Командующий конфедератами Джонстон с основными силами засел на горе Кеннесо, прикрывая железную дорогу, ведущую от Атланты к городку Мариэтта. Меньшая часть его войск сидит в траншеях, опоясавших Мариэтту. Южане имеют почти в два раза меньше солдат, зато опираются на железную дорогу и могут получать какие-то подкрепления.
У Хукера бригада занимается именно тем, чем должна – инженерными работами. По большей части Кельтика прокладывает дороги и строит мосты, для чего нужна нешуточная квалификация. Горная местность не прощает ошибок, требуя очень грамотных строителей.
Офицеры ИРА к таковым относились весьма условно, но выручал тот факт, что добрая половина бойцов до призыва в армию успела поработать на стройке, причём в горных условиях тоже. Настоящих инженеров среди них нет, но человек пятьдесят являются опытными бригадирами-строителями и успели поработать на серьёзных объектах, в том числе и руководя достаточно крупными коллективами. Собственно говоря, добрая половина офицеров и сержантов бригады именно из их числа. Как-то так сложилось, что именно строители и горняки работали в больших коллективах и имели какие-то зачатки самоорганизации.
Помогало и то, что Алекса и остальных офицеров успели поднатаскать гражданские инженеры ещё в Нью-Йорке. Формулы из школьного курса физики и математики, ранее безликие и оторванные от реальности, очень хорошо объединялись с приобретаемыми практическими знаниями.
Расчёты на бумаге получаются хорошо – в школе двадцать первого века давали куда более продвинутую теорию, чем требовалось армейским инженерам в веке девятнадцатом. Книжная теория от попаданца объединялась с опытом и практической сметкой бригадиров, и в общем-то получалось неплохо.
При необходимости можно обратиться и к майору, которому в Сен-Сире вдолбили весьма серьёзные знания. Но Ле Труа старались не трогать, на нём и так вся бригада. Один кадровый офицер на три тысячи человек… как ни крути, но маловато.
Пусть офицеры ИРА куда как умнее среднего кадрового офицера САСШ[140], но знаний и опыта не хватает. Учиться приходится на ходу, так что офицерский состав Кельтики в свободное время обкладывается книгами, посерев от дикого недосыпа. Их примеру следуют и некоторые сержанты, капралы и даже рядовые. А что… амбиции никто не отменял!
Самообразованием командиры ИРА занялись ещё в Нью-Йорке, но только война показала, насколько им не хватает знаний. Постоянно всплывает что-то, что нужно знать если не прямо сейчас, то максимум завтра. И очень стимулировало то, что от этих знаний нередко зависели жизни подчинённых.
К началу июня из-за сложного рельефа местности и растянутых коммуникаций северян, начались трудности со снабжением. Ле Труа скрипел зубами и ругался на десятке языков так, что неловко порой становилось даже попаданцу. Раньше он считал русский язык самым изобретательным по этой части, но француз показал ему, что и другие языки могут похвастаться интересными словечками. А уж заворачивать эти словечки в замысловатые конструкции Ле Труа умел. К слову, некоторые интересные выражения за ним записывали, в некоторых случаях они могут крепко выручить.
– Бардак! – Разорялся француз, рубя раскалённый летний воздух рукой и свирепо дымя трубкой, прохаживаясь по штабной палатке, – снабжение – это первое, что должен учитывать командир при осаде. А этот… Текумсе… мать его… за ногу…, он что – думает, что ему железную дорогу построят?!
– Дорогу, дорогу, – забормотал попаданец, жестом затыкая присутствующих на совещании офицеров. Те не раз видели приступы вдохновения, приводившие порой к неплохим результатам – вроде того же динамита.
В голове у Алекса вертелось что-то…
– Есть! – Закричал он, – бумагу мне и карандаш!
На листе он начерно набросал схему декавильки,[141] модули которой пару раз встречал в интернете. Ничего сложного на само деле, всё очень примитивно. Здесь главное – рассчитать вес таких модулей, чтобы с одной стороны их можно перетаскивать вручную, а с другой – чтобы они не гнулись от груза.
– Это ещё от металла зависит, – бормотал он, тут же проводя расчеты, – у нас в мастерских можно, да…
В мастерских бригады больших запасов металла не держали, но несколько секций на пробу сделали всего за пару часов.
