Татьяна Михайловна Василевская
Здесь и сейчас
– Да пошел ты! – огрызнулся Мишка.
Димка протянул другу бокал для вина, наполненный водкой почти до краев, второй взял себе.
– Давай, Мишань, за нас. Да, не переживай. Настя, правда, нормальная женщина. Поймет, что ты не в себе был. Отойдет. Помиритесь. Главное, держи себя в руках в следующий раз, – Димка заржал.
В зале никого больше не осталось. Вторая пара тоже уже ушла. Обстановка стала совсем интимной. Правда, теперь в этом интиме оставалось только пить водку.
–
Снежинки лепились к оконному стеклу. Не удержавшись на гладкой поверхности, соскальзывали и вновь улетали в темноту. Настя смотрела невидящим взглядом на ночной город. Горящие огни сливались, превращаясь в размытое призрачное свечение. На глаза, сами собой, наворачивались слезы. От обиды, от разочарования, от злости и отчаяния, что все потеряно, раз и навсегда. Бесповоротно. Из-за глупой выходки, из-за идиотского признания под воздействием выпитого и обстановки, располагающей к бездумным поступкам. Ну, зачем? Зачем он это сделал? Конечно, она чувствовала, что не безразлична ему. Что она ему нравится. Ну, так и что? Мало ли кто нам нравится? Можно, просто, радоваться и получать удовольствие от общения с человеком, к которому испытываешь симпатию. Это приятно, это как-то скрашивает повседневную жизнь, привносит в нее элемент романтики, даже чувственности. Зачем портить дружбу, доверительные отношения, набрасываясь на предмет своей симпатии, в попытке добиться непонятно чего. Идиотизм, гадость. Это сродни предательству. Поведение, продиктованное исключительно низменными инстинктами. Можно подумать, что мужчины и впрямь в каком-то смысле в своем поведении и поступках похожи на животных. Немного выпивки, несколько, чуть более тесных и откровенных прикосновений, чем обычно, во время танца, и все, накрыло. Голова отключилась. Осталось примитивное существо с пустым бессмысленным взглядом, руководствующееся в своих действиях инстинктами самца, охотника, собственника. Настя смахнула, сбежавшую по щеке слезу. Фу, фу! Гадость, какая!
Она дорожила их дружбой, радовалась встречам. Им было хорошо вместе. Легко. Между ними было взаимопонимание – редкое, почти бесценное чувство в наши дни. Она чувствовала, что у нее есть надежное плечо. Друг. Человек, которому она доверяет, к которому может обратиться, если понадобится помощь. Это было очень важно. Она больше не чувствовала себя одинокой. Ей казалось, что теперь она не одна против сурового, жестокого мира. Зачем?! Зачем?
Мысли разбегались, путались. Их было множество, и в то же время, в голове была какая-то звенящая пустота. Вакуум, как в космическом пространстве. Почему она ничего не испытывает кроме дружеского расположения? Мишка, он обаятельный, добрый, умный, надежный, по крайней мере, когда его не накрывает, и он не закипает от страсти и не превращается в безмозглое создание, с наклонностями маньяка и насильника. К тому же он и внешне очень привлекательный. Даже, можно сказать, красивый. Мужественная красота, какого-нибудь скандинавского божества. Когда они вместе куда-нибудь выбираются, женщины провожают его жадными, призывными взглядами. Улыбаются. Некоторые даже смотрят с завистью и неприязнью на нее, как на соперницу, которой достался столь привлекательный представитель мужского пола. Настя почувствовала, как по щеке катится еще одна слеза. Мокрая и горячая. Она сердито смахнула ее. Такси мчалось вперед по заснеженной дороге, сквозь темноту, сквозь сотни тысяч снежинок кружащихся в своем холодном, равнодушном танце, не имеющем ничего общего со страстью и эмоциями, увозя ее все дальше и дальше от места, где осталось, утраченное навсегда, что-то светлое и хорошее. От человека, ставшего слишком близким, что бы расстаться безболезненно. И по непонятной, необъяснимой причине, не ставшего тем, кто заполнит пустоту в душе, кто будет тем самым, единственным. Самым-самым. Тем, кто меняет всю жизнь. Кто дарит ее по новому, придавая ей подлинный смысл. По щеке снова быстро скатилось, мокрое и горячее, а потом и по второй…
–
– Ты чего так рано? – удивленно спросила Варя, выглянувшая в коридор.
