Мир заключили двадцать четвёртого декабря и потому его прозвали Рождественским. Алекс встретил этот день в Атланте, где всё ещё демонстрировал флаг, опекая раненых и участвуя в переговорах между Шерманом и Борегаром. Военачальники противоборствующих сторон ещё до заключения мира договаривались – на какое расстояние отводит войска Союз, кто оплачивает постой и о прочих немаловажных деталях.
Шерман и Борегар исключительно любезны, но напряжение между ними серьёзное. Военный этикет обязывал к вежливости и гуманному отношению к пленным. Союз же этим похвастаться не мог, концлагеря для южан широко известны.
Фокадан с началом переговоров между военачальниками, постоянно мотался из Атланты в лагерь Союза, дав предварительно слово Борегару, что не будет лезть в укрепления южан и тем паче, не будет рассказывать Шерману каких-то военных тайн Конфедерации. Шерман, кстати, и не спрашивал.
– Как там войска южан? – Жадно спросил майор Лесли из штаба Текумсе.
– Держатся и готовы продержаться ещё год, два или всю жизнь.
Лесли кивнул мрачно, ответ подтвердил его мысли.
– Блокада не удалась, а теперь ещё и союзниками обзавелись… А настроения у горожан?
– Боевые. Сторонники капитуляции если и были, то теперь уже переменили мнение и сами пристрелят любого, кто заговорит об этом.
– Мда… ладно, спасибо, – Лесли ушёл, прихрамывая на левую ногу – подагра. Несмотря на внушительное звание и кучу наград, это глубоко штатский человек, занимавшийся у Шермана логистикой[207].
Отношение к Фокадану в лагере Союза странное. Для одних он полностью свой – боевой офицер, воевавший на стороне Союза, что ещё надо?
Для других – прежде всего ирлашка. Кельтскую кровь, теоретически текущую в его венах, они могли простить – мало ли достойных людей вышло из кельтов! Главное, не акцентировать внимание на неправильных предках… Среди шотландцев, к примеру, немало достойных людей – чай, не белые негры из Ирландии.
А вот создание ИРА и формирование из ирландцев организованной силы вызывал зубовный скрежет. Кто-то искренне считал их недочеловеками, другим жаль терять бесправных работников[208].
Огоньку добавили и газетные статьи, формировавшие негативное мнение о Кельтике. Некоторые искренне считали, что понесённые дивизией чудовищные потери при наступлении на Атланту – всего лишь миф, кельты проскочили пушки по договорённости, после чего и сдались в плен.
Подобному бреду почти никто не верил, но… дыма без огня не бывает думали многие.
– Что-то такое было, – говорили они.
Очень неприятно… Алекс порой еле сдерживался, видя какие-то намёки на подобное отношение от хороших, казалось бы, приятелей.
Нехорошие сплетни ходили не только о кельтах. Не слишком-то хорошо проявили себя немецкие части, прославившись дезертирством и лёгкостью ног при отступлении с поля боя[209]. Хорошо проявили французские части, но после выступления Франции на стороне КША, им не доверяли, обильно поливая помоями.
После проигранной войны начался поиск виноватых. Легче ведь обвинить кого-то, кто не сможет ответить на обвинения. Не политиков с банкирами же обвинять, в самом-то деле?!
Алекс старался не показывать, что задевает его такое отношение. Если раньше мысли окончательно ассимилироваться и осесть в САСШ частенько приходили в голову, то теперь они всё реже посещали его.
Прогуливаться по Атланте неловко и немного страшно, несмотря на лояльное отношение горожан. Мстителей с револьверами Алекс не очень-то боялся – верный Ле Мат[210] в кобуре, да и стрелять умеет, а вот местных женщин… Как-то к нему подошла пахнущая застарелым потом растрёпанная тётушка лет под сорок, явно из местной бедноты и сказала:
– У меня на этой войне погиб муж и двое сыновей, они защищали наш дом, нашу родину. Ради чего воевал ты?
