Улукбек Чиналиев
Высотный шторм
Здесь уже нет различия между известными писателями, ученым, сотрудником академии, чабаном с обветренным лицом или темноглазым мальчиком со смуглыми босыми ногами. Слушатели улыбаются, смеются, кивают головами, машут в досаде руками, и вдруг блестят на их глазах слезы, когда плачет Каралаев. Воистину великое искусство.
Слушая Каралаева, глядя на него, я старался запомнить его наружность, выражение лица, жесты. То, казалось, сама история, подобно горячему минеральному ключу, пробив тяжелый камень времени, журчит, пузырится, пенится, вырвавшись из темной глубины. То было соединение пения и бурного, быстрого водопада стихов, и упругого речитатива, и медленного рассказа; но то не было пение певца со сцены и умелое чтение прозы и стихов старым хорошим актером. Мне кажется, меньше всего было актерства в том, что происходило. Манасчи не повторяет заученного текста, а импровизирует, говорит, каждый раз вновь и вновь ткет узор и ткань своего рассказа на тысячелетних пяльцах, на вечных узлах сюжета. Он не играет, не актерствует, а вновь и вновь, должно быть, видит битвы и пиры Манаса, горестно плачет, смеется, торжествует, гневается, когда в душе и в мозгу его возникают и меркнут видения правды и лжи отошедших веков».
Одним из центральных событий эпоса является эпизод поминок Кокетея в долине Каркыра:
Ташкентский хан Кокетей, друг Манаса, умирает в преклонном возрасте и своего близкого родственника Баймырзу просит передать наказ своему сыну:
– Моя болезнь усиливается, перед смертью я не сумею увидеть своего сына Бокмуруна. Передай же ты ему мои слова: когда я умру, пусть он не тратит понапрасну скот на поминки; пусть сделает поминки скромные, как свадьбу вдовы, как игру старух; пусть мои похороны останутся незамеченными. Скот нужен живым, а Бокмурун еще молод, своей детской головкой он решит, что мне нужны почести, и изведет понапрасну весь скот на угощенье. Пусть не сообщают пока о моей смерти и Манасу, сыну Джакыпа, ибо, если он узнает, то, не жалея скота, вздумает устроить огромный пир, чтобы прославить мое имя.
– Баймырза, родной! Передай эти слова мои Бокмуруну, не проливая, не просыпая ничего из них.
В то время Бокмурун уезжал за своей невестой Канышай, когда он вернулся вместе с ней, отец был уже мертв. Страшно горевал Бокмурун, что не пришлось ему видеть отца перед смертью и услышать его последние слова.
Когда на землю спустилась ночь, Баймырза призвал к себе Бокмуруна и передал ему завещание отца устроить похороны скромные.
И добавил еще, серьезно или в шутку:
– Оповестите всех о моей смерти,
Всех людей, которые кишат на поверхности мира.
Соберите на поминки мои весь мир.
Услыхав это, спросил Бокмурун:
– Скажи, как же похоронить Кокетея?
И ответил ему Баймырза:
– Заколи дряхлую кобылицу, позови жителей своего аила и устрой угощение, подобно свадьбе вдовы, подобно играм старух.
Но Бокмурун возразил:
– Ничего толкового я от тебя не услышу. Поеду-ка я к Манасу, он был другом моего отца в радости и в печали, пусть он посоветует, как быть.
По совету Манаса Бокмурун, юный приемный сын одного из верных соратников Манаса-хана Кокетея, устраивает последнему пышные похороны, а по прошествии двух лет – еще более грандиозные поминки (поминки старого, полностью исчерпавшего жизнь человека воспринимались как праздник). Местом для пиршества была избрана долина Каркыра, куда Бокмурун переселяет весь свой народ.
Эпос красочно описывает передвижение огромного каравана, голова которого отставала от хвоста на расстоянии трех дней пути. Прибыв на место поминок, Бокмурун начинает готовиться к пиршеству и посылает могучего богатыря Джаш-Айдара оповестить все народы о смерти отца и пригласить их на поминки-аш. Послу приказано объявить об огромных призах для выигравших скачки коней и предупредить тех, кто откажется приехать, что их ждет суровая расплата за нанесенное отказом оскорбление. Начался съезд гостей. Последним прибывает Манас.