– Да, там все быстро закончилось, – улыбнулась Настя. – Чуть-чуть посидели и разошлись.
– Занудный вечер? – понимающе спросила дочь.
– Да не то, что бы… Просто… стремительный…
– Представляешь, Гошка уже спит. Так, что жалко, что у тебя не получилось хорошо повеселиться.
– Да, жалко, – Настя вздохнула. – Как-нибудь, в другой раз. Ты же меня отпустишь, еще как-нибудь? – немного грустно улыбнулась она.
Варя пожала плечами и тоже улыбнулась, без примеси грусти.
– Конечно, мам. Хоть Гошка и обормот, но конечно отпущу.
– Хорошо иметь взрослую дочь. Да еще, такую замечательную и понимающую, – обнимая Варю, нежно сказала Настя. На душе было тоскливо. Но все это ерунда. Все проходит. И это тоже обязательно пройдет. – Пойдем, попьем чай с чем-нибудь вкусненьким, – предложила она, целуя светлую макушку.
–
Нестор вошел в зал и резко затормозил, заметив приятелей распивающих водку, сидя на полу.
– Какой-то новомодный способ отмечать день рождения? Или вы так натанцевались друг с другом, что оба рухнули?
Димка ухмыльнулся.
– Да, это Мишаня неудачно девушке в любви признался, вот она его и уронила.
Нестор с сомнением посмотрел на друга.
– Это чего ж за девушка должна быть, что бы такого кабана уронила? Ты, Мишань, штангистке или сумоистке признавался?
Димка пьяно махнул рукой.
– Да, нормальная девушка. Просто вышло так… Случайно, в общем.
– Ладно, х… с ней с девушкой, – усаживаясь рядом с друзьями, сказал Нестор. – Давай Мишка, за тебя.
– А я вообще предлагаю напиться, – глубокомысленно сказал Димка. – Ну их, этих баб. Правда, Мишань?
Мишка посмотрел на Нестора мутноватым взглядом.
– Нестор, а ты любил кого-нибудь? – голос у него был пьяный и грустный.
Нестор ухмыльнулся.
– Конечно. Родину и маму с бабушкой.
Димка заржал. Мишка посмотрел, поморгал глазами и тоже рассмеялся. В зал заглянула официантка. Удивленно покосившись на трех, оглушительно хохочущих, сидящих на полу мужчин, она решила не лезть и ушла. Раз не буянят, пусть хоть стоя на голове пьют.
–
Распахнув дверь, Нестор шагнул на улицу, навстречу бодрящему морозному воздуху. Зацепившись за порог, он пролетел несколько метров вперед и едва удержался на ногах. Вслед за ним вывалились Димка и Мишка. Нестор оглядел пустую, заваленную снегом площадку перед рестораном.
– Где наши машины? – гаркнул он. Димка пьяно посмотрел вокруг с радостным удивлением. Машин и вправду не было. Мишка стоял, покачиваясь, опустив голову на грудь. Его уже вообще ничего не волновало.
– Э! Машины где?! – уже во все горло заорал Нестор.
Димка развел руками, вихляясь всем телом как червяк.
– Я… не з-знаю… – он снова оглядел стоянку и хихикнул. – М-может угн-нали?
Нестор недоверчиво посмотрел на друга.
– Все?! Сколько нас?… Три…
Димка снова пожал плечами. Тут в его мозгу явился проблеск более-менее трезвой мысли, и он засмеялся квакающе-икающим смехом, перемежаемым тоненьким хихиканьем.
– Мы же… Мы же н-на такси ехали. Мы же… п-пить соб-бирались!… – то, что они собирались пить, привело его в неописуемый восторг, и он закатился в припадке смеха, не в силах остановиться.
– А машины-то где?! – не видя связи с их планами насчет выпивки и исчезновением машин, снова поинтересовался Нестор.
– А я знаю? – снова пожал плечами немного успокоившийся Димка и опять захихикал.
