Татьяна Анатольевна Нурова
Чудная деревня. Пятая часть. Тамбовский изгнанник
– А, что Лилька так говорить и не стала?
– Пытается, но мало, не умеет она без мата и гадостей,– рассмеялся Костик.
– Н-да сильна баба, уже месяц прошел, а никак не привыкнет просто говорить,– восхитился Никита.
Ее гарем приходил к нему с просьбой снять с Лильки проклятье, устали они за ней убирать. Никита обалдел,– какое проклятье, перестанет гадости делать и людей проклинать и все, она здорова и аппетит у нее наверняка хороший остался.
Мужики запечалились все так, но…
– Никаких, но, – отрезал Никита,– пусть хоть на дерьмо изойдется, и ко мне больше не ходите.
И вот до сих пор Лилька никак не вылечится от своей беды.
За корешками в последний в этом году сбор Никита ушел один, Костик хотел, но у него на руках дед Потап. Настойки нужно варить каждый день свежие. Никита объяснил, настойка эффективная, но недолговечная с накопительным эффектом и ее необходимо принимать свежезаваренной и каждый день в одно и тоже время. Вот только дед Потап оправится, тогда уже ему они будут варить другую, на несколько дней.
Перед уходом он похлопал Костика по плечу,– не переживай, зато ты следующий сезон откроешь.
– Мы же лагерь весь упаковали, все законсервировали,– переживал Костик.
Они в последний раз еще втроем, собрали палатку. Спальники, одеяла решив их не тащить домой, а плотно завернуть и привесить на ветки кедра, так и сделали. Столько они туда ненужного натаскали оказывается за такое короткое время. Котелки, чайник и другую посуду сложили под навесом, да и сам навес и дрова закидали сухим лапником которые срезали раньше.
– Спальник у меня еще есть, теплый, котелок и чайник достану если что, дрова тоже,– пожал плечами Никита,– чего ты так переживаешь.
– Нет, просто завидую, ночью заморозки, дождь накрапывает. – Я в такую погоду дома сижу, лень во двор за дровами из тепла выходить, а уж ночевать в лесу,– Костик поежился,– а тебе все нипочём, я тоже так хочу не боятся.
Никита расхохотался,-ну у тебя и зависть, черная прямо.
Закинул короб на плечи и как не было его. Костик до сих пор поражался как ловко Никита умеет ходить, без шума и топота. Костик боялся другого совсем, отец его исчез, как Никита и думал он снова отдал деньги мошенникам. Он пару раз украдкой приходил домой, Костя ему предлагал остаться, но отец начинал орать, истерить и снова уходил. Хоть его Никита и не собирался упрекать за деньги, и Костик отцу сказал об этом, но Слава не верил, или не хотел, даже Костя понимал, что его отец не способен изменится.
Никита и собирался в лес один, он бы нашел предлог оставить Костю дома даже если бы дед Потапа не болел. Догадывался и о переживаниях Кости, но в семейные отношения влезать не хотел. Костя уже взрослый и разумный, да и то что Слава ушел только пошло ему на пользу. Никита еще хотел пройти сам по плохому лесу на разведку, с мальчишками он боялся, не за себя- за них. С ними ему хорошо, он привязался к ним, и рисковать ими не мог, а ведь его работа не только травы собирать, но и лес он нежити чистить, а последние месяцы он расслабился, ведь ничего толком не сделал, защиту обновил вокруг села, да новую поставил у гостевых домов.