– Работает! – Восторженно заорал Фред, наблюдая как полудохлая заморенная лошадка, легко передвигает по рельсам груз, десятую часть которого она не сдвинула бы на самой ровной дороге, – работает!
После феерического провала с динамитом, Алекс с помощью приятеля-голландца из юридической конторы, немного подковался в области патентного права. Большим знатоком не стал, но парочку моментов вынес.
С помощью шаблонов, которые таскал в саквояже как раз для таких случаев, бумаги на патент оформил должным образом. Обговорены возможности изменения размеров, веса… запатентована, по сути, сама идея. А главное, генеральную лицензию Алекс передавал… армии САСШ – с тем, что прибыль с таких вот конструкций делилась отныне на три доли. Самому мистеру Фокадану или его наследникам, ИРА – исключительно на благотворительные цели и… армии САСШ.
Таким образом, денег Алекс получает заметно меньше, чем мог бы, зато с гарантией. Армия, закупая или производя такие модули, будет возвращать себе часть средств. Да на таких условиях они понаделают их с избытком! С армии много не поимеешь, зато для горных работ такие переносные узкоколейки – самое то.
– Хм…, – сказал Хукер, почесав небритый подбородок – вопреки моде, генерал не отращивал бороду, усы или хотя бы могучие бакенбарды на пол щеки, – ещё раз.
Взятая под уздцы лошадка прокатила по рельсам груз. Тряхнув головой, Хукер подошёл к тележками и попробовал сам сдвинуть их с места.
– Недурно, – с долей сомнения сказал он, – а цена?
– В мастерских сделали на скорую руку, – пожал плечами Фокадан, – ничего сложного. Если на фабрике делать, то стоимость металла будет в разы выше стоимости работ. Настроить оборудование, и с такой работой любой дурак справится.
Хукер, дыша свежим алкоголем, ничего больше не сказал, что для словоохотливого генерала нехарактерно, но внимательно осмотрел конструкцию и забрал с собой чертежи. Через два часа посыльный принёс из штаба подтверждение на патент и приказ о создании таких модулей, давая Алексу карт-бланш[142] от своего имени, предписывающий тому
– … делать всё, что угодно, хоть расстреливать чиновников, но создать нужное…
Попаданец после получения такого вездехода едва не разорвался на части, стараясь везде поспеть. Похудев едва ли не на двадцать фунтов, Алекс всё-таки сумел наладить массовое производство Переносных узкоколейных дорог Фокадана.
Грузы начали поступать в полной мере, что оценил даже Шерман. Показавшись в бригаде, командующий произнёс перед солдатами короткую речь, в которой упоминались только рядовые бойцы и сам Фокадан. Далее вручили патент на чин майора, причём не ополченца, а федерала. Тем самым Алекс сравнялся званием с непосредственным командиром – Ле Труа. А фактически, по неписанному, но достаточно жёсткому Табелю о рангах, обошёл.
Ход Текумсе сделал образцово иезуитский ход, но поссорить офицеров не смог. Неформальное главенство попаданца в ИРА и без того воспринимали как должное, пусть он и отнекивался от главенства формального. Ле Труа относился к Алексу как к родному, считая его то ли приёмным сыном, то ли внуком… Тем паче, старый француз терпеть не мог Шермана и не факт, что принял бы повышение от Бесславного ублюдка, как он прозвал командующего за тактику выжженной земли.
– Теперь ещё и медали какие из Вашингтона дадут, – мечтательно протянул Фред, – за такое дело, а?! Сидевшие под полотняным навесом офицеры в одних рубахах, собравшие крепко выпить и закусить по случаю нового звания товарища, закивали одобрительно. Пусть большая часть славы досталась Фокадану за переносные железные дороги, но и они молодцы!
Бригада работала образцово, так что даже невзлюбивший её Шерман не смог придраться и как-либо наказать Кельтику. Об этом со смешками рассказали офицеры из других полков – далеко не все любили командующего, как раз за излишнюю жестокость и тактику выжженной земли.
– Сильно сомневаюсь, – нетрезво сказал Алекс, успевший тяпнуть виски на голодный желудок, и быстро «поплывший», – сейчас начнётся Наказанье невиновных и награжденье непричастных. Наград будет роздано много, но вот кому, ещё вопрос.
