В. Б. Паничкин
Наследование в англо-американском и российском праве: общие положения и наследование по закону (сравнительный анализ)

4.2. Источники наследственного права в Великобритании

В свое время К. К. Яичков отмечал: «В Великобритании нет единой системы наследственного права. Английское наследственное право, источником которого является как закон, так и судебный прецедент, не кодифицировано»^[227]. Позже это подтвердили К. Цвайгерт и Х. Кетц: «Всеобъемлющая кодификация семейного и наследственного права до сих пор не осуществлена и в этих областях в Англии предпочитают довольствоваться специальными законами, посредством которых регулируются отдельные вопросы, такие как, например, имущественные отношения супругов, наследование по закону, усыновление, правовое положение внебрачных детей, управление наследством… И все эти законы также рассматриваются как часть неписаного общего права, т. к. принимаются они на его основе, с использованием его понятий и категорий. И соответственно безусловно предполагается предварительное существование прав и доктрин, разработанных в рамках прецедентного права»^[228].

Единственный опыт кодификации наследственного права в Англии имел место в 1865 г. в отношении Индии. С этого момента к наследственным правоотношениям между жителями Индии, не исповедующими индуизм или ислам, стал применяться единый закон, основанный на общем праве, очищенном от архаического формализма английского наследственного права^[229].

Важнейшие законы в сфере наследования: Закон о завещаниях 1837 г., Закон о солдатских и матросских завещаниях (Wills (Soldiers and Sailors) Act) 1918 г., Закон об управлении наследственным имуществом (Administration of Estates Act) 1925 г., Закон о наследовании (обеспечении семьи) (Inheritance (Family Provision) Act) 1938 г., Закон об имуществе лиц, не оставивших завещания (Intestates’ Estates Act) 1952 г., Закон о наследовании (обеспечении семьи и иждивенцев) (Inheritance (Provision for Family and Dependents) Act) 1975 г., а также Закон об изменении наследственного права (Law Reform (Succession) Act) 1995 г., касающийся наследственных прав пережившего супруга и влияния развода на завещание. Особенностью английского права является то замечательное свойство, что принимая новый закон, парламент по возможности оберегает от прямой отмены старый, и в результате современные нормы соседствуют с архаикой викторианской эпохи.

4.3. Источники наследственного права в США

В США источники наследственного права классифицируют в три группы: обязательные, убеждающие и производные. К первым относят международные и межштатные договоры, законы, административные акты, в т. ч. делегированное законодательство, судебные прецеденты, обычаи и торговые обыкновения. В группу убеждающих, используемых судами для обоснования решений, входят законодательство и прецеденты иных стран и штатов. К числу производных, используемых судами для аргументации решений, относят справочники, частные кодификации и труды ученых. Нормы о наследовании содержат Конституция, законы федерации и штатов, в т. ч. единообразные, прецеденты – решения судов федеральных и штатов, в т. ч. пробационных. «В целом наследственное право США является довольно пестрым, т. к. соответствующие законы штатов нередко бывают весьма различны. В то же время у них есть и определенные общие черты. Имеются штаты, законодательство и судебная практика которых оказывают влияние на другие штаты ‹…›: Нью-Йорк, Массачусетс, Пенсильвания, Калифорния»^[230].

О необходимости статутного регулирования наследования указал в конце XIX в. Джеймс Шулер^[231]. К 1953 г. штаты приняли много законов о распределении наследств, особенно небольших, и они значительно потеснили прецеденты^[232]. Особо значим Единообразный наследственный кодекс (Uniform Probate Code; U.P.C.)^[233]. Он одобрен в 1969 г. Национальной конференцией уполномоченных по единообразным законам штатов и призван гармонизировать наследование по закону, упростить требования и процедуры составления завещаний и распределения наследства. Но в отличие от ряда других единообразных кодексов типа Торгового, ЕНК приняло полностью или в значительной части меньшинство^[234] – по состоянию на 2001 г. 15 штатов: Айдахо, Аляска, Аризона, Колорадо, Мэн, Мичиган, Миннесота, Монтана, Небраска, Нью-Джерси, Нью-Мексико, Пенсильвания, Северная и Южная Дакоты и Юта^[235] (причем без поправок ЕНК принял лишь один штат – Южная Дакота)^[236]. За последующие 19 лет к ним добавились еще три штата – Гавайи, Массачусетс, Южная Каролина, а также зависимая территория – Американские Виргинские острова^[237].

