Виктор Елисеевич Дьяков
Рождение нации
– Предохранялись, предохранялись…– передразнила Вика.– Тогда в первый раз… в деревне… тогда-то не предохранялись… Я уже давно что-то такое чувствовала. А вчера взяла медицинскую энциклопедию…все симптомы, сто пудов… залетела,– последние слова Вика уже плаксиво лепетала.
Михаил по-прежнему сидел, словно громом пораженный. Он осознавал, что такое после того как их отношения из шупально-поцелуйных перешли в фазу регулярных интимных, вполне могло случиться, но почему-то он надеялся, что это не будет так скоро… с первого раза.
– Вика… ты это, все же сходи к гинекологу, выясни точно… мало ли что, может тебе показалось,– словно за соломинку пытался ухватиться Михаил.– Но если все как ты говоришь и это случилось тогда в марте, то срок где-то четыре-пять месяцев… это значит к Новому году,– лихорадочно рассуждал он вслух.
– Но ведь сейчас, ни ты, ни я никак не можем!– вдруг подала отчаянный голос Вика.
– Что не можем?– не понял ее Михаил.
– Ничего не можем… Ты учишься, у тебя твоя история любимая на первом месте, а я совсем не хочу становиться матерью-одиночкой,– по лицу Вики покатились слезы.
– Подожди… что ты такое говоришь!? Если уж так получилось… то, в общем… я совсем не против. Неужто ты подумала, что я срулю, или на аборт тебя погоню?!… Ну ты даешь. В общем, раз иного варианта нет, то нам надо жениться,– не очень уверенно говорил Михаил.
Тем не менее, его ответ в значительной степени успокоил Вику. Она тут же вытерла слезы.
– Не знаю, как я обо всем этом матери буду сообщать. И потом, как мы жить-то будем, где? Ты здесь в своей подсобке на птичьих правах, а я в квартире с матерью и сестрой… Женится он,– в последних словах несмотря на иронию слышались и явственные нотки удовлетворения.
Переход от наслаждения всеми формами любовных отношений в последующую фазу, олицетворяемую поговоркой: любишь кататься, люби и саночки возить… Это сулило такие изменения в его дальнейшей жизни, что Михаил, чем больше эту данность осознавал, тем более терялся, и уже не знал что и говорить. А Вика, напротив, словно выплескивая из себя все, выговаривалась:
– Дура… дура… все боялась старой девой остаться, бабой стать невтерпеж было! Стала, ешь теперь полной ложкой, не подавись только! Ну, где были мои мозги, тогда в деревне? Будь оно все проклято!
– Не надо,– негромко, но твердо предостерег Михаил.
– Что не надо?– с вызовом спросила Вика.
– Не надо проклинать то, что там у нас с тобой было. Разве можно такое проклинать? Как у тебя язык повернулся,– Михаил начал выходить из неопределенно-растерянного состояния.
Вика, виновато пошмыгав носом, осознала, что хватила лишку.
– Вик… а ты… это самое…неужто аборт делать собралась?– с опаской в голосе спросил Михаил.
– Не знаю я,– вновь всхлипнула Вика.
– Не надо Вик… только не это. Давай все Людмиле Петровне расскажем, а я своим тоже все расскажу. Мои, я ничуть не сомневаюсь, только рады будут,– уговаривал Михаил.
– Так уж и рады… С чего ты это взял-то? Твои, мать с отцом меня даже не знают,– выразила сомнение Вика.
– Так в чем дело? Поедем в эту субботу со мной в Шатуру, познакомишься с моими, и сразу все им и расскажем. Отец с мамой все поймут, поверь,– уже без сомнения в голосе настаивал Михаил.
– Твои-то, может, и поймут, а моя мама? Она же на деньгах повернута. У нее свои оценки женского счастья, в ее время выходить надо было за перспективного, а сейчас за богатого. Вон Лизку она бы и под хача подложила, если бы он богатым оказался. Для нее ничего нет хуже нищеты, и для нее жених без квартиры и машины – не жених,– Вика в отчаянии, будто сама себя заводила.
