-Ты сбежал с рудников?
Голос старика был не громким, но с такими нотками строгости, что это вызывало непонятные чувства у пришедшего в себя Хасана. «Друг или враг?»– спрашивал он себя, исподлобья бросая тяжёлый взгляд потускневшего от невзгод карего глаза.
–Если ты думаешь, что я продам тебя, то глубоко ошибаешься, – словно прочтя его мысли, ответил незнакомец. – Человек – товар дешёвый и скоропортящийся. Да, да, – упрямо подтвердил он, встретившись с брошенным в его сторону взглядом Хасана, – скоропортящийся. А ты в таком состоянии… Не льсти себе, но ты абсолютно дармовой товар.
–Зачем же я тебе?
Хассан не понимал этого человека. Спас, а теперь, говорит, не нужен?
Старик криво усмехнулся и неожиданно по-доброму посмотрел на мужчину:
–А что, если я просто поступил по-совести? Просто один человек спас другого? Без всяких условий и выгод?
«По-совести?»
Хасан не верил своим ушам. Разве возможно, что бы у кого – то в этом мире ещё была совесть? После всего увиденного за последние несколько лет, он имел полное право сильно в этом сомневаться. Может быть, он просто хочет отвлечь его? А сам готовит западню? Но какой смысл?
–Ты лежал без сознания среди песков. Похожий на жареную куропатку после долгого копчения, – продолжал говорить старик, поглаживая морду странного чудовища, стоящего прямо перед ним.
«Среди песков?– не понял хасаид.– А как же море?»
–Море? – удивился незнакомец и поймал непонимающий взгляд своего гостя.
–Я сказал это вслух?
Что происходит? Нет, он точно подумал это, но не говорил.
–Море? – переспросил старик.– На много вёрст тут нет никакого моря. Ни реки, ни озера, ни какого либо другого водоёма.
–Но я же ясно видел…
–Что ты видел?
Старик смотрел на него немигающими, полными любопытства глазами и терпеливо ждал
–Голубую гладь, – после долгой паузы неторопливо начал говорить, Хасан, стараясь ухватить проносящиеся в голове воспоминания. – И прохладу окружившей меня воды. И…
Внезапно он замолчал. Чёткая картина того вечера яркими красками всплыла в его пульсирующем от прилива крови мозгу. Вот он зачерпывает пригоршню воды, что бы умыть лицо и … Неожиданно понимает, что держит в руках песок, тонкими струйками сыплющийся сквозь его пальцы. Он смотрит под ноги, вокруг себя, на темнеющее небо и понимает, что из всего увиденного им реально только катящееся к горизонту солнце. А всё остальное – лишь плод его измученного жаждой воображения.
«Нет!!!!!!!!!!» – вопит он и, упав на колени, изо всех сил начинает рыть руками песок. «Она должна быть где-то здесь…Должна быть…»
–Это мираж, – просто произносит старик, прервав его воспоминания. – Ты видел то, что хотел видеть. И чувствовал то, что хотел чувствовать. Здесь так часто бывает.
…Темнота.
Огонь в очаге почти погас.
Завывающий на улице ветер то и дело распахивает дверной полог, прокрадывается внутрь и заигрывает с остатками искр, на мгновенье разжигая их мощь.
Йорка осторожно выбирается из под шкуры и оглядывается на спящих на соседнем ложе Ратибора и Кайру. Осторожно встаёт, хочет идти, но громкий храп мужчины заставляет её замереть и некоторое время не двигаться с места.
Вновь наступившая тишина.
Девушка делает шаг, останавливается, оглядывается на мужчину.
Спит.
Она делает ещё несколько шагов, становясь всё смелее и смелее.
Неожиданный треск на полу почти у самой двери заставляет девушку замереть и оглянутся назад.
Два чёрных глаза Кайры неподвижно и пристально смотрят на неё.
Йорка смущается и, не зная, что ей теперь делать, переминается с ноги на ногу, смотря на ухмыляющуюся иирку. Но та широко улыбается и слегка машет ей рукой, указывая на дверь. И славличанка, уже было отвернувшись, делает шаг к выходу, но медлит и снова поворачивается к дикарке.
