По тёмному трюму, освещённые одним только фонарём, согнувшись, кралась толпа балтов во главе с Боцманом.
Среди них шёл и Малыш, держа наготове пустой мешок.
Раздавшийся сбоку шорох заставил мужчин остановиться и одновременно повернуть головы в одну сторону.
–Там, – тихо прошептал Боцман и указал в сторону тёмной стены:
–Ты, – кивнул он Дохлому, – слева заходи, ещё кого с собой бери, а вы, двое, с права. Малыш, наготове будь, держи мешок шире. Ну, пошли, братцы. Только тсс!
Балты, разделившись на группы, полукольцом пригнувшись пошли на стену, у которой слышилось злобное ворчание.
–Сердится, гад, – пробормотал кто – то из моряков.
–Видно, беду чует.
–Ну, сейчас мы его!
Подойдя почти вплотную к стене, Боцман взмахнул фонарём и тихо приказал:
–Давай! Дружно! Навались!
И все с громкими криками кинулись за бочку. Кто-то в суматохе толкнул Боцмана, тот уронилт фонарь и в наступившей темноте послышались только грохот падения, топот, дикие завывания неизвестного существа и крики людей:
–Лови!
–Держи его!
–Хватай! Хватай! Бей!
–Да не меня, придурок!
–Всё, поймал!
–В мешок его.
–В мешок!
–Ёкмакарёк, масло разлил!
–Да что б тебя!
Нащупав фонарь Боцман зажёг его и свет фитиля осветил довольные, измазанные маслом и мукой из одного из разорванных мешком, рожы и скалившего кривые зубы Малыша, сидящего на расползающемся под его задом масляном пятне и торжественно держащего дёргающийся мешок, в котором раздавалось злобное шипение.
–Какой-то он маленький, – разочаровался один из балтов, почесывая разодранный до крови бок, сверкающий из-под разорванной рубахи.
…После того, как в её юрте появился этот чужестранец, Хайна сразу же поняла, кто он и что с ним будет, если его поймают. И то, что он оказался именно в её юрте, был знак свыше. Ни капли не сомневаясь, она быстро приняла решение.
Быстро полоснув кинжалом по стене юрты, она на пальцах показала мужчине затаиться и ждать, а сама, выйдя на улицу, закричала на стоящему у её входа воину:
–И чего ты стоишь здесь, дурак? Кто-то пытался проникнуть в мою юрту с обратной стороны. Ты что, забыл, кто я и что головой отвечаешь за мою безопасность?
Опешивший от такого напора от никогда даже не повышающей на него голос ханум – баши, воин засуетился.
–Пойдём со мной, – оглянувшись, женщина завела его в юрту и показала на длинный разрез в стене юрты, – видишь?
Показывая жестами Тусуркаю на выход, она, продолжая ругать оторопевшего воина, вытолкнула его через дыру на улицу, а сама вышла к иирку и, взяв его за руку, повела через снующих туда- сюда тургаров.
–Ищите везде!– приказал группе воинов один из командиров и наклонил голову, видя проходящую мимо него ханум-баши.
Быстро передвигаясь мимо юрт, беглецы вышли к окраине лагеря. Там, озираясь по сторонам, по периметру с расстоянием в несколько метров стояли готовые схватить любого, кто тут появится, воины.
–Тсс, – прижала Хайна палец к губам и указала мужчине плотнее натянуть на лицо платок.
Подойдя к воинам, девушка сделала серьёзное лицо и властно приказала:
–Коня мне и … моей рабыне. Гулять хочу.
И, лихо вскочив на подведённую ей лошадь, указала Тусуркаю на другую.
«Вот так баба»!– восхищённо подумал тургарин, помогая запутавшемуся в одеждах иирку забраться на коня и попытался ущипнуть его за крепкую задницу.
Охотник, еле сдерживаясь от негодования, ударил его по руке и, задрав юбку и показав изумлённому воину крепкие икры явно не женских ног, пришпорил лошадь.
«Красотка! – подумал тургарин, провожая взглядом скрывающиеся в ночи фигуры. – Такая как приласкает, так век не забудешь! Надо найти её после».
Скрывшись за недалёкими холмами, скрывающими их от глаз тургар, Хайна повернулась к Тусуркаю:
–Тебе туда, – неожиданно сказала она на северном языке и указала рукой в противоположную горящим в степи кострам сторону.
