Такаббир Эль Кебади
А. З.
~ 27 ~
«Одноглазое лихо идёт… Одноглазое лихо придёт…» – мысленно повторял Жила, пытаясь вспомнить бабушкину поговорку. Лихо одноглазое – это про него. Правая половина лица отекла. Веки распухли, потяжелели, узкая щель между ними вот-вот схлопнется. Вдобавок к этому нервировало ухо. В нём щёлкало при глотании и ощущались прострелы при повороте головы. А могло быть всё намного хуже: проводник явно метил камнем в висок. Бузук прав, Жиле однозначно повезло: пленник – правша, бил из неудобной позы левой рукой и потому ударил куда пришлось.
Сперва Жилу устраивало, что Сява пристал к нему как репей. Дрыщ сумеет увидеть и услышать то, чего не заметит он сам. Затем компания Сявы начала напрягать. Голова нестерпимо болела, и Жила уже думал не о поимке беглецов, а о рюкзаке, в котором лежала аптечка. В ней наверняка есть обезболивающее, да и шишку на скуле не мешало бы смазать. И очень хотелось пить. Кофе – не лучшее средство для утоления жажды, скорее, усиливает её, но сейчас подошла бы любая жидкость, чтобы смочить пересохшую глотку.
Когда среди папоротников возникло дерево с дуплом, похожим на расщелину, Жила чуть не вскричал: «Ну надо же!» Он не надеялся на память, сомневался, что сумеет отыскать в чащобе дорогу к тайнику, и по этой причине не прогонял Сяву. А ноги сами привели его сюда. Осталось дело за малым: сплавить приятеля.
Жила остановился. Уперев руки в бока, посмотрел по сторонам единственным здоровым глазом, делая вид, что обдумывает дальнейшие действия.
– Нефиг… – Он скривился и прижал палец к вздувшейся вене на виске. – Нефиг плестись за мной хвостиком. Надо разделиться. Шуруй вправо, я возьму левее.
Сява притронулся к разбитым губам:
– Ты это видел? Хирург вмазал. Взбесился с бухты-барахты и вмазал. Вдруг вообще с катушек съедет? Я с ним не справлюсь.
– Заметишь их – ори во всё горло.
– Я орал, он и вмазал.
– Близко не подходи. Никто за тобой не погонится. Зайцы не гоняются за волками. Хрипатый где-то рядом. Он или я быстро прибежим.
Сява скорчил рожицу:
– И где он? Чё-то Хрипатый не шибко торопится.
– Я прибегу. Но если очкуешь, так и скажи. Отправлю тебя к Бузуку.
– Ничего я не очкую, – промямлил Сява. Поднял толстый обломок ветки и побрёл прочь.
Через пару секунд худенький силуэт растворился в полумраке.
Жила выждал минуту, вслушиваясь в тишину. Подошёл к мёртвому дереву. Снова замер, вглядываясь в чащу. От напряжения заслезился глаз и ещё сильнее застучало в висках. Присев, Жила запустил руку в темноту дупла, нащупал рюкзак. В предвкушении удовольствия заурчал желудок.
Расположившись между торчащими из земли корнями, Жила расстегнул замки рюкзака и достал ракетницу. Жаль, что нельзя всадить в беглецов по сигнальному патрону. И всё из-за этого урода Шнобеля! Нормальным пацанам нельзя трогать то, к чему прикасался опущенный.
Отложив кобуру, Жила вытащил термос. Его тоже отложил и выудил из сумки аптечку. Но оказалось не так просто прочитать названия таблеток; буквы сливались в размытую линию. То ли зрение ослабло, то ли сумерки сгустились. Обшарив карманы рюкзака, Жила нашёл фонарик. Хотел залезть в дупло – не получилось. Расщелина узкая. В неё можно втиснуться разве что стоя, боком. Жила снял куртку, набросил её на голову и плечи. Худо-бедно, но хоть какая-то светомаскировка.