«Ну, что же ты? Иди, иди»,– жест Кайры настолько понятен, что та, слегка кивнув охотнице головой, осторожно выходит из землянки и направляется к лесу.
А иирчанка, так легко избавившись от соперницы, сладко зевает и, закрыв глаза, кладёт руку на грудь мирно спящего Ратибора.
…Дворец Владыки состоит из нескольких этажей, выложенных кольцом. Сам тронный зал и покои находятся на верхних ярусах, а на самом нижнем, почти врытом в землю, в своих комнатах – клетках живут рабы- гладиаторы и животные, предназначенные для боёв на арене. Таким образом, сама арена находится в центре кольца и, что бы наблюдать за представлениями, не нужно покидать пределы дворца, а достаточно просто выйти на залитые солнцем и украшенные цветами террасы, расположенные по всему периметру внутреннего здания. Обычные зрители- горожане тоже допускались на представления через несколько входов, расположенных по кругу и рассаживались на открытых террасах с первого по третий ярусы, подняться на которые можно было только со стороны арены. Эти террасы были надёжно защищены от нападений животных и гладиаторов тонкими железными сетками, через которые отлично просматривалась вся площадка. На ней представления проводились не часто, а только по крупным праздникам, как в этот вечер. И, что бы попасть на него, нужно было или особое приглашение, или заплатить за вход, что могли себе позволить совсем не многие.
Конечно, в городе были и другие арены, более доступные для посещения. Но и бои представлением на них уж точно было не назвать. Просто кровавые бойни без правил. Однако, уставшим от безмятежной жизни эпийцам они очень нравились и собирали толпы народа.
Вечерело.
Разряженные мужчины и женщины начали выходить на свои террасы, а богатые горожане выстаивались в длинные очереди к входу.
На арене по периметру устанавливались высокие факелы.
В тесных клетках, расставленных по периметру, злобно рычали жаждущие ловкой добычи хищники.
Гладиаторы молились своим богам, уповая на победу или, в худшем случае, на лёгкую смерть.
В ложу на самом верхнем ярусе, открывающем прекрасный вид на арену и на чёрное небо, мерцающие дальними звёздами, были приглашены и угодившие своими дарами купцы.
На центральном месте восседал, разумеется, сам хозяин с женой. У его ног сидело несколько разновозрастных подростков, мальчиков и девочек, его детей. А по бокам – особые гости. Каждый раз они были новыми. Те, кто отличился в битвах, политике, сумел рассмешить или сделать достойный подарок. В общем, все, кто заслужил его особого внимания. Сегодня это были балты. Никогда не видевшие ничего подобного, северяне с высоты своего нахождения с нескрываемым любопытством наблюдали за копошащимися в низу людишками.
Солнце садилось всё ниже и ниже.
Темнота поднималась выше и выше.
И вот, когда уже стало ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, где то там, в низу, громогласно заявил о себе оркестр, разрезая ночную тишину.
Громкими методичными ударами барабаны известили о начале представления. Присоединившиеся к ним ревущие трубы и переливы струн мелодичным трепетом заполняют всё вокруг.
Купцы удивлённо переглянулись. На тёмной арене не то что людей, но вообще ничего не видно.
Но что это?
Не понятно откуда, но внизу вспыхнул один огонёк, потом второй, третий… И вот уже десяток огней, испускаемых факирами освещает всю арену и стоящих между ними на коленях танцовщиц, единственным одеянием которых являются лёгкие покрывала, накинутые на плечи. Ещё мгновенье, и девушки разом распахнули сверкающие покрывала – крылья и неистовый танец, то возникающий под огненными фонтанами факиров, то поглощаемый темнотой, в полной тишине накрыл всю арену. И только редкие одновременные хлопки десятков ладоней танцовщиц нарушают покой странного танца. Неожиданный звук барабанов прерывает тишину. Темнота на мгновенье поглощает девушек.
Вспышки факелов.
Взмах крыльев.
Темнота.
Вспышка.
Обнажённые тела танцовщиц.
Темнота.