Француз остро глянул на ученика из-под густых бровей, но хмыкнул. Подтверждая его слова еле заметным кивком. Офицеры и особо доверенные сержанты, сидевшие тут же, загомонили, начав вечный спор на тему Плохого-Хорошего начальства.
– Я другой вопрос хочу обсудить, – поднялся Алекс на разъезжающихся в стороны ногах, – пока совсем не окосел… Так… я сейчас майор, верно? И по факту являюсь заместителем нашего командира.
– Не оспоришь, – осторожно выразился Патрик, поглаживая короткую неровную бородку, которую он только начал отращивать.
– В общем, – продолжил Алекс, – перестановку в бригаде делать надо. Я заместителем пойду к Ле Труа, Кейси – начальником штаба. Фред – квартирмейстер[143]. Аластор разведку на себя возьмёт. Патрик пусть свой батальон штурмовым делает.
– Садись, – мягко сказал ему француз, парень послушно сел, тут же впившись зубами в жестковатый кусок говядины – как водится, дикой[144].
– Мы это обсуждали не раз, все вы в курсе. Другое дело, что я хотел обставить это поторжественней, но раз уж эта пьянь испортила момент…, – под смешки командиров он ехидно глянул на засыпающего на едой свежеиспечённого майора – не столько пьяного, сколько дико усталого и наконец-то расслабившегося, – что ж, поздравляю с повышением. Алекса отнесли отсыпаться в палатку, а Ле Труа начал зачитывать списки офицеров и сержантов на повышение. Из-за специфики ополченческой бригады, подчиняющейся не только федеральному командованию, но и губернатору штата Нью-Йорке, списки должны пройти через Горация Сеймура, и уже от него попасть к Шерману. К подобным вывертам бюрократии в САСШ все давным-давно привыкли, а особо ушлые имели при себе выписки – как и куда нужно обратиться, дабы избежать ответственности, если вдруг что.
Наутро попаданец, сильно смущённый вчерашним поведением, первым делом пошёл к Жермену извиняться.
– Пустое, – отмахнулся тот, – все мы не ангелы, ляпаем иногда и не такое. Или ты на бис повторить собираешься?
– Нет-нет! – Ещё больше смутился парень, – я вчера… это…
– Иди уж, всё я понял и не обижаюсь. Кто богу не грешен…
– Тот бабке не внук, – машинально дополнил попаданец пословицу.
Выйдя от командира, он понял, что последнюю фразу Ле Труа сказал на русском, и окончание пословицы прозвучало на нём же. К чему бы это… Алекс особо и не скрывал, что знает русский.
Другое дело, что в Нью-Йорке он уже сталкивался с мигрантами из Российской Империи, и язык их имел массу отличий от диалекта, знакомого выходцу из двадцать первого века. А ещё привычки, характерные жесты… отличалось всё настолько разительно, что разум поподанца отказывался воспринимать их своими – скорее кем-то вроде сербов. То есть безусловно родня… по бросаться с объятиями как-то не тянет.
Выбросив из головы странноватое поведение Ле Труа, Алекс занялся повседневными делами.
Остальные офицеры хоть и подтрунивали слегка за вчерашнее, но к своему удивлению Фокадан обнаружил, что несколько нелепое вчерашнее выступление добавило ему популярности.
– Не удивляйся, – потихонечку сказал Фред, – ты раньше немного такой… мистический. Взялся невесть откуда, таланты такие… а сейчас парни поняли, что ты из плоти и крови, такой же, как и все.
Через несколько дней прибыли бумаги из Нью-Йорка и Вашингтона, с подтверждением офицерских званий.
– Неожиданно, – растерянно сказал Патрик, – чтобы все звания и назначения утвердить? Я что, сплю?
Ле Труа так же пребывал в задумчивости, в бумагах и назначение его полковником, причём сразу от губернатора и президента. Теперь Жермен одновременно полковник ополчения и полковник федеральной армии. Мягко говоря, неожиданно.
Понять бы, по какой причине за него началась борьба…
– Тут всё просто, – уверенно сказал Алекс, выслушав сомнения командира, наплевательски относившегося на перипетии светской и политической жизни САСШ, которые он искренне презирал, – губернатору твоё назначение полковником ничего не стоит – напротив, он вроде как поднял слегка престиж своей бригады. Мы на слуху, на хорошем счету… вон сколько заметок о нас! Кейси уже такую подшивку собрал, ахнешь!