При свете фонарика он читал надписи на блистерах и матерился. Хрен разберёшься в этих названиях. Какой-то «бла-бла-цид», «фуфло-цин», «дерьмо-зин». Из знакомого только «Активированный уголь», «Аспирин» и «Анальгин». Последнее он принимал от зубной боли. Правда, «Анальгин» не сильно помог, и визита к стоматологу избежать не удалось, но в нынешней ситуации выбирать не приходилось.
Жила разжевал таблетку, чтобы быстрее подействовала. Одной, наверное, мало. Кинув в рот вторую таблетку, смочил бинт этиловым спиртом, приложил к шишке и закусил рукав, чтобы не завопить. Шишка пылала как берёзовые дрова в костре. Дурак! Надо было использовать перекись водорода!
Быстро обмыв скулу перекисью, Жила принялся перебирать тубы и баночки с мазями и прошипел: «Ну, сука!» Неужели так сложно вложить в аптечку инструкции по применению? Проводник будто предвидел, что она окажется в чужих руках и специально выбросил все бумажки. Ну и как определить, какую мазь используют при ушибах и отёках?
Плюнув, Жила сложил лекарства, выключил фонарик и стянул куртку с головы. Теперь можно порыться в рюкзаке. Пластиковая бутылка из-под воды, пластмассовый стаканчик, ворох пищевой плёнки, целлофановые пакеты, смятая картонка, от которой пахло колбасой. Неужто Шнобель всё сожрал? Среди мусора обнаружились кусок хлеба, плавленый сырок и раздавленное яйцо.
Хлебнув кофе, Жила проглотил еду и откинулся на ствол дерева, ожидая, когда подействует обезболивающее. К трудностям ему не привыкать. В прошлой жизни он через многое прошёл и многое видел. Некоторые думают, что занятие сутенёрством приносит лёгкие деньги. Может, кому-то и повезло, но среди «коллег по цеху» Жила не встречал везунчиков.
Свой трудовой путь он начал с извозчика: катал «мамку» и девушек. Рабочий день начинался в девять вечера, заканчивался в десять утра. На первый взгляд, ничего сложного и опасного. Как бы не так! Водитель должен уметь не только крутить баранку, но также следить за своей физической формой, чтобы в случае выхода ситуации из-под контроля суметь вмешаться. Он заводил девочек к клиенту, смотрел в каком состоянии тот пребывает, кто ещё находится в квартире или в гостиничном номере. Или в сауне. Просчитывал, не произойдёт ли там ничего незапланированного. Немного погодя забирал девиц и вёз на следующий вызов. Под утро сдавал выручку «мамке», отчитывался и с пухлым конвертом во внутреннем кармане куртки ехал к боссу, который крышевал бизнес.
Клиенты попадались разные. Недоверие и презрение вызывали нищеброды. К ним Жила относил обычных работяг и студентов. Решив шикануть, они сбивались в стайки и, получив «товар», не тратили время даром. Девочки покидали их измочаленные и в отвратительном настроении. А им ведь ещё работать целую ночь. Нищеброды, как правило, не располагали лишними средствами и скидывались, беря друг у друга в долг. Порой, при недостаче, выворачивали карманы, мол, больше нет наличных. Беседы нередко заканчивались мордобоем.
С элитой Жила держал ухо востро. Если людям, занимающим высокие руководящие должности, не угодить, то жди серьёзных проблем. И поговаривали, что среди них много извращенцев. Сам же Жила с такими не сталкивался, что считал большой удачей.
Ему и девочкам нравились папики-толстосумы. Они занимались делом всего десять минут, а оставшееся время просто болтали. Не клиенты, а находка. «Мамка» держалась за них обеими руками.
Остальные – бизнесмены, командировочные, уголовники и просто пьяные. Не всегда порядочные, порой задиристые, зачастую мнящие себя пупом земли, и намного реже – уравновешенные и здравомыслящие. Тут уж как повезёт.
Жила старался сам уладить все спорные вопросы – за это он получал доплату к ставке, и немалую. Но если назревал нешуточный конфликт, то на помощь Жиле приходила «бей-бригада» – спортсмены, готовые махать руками и ногами. Однако случалось и так, что он не успевал их вызвать. Как-то Жила привёз девушек к блатным, а те устроили стрельбу, и он вместе с девицами «вышел» из окна. Благо квартира находилась на втором этаже, стояла зима и под окнами намело сугробы.