–Ты говоришь по-нашенски?– удивился мужчина, на что девушка удивительно просто ответила:
–Ваши купцы бывали у нас, – и, помолчав немного, добавила, – а ещё… рабы. Много рабов. Они строят корабли на восточном море.
–Поедем со мной. Тебя ведь не пощадят, если узнают, – протянул ей руку иирк.
–Нет, – покачала головой девушка, – никто не узнает. А если и узнают, не посмеют сказать.
Действительно, что будет ей, матери наследника великого каюма? Никто не заподозрит её, а если и так, то кто посмеет сказать Теймуру, что его жена спасла лазутчика? Конечно, он не простит её. Но и тому, кто донесёт, придётся не сладко.
–Что ж, воля твоя. Спасибо тебе, – и Тусуркай, наклонив голову и приложив руку к сердцу, пришпорил коня.
Всматриваясь в удаляющуюся в темноте литую фигуру, женщина повернула своего коня обратно, но вдруг остановилась и, обернувшись, приложила ладони трубочкой к своим губам и прокричала в след своему тайному гостю:
–Не верь каюму! Он убьёт ваших мужчин, детей принесёт в жертву, а женщин превратит в рабынь!
И, наблюдая, как фигура воина на резвом скакуне исчезает на медленно выползающем на тёмном горизонте солнце, тихо добавила:
–Если вдруг кто-то не остановит его.
Ни она, ни скрывшийся в темноте иирк не видели, как еле заметная на укутанной ночью степи тень человека вытянула в броске руку и сверкающая сталь просвистела, разрезая ночной воздух.
…С воинственным видом, довольные лёгкой победой, моряки выходили из тёмного трюма на свет, дружески похлопывая Малыша, бросающего мешок на палубу.
–Ну, открывай, – подошёл к нему Боцман и обратился к остальным:
–Эй, держите крюки наготове! Если что, по морде его!
В мешке что-то продолжало шевелиться и шипеть и Малыш со всей силы пнул его.
В ответ раздаётся неожиданно жалобный вой и мешок замер.
–Больно!
–Боится!
–Значит, не так страшен, как думали, – раздаются вокруг одобрительные возгласы.
–А, может, ну его? Прям так, за борт?– осторожно предполагает молоденький юнга и все дружно поворачивают к нему головы с неодобрительным выражением лица.
–Да я так, просто, – отошёл назад паренёк. – Но вы не думайте я, как все.
Все снова отвели от него взгляд и, затаив дыхание, переключились на развязывающего мешок Малыша.
–Ну, чего там?– нетерпеливо спросил Дохлый.
Закатив глаза, крепыш всунул в мешок руку и, довольно улыбнувшись, что-то медленно потащил наружу.
Ещё чуть –чуть.
Все вытянули любопытные шеи и открыли рты.
Ещё…
В руку Малыша клок отличной овечьей шерсти.
–Не понял…– разочарованно протянул кто-то.
–Вот зараза! Шерстью обернулся!
–Да не, видишь, там ещё чего-то.
Малыш отбросил в сторону ненужную находку и уже более уверенно засунул руку в мешок.
Вскоре на свет появился один конец толстой скрученной из нескольких нитей, верёвки.
–У-у-у-у!– зашумели люди и Малыш быстро начал вытягивать её, пока над палубой на появился другой её конец.
В мешке тем временем что-то снова зашевелилось.
Толпа выдохнула и слегка отступила назад.
Малыш огляделся на всех, уверенно засунул руку внутрь и тут же, заорав, выдернул её:
–Да что б тебя!– оглядел он свои разодранные до крови пальцы и отшвырнул мешок ногой:
–Да ну его! Сами вытаскивайте!
–Точно, нечистый!
–Зубастый, гад!
–Может, правда, за борт, а?
–Тсс, смотрите.
Неподвижно лежащий до этого мешок вдруг стал медленно отползать в сторону и все, переглянувшись, толпой, осторожно передвигаясь на цыпочках, держа наготове бугры, палки и другие предметы нападения, двинулись за ним.
Мешок остановился.
Остановилась и толпа возбуждённых мужчин.
Мешок снова пополз и тут Боцман, растолкав моряков, звонко ударил по нему кнутом.