Темнота.
Темнота.
У невесть откуда взявшейся посередине арены деревянной стены с двух сторон стоят стиснутые верёвками по рукам и ногам обнажённые женщины. Вокруг них, образуя огненный круг, на одном колени стоят факиры, извергающие в их сторону пламя. А дальше – вторым кругом в широких огненно- красных шароварах, сверкая намазанными малом мускулистыми телами неистово прыгают мужчины-танцоры с горящими голубым пламенем кинжалами в руках, приседая и выпрямляясь на пружинистых ногах.
Замолкают трубы, затихают струны и только барабанная дробь и ритмичные хлопки огнедышащих факиров нарушают тишину, нависшую над объятой безумным танцем огня ареной.
Р-раз – и первые лезвия, объятые пламенем летят в сторону прикованных женщины и вонзаются прямо над их головами.
Ни один мускул не дрожит на их лицах, ни одна мышца не дёрнулась на их телах.
Глухой стон удивления и восхищения.
Р-раз! Второе, третье, четвёртое… Одно за другим из рук умелых танцовщиков лезвия стремительно свистят в воздухе и вонзаются острыми концами в тонкое дерево в миллиметре от застывших девушек, образуя горящий контур их тел, сжигая связывающие их по ногам и рукам верёвки.
Женщины спускаются с постамента и горделивой поступью проходят мимо застывших в поклоне факиров и танцовщиков.
Арена взрывается сотнями аплодисментов восторженной публики.
Столб огня на месте стены неистовым пламенем тянется к небу и превращается в чёрные головешки ещё до того, как десятки артистов покидают сцену, последние из которых растворяются в нарастающей темноте.
Мелкая барабанная дробь заглушает крики зрителей, десятки факелов загораются по периметру арены, превращая ночь в день, и гладиаторы стройными рядами выходят на песок.
Мохнатые ели и заросли дикого шиповника тёмной стеной окружили деревню иирков и, что бы пробраться через неё, Йорке приходится почти проползать между колючими ветками, нещадно рвущими её одежду.
Высоко на дереве мигнули два жёлтых фонаря, и вскоре взмах могучих крыльев разрезал пропитанный ночной влагой воздух над головой беглянки.
Она инстинктивно прикрыла голову руками и вжала её в плечи.
Жалобный писк пойманной жертвы.
И всё. Снова тишина окружила Йорку среди чужого леса, заставляя испуганно озираться по сторонам и, тихо ступая по мягкой траве, девушка, уходить всё глубже и глубже в лесную чащу
Вернуться? Нет, навряд ли она нужна там, в чуждой деревне. На мгновенье, тогда, у реки, когда Ратибор целовал её холодные губы, странные чувства дрожью пробежали по её телу. И впервые за долгие дни она испытала прилив нежности к этому суровому человеку, так заботливо оберегающего её. Но нет! Как она может? Он дикий варвар, укравший её из родного племени, вырвавший из рук самого милого и желанного парня.
Йорка остановилась и закрыла глаза. Мягкая улыбка открывшихся воспоминаний озарила её лицо.
Койву! Как мил и нежен он был с ней! Как добр и почтителен! Я знаю, ты ищешь меня! И мы обязательно, обязательно будем вместе.
Глубоко вздохнув, девушка открыла глаза и неожиданно встретилась взглядом с парой жадных зелёных огоньков, сверкнувших из-за впередистоящих кустов.
«Волки»!– вихрем пронеслось в голове Йорке, и она в панике огляделась по сторонам, готовая к отступлению, которого не было: со всех сторон на неё смотрели три, четыре, пять пар блестящих глаз.
Сколько же их! Целая стая! Нет. Она не сдастся без боя.
Из-за куста показался злобный оскал и, осторожно ступая и судорожно клацая зубами, на поляну вышел вожак.
Не сводя с него глаз, Йорка опустилась ниже и нащупала рукой вросшую в землю толстую ветку, покрытую мхом. С силой дёрнув её, девушка потеряла равновесие и, пошатнувшись, чуть не упала.
Заметив неуверенность своей жертвы, вожак уверенно двинулся ей навстречу.
