Староста напоминал шар на ножках: круглый, румяный, пузатый до безобразия. Он долго закручивал ус, смотря, как я топчусь на крыльце его дома, и слушал плаксивую историю про девочку-дворняжку, потерявшую и мамку, и папку. Настоящих мамы с папой очень не хватало, но я запретила себе вспоминать о них.
– Так-так-так, – только и сказал староста, дослушав.
Я потупила взор и показательно шмыгнула носом.
– Так откуда ты шла, бедняжечка? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Понимаю-понимаю, издалека. Времена нынче опасные, а ты такая…
Какая именно такая я не узнала, староста махнул рукой. Смешной он, голосок тоненький, сам вертлявый. Ну, точно, колобок.
– Бродят здесь всякие, – староста отстранился, пропуская меня внутрь чистеньких сеней, – и не хочу даже говорить, кто. Я тебе помогу, деточку. Жилье подыщу, но, сами понимаете, не задарма. Работать готова?
Кивок.
– Готовить научена?
Второй, менее уверенный.
– Может, прясть умеешь али вышивать тесьмой? Вязать? Нет? Заговоры, может, знаешь какие? Тоже нет? Ну, пока на кухню определю, а там посмотрим. Хорошо?
Конечно, хорошо. Даже великолепно. Всё оказалось настолько простым, что я окончательно расслабилась. Через пару минут на стол, куда меня усадили, принесли ароматные кушанья, и хозяин, извинившись, оставил меня за трапезой.
Столовая выглядела великолепно. Изящные резные столы и стулья, на стенах – связки засушенных цветов. Окна были прикрыты ставнями, и я, на радостях, решила их приоткрыть.
Едва я сунулась к окну, как с улицы донесся громогласный, мало похожий на прежний, голос старосты:
– Отправляйся к охотникам. Скажи, что девчонка найдена. Я её придержу.
Моя рука замерла, и я застыла статуей, только бы не выдать себя. Значит, это был обман. Каким-то образом в селе уже осведомлены о моем спасении преступника, и теперь сельчане захотят сдать меня в заботливые руки жутких карателей.
По темечку билось: «Что же делать?!» Я села обратно за стол, стараясь сохранить лицо, уткнулась в тарелку. Ни соленья, ни молодая картошечка больше не лезли в рот.
Староста вернулся и, как ни в чем не бывало, улыбнулся:
– Наелась? Пойдем, кровать покажу. Работать с завтрашнего дня начнешь, а пока отдыхай.
– А можно я с собой еды возьму?
Староста повел плечами – мол, бери что вздумается. Он выдал мне буханку хлеба и повел наверх.
Моя тюрьма была обычным чердаком, где, кроме грубо сколоченной кровати без матраса, стоял ещё платяной шкаф, порядком поистрепавшаяся метелка, табурет и стол.
– Других, увы, нет, – развел староста руками. – Бельишко женушка моя принесет, как воротится. Выходить на улицу не советую, ибо внешние опасности поджидают повсюду.
И лукаво подмигнул.
Что это за опасности, я уточнять не взялась.
Он запер меня на замок. Дверь не поддалась, я подергала. Черт! Куда я вляпалась?! Вчерашняя студентка без каких-либо достижений, а сегодня – пленница в ином мире.
Уткнулась лбом в дверь. Мне конец.
Нет, рано сдаваться! В шкафу пылилась одежда. Чуть великоватые мне штаны из плотной ткани, длинная – до щиколотки – юбка, поеденный молью платок ало-желтой расцветки и две безразмерные льняные рубашки. Под кровать лежал целехонький котелок без ручки, показавшийся мне полезным. Я переоделась в рубаху и юбку, убрала в холщовый мешок, который тоже валялся на чердаке, хлеб, нож и котелок.
Сжевала ломоть хлеба, но небольшой – если я выберусь, моим домом станет лес, и лишней еды не будет. Я не Ричард, мне ни зайца не поймать, ни грибов съедобных не собрать.
В незапертое окно я пялилась минут пять кряду. Метров пять до земли. Шею не сверну, но ноги поломаю. Охраны нет, вообще двор пуст. Только где-то вдалеке мычит корова.
Мешок полетел вниз. Я следующая.
Обошлось. Ноги двигались, а синяк, пока невидимый, но уже растекшийся по левой руке – после неудачного приземления на ту – как-нибудь пройдет. Теперь цель одна: бежать! Да только куда? И как?