На этот раз проблеск сознания явился в голове Нестора. Он радостно улыбнулся.
– Б…ь, вспомнил, мы ж их возле работы оставили!
– Точно! – радостно заорал Димка. Но тут же погрустнев, он спросил: – А как же м-мы домой поедем? А?
– Щас, такси поймаем! – успокоил его Нестор. – Мишаня, не спи. Щас поедем.
Услышав свое имя, Мишка непонимающе посмотрел вокруг и несколько секунд спустя снова отключился.
Нестор шагнул на проезжую часть и широко расставил руки перед несущейся прямо на него машиной. Взвизгнули тормоза. Из машины выскочил водитель и бросился в сторону ненормального психа, едва не угодившего под колеса.
– Ты совсем ох…л, придурок? Ты чего делаешь, мудак?! Тебе жить надоело, а я за тебя в тюрьму садиться должен, идиот?! – завопил водитель, потрясая кулаками.
– Не ори! – сказал Нестор. – Нам домой надо. Довези.
Он достал из кармана несколько тысячных бумажек и сунул их в сторону разъяренного мужика.
– Да пошел ты, идиот ненормальный! – огрызнулся водитель, продолжая злиться. Да и сажать к себе троих пьяных в хлам мужиков ему совсем не хотелось. Хотя, одеты вроде все прилично. Он почесал голову. Деньги, конечно, не лишние. Там, у этого чокнутого тысяч пять в руке. – Ладно. Куда вам?
Нестор назвал адрес. Ехать было недалеко. Водитель приободрился. Минут пятнадцать всего, уж, наверное, не учудят ничего за это время.
– Залезайте. Учтите, облюете машину, заставлю убирать, – на всякий случай припугнул хозяин транспортного средства, прекрасно понимая, что в таком состоянии они могут проделать только первое. К счастью, мужики попались крепкие, обошлось без неприятных происшествий. Водитель покачал головой, наблюдая, как высаженные у нужного дома пассажиры, еле-еле передвигая заплетающиеся ноги, идут к подъезду. Надо же было так напиться! И на алкашей, вроде, не похожи, морды гладкие, холеные.
–
Утро встретило головной болью, сушняком и сильным желанием сдохнуть.
– Аааа! – слабо застонал Димка. В первый момент ему показалось, что голову залили чугуном. Он осторожно повернул непреподъемную голову, которая располагалась на не двигающейся, затекшей шее. Потому что он уснул, в странной, противоестественной позе, прислонившись к спинке дивана и запрокинув голову назад, почти под прямым углом. – Ооо! Б…ь!
Напротив дивана, в мягком кресле сидел бледный, обросший светлой щетиной, взъерошенный Мишка. Димка скосил глаза. Рядом с ним, задрав одну ногу на спинку дивана, а голову, наоборот, свесив вниз, спал Нестор.
«Ничего мы так вчера погуляли», – Димка страдальчески сморщил лицо. По чугунной голове ритмично стучали маленькие невидимые молоточки.
– Придурки!… – простонал Димка. – Какого х… вы меня так вчера напоили?
– Ага, насильно в тебя вливали, а ты отнекивался, – проворчал Нестор, который, как оказалось, тоже уже не спал. – Ты водку из горлышка хлестал, под конец. Забыл?
– Врешь ты все! Я не мог… Я культурный человек… Мама! Я умираю, – проныл Димка.
– Заткнись! – тихо огрызнулся Нестор. Димка мстительно ухмыльнулся, небось, тоже головка бо-бо, даже орать не может.
– У тебя аспирин есть? – просипел Мишка.
– На х… аспирин. Сейчас опохмелимся, – ответил хозяин квартиры, делая попытку встать.
– Не, мне аспирин, – помотал головой Мишка и скривился от боли. – Я пить не буду…
– Аспирин в аптеке. А водка и коньяк, вон, в шкафу, – предложил Нестор свободу выбора.
– Ладно, – чуть слышно прошелестел Мишка. – Тогда опохмеляемся, – аптека и аспирин, продающийся в ней, были вне пределов досягаемости его лишенного жизненных сил и способности передвигаться организма.
