Татьяна Анатольевна Нурова
Чудная деревня. Пятая часть. Тамбовский изгнанник
– Спасибо,– Никита отнес рыбу на терраску да пошел к кладбищу, а Борис с Петром еще долго опасливо и с надеждой смотрели ему вслед.
К самому кладбищу Никита подходить не стал и так все ясно, покойники беспокойники, хорошо хоть зима, да они лежат мирно, только духи очень злые здесь, Никита чувствовал столько злых взглядов, что лучше здесь не задерживаться, но и слабость нельзя им показывать, тогда точно не дадут уйти отсюда живым. Духи они такие, не боишься их они и не лезут, а чуть показал страх, так они вцепляются в человека и пьют этот страх вместе с жизненными силами, как вино, выпивая досуха, до смерти. Он стал быстро рубить дрова и укладывать на сани. Наполнив возок, затянул поленья веревкой чтоб по дороге не рассыпались и неторопливо пошел обратно, больше всего мечтая рвануть как можно быстрее, страшно здесь и это ему, приученному к нежити, а каково тут обычным людям то ходить. Только втянул сани во двор, уже вечерело, как услышал истошный женский визг от начала села, от тех опрятных домов, про которые забыл спросить старика.
– Вот память то дырявая стала,– подумал Никита и побежал на крик.
Ну как побежал, похромал, как смог, там уже толпились другие селяне, окружившие вопящую женщину.
– Что случилось то,– протолкался в толпу, Никита.
Женщина перестала кричать, и быстро стала визгливо рассказывать,– меня там как кто схватил, за сердце больно, оглянулась никого, страшно, а оно непонятное хватает.
– Люська уймись, снова озорничала, – рядом с ней оказался дядька Мефодий,– скока тебе говорить, когда убираешься к зеркалам не подходи.
Никита застонал про себя,– какие еще зеркала, только в этом заброшенном селе ему зачарованных зеркал не хватало, с магией которых иногда и опытные колдуны справится не могут.
– Да не подходила я к зеркалам, там, у дверей меня хватать начало, и холодно так,– махала руками женщина,– визгливо и непонятно быстро крича.
– Умолкни дура,– прикрикнул Мефодий,– голова раскалывается от твоих визгов, жива и здорова, коль кричишь так оглашено.
– Иди к себе в дом и успокойся, а я вон с человеком поговорю,– строго сказал Мефодий,– и быстро все разошлись, ничаго здесь топтаться, вечеряет уже, давайте бегом по домам и не вылазить никуда из дома пока все не успокоится.
Он махнул рукой Никите, пригласив его в дом.
– Люська кредитница, дура, вечно, что ни будь, творит, не будет больше ей халтурки в тех домах,– сердито бормотал Мефодий.
– Да что это за дома, и какая там халтурка,– спросил Никита, прерывая словесный поток Мефодия.
– Да эти дома выбрали городские бизнесмены, мать их, они там перевалочный пункт организовали и что – то типа гостиницы, но ночуют в них редко,– стал быстро рассказывать Мефодий, не забывая поглядывать в окно. – Бизнес у них, зимой они, каких-то богатеев на охоту- рыбалку возят через нас, но в другую сторону, у нас то беспокойно. – А летом тоже и еще туристов водят группами, есть такие дурные, сталкерами себя называют, ходят по заброшенным деревням, для адреналину, те им ужасы всякие про это место рассказывают, а мы пока они ходят, прячемся, вроде как дома нашит брошенные, а обстановка и дух сохранилась. – А за этими домами присматриваем, я договариваюсь, я же местный, а не бродяга, а они мужики эти мне продукты привозят, водку, да так иногда и денег подкидывают, а я слежу и печи подтапливаю, чтоб дома не корежило. – Старший я за домами приглядывать получается, вот и слежу и ответственность на мне только, слежу еще что бы там убирались всегда к приезду и дома прогревали, ты вот завтра утром протопись и все, и в это сторону не ходи. – К тому говорю, что б не знали, что ты еще здесь живешь, я ведь говорю, что нас здесь совсем немного обитает. – А кто знает их возможности, они ведь к власти близко, пригонят летом бульдозер, да сровняют здесь все у чертям собачьим, вот тогда и будет точно мертвое село.
