нибудь невозможный талант на ниве педагогики,– Михаил скептически улыбнулся.– Наши лебералы ведь любят перед ними расшаркиваться и чуть не всех объявлять гениями, а на своих смотрят как на безмозглых скотов.
– Да какой там талант,– Вика колдовала у плиты и отмахнулась рукой, да и зачем он им, у них его с успехом заменяет этот, как ты говоришь, пассионаризм.
– Пассионарность,– поправил Михаил.
– Да хоть как назови… Маму такое зло взяло, что она специально через знакомых разузнала про ее славный трудовой путь. Из Армении после землетрясения, она еще девчонкой сумела перебраться с родителями в Сочи к родственникам. По специальности она как я уже тебе говорила учитель математики. Сообразив, что простым учителем карьеру сделать сложно, она срочно еще заделалась и психологом, что-то там закончила. Потом приехала Москву покорять. Здесь с ходу зацепиться не получилось, снимать квартиру дорого, купить тем более, даже для армян. Так она не растерялась, в Ярославле обосновалась. Продала все, что там у нее в Армении было, дом и еще что-то и в Ярославле квартиру купила. Во как их в Россию тянет, знают, что здесь их ненавидят и все одно едут, так сильно над нами возвыситься и нами командовать хотят. Туда же и мужа своего из Сочи перетащила. Закрепившись в Ярославле, она уже оттуда принялась Москву атаковать. И представляешь, сумела без мыла пролезть к какой-то профессорше, которая возглавляет научно-педагогический эксперимент по новационному способу обучения. Сначала подарками эту профессоршу заваливала, а потом стала каждый год приглашать ее с семьей гостить за бесплатно у ее родственников в Сочи. В общем, ублажала ее лет пять подряд. А за это профессорша, человек в педагогических научных кругах влиятельный, стала эту теперь уже ярославскую армянку всячески пропихивать, сделала ей кандидатскую. Дальше-больше, профессорша уже в Ярославле на базе школы, где работает армянка, всероссийский семинар организовала. Со всей страны туда учителей согнали, маму тоже. Представляешь, ее пятидесятилетнюю русскую учительницу почти с тридцатилетним стажем работы в московских школах погнали перенимать так называемый передовой опыт у этой пассионаристой чуть за тридцать лет армянки, не имеющей и десяти лет педстажа… Ну, посидели послушали… Мама говорит, все с зарубежных педагогических журналов содрала, ничего своего, через предложение сыпет цитатами каких-то великих педагогов, Песталоцци помню, Ушинского еще какого-то фамилия на вег кончается…
– Дистервег,– подсказал Михаил.
– Да-да, а своего оригинального ничего. И хоть по конспекту читает, все одно падежи путает. Столько лет в России живет, даже по-русски толком говорить не научилась, зато учить, опытом делиться лезет! Потом участникам семинара экскурсию по Ярославлю устроили и эта армянка, которая в городе без году неделю живет, взялась экскурсию проводить как хозяйка, местный сторожил. Ей вопросы задают, многие учителя ведь и не знали, что она еще та Ярославна, волосы в белый цвет выкрасила, а шнобель то армянский куда денешь. Отвечает так небрежно и уверенно и в каждом слове сквозит, что весь этот город с его древними памятниками всего лишь перевалочная дыра, ступенька на пути к покорению Москвы. А вот когда в Москву переберется, обживется, она уже отсюда всю Россию учить начнет, да еще по своим учебниками заставит нас своих детей учить, как Церетели свое идолище поганое установил в Москве и заставил на него всех нас смотреть. И что, смотрим,– Вика неожиданно очень удачно вставила в свою обличительную речь персонаж из русских народных сказок, в очередной раз удивив мужа – он вновь обнаружил у жены то, о чем и не подозревал с самого начала их знакомства.
Ближе к вечеру молодые супруги пошли гулять с сыном. Вика уже не затрагивала тему засилья южных инородцев, ибо целиком и полностью была занята ребенком. За тот небольшой промежуток времени, что прошел после родов, она довольно сильно изменилась и внешне и «внутренне». В этой обстоятельной налитой русопятой молодке уже ничто не напоминало полугодичной давности энергичного турагента, носящуюся по городу «как савраска без узды». А если говорить о «внутренних» изменениях, то ее уже не интересовали курсы доллара и евро, маркетинг туруслуг и тому подобное. Все ее мысли и переживания касались только сына, мужа… матери и сестры.
Михаил катил перед собой коляску, довольный, что поведал о своих планах на будущее Вике. Да, для себя он уже все решил и наметил две «генеральные» цели в жизни. Первая обеспечивать семью так, чтобы иметь возможность вырастить и дать хорошее образование не одному сыну, а… Ну, здесь он не мог предугадывать конкретное количество детей, но в том, что их должно быть больше одного не сомневался. Также он не сомневался, что его планы сделать карьеру на ниве школьного образования должны предоставить такую возможность. А вторая цель, защитить кандидатскую, а может быть и докторскую диссертации, на основании чего написать учебник по ранней Истории России, написать несмотря ни на что, даже если это вызовет противодействие сторонников традиционных взглядов на формирование русской нации. А для этого уже сейчас надо втихаря начинать собирать соответствующий материал и прислушиваться не только к своему «внутреннему голосу» и профессору Сиротину, надо собирать сведения из всех возможных источников, в том числе и от окружающих людей. Вот, например, какое важное мнение высказала Вика: нельзя чтобы русских детей учили по учебникам, написанным людьми далекими от нашего миропонимания и ментальности. Скорее всего, фальсификация древней истории России людьми не русского происхождения и другой ментальности и стала в какой-то степени причиной того, что случилось с Российской империей в 1917 и с Советским Союзом в 1991. Давно пора русским знать свою истинные истоки, как и ощущать себя не столько славянами, сколько русскими, осознать, наконец, что эти понятия не совсем одно и то же.
Последние свои мысли Михаил, не сдержавшись, высказал вслух, хоть и негромко, подмигнув сосущему в коляске соску сынишке.
– Что ты сказал?– хорошенько не расслышала его Вика.
– Я назвал Сашку по его изначальной национальной принадлежности,– мгновенно придумал ответ Михаил.
Вика не стала приставать к мужу с расспросами, она догадывалась, какая сложная истинная национальность у ее сынишки, если расшифровать короткое прилагательное «русский». К тому же она знала, что в такие моменты Михаила лучше не сбивать с мысли, чтобы не нарваться на непредсказуемое раздражение. Но на этот раз она ошиблась, Михаил был абсолютно спокоен, ибо никогда еще будущее не казалось ему таким ясным и перспективным. Многие молодые люди в подобных ситуациях не думают о неминуемых жизненных «рытвинах и ухабах», что ждут их на пути к желанной цели. И потому они их не боятся, а просто идут и идут, иначе ведь дороги не осилить…