Дожидаться ответа женщина не стала и ушла, неловко переваливаясь на больных ногах. Попаданцу же после этой встречи снова начали сниться кошмары.
Приходили погибшие бойцы и спрашивали:
– А всё ли ты сделал, чтобы мы не погибли?
Или расплывчатые тени, в которых угадывались женщины и дети, обвиняли его в преступном недеянии – знал ведь о тактике выжженной земли, знал… А что сделал, чтобы пресечь приказ, который можно назвать только преступным… Осуждал?
Алекс осознавал, что это всего лишь сон, но проснуться ни разу не смог. Кошмары не слишком яркие, но выматывали душу. Прекратились только с приездом Лиры, жена с дочкой стали будто щитом, да не в мистическом смысле – просто осознал, что лично для него эта война стала ступенями на пути к Цели.
Создание ирландского сопротивления, Ирландии, Кельтского Мира. Палки в колесо Англосаксонской Цивилизации. Пусть поначалу случайно, но теперь уже вполне осознанно.
Все эти мысли попытался передать приходящим во сне теням.
– Возможно, именно моё появление изменило историю. В другой Ветви Истории Конфедерация проиграла.
Являлись ли Тени какой-либо мистикой или же это подсознание сделало столь хитрый финт, бог весть. Но с того дня кошмары с приходящими во сне душами прекратились. Остались обычные, хорошо знакомые – со сверкающими штыками, на которые он шагает с бруствера. К этим он почти привык…
– Красиво, – Лира с удовольствием крутила головой по сторонам, рассматривая Атланту, – необычный город. И деревья какие… запах какой!
Алекс поддакивал супруге, придерживая её под руку. Ничего интересного в типичном для южных штатов городе он не находил. Отдельные здания – да, очень красивые, есть намёки намечающегося архитектурного ансамбля. А так… обычные, дощатые по большей части дома, крашеные или покрытые побелкой. Частенько встречается претензия на шик, но дальше широких веранд, балконов и колонн эти претензии редко распространялись.
Но для молодой женщины, впервые выбравшейся из Нью-Йорка, всё здесь казалось восхитительным. Синдром туриста.
Чуть сзади шёл Фред, тяжело опираясь на трость. Раненого героя поддерживала под руку младшая из сестёр О'Брайен. Оба смущались и краснели, но вот уже неделю Мэй официально принимала его ухаживания. Ещё не помолвка, но уже серьёзный шаг на пути к ней.
Лире это страшно нравилась и по вечерам, прижавшись в постели к мужу, она строила коварные планы женитьбы его друзей на своих родных, двоюродных и троюродных сёстрах. А что… парни надёжные, проверенные профсоюзным движением и войной. С такими конечно не спокойно, зато если что случится, товарищи вдову и детей не бросят. Алекс коварным планам не препятствовал, но и помогать не спешил.
Темная ночь, только пули свистят по степи[211], Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают… В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Хрипловатый мужской голос, аккомпанемент на гитаре и губной гармошке… Импровизированный вечерний концерт проходил в одном из соседних дворов.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, Как я хочу к ним прижаться сейчас губами… Темная ночь разделяет, любимая, нас, И тревожная черная степь пролегла между нами. Верю в тебя, дорогую подругу мою, Эта вера от пули меня темной ночью хранила. Радостно мне, я спокоен в смертельном бою, Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось. Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи, Вот и теперь надо мною она кружится… Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь, И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!
Лира внимательно вслушивалась в свою песню, обняв мужа под одеялом и взволнованно шмыгая носиком. Попаданец в такие моменты чувствовал себя неловко, заимствовать что-то чужое казалось особенно неприятным. Есть ведь и собственные заслуги, а в будущем грозит и пара строк в учебниках истории.
Но открывать супруге древних авторов не спешил. Всё-таки она женщина, со всеми достоинствами и недостатками. Поделится ещё информацией с подругой по секрету, и всё… конец планам по возвеличиванию ИРА.