Накануне прошел сильный дождь, ночью приморозило, и сейчас моросило, мелко, нудно, прав был Леший зима уже почти началась. Идти тоже теперь было долго, дорогу ему некому было открывать, но Никита понял, что и по таким вот походам соскучился. Тоже оказывается нужно бывать в одиночестве, поразмышлять спокойно, разложить свои мысли. Никита чувствовал, что что-то его тяготит, что-то он упускает, и это тянется за ним еще из Тамбова. Вот и решил, что может побыв наедине с собой он вспомнит. Он дотопал до лагеря, вытащил спальник положив его под навесом, продукты здесь в лагере еще остались, ему хватит и сразу пошел на сбор за корешками. Никите сегодня предстояла тяжелая работа, он надеялся, что дождь не промочит землю в лесу, но… Быстро и сам вымок и в грязи умазался, пару раз чуть не укатился, поскользнувшись по мокрой земле. Корешки что он добыл тоже были в грязи, и Никита около часа отмывал их в ручье в ледяной воде. Добыл он не много на первый взгляд, сложив все в короб, места осталось еще много. Уже темнело, когда Никита развел костер, поставил котелок. Можно было и не варить, но нужно горячее поесть после такого дня обязательно. Пока варево готовилось, он переоделся в сухое и сразу стало комфортней и тепло. Не торопясь еще подвигался, разогревая тело, развешал все свои мокрые вещи, высохнет вряд ли, а вот грязь может и осыплется. Начертил привычно защитный круг вокруг костра и шалаша. Вроде и снова слякотно, дождь так и не прекратился, а у костра под шалашиком, сделанным на скорую руку так уютно и хорошо. Привык он здесь и лес ему как дом, здесь он отдыхает. Никита поел, вымыл чашку и поставил чайник.
– Вот еще горячего выпью и совсем хорошо будет, – пробормотал он под нос усаживаясь удобнее.
– А, меня к костру пустишь?
Никита поднял глаза, перед ним стоял мальчик лет пяти, одетый вроде и тепло, но не по сезону. Хороший такой мальчик упитанный домашний, фуфайка с капюшоном из меха, поверх джинсовая куртка, ботинки обычные. Страха тоже не было, как и тревоги, хотя Никита понимал ребенку тут неоткуда взяться и на нежить он не похож.
– Проходи, садись к костру,– улыбнулся Никита.
– Пахнет вкусно из твоего котелка,– произнес малыш потянув странно носом. – Странно и не боишься ты меня?
– А, должен?
– Ну ведь гадаешь кто я, и смогу ли твою защиту обойти. – А боятся всегда нужно, тебе ли не знать, но я к тебе пришел не как враг,– мальчишка неожиданно громко и звонко засмеялся, показав острые клыки, не зубы. Он перешел защитную черту и не изменился, сел рядом у костра на чурбан и кивнул на котелок,– Угостишь.
Никита наложил ему варева в чашку и подал вместе с ложкой. Мальчишка с удовольствием стал есть горячую тушенку с кашей. У костра Никита увидел, что на мальчишке не фуфайка с мехом, а он весь покрыт темным густым мехом, а уж поверх меха на нем курточка джинсовая. Мех был влажноватым блестел капельками влаги, и мальчишка пах диким зверем.
Никита достал вторую кружку и кусковой сахар.
– О, сладкое я тоже люблю,– заметил мальчишка, не отрываясь от каши.
Никита уже понял кто к нему в гости вышел, было любопытно зачем он берендеевичу понадобился, тем более тот к нему с миром пришел. Мальчишка не торопился начинать разговор и с удовольствием переключился на чай, заедая его крупными кусками сахара. Никита тоже не хотел начинать разговор, он пошарился по карманам и вытащил пару конфет. Глаза мальчишки жадно блеснули, увидев лакомство.
– Знал бы что гость такой пожалует больше бы прихватил,– сказал Никита с сожалением.
Мальчишка вздохнул расстроено,– а некому было больше идти, я один человек здесь на всю округу, ну почти человек. – Ты ведь догадался кто я,– добавил он пряча конфеты,– по дороге съем, идти долго. – Я от отца пришел, того, кто всем лесам русским Хозяин.
– Значит от Михайла Потаповича,– уточнил Никита,– великая честь. – Чем я мог его внимание привлечь не понимаю.
Он действительно знал, что это великая честь и то что он ее не достоин. Медведь – это сильнейшая сущность, его боится и уважают, он мудр и жесток, но справедлив, он людям редко кажется, даже вот так через посредников. Говорить о нем можно бесконечно долго, одних сказок только не перечесть и не пересказать. Никита опомнился подскочил и поклонился,– Прости меня Михайло Потапович, я не знал, не думал, что вы лично…
– Сядь ты спокойно то,– произнес мальчик,– отец тебя слышит и понимает твои чувства, я сейчас как видеотелефон.
