Вероника Аверина
Щенок
Глава 14. О нервах и мифической анатомии.
Заглушив мотор у логова, я помолчала несколько секунд, настраиваясь на нужный тон, а потом обернулась к распластавшемуся на заднем сидении Вину.
– Доволен собой?
Вампир открыл глаза и ожег меня злым, ненавидящим взглядом. Кровь ударила в виски, я сжала кулаки и, усилием сдерживаясь, прошипела:
– Как вижу, вполне. Что ж, у меня для тебя есть предложение. Я иду в дом. И даю тебе четверть часа на обдумывание. Если ты не уважаешь меня настолько, что способен назвать шлюхой, то чему ты собрался у меня учиться? Можешь катиться на все четыре стороны. Через пятнадцать минут я закрою барьер на двери, и войти ты сможешь только лишь затем, чтобы забрать вещи.
Хлопнув дверью, я вышла из машины и отправилась в дом. Меня потряхивало. Дыхание билось в горле стремительным пульсом. Ярость никак не желала успокаиваться. А глубоко в животе, под слоями раскаленной лавы гнева, плескалось тухлое болотце отвращения. К себе. Фактически, мой поступок был бегством. Я не справилась. Сдалась. Выходит, Вин обоснованно упрекал меня в слабости. В любом случае, не надо быть ясновидящей, чтобы предсказать развитие ситуации. Он уйдет.
Я прошла в кухню и налила себе холодной воды. Потом умылась, в попытке успокоить тело. Но эмоции заряжали мышцы адреналином, и мне до саднящих костяшек хотелось движения. А, лучше, драки. Разумеется, Ирвин уйдет. Гордость не позволит ему остаться. Пережитое в атриуме унижение не даст и шанса дальнейшему сотрудничеству. А уважения, которое могло бы сломить гордыню, я в нем так и не воспитала. Какое-то время у Ирвина займет восстановление. И, если мой ученик сочтет возможным отступить от избранной диеты, то время это будет весьма скоротечно. А затем последует вызов. Сомневаться в том, что вампир захочет мне отомстить, тоже не приходилось. И я успела узнать его в достаточной степени, чтобы быть уверенной, что он не станет подстерегать меня в подворотне. В нем было слишком много самонадеянности и превосходства по отношению к людям, чтобы он мог отказаться от реванша, но достаточно совести, чтобы не поступить подло. Вызов я, разумеется, приму. Клятва меня больше держать не будет. В поединке я сделаю с бывшим учеником абсолютно все, что захочу. Он встать не сможет. В лучшем случае. А если это случится за пределами «Тыквы», возможно, и в живых не оставлю… Мои губы исказила злая, предвкушающая усмешка. Возможно, во мне тоже чрезмерно много гордыни. Но оставить без внимания прилюдно брошенное в лицо оскорбление я не могла. Я мазнула взглядом по циферблату. Прошло двенадцать минут. Можно не изображать благородство, дожидаясь обещанного срока, а пойти и опустить барьер прямо сейчас.
Выйдя в холл, я изумленно замерла, уставившись на дверной проем. Ирвин, явно страдая от боли, тяжело переступил порог, с трудом ввалился в дом, захлопнул за собой входную дверь и сполз по ней на пол. Я все так же молча таращилась на него, и ученик, ощутив мой взгляд, посмотрел на меня исподлобья.
– Прос… – начал он и тут же застонал, уронив голову. Я впервые испытала слабый укол сочувствия. Поразмыслив мгновение, я подошла и протянула руку. Вампир недоуменно воззрился на открытую ладонь перед своим лицом.
– Опирайся, – сухо предложила я ученику. – Помогу дойти.
Он без возражений схватился за мою руку, с трудом поднялся, но стоять ровно сам не смог, навалившись на мое плечо. Я непонимающе оглядела его с ног до головы. Мои удары не были достаточно сильными, чтобы настолько вывести его из строя. Мне не были ясны причины плохого состояния щенка. В любом случае, ему требовался покой. И, пожалуй, все же врач. Я вздохнула и сделала несколько шагов к лестнице, ощущая, как к левому боку прижимается прохладное тело вампира. Ирвин осторожно повернул голову, не поднимая полуприкрытых век, едва не ткнувшись в мою шею, и втянул носом воздух. Я настороженно замерла, готовая в любой момент дать отпор. Глаза приоткрылись, и ученик, оценив степень моего напряжения, еле заметно покачал головой.