А пока ни чего так получается… стихи Патрика напечатали в местных газетах. Напечатали скорее на фоне эйфории после заключения мира, да ради экзотики – необычный слог и необычная история поэта. Пленный офицер Союза, многократно отмеченный за храбрость, в том числе и Медалью Почёта.
Ничего так… обсуждают. Хвалят, ругают… но ясно уже, что новое направление поэзии родилось. Не всем оно нравится, но Патрика признали.
Нью-Йорк в январе не самое приятное место. Погода постоянно меняется, неизменна только вечная сырость. Лёгкий морозец с ветерком может внезапно смениться солнышком и полнейшим безветрием, а через полчаса начнётся сильнейший ветер с дождём и срывающимся градом. Как ни оденься, всё едино не угадаешь.
Алекс степенно вышел из вагона первого класса при полном параде. На перроне начали собираться вояки из Кельтики, ехавшие в том же поезде. В Атланте оставались к тому времени только инвалиды, которых он сейчас и сопровождал, так что зрелище получилось тяжёлым.
Подозвав жестом носильщика, майор объяснил ему ситуацию.
– Давай-ка извозчиков собирай здесь, дружок. Сам понимаешь, такой вот инвалидной командой пешком да на конках тяжеловато добираться будет.
– До Медовых Покоев? – Уточнил пожилой носильщик с характерным польским акцентом.
– Да.
– Хорошо хоть есть куда, – непонятно вздохнул мужчина и видя, что майор показала заинтересованность к разговору, добавил:
– Плохо здесь сейчас. Кельтика для своих хоть жильё какое-то выбила из городских властей, да Медовые Покои построили. Остальным же… хоть в петлю лезь. Работы нет, цены подскочили так, что не допрыгнешь, люди злые. Чуть что, за оружие хватаются, а оно сейчас едва ли не у каждого. Не вы одни с ружьями да пистолетами вернулись, – кивнул поляк на оружие, – другие так же. И убивать привыкли… А терять-то теперь многим и ничего, так что и умирать не боятся.
Фокадан кивнул задумчиво, уже получив некоторое представление о сложившейся ситуации из писем. Носильщику мог бы сказать, что будет ещё хуже… но промолчал. Через пятнадцать минут к вокзалу подтянулись возчики, и его инвалидная команда начала рассаживаться с помощью жён, сестёр и матерей, сопровождавших солдат в этой нелёгкой поездке.
Виды Нью-Йорка не радуют. Вроде всё как обычно – эклектичная смесь богатства и нищеты, но сейчас возникло какое-то давящее ощущение. Попаданец решил, что это ему мерещится, но нет. Сидевший рядом Фред молчалив и мрачен, да и с возков как-то не слышалось возгласов радости, характерных для людей, возвратившихся домой.
Лира и Мэй тихонечко переговариваются, не тревожа мужчин.
– Глянь-ка, – Фред совершенно невоспитанно ткнул пальцем, – сколько таких уже проехали?
Алекс присвистнул еле слышно, приглядевшись: достаточно приличный район, но попадались пятна копоти на стенах зданий – не до конца устранённые последствия пожаров. Виднелись и следы от пуль – нехарактерное явление для мирного города. А главное – люди. Очень много мужчин на улицах, праздно шатающихся и сидящих прямо на тротуарах и мостовых.
Укорив себя за невнимательность, бывший студент начал рассматривать окрестности, и увиденное всё больше и больше не нравилось ему.
В ирландском квартале инвалидов уже встречали.
– Что ж ты телеграмму не послал? – С укором сказал Кейси после объятий.
– Побоялся, как бы за манифестацию не приняли. Несколько сот ирландцев, собравшихся вместе – неизвестно, как власти отреагируют. Да и горожане… настроения сейчас тяжёлые, от любой мелочи вспыхнуть могут.
Кейси помрачнел…
– Позже все расскажу, ситуация ещё хуже, чем кажется.