– Ты за него говоришь?
– Теперь да,– произнес мальчик уже другим голосом, более грубым. Он внимательно рассматривал Никиту, -гм…, э-э-э, явно не зная, как сказать ему что он хочет.
Никита знал, медведь умен, хитер невероятно, но косноязычен, и не думал даже улыбаться слушая это э-э-э, м-м.
– Э, я знаю твою историю,– сказал он наконец, – наблюдал за тобой, натворил ты знатно и это не исправить, но жить нужно, твоей помощи ждут. – Теперь ты здесь под моей защитой, и … ты будешь жить, как и жил, работай, чисти лес, мне это по нраву. – Жаль, что ты так болен, выглядишь ты не очень, вылечить я тебя не могу…, я над тобой не властен. – Тьма в тебе, вот с ней помогу, очистится тебе надо, но тебе решать, будет тебе плохо…но решать тебе.
Мальчик берендей протянул Никите прозрачный флакон, красивый как кусочек хрусталя. Никита с благоговением принял флакон в руки, ощущение тепла даже жара шло от него.
– Если решишься… э – э, утром уже перед домом выпей его, будет плохо, но станет легче потом, если переживешь. – Жди, ты важен… – Пока тебя не призовут, ну то ты и сам поймешь. – Ты нужен, важен, но… выбор – это только будет твой, я же дам тебе защиту, как обещал, не тебе… – Прощай, может еще увидимся, если поступишь правильно.
Никита еще раз поклонился, а мальчик выдохнул с облегчением.
– Отец ушел совсем, нальешь мне еще чайку с сахаром, не больно, но неприятно после,– тихо проговорил мальчик.
Никита убрал флакон во внутренний карман и налил мальчишке чаю, пододвинул к нему сахар,– как тебя то зовут.
– Меня не зовут, я сам прихожу,– сострил мальчишка,– а имя тебе рано знать, конфет мало.
Мальчишка пил чай и доедал сахар, а Никита погрузился в мысли, вроде и много чего сказал Михаил Потапович, а все слова сплошная загадка, кто его попросил, какой выбор, кто призовет и куда. А вот тьма – это тоже правда, Никита ее чувствовал и мучился, и боялся что поддастся ей.
Мальчишка слопав весь сахар облизал пакет,– ну я пойду, далеко топать.
– Тебя проводить?
– Мальчишка засмеялся,– да кто ж меня тронет, а вижу в темноте я лучше тебя, прощай, летом загляну, только ты конфетки не забудь.
И пропал, без всяких побочных эффектов вроде таяния или еще чего, стоял и нет его. Никита помотал головой, может он заснул да все это ему привиделось, но карман у сердца нагрелся, он осторожно хлопнул по нему, флакон был на месте, как и пустой пакет из-под сахара и вторая кружка. Никита думал не уснет после такого явления, но только влез в мешок как выключился до рассвета. Утром он быстро навел порядок в лагере, завтракать не стал, быстро собрался и домой.
Пока шел все думал, что же делать,– пить иль не пить вот в чем вопрос,– продекламировал он громко,– извечный русский вопрос.
Но у дома уже не сомневаясь, достал флакон, полюбовался на игру граней под солнцем и открыв его залпом выпил, ничего не произошло. Даже жидкость несмотря на буроватый цвет по вкусу была как вода, только флакон вдруг просто растворился в руке. Никита зашагал быстрее к дому, устал и хотелось в тепло, но.
Валентин ждал его уже у крыльца какой-то бледноватый,– как ты под защиту хозяина то попал, спросил вместо здрасти.
– Э-Э-э, это что у меня на лбу написано,– растерялся Никита.
– На доме знак, люди его не видят, а мы все да,– ругнулся Валентин,– вон же над крыльцом.
Над дверью как выжженный виднелся отпечаток медвежьей лапы.
– Я тебя Никита уже боятся начинаю, давай сырье,– деньги скину как обычно и не бойся не обману.
– Да я вроде и раньше не боялся,– разозлился Никита,– я и сам много не понимаю, и ты еще взъелся.