–Не подходи, – твёрдо произнесла девушка, махнув на него палкой.
Не ожидавший сопротивления, волк остановился и, вытянув шею в сторону Йорки, громко клацнул зубами.
Ещё взмах, и он отступил назад.
Но, занятая отпугиванием вожака, Йорка совсем забыла об опасности со спины и не заметила, как одна из волчиц, тесно прижимая брюхо к земле, подползла к ней и рванула за подол рубахи.
–А-а-а-а!
Крик отчаяния разрезал ночную тишину.
–Прочь! Пошли прочь!
Удар сзади, и завывшая от боли волчица отползает назад, боязливо поджав под себя облезлый хвост.
Но ей на смену тут же делает выпад другой волк, третий, пятый…
Удар, ещё, ещё, ещё…
Пока ещё девушку спасает длинная рубаха, вихрем кружащаяся вокруг её ног, но ловкое зверьё так быстро отрывает клочья от ткани, что вскоре им открываются стройные икры Йорки с бешено пульсирующими жилками.
Одна слабая девушка и стая голодных волков.
Бой слишком неравен.
Силы покидают Йорку, и мысленно она уже просит богов радостно принять её в свои чертоги.
Но в этот момент…
…Суетливо бегающие по пристани люди быстро разгружают лениво жующих верблюдов и катят к стоящему у причала кораблю массивные деревянные ящики на колёсах, то и дело из нутри которых доносятся странные звуки, услышав которые, один из носильщиков боязливо отступает назад и чуть не падает со сходни в воду.
–Эй, вы!– увидев это, кричит на них спасший Хасана зверолов, – осторожнее там! – и снова поворачивается к стоящему рядом с ним бывшему вождю горных тургар.
–Точно, не хочешь пойти с нами?– спрашивает он, абсолютно не надеясь на положительн6ый ответ и пристально смотрит в глаза мужчине.
–Нет, – уверенно покачал головой тот и, протянув руку своему спасителю, ощущает холодное рукопожатие крепких пальцев.
Теперь в нём трудно было узнать совсем недавно сбежавшего с рудников раба. Умытый и наголо выбритый в результате того, что склокоченные за много лет волосы уже никак не поддавались расчёсыванию, одетый в просторную тёмно-синюю с голубым орнаментом накидку-халат и прикрывающую от палящего солнца чалму, он скорее был похож на мирного фрагийца-горожанина, чем на южного тургара-горца. И только сверкнувший усталой злобой один глаз выдавал угасший было боевой дух своего владельца, вспыхнувший с новой силой при виде появившихся на пристани тургар. Они шустро спустили с телег вместительные коробы и чуть ли не бегом стали ловко грузить их на борт соседнего корабля.
«И сюда, значит, дошли, – зло подумал он, провожая их взглядом. – Хотя… Это даже лучше. Доберусь с ними до ближайшего когана, а там…»
–Дело твоё, – прервал его размышления зверолов. – Ты ничего не рассказал о себе, но я вижу, какие мысли терзают тебя.
От него не ускользнул брошенный в толпу кочевников взгляд Хасана, но это уже не его дело и не в его правилах было влезать без спроса и надобности в чужие проблемы.
–Ступай и успокой свою душу, – благословил зверолов нового знакомого. – Но помни, не всё то, что кажется отвратительным, безобразно на самом деле.
И словно в подтверждение его слов, огромная змеиная морда, пристально наблюдающая за людьми из вместительной клетки на колёсах, высунула длинный шершавый язык и потянулась им к Хасану.
–Ты понравился ей, – засмеялся мужчина.– Вот видишь, как бы не ужасна была эта тварь, но и она абсолютна безобидна к тем, кто не угрожает её безопасности.
–Почему ты не отпустишь её?
Как бы ни старался Хасан, но так и не смог за последние несколько дней пути по пустыне привыкнуть к этой милой змеюке, так искренне проявляющей к нему свою симпатию.