Мешок взвизгнул, подскочил и опрометью побежал к борту, наскочил на него, повернул и побежал в другую сторону по палубе.
–За ним!– подняв кнут, заорал Боцман и разъярённая толпа понеслась за удирающим мешком.
–Лови! Держи! Бей его, гада!
И перевозбуждённые моряки начали изо всей силы колотить, стараясь попасть в прыгающий и визжащий мешок.
А тот вдруг высоко подскочил и…
Из мешка с диким воплем на палубу плюхнулся огромный рыжий взлохмаченный кот и со всей прыти пронёсся по палубе, поджав пушистый хвост. Мужики застывшим от изумления взглядом проводили котяру и задрали головы вверх, наблюдая, как тот взбирается на самую верхушку мачты и, злобно рыча, сверкает на них испуганными глазами.
–Кот, – разочарованно произнёс один из балтов.
–Кот, – усмехаясь, повторил другой и всех охватил безумный смех.
Сотрясаемые от всплеска эмоций, моряки дико заржали, толкая друг друга и побросав бесполезное теперь оружие.
–Нечистый! Ну, точно нечистый! Только рыжий!– Слышилось сквозь смех.
–Эй, Дохлый, а рога-то у него где?
–Откуда он взялся?
–Да в белокаменном залез.
–Точно там, больше негде. Рыбу почуял и залез!
–Надо бы его достать! А то ненароком парус порвёт, тогда точно веселья не оберёмся.
И все, усмехаясь в сторону смутившегося Дохлого, стали медленно расходиться по своим местам, а Малыш зло пнул в его сторону пустой мешок и неоднозначно покрутил пальцем у виска. Боцман же, тихо подхохатывая, прошёл мимо и, похлопав по плечу, нравоучительно произнёс:
–Говорил же, пить меньше надо, и не такое покажется. Давай, ступай в трюм, приберись там. И учти, весь попорченный товар из твоего жалования вычтем. Вот так-то, – и, продолжая усмехаться, пошёл в сторону капитанской каюты.– Это ж надо, нечистый ему, мать его за ногу!..
–Вот, влип, – сокрушённо произнёс парень и, плюнув под ноги, тихо поклялся сам себе, – всё, больше ни капли, – и вдруг задумался: «А может… Да нет. Не кот это был, точно, не кот. Но тогда кто же?»
–Да, жёсткий котяра, – перебил его мысли подошедший Малыш, – Смотри, в другой раз кого увидишь, присмотрись, может окорок из бочки выскочит! Вяленый. Хоть мяса нажрёмся!
Разноцветными красками раскрасила осень цепляющуюся из последних сил за ветки деревьев листву. Ещё жаркое, но уже теряющее свою яркость солнце бросало ласковые лучи сквозь верхушки не меняющих свой окрас елей. Кроваво-красные капли спелых ягод крупными бусинами украшали зелёный ковёр, покрывающий редеющим полотном начавшую остывать землю.
Молодая лань рыжим пятном мелькнула среди деревьев и скрылась в лесной чаще.
Следом за ней, осторожно ступая, безшумно передвигался волк. За ветками можно было разглядеть его мелькающую среди пожелтевшей листвы шкуру и оскаленную злобой пасть.
Увидев мирно жующую среди деревьев последнюю зелень добычу, хищник, плотнее припав к земле, осторожно отполз назад, выжидая наиболее удачный момент для нападения. А та, словно почувствовав что-то, на мгновенье замерла, грациозно повернув шею в сторону опасности и, поведя ухом, внимательно осмотрелась.
Зверь замер, сильнее прижав морду к лапам и лань, убедившись в своей безопасности, продолжила трапезу.
Но в этот момент волк, неожиданно приподнявшись на задние лапы, резко выбросил переднюю кисть вперёд и мелькнувшее на солнце лезвие, тихо засвистев, разрезало укутанный осенними запахами воздух и по самую рукоять впилось в шею лесной красавицы.
Алое пятно багровым пламенем расползлось по рыжей шкуре и коричнево-чёрный глаз с наползающей слезой покосился, словно спрашивая, на медленно приближающегося убийцу: «За что!?» – и навсегда закрылся, моргнув длинными ресницами.
На задних лапах волк приблизился к ней и, присев на колени, откинул голову назад.
Под мордой зверя, отбросив копну чёрных волос, открылось невозмутимое лицо Кайры.