Валентин взглянул на него странно,– может и не врешь, просто тебя так защищают все, вот я и не пойму, кто ты на самом деле и боюсь, что скрывать. – Говорят про тебя сам знаешь, что, а ведь Хозяин наш не будет такого покрывать.
Никита устало плюхнулся на ступеньку,– я вообще ничего не понимаю, веришь, нет.
Валентин махнул рукой,– все, когда ни будь наладится, а ехать мне и в самом деле надо.
– Короб тоже заберешь?
– Зачем, или ты уже не хочешь на следующее лето работать, – огорчился Валентин.
– Так ты же вроде как меня боишься?
– И что тебе это работать что ли мешает, и Нурлана к тебе привезу, он и так меня достал, переживает как вы тут с Костей без него,– всплеснул руками Валентин быстро прощаясь
Никита вошел в дом разделся глядя на растерянного Домового, тот не мог не заметит знака над дверями дома и по его виду это для него загадка и он ждал рассказа Никиты. Никита прошел на кухню, так было уже привычно, и приступил к подробному рассказу встречи, Домовой слушал приоткрыв рот, все это было и для него необычно.
И тут Никита понял, что у него начинается жар, накатывается волной, голова у него закружилась, и он с трудом встал и еле перебирая ногами поплелся к кровати,– что-то мне не хорошо, прилягу,– успел он шепнуть Домовому и потерял сознание.
Он пролежал в горячке почти две недели, Домовой ухаживал за ним как за малым ребенком, варил отвары, обтирал пот. Костик тоже был перепуган болезнью Никиты, но его Домовой не подпускал к кровати больного.
– У него необычная болезнь и для тебя это опасно, я сам справлюсь.
Но Костя приходил каждый день и понимая, что раз его не подпускают, то и других тоже не надо, так и делал,– отгонял всех желающих попасть в дом Никиты.
Сам же Никита чувствовал только жуткую боль. Чувствовал, что из него с жаром и потом выходит что-то темное и страшное, что уже сжилось с ним и стало его частью. Как это больно, когда из твоих костей, крови, мышц вырываются что-то сопротивляясь при этом, его одновременно рвали на части сотни, тысячи крохотных болезненных уколов, выворачивали его и казалось, что эта пытка никогда не закончится. Две недели страшных пыток, и он не сошел с ума и выжил. Когда Никита очнулся, был слаб как новорожденный ребенок, истерзанное тело болело, но это уже было не страшно и даже приятно. Приятно чувствовать себя, и понимать, что было в нем ушло навсегда.
– Ох, и напугал же ты меня Никитушка,– я столько белья твоего сжег, столько комплектов, новых ненадёванных, тьма была в тебе и мучала тебя, я не смог ее вытащить хоть и пытался, а вот Хозяин смог.
– Какое белье, какие комплекты ненадеванные,– переспросил Никита,– про Хозяина я и сам понял.
–Да белье с постели пришлось все сжечь, а оно то новое совсем, такая утрата то добра. – Я ж тебя мыл и чистое стелил, а тьма с кровью и потом вся в него уходила и только сжечь и оставалось.
– Да ну его, оклемаюсь, новое куплю,– и тут Никиту как ушибло,– ты ко мне…
– Нет, нет, не боись никого к тебе не подпускал,– завопил обиженный Домовой,– я же все понимаю, а ты …
– Это я от страха,– повинился Никита, – прости, я б без тебя не выжил.
– Это да,– не стал спорить успокоившийся Домовой.
Никита поправлялся, -несколько дней к нему приходили, и Борис с Петром, дядька Мефодий обязательно, и Василий прибегал. Костик так тот и полдня у его постели проводил и готовил, и убирал как мог.
После его ухода Домовой все перемывал и готовил заново,– ну вот в кого он такой, старается ведь, а руки не с того места растут.
– А, то ты не знаешь в кого он такой,– смеялся Никита, ничего он научится.
Боль не ушла совсем, но и стала не такой как была, Никита стал поправляется и ходить почти без хромоты, да и раны все на теле его выглядели уже не так страшно.
– Ты сильный Никита и это удивительно, ты ведь был заражен тьмой давно, да еще и Лихо было в придачу, а ты сопротивлялся, не дал ей овладеть собой, невероятно. – Я давно живу, а о таком не слышал. – Зачем кому-то было так важно испортить твою кровь и погубить твою душу,– размышлял Домовой у кровати Никиты.