– Молчи, – приказала я, осознав, что Ирвин хочет что-то пояснить. – Кусаться ты сейчас вряд ли способен. Все остальное можно обсудить позже.
Врач прибыл через тридцать минут. Невысокий, подтянутый седовласый и очень серьезный мужчина, медленно, но верно приближающийся к сорокапятилетнему рубежу. Макс. Судьба свела нас совершенно случайно, когда я получила крайне неприятную травму в уличной драке: мне здорово располосовали бедро ножом. Рана была плохая, рваная, глубокая, и обильно кровоточила. Паникующий Мрак кинулся за аптечкой, пытаясь не дать мне истечь кровью на мокром осеннем асфальте, когда темноту переулка резануло светом фар, и из истошно завизжавшей тормозами машины выскочил взволнованный человек. Он оттеснил побратима с сухим и деловым «я – врач», и принялся обрабатывать мои раны. Мрак чудом отбил меня из рук спасителя, не дав увезти в больницу, и урвав у правосудия еще некоторое время моей жизни. Врач, однако, настоял на визите к нему в частную клинику, и в течение долгих недель контролировал мое выздоровление на дому. Совершенно бескорыстный поступок преданного профессии человека был достойно оплачен мной. Среди полезных деловых качеств Макса обнаружилось умение держать язык за зубами, и начало нашему сотрудничеству было положено. Сейчас я знала почти все о его жизни, профессиональном статусе и прочих мелочах, составляющих личностное пространство любого человека. Он знал о моей работе, положении в сообществе и некоторых жизненных обстоятельствах. Макс не работал с наемниками ни до, ни после знакомства со мной. Во всяком случае, на постоянной основе. Качество моего труда он мог бы описать по залеченным им ранам. В моих руках бережно хранились жизни: Макса, его жены и двух девчонок. В его уверенных ладонях – моя жизнь и свобода. Этот бартер лишь укреплял взаимовыгодное сотрудничество, и даже мысли о шантаже не мелькало в наших головах. Макс стал моей палочкой-выручалочкой, отвечая на звонок даже среди ночи, приезжая по первому требованию и делая все возможное для сохранения жизни и здоровья. В общем, отношения уже давно стали дружескими, и я не была удивлена скорому приезду Макса.
– Что на этот раз? – поздоровавшись, поинтересовался доктор, снимая пальто в прихожей. – Выглядишь ты здоровой и бодрой.
– На этот раз не я, – усталый голос не соответствовал характеристике, но я умела себя держать. – Не знаю, слышал ли ты, но у меня завелся ученик. Вампир. Нам наверх, первая гостевая комната.
Мы поднялись в обитель Ирвина, найдя того в постели. Макс тут же проявил деловое любопытство, подойдя ближе и внимательно осматривая будущую жертву его способностей исцелять.
– Вампир? И что с ним?
– Удар в живот, удар в челюсть. Первое меня не волнует, серьезной травмы там нет, ушиб обычный. А вот челюсть, похоже, сломана, – я прислонилась к двери и включила верхний свет, перекрывая тусклое свечение настольной лампы. Обстановка в комнате была почти спартанской. Идеальный порядок на компьютерном столе. Ни малейшего следа пыли. Кровать, застеленная свежим бельем. Задернутые шторы. Притулившийся в углу платяной шкаф. Раньше мебель стояла по-другому. Ирвин передвинул все спустя неделю после переезда. Теперь комната была его, и это отражалось во всем.
Макс бесцеремонно откинул плед, открывая щенка по пояс. Моя помощь окончилась на этапе укладывания на кровать. Видимо, разделся и забрался под плед ученик уже в мое отсутствие. Одежда была свалена в кучу на полу.