– Но, ты же, не такая, Вик.
– Я не такая. Но, как подумаю, что она мне скажет, когда я ей сообщу. Она ведь недавно меня в очередной раз предупреждала насчет тебя. Так и сказала, если приведешь этого студента – выгоню,– Вика вновь залилась слезами.
– Ладно, нечего сырость разводить, как-нибудь проживем. Если Людмила Петровна сделает, что обещала, у моих поживешь, пока не родишь. Погоди, что мы тут раньше времени фантазируем. Ты же еще даже у врача не была, может…– с надеждой заговорил, было, Михаил.
– Да была я у врача, сегодня с утра с работы отпросилась специально. На четвертом месяце я!– наконец, решилась признаться до конца Вика.
***
Как только начались занятия вечерников-третьекурсников, профессор Сиротин сразу же обратил внимание на изменения, произошедшие с Михаилом. На занятиях он стал необычно пассивен, создавалось впечатление, что в основном его мысли витают вдали от аудитории.
– В чем дело Миша, у вас что-то произошло?– профессор не мог не задать этого вопроса студенту, с которым так сблизился за прошедший год.
– Да так, личные обстоятельства,– попытался уклониться от ответа Михаил.
– И они настолько важны, что негативно сказываются на вашей учебе,– уже в «лоб» спросил профессор.
– Скорее всего да… Этот семестр я дотяну, а потом, наверное, «академ» возьму,– смущенно поведал о своих ближайших планах Михаил.
– Как «академ», зачем!?… Миша давайте, как сейчас вы молодежь любите говорить, по чесноку, что уж такое сверхординарное у вас произошло, и вы никак не можете продолжать учебу?– профессор явно не собирался «отстать», более того отвел Михаила в сторону, чтобы никто из проходящих по коридору студентов не мог им помешать.
– Видите ли, Алексей Никитич…– Михаил колебался, стоит ли все говорить, – у меня девушка… она беременна от меня и где-то сразу после Нового года должна родить. В общем, нам срочно надо жениться,– наконец Михаил решился на полную откровенность и виновато опустил глаза.
– Ну, так что же, замечательно. Но разве это причина, чтобы прерывать учебу?– в тоне профессора слышалось искреннее недоумение.
– Понимаете, все так складывается, что перерыв сделать необходимо,– в последнем Михаил, казалось, старался убедить не только профессора, но и самого себя, ибо окончательного решения, касательно академического отпуска, еще не принял.
– У вас, что совсем плохо с деньгами? Но ведь сейчас за рождение ребенка положен немалый материнский капитал, насколько я знаю,– продолжал участливо интересоваться профессор.
– Да нет, с деньгами как раз более или менее. У нее мать не бедная. Она хоть и всего лишь школьная учительница, но неплохо зарабатывает, да и мои родители хоть и не богачи, но помогут, да и верно вы сказали, материнский капитал. У нас с жильем сложности. Конечно, квартиру снять можно, или даже у моих родителей в Шатуре пожить, они, кстати, так и советуют…
– Так чего же вы все усложняете, Миша? Пусть ваша девушка рожает, а вы учитесь,– вновь выказал непонимание профессор.
– Все дело в ее матери. Если я буду учиться, она нам просто жизни не даст,– наконец, поведал о главной проблеме Михаил.– Моя будущая теще считает, что если у мужчины нет машины, и он зарабатывает меньше сорока тысяч, это не мужчина.
– Так, значит вы собираетесь узаконить свои отношения с вашей девушкой, а ее мать ставит вам вот такие условия, и вы ради их выполнения готовы пожертвовать учебой… Так что ли?– Михаил в ответ лишь молча отвел глаза.– Миша если вы уступите, потом она вам просто не позволит возобновить учебу. Кстати, а как ваши родители относятся ко всему этому, и к тому, что вы собираетесь бросать учиться,– несколько сместил вектор своей «атаки» профессор.