Никита и сам всего не мог понять, и беспокоило его то что он не может вспомнить многих вещей, вот когда он был с Черепом, все время же куда то с ним ездил, что-то делал для него, слушал разговоры с кем-то. Пытаясь представить хоть один день из тех, полностью, что он делал и где был, а нет не получается.
Домовой его успокаивал, это и-за болезни, и ты все вспомнишь еще.
– Да у меня такое чувство,– признался Никита,– что я знаю что-то важное, что может помочь кому-то, а вспомнить не могу.
Ты не мучай себя Никита, – все разъяснится,– живи как велел Хозяин и жди, когда призовут,– посоветовал Домовой,– думаю все сложится, а как иначе, ведь ты столько перетерпел.
Никита бы и рад был все изменить или понять, что произошло и сколько ждать, но понимал, что Домовой прав. Нужно восстановится, все вспомнить и ждать, когда позовут, и сколько ждать, год или два или всю жизнь.
Тогда он еще не знал, через семь лет его жизнь снова изменится, но это уже другая история.
***
А примерно в это же время, когда и происходили все эти события с Никитой, в своей однокомнатной пустой квартире в Тамбове сидел его наставник Николай. Квартиру его недостаточно назвать маленькой и скромной. Он не уделял ей внимания совсем, купил потому что нужно где-то жить, простенький диван и шкаф, вся меблировка комнаты, на кухне крохотный стол с минимумом необходимой посуды, Николай даже шторы не стал вешать. Он здесь просто иногда спал или приезжал подумать в тишине. Выключив свет вечером он усаживался на подоконник с ногами и смотрел в окно на ночной Тамбов. Квартира была в центре Тамбова и вид из окна был на парк и проспект, а там всегда что происходило. Но это тоже было не важно именно здесь ему хорошо думалось, и он любил сидеть так бездумно глядя в окно вниз, хоть это и случалось редко. Николай давно уже жил только работой, а здесь бывал так изредка, хотелось побыть в одиночестве и вроде как на своей территории, разложить все свои мысли по полочкам и принять решение. Конечно он хотел, когда-то давно себе другую жизнь, но вот не сложилось. Сейчас он размышлял о том, как причудливо прошлое влияет и на современное время. Все дело в пророчестве, черт его побрал. Пророчество должно произойти скоро и здесь на Тамбовских землях, а началось …, точно теперь и никто не знает, скорее с самого основания сообщества охотников.
Каста охотников была закрытой всегда и от всех живущих на земле и людей и детей ночи, они всегда жили на грани между луной и днем, не относя себя ни к тем ни к другим. Когда-то много, много веков назад, первый мужчина смог переборот свой страх и столкнувшись с тьмой, не отступил, стал защищать,– себя, семью, соседей и основал род охотников. Конечно он был не один, хотя таких людей всегда было мало, да и сейчас так же,– кто хочет вместо нормальной жизни мотаться выискивая нежить или истребляя колдунов, все время быть настороже и никому не доверять и знать, что тебя в любой момент убьют или оставят калекой. Но так повелось, от отца у сыну стали накапливаться знания и опыт всех ошибок и сложностей с которыми они сталкивались, сначала устно, пересказывая в форме сказок, а затем стали и письменно составлять книги журналы где и описывали все с чем им приходилось сталкиваться и как это можно победить. Так стали скапливаться знания, – охотники учились защищаться сами и свой дом,– выслеживать свою дичь. Они находили таких же, как и они сами, делились знаниями и так постепенно образовалось сообщество, сильное, обладающее тайными знаниями. Сейчас точно уже не знает, но как-то все охотники смогли собраться вместе, принять свой устав, правила единые для всех и вот именно с того момента охотники и приобрели свой статус, общая клятва была принята не богами,– свет и тьма пометили всех, кто был там. Это изменило их и их кровь, и отсюда пошло выражение первый рода. Первый рода, тот,– кто сумел сохранить непрерывную линию от отца к сыну до сих пор. В семьях рождались не только мальчики, и девочки естественно тоже и их воспитание было необычным. Ведь только девочка, выросшая в семье охотников будет воспитывать своих детей как нужно для общих целей и профессии. Девушки занимались не