– Внутреннее кровотечение, полагаю, можно исключить, – пробормотал доктор, прощупывая живот ученика. Обнаженный вампир выглядел беззащитным. Бледная кожа резко выделялась на бежевой простыне. Над впалым животом выступали ребра. Я никогда не видела Ирвина без одежды. А зря. Было, на что посмотреть. Он казался худым, но, как выяснилось, одежда скрывала упругое, тренированное, по-мальчишески стройное тело. Тело, которому уже не суждено обрести зрелую мужскую красоту. Тем не менее, Вин был вполне хорош и в том виде, в котором застало его обращение. Впрочем, все вампиры привлекательны, это их особенность. Макс, тем временем, снова накрыл ученика пледом, и, повернувшись, спросил меня:
– А он всегда такой холодный?
Вопрос застиг меня врасплох.
– Трудно сказать, – я подошла и нырнула рукой под плед, прикасаясь к груди вампира. Кожа действительно была ледяной, от нее веяло холодом. Я мысленно провела сравнительный анализ с ощущением его ладони на моих пальцах и покачала головой:
– Пожалуй, сейчас холоднее обычного. Но он какое-то время лежал на снегу. Плюс шок… Полагаю, возможность воспаления легких для вампира тоже можно исключить?
– Не знаю, – пробормотал Макс и занялся головой Ирвина. – А почему он не реагирует? Спит?
Я окончательно растерялась. Честно говоря, я была абсолютно уверена, что серьезных травм не нанесла, поэтому дожидалась Макса в гостиной, не проверяя состояние Ирвина. Не потому, что мне было все равно, напротив: мне было слишком не все равно, и я опасалась, что не смогу удержать свою ярость, если ученик позволит себе хотя бы неосторожный взгляд.
– Не знаю, Макс. Когда я его оставила, он был в сознании, попыток отключиться не проявлял.
– Леди, ты меня поражаешь, – прокомментировал мужчина, и оттянул веко вампира, заглядывая в глаза. Неожиданно Ирвин не то проснулся, не то пришел в себя и дернулся вперед, не понимая, что происходит, и кто находится в его комнате. Я тут же резко надавила ему на грудь, вынуждая лечь обратно. Вин поддался неожиданно легко, застонав. Видимо, движение пробудило боль. Макс принялся ощупывать его челюсть. Вин вновь дернулся, приоткрыв губы, из-за которых тут же показались клыки. Я положила руку ему на лоб, придавливая к подушке, и злобно пояснила:
– Это врач. Укусишь – убью.
Ученик подчинился, и в его взгляде проскользнул отголосок страха. Но во время осмотра, все-таки, еще несколько раз дернулся, сдерживая стон.
– Повязку кто делал? – снова подал голос Макс.
– Ученик Мрака.
– Покажи ему потом, как правильно фиксировать, – добродушно покритиковал доктор, снимая бинты, – неплохо, но не идеально. Потерпите, молодой человек. Нужно оценить масштаб трагедии. Да, Леди, это перелом. Гематома сказочная, можно без грима в кино сниматься… Мне не нравится вот это место. Тут смещение и как бы не осколки. Не критично, но… Кто его так?
– Я, – мрачно и коротко.
Макс промолчал, в очередной раз демонстрируя умение не задавать лишних вопросов. Еще немного поразмыслив над моим учеником, он открыл чемоданчик и снова сделал фиксирующую повязку, попутно объясняя:
– Необходим снимок. Ну и лечебные мероприятия. Здесь я шину нормально не поставлю, да и материалов нет с собой. Придется свозить его ко мне в клинику. Там вопросов не зададут. Сделаю ему обезболивающий укол, и едем. Я вас отвезу на своей машине.
Я не стала возражать. Макс быстро ухватил суть наших отношений, в данное время, и не лез с лишней заботой. Но спуститься Ирвин сам не смог, и я была вынуждена вновь ему помочь. В машине Вин расположился на заднем сиденье, я села рядом с доктором, и мы отправились в путь.
– Ты думаешь, снимок удастся? – сомневаясь, спросила я. – У вампиров много особенностей.
– Ну, кости-то у него есть, – логично заметил Макс. – К тому же, попытка – не пытка. Как раз проверим.