– Да понял я все,– остановил Никита Мефодия,– завтра никому не показываюсь и что дом жилой тоже скрываю, печь топлю по темноте чтобы не заметили, так?
Старик успокоился, кивнул Никите, что тот его понял правильно и продолжил рассказ про дома.
– В ентих домах мы убираемся по очереди, вернее я приглядываю, чтоб значит, двор от снега чистили и дрова носили, воду, а Люська в доме уборку делает, полы там моет и пыль трет. – Чтоб значит к приезду гостей свежо было и чисто. – В тех домах тоже не спокойно, давно уже, а Люська еще в зеркало насмотрится, а потом ей кошмары снятся, зеркало там старинное большое в рост, дура, у нас и так чертовщины хватает. – А уж как она сейчас выглядит, так и свого мужика пугает, а он к ей привык, знает ведь сама как выглядит, а все равно смотрится, все надеется, что похорошеет вдруг, дура, одним словом. – Ты Никитка посмотри завтра там с утра пораньше, хорошо, ты там работать не будешь, а продуктовая твоя доля тебе пойдет за нечисть, мы ж понимаем, без тебя мы не выживем. – Они после двенадцати приедут, не раньше, ты уж будь ласков, с утра глянь, что да как, я там сам буду печи топить, и двери тебе все открою, хорошо.
У Никиты много еще вопросов было, но старик замахал руками,– темно уже, ты давай домой беги, а то тебе еще мимо энтого дома идти, завтра все скажу.
Никита тоже глянул в окно и домой, только быстро попрощался, и в путь, точно на улице темно уже, а сегодня еще смурно, тучи тяжелые все укутали, даже от луны слабого отсвета нет. Когда в городе живешь, забываешь, что бывает так темно, а уж в таком страшноватом селе и подавно, мрак просто ощутимо давит, и он зашагал быстрее, скорее тепло в свой дом под защиту. Около странного дома притормозил немного, посмотрел на черные окна, показалось, что кто на него смотрит оттуда, тяжело с ненавистью, и звуки оттуда идут странные, как будто ходит кто, говорит что-то, бубнит, вроде ведь и далеко, как услышишь то с дороги. А все равно такое чувство есть, и поневоле шаги ускоряешь пройти быстрее, миновать скорее этот дом. Никита только в свой дом успел вбежать, как снова мертвяк Стас пришел, и снова всю ночь нарезал круги вокруг дома. Это он нового жильца в селе почуял и решил измором взять, раз другие не поддаются, но пусть лучше тут ходит. Никита и поужинал, и уснул под мерный хруст снега вокруг дома.
– Это не дело, придется мертвяка выкапывать, да убивать, иначе покоя не будет, найдет он себе жертву и тогда еще труднее справиться с ним будет,– решил он очень рано утром, жаря свежую рыбу и подкидывая дров в печь. -Но хоть с голоду не дадут помереть, вот уже рыбки подкинули, там может, что за эти дома отдадут, так и проживу, если вся нежить местная меня раньше не прикончит,– размышлял он пока завтракал. – Так сегодня днем не забыть не топить печь и что ни будь успеть сделать в тех домах до двенадцати часов, прям Золушка, только что дневная,– рассмеялся Никита.