– Тому, что ребенок будет мои только рады, внука или внучку ждут. А насчет учебы я им еще не говорил. Тут главное позиция ее матери. Она, как узнала про беременность, чуть в осадок не выпала, потом скандал закатала. Хорошо еще, что на аборте не настаивает, чего я очень боялся. Мы же с ней каждый день видимся, в одной школе работаем. Она мне прямо в лицо заявила, что нищего студента в качестве зятя терпеть не собирается. Но это еще ладно, перетерпеть можно. Нам главное свадьбу успеть сыграть, пока у нее беременность не очень заметна. В общем, забот навалилось, не знаю, как я и этот семестр дотяну,– подвел итог сложившимся обстоятельствам Михаил.
– Это, конечно, вам решать Миша. Но я вам категорически советую учебу, ни в коем случае не прерывать. Прервете, а тут пойдут пеленки, распашонки, режущиеся зубы, болезни, ясли – суета засосет, и уже не возобновите, совсем бросите. Такое часто случалось, умные ребята из-за семейной неустроенности не могли кончить учебы. Потом простить себе не могли, но как говорится, поезд ушел. А на тещу поменьше обращайте внимания, поругается и привыкнет, это я по собственному опыту знаю,– настойчиво убеждал профессор.
– Может вы и правы, Алексей Никитич, но я…– хотел что-то возразить Михаил.
– Миша я вас прошу, заклинаю, только не бросайте учебы,– профессор вдруг перешел на умоляющий тон.– Из вас получится настоящий ученый. Я все сделаю, чтобы вам помочь. И пусть ваша теща свыкнется с тем, что вы никогда не будете зарабатывать больших денег. У вас другое предназначение. Вы, и никто другой, должны помочь мне написать истинную историю зарождения нашего народа. А если я не успею, то вы закончите эту работу. То, что вы это сможете, я не сомневаюсь. Хоть и любят все кому не лень повторять расхожую фразу – у нас талантов пруд-пруди, это не правда. Любой большой талант это дар Божий и потому это редкость. Вот, я сколько уже преподаю, и на очном, и на заочном, и на вечернем отделениях… Скажу прямо, я ни у кого не вижу такой тяги, такого искреннего интереса к тем темам, о которых мы с вами так много говорили. У вас бесспорные способности и чтобы не загубить, развить их, вы должны, вы просто обязаны закончить университет, а потом и аспирантуру. А я вам в этом помогу. Как стайер на дистанции перетерпите этот непростой период в вашей жизни, а потом станет легче, как говорится, придет второе дыхание. Иначе… я один, боюсь, не сверну эту глыбу, никак не успею. Ведь, мне кажется, что кроме нас с вами никто этого не сделает. Пришла, наконец, пора нашему народ изучать свою истинную историю, а не вымысел, которым его потчевали много столетий…
Просящий тон профессора так подействовал на Михаила, что его почти уже полная уверенность в необходимости взятия академического отпуска заметно «пошатнулась».
Осенние месяцы были настолько насыщенны всевозможными событиями, что показались промелькнувшей парой недель. Свадьбу сыграли в самом начале октября – дальше затягивать было никак нельзя, ибо живот Вики выдавал ее состояние. На свадьбе, которую играли в том ресторане в который когда-то Михаил приглашал Вику… В общем, на свадьбе даже Людмила Петровна «одела» на свое лицо маску радости, в чем родителям Михаила не было ни малейшей необходимости – они радовались искренне, в общем, как и сестра Вики. Лиза, несмотря на неодобрительные одергивания матери, раз за разом во всеуслышание повторяла:
– Круто замутили, молодец Вика, и все так тихо обделали, никто и не знал!