В госпитале, действительно, не задавали вопросов. Стерильное помещение, холод которого не согревали даже выкрашенные в теплые пастельные тона стены, послужило нам пристанищем на пару часов. Снимок, осмотр, консультация с каким-то специалистом, необходимые манипуляции… Злость постепенно оставила меня, сменившись досадой. Да, Ами была права: чужих щенков трепать намного легче. И дело не только в том, что своему придется смотреть в глаза. Я постоянно находилась подле Ирвина, не оставляя его ни на минуту. Это трогательное внешне желание было продиктовано отнюдь не заботой об ученике: я ни на секунду не забывала, что привезла в клинику вампира. И собиралась максимально надежно обеспечить безопасность помогавшему нам персоналу. Но, наблюдая страдания ученика, я наполнялась сочувствием к его боли. И не находила объяснений его плохому самочувствию.
Макс привез нас домой ранним утром. Вдвоем мы помогли Ирвину подняться к себе. Выглядел он совсем не радужно: бледнее обычного, ослабленный, с мутным, блуждающим взглядом и серыми тенями под глазами. Макс, задумчиво поджав губы, осмотрел ученика, и выдал свой вердикт:
– Все, что могли, мы сделали. Шина надежная, полагаю, должна выдержать. Надеюсь, молодой человек, вы не станете прилагать усилия к тому, чтобы вернуть себе подвижность раньше положенного? Отлично. Гематому нужно обрабатывать, мне она не нравится. И про процессы заживления у вампиров я слышал только от бабушки, не стоит рассчитывать исключительно на них. Перелом сложный, осколки мы подсобрали. Будем надеяться. Чем ты его, кстати?
– Кастетом, – буркнула я, ощущая подступающую вину.
Макс присвистнул.
– Да вам повезло, молодой человек. Если бы кто-то догадался зафиксировать челюсть сразу и не давать разговаривать, проблем было бы в разы меньше. Что насчет сроков… Веди мы речь о человеке, я бы не рискнул заикнуться о скором выздоровлении. Месяца два, может, чуть больше. Но, поскольку Ирвин – вампир, прогнозы по человеческим меркам строить нельзя. Ты говорила, они регенерируют быстрее. Вот и понаблюдаем.
– Спасибо, Макс, – тепло поблагодарила я, глядя на уложенного в постель щенка. Тот прикрыл глаза, но слушал внимательно, не пропуская ни слова.
– Не за что. Я заеду завтра… то есть, уже сегодня, к вечеру. До этого – полный покой. Я так понимаю, с питанием вопрос не стоит? Замечательно. Как можно меньше движений челюстью, постельный режим. Все будет в порядке. Я думаю, что антибактериальную терапию, все же, надо назначить. И, до кучи, противовоспалительное. Да и регенерацию неплохо бы подстегнуть… Вот, держи список. Хорошо быть бессмертным и здоровым, а вот бессмертным и больным – не очень. Леди, действие обезболивающего закончится через пару часов. Я могу сейчас сделать ему еще укол. И оставлю тебе несколько ампул на всякий случай. Сделать?
– Лекарство оставь, – ровным голосом произнесла я, глядя на щенка. – А укол делать не надо.
– Садистка! – шутливо возмутился Макс.
– Странно, за прошедшие сутки меня упрекнули в этом грехе дважды. Вырисовывается система.
– Серьезно, ты же не собираешься его пытать? Это болезненная травма, – нахмурился Макс, скрестив руки на груди и тоже глядя на вампира.
– Нет. Если захочет укол, получит немедленно, стоит только попросить, – холодно отрезала я, давая понять, что обсуждать не намерена.
– Но… – Макс кивнул в сторону вампира, намекая на невозможность говорить.
– О, поверь мне, я пойму. Устная речь – не единственный способ общаться.
Макс покачал головой, оставил мне упаковку ампул, проинструктировав насчет дозы и частоты, и уехал.