– Твоя работа?
– А как же! Я ещё по театру с репортёрской братией знаком. Друзей среди них нет, но контакты поддерживаю, письма пишу с рассказами о том, как здесь дела обстоят. Сам понимаешь, как это важно. Письмо написать, чек на пару долларов…
– Да, – нехотя согласился француз, люто ненавидевший журналистов, – тылы прикрыть не мешает.
– Вот… Одно то, что мы при Эйдерсвилле отразили силы противника, превосходящие нас втрое, да понесли минимум потерь. Потом – работаем ударно, не боевых потерь у нас меньше, чем где бы то ни было в армии. Мало разве? Вот губернатор и решил примазаться к славе – вроде как это и его заслуга… А что Вашингтон оценил тебя, так тоже не удивляйся. Сам знаешь, каков здесь уровень военных – далеко не Сен-Сир[145].
Ле Труа хмыкнул в усы и стукнул Алекса по плечу жилистым кулаком.
– Сам вроде знал это, но нужно иногда так – со стороны услышать. Спасибо.
Успокоив командира и поздравив офицеров с повышениями, Алекс обсудил слухи о неминуемых награждениях, выпил… Словом, день закончился довольно поздно и очень неплохо.
Вечером, уже лёжа в постели, он вспомнил неожиданное повышение командира. Что-то здесь не то… Да, янки испытывают лютую нужду в грамотных профессионалах – большая часть выпускников Вест-Пойнта воюет на стороне Юга… Да, Ле Труа очень грамотный офицер, окончивший престижную военную академию во Франции.
Но какого чёрта?! Даже Турчинов[146] дослужился всего лишь до чина бригадного генерал армии САСШ. И это человек, который имел чин полковника русской гвардии, лично знакомый с Линкольном и Грантом[147], причём обошёл последнего при выборах в командиры полка!
Военные заслуги его бесспорны, раз уж их помнил даже попаданец, не будучи подкованным в истории САСШ-США. Полководец, теоретик, герой, полковник русской гвардии… и всего лишь бригадный генерал в армии Севера. Дальше никак, дальше только своих, ибо политика. У Севера и без того человеческий ресурс в разы больше, чем на Юге, так ещё и бесконечный поток мигрантов, проходящий через Нью-Йорк…
И вот эти эгоцентричные янки дают звание полковника чужаку? Да ещё и чужаку сомнительному, с грязной историей за спиной… Что за чертовщина разворачивается вокруг учителя?!
Алекс, сидя за бруствером[148] на горячей земле, поглядывал в перископ[149] на южан и растирал ноющее бедро.
– Что там? – Нетерпеливо завозился рядом лейтенант О'Брайен из третьей роты, на правах родича позволявший себе некоторые вольности.
– Похоже, отступают, – не веря самому себе сказал Фокадан.
– Да ладно!?
Попаданец неловко, оберегая ногу, отстранился от перископа, позволяя О'Брайену и другим желающим взглянуть на происходящее.
– И правда…, – констатировал родич изумлённо, – дожали!
Послышались довольные смешки и разговоры – в отходе Джонстона из Мариэтты заслуги бригады неоспоримы. Пока Шерман раз за разом бросал на укрепление полки, Хукер сделал ставку на Кельтику и не прогадал.
– Разберитесь с городом, – нетрезвым голосом сказал он тогда Ле Труа, – по инженерному, без глупостей вроде атак. От командующего я вас прикрою, так что работайте спокойно.
И началась работа… именно работа, никакого геройства француз не терпел.
– С саблей или с пистолетом на фоне заката можно красоваться, только когда враг уже разбит, а на позициях присутствует командир достаточно высокого ранга, который может наградить орденом или повысить в звании. Ещё – когда необходимо увлечь смутившихся солдат за собой. Всё! Допустимо ещё, когда молодой офицер прибывает в новую часть, и ему необходимо показать себя достаточно храбрым. Допустимо, но нежелательно!
Достаточно нехарактерные слова для офицера Франции, где вполне официально делали ставку на некий Порыв, когда солдаты Прекрасной Франции должны смело устремляться на врага по сигналу командира. Глупость несусветная, но ведь под эту глупость даже оружие затачивали, не только тактику со стратегией.