ЕНК стал примером при реформировании законов о наследовании других штатов. Ряд его норм выборочно и крайне избирательно приняли Техас^[238], Гаваи, Южная Каролина, а в 1975 г. Флорида, отразив стремление воспринять лишь некоторые важные новеллы, не подвергая серьезной ревизии свое право^[239]. Калифорния, Иллинойс и Нью-Йорк предпочли, не принимая ЕНК, применять ряд его норм, модифицируя их при необходимости. Кроме того, ряд штатов признал некоторые единообразные законы, целиком инкорпорированные в ЕНК. Предусмотренный Вашингтонской конвенцией от 26 октября 1973 г.^[240] Единообразный унифицированный закон о форме международного завещания представляет собой часть 10 статьи 2 ЕНК. Его признали Калифорния (с 1 января 1985 г.), Коннектикут (с 1 июля 1987 г.), Вирджиния, Делавер, Иллинойс и Орегон.

ЕНК состоит из восьми статей. Ст. 1 – Основные задачи, терминология и наследственная подсудность (General Provisions, Definitions and Probate Jurisdiction of Court). Ст. 2 – Наследование по закону и по завещанию (Intestate Succession and Wills) (в 1990 г. целиком заменена статьей «Наследование по закону, по завещанию и сделки по безвозмездной передаче имущества» – Intestacy, Wills, And Donative Transfers). Ст. 3 – Пробация (утверждение судом) завещаний и распределение наследства (Probate of Wills and Administration). Ст. 4 – Иностранные личные представители; дополнительное управление (Foreign Personal Representatives; Ancillary Administration). Ст. 5 – Защита имущества недееспособных и инвалидов (Protection of Persons Under Disability and Their Property). Ст. 6 – Ненаследственные сделки по передаче имущества (Non-Probate Transfers) (в 1989 г. целиком заменена статьей «Ненаследственные сделки по посмертной передаче имущества» – Nonprobate Transfers on Death). Ст. 7 – Управление трастами (Trust Administration). Ст. 8 – Введение закона в силу, внесение в него изменений (Effective Date and Repealer)^[241].

Кодекс нестабилен и даже в «штатах ЕНК» встречаются различия в регулировании, поскольку ряд штатов признал кодекс частично, сам он часто подвергается изменениям, и некоторые штаты отстают в их восприятии. Так, в ходе реформы 1990 г. прежняя ч. 6 ст. 1 разделена на две: в собственно ч. 6 вошли нормы о толковании только завещаний, а в новую ч. 7 – о толковании как их, так и других инструментов по передаче имущества и добавлены дополнительные правила толкования. Полностью заменены ст. 2 и 6, но в новом виде их целиком приняли лишь Аляска, Аризона, Колорадо, Монтана, Нью-Мексико, Северная и Южная Дакоты и Юта. Гаваи приняли изменения всей ст. 2 и ч. 3 ст. 6. Измененную ст. 2 целиком приняла Миннесота, а измененную ст. 6 целиком – Флорида, Айдахо, Мэн, Мичиган и Небраска. Южная Каролина из всех изменений признала лишь ч. 3 ст. 6. В 2001 г. Национальная конференция уполномоченных рассмотрела поправки (amendments) к ст. 5 и 6.

Ныне действует его редакция 2010 г.^[242]

Прецедент остается важным и самым многочисленным источником наследственного права, т. к. узкие по содержанию законы небеспробельны, а их нормы, единожды истолкованные и примененные судом, превращаются в прецеденты, на базе которых применяющие их юристы создают законопроекты. Число действующих прецедентов в США огромно и вряд ли может быть точно исчислено^[243], в связи с чем один судья заметил, что «трудность состоит не в том, чтобы знать норму права, а в том, чтобы найти ее». Ежегодно в США публикуется 350 томов прецедентов и даже при использовании справочных компьютерных программ их поиск непрост. Поэтому трудно назвать и количество прецедентов, формирующих наследственное право. Во всяком случае, автору этой книги довелось изучить около 1200 ведущих прецедентов.