В фильмах герои бегут очень даже элегантно: перемахивают через низенькие заборчики, сбивают прохожих, несутся со всех ног. Но я-то не в фильме…
Из-за угла дома просматривалась прямая улочка. Редкие прохожие неторопливо прохаживались по мощеной дороге от рыночной площади и обратно. Эту самую площадь я тоже рассмотрела, оттуда доносились призывы купить шарфы, пряники, кинжалы и прочее барахло.
Если пройти четыре дома, а потом затеряться в толпе, то можно выбраться живой. Я сгорбилась и, склонив лицо к земле, нетвердой походкой направилась вперед. На волосы повязала аляповатый платок, старалась шаркать и не поднимать глаз.
Рынок, как ему и полагается, пестрел всеми цветами радуги. Низкорослый старичок предлагал оружие, «выкованное из лучших сортов железа сокровищниц Ледяных гор». В соседней палатке высоченная девица с льняными волосами продавала блестящую бижутерию и фигурки из хрусталя. Пухленькая торговка зазывала народ отведать наливных яблочек из садов при королевском дворе. Не утихали споры за каждый стерций, ругательства слышались через шаг, толкотня была чудовищной. Но зато затеряться в толпе оказалось несложно.
Немного походив по базару, я уяснила, что есть еще один выход с северной стороны села. И поток народа из села был столь же велик, как и в него. Я пристроилась к какой-то компании подвыпивших молодых людей, неприлично шутящих по поводу чьей-то талии, и постаралась незаметно прошмыгнуть в ворота.
Получилось! Стража не приметила мою сгорбленную фигурку, никто не потребовал остановиться. Голоса за спиной не приказывали сдаться охотникам. Я была свободна. Слишком легко отделалась. Подбитая рука – меньшее, что могло приключиться со мной в этом селе.
И вот, я вновь в лесу, ставшем вторым домом (хотя у меня и первого-то нет). Долго плутала среди молодых березок, но потом тень от крон скрыла свет, и лес переплелся за моей спиной ветвями деревьев. Никогда бы не подумала, что можно радоваться лесным дебрям. Но это был настоящий восторг. Неописуемый и практически ненормальный!
А когда я очутилась около родника, то разрыдалась как маленькая. Судьба сжалилась над глупой девчонкой и подарила мне воду!
Только сейчас стало очевидно, насколько я влипла. Что за безумная страна, где, между тем, жители говорят по-русски, употребляют многие знакомые мне слова – кроме названий трав и местностей. Но, с одной стороны, они живут в Средневековье со всеми его проявлениями (хотя я еще не видела городов – кто знает, какой там прогресс), а с другой, имеют колдунов, волшебные эликсиры и хотя бы даже хрусталь, ничуть не хуже современного?
Каким образом меня сюда забросило, что здесь творится, и как поступают люди в таких ситуациях? Если во всех селах известно о соучастнице того светловолосого убийцы, то всю мою жизнь мне придется скрываться. Кошмар…
Кстати, об убийце. Как он мог так поступить?! Я его от виселицы уберегла, между прочим, а он бросил меня совершенно одну, не рассказав самых банальных истин про этот мир. Нагрубил и ушёл. Благородно, ничего не сказать. Чтобы я еще раз спасла кого-то!
Эх, кто бы меня спас.
Теперь о знаниях. Что мы имеем? Есть некое королевское войско, выслеживающее, судя по всему, самых жестоких убийц и их помощников. Охотники обладают, наверное, громадной мощью. В деревнях сейчас ошиваться не стоит, на одном месте сидеть – тоже.
Я выберусь, у меня нет выбора. Не замерзну от холода и не загнуть от лютого голода. Выдержу, справлюсь!
Ну почему я прогуливала уроки ОБЖ в школе? Всё из-за друга детства, если бы не он – я бы, как все приличные дети, исписывала тетрадь конспектами и изучала основы выживания. А теперь придется привыкать к природе путем проб и ошибок. Жаль, бумаги нет, не записать наблюдения. Ну а может, это и к лучшему. Память разовью. Всё будет хорошо, ведь правда?
Ливень начался в ту же секунду, крупные капли подламывали листву, закатывались за шиворот, молотили по щекам. Я сидела, совершенно мокрая и продрогшая от холода, под густой кроной почти нетронутого водопадом дерева, дрожала и в голос ругала саму себя, этот мир, свою глупость, лес, деревья. Ругала абсолютно всех и вся, не представляя, как выживать.