В домах для приезжих, оказалось, балует дух. Зеркало оказалось к счастью обычным и даже не старинным, а вот рама у него да, оказалась непростой, сделанной с душой и искусством. Видно нашли мужики бизнесмены раму, когда дома обставляли. Наверняка или в каком-то заброшенном доме пустую раму нашли сталкеры доморощенные или у какой деревенской старухи купили в ближайших селах, да вставили обычное зеркало для антуража. Дух жил в раме, вернее спал, а тут зеркало вставили, возможно он увидев свое изображение и поняв, что он такое и решил пошутить над глупой бабой. Духи иногда не понимают кто они такие, пока не увидят свое отражение. Повезло еще, что в раме не было озлобленного приведения, так только скучающий и проказничающий дух оказался. Никита не стал уничтожать духа, только приструнил и запечатал его в раме, оставив спать дальше. А вот сами дома Никита закрыл от любых духов, запечатал подворье. Побрызгал святой водой, обнес дома защитой и вроде пока там все должно быть спокойно, тем более люди здесь постоянно не живут, так только редкие ночевки бывают и теперь они вполне безопасны. Он в тот же день успел еще закрыть соседский плохой дом, входить пока он туда не решился, просто запечатал нежить, живущую там, решив уже весной разобраться, что же там такое живет. Любопытничать и смотреть потихоньку кто там приезжает, он не стал, люди и ладно, ему пока до них дела нет. А что-то понадобится, так успеет познакомится. Так то его дом со стороны не видно совсем, и Никита сегодня старался все делать не показываясь, как старик и просил, ну и соответственно не шумел. Таскал на санях сушняк да складывал под навес, гости уедут, он тогда и порубит спокойно дрова. Навес над дровяником он починил, да закрыл его с боков и теперь заполнял его, как муравей без устали и отдыха, и терраску заполнял дровами, чтоб в морозы можно было не бегать во двор. Никита уже слышал, что бывает тут, неделю другую морозы лютые держатся, а ему так и непривычные.
Покойный Стас теперь ходил к его дому как на работу, и Никита договорился с Борисом и Петром на следующий день, что они помогут ему и раскопают могилу, а то беда будет. Уж очень Стас стал быстро двигаться, покойники тоже чуют, что их убить второй раз собираются и становятся злее и настойчивей. Никита догадывался, что его приезд сюда спровоцировал всю нечисть, и нежить в округе, слишком вольготно они привыкли жить здесь и уже не остановятся, надо торопиться. Мужики не подвели, как и договорились, только стало светать они пришли к дому Никиты с орудиями труда, лопатами да ломами. Никита тоже загодя упаковал рюкзак, который бросил на санки, и они втроем пошли к могиле Стаса. Да мужики хоть боялись сильно, зато работали быстро, на совесть, хотелось быстро все сделать по светлу. Повезло еще, что земля не успела сильно промерзнуть, только верхний слой им пришлось подолбить, дальше легче пошло. Даже не пришлось землю кострищем греть, верхний слой ломами расколупали и все. Копать Никита не помогал, толку в такой работе от него калеки не было, но это не значило что он бездельничал. Он быстро развел хороший костер рядом с могилой, приготовил несколько импровизированных факелов, если что пойдет не так, чтобы было чем отбиться от упыря. И пока мужики махали мотыгами, неторопливо обошел все кладбище, освятив его границы. Снега намело много и освящение кладбища оказалось непростым делом, но стразу же, как Никита запечатал границы погоста, стало легче, исчезло чувство давящего взгляда, и как-то страх отступил, стало гораздо спокойней и не только ему. Работающие мужики расслабились, успокоились и даже стали перебрасываться шутками, а то все поглядывали в сторону кладбища, готовые в любую минуту все бросить и бежать отсюда сломя голову. Закончив копать с явным облегчением крикнули Никите, который как раз и запечатывал вход на погост. Могила Стасика оказалась глубиной всего в метр, покойник лежал прямо, плотно завернутый в простыню, как и похоронили его когда-то, мужиков поразило что даже простынь не посерела, а ведь летом дождливо было. Сибирь Сибирью, а все-таки год уже пролежал в земле, какие-то изменения должны быть с телом, чай не Крайний Север с его вечной мерзлотой и где из земли еще свежих мамонтов иногда выкапывают. Когда мужики откопали Стасика, Никита, молча мужикам, махнул рукой, чтоб выбирались из могилы. Говорить не хотелось, мужики вылезли, опасливо прижались к костру, вопросительно поглядывая на Никиту.
– Ну, с богом,– тихо сказал сам себе Никита, и бросил приготовленный мешок в могилу и спрыгнул сам к мертвому телу с наточенным топором в руке.