В торговле живым товаром драм и трагедий хоть отбавляй. Многие не выдерживают и уходят в другую сферу. Но не Жила. Он быстро заработал на новый автомобиль. Мечтал перебраться из двушки в апартаменты, грезил шикарным ремонтом и отпуском на Лазурном берегу. Поэтому, пока другие извозчики транжирили деньги в ресторанах, Жила копил.
Противоборство в этой среде было жёстким. Подчас приключались переделы рынка, не всем удавалось спастись от пуль конкурентов. Но и в сравнительно спокойные времена случались оказии. Каждый сутенёр работал на своей территории, иногда на неё пытались залезть чужаки. Один из таких случаев закончился тем, что «мамку» – непосредственную начальницу Жилы – убили. Его вызвал босс и предложил занять её место. На раздумья дал пять минут.
Жила не думал, согласился сразу. Водительские будни сослужили хорошую службу. Он знал всю подноготную системы, внешнюю сторону и изнанку. Знал, что когда-то на сходке «авторитеты» постановили, что получать доход от проституции – западло. И начали сворачивать свои дела. Проституция уходила под контроль властных структур. Кроме этого, на зонах к сутенёрам относились как к педофилам, за насилие над женщинами и детьми опускали на раз. Ведь в проституцию девушек нередко затягивают против их воли. Прошли года, и приоритеты немного смесились, сейчас сутенёрство уже не имеет такого позорного статуса. Главное, доказать сокамерникам, что ты не педофил и не насильник. Врать блатным нельзя, у них связи в каждом городе.
Жила установил для себя незыблемые правила: не иметь сексуальных отношений с подопечными; не нанимать несовершеннолетних; девушка должна сама хотеть стать «ночной бабочкой»; в коллективе нет места воровству, наркомании и алкоголизму; если девочка где-то «накосячила», наказывать штрафом, а не кулаком. Врач, оплаченные часы в бассейне и тренажёрном зале входили в «соц. пакет». Для иногородних Жила снял хорошую квартиру.
Приобретённая репутация позволила расширить клиентскую базу, работа закипела. Через два года Жила уже присматривал коттедж в элитном посёлке. Скоро осуществится его мечта приобрести достойное жилье. И вдруг как гром среди ясного неба – звонок от водителя: ВИП-персона срочно требует к себе хозяина «мотыльков». По дороге на встречу Жила крыл себя последними словами. Ведь хотел же внести в правила пункт: не связываться с элитой, обходить её стороной! Но позарился на деньги и не внёс. Теперь добра не жди.
Оказалось, проститутка стырила у клиента перстень. Не просто перстень с каким-то камешком, а раритетный. Он нашёлся в её сумочке. Девушка потела, бледнела и лепетала, что не знает, как драгоценность там очутилась. Жила хотел спросить: почему раритетное кольцо валялось на комоде? И промолчал. Спорить с такими людьми и что-то доказывать – себе дороже выйдет.
Клиент потребовал компенсацию за моральный ущерб. Назвал сумму, от которой у Жилы всё внутри похолодело. Именитый боров добавил, что если он не получит деньги в течение часа, то Жилу поставят на счётчик. Такие люди словами не разбрасываются…
То, что произошло дальше, привело Жилу на нары. Он, конечно же, привёз деньги. Покупка коттеджа откладывалась на неопределённый срок. Забрал девицу, доставил её на съёмную квартиру, поехал к себе. А внутри извивается червячок сомнения. Тут что-то не так! Вернулся. После допроса с пристрастием шлюшка во всём призналась.
Излюбленный вопрос клиентов: «Почему такая красивая и умная девушка выбрала грязную профессию?» Этот тоже спросил. Она рассказала всем известную слезливую сказку про тяжёлое детство и глупую молодость. Поплакалась, что очень хочет всё бросить и уехать домой, но на билет нет денег. Пожаловалась на Жилу. Мол, он плохо с ней обращается и без повода штрафует. Вместо того чтобы купить билет, «добросердечный» мужик предложил ей развести Жилу на бабки. Она согласилась.