Пиршества открываются большими конскими ристалищами, в которых участвует около тысячи лучших скакунов. После того как всадники двинулись к старту, весь остальной народ начал пировать и угощаться мясом. Устраивается много разнообразных состязаний. Первым была стрельба с целью сбить подвешенный к высокому шесту слиток золота – жамбы. Затем пешая борьба кыргызского богатыря Кошоя с калмыцким ханом Джолоем. После объявленной и несостоявшейся борьбы плешивцев и состязания женщин в развязывании верблюда происходит поединок на конях с пиками (сайыш), в котором принимают участие калмыцкий богатырь Конурбай и сам Манас. Далее следует борьба на конях, цель которой – стянуть и сбросить противника с седла. Увеселения заканчиваются финалом скачек и раздачей призов победителям. Попытка калмыков насильно отнять полученные призы вызывает общее сражение, заканчивающееся победой кыргызов.
В завершение поминок устраивается самый интересный и популярный вид спорта – скачки. И здесь, несмотря на устраиваемые Конурбаем заслоны и препятствия, первым к финишу приходит скакун Манаса Аккула. Не вынеся позора поражения во всех состязаниях, китайцы и калмыки во главе с Конурбаем, Джолоем и Алооке грабят кыргызов и угоняют табуны.
Долина Каркыра. Светлана Владимировна Чиналиева и внучка Габриэла, неутомимые путешественники, на берегу одной из рек ущелья, на заднем плане – арчовый лес, у его подножия пристроилась пасека, мед которой обладает лечебными свойствами. Фотография из личного архива
Сбылись опасения старца Кокетея. Поминальный той закончился большой бедой. Бокмурун разорился. Манас, созвав на аш своих недругов и родовых правителей, хотел укрепить свою власть. Но это оказалось его роковой ошибкой. Правители кыргызских родов, недовольные единовластием Манаса и тем, что китаец Алманбет стал его ближайшим другом и советником, объединившись между собой, решили сместить Манаса с престола. «Опасен тот пожар, что тлеет изнутри; опасен враг, что вышел из семьи», – говорит мой мудрый народ.
…Мы продвигались на восток, к Центральной части Тянь-Шаня, любуясь красотами урочища, рассказами об эпосе «Манас», путешествие приобрело новизну и необычайный интерес у моих попутчиков. Эпос как бы ожил и обрел черты документалистики, фиксирующей реальные события, объекты и лица. Нам не надо было придумывать сюжеты и характеры, писать диалоги, создавать декорации: материал лежал перед нами – жизнь долины Каркыра. Случай нам подарил мгновения, способные поражать, потрясать, выражать большие идеи и чувства, надо лишь суметь дождаться этих мгновений и увидеть их. Позади нас, на западе, остались отроги Кунгей Ала-Тоо[8], впереди – урочище Чааркудук, где разместился лагерь альпинистов.
Глава II
Акклиматизационный лагерь
На левом берегу реки Каркыра, поодаль от главного здания под зеленой кровлей, стоят юрты, основательно обустроенные, они говорят о достатке. Лагерь недавно выстроен на берегу реки, под сенью прибрежных деревьев. Пол в юрте земляной. Спрятанный под линолеумом, он хоть и чисто выметен, но со временем покрылся выбоинами и бугорками. В помещении две спальные кровати, стулья, в другой части – умывальник. В базовом лагере уже вспыхивали вечерние огни. Быстро надвигались сумерки. Легкое сияние зари, ненадолго оживившее затянутое тучами небо – тусклое, мертвенное и печальное, предшествует окончательному наступлению ночи.
Длинная, слегка изгибающаяся между гор долина с ее селениями теперь тоже повсюду осветилась, и не только она: местами загорелись огни и на обоих ее склонах. Далекие кулисы гор там, где долина сужается, окрашены в синевато-серый цвет. На их фоне выделяется главное строение базы, при входе в здание устроена открытая веранда с двумя-тремя низкими столиками, они, как правило, заняты отдыхающими туристами. Свежий ветер с горной гряды, шум протекающей реки; неспешная беседа прерывается глотком чая. Окружающая обстановка снимает напряжение у путешественников, которые преодолели значительное расстояние, чтобы наполнить свою жизнь новыми впечатлениями. Прямо перед глазами, в отдалении, замер вертолет, в сумерках он напоминает крупную птицу, присевшую отдохнуть после трудного дня. Его полет зависит от погодных капризов: какой поток ветров будет преобладающим в предстоящий день, какое из ущелий создаст аэродинамическую трубу и захватит в свои цепкие объятия облачность? Будет ли она преодолима для винтокрылой машины?