Роль обычая как правила поведения, сложившегося из фактического длительного применения, невелика – даже единожды примененный судом, он переходит в разряд прецедентов. Кроме того, в отношении США верна формулировка англиийского судьи Паркера по делу 1908 г. Джонсон против Кларке (Johnson v. Clarke) «Обычай должен быть таким, чтобы согласовываться с общими принципами, составляющими фундамент нашей правовой системы или, во всяком случае, не противоречить им»^[244].

Некоторое значение для наследственного права США имеют правовые доктрины и традиции, труды ученых Кока, Брэктона, Глэнвилла, Литлтона^[245], «разум (разумное решение спора)», когда по вопросу «нет ни прецедента, ни законодательной нормы, ни обязательного обычая»^[246]. Особый источник – «интегрированные» принципы, нормы международного, зарубежного права^[247].

Таким образом, по силе действия источники наследственного права США – это Конституция, закон, прецедент, обычай, правовые доктрины и традиции, разум.

4.4. Фикции и презумпции как приемы юридической техники при наследовании и правовые парадоксы как их результат

Ввиду того, что наследственное право служит регулированию отношений, связанных именно с посмертным переходом прав и обязанностей, ему приходится иметь дело, если так можно выразиться, с очень тонкими временными явлениями, которые остальные отрасли права в основном избегают. Наследование связано (более того – само наследственное правоотношение «запускается») с моментом окончания жизни человека и переходом его из состояния, известного римлянам как Jus – области, подлежащей правовой регламентации, в состояние Dos – сферу, которая не способна быть урегулирована законом.

Гражданское право всегда испытывает известное напряжение в пограничных ситуациях, стараясь по возможности сократить само время переходных состояний, сводя его к моменту. Интуитивно к этому же тянется и человек, которому комфортнее пребывать в стабильном правовом положении при полном совпадении его пространственно-временного континуума и права, определяющего состояние его личных и имущественных прав на данный момент, а также иметь устойчивость, подконтрольность и предсказуемость прав, например права собственности. Переходное состояние столь же «комфортно» как прыжок через пропасть, а совпадение сразу нескольких переходов (перехода личности от жизни к терминальному состоянию, а от него – к смерти; перехода в другие часовые пояса и/или через линию перемены дат; транзит субъективного права от одного лица к другому и т. д.) вообще сродни попытке перепрыгнуть через пропасть в два или даже в три прыжка. Сделать это без промежуточных – пусть узких и шатких – опор невозможно. Вот именно такими опорами и выступают правовые фикции и презумпции.

Ввиду непостижимости до конца нам, живым людям, состояний, с которыми имеет дело наследование, и их разной оценки с точки зрения правовой, философской, медицинской, теологической и экономической, именно в такой подотрасли, как наследственное право, юридическим фикциям и презумпциям исторически придается особо важное значение.

По словам фон Конегема фикции возникли в Средневековье и превратились в «надежный, проверенный временем и отработанный прием, позволяющий обойти право под видом строгого следования его предписаниям»^[248]. «Без юридических фикций многие правовые решения попросту не могли бы быть приняты судами из-за того, что этому препятствовала бы логика юридической формы», – пишет об общем праве А. К. Романов, и заключает: «Таким образом, в английском праве юридические фикции традиционно применяются достаточно широко, и судейский корпус положительно относится к этому»^[249].

Вместе с тем дальнейшая эволюция разных правовых систем привела к различию: романо-германское наследственное право в целях сокращения процесса доказывания применяет как фикции, так и презумпции, тогда как англо-американское – только презумпции. К примеру, известный нам институт признания лица умершим существует и в Англии, США, но считается не фикцией, а презумпцией.