Усталость навалилась на меня мгновенно, словно придавив к полу и порвав в клочья контроль над собой. Алкоголь выветрился уже полностью, переработанный стрессом. Голова гудела. Совершенно разбитая, я заперла щенка, вошла в свою комнату, разделась, умылась и рухнула на кровать. Сон, такой желанный двадцать минут назад, не шел. Я ворочалась, обдумывая случившееся, мозг никак не хотел отключаться. Я не могла понять, из-за чего все это произошло? Что послужило причиной неожиданного взрыва? Я никогда не стремилась выглядеть кроткой и целомудренной, обо мне ходили самые невероятные слухи и сочинялись увлекательнейшие сплетни. Молодняк я вовсе держала в суеверном страхе, представая перед ними злой и зубастой сукой, которая ничего не спускает, бьет больно и долго издевается потом. Логично предположить, что обиженные парни, и, особенно, девки, придумывали обо мне истории, достойные стать сюжетом для триллера. Если Ирвин узнавал обо мне хоть что-то, а он должен был это сделать, то не мог не наслушаться всяких гадостей о моем образе жизни, сексуальных пристрастиях и зверских обстоятельствах убийств. Что же так зацепило его? Я решила проанализировать вечер, перебирая в памяти каждую деталь. Благо, натренированный мозг профессионально четко фиксировал каждую увиденную картинку. В начале вечера Вин мирно беседовал с Санькой. Пил. Смеялся с ребятами. Потом пришла Фрея. Вот. Я вспомнила взгляд, которым окинул меня щенок, когда я уходила с Фреей. Вспомнила эмоцию, которая так удивила меня. Ревность. Я потянула ниточку дальше, и сообразила, что ученик сорвался после долгого и планомерного издевательства ребят надо мной. Они вновь шутили на тему секса с Фреей. Я полагала, что Ирвину понравилась женщина, и он обозлился на то, что мой выбор совпал с его. Но сейчас меня впервые посетила мысль, что ревновал щенок не Фрею. А меня. Но почему? Из-за чего Вин так сорвался? В том, что оскорбление было срывом, я уже не сомневалась. Тем не менее, само то, что Вин, в принципе, допускал возможность оскорбить меня, пусть и в припадке ярости, – катастрофа. Вывод напрашивался только один: щенка нужно взять в руки, и как можно скорее. Поставить его перед фактом моего превосходства. Я вздохнула. Для меня это было непросто. Но выбора не находилось. Уйти Вин не захотел. Значит, придется продолжать его учить. Второй такой промах может слишком дорого нам обойтись. Если бы Вин допустил подобный проступок по отношению к другому мастеру, не из круга моих друзей, все могло закончиться совсем печально. Как минимум, травмой, не совместимой с профессией.
Меня охватила такая жалость к себе, видимо, навеянная схлынувшим адреналином, что я разревелась, сама толком не понимая, от чего. Выплакавшись за полчаса, я уснула тяжелым, тревожным сном без сновидений.
Глава 15. О молчании и прикладной хирургии.
Ирвин попросил укол на следующее утро. Говорить он не мог, поэтому попросту написал, формулируя фразу максимально четко, видимо, чтобы не допустить лишних эмоций. При этом ручка в его руке дрожала, а в глазах плескалась такая ненависть к себе, что я испытала немалое удовлетворение.
Почерк, кстати, оказался ровный, читаемый и красивый. Будто бы им пользовались редко и старательно. Я отчего-то вспомнила школу и уроки каллиграфии. И тут же сообразила: его укусили, когда ему было около двадцати. Вампиры застревают в возрасте смерти надолго. Иногда навсегда. Черт, так он же совсем маленький. Меня охватило такое раздражение, что я хлопнула себя по лбу. Я воспринимала его, как взрослого и серьезного мужчину, но психологический возраст, стало быть, оказался намного меньше. Разумеется, он не подросток. Но и на совсем взрослого его эмоциональные реакции не тянули. А, по меркам юношества, поступки Вина казались вполне логичными и объяснимыми. Будто бал правили гормоны и эмоции.
Странно одно: вампиры не особо эмоциональны. В принципе. Их чувствительность значительно снижена, в сравнении с нами, людьми. Интересно, почему Ирвин так отличается от своих собратьев? Меня мучило острое саднящее чувство, будто я что-то упускаю. Но что именно ускользало из моей памяти, я сообразить не могла.