Но самым неожиданным оказалось то, что в судьбе молодых неожиданную положительную лепту внес отец Вики и Лизы. Бывший муж Людмилы Петровны, некогда получивший от нее отставку, как патологический нищеброд, хоть денег дать молодоженам и не мог, но от своей матери он унаследовал однокомнатную квартиру в Вешняках. Он сдавал ее и тем изрядно облегчал финансовое положение своей новой семьи. Отец Вики поступил, можно сказать и глупо и благородно. Впрочем, очень часто эти слова употребляют как синонимы, особенно в делах житейских. Так вот отец решил квартиру эту больше не сдавать, а пустить в нее молодоженов и никаких денег, естественно, с них не брать, разве что квартплату и коммунальные платежи. Вряд ли это пришлось по душе его новой семье. Но как радовалась Вика, буквально бросившаяся отцу на шею, да и Михаил едва ли не то же готов был сделать – ведь это решало массу проблем и главную лично для него. Ему теперь никак не грозило проживание с тещей в одной квартире. В агентстве, где работала Вика, конечно, не выказали радости от того, что их сотрудница ушла в «декрет», и не обещали держать ее место не занятым. Впрочем, по этому поводу Вика совершенно не расстроилась, ибо всерьез подумывала о смене профессии, к тому же сейчас у нее на первом месте были совсем иные заботы…
Вика родила точно в срок, мальчика. Став бабушкой, Людмила Петровна, во всяком случае, внешне, стала терпимее к зятю, тем более, что жили они в разных районах города и особо друг друга не раздражали. Профессор только после того, как Михаил успешно сдал зимнюю сессию и стал с прежней регулярностью посещать занятия во втором семестре, «вздохнул» с облегчением. Он с прежней силой возобновил «просветительское воздействие» на своего потенциального преемника. Темой очередной беседы стало преподавание истории в средней школе:
– Миша, вы же хоть и не учитель, но постоянно находитесь в школе. Вам не приходилось просматривать учебники Истории, по которым сейчас осуществляется обучение?
– Приходилось Алексей Никитич, более того, после наших с вами бесед я это сделал намеренно.
– Ну, и каково ваше мнение о их содержании?
– Вы знаете, если предположить, что учебники по Истории для средней школы поручили писать мне, я бы совсем по-другому их написал. Причем не только Историю древней Руси. Думаю, и вы согласитесь со мной, что нам жителям современной России, конечно, надо знать о достижениях киевских князей, но основной для нас историей того времени должна стать не история Киевской Руси, государства организованного лишь для того, чтобы сторожить доходный торговый путь «Из Варяг в Греки» и собирать пошлину с купцов, да дань с сопредельных народов, а историю кривичей, вятичей, новгородских словен, мещеряков, мери, муромы, веси, народов в ходе многовекового смешивания, которых и сформировался собственно русский народ,– уже с искренней верой в то, что излагал, говорил Михаил.
– Так-так… замечательно. Я, конечно, кое в чем в деталях готов с вами поспорить, но в общем мыслите вы в абсолютно верном направлении. Ну, а еще что вы бы изменили в современных учебниках истории?– чувствовалось, что профессор с каким-то гурманским наслаждением внимал Михаилу, как художник, написавший удачную картину, любуется своим творением.
– Еще?– Михаил задумался.– Мне кажется, что надо во всеуслышание заявить, что колыбелью России и матерью городов русских Киев никогда не являлся. Что касается Киева, вы сами мне уже все растолковали, в том районе жили поляне и древляне, никогда в образовании собственно русского народа не участвовавшие. Словене новгородские, конечно же, одни из прародителей русских, но если опираться на документы, которые я просмотрел по вашей рекомендации, их численность была заметно меньше численности восточных кривичей и вятичей. Да и мешались новгородцы в основном с небольшими финно-угорскими племенами. Потомки данного процесса впоследствии, видимо, составили основную массу коренного русского населения Архангельской, частично Вологодской, Вятской и конечно Новгородской и Ленинградской областей. А кривичи мешались с самыми большими на тот исторический период финно-угорскими народами, мерей и частично с мещерой и муромой. Они и составили основную часть коренного населения современных территорий Смоленской, Псковской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Ивановской, Костромской и частично Московской и Вологодской областей. Вятичи же ассимилировали сначала немаленькое балтское племя голядь, затем частично принялись за мещеру, мурому и также частично слились с мокшой и эрзей. Потомки этого слияния составили коренное русское население территорий современных Калужской, Тульской, Рязанской, Орловской, Пензенской, Нижегородской и частично Московской областей. Таким образом, вышеперечисленные племена и народы, смешиваясь, образовали единый народ, который принял язык на основе славянского и впоследствии византийскую культурную традицию, в том числе и религию – христианство православного толка. Дальше этот народ стал растекаться на юг и восток, в конце-концов и создав собственно Россию.
