Василий Панфилов
Трущобы империй
Тридцать восьмая глава
Венчание Фреда и Мэй решили провести буднично, но народ в Медовых Покоях превратил скромную свадьбу в праздник для всего района.
– Не думал, что я столь популярен, – ошарашено сказал Фред.
– Ты скорее поводом стал, – устало сказал замотавшийся Папаша, – тебя знают и любят, но такой праздник больше потому, что давно у нас ничего хорошего не происходило. Там кого-то убили, здесь с казённых квартир согнали… соседи и родичи уезжают. Даже свадеб последние два месяца не случилось!
Фред кивнул, принимая объяснения тестя – смущёно, но с явственным оттенком облегчения.
– Знаешь… а давай-ка мы тот перехваченный у контрабандистов виски на улицы выкатим, – предложил уже тяпнувший с утра Алекс, – что-то сомневаюсь, что удастся его продать по нормальной цене. А так хоть людям праздник устроим.
Свадьба вышла на славу. Такого размаха, как у Фокадана с Лирой, нет и рядом, но очень недурно прошло. По крайней мере, халявной выпивки у народа оказалось предостаточно, а закуску и развлечения ирландцы и сами обеспечили. Веселье вышло несколько истеричным, но это уж времена сейчас такие…
* * *
Переговоры с губернатором проходили втайне. Алекс, Фред, Папаша, парочка лейтенантов ИРА и Сеймур с доверенными людьми. Встреча проходила на одной из ферм поблизости от Нью-Йорка. Налётчики не так давно порезвились, убив здесь всё семью. Дом, едва отмытый от крови хозяев, ждал своих покупателей, а заодно послужил властям штата.
– Не думал, что мы когда-нибудь встретимся, – откровенно сказал губернатор, брезгливо посмотрев на старые стулья, выставленные на веранде с щелястыми полами. Один из приближённых услужливо постелил на стул чистый носовой платок из нагрудного кармана, и Гораций сел, приняв это как должное.
Отвечать Фокадан не стал, скривив рот в усмешке, усевшись на перила, давно требующие покраски. Ирландцы последовали примеру командира, ведя себя нарочито небрежно. Столь вызывающее нарушение этикета губернатора скорее позабавило. Да плевать… иногда такие вот мелочи заменяют полчаса разговоров.
Тем паче, рассредоточились ирландцы вроде бы небрежно, но так, чтобы контролировать территорию и доминировать при возможной перестрелке. Упасть с перил спиной назад в невысокий кустарник, выхватывая в падении револьвер… стандартное упражнение, внедрённое насмотревшимся боевиков попаданцем.
– Итак…, – сказал один из безымянных помощников Сеймура.
– Союз, – кратко ответил попаданец, покачивая ногой, – мэр у нас очень уж специфический.
– Да уж, – коротко рассмеялся губернатор, – точнее и не скажешь. Подробней.
– Неофициальный союз, – весомо сказал Папаша, – как только мэр споткнётся в очередной раз, и толпа захочет его линчевать, он назначит виновных. Негры, ирландцы, губернатор…
– Судьба ирландцев и негров меня мало волнует, откровенно говоря, – цинично сказал Сеймур, достав сигару и медленно её раскуривая.
– А нас мало волнует судьба губернатора и негров, – парировал Томас О'Брайен равнодушно, потерев красные от недосыпа глаза и непритворно зевнув. Губернатор, поставленный в один ряд с чернокожими, скривился, но промолчал.
– Судьба города, я полагаю, заботит всех? – язвительно спросил попаданец, отмахиваясь широкополой шляпой от клубов вонючего сигарного дыма, – пожары все помнят? Для нас повторение подобных событий и нынешнее почти осадное положение не в радость. Вам же, Гораций, повторение беспорядков будет стоит политической карьеры. А там кто знает… за время своего губернаторства вы немало мозолей оттоптали. Президент охотно свалит на вас все проблемы, как только споткнётесь. Есть сомнения?
– Пожалуй, нет, – спокойно ответил губернатор, – в чём будет суть договора?
– Взаимная поддержка, поначалу неофициальная.