Остальное все должен сделать он сам, хорошо бы еще мужики не сбежали, а то вдруг чего не так и помочь то ему будет некому. А с другой стороны, это не их работа, они и так уже хорошо помогли ему выкопать тело, и если сбегут сейчас он их не осудит. Мертвяк хоть было еще светло, словно почуяв Никиту, зашевелился, стал извиваться в яме как червяк при этом не пытаясь скинуть саван, видно понимал, что ткань единственная защита от солнечного света. Почуял свет, забеспокоился, для молодого упыря ведь как огонь по телу дневное освещение. И Никита мешкать не стал, чего ждать то, упырь есть, вот он под ногами шевелится, а день то уже к концу идет. Не разворачивая саван, в несколько ударов он отрубил голову упырю топором, крови вылилось немного.
– Точно никого не успел слопать,– радостно подумал Никита,– мне повезло.
Тело трогать не стал, а голову не удержался, открыл на секунду буквально, да и хотел убедится, что это действительно Стасик, а не какой еще приблудный упырь. Так и есть, мертвец за год даже не разложился, лицо только умершего человека, и тело хоть еще и дергалось как в агонии, на лице уже проступила печать спокойствия окончательной смерти. Никита торопливо уложил голову лицом в землю. Тело продолжало дергаться как в судорогах, но встать Стасик уже не мог, вернее для этого теперь нужно Никите закончить неприятную часть работы, что бы мертвый окончательно покинул этот мир, без возможности возврата. Никита достал бутылку полуторку с заготовленной горючей жидкостью, тщательно облил тело и голову и выкинул рюкзак из могилы, этого количества должно хватить. Так – то у Никиты были заготовлены и осиновые колья, и святая вода, даже наговоренные кованные гвозди что бы забить в руки и ноги, но покойник был относительно спокойный, хватит и сожжения. Стал вылазить из могилы сам, Борис подскочил, протянул руку, Никита, облегченно вздохнув, ухватился, в тяжелой одежде он бы долго возился, а мертвяк, почуяв окончательную гибель, заворочался сильнее и даже пытался сесть. И обрадовался, что мужики его не бросили здесь одного. Борис, из любопытства заглянул в яму, увидев шевелящийся труп, не выдержал, и вытащив Никиту, сразу же отбежал в сторонку и стал блевать от страха. Никита же спокойно зажег факел и бросил в могилу, быстро уковыляв подальше в сторонку. Жар от костра в могиле шел нешуточный, специальный состав, придуманный охотниками сжигал до пепла любое тело буквально за десять минут. Пока тело горело все молча стояли у костра и ждали, Петр хоть и не видел, как мертвяк шевелится, но все равно понял по реакции Бориса, что там, что-то страшное было, и стоял бледнее снега, да и звуки, доносившиеся из могилы, не давали расслабиться. Мертвец пытался сначала закопаться в землю, затем смог привстать, уже пытаясь просто выбраться из ловушки могилы и даже буквально на секунду мужики увидели обезглавленный силуэт над ямой, все дернулись назад, но горящее тело осело, и у всех вырвался вздох облегчения. Обычным способом сжечь его бы они не смогли, Стасик несмотря на голод, оказался весьма крепким и стремился выжить всяко разно сражаясь за свою не жизнь. Никита радовался, что мужики крепкие оказались, и не испугались, не сбежали, сибиряки, одним словом. Когда костер прогорел, Никита заглянул в яму, все прогорело дотла, только черный костяк еще тлел, но лежал уже спокойно, да и он чувствовал, не – жизнь ушла, теперь можно спокойно закидывать могилу землей и домой, Стасик больше их не побеспокоит. Они, втроем не сговариваясь, споро заработали лопатами, как на соревновании, торопясь быстрее все закончить. Подровняли могилу и домой, и Никита почувствовал, что сегодняшние испытания их как-то породнили, сделали семьей. Они здесь все отверженные, но именно он был им всем чужой, а вот сегодня Никита влился в их семью. И может здесь собрались не самые лучшие представители людского рода, но семью не выбирают, и Никита теперь отвечает за них всех, как более приспособленный и ловкий в жизни за пределами этого села.