Глубокие траншеи зигзагом, брустверы и прочие ухищрения инженерной военной мысли этого времени – так вела войну Кельтика. Солдаты бригады держали ружья под рукой, но фактическим оружием у них служили лопаты и кирки, да динамит, который командование наконец-то начало закупать для взрывных работ.
Отсюда, к слову, и ноющее бедро – новая взрывчатка оказалась капризной, и один из ящиков сдетонировал поблизости. Комом земли Алекса так шарахнуло по ноге, что от боли он потерял сознание. Несколько дней дела с ногой обстояли так плохо, что опасались гангрены, но обошлось.
Единственно, неделю пришлось передвигаться то в портшезе, то на носилках. Ну да не привыкать, ещё в театре освоил этот транспорт. А куда деваться? В бригаде только два человека с некоторой натяжкой вытягивали на уровень военных инженеров-строителей – Алекс и Ле Труа.
– Пиши, – приказал Алекс родичу, – донесение Хукеру… ну да сам знаешь, как. Как напишешь, так сам и отнесёшь, небось захочет расспросить – что там да как.
Двоюродный брат Лиры просиял и застрочил усердней, подбирая подходящие обороты. Кумовство… а куда деваться? В этом времени оно воспринималось совершенно естественно. Зато О'Брайенов в бригаде семеро, да из родственных кланов ещё с полсотни. Глаза и уши…
– Джонни, – окликнул Алекс сержанта, – давай-ка за нашим полковником. Ему писать ничего не надо, на словах передашь.
Ле Труа был на позициях уже через десять минут, а через час в траншеях не протолкнуться от офицеров, приехавших с Шерманом. Командующий наконец-то сменил гнев на милость и общался вполне любезно, а не сквозь зубы через адъютантов.
– Пишите списки на награждения, – коротко распорядился он, удовлетворив своё любопытство, – да не скупитесь, бригада действовала выше всяких похвал.
Тут он наконец обратил внимание на попаданца…
– Вы кажется ранены, майор Фокадан? Контузия бедра, если не ошибаюсь.
– Никак нет, господин генерал, не ошибаетесь, – браво ответил тот, не вставая. Поскольку на коленях лежал костыль, требования устава касались Алекса не в полной мере, как раненого.
– Это вы с раной так? – Шерман слегка приподнял брови, – похвально… будь у нас хоть половина офицеров таких, мы бы разгромили мятежников[150] ещё два года назад.
Несколько минут командующий общался с офицерами Кельтики отпуская комплименты. Что характерно, каждого из них он знал в лицо и по имени, перечисляя заслуги при разговоре.
– Вот… же… – выругался восхищённо один из сержантов после ухода Шермана, – все мы знаем, что он та ещё сволота. А вот пообщался так… ну этакий душка! Был бы бабой, дал бы ему прямо в траншее!
Общий хохот спугнул сопровождающих армию ворон, с карканьем взлетевших в небо с пыльной, изрытой многочисленными воронками земли. Долго сидели, смеясь и травя байки, пока тяжелое напряжение отпускало их.
Через час вернулся задумчивый полковник, жевавший ус.
– В город нам вступать доверили, – меланхолично сказал он. Переждав довольные выкрики, добавил:
– Раз уж мы город взломали, то нам его и занимать.
От вопросительного взгляда Фокадан Ле Труа отмахнулся лёгким жестом, который попаданец расшифровал как «Сам ничего не понимаю». Но странности на этом не закончились…
Несмотря на отсутствие в городе войск Конфедерации, кельты не стали устраивать торжественного входа, предоставив это генералитету. Вошли озираясь, щетинясь стволами винтовок во все стороны, готовые стрелять на поражение не раздумывая.
Бывали уже случаи… войдёт войско в сдавшийся уже город, а какие-нибудь юнцы или словившие белочку алкоголики, решат поиграть в Сопротивление[151]. Не любят этого солдаты. Ох как не любят… и расплачиваются потом родные этих патриотов, да идут рассказы об озверелой солдатне. Шли обманчиво-медленно, рассыпаясь отрядиками в сомнительные переулки и дома, глядящие на солдат выбитыми стёклами.