– Остановить выселение ирландцев из казённого жилья не получится, – предупредил губернатор, – Вуд эту идею слишком сильно пропихивает. Пошуметь по поводу беззакония смогу, на этом всё.
– Устраивает, – спокойно кивнул Папаша, – всё едино, в Нью-Йорке снова появляются серьёзные банды. Старые форты и прочий городской неликвид для них самое то, всё равно будут выживать нормальных квартирантов. Обеспечить защиту своим по всему городу не сможем.
– Это все ирландцы в Медовые Покои переселятся? – Восхитился губернатор, даже не пытающийся делать вид, что сочувствует.
– Все оставшиеся, – оправил его Фокадан.
– О…
Сеймур задумался и замолк.
– Так значит, вы собираетесь переселять своих из Города? Мексика, Конфедерация… так? Всё-таки перехватили поток ирландских беженцев из Союза…
– Вы умны и как всегда догадливы, господин губернатор, – равнодушно сказал Томас, – останутся только те, у кого есть возможность прожить в городе даже в нынешние смутные времена. Ну и самые упёртые, конечно. Немного останется: три, может быть пять тысяч как ядро. Переселенцы их Ирландии время от времени будут задерживаться, на пути в более благодатные края.
– Интересное решение, – нейтрально сказал Гораций, – согласен. Так я могу рассчитывать на поддержку вашего… ИРА?
– Пока выполняете соглашения – да, в том числе и на поддержку Боевого Крыла.
– Даже так… – неприятно удивился губернатор, – Боевое Крыло, ну надо же… Не навоевались?
– Да где тут, – откровенно оскалился попаданец, – рано складывать оружие. В САСШ без оружия и военизированных структур бандиты сомнут. У вас есть сомнения, что Вуд будет закрывать глаза на их действия? То-то… В Мексике своя Гражданская разворачивается. В Конфедерации… свои проблемы. Одни только негритянские банды чего стоят.
– В таком ключе логично, – уже спокойней сказал Сеймур, – остаётся только надеяться, что вы не увлечётесь излишне… боевой политикой.
– Здесь? В САСШ мы только отбиваться можем, да и мало нас. Скоро будет мало. А в Мексике и в КША… хм… посмотрим.
– Ирландцы как организованная сила, способная влиять на политику стран! – Губернатор покрутил головой, – сам себе не верю!
– Пока нет, – серьёзно ответил попаданец, – но начало положено.
Гораций Сеймур подавился смешком и дальше вёл себя очень серьёзно, время от времени поглядывая на членов ИРА, будто пытаясь оценить их.
Обговорили права и обязанности сторон, но никаких документов подписывать не стали – губернатор воспротивился, помешала профессиональная паранойя политика. Вкратце – Сеймур обязался одёргивать Фернандо Вуда от его поползновений в сторону ирландцев и прочих меньшинств Нью-Йорка. В список меньшинств не попали негры и китайцы, высоким договаривающимся сторонам их судьба безразлична.
– Очень недурно пообщались, – задумчиво сказал тесть, когда они ехали назад в закрытых экипажах, – когда знаешь, до какой степени можешь рассчитывать на человека, проще строить политику. Мы выгодны губернатору как противовес Вуду и другим радикальным политикам.
– Не преувеличивай, – ответил Алекс, придерживая рукой дробовик и поглядывая в окно сквозь щель в плотной занавеске, – нужны ему мы только как отряд союзников во вражеском тылу. Не забывай: он англосакс, с молоком матери впитавший У нас нет постоянных союзников, у нас есть только постоянные интересы[222].
С этого дня началось осторожное сотрудничество. Поправка к закону или постановлению, информация о каком-то событии загодя. Весомо для тех, кто понимает.
Но и ирландцы могли дать немало. Так, несмотря на подзуживание Вуда и ряда радикальных политиков, большая часть рядовых горожан к кельтам настроена если не благосклонно, то вполне нейтрально. Кто-то помнил роль ирландцев в уничтожении бандитов, для кого-то они боевые товарищи. Ну и разумеется, меньшинства.