–
Оба выходных Настя провела в дурном настроении. Мысли то и дело возвращались к происшествию в ресторане. Дети уговорили ее поехать на каток. Гошка неуклюже скользил по льду, то и дело крича:
– Мам, смотри, как я сейчас проедусь! Мам! Ты смотришь?!
После этих слов, он непременно растягивался на льду и греб к бортику, работая руками и ногами, лежа на животе, как лягушонок.
Варя, в окружении молодых ребят ее возраста и чуть постарше, радостно носилась по кругу. Наслаждаясь властью вызывать восхищение и восторженные взгляды мужчин, и, время от времени, одаривая своих кавалеров благосклонными улыбками.
Настя безучастно смотрела на происходящее вокруг. Стремительное движение, мелькание человеческих тел, проносящихся мимо, улыбки, смех. Она, естественно, тоже улыбалась детям, махала им рукой, думая при этом совсем о другом. Что делать? И как вообще жить дальше. Не из-за Мишки, а из-за охватившего ее чувства разочарования и потери. Даже не потери, а неверия – в нормальные, человеческие отношения. В бескорыстие и преданность. Без обмана, без ожидания чего-то от человека, называемого другом. Неужели, нет больше на свете бескорыстной, честной, преданной дружбы. Такой, когда ты ради друга готов на все. Себя не пожалеешь, а друга… На душе было тоскливо и пасмурно. Нет ни любви, ни дружбы. Полный абзац! И вся жизнь полное …
До Нового года оставалось два рабочих дня, и Настя даже хотела смалодушничать и просто не ходить эти два дня на работу. Впереди праздники. А потом… А, что потом? Все равно, рано или поздно придется встретиться. Посмотреть друг другу в глаза. И понять, что все кончено…
Мысли были мрачные. Настроение тоже.
В понедельник, взяв себя в руки, Настя все же заставила себя поехать на работу. Прятаться от проблемы – не выход. Она не маленькая девочка. Она взрослая, самодостаточная женщина. Нужно решить этот вопрос сразу, не откладывая, на потом, иначе она совсем изведется за праздничные дни.
–
В мастерской, как всегда, присутствовал запах краски, растворителя, древесной стружки, штукатурки. Все те запахи, которые обычно нравились ей, были, практически родными, привычными, сопровождали всю ее работу, создавали особую атмосферу, настрой. Сегодня даже они ее нервировали, казались слишком резкими, неприятными. Услышав звук шагов у себя за спиной, Настя оглянулась. На пороге, держа большой букет крупных чайных роз, стоял Мишка. Настя хмуро взглянула на букет и на того кто его принес.
–Если это очередное предложение руки и сердца, то по-прежнему – нет.
Мишка приблизился к ней и виновато улыбнулся.
– Нет, это извинение. Не знаю, что на меня нашло. Если ты можешь меня простить…
Настя пристально посмотрела на его лицо. Он был бледный, под глазами, покрасневшими и воспаленными, темные тени.
– Ладно. Проехали, – сказала она, чувствуя радость и облегчение. Что-то давящее изнутри, отступило и исчезло, и вновь стало легко дышать и все вокруг перестало быть таким мрачным. – Ты чего такой замученный, потрепанный? Еще пару предложений сделал?
Он засмеялся и она тоже.
– Нет. Мы напились. Ужас! А в субботу опохмелялись…
Настя кивнула.
– Понятно. Ты еще и алкоголик!
– Нет. Обычно нет. – Он снова улыбнулся и протянул ей цветы. – Ты меня простила?
Настя взяла букет. Розы едва уловимо пахли. Очень нежно. Она повертела букет в руках.
– Не знаю… Думаю, может еще одного букета подождать, – она улыбнулась. – Простила, конечно. Куда я денусь. Я дорожу дружбой с тобой, представь себе. И я переживала…
– Я тоже.
Он грустно посмотрел на нее. Теперь он даже не имеет права любить ее. Только быть другом. Но дружба это ведь тоже неплохо…
– Давай попьем кофе, – предложила Настя.
– Может, мороженого?
– А может, в кафе мороженое? Пока я не переоделась.
Он широко улыбнулся.
– Поехали!