только воспитанием детей, они все были великолепными травницами, делали лекарства и не только, – не доверяя чужим жизнь своих мужчин. Обычному человеку почти невозможно справится с любым представителем мира ночи, ну что может сделать с вампиром или оборотнем,– только быстро умереть. Так появились эликсиры, зелья, мази, которые увеличивали скорость реакции, позволяли видеть во тьме, защищаться ментально от колдунов или вампиров и изготавливали их женщины,– свои. И хоть сами охотники этого не признавали, но они изобрели свою магию, действительно непохожую ни на одну которую используют дети ночи, а изменённая клятвой кровь легко принимала и меняла охотников, делая их не совсем людьми. Те, кто сохранил прямую кровь не пользовались типовыми зельями, они уже рождались сильнее выносливее обычных людей, в каждом роду определились свои таланты. Не всем удалось сохранить прямую линию крови, всякое бывало, иногда единственный сын погибал не оставив наследника и убитые горем родители что бы не прервать охотничий род брали ребенка в семью со стороны. Сообщество охотников знало об этом, но старалось как бы не замечать, ведь никто не знает, как у тебя в семье сложиться, может долгожданный наследник просто не родится, а род прерывать нельзя. Такое и сейчас случалось, поэтому зелья всегда были в ходу, ведь даже если ты родился с нужной кровью, какие-то способности не передавались при рождении и их также развивали используя зелья. Считая себя людьми они уже ими не являлись, скрывали свой возраст, ведь на самом деле охотники живут долго, почти так же, как и все, кто под покровом ночи, только охотники погибали чаще или получали ранения и уходили на покой. Эту тайну они хранили особенно тщательно и до сих пор, даже уж насколько пронырливые и умные создания ночи считали охотников недолго живущими, как обычных людей. Как, – да все просто, охотники принимали заказы только через посредников, часто их меняя. Работали меняясь по разным регионам и главное все тоже зелье, вернее мазь, которую охотники втирали в кожу лица перед любой охотой. Мазь делала любое лицо и голос типовыми, неприметными, не зря говорили, что все охотники на одно лицо, оно так и было. Охотники никогда не требовали денег, если к ним приходил человек с просьбой о помощи и сейчас так же,– это традиция сохранилась. Просто немного все изменилось, примерно столетие назад, тогда же и появилось понятие,– взять контракт. И даже когда стали охотники брать контракты, бесплатно все же работали, как и раньше, просто как обычно умалчивали, но кто это знал пользовался их услугами бесплатно. Но даже несмотря на контракты у них была репутация, заработанная кровью и веками, и вот ей они дорожили.
Никто, почему-то не задавался вопросом, почему охотники сами не требуют денег, ведь все имеет цену, а уж их работа была уникальной. А зелья и артефакты которые использовали охотники были ведь невероятно дорогими, да и вырастить охотника, обучить это стоило состояния, каждый охотник уникален.
Обычные люди не задумывался куда же девалось имущество погибшего колдуна, допустим, а ведь нищих магов никогда не существовало. Охотник убивая нечисть или нежить получал доступ ко всему его имуществу. А вот дети ночи сразу поняли, что аскеза охотников – это маска. Не совсем конечно правильно, но охотники забирали черные книги убитых врагов, уничтожить их было почти невозможно, а оставлять опасно, и артефакты понятно сюда же. И охотник ведь не работает как обычный мужик к примеру, а семью ему кормить надо, поэтому из логова дичи забиралось все имеющее цену, а нищих среди них не наблюдалось никогда, как уже говорилось раньше. В каждом сообществе охотников существовали сокровищницы, хорошо спрятанные и защищенные. Совет старейшин распределял куда пустить их, на какие цели, и конечно плата самим охотникам шла оттуда же. Но как-то само получалось что среди охотничьих семей не было ни бедных не богатых, необходимый комфорт и достаток- норма жизни, они старались не выделяться из людей и жили как большинство, предпочитая старость встретить в семье в какой ни будь глухой деревушке спокойно, как и его предок до этого, и это традиция.