Французы и немцы, коих в Нью-Йорке предостаточно, хорошо помнили свою порцию помоев, выплеснутую на них в газетах. Владельцев газет приструнили, поскольку ссориться с могущественной Францией разорённой стране не с руки. Нашлись заступники и у немцев. Но память у меньшинств осталась.
Серьёзной поддержки от них не наблюдалось, но доброжелательный нейтралитет – уже немало. Особенно если вспомнить, насколько велик процент вчерашних эмигрантов в Нью-Йорке и сколько из них не подпадают под определение англосакс.
Другое дело, эмигранты по большей части разобщены. Французская община Нью-Йорка, некогда очень сильная, издавна имела хорошие связи с Югом. Новый Орлеан, Луизиана… не так давно эти земли принадлежали Франции.
С началом Гражданской немалая часть французов переехала к своим, а оставшиеся на Севере утратили позиции, как неблагонадёжные. После проигрыша и вовсе… французы начали мигрировать в КША из Нью-Йорка, опережая ирландцев.
Они приезжали в САСШ за лучшей жизнью, а таковая сейчас именно на Юге. Мигранты, не успевшие укорениться на Севере, не чувствовали его своей Родиной. Гонят? Ну так и чёрт с ними! Всё равно работы нет, а экономика рухнула так, что непонятно – будет ли хоть какой-то подъём в ближайшее десятилетие.
Кризис, из-за которого политики стремительно становились радикалами, а на поверхность всплывали самые наглые и горластые, набирал обороты. Грамотных управленцев среди этой публики не наблюдалось…
Обычно в такие времена власть в стране берёт хунта, наводя порядок по законам военного времени. Плохо ли, хорошо ли… всё лучше, чем банды, у которых на вооружении уже не ножи с дубинками, да редкие револьверы, а Гатлинги[223]. Самое время военным взять власть, да годик-другой продержаться, наводя порядок. Потому уже и гражданских специалистов можно к власти допустить – экономику поднимать.
Увы… для жителей Севера, но ничего похожего не наблюдалось. Попаданец подозревал, что страну уже взяли негласно под внешнее управление. Ни Великобритании, ни Франции не нужен конкурент в Новом Свете[224], а тем паче конкурент, способный влиять на мировую политику. Пока есть возможность задавить потенциального конкурента, задавят.
– Тревожно мне, – поделился сомнениями Алекс с супругой, после чтения вечерней газеты, – всё к тому идёт, что дело кровью закончится.
Лира уселась напротив, опёршись подбородком на маленький кулачок.
– За нас боишься?
– Да, – без обиняков ответил Фокадан, – в квартал к нам не сунутся, побоятся. Да и сунутся… чтобы нас выбить, армия нужна, с артиллерией – строили с учётом возможных городских боёв. А вот когда мало нас останется, могут напасть на поезд с переселенцами – к примеру. Из Медовых Покоев в таком случае уже не помогут – просто людей не хватит, чтобы одновременно оборонять квартал и выделить кого-то в помощь вне его.
– А зачем нападать? – Удивилась супруга, – нас грязью поливают, мы уезжаем. Наоборот, радоваться должны. Ирландские бандиты уезжают и претенденты на рабочие места.
– Это логика нормального человека, – вздохнул Алекс, – а я попытался поставить себя на место этих… упырей. Как ни крути, но пустить нам кровь выгодно слишком многим. Радикалы так своих сторонников кровью повяжут.
– Как у бандитов? – Напряжённо спросила Лира, чуть нахмурившись.
– Точно. Бандиты… эти могут вроде как силу показать горожанам.
– Запугать оставшихся?
– Угу. Губернатор может спровоцировать нападение, чтобы потом мэра обвинять. И это только так… навскидку.
Лира несколько минут сидела молча, с печальной гримаской на красивом личике.
– Ладно, – нехотя сказал она, – не уверена, что ты прав, но твой прогноз достаточно вероятен. Уедем с дочкой просто для того, чтобы тебе здесь было спокойней.
Хлопот с переселением жён и детей хватило. Сам переезд ещё туда-сюда… ситуация пока не настолько взрывоопасная. А вот где их устраивать, на какие средства…
В Конфедерации так отчаянно нуждались в рабочих руках, что готовы принимать на работу прямо с колёс. Женщин, детей… на тамошних фабриках полно одноруких и безногих. Говорят, встречались даже безрукие, что-то там контролировали.