Точным движением руки она, ухватив рукоятку ножа, уверенно провела по горлу своей жертвы и откинула голову в сторону. Освободившаяся из тела волна алой жидкости мощным фонтаном окрасила подмятую траву и исчезла в жадной до влаги земле.
Туго связав задние копыта лани прочной верёвкой и, перекинув другой её конец на заранее приглянувшийся крепкий сук близлежащего дерева, Кайра подтянула сочную тушу к верху и закрепила её.
Остатки крови тонкой струйкой полились из некогда дышащего жизнью тела, а девушка, как ни в чём не бывало, села на землю рядом и, вытерев нож о штаны, принялась точить его лезвие о точило, вынутое из кожаной сумы, висящей за спиной.
«Зачем он привёл её?-думала женщина.-Худая, бледная, будто поганка. Глазища выпучены, словно у рыбины. Что в ней такого, чего нет у меня? Ведь любил же меня? Жарко, страстно любил, до изнеможения…» задумавшись, Кайра прекратила работу и вспомнила их с Ратибором игрища на меховом ложе. Потные, горячие тела, переплетающиеся в неистовой схватке друг с другом, крепкие поцелуи, сильные руки…
–Улетай, голубка, в родные края, – раздалось где-то далеко среди деревьев еле слышимое пение девичьего голоса и Кайра, прислушавшись, вытянулась ему навстречу, как тугая струна её лука.
–Донеси, голубка, весточку мою, – переливался голос чистыми звуками и охотница, всунув нож в ножны, уверенно встала и, отряхнувшись, быстро направилась в его сторону.
–Туда, где колышаться пшеничные поля, туда, где у околицы мамка ждёт меня, – приближалось пение, и вскоре Кайра вышла к лесному озеру у отвесной скалы, гремящему холодными струями ниспадающего водопада.
Там, в студёной воде, с наслаждением плескалась Йорка.
Замерев от неожиданно привалившей ей удачи, Кайра прячется за дерево и с интересом наблюдает.
Славличанка с головой нырнула в прозрачную воду и через мгновенье копна золотых волос радужным блеском разбросала миллиарды бриллиантовых капель, разлетевшихся в разные стороны. Тонкие руки с наслаждением потянулись вверх и упругое тело появилось из воды, вытянувшись в грациозную дугу. Встряхнув головой, девушка снова нырнула, под самые струи водопада и скрылась в его бурлящем ниспадающем потоке.
Кайра осторожно выглянула из-за деревьев и огляделась.
Никого.
Значит, она здесь одна?
Это шанс. Может быть, единственный.
И женщина осторожно вытащила нож.
Йорка, тем временем, встряхнув головой, чинно вышла из воды, виляя округлыми бёдрами и, стряхивая ладонями с удивительно стройного тела остатки воды, мягко ступая по каменистому берегу, подошла к аккуратно сложенной одежде и с наслаждением потянулась.
Прищурив один глаз, Кайра, крепко сжимая рукоять, тщательно прицелилась: «Ну, теперь – то тебе не уйти. Никто ещё не убегал от Кайры- охотницы живым», – злорадно подумала она и вытянула руку в броске.
Как тугая струна лука, выгнулось в изящном изгибе тонкое тело славличанки, и даже так ненавидящая её охотница на мгновенье залюбовалась этой чуждой её племени красотой.
Но в этот момент раздавшийся среди кустов шорох, заставил Йорку резко повернутся и, быстро наклонившись, собрать вещи в охапку. И этого мгновения хватило, что бы спасти тонкую шею с пульсирующей веной от летящего в её сторону острого металла.
Брошенное мгновенье назад лезвие пронеслось как раз над головой девушки, срезав несколько золотых волосинок, и вонзилось между ветвей стоящего позади неё дерева.
Повернув голову, славличанка встретилась с выходящей из-за деревьев Кайрой и, видя её враждебность, отступила назад, испуганно прижав одежду к груди и озираясь по сторонам в поисках помощи.
–Зря смотришь, – нагло ухмыльнулась охотница, небрежно подходя ближе, – никого нет. Ну, кроме меня и тебя, разумеется. Но ничего, сейчас мы это исправим.
–Что тебе нужно? Я же ничего тебе не сделала!