Тут уж Жила не сдерживал себя, отыгрался по полной и оставил девицу зализывать раны. А она возьми и умри. Соседка по квартире, тоже «бабочка», вызвала полицию и написала заявление. Единственная радость – в СИЗО и на зоне блатные постановили, что насилие над проституткой-воровкой оправданно.
…Головная боль чуток притупилась. Жила взял термос, потряс возле уха. Кофе чуть меньше половины. Хотел открутить крышку и замер, ощутив на себе взгляд. Наверняка Хрипатый. А кто же ещё? Стоит где-то за деревом и наблюдает.
Стараясь не выдавать тревогу, Жила затолкал термос за спину. Краем глаза посмотрел на ракетницу. Вряд ли он успеет вытащить её из кобуры. И зачем вытаскивать? Не будет же Хрипатый стрелять, ей-богу. Теплилась надежда, что немой браток не разглядел в темноте, чем занимался приятель. А вдруг разглядел?
Лихорадочно соображая, как выкрутиться из щекотливой ситуации, Жила встал. Надевая куртку, повёл глазом туда-сюда. Среди серо-зелёных зарослей папоротника чернел силуэт. Это не Хрипатый. Он никогда не уляжется брюхом на землю, чтобы подсмотреть.
Жила рванул вперёд и поднял Сяву за шкирку, как котёнка:
– Я куда велел тебе идти, божья букашка?
– Вправо, – проблеял Сява.
– А ты куда пошёл?
– Вправо.
– Не ври! Следил за мной?
Сява затрясся:
– Нет! Клянусь! Я пошёл, куда ты сказал. Иду, иду. А тут кто-то прячется. Я решил, что Хирург или тот парень. А это ты.
– Врёшь, кузнечик, – произнёс Жила. Обхватил рукой шею Сявы. Выдернул из его кулака обломок ветки.
Сява трепыхнулся рыбкой, пытаясь высвободиться. Но силы были неравные.
– Я ничего не видел, – прозвучал его дребезжащий голос.
– Расскажи-ка поподробнее, что ты не видел, – потребовал Жила и переместил руку на тощей шее. Так проще сломать хрящи гортани.
Сява извернулся и вонзил зубы ему в предплечье. Не ожидая от хлюпика приступа храбрости, Жила невольно ослабил захват. Сява выскользнул из силка и, давясь кашлем, побежал. Жила помчался следом. Догнал и огрел палкой по макушке.
Сява упал, закрыл голову руками:
– Только не бей. Я никому не расскажу. Клянусь.
– Вот и молодца, – вымолвил Жила и со всей силы воткнул конец палки ему в солнечное сплетение.
Сява подавился воздухом. Уставился в небо, силясь сделать вдох.
Жила бил его долго. По голове и лицу, по рукам и ногам. А Сява продолжал вертеться и стонать. Наконец затих. Помня свою неудавшуюся попытку прикончить Шнобеля, Жила приложил палец к сонной артерии. Есть пульс!
– Какого чёрта?!
Ощупал палку, выбрал наиболее острый конец, приставил к ямке между ключицами и придавил сверху всем своим весом.
~ 28 ~
Максим открыл глаза. Темно. Не сообразив спросонья, где он находится, приподнял голову и шаркнул темечком о что-то твёрдое. На лицо посыпалась земля.
– Тише, – прошептал Хирург.
Короткое слово произвело должный эффект: Максим сразу всё вспомнил. Понимая, что уйти от погони не получится, он не стремился убежать как можно дальше. Напротив, он хотел затаиться где-то поблизости от братков, надеясь, что те не станут обыскивать местность под своим носом и в запале рванут в чащобу. Спускаясь с пригорка, увитого корнями, Максим заприметил карман, залез туда вместе с Хирургом и сразу отключился.
– Долго я спал?
– Навскидку полчаса, – ответил Хирург.
По меркам реального мира, лежащего по ту сторону оврага, прошло всего три минуты. Или того меньше.