Когда Алекс впервые услышал это, волосы дыбом встали от ужаса. Никогда ранее он не подозревал, что значит демографическая катастрофа. И уважения к южанам прибавилось, эти умеют сражаться буквально До последнего человека.
И при таком дефиците рабочей силы, переселенцев с Севера сравнительно немного. Ирландцы, представители французской общины, немногочисленные поляки и вовсе уже редкие русские. Ехали либо к своим, как французы в Луизиану и Новый Орлеан, либо парии[225] вроде ирландцев и поляков.
Англосаксы и протестанты других национальностей, в КША почти не переселялись. Об этом почему-то не говорилось прямо, но после войны появилось твёрдое разделение на Мы и Они. Англосаксы-протестанты из КША после печально знаменитого приказа Шермана о Выжженной земле, не считали больше своими англосаксов-протестантов из Союза.
Ситуация зашла так далеко, что они начали родниться с креолами и даже индейцами, лишь бы только те воевали под знаменем Конфедерации. Для старожилов Юга из числа потомков французов или испанцев, в этом нет ничего зазорного, во многих плантаторах текла индейская, а порой и негритянская кровь. И ничего, принимали в обществе, служили на высоких постах.
Для англосаксов же, свято уверенных в том, что они являются представителями Высшей расы… немыслимо! Многие из них обосновались на Юге всего десять или двадцать лет назад, образовав собственное сообщество. До Гражданской они слабо смешивались со старожилами, тщательно выбирая чистых и нечистых для общения. Чёрт побери, да многие англосаксы, выросшие в трущобах, искренне считали себя выше чистокровных испанцев с длинной родословной. Они же англосаксы!
На Севере же, напротив, всячески нагнеталась истерия по поводу чистоты расы. Во многом это явление искусственно, как великолепное средство отвлечения от реальных проблем с экономикой.
– Ату их, ату! Это из-за негров у вас нет работы! Ирландцы едят наш хлеб! Тупые поляки!
Лозунгов такого рода встречалось предостаточно. Политики и раньше не особо стеснялись в выражениях, а уж теперь и подавно.
Но проблема не только в политиках. Ветераны-северяне искали оправдание. Это не они плохие, потому что следовали тактике Выжженной земли, это южане неправильные. Недочеловеки.
Когда попаданец впервые встретил это слово в статье, где профессор права важно рассуждал о низших и высших расах, ему стало страшно. Но статья послужила спусковым крючком для научного расизма, и стали появляться статейки на тему, что если в южанах течёт неправильная кровь, то они и сами – неправильные. Недочеловеки.
А победили конфедераты… так это всем известно – предательство. Проклятые французы! Да и ирландцы… не всё с ними чисто. Пусть сражались они храбро, спору нет. Вот только подозрительно – чего это они покидают САСШ? Нет ли в этом какого-то заговора?
Нужно сказать, что статьи такого рода не слишком востребованы, да и ирландцев они задевали по большому счёту краешком. После того, как поток ирландской миграции из Нью-Йорка стал ощутимым, рядовые горожане стали относиться к кельтам заметно спокойней.
Уезжают конкуренты, ранее претендовавшие на рабочие места? Ну и слова богу, чего теперь на них злиться-то?
А вот Юг как воплощение Сатаны, в газетных статьях встречался часто. Даже Алекс, скептически настроенный к прессе, после прочтения порой задумывался: может, ну его, этот Юг? Неприятное местечко, не для порядочных людей… В нескольких газетах КША, доставленных по его просьбе, попадались похожие статьи, но уже о Севере.
Непонятную ситуацию легко разрешил Папаша, подкованный в политике. Они как сидели за рюмкой чая по семейному, в столовой у Фокадана.
– Что тут странного-то? – Удивился Томас О'Брайен вопросу, – разделяй и властвуй. На Севере боятся без рабочих рук остаться.
– Как же боятся, – перебил тестя Фред, – если сами нас выгоняют.