Михаил замолчал, вопросительно посмотрев на профессора, но тот слушал с упоением, и не прочувствовал момента, что ученик ждет от него реплики, и тому ничего не оставалось, как продолжить:
– Ничего этого и в помине нет в современных учебниках истории, как их не было, и в советских, и в дореволюционных. Я так же думаю начало собственно русской истории, конкретно зарождение русского этноса надо отсчитывать не с Рюрика, и не с Крещения Руси, а с того периода в девятом веке, когда кривичи, вятичи и новгородцы, массовое двинулись на восток и начали слияние с коренным финно-угорским населением. Нашим детям надо изучать не походы Игоря или Святослава на Царьград, им куда важнее знать о доблести новгородцев, кривичей и вятичей, деятельности их племенных вождей. Ведь не под руководством варягов Игоря и Святослава, а под руководством славянских племенных князей осуществлялась колонизация русской равнины, в результате чего и зародился народ русский. А мы ведь даже имен их не знаем, как и то, сумели ли хотя бы некоторые из них войти в состав столбового русского дворянства, – подвел итог своему пространственному монологу Михаил.
– Ого… да вы кое в чем даже дальше меня пошли, и выдвигаете свои собственные весьма интересные гипотезы. Еще, что мне понравилось в ваших высказываниях… я вот вырвал из вашего контекста то, что вы одну из областей современной России назвали Вятской… Она ведь сейчас совсем по иному называется официально,– профессор с хитрой улыбкой смотрел на Михаила.
– Вот именно официально… Ну, не знаю, я как-то машинально Кировскую область назвал Вятской, почему-то уверен, что рано или поздно ей вернут истинное название, так же как и России ее истинную историю,– ни чуть не смутившись отвечал Михаил.
– Ну что ж, и здесь я полностью разделяю ваши надежды, хоть и не надеюсь дожить до столь замечательных времен…
В другой раз профессор вдруг заговорил о характере русского народа:
– Скажите, как вы считаете, какие именно качества лежат в основе, так называемой, русской ментальности, что способствовало растеканию русского народа на столь огромной территории? Подождите отвечать, я вам дам некое направление. Откуда взялась эта внутренняя устойчивость. Ведь и природные условия тех необъятных пространств, что колонизировали наши предки, это не преимущественно субтропические просторы нынешних США, Австралии, Аргентины, что колонизировали выходцы из Западной Европы. Да и собственная власть, какой бы она ни была, часто ставила наших предков в очень нелегкие условия. А русские, тем не менее, вытерпели и до сих пор сохранились как самая большая по численности европейская, если хотите белая нация,– профессор то ли спрашивал, то ли рассуждал с явным подтекстом.
– Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду, Алексей Никитич,– чуть помедлив, отвечал Михаил.– Мы уже определили, что русский национальный характер, это не что иное как скрещивание славянской пассионарности с финно-угорской терпеливостью, и именно это все объясняет.