– Ничего не слышал? – вновь спросил Максим.
– Неподалёку прошли Жила и Сява. Слышал их голоса.
Жила жив… Новость не огорчила Максима и не обрадовала.
– Бузук?
– Его не слышал. Наверное, остался. Или пошёл в другую сторону.
– Хрипатый? – поинтересовался Максим, и сердце заколотилось сильнее.
В отличие от Жилы, немой зэк не размахивал руками и вообще ничего плохого не делал, но Максим интуитивно чувствовал исходящую от Хрипатого смертельную опасность. И не потому, что у него ружьё. Не зря же говорится, что страшнее не тот враг, который угрожает, а тот, кто молчит. Хрипатый сам себе на уме, в компании держится обособленно, никому не подчиняется, не проявляет эмоций. В его взгляде сквозит снисходительное высокомерие, на лице – маска равнодушия. Такие люди нередко выкидывают подлые фортели.
– Если он действительно был снайпером, – вымолвил Хирург, – мы вряд ли его увидим или услышим. Бывших снайперов не бывает.
– Думаешь, выстрелит?
– Я уже говорил: браткам терять нечего. Впрочем, как и мне.
– У меня есть знакомый прокурор. Точнее, не у меня, а у моего друга…
Хирург перебил:
– Не надо, Максим.
– Я хотел сказать…
– Не надо.
В углублении было тесно и душно. Стараясь не шуметь, Максим поворочался, разминая затёкшую спину. Помассировал задеревенелые ноги. Придвинулся к узкому просвету между землёй и корнями и с особой осторожностью высунул голову наружу. После темноты тусклый дневной (или вечерний) свет резанул по зрачкам.
Щурясь, Максим пробежался взглядом по зарослям:
– Давай за мной.
Приподнимая пласт мха и прошлогодних листьев, вылез из укрытия. Подождал Хирурга и пополз вверх по склону пригорка.
За спиной прозвучало:
– Мы вроде бы оттуда прибежали.
Продолжая карабкаться, Максим бросил через плечо:
– Надо вернуться.
– Зачем?
– Там выход.
– Ничего не понял.
– Потом поймёшь.
Выбравшись наверх, Хирург помог Максиму встать:
– Обхвати меня за шею.
– А ты смотри под ноги, перешагивай ветки.
Мягко ступая, они переходили от дерева к дереву, от куста к кусту. Под подошвами ботинок бесшумно пружинила лесная подстилка. Лес хранил тишину.
Впереди, среди зарослей, завиднелись две искривлённые засохшие лиственницы. Максим выдохнул: память не подвела его. Подковылял к изгороди и нахмурился.
– Чего стоим? – спросил Хирург, озираясь.
– Калитка закрыта.
– Ну и что?
– А должна быть открыта.
– Ты что-то перепутал. Я лично проверял, она была закрыта. – Хирург крутнулся вокруг себя. – Мы здесь как на ладони.
– Я два раза сюда приходил, и оба раза она была открыта. Почему не открылась сейчас?
Хирург взглянул на него исподлобья:
– Ты в порядке?
Максим подёргал дверцу, похлопал себя по одежде:
– Есть что-то железное?
– Откуда? – Заметно нервничая, Хирург зыркал по сторонам. – Далась тебе эта калитка. Пошли отсюда.
Присев на одной ноге, Максим принялся обшаривать траву:
– Поищи сучок. Или камень.
– Ты серьёзно?
– Серьёзно. Ищи!
Хирург протянул обломок ветки:
– Такое подойдёт?
Максим попытался поддеть ржавый хомут, скрепляющий крайние штакетины ограды и калитки. Ветка сломалась. Не помог и найденный Хирургом камень.
Мелькнула мысль, а не выбить ли дверцу? Нет. На шум сбегутся братки. И ещё неизвестно, поможет ли это выбраться из зоны? А вдруг аномальные силы расценят повреждение калитки как акт вандализма?
– Ладно, – вымолвил Максим. – Поищем засечки.
Хирург уже не скрывал тревоги:
– Какие засечки? Очнись!