Фикция (от лат. fictio – выдумка, вымысел) – это нечто реально не существующее. Так, презумпция знания закона фактически является фикцией, поскольку невозможно знать все законы. Правовая презумпция (от лат. praesumptio – предположение) освобождает одну из сторон от доказывания презюмируемого факта, но позволяет другой стороне его опровергнуть, вернув бремя доказывания в привычное русло: каждый доказывает то, на что ссылается. Промежуточное положение между фикцией и обычной презумпцией занимает неопровержимая презумпция.

В отношении презумпций в общем праве американский ученый Тэйер выдвинул теорию «лопающегося пузыря»: когда противник презумпции представляет доказательство, достаточное для подтверждения вывода о правдивости основного факта и противоречащее существованию презюмируемого факта, «пузырь» презумпции лопается и презумпция исчезает^[250]. Согласно англо-американской теории доказывания в презумпции имеется два факта: основной и презюмируемый, а также субъект – обладатель презумпции и ее противник, пытающийся презумпцию опровергнуть^[251].

С точки зрения определенности и логики фикция – это инструмент, еще более искусственный и произвольный, чем презумпция. Если последняя – категория вероятностная, которой придано значение действительной, то фикция попустительствует ложной позиции выдаваться за действительную и поощряет на «ложь во благо», причем под страхом санкции, так сказать, за попытки «правду искать». Это способ преодолеть то диалектическое противоречие, что возникает перед законодателем при установлении степени формальной определенности любой конкретной нормы. Это «несуществующее положение, признанное законодательством существующим и ставшее в силу этого общеобязательным»^[252].

Будучи способом конструирования правовой ситуации при заведомом незнании конкретной реальности или даже в явном противоречии ей, фикция сознательно используется для достижения ряда юридических последствий. Она общеобязательна и защищает вымышленный факт от любого оспаривания. На наш взгляд, суть фикции в отличие от «классической» опровержимой презумпции – в допущении недопустимого, в том, что право во избежание загромождения закона и усложнения оборота «закрывает глаза» на несоответствие нормы фактам, постулирует неправду как вынужденную истину.

Имеются разные мнения о соотношении презумпций и фикций в наследовании, а также видов самих фикций и презумпций между собой.

Сравним все пять видов английских презумпций, применяемых в наследовании, с российскими.

1. Убедительные презумпции: для доказывания факта А презюмируется существование факта Б. Такой презумпцией является здравомыслие: пока не доказано обратное, наследодатель (в частности завещатель) презюмируется здравомыслящим. Российский аналог такой презумпции – добросовестность, разумность.

2. Доказательственные презумпции: суд делает вывод о существовании факта Б ввиду доказанности факта А. В семи штатах США таким образом признаются порождающие взаимное наследование т. н. браки по общему праву, для возникновения которых достаточно сожительства. Аналог такого рода презумпций в российском процессе – презумпция ущерба от совершения корпоративной сделки (презюмируемый факт – ущерб от сделки, а основной факт – сторона знала или заведомо должна была знать, что сделка является для общества сделкой с заинтересованностью – доказанность первого факта влечет вывод о наличии второго факта).

Вероятно именно к ним в англо-американском праве следует относить и опровержимую презумпцию наследственного аванса: всякий прижизненный подарок близкому родственнику предполагается сделанным в аванс наследства.

3. Неопровержимые презумпции, которые должны быть предусмотрены законом. Отсутствие возможности пытаться опровергать презумптивную норму превращает ее в законодательное установление^[253]. В них есть определенная степень вероятности, выведенная из статистики, в т. ч. медицинской.

Пример: английская неопровержимая презумпция времени смерти в случае одновременной гибели нескольких человек, скажем, во время автомобильной аварии. Когда невозможно установить, кто умер первым, презюмируется, что смерть наступала начиная со старшего и заканчивая самым молодым. Основной факт, подлежащий доказыванию, – невозможность установить точный момент смерти каждого.

В российском праве роль таких неопровержимых презумпций отведена фикциям.

4. Разрешительные презумпции, также предусмотренные в статуте: доказывание одного факта позволяет суду считать установленным другой факт. В российской процессуальной доктрине такой вид презумпций не выделяется.

5. Не отраженные в законодательстве фактические презумпции, в основе которых лежат представления людей о тех или иных фактах, исходя из имеющегося опыта и навыков.