Макс честно приезжал в течение трех дней, удивляясь и резюмируя, что вампиры – удивительный народ, непонятно только, почему они до сих пор не завоевали мир. И с какой-то злорадностью отмечая, что выраженная боль, видимо, является расплатой за скорость восстановления. Мне боль была только на руку, потому как для Вина попросить укол означало в очередной раз переступить через себя, чему я бессовестно радовалась. В конце своего третьего визита Макс сообщил, что у него есть дела поинтереснее, чем трястись над моим слишком быстро выздоравливающим учеником, проинструктировал еще раз насчет терапии и обещал заехать после выходных, сведя визиты к одному разу в неделю. К тому же, как шутливо пожаловался он, из-за вечерних отлучек его супруга начала подозревать, что у доктора завелась любовница. Ирвин не стоил семейного благополучия, с чем я сразу же согласилась.
Я валялась дни напролет, сделав исключение только для традиционных тренировок. Деньги, конечно, таяли, исправляя последствия моей злости, но резерв пока позволял расслабиться. Как справедливо замечал Мрак, мы достаточно богаты, чтобы баловать себя маленькими удовольствиями. Имелась в виду челюсть Ирвина, конечно.
Спустя шестнадцать дней после происшествия в «Тыкве», из сонного безделья меня вырвал звонок мобильного телефона и жизнерадостный голос Тени:
– Привет, Леди! Как щенок?
– Привет. Слишком быстро поправляется, – проворчала я недовольно, так как меня оторвали от книги. – Я бы помучила его дольше.
– Все в твоих руках, – уверил меня Тень и тут же поинтересовался: – надеюсь, он может обойтись без сиделки несколько часов?
– Разумеется, – недоуменно согласилась я, – А что?
– Приезжай в зал. Мы хотим поваляться вчетвером. Ты будешь?
После короткого раздумья я ответила «да», и трубка тут же замолкла. Уточнять, кто будет четвертым, помимо меня, Тени и Мрака, я не стала. Наверное, Санька. Предупредив Вина, что я отлучусь, я собралась и отправилась повышать квалификацию.
Зря я не уточнила. Щенка на взрослую вечеринку не взяли. Четвертым оказался Святоша. Раздражение поднялось кипящей волной от пяток до макушки, испортив настроение в одну секунду. Совместная тренировка давно стала традиционной, мы периодически устраивали дружеские матчи на кулаках, ножах, мечах и всем, что попадалось под руку. Единственным, в чем мы соревновались редко, оставалась стрельба. Тень побеждал сразу и с большим отрывом. Не надо было быть пророком, чтобы предугадать финал очередного соревнования. Это быстро надоедало.
Совместная тренировка со Святошей теперь, когда наши отношения накалились до предела, поскольку он затронул сферу моих личных интересов, покусился на мою власть, обещала быть испытанием.
Я посвящала работе все силы. Я ею жила. Особенно первые годы. Едва начав полноценно работать после выпуска, я поставила перед собой цель обрести известность в профессиональных кругах. В конце концов, все детство меня учили разбираться в нюансах ведения бизнеса, а наемничество, по сути, та же торговля. И рекламная кампания никогда и никому не мешала. Я брала сначала все заказы в своем сегменте, не выбирая, не привередничая. Старалась выполнять их с максимальной отдачей, чисто, красиво, впечатляюще. И тренировалась, тренировалась, тренировалась. Ами говорила, что я первая в ее практике, кто посвящал так много времени тренировкам после окончания обучения. Фактически, свободного времени едва хватало на еду и сон. Однако уже через три года работы стала заметна разница между уровнем моим и ребят. Через пять лет качество выполнения моих заказов поставило нас на разные ступени. Через восемь лет я превратилась в крайне нежелательного противника. Большинству ребят было все равно. А Святошу такая разница откровенно злила.