Подтягивая больную ногу, Максим прошёл через кустарники:
– Иди сюда. – И указал на две зарубки на стволе сосны, одна под другой. – Вот такие. Это мои засечки. Я их делал.
– Ты издеваешься? Я дальше своего носа не вижу, а ты хочешь, чтобы я искал какие-то чёрточки.
– Стой здесь, – сказал Максим и побрёл между деревьями, ощупывая стволы. – Ещё одна! – Посмотрел на Хирурга, повернулся к нему спиной, мысленно дорисовал прямую линию и вытянул руку вперёд. – Идём туда. Когда плохая видимость, я не меняю направление.
О том, что он вместе с Олегом и Андреем ходили кругами, Максим не хотел думать.
Спустя некоторое время обнаружилась третья засечка. Хирург воспрянул духом, а Максим не торопился радоваться. С приятелями он шёл по прямой, Андрюха насчитал триста шагов, а в итоге они очутились возле штакетника. И шнур натягивали. Бесполезно. Почему сейчас не открылась калитка?
Немного погодя закралось подозрение, что они сбились с дороги. Сбоку от них земля уходила вниз. Стена леса отодвинулась к горизонту, на освободившемся пространстве буйствовали кустарники. Незнакомое место.
Максим остановился.
– Что опять? – заволновался Хирург.
– Возвращаемся.
– Куда?
– К изгороди.
– Ты же проводник! Хвастался, что по знакомому маршруту ходишь без компаса и карты.
Раздался выстрел. Хирург споткнулся и, утягивая Максима за собой, кубарем скатился с бугра. На четвереньках они заползли в густые заросли бузины и затаились.
– Где он? – прошептал Хирург.
– Не слышу. В ушах гудит. А ты что-то слышишь?
– Нет, тихо, – ответил Хирург и лёг на бок. – Ничего не сломал?
– Вроде всё цело.
– А колено?
– На месте. – Стараясь не производить шума, Максим сел удобнее. – Ты как? Сильно ударился?
Хирург схватил его за грудки, притянул к себе и прошептал ему в ухо:
– Уходи.
– Не мели ерунду.
– Нам по одиночке будет легче спастись.
– Ты в лесу один не выживешь. Да и я не знаю дорогу.
– Уходи!
Максим прошипел Хирургу в лицо:
– За кого ты меня принимаешь?
– Я так и так не выживу.
– Ты это брось. Вместе сбежали, вместе будем выбираться.
– Хрипатый открыл на меня охоту.
– Глупости!
Хирург выпустил из пальцев куртку Максима и положил голову на лесную подстилку:
– Он здесь?
– Скорее всего.
– Он слышит нас?
Максим пожал плечами:
– Всё может быть. У него наверняка хороший слух.
– Тогда почему не стреляет?
– Давай спросим, – попытался пошутить Максим и потёр лоб.
Только сейчас пришло осознание, в какой ситуации они оказались. Хрипатый не видит их – обзору мешает бузина и полумрак. Но знает, куда они свалились, и держит этот участок под прицелом. Скоро на выстрел прибегут Жила, Сява и Бузук. Обложат их с Хирургом со всех сторон. Надо срочно отсюда дёргать.
– А я знаю почему, – послышался сонный голос Хирурга.
– Ты спишь, что ли? – рассердился Максим. Его попутчик сдался!
– Просто устал.
Максим завертел головой, выискивая в зарослях бузины хоть какой-то просвет:
– Ну и почему?
– Что? – с задержкой, словно вынырнув из сна, переспросил Хирург.
– Почему он не стреляет?
– Тут темно. Не видно, кто где сидит. Он боится в тебя попасть. Бузуку нужен ты, а не я.
Максим осторожно переместился на одно колено. Вторую ногу согнуть не сумел. Упёрся носком ботинка в землю:
– Поползли. Только тихо.
– Беги, Максим.
Он процедил сквозь зубы:
– Не будь тряпкой! Вставай! – Положил руку Хирургу на спину, намереваясь растормошить его. И просипел: – Мать честная!