–Ничего? Ты что, издеваешься? – удивлённо усмехнулась Кайра, подойдя почти в плотную к испуганной девушке:
–Да ты, сучка, украла у меня мужчину! У меня! Кайры!
–Прости, я не хотела, – запинаясь, попыталась оправдаться Йорка и под натиском соперница спиной зашла в воду.
–Ну конечно, а я и не виню тебя, – развела руками иирчанка, – это всё он. Но, не виляй ты так постыдно своим круглым задом и, – замолкла на мгновенье она, не зная, как бы ещё оскорбить девушку, – своими… – возбуждённо помахала она руками перед лицом Йорки, – он бы так и остался со мной!
С этими словами Кайра сильно толкнула девушку в воду и та упала спиной на гладкие, покрытые водой камни.
А охотница, сев на неё верхом, попыталась схватить её слабо сопротивляющиеся руки, злобно цедила сквозь зубы:
–Но ничего. Как я уже сказала, мы это исправим. Ты же убегала уже? И почему волки тогда не загрызли тебя? Сейчас тебе не удастся вывернуться. Никому ещё не удавалось сбежать от Кайры – охотницы. Расслабься же, я обещаю, больно не будет.
С лёгкостью преодолев сопротивление Йорки, женщине удаётся скрутить её руки и подмять под себя. Всем телом навалившись она на бедную девушку, она погрузила лицо соперницы в холодную, прозрачную воду, безучастно наблюдая, как со дна на неё умоляюще смотрели два огромных, сливающиеся с озёрной голубизной глаза и кривились, пытаясь поймать крохи живительного воздуха, синеющие губы.
«Не такая уж ты и красавица»,– злорадно подумала Кайра, сильнее надавливая на её грудь.
…Яркие языки пламени в каменном очаге осветили просторную юрту, выложенную цветастыми коврами и подушками, на которых вальяжно валялись довольные успешно выполненной миссией послы и рвали руками жареное мяса, обильно покрывающее золотые подносы. Струйки жирного сока стекали по их толстыми, покрытыми перстнями пальцами и по чмокающим то ли от гастрономического, то ли от визуального оргазма губам, скрываясь в пышных бородах и усах.
Наблюдая, как три полуголые танцовщицы развратно крутят округлыми формами, скрытыми под полосками прозрачной ткани и трясут упругими голыми грудями с одетыми на соски массивными золотыми кольцами, Чаван медленно облизывал длинным, покрытым белым налётом языком жирные губы и почесывал пальцами между ног.
–А, всё – таки, он не так плох, как говорят, – вытирая руки о подол, подвёл итог вечеру самый старший из них, Улушай и, подложив руки под голову, прилёг на спину, наслаждаясь неистовым танцем восточных красавиц.
–Да, барашек что надо, – потянулся к подносу Чаван, выбирая кусок по-лучше.
–Да я о каюме, дурень, – засмеялся старшой и бросил обсосанную кость лежащей у его ног собаке, – Теймур, говорю, ничего так. Падкий до золота. С таким можно дела делать.
–Только почто его так бояться? – спросил Чаван, обведя женщин проницательным взглядом, остановил его на приблизившейся к нему почти в плотную яркой танцовщице с пышной, выпирающей из под тонкой полоски одежды грудью.
Да, действительно, что-то здесь не так. Просто как-то всё. Пришли, надарили безделушек, он и обрадовался? Как мальчишка?
Чаван потянулся губами к торчащему перед его лицом возбуждённому соску развратной танцовщицы и, укусив его, губами потянул к себе. Захихикавшая девушка взяла своей рукой свободную грудь и пошлёпала ею по лицу опешившего от её наглости иссида:
–Мальчишка он ещё, – оттолкнул он женщину и, скрывая выпирающее под его животом возбуждение, начал копаться руками в кусках жирного мяса. – Глупый и жадный.
Молчавший до этого Кевал смочил руки в поданной ему чаше с водой и поманил к себе одну из девушек:
–Ну-ка, милая, поди сюда!
Девушка перестала танцевать и, легко, на цыпочках подбежала к позвавшему её иссиду. Усевшись у его ног, она стянула с них обувку и мягкими, массирующими движениями принялась тереть его костлявые, покрытые редкими белобрысыми кольцами волос ноги.
–У, – выдохнул тот, – хорошо-то как! Надо наших баб такому же научить.