Добро пожаловать, ничего не скажешь!
Ночь не задалась. Я пыталась уснуть, но никак не могла удобно пристроиться на ложе, собранном из одежды и палой листвы. Во-первых, в отбитом локте покалывало и тянуло. Во-вторых, дождь хоть и кончился, но оставил о себе напоминание: почва хлюпала, с листьев капало. В-третьих, ветер задувал под свитер. Мерзко, холодно, больно. Одиноко.
Когда небо начало светлеть, и в воздухе запахло утром, я встала, уселась, обняв колени, и… заплакала. Просто уронила лицо в ладони и заговорила сама с собой. Нужно было кому-то пожаловаться, разгладить эту мрачную тишину. Пусть хотя бы выдуманный слушатель пожалеет меня. Слезы обжигали щеки, зубы стучали.
– Это всё неправильно! – шептала я. – Почему именно я? За что мне такое? Я спокойно жила, училась. Я же ни о чём не мечтала… Вообще ни о чём. Мне не хотелось этих чудовищных сказок…
Я не понимала, за что на меня свалилось всё это? Я ведь никогда не восторгалась храбрыми героями средневековых легенд. Я боюсь темноты. Я медлительна. Я не подхожу на роль главной героини. Если меня не убьют охотники, то я окочурюсь сама. Где-нибудь ближе к осени, когда задуют северные ветра.
У меня нет еды, одежды, лекарств. Боже, у меня нет банальной расчески для волос или мыла! Я не приспособлена к жизни в лесах, к постоянному стрессу. Я никогда не выберусь отсюда и сойду с ума от одиночества. Мне нечем разжечь огонь, да я даже не знаю, с какой стороны находится мох, и как определять съедобность грибов и трав.
А ведь я могла даже в этой невероятной стране жить спокойно. Представившись иностранкой, не отказывая себе ни в чем, тихо путешествуя по городам и селам. Зачем я решила украсть того преступника? Почему он отплатил мне ничем? И почему мне, черт возьми, было куда спокойнее спать рядом с убийцей, чем одной? Глупо, неправильно, дико. Кто решил так пошутить надо мной? Здешние боги? И зачем, самое главное? От меня нет никакой пользы. Я простая девочка, слабая и пугливая. Я погибну… Обязательно погибну.
Я стонала, плакала, ругала саму себя, богов, мерзкого блондина и весь негостеприимный мир. Слова становились неразборчивыми, а всхлипы слабели. Я уснула, склонив голову на колени, и мне снилось солнечное небо и родной город, казавшийся еще совсем недавно скучным и однообразным. Я никогда не хотела куда-либо так сильно как сейчас в него. К спешащим пешеходам, неухоженным улицам, каменным бездушным домам. Таким знакомым и родным. К тополям, осыпающим дороги летним снегом. К бурлению неспокойной реки, через которую перекинулись мосты.
Утро разбудило первыми солнечными лучами. Журчала вода, и где-то невдалеке пели птахи. Как удивительно здесь меняется погода. Ночью поджидает лютый холод, а днем – нестерпимая жара.
Я приоткрыла правый глаз и, щурясь, глянула в чистое небо. Почему сны кончаются именно тогда, когда почти начинаешь в них верить? Когда уже можно вполне реально идти по тротуару, спешить навстречу новому дню, как две капли воды, похожему на предыдущий? Когда кажется, что все заботы заключаются лишь в заваленной сессии? Сны очень злы. Они заставляют окунуться в иной мир, которого никогда не будет.
Протерла глаза рукавом рубашки, огляделась и… в ужасе отпрянула. В метре от меня полулежал-полусидел, вытянув передние лапы, крупный пес серебристо-кремовой окраски с темными пятнами около ушей и глаз. Он сощурил дьявольские черные глаза, уставившись на меня. И, кажется, даже облизнулся.
Что следует предпринять в случае атаки пса? Бежать? Или стоять, не двигаясь, пока он сам не уйдет? Может, нужно что-то говорить? Вдруг собака услышит голос и решит, что человека лучше не трогать? Слова костью застряли в горле.