Первая зима была очень нелегкой для Никиты, он понимал, что нежить будет пакостить и через Мефодия, оповестил всех, что бы запаслись дровами, в морозы обязательно, Ледяной старик со своими помощниками попытается запугать, а то и убить, привык он здесь хозяйничать. Сколько людей живет, он по-прежнему еще не знал, и знакомится пока не хотел, хоть и понимал нужно. Ледяной старик не нежить, а сущность, его знаками, да рисованным кругом не остановишь, и как в воду Никита глядел, в морозы в этом месте стало особенно жутко. Люди сидели по домам, только днем выбегая за дровами про запас, да набрать снега на растопку для еды. Никита даже не пытался ходить к реке, боялся, что слуги Ледяного старика, снежные вихри, будут шалить и могут скинуть его на лед, не дадут прорубить прорубь, а уже если и прорубит, то могут и утопить, для них такие поступки забава. Поэтому он как все, днем выскакивал на улицу, набирал в ведра снега, таскал приготовленные дрова с улицы в дом, пусть лучше дома сохнут, чем остаться с сырыми или промороженными дровами в такой мороз. А Ледяной старик злился, стучал в окна по ночам, у многих даже стекла от мороза потрескались, а кто- то даже говорил, что видел белое злое лицо, подглядывающее в затянутые инеем окна. А уж буранчики то, как шалили, и днем и ночью пели голоса вокруг домов, звали на улицу людей, пели и женскими голосами, и детскими. После Нового года в самые страшные морозы Никита слег с высокой температурой, организм не выдержал тяжелых физических нагрузок, а еще и плохое питание, отсутствие необходимых ему лекарств, в общем все было плохо. Вот так просто он однажды проснулся и понял, что скоро умрет, сил доползти до печи и подбросить дров, не было, все перед глазами плыло, он попытался хотя бы сесть, но не смог. Бессильно упал в кровать, понимая, что скоро дом промерзнет и все ему каюк, помочь некому, с этой же мыслью он и потерял сознание. Очнувшись Никита, даже не понял где он находится, в доме жарко, Домовой хлопочет у печки, чайник кипит, свистит, он прислушался, вроде как что-то льется.
Через пару минут к нему подошел Домовой с горячей кружкой,– Ты это пей, тебе поможет, это мое лекарство, не отрава.
Никита обалдел слегка, с Домовым у него как-то сильно отношения так и не сложились и такой заботы он не ждал. Тем более знал, что Домовые многое умеют и знают, но с людьми делиться знаниями и умениями не торопятся, а помогают обычно только тем хозяевам, с которыми крепко дружат, а это редкость.
– Чего это ты решил мне помочь то,– хрипло просипел Никита.
– Да приглядываюсь я к тебе, с той поры как ты здесь появился и думаю, что не все слухи о тебе правда, да и нужен ты здесь, без тебя это село пропадет, и люди эти,– тихо прошелестел Домовой.
Он тоже все время подчеркивал своим поведением что Никита ему никто.
– А, тебе то, что с тех людей,– полюбопытствовал Никита, прихлебывая отвар.
– Так нет людей, и мы погибнем, мы ж с вами – то, сколько вместе живем, а вы нас чаще то на смерть бросаете, а нам жить тоже охота,– снова прошелестел Домовой. – Лучше уж с тобой, чем…
– Это – то да,– согласился Никита,– а у меня и правда, не все, так как говорят, но я сам во всем виноват и надеюсь, что смогу искупить свои грехи.
– Бывает,– согласился Домовой,– видно не зря тебя сюда потянуло, возможно, здесь твоя судьба изменится, всякое значит бывает.
Дядька Мефодий потеряв Никиту из виду, через несколько дней прибежал к нему спозаранку с продуктами.
– Живой, – первым делом вскричал он от порога, только Никита отпер ему дверь.
От снадобья Домового Никита стал поправляться, но был еще слаб и старался не выходить из дома пока не выздоровеет.
– Да тебя, сколько уже никто не видит, но дым от печи идет, и я так и подумал, что ты заболел, вот прибежал навестить, да принес тебе кой чего из еды,– затарахтел дядька Мефодий. – Хоть и не деликатесы какие заморские, а все ж и не для всех еда.
Никита тоже обалдел от банок с консервированными ананасами, хорошей белорусской сгущенки, сыра, копченой колбасы.