Восточнее от центра адаптации – широкое поле, приспособленное к игре кок-бору (синий волк)[9], любимому развлечению кочевников, корни ее гнездятся в седой древности. Всадники с конями являются участниками состязания, в котором ловкие и неустрашимые становятся победителями. Стоило мне пересечь поле страстей, как возник овраг, дно его заполнено ключевой водой, края покрыты дерном и кое-где камышом. Преодолеть его не составляет труда, противоположный берег переходит в подъем протяженностью в несколько сот метров.
Ближе к первой возвышенности раскинулся густой арчовый лес. Корни, под стать вековым красавицам, толстые, узловатые, круто уходят в земную твердь, огибая со всех сторон каменные глыбы. Их не разлучить, они венчаны на века. Взор охватывает несколько вершин, все они покрыты зеленым валом хвои, замыкающая высота лишена лесной чащи, образуя профиль хребта, который стремится к югу. В его низовьях – жайлоо (летнее пастбище), белеют чабанские домики, юрты, чернеют кошары, отары овец и табуны лошадей пасутся на лугах.
Время обеда, мои спутницы ждут меня, пора их кормить и самому подкрепиться. Просторная светлая гостиная, столы дубовые, прочные, и скамейки им под стать; винтовая лестница ведет на второй этаж. Зал почти заполнен, безлимитный шведский стол предлагает широкий ассортимент: фрукты, дольки арбуза и дыни, овощные салаты, суп шорпо, картофельная запеканка. По краям стола возвышаются горками маленькие тарелки, стоят деревянные стаканы, в них ножи и вилки, в корзиночках лежит хлеб. Все необычайно чисто, аппетитно и нарядно. Повсеместно слышна англоязычная речь, привычная для слуха жены и внучки. Каждый подходит, выбирает, что ему нравится, закусывает, сколько ему хочется.
– Мы наблюдали за твоим путешествием, но когда ты взошел на первую вершину и преодолел ее, то исчез из поля нашего зрения, – обращается ко мне жена. – Арчовый лес поглотил тебя. Вероятно, он густой и труднопроходимый?
– Как тебе сказать? Там много троп, но лес произвел на меня огромное впечатление, мне редко приходилось видеть такие высоченные и могучие деревья, пожалуй, им не одна сотня лет. Они просто гигантскими выглядят вблизи, вероятно, условия для них идеальные, стволы стройные и мощные, хвоя источает необыкновенно терпкий запах. Корни я показывал вам на фотографии. Разве, имея такие корни, может быть хилым дерево? Северная сторона гор покрыта альпийскими лугами, но стоит вторгнуться на южную часть, и трава по пояс.
– Дедушка, мы надеялись в бинокль увидеть тебя на основной вершине, как ты будешь махать нам рукой.
– Я тоже предполагал, Габриэла, что три-четыре часа достаточно, чтобы взойти на гору и вернуться обратно, но это далеко от реальности. В этом коварство горных маршрутов, и такие ошибки иногда стоят жизни. За отпущенное мне время только полпути удалось преодолеть, но какую красоту я встретил на обратном пути. Рощица из полусотни березок разместилась на восточной стороне возвышенности: нежные красавицы шелестят листьями, все как на подбор стройные, стволы белые, и от них веет радостью. Контраст на фоне гигантской суровой арчи необыкновенный. Березы будто наряжены в подвенечные платья, вся рощица наполнена светом, отойду на некоторое расстояние, остановлюсь и смотрю: волшебство какое-то. Между березами низкая зеленая трава-мурава, без единой прогалины. Хотел вас проводить к этому месту, но внучке этот путь будет не под силу.
– Мы здесь тоже не сидели на месте, походили вдоль реки Каркыра, осмотрели окрестности, познакомились с девочками, одногодками внучки, нам предложили покататься на лошадях, но без тебя мы не рискнули, – делится Светлана.
Они с Габриэлой с избытком насытились впечатлениями Иссык-Кульского урочища. Завтра им предстоит продолжить отдых в одном из прибрежных пансионатов, а затем посетить коллектив прежней работы жены в Бишкеке. Светлана – педагог по призванию и, продолжая семейную традицию, успешно трудилась в общеобразовательной школе, а затем в музыкально-педагогическом училище.