Куртка, липкая на ощупь, на уровне лопаток была как сито, вся в дырочках.
– Ты ранен? – спросил Максим, хотя ответ находился под его ладонью.
– Похоже на то.
– Почему молчал?
– Беги, Максим. Не теряй время. Я тут немного пошумлю. Пусть думает, что мы оба здесь.
Максим сел. Из вороха мыслей попытался выцепить что-то нужное, важное. Идти к Бузуку на поклон он не хотел – это не спасёт Хирурга, скорее, погубит. И противостоять Хрипатому не получится. С голыми руками – против ружья. С травмированной головой и повреждённым коленом – против здорового и крепкого уголовника. Надо убираться, пока не примчались братки. Куда бежать? К дуплу, там спрятан нож. Главное, двигаться через заросли, избегая прогалин, чтобы Хрипатый побоялся выстрелить, побоялся попасть не в того, в кого нужно. Он не спускается к ним. Значит, сомневается в своей меткости, не знает точно, ранен ли Хирург, и не хочет нарваться на драку, один против двоих.
Максим вдавил палец в отёкшую переносицу. Думай. Думай! Он возьмёт нож. А дальше? Выманит Хрипатого. Как это сделать – придумает по дороге. Что потом? Сумеет ли он убить? А почему нет? Ведь Жилу он был готов убить. Ну почему он врёт себе? Сердце воспротивилось, и рука дрогнула. Поэтому Жила жив.
Поигрывая желваками на скулах, Максим посмотрел на Хирурга. Сейчас рука не подведёт. Он спасатель, от него зависит жизнь этого человека. Он убьёт Хрипатого…
Размышления прервал голос Хирурга:
– Уходи, Максим.
– Не мешай, – отрезал он и закрыл глаза.
Попытался нарисовать в уме маршрут, по которому они прошли с Хирургом. Необходимо определить, где они сейчас находятся. И уже отсюда обозначить дорогу к мёртвому вязу с выгнившей сердцевиной.
Максим подполз к сосне. Прильнул к ней, словно вторая кора. Перебирая руками по стволу, поднялся на ноги. Ничего не видно. Забрался на выгнутый петлёй корень и осмотрелся. Вокруг росли кустарники, кое-где возвышались деревья. Чуть дальше чернела стена леса.
Максим ползком вернулся к Хирургу:
– Хватайся за шею.
– Я остаюсь. Хочу к своей семье… Соскучился сильно…
– Ты это брось! – проговорил Максим, помогая Хирургу встать. – Мы ещё поживём.
Теперь они поменялись местами. Хирург держался за Максима, и в сумраке непонятно, кто из них проводник, а кто зэк. Просто два силуэта, оба одного роста, ну а комплекцию не разглядеть.
Совсем некстати Хирурга посетили те же мысли. Он заартачился:
– Он перепутает нас. Решит, что ты это я, и вместо меня пристрелит тебя. Я не пойду.
– Мы не будем выходить на свободное пространство. А в зарослях нас толком не видно.
– Я не пойду!
– Будь по-твоему, – кивнул Максим. – Тогда садимся и ждём Жилу. Или ждём, когда Хрипатый осмелеет и спустится к нам. Тебя убьют, меня потом прикончат. И я даже не знаю, кому из нас повезёт больше.
Они медленно пошли между кустами бузины. Максим всматривался сквозь зазоры между ветками, силясь заметить Хрипатого, но тот ничем себя не выдавал.
Руки-ноги тряслись. По спине стекал пот. Максим мысленно обращался к колену: «Только не подведи. Только не подведи…»
– Куда мы? – спросил Хирург.
– Сейчас найдём укромное место. Спрячу тебя и поищу рюкзак. Обработаем и перебинтуем рану. Всё будет хорошо.
– Смешной ты, Максим. Наивный. – Хирург сплюнул. Вытер губы ладонью. – Чем он в меня?
– Дробью.
– Калибр ружья?
– Двенадцатый. Молчи, Хирург. Не трать силы на разговоры.
– Номер патрона?
– Не знаю.
– Знаешь, Максим. Это ведь твоё ружьё.
– Не моё.