– Нас, – фыркнул Папаша, – то-то и оно. ИРА и до войны не только кельтов защищало, хоть призыв вспомни. Да на войне ирландцы себя отменно проявили. Не начни политиканы на нас давить, так через год-другой мы бы сами из них масло выжали. По крайней мере, профсоюзы куда как жёстче могли бы себя вести.
– А негры?
– Эти-то? Ты вспомни, сколько их с Юга понабежало? Ничего не умеют, берутся работать за любые деньги. Промышленникам они в общем-то и не нужны в качестве рабочих. Сам вспомни, сильно их нанимали? Так, чтобы рабочие руки у южан отобрать. Отобрали, а сейчас не нужны, вот виноватыми назначили, чтоб народ пар на них выпускал.
– А где тут Боятся без рабочих рук остаться? – не сдавался Фред.
– Если слишком много народу уедет, так рабочим платить нужно будет нормально, а не как сейчас – за еду работают.
– С Севером разобрались, – согласился внимательно слушавший дядю Рональд О'Брайен, – а с Конфедерацией почему так?
– Мальчишки…, – если слышно пробормотал Папаша, и уже громче, – тоже боятся. Начнут приезжать к ним те солдаты из англосаксов, что за Союз воевали, осядут. А лет через пять-десять северяне уже в большинстве будут. Да со своим виденьем мира. Дальше объяснять?
– Нет, дядя, всё понятно! Переворот.
– Почему ирландцев да поляков в КША привечают, разъяснять нужно?
– В Конфедерации привечают, потому как в Союзе гнобят, так? Даже если кто и не разделяет идеалы Юга, то вряд ли снова захочет воевать за Север. С таким-то отношением…
Через несколько дней после этого разговора, в газетах развернулась травля чернокожих, и без того поставленных фактически вне закона. Обвинялись они в самых страшных грехах, порой совершенно абсурдных.
До середины апреля ситуация с неграми искусственно подогревалась. На улицах Нью-Йорка можно увидеть ситуации, когда нетрезвые мужчины расправлялись с чернокожими образцово-показательно, на глазах у полиции. Те не вмешивались, даже если негров вешали на фонарных столбах… Мужчины эти, что характерно, из личной дружины мэра.
Вскоре их примеру начали следовать уже и обычные горожане. Не все после войны сохранили душевное здоровье… Чёрные побежали, их группы сопровождали группы вооружённых лояльных граждан, стреляя по любому поводу[226].
В Нью-Йорке большая их часть вербовалась в Канаду, пусть даже условия контракта стали вовсе уж кабальными. Разлучали семьи, мужчины и женщины отдельно… Но вариантов у негров не осталось: по слухам, в глубинке их попросту убивали.
Тридцать девятая глава
В штаб влетел белобрысый мальчишка из Молодой Гвардии.
– Сэр! – он навытяжку встал перед Фокаданом, пытаясь изобразить военную выправку. Передав зажатую в потном кулачке записку, Гвардеец потерял серьёзность и снова стал мальчонкой лет восьми, которому старшие товарищи дали ответственное поручение.
– Спасибо, солдат, – серьёзно сказал Алекс, на что мальчик просиял щербатой улыбкой, стукнул босыми пятками друг о друга и умчался, подпрыгивая. По мере того, как попаданец читал, лицо его делалось всё более хмурым.
– По коням, – коротко сказал вестовому, – нападение на склад, поднимай дежурный взвод. Да… Гатлинги тоже брать, экипируемся по полной.
Через пять минут полсотни верховых одвуконь[227] при четырёх странноватых повозках, вышли на рысях из Медовых Покоев.
– Воевать едут! – С восторгом сообщил давешний мальчишка приятелю, примостившемуся вместе с ним на заборе по соседству.
– Ага, – согласился рыжий приятель, – по два револьвера у каждого, да и ружей у некоторых по два[228]. Меня бы с ними!
– Да, – мечтательно согласился белобрысый, – здоровски получилось бы! Мне брат давеча давал из револьвера стрелять. Ух! Лягается, чисто мул, но удержал!
– Попал хоть?