Николай потер лоб и заерзал, ему было неприятно, и он знал, стоит отойти от истоков как начинается хаос.
Охотники не меняли своего уклада не столетия, тысячелетия, переживая незаметно все смуты которыми так богата наша страна, а тех, кто отходил от традиций или хотел нажиться, или предавал род, редко ведь попадались и такие отступники. Охотники наказывали своих отступников сами, убивая их тихо без шума. Правило было одно или живешь как все или уходи, редко, но и такое бывало. Жаль конечно если охотник допустим решал стать купцом и больше не бегать в поисках зла, его отпускали. А убивали только тех, кто живя в общине становился врагом.
А затем как-то незаметно получилось, что место старшины перешло его сыну который не заслужил уважения и дом у него вдруг превратился в закрытый от товарищей дворец, а его внук не пройдя обучения не только получил звание охотника, но и не работая, тоже вроде уже находился близко от этого совета и получал суммы больше чем работающие охотники. Затем пошли слухи, что многие фолианты, веками хранящиеся в закрытых сокровищницах вдруг всплывают у детей ночи. Когда Николай был еще совсем молодым учеником охотники уже стали бурлить, такое положение никого не устраивало. Они спокойно врали чужим, но между своими такое недопустимо. Николай понимал сейчас, что именно тогда была попытка уничтожить охотников, нелюди враги- долго претворяли этот план, мечтая уничтожить охотников одним ударом, стереть их и упоминания о них. Когда началась смута в сообществах охотников всплыло пророчество и его обсуждали открыто, начиналось оно просто.
В сердце земли русской два рода по прямой крови соединившись, общей кровью изменят порядок вещей в момент опасности, вернув все, как и должно быть.
Тамбовская земля всегда считалась сердцем России, хоть это не признавалось официально, на то другие причины. Но не важно признание властей, они всегда далеки от народа, и на тамбовской земле на тот момент было три рода по прямой крови.
Николай как раз-таки и был одним его представителем, и красавица Лика или Леокадия ее полное имя, живущая по соседству в другом подъезде. Девочка жила естественно не одна, со своей семьей, родителями и с сестрой и братом. Девочка из древнего рода по крови, а третьим был Григорий Больших. Николай слышал о пророчестве, но оно его интересовало только как лишний повод помечтать о Лике, ему казалось, что он любит ее всегда, как только с ней познакомился знал, что она будет с ним всегда и не скрывал этого. Лика тоже была не против его ухаживаний, даже еще детских, Николай не был красавцем, но лицо приятное, высокий ловкий. Смотрелись вместе они замечательно, и родители их были не против, пророчество это исполнится или нет неизвестно, а соединить две линии прямых родов – это хорошо, тем более они никогда не пресекались. Николай и Григорий тоже были знакомы с детства, вместе обучались, оба были лидерами и постоянно соперничали, старшины считали, что это только на пользу обучения, ведь у них самые лучшие результаты. Но сам Николай никогда Григория серьезным соперником ни в обучении, ни в любви не считал, род Больших был запятнан тьмой и хоть они сами уничтожали своих отступников, соблюдая все традиции, но… Григорию позволили стать охотником, но дорога выше была ему закрыта, и взять девушку из их среды ему не светило, никто не хотел рисковать, и Григорий это знал. Когда они только сдали экзамены и стали работать профессионально, только вступив в взрослую жизнь Григорий обставил Николая уведя Лику у него из-под носа, и ее родители дали согласие на брак. Лика всегда такая рассудительная и спокойная уперлась, угрожая если не получит согласие родных, сбежит, характер у нее был сильный и они согласились, тем более что у них еще подрастали дети. Николай ничего не мог изменить и был вынужден отойти в сторону. Но и Григорию Лика была нужна только чтобы сопернику досадить, хотя женится ему пришлось. Он привез Лику в дом родителей, пожил с ней недолго что бы соблюсти приличия и оставил ее там. Сам же продолжая жить, как ему нравится. Нравились ему разные девушки без обязательств, неотягощённые моралью, а еще пристрастился он к игре и вскоре денег ему стало не хватать, и он стал браться