– Здесь остановитесь, – веско сказал Папаша, пригладив усы, – Кейси прав.
После ванны и ужина началось собрание ИРА в расширенном составе. На фронте в организацию вступили новые люди, многие из которых показали себя умелыми командирами.
Достойных оказалось много, почти сто человек. Благо, при постройке квартала здание под штаб запланировали заранее.
Кейси, как наиболее осведомлённый о ситуации в городе, занял кресло председателя. Дождавшись, пока все усядутся и устроятся поудобней, он постучал молотком.
– Господа, с друзьями наговоритесь потом, у нас на повестке несколько важных вопросов, которые не стоит откладывать. Как уже все поняли, работы в городе нет, зато имеется много оружия и мужчин, привыкших этим оружием пользоваться.
– Да ясно, капитан! – донёсся с места выкрик.
– Кто там причаститься успел? – Отреагировал Фред, – не надо перебивать. Дайте сперва озвучить проблемы, потом уже спорить начнём.
– Благодарю. Как я уже сказал, оружия много, работы нет. Пояснять, что будет дальше, нужно? Ситуация осложняется сварой губернатора и мэра. Губернатор у нас пусть и демократ, но очень умеренный, сторонник президентской власти, единой и неделимой страны и прочего. А мэром избрали небезызвестного Фернандо Вуда[212].
– Можно?
Кейси кивнул Алекс и тот дополнил:
– Проблема в том, что Вуд в своё время был связан с бандами, в основном из меньшинств. Да, Люк, в том числе и ирландцами. Нам такое сокровище даром не надо, а он уже начал разводить новые банды. Все помнят, как весело было? И вот это веселье начнут связывать не с Вудом, а снами.
– А губернатор? – Спросили из зала.
– Та же жопа только в профиль, – переждав смешки, Алекс продолжил, – он от нас начал дистанцироваться ещё до отправки на войну, сейчас тем паче. Мы и раньше-то немало могли сделать – взять хотя бы отмену призыва в Нью-Йорке. Для него мы сейчас – первые враги. Кто сможет поднять бедноту против банкиров? Профсоюзы и ИРА. Кто самые опасные? Мы. Значит, будет давит ирландцев и ИРА всеми силам, опираясь как на войска и полицию, так и на прикормленные профсоюзы.
– Особого выбора у нас нет, – подхватил Фред угрюмо, видя, что все замолчали, – нужно снова налаживать отношения с профсоюзами, да с ребятами из тех, кто повоевал. Чтоб не возникло противостояния Мы и Они.
Пять Точек распрощались со старым названием, окончательно став Медовыми Покоями – в новых картах и справочниках власти города обозначили район именно так. На этом хорошие новости заканчивались.
В середине января официально распустили Кельтику, причём офицеры узнали об этом из утренних газет. Ранее они числились в Бессрочном отпуске без сохранения содержания.
– Мило, – только и сказал попаданец, скрежетнув зубами так, что напугал жену.
– Не расстраивайся, – попыталась утешить его Лира, целуя его в макушку и вытирая пролитый кофе, – ты всё равно не хотел оставаться на службе.
– Не хотел, – согласился он, – и не хочу. Просто вот так, из газет… это не только неуважение к нам, но и тревожный сигнал. Давить будут крепко.
В штабе офицеры собрались, не сговариваясь – благо, почти все они и живут теперь в этом районе. Обговорили статью о роспуске дивизии, и что это событие несёт им лично. В помещении гул голосов, большая часть мужчин на грани бешенства из-за столь демонстративного неуважения.
– Есть ещё одна новость, – поднялся Папаша О'Брайен, перекрикивая разговоры, – начинают муниципальным жильём давить. Помните, как мы добивались жилья для семей призывников? В старых фортах и тому подобных неудобьях.
– Помним, помним, – пробурчал Доэрти, – не тяни со вступлением, чай не в театре.
Нервные смешки не смутили Томаса О'Брайена.