– А то! – Хвастливо отозвался гонец, – но почти тут же смутился и добавил, – почти. Рядышком с мишенью пуля легла, дюймах в пяти. Знаешь, какая отдача? Ух! Брат сзади за руки придерживал, и всё равно!
* * *
Ограбленный склад формально принадлежал военным, но серьёзной охраны там не стояло. Армейское начальство в большинстве своём весьма прохладно отнеслось к закупке Максимилианом военного имущества.
Алекс подозревал, что дело тут прежде всего в меркантильных интересах: только-только они собрались погреть руки на армейском имуществе, как подсуетилось гражданское руководство и распродало это самое имущество за бесценок. Не то чтобы военные действовали бы иначе…
Поскольку к военному имуществу принадлежал только склад, но не его содержимое, то местное начальство весьма формально отнеслось к его охране. Иногда удавалось договориться, и за дополнительную мзду армейцы серьёзно относились к службе. Чаще всего деньги брали охотно, тут же забывая о своих обязательствах.
Вот и сейчас…
– А я чо? – лениво бубнит опустившийся алкоголик, невесть зачем одетый в грязную форму Союза, – я ничё. Стою я, значица, и бах! Передо мной двое… нет, четверо бугаёв с оружием, и все в форме Конфедерации. Новенькой! И револьверты на меня, а пятый – саблей в горло тычет! Вот.
Алкаш задрал голову, демонстрируя старый бритвенный порез на грязной, отродясь не мытой шее с ползающими по ней вшами, пытаясь выдать его за свежую сабельную рану. Врал бестолково, постоянно путаясь и запинаясь. Но складское начальство, в лице немолодого лейтенанта и парочки капралов, охотно слушает враки. Поскольку складских сопровождал взвод федералов, недобро поглядывающий на ирландцев, устраивать полевой допрос[229] лжецу не с руки.
– Сговорились же, – процедил сквозь зубы Фред, который с недавних пор начал расхаживать ногу в длительных поездках.
– Врёт, – согласился Алекс, – это и ежу понятно. Ты вот что… Маккиннона возьми и других наших браконьеров. Пусть покрутятся вокруг, следы посмотрят. Чует моё сердце, что официально нам это не дадут.
Следующие пятнадцать минут попаданец стоял, время от времени задавая вопросы на грани – так, чтобы нельзя понять, насколько серьёзно воспринял он эти враки. Наконец, заметив сигнал Фреда, вежливо отпустил складских.
– Бандиты, командир, – с хрипотцей сказал Маккиннон. Его товарищи подтвердили слова кивками.
– Дезертиры или кто?
– Ну… если и дезертиры, то вконец расслабившиеся, – ответил следопыт, сняв шляпу и задумчиво почесав макушку, – что вояк там много, это к цыганке не ходи. Но дисциплина там не армейская, за это поручиться могу.
Фокадан кивнул, он уже не пытался проверять следопытов в таких вещах. Если время позволяло, то пытался разбирать следы сам, пользуясь подсказками. Но не сейчас.
– Сколько?
– Сотни две.
Алекс присвистнул. Не то чтобы рекорд по нынешним временам, но внушительно. Тем более, это может быть всего лишь основным ядром банды. Сколько их там в логове, и как оно укреплено, бог весть. Впрочем… и посерьёзней банды громили.
– Круг делаем, – предупредил он бойцов, – вроде как назад возвращаемся. Ручаться могу, в сговоре здешняя сволота с бандитами.
– С конфедератами связываться боимся, – добавил Фред с ядовитым смешком, – пусть думают, что мы купились.
Показав возвращение в город, следопыты кружными путями вывели взвод на следы бандитов. К великому облегчению Фокадана, тянулись они не к железной дороге, а в глубинку.
– Много груза-то? – Поинтересовался Фред.
– Нет… большую часть вывезти успели раньше. Но товар ценный по нынешним временам – мука.
Друг кивнул, сжав губы, за еду уже начали убивать. Нехватки продовольствия ещё не возникло, но игрища спекулянтов привели к тому, что люди приготовились к голоду.