Мефодий теперь частенько подкидывал Никите продукты, в этом селе жили белорусы, уж незнамо каким ветром принесло их в Сибирь, дядька Мефодий и не помнил уже, он то здесь и родился уже, но приметы знал, и про людей которые с нечистью борются и видят ее, знал тоже. И по-своему пытался удержать здесь Никиту, что бы ему здесь жилось хорошо, боялся что тот просто исчезнет, как и не было, или же помрет, разница для жителей села небольшая. А им то без охотника в таком мраке не выжить.
Вот и рассказывал теперь торопливо Никите,– последние лет пять, а то и шесть у нас тут совсем худо стало. – Когда-то мои родители еще молодые говорили, что село не уму построили, наплевали на приметы, и будет, когда, ни будь, здесь плохо. – А, мне здесь жить нравится, прикипел я к этому месту, я ведь не один когда-то остался, да и жил здесь со своей старухой, а вот теперь один доживаю, да за вами неразумными приглядываю. – Народ, здесь конечно битый озлобленный на всех собрался, а вот здесь прижились, и идти всем им некуда. – Я то что старый уже, помру и никто не заметит, а вот хочется, что бы, и они как люди пожили. – Да и ты ведь совсем молодой еще, может сможешь это место изменить.
Никита улыбался словам старика, догадывался, что тот многое скрывает, и теперь слушая его торопливый рассказ, понимал, что его основные неприятности еще впереди.
– Здесь ты утихомирил бесовство покуда, но дом еще этот плохой проблем то добавит,– продолжал рассказ дядька Мефодий. – Еще мои родители говорили, что изначально дом на плохом месте построили, там какое-то капище было, так то вроде высокое сухое, а там и до этого место страшноватое было, даже когда село уже построили, там был огромный пустырь.
– А, кто там повесился то, и по какой причине,– поинтересовался Никита, собирая на стол.
– Парень молодой, Иваном вроде звали, я то тогда совсем малым был, а потом уже и спросить не у кого было. – Помню, что про него слышал, и я то эту историю со слов сельчан знаю, какой-то он упертый был, идейный вроде, комсомолец, одним словом. – Говорили, что даже он кому-то доказать хотел, что мол басни это и суеверия, что место плохое и назло всем стал дом строить. – Сам строил, и вроде как стало за ним странное что-то водиться, даже родители его уговаривали бросить затею эту с домом, но нет. – Он жениться собирался, и дом то на большую семью строил, а уж стройку заканчивал, люди уже тогда от него шарахаться стали, он и так – то грубый был, резкий такой, а тут замкнулся совсем, стал злой и как сыч на всех смотрел и не с кем не общался, на соседей чуть ли не рычал и кидался, чтобы они к его забору даже не подходили. – Все наблюдал за ними и дом охранял, казалось ему, что его разграбить хотят, свихнулся, одним словом. – Чего в пустом доме грабить то. – А тут и невеста его бросила, сбежала из села, и пропала, никому ничего не сообщив, как и не было ее, даже родным никакой записки не оставила.
У Никиты заломило в висках, как бы невеста этого Ивана, не оказалась замурованной в этом подвале. Если Иван попал под действия капища, запросто мог невестушку строптивую в жертву принести, и тем освятить дом во зло. Такие случаи были довольно часто, и смутную догадку Никиты нужно будет проверить обязательно.
А дядька Мефодий продолжал,– То, что Иван то повесился, тоже сразу не заметили, к тому времени, он прям дикой стал, дома сидел не с кем не общался. – И он дома в петле пару недель провисел, хорошо хоть холодно было, и говорят, что он хоть и вонял, но целый был еще. – Родители его дом заколотили и даже продавать не стали, так вот и стоял, а потом уже, когда столько то лет прошло стали все удивляться, стоит дом без хозяина, а не ветшает. – И ходить возле него тошно, даже малышня туда не лазала боялись.
– А, дети не пропадали в селе,– поинтересовался Никита.
– Так просто нет, были и несчастные случаи, и утопленники, а в этом доме нет, я, во всяком случае, не припомню.
– Это хорошо,– пробурчал Никита, разливая чай, и выставив на стол чугунок с распаренной картошкой.