Глава 14
январь 2007г. Москва
Старуха прошаркала к двери. Дрожащая узловатая рука потянулась к замку.
– Кто? – слабым дребезжащим голосом спросила она.
– Свои! Это я, Нестор! Открывай, бабуль!
– Господи, сыночек! – бабка всплеснула руками. По морщинистой щеке скатилась слеза.
– С Новым годом, бабуль! Вот, заехал поздравить, – широко улыбаясь, Нестор шагнул в маленькую полутемную прихожую.
– Продуктов тебе привез, – сказал он, ставя на пол доверху наполненные пакеты. Старуха заплакала.
– Да чего ж ты плачешь-то, бабуль? Радоваться нужно. Праздник, – улыбнулся Нестор. – Пойдем, отметим. Расскажешь, какие у тебя дела, новости свои… – нежно обнимая старуху, сказал Нестор.
– Ой, сыночек! Ты не обращай внимания, на меня старую. Это ж я от радости. Дорогой ты мой! Какие уж у меня новости. Дома сижу, на улицу не выхожу, почти. Слепая стала, не вижу ничего. Ноги не слушаются. Старость-то она такая… Скорей бы уж Господь прибрал. Чего живу, сама не знаю.
– Да, ладно. Чего ты расхандрилась? Поживешь еще, – улыбнулся Нестор, входя следом за бабкой на кухню.
Она засуетилась. Стала накрывать на стол.
– Давай-ка, бабуль, подсоблю, – предложил Нестор.
Хозяйка ласково взглянула на дорогого гостя подслеповатыми слезящимися глазами. И не изменился совсем. Все такой же. Как огонь внутри него горит.
– Садись! Садись! Мне ж в радость. Ты ж гость-то, какой у меня дорогой! Уж как я рада-то, кабы ты знал! Ты расскажи, как ты живешь. Твое-то дело молодое. Тебе есть, что рассказать. Не женился? Деток не завел?
Нестор засмеялся.
– Нет, бабуль. Не женился.
Она покачала головой.
– Пора уж тебе, сокол ты мой ясный. Нужно семьей-то обзавестись. Деток родить. Ты ж вон, какой справный, да ладный. И не пьешь. И руки у тебя есть, и голова. Нужно, нужно тебе жениться. Одному-то как же?
– Да, ладно, бабуль. Может, когда и женюсь. Не встретил, значит, пока ту, на которой жениться, – отмахнулся он.
– Ох, и это верно сынок. Жена-то не рукавица. С руки не снимешь. Хоть сейчас, смотришь, все женятся, разводятся. Грех один. Раньше-то не так было. Жениться-то на всю жизнь нужно. И горе, и радость вместе проживать. Ой, ладно, – она махнула рукой, – скажешь, вот пристала старая. Как у тебя работа-то твоя? Ты ж вон выучился. Дело свое завести все собирался. Я ведь всегда знала, что у тебя все получится. Молодец ты, не баламут какой. Если чего решил, так своего добьешься.
– Да, все нормально, бабуль. Работаю.
– Ну, хорошо. Дай-то бог. Вот радость-то что ты приехал! Я ведь все тебя вспоминаю. Богу молюсь и за тебя попрошу, что б послал удачу тебе и здоровья. Что б все у тебя сладилось.
– Спасибо, бабуль. Видно, благодаря твоим молитвам все у меня хорошо… Жильцов больше не пускаешь?
– Нет, сынок. После тебя был у меня один жилец, да такой капризный, скандальный. И все не так. Измучилась с ним. Больше с тех пор и не беру никого. Да и боязно стало. Народ-то нынче такой, что не знаешь, что там за душой, какие мысли – добрые или наоборот.
Старуха расставила на столе угощение. Заварила чай. Выставила, хранившуюся «на случай» бутылку водки. Нестор помотал головой.
– Я, бабуль, за рулем.
Она убрала водку обратно в шкаф.
