Улукбек Чиналиев
Высотный шторм
Глава V
Возвращение в базовый лагерь Южный Иныльчек
Утром снегопад продолжался, ветер не утратил энергию. Скорый на сборы и ловкий на приготовление съестного Андрей вскипятил бульон. Колбаса, сыр, орехи, курага, батончик шоколада, и вперед. Предстоял спуск по перилам, их было множество, и порой, взявшись за одну из них, берет сомнение, та ли это веревка, которую повесили в этом году. Достигли перемычки, профиль ее почти горизонтальный, встретилась пустующая, полузасыпанная палатка. Чуть левее, в отдалении, на пути нашего спуска к третьему лагерю, развевалось полотнище на металлическом шесте, позже мы поняли, что это был указатель снежной пещеры. Вход в нее располагался ниже уровня пола, препятствуя утечке теплого воздуха. В тамбуре – площадка с двумя выступами для складирования снаряжения. Выше выступов – просторная лежанка, предназначенная для шестерых альпинистов из Караганды, среди них две девушки. Они вторые сутки пережидали непогоду на пути к вершине Хана. Надо сказать, что обустроили они свою берлогу мастерски, место выбрано на едва заметном склоне. Наст слежавшийся, твердый, им пришлось изрядно потрудиться. Температура воздуха не более шести градусов мороза, нас они встретили радушно, угостили горячим кофе и шоколадом. Задерживаться мы не стали, нам предстояло, минуя третий лагерь, остановиться во втором. Он ближе к месту, где часто происходят оползни, и у нас есть надежда проскочить его пораньше, место это называется бутылкой. Снег, главная угроза в горах, заставляющая всегда быть настороже, валил, не переставая, уже которые сутки, затемно не выйдешь, есть риск угодить в трещину. Трещина – западня, поставленная природой для путешественников, никакой охотник не сможет так искусно спрятать свою ловушку! Мост над ней из легкого, слегка волнистого снега ничем не указывает на скрытую опасность. Об этом можно догадаться лишь тогда, когда человек или животное проваливается и, барахтаясь руками и ногами, карабкается, цепляясь за края…
Сход лавины был предсказуем при таком снегопаде, надеялись проскочить на авось, все бы ничего, но тропа потерялась, снег сыпучий выше колен. Это серьезно снизило темп движения, нас накрыло облако из снежной пыли, дыхание забило, но не настолько, чтобы задохнуться. Лишь бы снежное облако не стало спусковым крючком лавины. Через два года здесь сошел ледовый обвал с Хан-Тенгри и накрыл альпинистов: итальянец Лука и девушка из Польши Огнежа погибли, ее парень остался жив.
Путь до базового лагеря значительно легче, сброс высоты, редкие каньоны, которых можно избежать, преодолев лишнюю сотню метров. Скоро можно сбросить кошки, они доставляют затруднения во время ходьбы по рыхлому мокрому снегу, затаенный снег налипает к низу кошек, образуя порой целые сугробы. Тем самым кошки перестают выполнять возложенную на них роль, налипание сбивает темп движения и увеличивает вес, когда каждый грамм на счету. Ударом треккинговой палки сбиваешь комья снега, динамические удары не идут на пользу дорогостоящему снаряжению, и так повторяется через каждые десять-пятнадцать метров. Нашлась умная голова, которая приспособила антиподлипы из прочной синтетики на плоскость металла, простым решением была устранена помеха.
Водные артерии гигантского ледника обмелели и дают возможность спрямить маршрут, но никак не сократить десятикилометровое расстояние. Андрей устали не знает, его шаг сантиметров на двадцать превосходит мой, и, как бы я ни старался, он опережал меня. Внеурочные передышки приносят облегчение только во время остановки, стоит сделать десяток шагов, и усталость сковывает шаг, ограничивает дыхание. В голосе моего напарника появляются нервные нотки:
– Надо прибавить темп движения, – он указывает треккинговой палкой на запад, откуда приближается черная туча, – она нам преподнесет большие неприятности.
Я и сам понимаю, что надо ускорить продвижение, но откуда взять силы, которые растрачены? Мой оптимизм поддерживает только предстоящая встреча с Авазом, он всегда на подходе к базовому лагерю радовал нас арбузом. Вкуснее тех арбузов, которыми угощал доктор, я никогда не пробовал. Спальная палатка с воздушной прослойкой и тамбуром в базовом лагере больше похожа на гостиничный номер отеля «Шератон»: просторная, деревянный настил укрыт матрасом, заправленным в веселую простыню.