Рыбные консервы он уже к картошке открыл, хлеб, сало нарезал, достал только водку и налил по рюмочкам. Дядька Мефодий одобрительно крякнул, выпил, закусил и продолжил рассказ.
– В лес мы уже несколько лет не ходим, там тоже проблемно, да и люди стали часто пропадать, и наших селян в прошлом году двое не вернулись. – Раньше – то шишки кедровые собирали, грибы, да бруснику с клюквой, а теперь все, боимся.
– А, чего конкретно – то боитесь в лесу и где самые плохие места,– уточнил Никита.
– Так за селом болота, небольшие, но ягода там хороша всегда,– говорил дядька Мефодий, нежно поглядывая на бутылку с водкой. – Там туристы дикие, в прошлом году в составе аж пятерых людей пропали, а один выбежать успел,– только совсем он с ума то сошел, но сначала – то говорил, что к ним с болот девушки вышли красивые, голые, а потом в чудовищ оборотились, и стали всех зубами рвать. – А он, ну тот, который выжил, приотстал, ногу натер, да как все это увидел, убег, хотя говорит, за ним и гнались.
Никита поморщился и налил еще водки,– а вы – то ходили их искать?
– Нет,– сразу же резко ответил дядька Мефодий,– там девок голых и раньше видели, а последнее время кто туда уходит, то уже не возвращается. – А уж дальше болот кто шалит, мы не знаем, охотники одно время зимой туда ездили, да что там показалось, про глаза, горящие говорили, да вой, но не волчий, а такой совсем жуткий. – Они то на снегоходах и с ружьями и то одного из своих потеряли,– сказали, шел и исчез, вот есть следы, дальше нет, и нет крови, ничего.
– М – да,– Никита налил еще по рюмочке,– чем дальше в лес, тем страшнее.
– А, то,– оживился Мефодий,– ты главное не болей, тебя ведь к нам судьба послала. – Слышал я про таких как ты, охотников, но никогда не видел. – Люди здесь в селе собрались неплохие, просто к жизни не приспособленные, вроде посмотришь на каждого, ведь неплохой человек и жил вроде хорошо, а вот сюда попали все, да сжились. – Нет среди нас отморозков, тюремных, просто все люди с тяжелыми судьбами,– заключил Мефодий,– а ты наша защита теперь.
Уже после ухода старика Никита задумался,– ясно, что в лесу и мавки свободно живут, а девки голые,– кикиморы, они любят сначала мороком красоты заманить, а затем уже истинное лицо показывают, только вот с ними воевать тяжело. – Справится ли он, ну а с другой стороны старик прав, помочь местным некому, а для него это долг, как ни крути. – И уж лучше от клыков кикиморы погибнуть в бою, чем ему снова кто – то будет вспоминать старое. – Но до весны еще дожить надо, а пока время есть, нужно готовиться, инвентарь для походов в лес приготовить, разобрать остатки трав и зелий, оружие то же приготовить. – Ну как оружие, ножи надо будет ядом промазать, теперь то он понимал, с чем ему столкнуться придется. – Да еще наделать путы специальные, так и порошок, обязательно, трав должно хватить, что бы в случае можно было нежить притормозить, хоть, ненадолго.
Вот так и разговаривая с собой, Никита готовил инвентарь и отлеживался, на морозы дров он набрал, и пока дни короткие спокойно наберется сил для тяжелой работы весной. Беспокоило его и другое, те мысли он гнал от себя еще лежа в больнице в Тамбове, понял тогда еще, что его раны не совсем обычны. Он видел во что превратился Череп и его дружки и был уверен, что и его тоже Череп собирался обратить в упыря. Боялся что заражен тьмой, и хоть гнал такие мысли понимал, что прав и даже где-то не понимал почему еще жив. Он старался выгнать из себя тьму постом и молитвами, не хотел умирать не очистив душу и знал, что боли – это его испытание. Это не кости так болят, а его душа терзается. И пока он сопротивляется злу ему будет мучительно больно, может и еще будет больней, но менять ничего не собирался, он сильный и выдержит, но душу сохранит. И Никита снова выкинув все мысли уткнулся в свой инвентарь.