– Вот, – кинул он на стол письмо, – извещение о выселении. Сегодня один из моих ребят принёс. Такие письма порядка двухсот семей получили – те, где мужчины вернулись с войны живыми. Это только начало, англосаксов уже подогревают разговорами, что это жильё мы получили незаконно, губернатора восстанием шантажировали. А теперь, дескать, нормальные англосаксы вернулись с войны, можно и разобраться с подлыми ирлашками. Сперва выселят тех, где мужчины вернулись, а потом и вдов с сиротами подвинут. Сами знаете, как это происходит.
Ирландцы знали, да ещё как… нынешний мэр ещё до войны успел прославиться подобными афёрами. Поселят среди вдов маргиналов, так женщины сами выедут! А не выедут, так быстро опустятся на самое дно, зарабатывать для вожаков новых банд работой на панели или побираясь.
Не то чтобы бывшие форты очень уж соблазнительны с точки зрения торговли недвижимостью, но Вуду нужны новые банды. Ручные.
Авантюра… но всё говорило о том, что надвигается хаос. Слишком много вооружённых мужчин, слишком мало работы, проигранная в шаге от победы война. Банды неизбежны. Тот, кто сумеет их контролировать, получит город, а дальше… Может быть, это будет Вольный город, а может… Вашингтон рядом, соблазн взгромоздиться на трон с помощью переворота может перевесить соображения здравого смысла.
Похоже, времени на долгую раскачку и подготовку ирландцев к Исходу почти не осталось, счёт пошёл на недели. Зря… ох зря он тащил Лиру с дочкой назад, поддавшись уговорам! Нужно было найти веский предлог и оставить их с дочкой в Чарльстоне – климат для малышки лучше, ещё что…
Увы, супруга насквозь политизирована, а в своё время он покорил Лиру именно тем, что всерьёз воспринимал её мнение по вопросам политики, экономики и прочим темам, считающихся в этом временем исключительно мужскими. Надавить смог бы, послушалась бы, но… сложилось так, как сложилось.
Ситуация выглядит не лучшим образом, пусть даже со стратегической точки зрения фактический распад САСШ выглядит очень перспективно, верно. Но вот когда сам живёшь Во времена перемен, да ещё и в центре этих самых перемен… неприятно.
Такие новости лучше воспринимаются из газет, причём желательно прочитанных на другом континенте, в собственном уютном доме, в стабильной стране. Нервы пощекотать, покачать головой осуждающе, обсудить с домашними после завтрака…
Дома в Маленькой Германии пришлось продать, сильно потеряв в деньгах. Цены на недвижимость после объявления мира и наступившего кризиса резко упали вниз, продолжая падать. Ранее они поддерживались благодаря статусу промышленной столицы богатого государства, и по факту – главного перевалочного пункта из Европы, едва ли не на оба американских континента. Ныне поток мигрантов сократился в десятки раз, да и те в большинстве своём не задерживались в городе.
Не так давно в бедных районах встречались люди, живущие на лестничных площадках и в самых сырых подвалах. Ныне город заметно опустел, потеряв не меньше трети населения и продолжая терять.
Мигранты перестали задерживаться, пытаясь подработать доллар-другой на пути в вожделенную Калифорнию, Техас или Неваду. Не вернувшиеся с войны солдаты – не только погибшие, но и осевшие где-то в глубинке. Для горожан внезапно стала привлекательна провинция САСШ и даже Канада… в кои-то веки люди ехали из САСШ в Канаду!
Стоимость жилья в городе сильно упала, а цены на продукты растут как на дрожжах. Разница между серебряным и бумажным долларом становится всё более ощутимой. Доллары некоторых банков[213] стоят ныне в сотню раз меньше номинала.
– Погром, масса! – Добби вбежал в гостиную, смешно округляя большущие, и без того выпуклые глаза, – чёрных бьют!
Слуга, который так и остался при Фокаданах, трясся всем телом.
– Тебя не тронут, – попытался успокоить его Алекс.