После вступления в Мариэтту, бригада расположилась прямо на складах, не вставая на постой к местным жителям. – Смысл? – Аргументировал попаданец, – бытовые удобства в городе после осады… нереально как-то. Тем более, всё равно подвинуться заставят – городишко-то маленький, а сколько туда на постой полезет, не мне вам говорить. А так встанем на складах, вроде как мы скромные работяги, ни что не претендующие, мозолей никому не оттопчем.
– Всегда хотел побыть завоевателем в городе с англосаксами, – очень странно выразился Патрик, глянув в сторону жилых домов, и лицо его в эти секунды было… своеобразным. Так смотрел бы на дрессировщика в цирке хищный зверь, который так и ждёт слабины.
Алекса пробил озноб, но Фред и некоторые офицеры бригады промолчали солидарно, и больше вопрос постоя на квартирах в бригаде не поднимался. Тем паче, Джонстон не сумел или не захотел вывезти с собой или сжечь всё имущество, так что бригада смогла заменить под шумок старые палатки на новые. А ещё исподнее, башмаки… Так что солдаты, соскучившиеся по женщинам и домашнему быту, не особо роптали.
Склады… звучит громко, а по сути, просто здоровенные, часто щелястые из-за южного климата сараи, сильно повреждённые после прошедших боёв. Где-то не хватает стены, где-то крыши, и почти неизбежный запах гари. Не привычного древесного угля, а сгоревших сапог, сёдел, одежды, муки. Въедливый запах, резкий.
После запаха сгоревшего пороха и неглубоко захороненных тел по соседству, это воспринималось как лёгкое неудобство. Кельты быстро разобрали сгоревшее, отделив порченное от нормальных вещей. Сразу же начали чинить и склады – всё равно им прикажут этим заниматься, так что тянуть?
Через несколько дней состоялось награждение. Единых церемоний, рекомендованных уставом, в армии САСШ нет, за редчайшим исключением. Свои у каждого штата и у каждого полка в этом штате. А чаще – командиры каждый раз импровизировали по-новому.
… за проявленную доблесть бригада кельтского ополчения Нью-Йорка Кельтика награждается похвальной благодарностью армейской воинской части[152], – торжественно вещал Томас Джордж Генри, командующий Камберлендской армией Шермана.
Для Кельтики эта первая коллективная награда, так что эмоции солдат погасить удалось с большим трудом. Награждали и другие части, достаточно щедро.
Кельтика прошла торжественным маршем, смотревшимся достаточно убого, ибо к такой муштре в инженерной бригаде изначально относились как к докуке даже офицеры. Алекс подумал, что опозорятся… ан нет, половина строевых прошла ничуть не лучше.
Пройдя маршем, бригада отпочковала тех, кому предстояли награждения индивидуальные – бумаги пришли заранее. Встали на специально отведённом месте, под флагом «Кельтики» – зелёном полотнище с золотой арфой. В сочетании с оливковой формой[153] кельтов смотрелось недурно.
Настал наконец черёд индивидуальных. Алекс получил Пурпурное сердце[154] и вторую уже Медаль Почёта[155] – первую он получил за модульную узкоколейку – вместо денег. В бумагах, сопровождающих награду, о сём написано несколько туманно, но знатоки армейской бюрократии быстро растолковали тонкости.
Армия САСШ не отказывалась платить за изобретение, но это отодвигалось на потом, причём платить будут только за изделия, изготовленные после войны. И не в армейских мастерских! Он тогда стиснул зубы так, что потом ныли челюсти, но деваться некуда – спасибо ещё, что не выкупили принудительно патент за доллар. Для нужд армии, да во время войны… запросто.
Аналогичную медаль получил Ле Труа, ещё восемь офицеров бригады (включая Рональда О'Брайена) и одиннадцать человек сержантов и капралов. Рядовые обошлись: поскольку боёв бригада не вела (каждодневные перестрелки и обстрел артиллерией почему-то не учитывались), то награждения не за героизм, а за исключительнейшие заслуги. Награждали по сути не военных, а прорабов и мастеров.
Всевозможными медалями попроще наградили вообще всех солдат – Мариэтта считалась, да и являлась, ключом к Атланте, так что награды раздавали щедро.