Они должны быть столь привычными, чтобы все судьи делали одинаковый вывод из одинаковых предварительных фактов^[254]. Прецедентом является дело Чард против Чард 1956 г.^[255]: мужчина женился в 1909 г., в последний раз получил сведения о своей жене в 1917 г. и в 1933 г. снова женился. Решая вопрос о законности второго брака, суд исходил из презумпции повседневной жизни: если в 1917 г. супруге было 28 лет, то в 1933 г. ей было бы 44 года, а до этого возраста доживет любой человек с хорошим здоровьем, какой и была жена^[256].

Отрицая такой вид презумпции, О. В. Баулин указал: чтобы стать презумпцией, тот или иной вывод должен быть известен не только суду, но и участникам процесса, в противном случае нельзя решать дело на основании лишь того, что предполагает суд.

Наследование дает примеры разрешения сложных переходных состояний с помощью разных видов фикций, а также примеры преобразования фикций в презумпции. Фикции могут быть классифицированы по разным признакам и, соответственно, принадлежать к разным видам.

Помимо процессуальных фикций есть и материально-правовые, которые оказывают влияние на формирование предмета доказывания. Так, признание гражданина безвестно отсутствующим и объявление его умершим предполагают включение в предмет доказывания обстоятельств, указанных в материально-правовой фикции^[257].

Есть законные фикции. Например, признание гражданина умершим, а наследства – открывшимся при отсутствии сведений о гражданине в течение пяти лет в российском праве (и схожая с ней пятилетняя презумпция в американском праве и семилетняя – в английском^[258], не применимая однако если из обстоятельств дела следует, что известия и не должны были поступать^[259]). Другой пример – наследование постумами (насцитурусами / натусами), зачатыми при жизни наследодателя и родившимися живыми после его смерти, как в российском, так и в общем праве.

Помимо них, имеются фикции догматические, развитые и принятые наукой с целью организовать системную последовательную связь юридических фактов и подвести их под единый «знаменатель».

Первая – считать лежачее наследство (hereditas iacens) до его принятия наследниками как бы продолжением личности покойного, то есть мыслить о лице, не существующем в действительности (умершем) как о существующее, признавая преобладающим мнением средневековых юристов юридическую личность лежачего наследства^[260], пока ему не отказал в личности Р. Иеринг. Между тем, невзирая на авторитет Иеринга, общее право всегда придает наследственной массе статус отдельной юридической личности, а российское – в единичном случае: в целях предъявления требований кредиторами до момента ее принятия хотя бы одним наследником.

Второй пример догматической фикции в нашем праве (на этот раз в отличие от англо-американского) – прямой переход наследства любому наследнику безо всякого посредствующего звена, невзирая на то, что реально наследством долгое время могли провладеть другой наследник или даже постороннее лицо.

Третий пример фикции-догмы – уже в обеих правовых системах – отсутствие взаимного наследования коммориентами (лат. commorientes) – «умершими одновременно» с приданием линейному отрезку времени значения момента времени. Эта фикция в обеих системах права дает и пример своего перехода в оспоримую презумпцию.

Опережающие фикции относят позднейшие события во времени к прошлому.

Раскрытый Ж.-Л. Бержелем феномен антиципации позволяет праву опережать события будущего, проецируя будущее на настоящее и придавая тем самым праву способность управлять реальным (физическим) временем, приспосабливая его к нуждам и потребностям субъектов. При наследовании имеют место как минимум две проекции будущего – опережающие фикции.

Первая такая фикция рассматривает родившихся после смерти отца как бы уже родившимися до момента его смерти, то есть считает постумов-натусов родившимися раньше, чем это произошло фактически (Гай 1.147).

Вторая опережающая фикция заключается в проецировании принятия наследства наследниками на настоящее – открытие наследства ввиду смерти наследодателя. Закон считает наследника вступившим в наследство в момент смерти наследодателя, хотя фактически наследник вступил в наследство позже, то есть придает обратную силу принятию наследства наследником, начиная с момента смерти de cuius^[261]. Общее право постулирует наследника вступившим в наследство с самого момента смерти наследодателя, а российское придает ретроспективность его правам после принятия наследства к моменту открытия наследства, хотя в реальности завладение наследством редко совпадает по времени с моментом смерти. Последняя фикция зиждется на том основании, что при юридическом преемстве окончание права одного лица – это точка отсчета права другого.