– Милый песик, не ешь меня… Поверь, я совсем не вкусная. Вся в пыли, костлявая, нечесаная. Согласись, куда приятнее съесть какую-нибудь пухленькую пастушку. Правда?
Пес тряхнул лобастой головой, поднялся на четыре лапы и медленно, не отрывая испытующего взгляда от моего лица, двинулся ко мне. Собака ли это? Очень похоже на волка. Тощий, с впадинами на боках, длинноносый, разве что шерсть удивительного окраса.
Убегать было поздно, и я зажмурилась. Шею обжигало волчье дыхание, зверь подошел совсем близко. Я позабыла, как дышать. Хищник мог накинуться в любую секунду, но почему-то медлил. Долго обнюхивал мою шею и лицо, а потом вдруг прижался мордой к моей груди и тихонько заскулил.
Такого поворота событий я не ожидала. Волк не собирается нападать, он собирается… дружить со мной?! Я поднесла ладонь к тощей спине и дотронулась до пушистой шерсти, аккуратно поглаживая её. Рычания или иного недовольства не последовало. Какой он тощий, все кости проступают, видимо, леса эти не славятся особой живностью.
– Хороший мальчик, – я потрепала то ли волка, то ли пса по башке.
Что там говорил Ричард про богов этого мира? «Они посылают нуждающимся поддержку». Кажется, он сказал так. Возможно, мой плач был услышан кем-то на небесах, божества сжалились и решили вывести ко мне если не помощника, то хотя бы товарища?
– Интересно, ты разумный? Понимаешь мою речь? Эм… Дай лапу! – неуверенно попросила я у зверя, всё еще прижимающегося ко мне боком.
Хищник отстранился, недобро оскалился и клацнул зубами в сантиметре у моего носа, а потом насмешливо блеснул темными глазищами. Ага, так и запишем: лапу давать он не хочет.
– Должна же я знать, понимаешь ли ты меня! Хотя бы моргни, если это так…
Волк спокойно прищурил правый глаз. Но после секундного раздумья прищурил и левый, а потом и вовсе зевнул.
– Ты послан мне свыше? – голосом, полным непонимания, спросила я. – Ну вот, докатилась. Разговариваю с животным. Лучше бы ты меня съел.
Судя по оскалу, мой «собеседник» был схожего мнения, но почему-то смиловался.
– Тогда я буду звать тебя… Ну, допустим, Кремовый. Очень уж у тебя шерсть похожа на шарик крем-брюле.
Глупо хихикнула. Волк выгнулся дугой, а потом резко развернулся и, побежав, затерялся в деревьях. Я почти испугалась тому, что моя надежда на друга окажется иллюзорной, но животное вернулось, неся в зубах трупик непонятного существа, похожего на большую мертвую мышь с пушистым хвостом. Он осторожно выплюнул тельце к моим башмакам и уставился на меня.
– Ты предлагаешь это есть? – Я закашлялась. – Но эту мышь ещё разделать надо. Она, конечно, и так мертва, но…
Кремовый недовольно зарычал. Расширенные зрачки почти сливались с радужкой. Мне всегда казалось, что у волков глаза зеленые или желтые, но, видимо, я ошибалась. Животное подтолкнуло носом мертвую мышь ко мне, а я со вздохом достала ножик и начала примеряться, как бы менее кроваво со всем расправиться.
Говорят, если кушать захочется, то можно пойти на что угодно. Может быть, я не была голодна. Конечно, если отварить её в котелке, то получится бульон. Да, но для начала было бы неплохо мышь очистить и разделать, а руки предательски дрожат. Волосатый же бульон далек от моих представлений о прекрасном.
– Знаешь, дружок, ешь её сам. – Я подтолкнула тельце лезвием ножа обратно в сторону волка. – Я же не изверг, кажется. Я как-то к цивилизации привыкла. У нас там таких потрясений куда меньше. Поем сейчас хлебушка, водички хлебну – вот и наемся.
Волк смотрел меня искоса, как на дурочку. Ну извини, дружок, но твой подарок не пришелся по вкусу – в прямом смысле слова. Не настолько я сроднилась с природой, чтобы освежевать её дар. Волк вновь клацнул зубами, в нетерпеливом жесте читалось: «Ну же, тугодумка!»