– Я ж говорю, ты молодец. Некоторые без этой заразы и за стол не садятся. Вон, у соседки-то у моей муж – уж такой пропойца. Не то, что в дом чего принести, так он все из дома тащит. Все пропил! Да, господь с ним. Не интересно тебе…
Она села, подперев голову рукой, и с радостью смотрела, как с аппетитом хрумкает гость крепкими зубами соленые огурчики, подцепляет и отправляет в рот вареную картошку и куски селедки. Хороший день. Радостный. В череде тоскливых, однообразных дней одинокой старости, похожих один на другой.
– Ешь, сыночек. Ешь… – приговаривала она умильно. Время от времени смахивая набегавшие на глаза слезы. – Вот радость-то у меня!
–
Среди прилетевших пассажиров, идущих по направлению к выходу, Михаил заметил Лиду. Лицо загорелое, посвежевшее. Волосы слегка выгорели на солнце и казались платиновыми. В этот момент она была чудо как хороша. Настоящая красавица. Все очарование портил холодный, злой взгляд на застывшем, как маска лице.
– Как отдохнула? Испания понравилась? – спросил Михаил. Лида одарила его негодующим, полным ненависти взглядом.
– Как можно, по-твоему, отдохнуть без денег? Чувствовала себя нищенкой!
Михаил глубоко вдохнул, пытаясь держать себя в руках. Он ощутил сильное желание отвесить жене хорошую оплеуху. Она его достала. Возможно, если влепить, как следует ладонью по этой гладкой золотисто-бронзовой от загара коже, мозги в ее голове встанут, наконец, на место. Он сунул свободную руку в карман дубленки, от греха подальше. А второй покрепче ухватился за ручку чемодана.
– В каждом магазине чувствовала себя дурой! – почти выкрикнула она. – Куда не зайду, на какую вещь не посмотрю – все для меня слишком дорого! Сплошное унижение! Можно было, конечно, плюнуть на все и купить себе платье или туфли, а оставшееся время сидеть голодной.
Она всхлипнула и, обогнав мужа, пошла к выходу.
– Во-первых, у тебя было «все включено», так, что если уж тебе так хотелось платье, голодная смерть тебе не грозила. Во-вторых, у тебя полный шкаф этих платьев, в которых ты, все равно, никуда не ходишь. Просто висят на вешалках, пыль собирают. Я думал, ты едешь страну посмотреть, можно было не по магазинам ходить и расстраиваться, а на экскурсии ездить.
Она замерла на месте и медленно развернулась к нему.
– Ах ты, сволочь! На экскурсии?! Полный шкаф?! Каждой копейкой меня попрекаешь! Все нервы мне истрепал! Жлоб! Скотина! Такое ощущение, что ты и женился, чтобы было над кем издеваться, – голос перешел на визг.
Она размахнулась холеной рукой, что бы дать пощечину. Михаил перехватил ее руку, крепко сжав тонкое запястье. Глаза у него были злые. Лида никогда не видела у него таких злых, страшных глаз. Она испуганно отшатнулась, пытаясь вырвать руку из стальных пальцев.
– С ума сошел?! Больно же! Пусти! – пискнула она.
Михаил приблизил свое лицо к ней.
– Попробуй еще раз, и я тебя убью! Поняла?
Не дожидаясь ответа, он пошел к выходу из здания аэропорта.
Всю дорогу Лида молчала, с надутым видом глядя в окно.
Скотина! Она ему устроит! Еще руку на нее посмел поднимать, ничтожество!
Дома она заперлась в спальне и не выходила до вечера. На часах было почти восемь. Лида решила, что нужно пойти поесть. Если она игнорирует мужа, наказывая его за грубое, хамское поведение, то это не значит, что она должна умереть с голода. Она открыла дверь. В квартире было тихо и темно. Наверное, заперся у себя в комнате, сердито подумала она. С каким бы удовольствием она вцепилась длинными острыми ногтями в его притворно-добродушную физиономию! За все бы с ним рассчиталась. Всю эту его, доводящую ее до бешенства, невозмутимость, эту улыбку разом бы стерла с его лица. Разодрала бы в кровь. Но ведь и впрямь же убьет. В аэропорту он не шутил. Не просто припугнул. Она это почувствовала. Надо же, оказывается, ее лопух муженек способен на такие бурные проявления эмоций.