Отсутствие полноценной теории фикций применительно к наследованию англо-американское право эффективно компенсирует таким самобытным приемом юридической техники, как эстоппель (estoppel) – процессуальный запрет на приведение доказательств обратного от постулируемого презумпцией по причине своего предшествующего поведения.

Так, свойственный праву США институт приемных детей в отличие от российской приемной семьи – института материального права является юридико-техническим приемом, дословно именуемым усыновлением по эстоппелю (adoption by estoppel), а его смысл заключается в наделении таких детей правом наследования. Именуемое также усыновлением по справедливости (equitable adoption), оно применимо в случае неосуществления соглашения об усыновлении и позволяет приемышам наследовать аналогично усыновленным на основании того, что приемные родители прямо или косвенно обещали усыновить ребенка, и ребенок может понудить выполнить это обещание как лицо, имеющее свой интерес в наследстве.

Вместе с тем, как говорил товарищ Сталин, «лес рубят – щепки летят». И когда правовой лес рубят с помощью фикций, неизбежно и появление побочного продукта – своего рода «правовых щепок» – юридических парадоксов. И наследственное право предоставляет наиболее показательный пример того, как фикции неизменно сопровождаются возникновением парадоксов.

Приведем краткий и выборочный пример лишь нескольких парадоксов.

Первый: фикция наследования постумами заставляет законодателей установить четкий срок рождения насцитуруса после смерти мужа его матери – в праве разных стран он составляет от 260 до 305 дней, что может входить в противоречие с медицинскими критериями и логикой. А отсутствие привычного римскому и средневековому праву запрета для вдовы всяких связей путем обязательного годичного траура по умершему мужу усугубляет ситуацию неопределенности по поводу отцовства ребенка и дает почву для сомнений в родстве.

Второй парадокс: придание непринятому еще наследству – пусть и ради узкой цели – статуса юридической личности создает невыносимый для теории юридического лица в российском праве парадокс признания этого статуса не за определенным субъектом права, а за неопределенным в своем объеме объектом права.

Третий парадокс, весьма неудачно разрешенный в 2016 г., следовал из нормы о ненаследовании взаимно коммориентами и состоял в нарушении формальной логики и явной несправедливости того, что унаследовать было можно, пережив наследодателя на несколько минут (если две смерти наступили по разные стороны полуночи), а можно было не унаследовать, пережив почти на 24 часа (если первая смерть наступила после полуночи, а наследник умер около полуночи тех же суток) или даже большее время, если два лица находились по обеим сторонам линии перемены дат, по которой проходит граница между Россией и США.

Четвертый – парадокс часовых поясов, противоречащий, между прочим, принятой в физике динамической концепции времени и принципу единства всего пространственно-временного континуума. А именно умерший раньше из-за разницы в часовых поясах признается умершим позже, и… покойник наследует за живым. С изменением нормы о коммориентах новеллами статьи 1114 ГК РФ этот парадокс теперь даже усугублен: чтобы мертвому унаследовать за живым уже не нужно оказываться в других сутках – достаточно дожить в своем часовом поясе до большего по значению часа или даже минуты, чем час и минута смерти другого лица. То есть статистически теперь мертвые будут наследовать за живыми гораздо чаще, чем до 2016 г.

Наконец, пятый парадокс возникает в российском праве в связи с тем, что фикция времени, переносясь от случая смерти (а фикция относит ее к началу соответствующих суток при недоказанности точного часа и минуты) к дате рождения – дню рождения, непостижимым образом меняется на диаметрально противоположную, относя день рождения к концу соответствующих суток – из любого задачника для студентов-юристов известно, что совершеннолетие наступает не в день празднования 18-летия, а с первой минуты следующих суток, что противоположно решению этого вопроса, не только в общем, но и, скажем, в германском праве.