Мы с ним были в чем-то похожи. Свят тоже много времени и сил уделял совершенствованию. Но для него жизнь вне работы существовала. И даже была семья. В моей жизни кроме любимого дела не осталось ничего. Отношения меня не интересовали, я ограничивалась краткими встречами ради удовлетворения возникающих желаний. С физическими данными Святоше повезло меньше, чем мне: для моего искусства требовалась легкость, ловкость и скорость. Зато его тело позволяло ему пользоваться более тяжелым оружием, которое, в умелых руках, могло решить исход поединка первым же ударом. Тем не менее, работать Святоша предпочитал в паре с кем-то из мечников, и всегда был отличным напарником.
А вот чему у Свята следовало поучиться, так это планированию. Стратегией и тактикой боя он владел превосходно. Отлично чувствовал пространство, мгновенно реагируя на малейшие изменения в обстановке. Нутром понимал, куда и как надо расставить бойцов, видел наилучшие точки даже для тех, с чьим боевым искусством был знаком лишь в общих чертах. Если предстояла командная работа, спланировать ее лучше, чем Свят, не мог никто.
История клички Святоши была простой и грустной. Он всегда дотошно, едва ли не маниакально выполнял все правила и требования, будь то это распорядок в академии или наемничий этикет. Таких, как он, часто называли хранителями Кодекса, потому что пройти мимо вопиющего нарушения Свят никогда не мог. Мы часто посмеивались над ним, когда он, еще во время обучения, отказывался от каких-то совместных развлечений. Потому и прозвали Святошей, за пуританский нрав. Истинную подоплеку ситуации мы узнали много позже. Мастер-наставник, который принял на обучение Свята, после общей подготовки, был весьма жестким. Если не сказать жестоким. И держал своего подопечного не просто в ежовых рукавицах, а не позволяя ни малейшего проступка. К счастью, характер у Святоши оказался крепче и упрямей, он все выдержал, но решиться на расставание с учителем смог только после нескольких лет работы, сам получив гордое звание мастера. Зато теперь, освободившись от ненавистного гнета, Свят порой, сам того не замечая, разделял взгляды наставника, даже имени которого старался не вспоминать.
Мое согласие принять на обучение вампира, в принципе, не противоречило Кодексу. Не было предусмотрено правил на такой случай. Но Святоша, обозленный на меня за неразумный, с его точки зрения, поступок, нарывался на конфликт уже не первый раз. Нам необходимо было выяснить отношения. И поединок обещал быть непростым. Я уступала Святу в весе и силе. Он мне – в скорости и маневренности. В рукопашной схватке это было не слишком обнадеживающее преимущество.
Ребята поздоровались, поинтересовались состоянием Ирвина, но очень деликатно, не вынуждая меня обсуждать неприятную тему. Мастером Вина была я, и только мне решать, какое наказание будет достаточным для его проступка. Вмешательство Святоши было бестактным, невежливым и попросту вызывающим. И я этого не забыла.
Мы бегло размялись, готовя мышцы к схватке, и разделились на пары. Я встала с Тенью, Мрак со Святом. Потом мы поменялись партнерами, и я окунулась в знакомый бой с братом. Тени удалось дважды достать меня в руку, Мрак прошелся по бедру и спине. Мышцы болели, являясь живым напоминанием моментов, где я сплоховала. Через час был объявлен перекур. Мрак присел на скамью, растирая икроножные мышцы правой ноги. Когда-то брат получил травму, и теперь конечность периодически сводило. Я стояла чуть поодаль, негромко беседуя с Тенью.
– Леди, – преувеличенно бодрый бас Святоши резанул тишину. – А со мной ты не хочешь побиться?
Мрак тихо чертыхнулся рядом. Ха. А на что они еще надеялись, сводя нас вместе? Что мы расплачемся и кинемся обниматься?
– С удовольствием, – отозвалась я, подхватывая тренировочный меч.
Мы замерли, оценивая состояние друг друга.
– Условия прежние? – едко осведомилась я.
– А то, – согласился Святоша. – С Богом.
– С Богом, – кивнула я и закрыла глаза.