– Ну и ладно, – хрипло выдохнул Хирург. – Ранение из двенадцатого калибра тяжелее, чем из шестнадцатого.
– Разбираешься в ружьях?
– Я врач… – Хирург сплюнул. – В патроне примерно пятьдесят дробин.
«От сорока семи до пятисот, и чем меньше свинцовых шариков, тем они крупнее», – подумал Максим. Олег охотился на диких уток и кабанов. Наверняка использовал среднюю по размерам дробь. Но в случае с Хирургом это не играло большой роли.
– Рана как от разрывной пули, – продолжил Хирург.
– Ты назло это делаешь?
– Что?
– Болтаешь.
– Извини. – Хирурга надолго не хватило. Он молчал минуту или две и снова заговорил: – Дробины, вследствие внутреннего рикошета, оставляют изогнутые, зигзагообразные раневые ходы. Они засорены порошинами, клочками войлочного пыжа, ошмётками одежды, осколками костей.
– Не хочу слушать лекцию, – отрезал Максим.
Он всё знал. Однако Хрипатый стрелял не в упор, а с расстояния десять или пятнадцать метров, и оставалась надежда, что кости целы и дробины застряли в мягких тканях, а не в жизненно важных органах.
Хирург слабел. Повиснув на Максиме, еле передвигал ногами. Из уголка рта текла струйка слюны странного цвета. Кровь… Из груди вырывались булькающие звуки. Дело дрянь…
– Я устал, – прошептал он. – Хочу лечь.
– Ещё чуть-чуть. Сейчас найдём дупло.
– Какое?
Максим проморгался; от солёного пота щипало глаза.
– Есть тут одно. Там и передохнём.
– Или передóхнем.
– Как бы не так! Я тебя спрячу, сам чёрт не найдёт. Прибью Хрипатого. Потом найду рюкзак.
Хирург беззвучно рассмеялся:
– Ты смешной… Мои лёгкие как решето. Почему я не умер? Ты видел, как избили Шнобеля? Его голову видел? Там не мозг, а холодец. А он не умер. И Гвоздь. Он не должен был проснуться, но проснулся. Почему я до сих пор дышу? Будто время остановилось.
– Жизнь растянулась, – предположил Максим.
– Не-е-ет. Растянулись мучения. А смерть – это точка. Она не растягивается.
– Я не говорил о смерти.
– Да? Значит, послышалось. – Хирург закашлялся. Восстановив дыхание, сплюнул и вытер губы.
Заросли бузины сменились ракитником. Ветви раскидистые, опущены вниз. Пригибаясь, Максим пошёл между кустами, выбирая более высокие.
Хирурга, вынужденного тоже сгибаться, качало из стороны в сторону.
– Давай отдохнём, – попросил он.
Максим подтащил его к сосне, прислонил к стволу:
– Стоишь?
– Стою. Долго нам идти?
– Не знаю. Сейчас осмотрюсь. Только не упади.
Разглядев очертания поваленного дерева, Максим наклонился пониже, раздвинул руками ветки ракиты, как вдруг Хирург громко произнёс:
– Максим, беги!
Он обернулся и прошипел:
– Какого чёрта?
В эту секунду Хирург вышел из-за сосны, выпрямил спину, развернул плечи и проорал:
– Беги!
Раздался выстрел, и Хирург упал как подкошенный.
Не в силах пошевелиться, Максим прошептал:
– Что ты наделал?.. – Сбросив оцепенение, подполз к Хирургу. – Что ты наделал?..
Проверил пульс. Сердце не билось. Точка.
В душе закипала злость. Максим встал в полный рост:
– Ты сука, Хрипатый! Мразь и подонок! Только трус стреляет в спину!
Прозвучал щелчок. Осечка.
Над лесом пронёсся душераздирающий женский крик:
– Данька, беги!
Максим развернулся и побежал, подтягивая ногу. Щёлк. Снова осечка. Заросли поредели. До лиственниц осталось два-три шага. Грянул выстрел. Максим уцепился за лохмотья лишайника и, срывая их с веток, рухнул на землю.