Инвентарь охотника за нежитью в глаза не бросается и места мало занимает, особенно если все по уму приготовить заранее. Когда морозы отступили, Никита пару раз ходил на лыжах за продуктами в магазин. Сам себе удивлялся, в городе то еле ноги носил, а сейчас уже такие расстояния стал ножками проходить, а ведь когда-то сомневался, будет ли он вообще своими ногами двигать, вот что делают экстремальные условия и жизнь в заброшенном селе, лучше, чем дорогая реабилитация в клинике. Никита все посмеивался над собой, пришлось горя хлебнуть, чтоб теперь ценить простые радости жизни. Он и правда, тяжелой ежедневной работой окреп, а как еще назвать добывание льда из реки и на еду, на стирку и мытье. Ежедневная чистка печи и дрова, тоже легким времяпровождением не назовёшь, и не пропустишь, не отложишь на потом всю эту работу. Ближе к весне Никита осмелился сам ногами сходить в ближнее село в церковь, то что оно ближнее это не значит рядом. Но он сам дошел и даже смог отстоять утреннюю службу, только к священнику не подошёл, и увидев, как тот к нему направляется, уклонился от встречи. Он еще не готов к исповеди, и к разговору тоже. Хоть Никита ушел очень рано из дома и как не торопился обратно, только в церковь, да в магазин заглянул, домой вернулся только к полуночи, и даже удивился, страшновато ходить по темноте еще, но уже вполне безопасно. Все – таки он смог, что-то реальное уже здесь сделать за короткий срок, по осени он бы пешком просто не дошел, попал бы на зуб нежити, и не факт, что смог бы отбиться. Тогда ведь он еще даже не понимал куда его судьба привела, видать действительно его сюда толкало предназначение, а как еще объяснить, что бездомный отверженный охотник попал именно в то место где он нужен. А так пока шел в село домой по самому последнему и опасному участку пути, слышал и шаги рядом, и странное бормотание вокруг, видел, как анчутки роятся вдоль тропинки, но не нападают. Он ведь не ленился и всю тропку знаками защитными огородил, каждый день, отвоевывая у нечисти часть земли заброшенного села. Он даже что-то вроде вешек поставил, объясняя жителям заброшенного села где можно ходить спокойно хоть и с опаской, а куда не стоит вообще пока лезть, опасно. Село хоть и числилось мертвым, но Никита уже знал, что все люди в округе прекрасно знают поселившихся там бедолаг, и он сам как-то незаметно уже примелькался, хотя вроде к людям выходил только несколько раз ненадолго в магазин. Теперь, когда он выходил в обычное село и к таким же обычным людям, с ним здоровались, сибиряки спокойно относились к поселенцам мертвой деревни, даже жалели их, главное им чтоб они сидели тихо, и не пакостили, а что так получилось, так с кем не бывает, мало ли по какой доле в тяжелые обстоятельства попадешь. Но не зримая черта все-таки людей делила, там обычные люди, а здесь живут отверженные обществом, и они между собой не смешиваются, как воду и масло сбить вместе не возможно. Их жалеют и стараются не замечать, а вот если они вылезут на свет божий со своей глухомани, мигом заткнут обратно. И вроде об этом прямо никто не говорил, но как-то это чувствовалось отчетливо. Но Никиту и это устраивала, здесь он спокойно ходил в магазин, жил среди людей и его не гнали отсюда, а остальное его не волновало пока, там будет видно, как все сложится. Даже местная власть за ними отверженными присматривала, но не гнобила. По весне заехал в заброшенное село участковый, ну как по весне, это там в родной средней полосе была весна, ручьи и первые цветы и трава из-под снега. А здесь снег еще даже не думал таять, он только уплотнился под солнечными лучами. Днем яркое солнышко, ночью крепкий мороз, это сибирская весна наступала здесь в этой части страны пока только по календарю. Участковый района ехал именно к Никите. Утром неожиданно заглянув в дом Никиты, представился назвавшись Василием Степановичем, не торопясь оглядел комнату Никиты, его самого, проверил документы, поспрашивал о жизни. Никита то сначала напрягся, думал, не все загремит в кутузку, прописки то у него уже давно нет, или ожидал что участковый ему скажет, чтоб он убирался отсюда.