– Извини, малыш. Хочешь, я эту мышь на шею повешу и буду всегда с собой носить? Только не грусти, – воодушевленно начала я, а потом, подумав над прелестью ношения амулетов из дохлых мышей, закончила: – Или не повешу… Ты ведь плод моего воображения? Или я сошла с ума? Волки не могут приносить еду людям. А если ты волшебный, то должен уметь что-нибудь этакое. Например, костер разжигать без огня или летать. Даже летать не умеешь?! Зачем ты тогда мне нужен.
Хищник покачал башкой совсем как человек, и направился прочь от ручья. Я замахала руками и чуть ли не со слезами упросила бежевого волка остаться. В самом деле, что я знаю об местных причудах? Вполне возможно, что здесь на каждом шагу встречаются разумные звери. Или у всякого человека есть своя животная пара. В таком случае, мне очень повезло.
День окончательно вступил во владения. Припекало безжалостное солнце, а ветер скрылся в кронах. Величественные деревья окружали нас со всех сторон, стояли молчаливыми громадами, будто показывая, насколько я низка и суетлива по сравнению с ними. Ручей искрился от солнечного света, а в изумрудной траве, похожей на осоку, бегали букашки. Лес ожил, заговорил, зашуршал, запел.
Я не знала, продолжать ли путь по такой жаре или же передохнуть здесь, рядом с водой, но волк решил за меня. Он вцепился зубами в мешок с вещами и потрусил вперед. После оглянулся, тряхнул башкой, дескать, пойдем же. Он бежал с непостижимой грацией. Не тощий волк, а истинный зверь, готовый к нападению, чувствующий каждый шорох. Вот бы и мне так… а не спотыкаться на ровном месте.
Сколько дней, месяцев или лет осталось до зимы? И какая в здешних краях осень, засушливая или дождевая? Если температура упадет до десяти градусов, как происходит у нас каждым сентябрем, то я замерзну в своих легких одежках. И ведь даже укрыться негде.
А после придёт зима. Ледяная красавица, во владениях которой не выжить одинокой путнице. Замерзнет вода, опадет листва, а на снегу будет невозможно спать. И это станет началом моей кончины.
Ладно, первоначальная цель такова: обжиться, а заодно поискать способы для возвращения домой. Какое-то воспоминание не давало покоя, но я никак не могла ухватиться за него. Упустила что-то очень важное, что-то, что, возможно, помогло бы выбраться. Только что?!
Кремовый бежал на два шага впереди, изредка оглядываясь. Я не отставала, хоть и изрядно вымоталась после первого же часа сомнительной прогулки. Нас окружали осины, березы и дубы. Были и другие деревья, непохожие на наши, с листиками в желтых прожилках или изогнутыми стволами. Колючие сучья лупили по свежим царапинам.
Меня свалила усталость. Голова закружилась, и я бессильно плюхнулась на землю.
– Больше не могу, – призналась волку.
Тот нахмурился, если зверь вообще умел хмуриться, но прилег в нескольких метрах от меня, прикрыл черные глаза.
Итак, что у нас есть? Буханка хлеба да котелок, в котором можно сварить настой из каких-нибудь трав, обозвав это постным супом. Сварить-то можно, да из чего? Да и не умру ли я от сего кулинарного шедевра? Вообще с готовкой у меня проблем никогда не было. Но одно дело – готовить из чего-то, хоть немного напоминающего пищу, а другое – из неизвестных растений, которые, к тому же, могут быть волшебными, и неизвестно, в чем это волшебство заключается. Или сразу умру или превращусь в лягушку какую-нибудь, а это во много раз страшнее. Или в волка.
– Ты, часом, не заколдованный принц?
Волк высунул розовый язык.
– Ну и ладно, – не шибко огорчилась я.
Воды тоже не имелось. И эта проблема пугала сильнее, чем возможность скопытиться от здешних растений. Сколько человек может протянуть без жидкости? День? Или неделю? Не помню, а жаль. Лучше б я так и сидела около того ручья. Какой толк в ходьбе незнамо куда? Почему же я не осталась?
Поздно метаться, деточка. Раньше думать нужно было.
По-моему, я уже накосячила везде, где только смогла. Осталась одна. Без одежды, вещей, документов. Без лекарств. Вспомнить о последнем заставила ссадина в локте, все сильнее набухающая и гноящаяся у краев. Кости-то при падении не сломала, но грязь занесла и отбила руку. По коже разливался лиловый синяк.