– Знаю, масса, я далеко был, на рынке. Сюда не пойдут, квартал ирландский, из чёрных только я, Чарли и Луиза.
Негра начало колотить ещё сильней, встревоженная Лира отложила вязание и налила слуге виски. Тот единым махом опорожнил полный стакан и начал потихонечку отходить.
– С оружием идут, масса, – тихо сказал он, – не просто бить… убивать идут.
– Лира, поднимай наших. Скажи, пусть с оружием выходят, да в полной форме, с наградами. А то с чёрных начнут, а потом и про нас вспомнят.
Супруга без лишних слов вышла во двор, где всегда дежурило несколько мальчишек из Молодой Гвардии ИРА.
Алекс тем временем расспрашивал Добби, одеваясь. Бронежилет из хлопка, парадный мундир со всеми регалиями, пехотная офицерская сабля, Ле Мат в кобуре справа, Кольт слева. Нет, он не киношный ковбой, два револьвера носят не для стрельбы по македонски[214], а на тот случай, когда предполагается бой накоротке и отсутствие времени на перезарядку.
– Лира, возьми мальчишек из Гвардии, пусть в доме сидят. Раздай им оружие, да и себя не забудь. Это так…
Жена кивнула спокойно и пошла за оружием. Алекс улыбнулся скупо: хорошую женщину отхватил. Как раз из тех, что будет стоять сзади и заряжать оружие…
На улицах Медовых Покоев уже стояли солдаты. Не у всех полный комплект униформы, но оружием обвешаны с избытком.
– Встанем на улицах, ведущих в наш район, – спокойно сказал майор, – пусть видят, кто здесь живёт.
Никаких дальнейших распоряжений лейтенантам раздавать не стал, такие вот моменты обговорены заранее, у каждого своя зона ответственности. Бойцы как воевали, так и жили – роты по большей части сформированы из родственников, соседей и приятелей. После возвращения с войны многие даже переехали, чтобы быть поближе к сослуживцам.
Погромщики, пьяные от крови, всё-таки дошли до Медовых Покоев. Но встретив вооружённые ряды ветеранов, стоящих с ружьями наизготовку, ретировались. Молча.
Последнее скорее насторожило, чем обрадовало. Это значит, что погромщики – не какая-нибудь самодеятельность, а вполне организованная сила, с серьёзным руководством. И самое неприятное – настроенная по отношению к ирландцам, как к врагам. В противном случае из рядов погромщиков вышли бы какие-то переговорщики. А раз нет…
– Они вернутся, – озвучил Фокадан, нервно поглаживая рукоятку револьвера в кобуре.
К обеду ближе пришёл Ле Труа, встрёпанный и злой, с одним саквояжем.
– Квартира для меня найдётся?
Квартира нашлась, а на попытки расспросить, француз глянул остро… Но потом выдохнул, помотал головой и сказал устало:
– Что тут непонятного? Француз, да командовал ирландцами. На Врага Государства не тяну, но уже рядом. Домовладелец, лавочники, соседи… Чёрт! Надо было соглашаться на предложение южан!
Следующие несколько дней Медовые Покои напоминали потревоженный муравейник. Район начал уплотняться с невероятной скоростью, пугая Алекса. Кое-где по городу ирландские погромы всё-таки состоялись, были и убитые… К облегчению Фокадана, далеко не все ирландцы спешили под защиту ИРА, некоторые предпочитали решать проблемы самостоятельно.
Большинство последовало страусиной политике в надежде, что всё образуется само собой. Значительная часть ирландцев начала перебираться из САСШ в другие страны, и в первую очередь – в Латинскую Америку.
В частности, в Мексике отношение к ирландцам самое тёплое, они не забыли батальон Святого Патрика[215], сражавшийся за Мексику во время последней войны с САСШ. Из состава того батальона выжили очень немногие, но их семьи до сих пор живут там, пользуясь огромным уважением.