Экспедиция завершилась, сон сморил уставших путников, утро было солнечным, но надолго ли тучки, вечные странники, покинули небосклон? Первым делом надо просушить спальники, пуховики, одежду, прополоскать носки, сделать много мелких, но неотложных дел, прежде чем пообщаться с начальником лагеря. Штабная палатка Димы оборудована спутниковой связью, громкая связь включается каждые два часа, по рации идут переговоры с восходителями. У выхода из палатки установлен оптический прибор, настраиваю на зоркость, в объективе обозначается фигура, устремленная к Хану. Разворот в сторону Победы, обзор результативный, но есть одно непременное условие: ясная погода.
Случайных людей в сообществе альпинистов не бывает, они разные по возрасту, полу, национальной принадлежности, физическим и интеллектуальным возможностям, но едины в стремлении познать прелести окружающего ландшафта, себя в условиях дикой природы. Каждый из нас трудился по мере своих возможностей, кто-то достигал своих целей, кто-то предполагал достичь их в другой раз. Мои старания Дима, Андрей, Аваз приметили и рекомендовали: акклиматизацию, достигнутую с таким трудом на Хане, использовать при восхождении на пик Ленина, южную семитысячную вершину Кыргызстана.
Своими наблюдениями во время экспедиций я делился с друзьями в соцсетях. Мой великодушный читатель, профессор Улан Бримкулов[12], мнением которого я дорожу, пишет: «По моим наблюдениям, сейчас в русскоязычном сегменте соцсетей есть несколько авторов-кыргызов, которые описывают реальные истории из собственной жизни на очень высоком литературном уровне и, самое главное, на грамотном русском языке, что сейчас большая редкость. Я бы сравнил их с такими авторами, как американец О. Генри, русский Антон Чехов, англичанин Джером К.С. Джером, немец Эрих Мария Ремарк и др. К ним я отношу и вас, Улукбек Кожомжарович. Надеюсь, что вы будете и дальше радовать нас своими великолепными непридуманными историями! К сожалению, на клавиатуре смартфона писать очень тяжело, поэтому много писать не могу. Но остаюсь вашим поклонником и читателем! Спасибо!»
Профессор Анэс Зарифьян[13]: «Для меня ваша причастность к альпинизму – еще бо́льшее открытие, нежели столь явный литературный дар! И то и другое заслуживает огромного уважения, и, я надеюсь, мы еще не раз станем признательными читателями подобных воспоминаний!..»
После таких искренних пожеланий профессоров Улана Бримкулова и Анэса Зарифьяна, уважаемых не только мной, но и огромной аудиторией почитателей, мне остается пожелать им творческого долголетия. Ибо они по жизни беспрестанно творят, в разных ипостасях, но едины в одном – передают свой жизненный опыт молодому поколению. Им присущи такие ценные человеческие качества, как трудолюбие и душевная щедрость! Мною движет стремление максимально подробно описать реальные истории, участником или свидетелем которых я стал. Я буду повествовать о простых людях, хотя, пожалуй, простых людей не бывает, каждый человек уникален, и многие не подозревают, что подчас их поступки достойны летописи.
Глава VI
Моя малая родина Мазар-Суу (Жертвенная река)
Расстояние между ущельями Каркыры и Ачик-Таш (Горький Камень), которое предстоит преодолеть мне за рулем автомашины, – полторы тысячи километров. На полпути – моя малая родина Мазар-Суу, в часе езды к северу от районного центра Токтогула.
Не въезжая в границы районного центра, принимаю вправо по ходу движения, пересекаю изумрудную реку Чычкан (Мышь) и поднимаюсь на косогор. С возвышенности открывается панорама рукотворного водохранилища, названного в честь акына-демократа Токтогула. Хорошо просматривается районный центр, утопающий в зелени садов и скверов. Автотрасса змейкой обвивает южную сторону водной глади, пересекает по мосту реку Нарын и через перевал Кок-Бель (Зеленый Перевал), минуя города Кара-Куль (Большое Озеро), Таш-Кумыр (Каменный Уголь), мой родной город Джалал-Абад, направляется в Ош и далее, по Восточному Памирскому тракту, в Алайскую долину.