Учитывая, что северяне не славились взаимопомощью даже в сытые времена, вполне логично. Протестантская мораль говорит, что бог явно выделяет грешников и праведников. И если человек беден, то это только потому, что он грешник, бог его не любит. И помогая ему, не нарушишь ли волю бога?
Больше сотни тяжело гружёных фургонов оставили заметную колею, по которой зачем-то прогнали табун.
– Замаскировать пытаются, – доложил со смешком один из следопытов, – проезжают по следам повозок всем отрядом на лошадях.
– А потом ещё и коров туда-сюда гоняют, – добавил подъехавший Маккиннон, откровенно скалясь, – вроде как следы коров поверх следов подкованных лошадей, чего-то скроют.
Хохотнули, уловка рассчитана на горожан. Пусть таковых ирландцев большинство, но думать, что в отряде не найдётся хотя бы парочка следопытов, глупо. Или ловушка?
– Парни, – подозвал Фокадан следопытов, – ловушку не устроят? А то сейчас под дурачков косят, мы и расслабимся.
Маккиннон нахмурился и кивнул нехотя:
– Могут, сэр. Для бандитов это слишком умно, но вы правы. Мало ли, найдётся какой башковитый в верхушке, да настоит на своём.
Дальше ехали уже более сторожко, хотя и до этого по все правилам – с авангардом, арьергардом, боковым охранением…
– Вы правы, сэр, – подъехал к нему Маккиннон полчаса спустя, – ловушку готовят. Мы там с парнями проехались, поняли как. Повозки вперёд пойдут, мы за ними. Эти же с трёх сторон навалятся, да как раз к повозкам прижмут.
Фокадан помрачнел, опять потери предполагаются…
– Кто у них там хоть, кавалерия или пехота больше?
– Кавалерия, – уверенно ответил следопыт, – пехотинцев среди них мало, на возках в основном.
– Логично… Значит, сделаем так…
* * *
– Чтой-то тянут ирлашки, – пробурчал сквозь зубы один из возчиков, оглядываясь назад.
– Может, передумали, – отозвался приятель с соседней повозки, – с конфедератами Джимми хорошую байку придумал, уже забояться могли. Да потом если за нами двинулись, так понять нетрудно – народа у нас много.
– Да вроде лихие вояки, – не согласился возчик.
– Лихие-то лихие… да припомни, они же инженеры. В землю коль закопаются, так хрен их оттуда выковыряешь. Я бы не полез. Один единственный раз форт брали, и то… люди всякое болтают.
– Да верить этим болтунам, себя не уважать. Свояк мой там был – говорит, по чести ирлашки воевали.
– Ну может и так, – охотно согласился приятель, щелчком кнута сбивая слепня с кобылы, – но раз всего, да и то – укрепления брали, а не в чистом поле воевали. И своих сколько положили. Нет… если даже и дойдут до нас, то парни шуганут их, и всё. Кто ж будет за чужое добро умирать?
– Мы, – неожиданно зло отозвался возчик, харкнув на землю, – недавно все мы за чужое добро воевали и умирали.
– Едут, – прервал разговор прискакавший всадник, – разворачивайте возы.
Бандиты начали разворачивать возы поперёк дороги, сцепляя их между собой и отводя лошадей. Получилась этакая подкова, вогнутой стороной к преследователям, причём возы образовали несколько слоёв. В возах и под ними устроились возчики, спрятавшись за мешками с мукой и выставив винтовки.
Место для встречи противника очень удачное, дорога проходит через заболоченный луг. После недавних дождей пройти по нему можно с большим трудом, увязая на каждом шагу в грязи. Так что лихой атаки можно не опасаться. Да и любимая Кельтикой позорная[230] атака ползком в таких условиях невозможна.
– Сейчас, – излишне громко сказал прыщавый юнец, сжимая Ли-Энфильд и вглядываясь в щель между досками, – сейчас ирлашки на нас выскочат, а там и парни с боков навалятся.
Остальные возчики так же переговаривались, пряча нервозность за лихими разговорами. По рукам заходили фляги и бутыли с виски, плитки жевательного табака, кокаин.
Послышалась стрельба и давешний юнец оскалился зубасто, обнажив белесые дёсны.
– Гонят ирлашек!