–Она не знает другой жизни. Выросшая среди людей и не ведающая опасностей, она погибнет в дикой природе. К тому же, она служит отличной приманкой для других ей подобных. А это очень упрощает мою деятельность. Ловля зверья для имперских забав, знаешь ли, дело хлопотное.
…Многочисленные свечи, спрятанные в развешанных на стенах стеклянных банках, осветили каменную комнату, единственной мебелью которой являлся огромный стол с аккуратно расставленными на нём формочками, баночками, кистями, разного размера резаками и многочисленными закрытыми коробочками с цифрами и буквами.
На единственном стуле сидел Ювелир и, зажав одним глазом большое круглое стекло рассматривал в него кусок янтаря с застывшей в нём мошкой.
–Поразительно, – тихо восхищался он, рассматривая каждую ворсинку на теле насекомого, – просто поразительно! Какая чудная работа. Нет, ты посмотри, – обратился он к вошедшему в комнату мужчине, одетому в длинный лёгкий балахон.
Тот быстро подошёл к ювелиру и взял протянутый ему камень.
–Ни один мастер, из тех, кого я знаю, не способен создать такую красоту, – продолжал восхищаться ювелир, – как всё – таки нам далеко до её величества природы, до её мастерства и умения. Как думаешь, что можно сделать из этой диковинки?
Ювелир с интересом наблюдал за рассматривающим камень мужчиной, ожидая ответа, но вдруг смутился и отвёл взгляд:
–Прости. Не привык ещё.
«Где-то я уже видел нечто подобное», – внимательно рассматривая со всех сторон янтарь подумал Немой. И в его памяти возникли десятки, сотни разноцветных минералов, прошедших через его руки.
Алмазы, сапфиры, изумруды…
Сколько их крупиц он вкропил в рукоятки мечей и кинжалов, укращая их?
Жемчуг…
Нежно-розовый и ослепительно белый…
Багрово –красные рубины и нежные топазы…
Но этот камень…
Такой насыщенный бледно- жёлтый, плано переходящий в ярко-оранжевый цвет…
И этот застывший в глубине медовой капли чёрный паучок, растопыривший свои мохнатые ножки…
Он не помнил, что бы когда-то украшал таким своё оружие.
И всё же…
–Ну, что? Есть какие соображения?– снова спросил его Ювелир, старательно выводя на бумаге замысловатый орнамент.
Ещё раз осмотрев камень со всех сторон Немой уверенно взял в руки заострённый уголёк и начал рисовать.
Брошь…
В голове возникли картинки массивного украшения с причудливыми завитушками и…
Нет, слишком много всего для такого камня.
Немой задумался и на мгновение прикрыл глаза.
Тонкая, постепенно расширяющаяся к кулону цепь на точёной загорелой женской шее с ниспадающими на плечи жёсткими тёмными волосами…
Да, точно!
Именно так!
Строгие линии плетения не будут отвлекать взгляд от созданного природой великолепия. А тонкие, неровные паутинки по его краям, перетекающие в замысловатую цепочку, только дополнят образ несчастного паучка, застывшего в плену солнечного камня.
…На освещённой факелами арене, издавая устрашающие крики, звеня оружием и играя накаченными мышцами, проходят ряды профессиональных гладиаторов.
Иссиня-чёрные и шоколадно-коричневые, абсолютно белые и отливающие краснотой и желтизной тела они восхищают публику своей красотой и силой. Каждый из них, уверенный в своей непобедимости и могуществе, с презрением смотрит на соперников, уходя один за другим в тренировочные залы в ожидании сражений.
Из стены медленно выползает прочная решётка и для разогрева жаждущих крови зрителей на арену выгоняется разношёрстная толпа осуждённых за совершённые преступления жителей города. Никогда не видевшие крови воры и жестокие убийцы, мелкие жулики, промышляющие обманов и насильники, не признающие ласк женского тела… Всех их объединяет лишь одно:
Страх.
Страх неизвестного.
Страх гибели от неизвестного.
Сбившись в тесную кучку, выталкивая вперёд более слабых, с ужасом они озираются по сторонам, ожидая кары.
И она медленно приближается.
Звериный рык из-за железных ворот заставляет дрожать их тщедушные тела и сильнее прижиматься друг к другу.