Лида прошла на кухню. Готовить ей было лень. Она съела пару бутербродов и запила молоком, прямо из пакета. Мог-бы и приготовить, что-нибудь к ее приезду, или заказать. Чем он тут занимался, пока ее не было? На диване валялся или трахал свою шлюху?
Чувствуя сильное раздражение и необходимость его выплеснуть, Лида пошла к двери в комнату мужа. Сейчас она ему все выскажет! Уж говорить-то он ей, точно, не может запретить.
За дверью было тихо. Лида приоткрыла ее. Включила свет. Комната была пуста. В прямом смысле этого слова. Стены и мебель. Никаких вещей мужа не наблюдалось. Лида недоверчиво посмотрела по сторонам. Подошла к шкафу. В шкафу сиротливо болтались пустые вешалки. Лида оторопела. Совсем, что ли спятил сегодня? Что за фокусы?
Ощущая уже не раздражение и даже не злость, а самое настоящее бешенство, она схватила телефон и набрала номер. Муж не ответил. «Сволочь!» – заорала она в трубку, в которой раздавались протяжные гудки.
«Ничего, никуда он не денется. Пару дней подурит и приползет!» Но что-то подсказывало, что нет, на этот раз не приползет. Но что же тогда делать ей?!
Лида огляделась по сторонам, не желая верить в произошедшее. Как будто все еще надеясь, что это идиотский розыгрыш, глупая выходка ее малахольного муженька. На диване лежал конверт. Она не заметила его сразу на светлом покрывале. Лида взяла белый прямоугольник в руки и заглянула внутрь. Деньги. Тонкие пальцы быстро пересчитали купюры – тридцать тысяч. Она застыла, не в силах пошевелиться, придавленная чувством безысходности. Тридцать тысяч! Что с ними делать? Это чуть больше зарплаты какой-нибудь учительницы. Как она сможет прожить на эти копейки? Она-то не учительница. Она привыкла к другой жизни. Лида судорожно вздохнула, ей казалось, что в комнате не хватает воздуха. Сволочь! Вся ее жизнь превратилась в жалкие подачки благодаря ему, жалкому, отвратительному человеку!
Понятное дело, что кредит он выплатит – он же на его имя оформлен. Но помимо кредита есть еще все остальное. Много всего остального. Как жить ей, если эта скотина решила от нее сбежать? Вернее сказать, на что ей жить? На гроши, которые он ей оставил? Как будто кинул кость собаке! Лида села на диван и горько заплакала.
–
Михаил вошел в комнату и поставил на пол две спортивные сумки со своими вещами.
Комната напоминала гостиничный номер советских времен. Страшненькая, убогая мебель, с прямыми углами, без каких-либо изысков или претензии на красоту и удобство.
Продавленный диван с потертой, местами лоснящейся, как заношенные брюки, обивкой. Пара допотопных стульев, как и диван с протертыми сидениями. Михаил обвел равнодушным взглядом унылую полутемную комнату. На уют ему было плевать. У него этот уют уже из ушей вылезал. Не раздеваясь и не заботясь о сомнительной чистоте диванной обивки, он лег на него.
Можно было позвонить Димке или Нестору и пожить некоторое время у них, пока не подвернется что-нибудь, получше этой убогой комнатушки. Но сегодня ему не хотелось ни с кем разговаривать. Что-то объяснять. Друзьям можно было ничего и не объяснять. Но видеть ему тоже никого не хотелось.
Положив руки за голову, он неподвижно лежал, глядя в облупившийся, посеревший от времени потолок, с рыжими разводами от протечки в одном из углов. В голове не было никаких мыслей. Сейчас он не думал ни о Насте, ни о Лиде, ни о своей неудавшейся и теперь уже закончившейся семейной жизни. Он чувствовал удивительную легкость. Чувствовал себя свободным. Свободным от всего. Впервые за долгое-долгое время.
«Почему я раньше не ушел? Почему украл сам у себя столько лет жизни?» – единственная мысль возникла в голове внезапно и, несмотря на свою логичность и очевидность, она была для него неожиданной и удивительной. Михаил рассмеялся. «Дурак потому что!» Повернувшись на бок, он закрыл глаза и уснул крепким сном счастливого, не обремененного заботами человека.