Ирландцев в Мексике привечали и ранее, но так… теоретически.
Теперь же Максимилиан сделал ход конём, официально пригласив ирландцев, пообещав им часть национализированных помещичьих и церковных земель.
Не всем. Только ветеранам недавно отгремевшей Гражданской войны в САСШ и только под непременную службу в мексиканской армии или милиции[216].
В иное время мало кто потянулся бы на разгорающуюся Гражданскую, но теперь уже мексиканского образца. Теперь же туда поехали авантюристы их тех, что не успели навоеваться, а ирландцев в Гражданской войне сражалось немало[217]! Начали поглядывать в сторону Мексики и те, чьей мечтой была собственная земля.
– Сможем перехватить? – Спросил Фред Виллем попаданца, когда разговор зашёл о потоке кельтских авантюристов, потянувшихся в Мексику. Тот задумался на минутку и посмотрел на Ле Труа, который коротал время в штабе ИРА за шахматной партией.
– Учитель, – тихонечко сказал Фокадан, подойдя к французу, – как ты смотришь на то, чтобы стать крупным землевладельцем?
Ле Труа хмыкнул, финансовый вопрос для большинства офицеров Кельтики болезненный. Без лишних слов майор сунул ему газету с заметкой об указе Максимилиана.
– Хм…, – сказал француз через несколько минут и надолго замолк, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.
– Участие ИРА? – Наконец ожил француз.
– Добровольцы будут, – твёрдо пообещал попаданец, – за всех не обещаю, но с десяток офицеров Кельтики поедут без раздумий. Кто за землёй, кто не навоевался… костяк будет.
– Оставаться в Нью-Йорке и искать работу за кусок хлеба желающих немного, особенно если командовать уже привык. На Юг переезжать не все захотят, – включился в разговор внимательно слушающий Рональд О'Брайен, партнёр Ле Труа по шахматной партии, – Так что… я с тобой, генерал.
Фокадан озвучил предложение и буквально за пару минут полдюжины офицеров из числа присутствующих выразили безоговорочное согласие. Рональд выразил общую мысль фразой:
– За землю-то? За политиков Вашингтона и интересы банкиров воевали, а тут землю в собственность. Многие пойдут, ох многие…
Слова Рональда оказались пророческими: как только распространилась информация о воссоздании Кельтики, потянулись добровольцы. Своя земля… для многих ирландцев это что-то сакральное. Пусть там опасно, но чёрт подери, в Нью-Йорке ничуть не лучше! Здесь – фактическое разрешение властями на погромы и отсутствие работы. В Мексике – земля.
Началась оживлённая переписка с Максимилианом, ради скорости в основном по телеграфу. Император выразил своё согласие и заочно дал Ле Труа звание генерал-майора, вкупе с мексиканским гражданством.
Единственной проблемой стало то, что он не ирландец. Для ветеранов Кельтики это ничего не меняло, но вот для солдат, воевавших под знамёнами Мигера[218], это важно. После гибели бригадного генерала под Чарльстоном, офицеры бригады, сформированной по большей части (не считая офицеров) из ирландцев, начали борьбу за власть, пытаясь заодно взять власть в Молодой Ирландии, ещё одной организации националистов.
С ИРА у тамошних заправил напряжённые отношения, поскольку капитаны ИРА действовали без всякой оглядки на старичков, даже не пытаясь влезать их мелкие свары. Попаданец на заре политической карьеры попросту не знал об их существовании, а получилось так, как получилось… обиделись.
Молодая Ирландия начала делать политические выпады в адрес вождей ИРА, обвиняя их в недостаточной ирландскости. Так-то всё логично… мутноватое происхождение Фокадана, валлийское происхождение Фреда. Ле Труа вообще француз!
Вот только борцы за чистоту расы забыли, что полк Мигера начинался как ирландский, а на стадии бригады там оказалось каждой твари по паре. Немцы, шотландцы, поляки… даже итальянцы! Вдобавок, рядовой состав бригады Мигера не настолько политизирован, и откровения вождей многим пришлись не по душе.