–Я вот так думаю, – сквозь дрему начал Улушай, – никуда он не пойдёт. Зачем ему? Если мы сами пришли, обещали ежегодную дань? Будет сидеть себе со своими бабами и барыши считать. А мы тем временем укрепимся как следует, подготовимся, и-на тебе! Просто так уже и не возьмёшь, -и с этими словами, он, подмяв под себя пару подушек, широко зевнул и звучно засопел, высоко поднимая широкую грудь.
Тихонько хихикая от эффекта, наступившего у Кевал от её прикосновений, девушка быстро пробиралась тонкими пальчиками выше по икрам ног к бёдрам мужчины, застенчиво улыбаясь и моргая мохнатыми ресницами.
–А ну-ка,– встал тот с ковра ,– пойдём, – и, взяв девушку за руку и повёл её в дальний угол.
Проводив его взглядом, Чаван, закончив обсасывать очередную кость, поманил к себе танцовщицу с пышными формами и развязал ворот рубахи. Быстро поняв его намерения, девушка уселась к нему на колени, обвила шею одной рукой, а другой нежно коснулась волосатой груди и помассировала её крепкими пальцами.
–О-о-о!– застонал Чаван и в предчувствии наслаждения закрыл глаза.
Умелые женские руки быстро стянули с него рубашку и массирующими движениями начали поглаживать обвисшую грудь и выпуклый живот посла.
Посмотрев на спящего у стены Улушая, оставшаяся без мужчины девушка смело подошла к подруге, ублажающей Чаван, и, присев у его ног, медленно стянула мохнатые штаны, обнажив тонкие белые ноги и торчащее между ними среди бурых колец волос достоинство. Затем что-то шепнула на ухо подруге и та, подняв юбку, взгромоздилась на мужчину и плавно задвигала бёдрами.
Неожиданно полог юрты откинулся и сам каюм- баши с гневным видом вошёл в юрту, пиная попавшегося ему под ноги грызущего кость пса. Тот обиженно заскулил и, поджав хвост, метнулся к стене, тоскливо глазея на оставленные посреди юрты объедки с лохмотьями мяса и облизывая мокрый нос длинным шершавым языком.
Тут же прервавшие любовные утехи девушки быстро поднялись со своих мест и, стыдливо прикрываясь руками, пробежали мимо каюм-баши и сопровождающих его воинов.
–Что? Что случилось?– натягивая штаны, спросил, озираясь по сторонам Чаван.
Ничего не отвечая, каюм молча стоял, гневно дыша и раздувая тонкие ноздри. Ещё совсем недавно такой, казалось, добрый и ласковый правитель превратился в разгневанного зверя, готового разорвать любого приблизившегося к ним человека.
Тяжело дыша, он скрипел зубами и сверкал из – под чёрных бровей гневным взглядом, так не сочетающимся с голубизной его глаз, наблюдая за суматошными движениями ошарашенных такой переменой чужестранцев, в торопях прикрывающих свои обрюзгшие тела.
–Взять их! – вытянул Теймур в сторону испуганных такой переменой послов палец с огромным серебряным перстнем.
И тут же стражники, словно сорвавшиеся с цепи псы, утомлённые долгим ожиданием свободы, ринулись на беззащитных людей, заламывая им руки и скручивая верёвками вдоль сверкающих через разорванные рубахи белизной туловища.
–Да что такое?– пытался сопротивляться Улушай, выдёргиваясь из цепких рук стражников, отчего одежда его ещё сильнее трещала по швам и раздиралась в клочья.
–Я принял вас в своём доме. А вы, – глаза каюма сверкнули неземным блеском, – заслали лазутчиков?
Крепко связав полуголых послов по ногам и рукам, тургары потащили их к выходу, собирая их босыми пятками разбросанные по ковру остатки одежды.
–Лазутчиков?– не понимали послы, вертя головами по сторонам и тщётно пытаясь ухватиться кистями рук за край ковра. – Мы никого не …
Сильный удар рукоятью меча по голове подошедшего со спины воина вырубил Улушая и он, распластав руки, уткнулся лицом в мягкий ворс ковра.
Подошедший к нему Теймур пнул неподвижное тело посла и сверкнул горящими от злобы глазами на притихших исидов:
–Вы познали моё гостеприимство. Теперь насладитесь моим гневом. Думаю, вы не сильно разочаруетесь.