– Вот именно Миша. Именно такой сплав и позволил дойти до Тихого Океана, даже перешагнуть через него на Аляску и создать крупнейшее на планете государство. То, что финно-угорским народам присуще, прежде всего, терпение и упорство показала та же советско-финская война. Маленькая финская армия в наступлении не сильна, зато в обороне показала невероятное упорство. Красная Армия была многократно сильнее, а линию Маннергейма преодолела с огромными трудностями и не с первого раза, ценой колоссальных потерь. А о том, что и русским присуще это терпение говорят даже самые распространенные наши фамилии. Вы знакомы с последними исследованиями о наиболее часто встречающихся русских фамилиях?– вдруг сменил направление разговора профессор.
– Да как-то не приходилось видеть, хоть и слышал, что там открылась какая-то сенсационная неожиданность с этими фамилиями. Но я, конечно, и раньше слышал, что Россия на Ивановых держится, ну а если опять же вспомнить народную поговорку, то еще на Петровых и Сидоровых, – казалось об очевидном говорил Михаил.
– Ох уж эти поговорки и общепринятое мнение, то же самое что и с Киевской Русью и потертым русским. Также с этими Ивановыми, Петровыми, Сидоровыми,– скептически улыбнулся профессор.– Да-да и с фамилиями на поверку все оказалось не так, как привыкли думать. Сенсация, о которой вы упомянули это то, что Иванов не самая распространенная русская фамилия, а Петров не вторая в списке, и тем более Сидоров не третья.
– Вот так новость!– искренне изумился Михаил.– А тогда какая же… самая распространенная?
– Кстати, вы приобрели книгу Балановских «Русский этнос на русской равнине», которую я вам неоднократно рекомендовал?– неожиданно профессор совсем, вроде бы, отошел от темы.
– В инете я зашел на сайт магазина Библио-глобус и выяснил, что там она стоит свыше пятисот рублей, в других магазинах еще дороже. Я лучше ее в нашей университетской библиотеке возьму,– несколько смущенно Михаил признал, что данная книга ему не по-карману.
– Она вышла тиражом всего пять тысяч экземпляров, а в нашей библиотеке сподобились приобрести всего два экземпляра, за ними уже очередь, ведь книга уникальная, хоть и не бесспорная. Для таких людей как мы с вами ее просто необходимо иметь в качестве настольной. Не жалейте эти пятьсот рублей и купите пока она еще есть в свободной продаже… Так вот, в той книге наряду с массой прочих уникальных результатов исследований, опубликованы результаты выборок частоты русских фамилий и оказалось, что самая распространенная русская фамилия вовсе не Иванов, а Смирнов! Причем Смирновых намного больше чем Ивановых. Понимаете, что это означает? Россия держится и всегда держалась в основном на Смирновых.
– Вот так новость, действительно, сенсация, так сенсация,– изумился Михаил
– Ясно, что эта фамилия пошла от слова смирный. То есть Смирновы это люди, чьи предки были смирными, не бунтарями. Хорошо это или плохо, что среди нашего народа так много смирных людей? На этот вопрос можно ответить по-разному, но в то же время это ответ на вопрос почему русские, не сгинув, перетерпели, и монголо-татарское иго, и крепостничество, и большевизм, надеюсь, перетерпят и современные социальные катаклизмы, такие как чиновничий беспредел, бытовой, уголовный и экономический натиск южных сверхпассионарный наций и все прочее. Перетерпят и не сгинут. Все перетерпят Смирновы, к тому же мы все-таки учимся жить, хоть и тяжело, медленно, но учимся. Сейчас нас уже не взорвать, как взорвали в семнадцатом году прошлого века. Тогда потомки варяжских князей и дружинников, выходцев из Орды, Литвы и Западной Европы, ставшие русскими аристократами своими вековыми издевательствами над массами русского простонародья спровоцировали в конце-концов накопление к себе такой ненависти, что не выдержали даже Смирновы. Ну, а всевозможные политические авантюристы, опять же в основном нерусского происхождения, этот процесс умело возглавили. Думаю, такого исторического примера и его последствий достаточно, чтобы более не взрываться. А вот на том же Кавказе, как взрывались, так и будут взрываться. У кавказских народов пассионарность запредельная, а вот терпеливости совсем нет. Потому у таких народов и будущего нет,– твердо сделал вывод профессор.