за любые контракты. Старейшины пытались его образумить, Григорий обещал исправится, но только старательней таился. Рождение сына его не отрезвило, он несколько раз побывал дома, но жить с Ликой не хотел, главное он оставил наследника, как хотели родители, и считал, что больше он не обязан притворятся. Николай все знал, но не вмешивался, не принято, да и что он мог сделать. Лика мужняя жена, а разводы в их кругу не приветствовались. Что Григорий живет плохо сейчас с женой это их личная беда, захотят помирятся, а если Николай влезет, да попробует увести Лику из семьи, это уже он будет виноват и все будут смотреть на него косо. Как-то разговоры сошли на нет про пророчество, Григорий прогиб выполняя левый и как оказалось незаконный контракт, неприемлемый для охотников. Охотники не убивали всех бездумно, давно еще был заключен негласный пакт со всеми детьми ночи, и невозможно убить всех¸ -пробовали. Поэтому охотники выслеживали опасных тварей, которые начинали лить кровь людскую как воду, но потомство не трогали. Покон – закон, определяющий отношения людей, детей Ночи и охотников, прямо запрещал убивать детей и стариков. Григорий же убил колдуна который хоть и был темным, но жившим по закону, и его жену с еще не рождённым ребенком. Пытался и дочь убить, но колдун был сильным и уже мертвым смог кинуть проклятье на своих убийц произнеся его устами девочки. Григорий участвовал в этой акции со своим другом, и тот перед смертью признался, что чародей Афанасий из рода Горынычей подбил их на это и отказался снять проклятье, рассерженный что они плохо выполнили работу. Сообщество охотников снова зашумело как рассерженный улей, да что это такое и когда такое было, чтобы охотники принимали заказ от врага людского. Но шум быстро стих, Афанасия искали, но он как испарился, Николай тогда уже подозревал что кто-то из старшин потихоньку закрыл расследование и поимку чародея. Лика стала вдовой и это еще больше отдалило ее от Николая, и он сам не хотел ее видеть, обида жгла, променять его на врага. Сыну Григория и Лики дорога в охотники была закрыта. Но отец и дед Григория были уважаемыми охотниками из рода Больших и умоляли не губить род и дать последний шанс их внуку Никите. Старейшины посовещались да вынесли половинчатое решение, -пусть учится под особым присмотром, а там поглядим со временем что из него получится. Впервые Николай увидел Никиту, когда тому уже исполнилось двенадцать лет. До этого возраста мальчики воспитывались в семье, а затем их собирали на первое лето на детской базе охотников. В деревне под Тамбовом работал детский оздоровительный лагерь, оформленный по всем правилам, в него попадали только мальчики, будущие охотники. Первое лето им давали возможность познакомится с ровесниками, воспитатели из охотников и целый штат опытных психологов в игровой форме пытались раскрыть способности каждого ребенка, определить его возможности что бы обеспечить правильно дальнейшее его развитие. Ведь хоть глупых и хилых среди них не было, но отбор детей на тех, кто будет управлять или подчинятся шел с самого начала. Результаты ставились пока ориентировочно и все года обучения детей тестировали, ведь бывали и так что ребенок не смог раскрыться в первые годы обучения. А явные фавориты по первым результатам иногда вырастая теряли лидерские качества. Николай в тот год работал в лагере как воспитатель и Никита как он не хотел это признавать понравился ему, он был похож на Григория, но мягче, Ликины черты тоже проступали. Николай иногда с болью видел, как Никита, типичным Ликиным жестом смахивал челку с лица или смеялся озорно поглядывая по сторонам. Никита сразу же по всем показателям был лучшим, и даже сильнее чем, когда-то его отец,– который тоже подавал большие надежды. Но все результаты мальчика ставились под сомнения и требовали от него больше чем от остальных учеников. От Никиты скрывали как погиб его отец, считая, что так будет лучше, Николай был против, но ему запретили поднимать эту тему разговаривая с ребенком. У Николая была возможность взять Никиту под свою опеку, но он не стал этого делать, чего-то боялся, считал, что так будет лучше и в какой – то момент оттолкнул таким поведением его от себя.