Ле Труа очень эффектно нейтрализовал излишне ярых националистов, подмяв под себя (заодно и под ИРА) все ирландские части.
– Я француз, – объявил он, – но я ещё и кельт. Наша семья жила в Вандее[219] ещё до римлян.
После этого Жермен вступил в ИРА. Для большинства ирландцев этого достаточно, а для шотландцев, немцев и поляков это стало сигналом того, что в бригаду берут всех, кто называет себя кельтом. Единственное ограничении введено по вере: брали только католиков. Но это уже мексиканцы настояли.
С начала марта в Мексику потянулись составы с ирландскими переселенцами. Максимилиан выкупил у Союза военное имущество, снарядив Кельтику вполне достойно. Благо, особых денег на это не потребовалось – оружия и амуниции после конца войны осталось с избытком, а вот денег в казне – не очень. Ушлый император воспользовался этим, получив необходимое дешевле себестоимости.
Ле Труа уже находился в Мексике, принимая личный состав и имущество Кельтики вместе с Кейси, которого уговорил-таки временно вернуться на пост начальника штаба. Воевать Кейси не желал, но бросить командира в трудную минуту считал подлостью, да и дело стоящее. Так что бывший телеграфист заступил на должность до окончания формирования бригады.
Патрик переехал в Атланту, где координировал логистику и потихонечку врастал в город. Заодно однорукий капитан помогал обустраиваться переселенцам, решившим осесть в Конфедерации.
Пусть в Мексике обещали землю, но далеко не все ирландцы, немцы и поляки желали стать земледельцами, многих привлекала промышленность КША, после французских инвестиций переживавшая настоящий бум. Да и земля… вдовушек на Юге хватало.
Алекс с Фредом занимались отправкой грузов и людей из Нью-Йорка, что оказалось очень проблематично. Власти особых препон не ставили, но закрывали глаза на попытки разграбить уже оплаченное имущество Кельтики на складах. Проблемы всплывали и на железной дороге, лихие налёты стали обыденностью.
Фред, ещё хромавший, в основном работает в городе. Попаданец же во главе отряда из сотни отборных бойцов мотается по окрестностям, сопровождая поезда и уничтожая банды. Таких отрядов у ИРА несколько и что самое страшное, их не хватает!
Маргинализация населения происходила на глазах, не в последнюю очередь из-за депрессивных настроений населения и откровенно неудачного правительства в Вашингтоне. Дошло до того, что противостояние губернатора и мэра стало не только политическим, но и вооружённым. У каждого свои отряды, и стрелять они не стеснялись[220].
Проблемы руководства и откровенные спекуляции продовольствием привели к начавшемуся голоду. На улицах никто ещё не умирал, да и продовольствия а армейских складах достаточно. Но спекулянты взвинчивали цены, наживая состояние.
Виноваты же… да кто угодно, начиная от политического противника, заканчивая теми же ирландцами и неграми. Но если кельты пока отбивались, да и не все горожане видели в них врагов, то вот чернокожим повезло намного меньше – какой-то организации у них не наблюдалось, да и заступников не нашлось.
По официальной статистике за последние пару месяцев убили чуть менее двухсот негров. Неофициально же можно говорить по меньшей мере о полутора тысячах убитых. По меньшей мере потому, что мертвецов очень часто хоронили в порту, привязав к телу тяжёлый груз.
Проблема чёрных заключалась в том, что они никому не нужны. На Севере переизбыток рабочих рук и неприязнь К поганым черномазым, из-за которых велась эта война. Бред, но… для черни сойдёт.
На Юге также избавлялись от негров, оставляя только проверенных. Не нужны они и в Мексике… там своих пеонов[221] хватало. Единственный пока выход предлагали власти Канады, с кабальными контрактами на десять лет. Но освоение Арктики не всем по душе… тем более на условиях, фактически не отличавшихся от рабства.