Медленно пережевывая кусочек хлеба, я обдумывала свое короткое путешествие с первых минут. Вот я очнулась на лугу, вот пришла в деревню.
Картинки сменялись быстро, детали сохранились, но не доставало чего-то важного. Того элемента, без которого не сложить мозаику. Действия, поступки, разговоры. Не то, не то, не то.
Вот знакомство с Ричардом, беготня по лесу, сновидения, разодранная щека. Краткие беседы, описание убитых людей.
Точно! Вот что я упустила!
Как я могла забыть о том мимолетном разговоре, когда Ричарда совершенно не удивило мой переход из одного мира в другой?
– Волшебники могут перемещаться! – так громко воскликнула я, что даже нежащийся на солнышке волк вздрогнул. – Если я найду сильного мага, то он… он… сможет вернуть меня домой.
Эта мысль пронзила голову острой иглой. Домой. В свою уютную комнату, к родителям, к знакомым улочкам. Я вновь смогу видеться с друзьями, наблюдать в окно за шумными автомобилями. Забуду о случившемся, приму это как дикий сон. Только бы вернуться. Домой.
Но как? Стоит ли высовываться из леса? И где мне искать колдунов? Как они выглядят?
Да и в горле пересохло. Поиски магов чуть откладываются.
– Не хочу тебя будить, но найти бы нам водички. Идем?
Мой верный четвероногий друг – если его можно так назвать – моментально вскочил и встряхнулся. Он был готов к путешествию. А я?
***
К речушке мы подошли, когда начало темнеть. Ещё робко, несмело, но небо серело, а солнце закатывалось за горизонт. Если бы волк не бежал так уверенно вперед, будто бы наизусть вызубрив маршрут, мы бы вообще ни за что не нашли её в лесных дебрях.
Красота завораживала. Лес расступился перед быстротекущей водой. На другом берегу вновь начиналась зеленая тьма, но до того берега плыть и плыть. Темно-коричневый песок шуршал под ногами. Я разулась, с наслаждением зарываясь в него пятками.
Вода, нагретая за день, не остыла, я скинула одежду и вошла в реку. Трижды нырнула с головой, пофыркивая и дрожа, вышла на песок. Отряхнулась что пес. И почувствовала себя посвежевшей. Мне захотелось экспериментировать. Накидать разной гадости в котелок и наблюдать за изменениями. А пить получившееся варево необязательно. Понюхаю – и хватит.
Я оставила Кремового за главного, а сама углубилась в лес, выискивая незнакомые кустики, обнюхивая налитые соком ягоды, собирая в пучки травинки и складывая те в котелок, временно ставший корзинкой. Пока мы шли, было не до отличий расцветки, поэтому казалось, будто все травы одинаковы. Нет. Здесь были и невысокие темно-оливковые травинки, и объемные коричневые ростки с бутонами нераскрывшихся цветков, и сухие веточки непонятных низкорослых растений.
Меня охватил настоящий азарт. Я ползала по земле, набирая всё подряд в пригоршню, складывала в кучку и радовалась как ребенок. Пока чуть не столкнулась носом с тоненьким деревцем. Нежно-голубого цвета.
Я аж тоненько взвыла от счастья. Неужели это то самое дерево, кору которого можно поджигать водой? Я метнулась к нему и попыталась отодрать первый слой, как учил Ричард, но ничего не вышло. Подковырнуть ножом тоже не удалось.
Хрупкое растение отказывалось резаться. Даже маленькие веточки не отрывались и лишь гнулись во все стороны, словно в издевку. Страстное желание узнать о чудном растении смешалось со злостью. Минут десять я, отбросив импровизированную корзинку, пыталась хоть как-то подобраться к разгадке тайны. Потом столько же унимала гнев. В очередной раз, когда пальцы уже исцарапались в кровь, я смогла надрезать кору ножом. Такое ощущение, что ей самой надоело сражаться, и она поддалась по собственной воле, лениво и нехотя. С новым приступом ругани оторвав кусочек, я нашла нужный мне второй слой. С ним, кстати, дела обстояли проще. А может, мне так только показалось. В любом случае, я, сжимая в кулаке лоскуток коры, сантиметров десять в длину, в предвкушении побежала к реке.
Кремовый встретил меня с должным любопытством. Точнее – с его отсутствием. Он скользнул взглядом по мне и вернулся обратно в излюбленную позу с головой, лежащей на скрещенных лапах. Привык, несчастный, что его «хозяйка» то стонет и рыдает по поводу и без, то скачет как угорелая, забыв обо всем на свете.