Но тут послышались характерные звуки Гатлингов и лица возчиков вытянулись.
– Я на такое не подписывался, – пробормотал немолодой мужчина, крепко сжимая Шарпс и ввинчиваясь между мешками, – подработал, мать вашу…
Минуту спустя на составленные подковой возы выскочила кавалерия банды, принявшись растаскивать возы.
– Быстрее, уроды, быстрее!
Кавалеристы щедро раздавали пинки и затрещины, да и прикладами досталось кое-кому из возчиков.
– Гатлинги! – С надрывом провыл один из прискакавших бандитов, не замечая, что у него текут слёзы по грязным щекам, – Гатлинги! На повозках! Они знали, знали!
Бандит начал выть, оглядываясь назад. Потом, неожиданно для окружающих, перелез через воз, второй… Минуту спустя он уже бежал по дороге и судя по всему, надеялся убежать от страшных ирландцев со скорострельным оружием.
Его примеру последовали и другие, воцарилась паника. Главари попытались приструнить паникёров ударами прикладов и пинками, но… поздно.
Прогремели выстрелы, сохранивших спокойствие лидеров убили. На дорогу лихо выехали странноватые повозки, возницы которых тут же развернули их задом к бандитам.
– Гатлинги! – Тут же заорал юнец, и бросился бежать прочь. Стволы у механических картечниц[231] зашевелились и начали выплёвывать пули, кроша скопившихся перед награбленным добром бандитов.
Ответная стрельба вышла малоэффективной, повозки с Гатлингами прикрыты металлическими щитами, прикрывавшими экипаж и лошадей. Пули со звоном рикошетировали от металла, оставляя вмятины.
Вскоре ответная стрельба бандитов прекратилась. Большая их часть лежала мёртвой перед повозками с мукой, образовав груду тел, где лошадиные туши перемешались с человеческими телами. Получилась такая… мясная баррикада, так что дальнейшая стрельба стала бесполезной для обеих сторон.
Возчики бандитов, оставшиеся в живых, сопротивляться и не думали. Возможно, отдельные храбрецы среди них и нашлись бы даже после применения Гатлингов. Но большая их часть бежала сейчас к упряжным лошадям, спеша покинуть место бойни, пусть даже охлюпкой[232].
Ирландцы не обстреливали беглецов и вскоре все возчики бежали к лошадям. Только тогда бойцы ИРА начали растаскивать кровавую баррикаду и повозки, добивая раненых. На это понадобилось всего несколько минут, после чего через проход просочились всадники, последовавшие за бандитами.
* * *
– Чисто, командир, – полчаса спустя доложил Рональд О'Брайен, возглавлявший погоню, – никто не ушёл.
– Славно. У нас потери есть?
– Мелочи, парочка ранений. Отстреливаться на скаку назад, да ещё и без седла… Если бы попадали, таких стрелков у Барнума[233] с руками оторвали. А скорее даже – в техасские рейнджеры[234] без конкурса.
– Славно.
Однако убитые у ирландцев всё-таки имелись. В начале перестрелки, когда Гатлинги ещё не успели развернуть, бандиты щедро тратили патроны и успели убить пятерых. Ещё двое находились в тяжёлом состоянии, ранения же той или иной степени тяжести получила почти половина бойцов. Учитывая почти четырёхкратное преимущество бандитов в численности, результат более чем приличный, даже с учётом Гатлингов. Но… попаданец так и не научился прощать себе ошибки, мнимые или реальные.
Своих раненых и убитых погрузили в повозки, Фред прочитал молитву над погибшими и сказал небольшую речь. Простая по сути, но слова подобраны так, что лица бойцов просветлели.
После трансформации из англичанина-протестанта в валлийца-католика (рвать с прошлым, так по полной!), он сильно озаботился морально этическими различиями конфессий. И как многие неофиты, очень болезненно воспринимал острые углы прошлого. Теперь протестантская этика колола ему глаза, но и в католицизме хватало недостатков.
Как человек, увлечённый новым для него направлением христианства, и идеями социальной справедливости, Виллем сейчас пытался скрестить социализм с христианством. Идея не новая.