Километрах в тридцати западнее моей временной смотровой площадки до затопления было место, которое мы в детстве называли слив. Здесь в тугой узел сплетались три речки: бурный полноводный Нарын кирпичного цвета, менее стремительный Узун-Акмат (Высокий Акмат) и прозрачный, изумрудный Чычкан, несущий воды талых ледников. Широкая водная гладь при встрече трех рек сохраняла присущие им цветовые гаммы, а затем этот мирный союз нарушался, и могучий Нарын поглощал своих собратьев. Это место я решил посетить через много десятилетий, об этом была договоренность с родственником по имени Таши, сыном Мамбета Абдылдаева[14], известным и неутомимым тружеником Кетмень-Тюбинской долины.
Владелец моторной лодки Турсун, так звали приятеля Таши, в плавание взял с собой сына Азамата четырех-пяти лет. Ничто не предвещало сюрпризов, ясно светило солнце, ветер умеренный, и мы вскоре оказались на месте слияния трех рек. Знатоки рыбной ловли рассказывали и приводили примеры удачной рыбалки в этих местах. Новостью для моих друзей был прихваченный мной гидрокостюм, который я намеревался использовать для подводной охоты, ранее он был испытан на озере Иссык-Куль. Снаряжение для спортивной охоты не так-то просто надеть, для начала внутреннюю поверхность я смочил мыльной водой, далее натянул комбинезон на тело и расправил складки. Осталось подпоясаться двенадцатикилограммовым свинцовым поясом, взять в руки подводное ружье и нырнуть на глубину. Однако все пошло не по плану, под водой свыше пяти-семи метров ничего не видно, тогда как успех подводника в том, что рыбу можно рассмотреть метров с десяти, а то и более. Спугнуть ее проще простого, поэтому притаиться надо за камнем или другим скальным образованием.
По уверениям моих спутников, вода наиболее прозрачна именно в этом месте, отдаленном от устья впадающих рек. Члены рыбной артели обозревали поверхность воды, каждый всплеск привлекал их внимание, и они тотчас указывали мне направление охоты. Я уже смирился с тем, что сегодня не мой день, и решил приобрести навыки подводного плавания. Время пролетело незаметно, мои помощники стали проявлять нетерпение, переступая с ноги на ногу. Теперь на плот не так просто взобраться, надо предварительно снять свинцовый пояс, ухватиться за борт, подтянуться и перевалиться на палубу. Комбинезон сброшен, также отрезаны надежды на большой улов. Как же мне выйти из неловкого положения? Что-нибудь придумаем, а пока побродим у основания горы, она нас пугала в детстве во время ночной рыбалки. Ночью посторонние шумы утихали, оттого были слышны глухие удары валунов друг о друга под напором могучего течения реки. Стремительный поток, казалось, решил одолеть исполина, а мы были невольными свидетелями схватки между водой и сушей.
Все началось с попытки завести двигатель моторки, он ни в какую не хотел работать, хотя накануне прошел капитальный ремонт. День был воскресный, и попытки Таши дозвониться до друзей не имели успеха, а спасатели там вообще не предусмотрены, не звонить же мне в Бишкек. Солнце клонилось к закату, питание было рассчитано на один обед, лодка имела форму небольшого плота, плавучесть ей придавали пластмассовые бочки, угол плота был оборудован двухъярусной кроватью, ребенка отец уложил спать, а мы устроились на плоту и тоскливо обозревали окрестности.
Сумерки были коротки, быстро распространилась ночь, усеянная звездами. Миновало некоторое время, и луна взошла на вершину небосклона, оставляя широкий светлый путь, сверкая мириадами искр, дорога бежала по воде от края водохранилища до кормы плота. Едва заметное дуновение ветра вызывало рябь воды, повеяло свежестью, опечаленный капитан нашего плота пристроил простыню к боковым стойкам. Парус затрепетал, слегка наполнился ветром, огни северного берега вселяли уверенность в скорой встрече с ними. Но ветер изменил свое направление, и старая черепаха двинулась к южному берегу. Так мы оказались к утру на месте, с которого начиналось наше путешествие. Разговор не клеился, расстроены были все, кроме малыша, он спал сладким сном, похоже, ему нравилось морское приключение. Некоторые знания, связанные с Кетмень-Тюбинской долиной, я стал мысленно восстанавливать.