Я разложила травы вокруг себя аки ведьма, сложила ветки, отломанные с ближайших деревьев, в кучку, а потом вдруг задумалась, что делать с горшком. Как его привесить? Не держать же в руках?
Вспомнилось совсем недавнее приготовление мяса Ричардом, когда он умело сложил вертел. Надо сделать так же.
Кремовый вытянул шею, с интересом поглядывая за заранее провальной затеей. Мне даже казалось, будто он хмыкает и улыбается, наблюдая за моими попытками ровно воткнуть палки в землю.
Ничего не получалось. Песок расползался, палочки падали, я вновь устанавливала их. Наконец, после долгих мучительных построений, получилось что-то похожее на первоначальную задумку, и я принялась к самой интересной части – разжиганию. Неуверенно намочив указательный палец слюной, я вздохнула и прислонила его к коре. Ничего не произошло. Еще раз поводила пальцем по шершавой поверхности. Ноль. Я со злостью плюнула на синеватый кусочек. И еле успела отбросить его от себя. Кора горела идеально. Вспыхнула сразу, из середины переметнувшись на края, поджигая другие ветки.
Мне стала понятно строение Синих дубов. Вот зачем нужен второй слой. От дождя намокает только внешняя сторона дерева, крепкая и, наверняка, не пропускающая никакой влаги. Поэтому и массовых пожаров после непогоды не случается. Как интересно придумано! У нас таких чудес нет. Остался лишь один вопрос: люди отрезают кору для своих нужд, но дерево ведь остается стоять, туда может затечь дождевая вода. И что тогда? Может, кора быстро зарастает? Или нет? Но на эти вопросы ответа мне не было дано узнать.
Когда похолодало, согревались огнем. Травки кипели в котелке, и по воздуху плыл аромат сирени. Идиллия. Даже отекшая рука не давала о себе знать. Только при движениях напоминала сдавливающей болью.
А ещё я сыскала прекрасный способ распознавания пригодности отвара в пищу – Кремовый. Он нюхал очередное варево и или отшатывался от него, или же доверительно облизывался. Сам волк поужинал очередной мышью, и теперь грелся у костра, подставив любопытный нос к пламени. А я сняла котелок с огня и, дождавшись, когда настой остынет, начала дегустацию. Горько, но терпимо. Надеюсь, завтра я не позеленею и не обрасту волосами. А может, лучше бы и обросла. И тогда не страшилась бы никаких заморозков.
Костер затухал, и сил развести новых не было. Я напялила рубашку, поверх свитер, завернулась во вторую рубашку как в шарф. Не помогло. Озноб разбежался по телу сотней мурашек. Стоило закрыть глаза, как мягкое горячее тело легло рядом, прижимаясь боком к больной руке и делясь теплом со мной. Шерсть щекотала щеку и шею, но так хорошо мне не было уже давно. Я улыбнулась и почесала Кремового за ухом. Он фыркнул, повозился, устраиваясь поудобнее, и, кажется, уснул.
Почему-то мне казалось, что следующее утро не принесет ничего хорошего. Впрочем, как всегда. Но зато у меня есть друг. Если божества существуют, спасибо им.
***
Невероятно, но я выспалась. Волк, правда, куда-то убежал, но не было ощущения, что это навсегда. Вернется.
Утро выдалось теплым. Я потянулась и сделала подобие зарядки, похрустев позвонками. Умыв лицо, взглянула на свое отражение. А вот это зря. Волосы спутались, серые тени залегли под глазами, лицо нездоровое, длинная и почти черная царапина всё ещё пересекает щеку. Расчесываться ладонью жуть как неудобно, но я справилась. После перекусила хлебом, допила вчерашний отвар и разлеглась на песке.
Я расслабилась. Захрустели ветки, но я не придала звукам никакого значения.
– Долго же тебя пришлось искать, – прошипел кто-то что змея.
Я вскочила. Он был невысок и короткострижен, не молод, но и не стар. Круглая голова и шрам, пересекающий верхнюю губу, отчего, казалось, что та растягивается в улыбке. Его лицо исказилось в ярости. В руке он сжимал тонкий, отбрасывающий отблески нож.
– Иди ко мне, – приказал мужчина, и я закричала.