– А вы знаете, насчет кавказцев… самые дальновидные и умные из них это, кажется, понимают. Я от кого-то слышал высказывания Абдулатипова, довольно известного политического деятеля, дагестанца. Он прямо заявил, что сейчас идет формирование новой славяно-кавказской нации. Кстати, есть и конкретные примеры. Ярким представителем такой вот славяно-кавказской нации является некто Эдуард Багиров. Вы не читали его нашумевшую книгу «Гастарбайтер»?
Профессор отрицательно покачал головой и пожал плечами, а Михаил увлеченно продолжил:
– Сам Багиров по матери русский, а по отцу азербайджанец. Я в инете читал эту книгу. Книга дрянь, но весьма любопытная. Буквально каждая строка этого чтива пронизана ненавистью ко всему истинно русскому. Он фактически утверждает, что все русские женщины только и думают как бы лечь под джигита и все такое. Ненавидя Россию и русский народ, он в то же время чуть не до слезных соплей признается в любви к Москве и к Лужкову. Такой это хороший город, и такой здесь мудрый мэр, и он только в нем хочет и будет жить. И как бы между строк читается мысль, если все осевшие в Москве кавказцы и полукавказцы объединятся, русским настанет полный кирдык. И тут же хвалится кавказским благородством, де потому не объединяются и не выступают они единым фронтом, потому что нас жалеют, не хотят ставить на колени, хоть мы того и заслуживаем. Дескать, русские люди в массе своей настолько убоги, но вбили себе в головы, что являются великой нацией, так пусть и дальше этой мыслью тешатся. А на самом деле в России давно уже рулят не они, а евреи, кавказцы и полукровки с обязательным присутствием вышеозначенной крови, как тот же Лужков,– словно фонтан выплескивал мысли Михаил.
– Так-так… Неужто и вы Миша верите в эти кем-то запущенные байки, что Лужков полуеврей?– снисходительным тоном спросил профессор.
– Как же не верить, если все только и говорят, что его настоящая фамилия Кац. А разве не так?… Было бы не так, он бы наверняка эти слухи опроверг, нашел и наказал бы распространителей, а раз молчит… – Михаил осекся, увидев, что профессор смотрит на него с сожалением.
– Миша не надо безоглядно доверять всевозможным провокаторам. А таковых всегда пруд-пруди. Вам не кажется, странным, что почти каждого мало-мальски талантливого, или чрезмерного энергичного, как в случае с Лужковым, человека, сразу объявляют евреем. И народ в эту чушь верит. Лужков это фамилия отца Лужкова, он из тверской губернии родом, я это точно знаю, потому что с Лужковым мне приходилось пересекаться, когда он, конечно, еще не был мэром. Почему не реагирует на эти провокационные слухи? Точно не могу сказать, но догадку имею. Вы знаете Миша, наш мэр действительно невероятно работоспособный и энергичный, но он, несмотря на наличие у него высшего образования, в культурном плане довольно примитивный человек. По этой причине тот же Церетели сумел влезть к нему в доверие. Потому же он и не препятствует распространению слухов о своем якобы еврействе?
– Ничего не понимаю, зачем ему эти слухи, они же подрывают его авторитет?– не понял доводов профессора Михаил.
– Тут все дело в матери Лужкова, так я думаю. Дело в том, что она у него марийка. А если Лужков начнет компанию против клеветников, то непременно придется ему рассказать о своей полной родословной, чего он, по моему мнению, боится. Он боится прослыть марийцем больше, чем прослыть евреем. Понимаете?– пояснил профессор.
– Нет, не понимаю,– недоуменно развел руками Михаил.