Награждение вышло долгим и утомительным, генерал решил обставить всё красочно, сведя его воедино со своим назначением в Камберлендскую армию. В общем-то всё правильно, но у Фокадана вновь разболелась нога, а на этой церемонии офицерам предполагалось стоять навытяжку, да ещё и на виду.
– Льда, – выдохнул он, присовокупив матерную конструкцию на нескольких языках, едва скрылся от глаз генералитета среди своих. Его тут же подхватили под руки и под ноги, что оказалось своевременным, нога перестала чувствоваться.
– Зараза! – Только и успел сказать он на русском, чувствуя уплывающее сознание.
Награждение далось попаданцу нелегко – в постели он провалялся неделю, почти не вставая, находясь в полубреду из-за дикого жара. Свою лепту вносила и дикая южная жара, влажная и пыльная. Постоянно в поту, то обложенный льдом и тряпками с уксусом, то укрытый одеялами, сквозь жар он видел мельком озабоченное лицо Фреда и друзей, навещавших его, врача, да денщика. Они сливались воедино, расплывались и несли всякую чушь. В моменты просветления он понимал, что это галлюцинации. Но когда галлюцинации приходили снова, они казались такими естественными…
– … льда, да-да, – сообщил ему врач, склонившийся над койкой. Лицо врача приобрело внезапно черты Фреда и произнесло на русском:
– Лечиться вам надо, батенька.
– Надо, – согласился Алекс и заснул.
Пятнадцатого июля наступил перелом в выздоровлении, попаданец встал. Слабый, покачивающийся едва ли не от дуновения ветра, чувствовал он себя при этом вполне прилично.
Принюхавшись к себе и брезгливо поморщившись, рявкнул:
– Воды сюда! Мыться буду!
– Добби сейчас! – В палатке возникла лопоухая лысая голова слуги Фокадана. Вот же… чудо. Когда месяц назад увидел этого свободного негра, нанимавшегося в войска на нестроевую должность, то был поражён – ну как есть человеческая версия домового эльфа из знаменитого фильма[156]!
Заговорил из любопытства и взял в итоге слугой. Числился Добби по военному ведомству, и как-то очень сложно – вроде как служил в другой части, но постоянно прикомандирован к майору, причём не напрямую, а через два ведомства. К слову, звали его как-то иначе, но голова попаданца отказывалась запоминать настоящее имя слуги, так что тот остался Добби.
Бывший лакей одного из плантаторов оказался не самым плохим приобретением – несколько ленивый, что вообще свойственно для домашних слуг, это да. Зато грамоту знает, может ухаживать за лошадьми, чистить одежду, неплохо готовить. Алекс не совсем разобрался в былых обязанностях слуги, да и не интересно, если честно. Справляется, ну и ладно. Тем более, обязанностей у того немного – слуги у попаданца никогда не было, а почистить сапоги и постирать-заштопать одежду не так-то сложно.
Помывшись с помощью Добби, майор с наслаждением оделся в нательное бельё, не став накидывать поверх оного даже штаны, не говоря уже о рубахе. Несколько неприлично по нынешним временам, ну да на войне можно. Тем более, болящему.
Выйдя из палатки, жестом приказал часовому молчать, и пошатываясь прошёл за стол под полотняным навесом, защищающим от солнца. Подбежавшего штабного повара, счастливого выздоровлением одного из любимых командиров, озадачил сразу.
– Ухи. И чтоб знаешь, такая…, – Фокадан зажмурился мечтательно, но каким-то неведомым путём сумел передать повару своё виденье той самой ухи. Час спустя он ел, дуя на горячий бульон и жмурясь от удовольствия под умилённым взглядом повара.
С этого дня пошло стремительное выздоровление. Единственное, что крепко огорчало попаданца, так это потерянная мышечная масса. Едва перестал напоминать ходячую швабру… и вот опять.
Появилась ещё одна проблема, скорее позабавившая его – Алекс вырос. Вроде как провалялся всего ничего, а вот поди ж ты – уже за шесть футов[157] рост перевалил. Он и так после попадания немного подрос, а тут снова… Но особой беды в том не видел – одежда в этом времени шилась с небольшим запасом. Мало ли, потолстеет человек через десяток лет, так что ему – гардероб менять[158]? Этак никаких денег не напасёшься!