Тишина просторного зала разрезалась дыханием ребят и моим. Где-то на улице чирикала птица, и ее тонкий голос проникал сквозь приоткрытые окна. С острым звоном разбивались о карниз капли, падавшие с искрящихся на солнце сосулек. Я сосредоточилась на мире вокруг себя. Когда Святоша размахнулся и ударил, я открыла глаза и шагнула вперед, сокращая дистанцию и лишая его возможности попасть по мне.
Свят был собран и сосредоточен. Поначалу преимущество оказалось на его стороне: он умело держал дистанцию, сворачивая мои атаки. Но скорость Святоши оставляла желать лучшего, и я, поиграв минуты две, разведки ради, поддала жару. Свят понял, что не успевает, с первого же моего замаха. Он извернулся змеей, чудом уводя тело из-под удара, скользнул на два шага назад, перемещаясь в безопасную зону. Я не позволила ему такого удовольствия, устремившись следом. Я была зла на него. Свят допустил фол, позволив себе влезть в мои взаимоотношения с учеником, указывая мне, что делать. И я намерена была доказать, что давно вышла из пятилетнего возраста.
Я провела жесткую атаку, достав Святошу в корпус, чуть сильнее, чем требовал дружеский поединок, и удостоилась гневного взгляда. Дважды я словила его клинок на гарду у самого своего лица. Свят тоже демонстрировал серьезность своих намерений. Мы разговаривали без слов. За нас говорили тела и клинки, весьма доходчиво объясняя точки зрения.
Мы в очередной раз схлестнулись. Яростно атакуя, я строила защиту, нагло пользуясь знанием его тактики, упреждая и контратакуя, не давая передышек, заставляя прогибаться под натиском. Святу, привычному к другому ритму боя, приходилось нелегко. В принципе, ситуация могла бы развернуться и в другую сторону, если Святоше достало бы выносливости выдержать заданный мной темп еще несколько минут. Я просто выдохлась бы. Но выносливости ему не достало: масса, намного превышающая мою, требовала больших усилий. Мы бились около трех минут до того, как его меч, жалобно звякнув, улетел в угол: я подловила товарища на перехвате, ускорив темп. Свят тут же сменил позицию, сжал кулаки, и я поняла, что он жаждет большего. В рукопашной наши шансы несколько уравнивались, а биться мы договорились до первой крови. Я ухмыльнулась и тоже отложила меч. Тело начинало уставать, но результат стоил затраченных усилий.
Святоша атаковал первым, расплывчато целя в корпус, тут же использовав вторую руку для удара исподтишка. Я уклонилась, ответила, вынуждая отступать. Единственным моим шансом оставалась все та же скорость. И юркость: если Святу удалось бы ударить меня всей массой, боюсь, я бы прилегла на минуту-другую. Крутясь вокруг своего противника, я старалась держать темп, постоянно взвинчивая его, не проваливаясь в дистанцирование. Получив два неприятных удара, в плечо и ребра, я изловчилась и подсекла противника, подобравшись совсем близко. Мой расчет сработал: Свят оказался на полу, а я зафиксировала выброшенную в контратаке руку, заставляя остановиться. Святоша оперся на колено, принимая как можно более устойчивое положение. Я провела ребром ладони обозначающий удар по точке на шее, фиксируя свою победу. Не отпуская его, спросила:
– Ну как? Доволен?
Свят посмотрел мне в глаза насмешливым взглядом и внезапно рванул руку на себя. От неожиданности я чуть не упала, но, вовремя сообразив, сгруппировалась и перевела падение в кувырок. В том, что он не станет ломать мне кости, удерживая жесткий захват, я была уверена. Святоша, разворачиваясь за мной, действительно чуть ослабил хватку, позволяя мне безболезненно высвободить ладонь. Я завершила кувырок, встав на колени у него за спиной, и резко развернулась, блокируя его атаку. Уклонилась, пропуская кулак мимо скулы. Заметила открывшуюся на мгновение брешь в защите. И нанесла удар с левой. В лицо. Не сильно, но довернув руку, чтобы серебряное кольцо обеспечило необходимый мне результат. Святоша замер, вытер губы тыльной стороной ладони и уставился на пятно крови. Условия поединка я выполнила. Победа осталась за мной.