– Ну как вам… Я же говорю, что Лужков в культурном плане недалекий человек, и стесняется своей марийской матери, ему кажется прослыть, умным, деловым евреем более почетно, чем не понятно каким марийцем. Здесь тоже имеет место рецидив не знания нами наших корней, истоков, что марийцы в большей степени достойны быть хозяевами этой земли, чем те же евреи, что они прямые потомки племени меря, одной из составных частей современного русского народа.
– И все равно, не понимаю я этого… дурость какая-то. Впрочем, не о том я хотел. Ладно, бог с ним с Лужковым, хочет быть евреем пусть будет, я вот что хотел, я про высказывания Абдулатипова. Вам не кажется, глядя на то как активно кавказцы пытаются подъезжать к русским девчонкам и женщинам, что это вроде того как в раннем средневековье те же вятичи силой ассимилировали голядь, мещеряков и других финно-угров?– сделал предположение Михаил.
Профессор с усмешкой выслушал Михаила и отрицательно покачал головой:
– Нет, не кажется. Не думаю что у этого, так сказать, проекта есть перспектива. Тогда когда зарождался русский народ славяне, во-первых, численно превосходили ассимилируемые финно-угорские народы, что наглядно отразилось в процентном соотношении ген современного русского человека. И главное, славяне в культурном отношении и экономическом развитии тогда намного опережали финно-угров. Все вместе и обусловило, по всей видимости, не только силовой, но и мирный характер ассимиляции. Потому здесь вернее употребить более точное выражение, не ассимиляция, а слияние двух различных этносов в единый народ. В первую очередь кривичи и новгородские словене являлись наиболее развитыми в культурном отношении, ибо имели связь с Византией и Западной Европой. Они несли более передовую культуру труда и быта, потому они не отвергались большинством финно-угорского населения, несмотря на языковые различия. А что нам несут те же кавказцы?– профессор вопросительно смотрел на Михаила.
– В культурном плане, конечно, ничего, но что касается этой их характерной пассионарности… Вам не кажется, что как раз её-то нам сейчас очень недостает?– предположил Михаил.
– Да их напор впечатляющ, но кроме пассионарности, этого сумасшедшего желания всех здесь под себя подмять, овладеть недвижимостью, продовольственными рынками, женщинами наконец… Кроме этого скорректированного под современность, но по сути средневекового напора, они не имеют не только никаких культурных, но даже экономических преимуществ. А то, что они добились некоторых успехов в постсоветское время именно в низовой экономической сфере, так это в основном за счет криминально-родственной экспансии. Рано или поздно этот «ресурс» они исчерпают. Не сомневаюсь, Смирновы и это перетерпят, не смешиваясь с людьми по сути враждебной ментальности. Слишком уж их у нас не любят. Уверен, надолго кавказцев не хватит, их пассионарность непременно пойдет на спад. Те же, что здесь смогут зацепиться и жениться на русских, они не ассимилируют, а ассимилируются, обрусеют. А те, кто не захотят ассимилироваться, либо будут изгнаны, либо уничтожены. Не забывайте, что в нас имеется не только финно-угорская терпеливость, но и славянская пассионарность, и ее вполне хватит, чтобы на дикий напор ответить соответственно жестко, как на бытовом, так и на государственном уровне…
Профессор тяжело вздохнул, взглянул на часы, и обреченно махнув рукой продолжил:
– Куда большую опасность, нежели кавказская экспансия представляет низкая рождаемость. Если не решим демографическую проблему, нас кто угодно голыми руками возьмет со всеми нашими атомными бомбами, ракетами и многовековой культурой. Но думаю такого не должно произойти, опять же из-за нашего уникального генотипа. Потому я очень рад Миша, что вы стали отцом. Также надеюсь, что ваше поколение не последует примеру нашего, которому советская пропаганда так заморочила головы, что мы в молодости думали черти о чем, только не о продлении рода. Очень надеюсь, что вы и ваша супруга на этом не остановитесь и продолжите производить на свет новых потомков кривичей-вятичей-мещеряков…– явно размечтался профессор, не замечая, что уже собеседник смотрит на него со снисходительной усмешкой.