Глухой мощный топот содрогает землю и на арену вырывается…
Купцы с удивлением переглядываются:
–Что это? Или … кто? Какой урод!
Публика на нижних ярусах, выдохнув вздох ужаса, откидывается назад.
Трёхметровый ящер на двух мощных лапах с длинным хвостом, на конце которого в разные стороны торчат шипы и с уродливой мордой, украшенной двумя рядами острых клыков злобно ревёт, пытаясь освободить лапу от сковывающей его толстой цепи, мешающей добраться до трепещущего перед ним ужина.
Служки ослабляют цепь и чудовище бросается на беззащитных людей. Кто-то, не выдержав психологического натиска, бросается бежать, других сковывает страх, и они падают на песок там же, где и стояли.
А ящер, разинув над несчастными извергающую вонючую слюну огромную пасть, хватает их зубами, подбрасывает верх и, вытянув шею, ловит их дрыгающие ручками и ножками тела. Мгновение – и то, что когда- то было человеком кровавыми кусками падает в его желудок, легко пройдя по пищеводу.
–Ах!– выдыхает поражённая публика и дружно переводит взгляд на следующую жертву.
Молодой мужчина спотыкается, падает на спину и, увидев занесённую над ним лапу, пытается отползти. Но тёмная тень нависает всё ниже и ниже. Истошный крик замолкает так же резко, как и начинается и только мокрое пятно на песке напоминает зрителям о том, что здесь кто то лежал.
–Сожри их!– кричит с трибуны пожилой мужчина, высунув руку в проём между решётками.
Ящер резко поворачивает морду в его сторону.
Круглые жёлтые глаза дикого зверя встречаются с выпученными от возбуждения, жаждущими кровавого зрелища глазами человека. Звериный оскал лица и струйка слюны, текущая из уголка рта по гладко выбритой челюсти, высоко вздымающаяся под одеждами грудь… Всеми своими мыслями человек там, внизу разрывает тела несчастных, измазываясь в их тёплой крови и наслаждаясь их истошными криками.
Ящер медленно приближает морду к решётке и мужчина, мгновенно превратившись из кровожадного охотника в испуганную жертву, закрыв лицо руками, падает назад, на подхвативших его спину зрителей.
Рывок цепи заставляет чудовище взреветь и обернутся в сторону арены, по которой носятся, падают, ползают, ища убежище приговорённые.
Вот они! Люди- цари природы!
Как ничтожны и малы перед лицом смерти!
Мощный удар унизанного шипами хвоста отбрасывает в сторону группу разорванных тел так высоко, что некоторые из них ударяются о защитные решётки и люди, стоящие за ними, с криками ужаса и восхищения на мгновение отступают назад, вглубь ложи.
Настигнув убегающих жертв, чудовище бьёт их одного за другим шипами своего хвоста, и, хватая их передними коротенькими лапами, отправляет в отражающую на зубах огонь пасть до тех пор, пока только мокрые пятна и остатки разорванных тел не останутся на вскопанном ногами песке.
Насытившееся животное удовлетворённо взвывает и, звучно цокнув острыми, как лучшие лезвия, клыками, в развалочку покидает арену, оставляя глубокий след на залитом кровью песке, подбирая по дороге недоеденные части ещё совсем недавно считающих себя верхушками пищевой цепи людей.
Мгновенье тишины и тысячная толпа удовлетворённых зрителей взрывает своды бурными аплодисментами и восхищёнными криками.
Побелевшие от всего увиденного северные купцы вытирают выступившую испарину с висков, испуганно переглядываясь друг с другом.
–Что это было?– дрожащим голосом спрашивает Торвальд у сидящего рядом с ним весело присвистывающего мужчины в дорогих одеждах.
–Это? А! Так! Для разогрева. Самое – самое должно быть дальше, – как ни в чём не бывало отвечает тот, загадочно подмигнув купцу.
«О, боги! Что может быть ужаснее?» – вздыхает Торвальд и, словно отвечая на его немой вопрос, на арене появляются ряды хорошо вооружённых гладиаторов.