Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
–– Сидеть, – по-военному строго прошептал Никита. – И общаться с семьёй. И с Валеркой.
Когда за Никитой закрылась дверь, Володя почувствовал себя ещё хуже. Незаметно разглядывая покрытое морщинками лицо матери, он хлебал суп, не зная, как себя вести.
–– Хорошо, что наконец-то мы собрались втроём, – улыбнулась Оксана Семёновна. – Давно хотела с вами поговорить, да всё времени не было. Ты уж прости меня, Володенька, может иногда я Валерочке уделяю больше внимания, но это не потому, что отношусь к нему как-то по-другому, просто жизнь так сложилась. Когда вам исполнилось три месяца, Валера попал в реанимацию со страшными судорогами.
Оксана Семёновна собрала со стола тарелки и аккуратно опустила их в мойку. Достав из шкафчика чистую посуду, разложила по тарелкам пюре, сделала ложкой ямку и щедро полила соусом. Затем выложила по паре горячих ароматных котлет, украсив простенькое блюдо пёрышками молодого укропа.
–– Ты никогда не рассказывала, – растерянно произнёс Володя.
–– Тебе не рассказывала, а с Валерочкой мы часто разговариваем об этом.
Оксана Семёновна теребила в руках старое кухонное полотенце и не знала, как продолжить разговор. Наконец, бросив вещь в корзину для грязного белья, она подошла к окну. Первые звёзды уже зажглись над крышами домов. Задвинув тюлевые шторки, она долго стояла, разглядывая последние блики солнца.
–– Два месяца врачи обследовали Валеру, пытаясь понять причину судорог. Но, сердце оказалось крепкое, желудок работал исправно, исследование на томографе тоже не обнаружило никакой патологии. И получалось, что, при абсолютно здоровом организме, Валерочка медленно умирал. Время шло, судороги повторялись через каждые полчаса. Он уже даже не плакал, только тихо стонал от непрекращающейся боли. Когда нас положили в реанимацию он весил почти шесть килограммов, а уже через месяц стал похож на маленький, обтянутый синей сухой кожей скелетик. Я брала его на руки, а он не только не держал голову, но даже ручки и ножки свисали, словно сломанные веточки. Это было не просто страшно, это убивало. К тому времени он уже почти ничего не ел. Я постоянно молилась, чтобы хоть несколько капель смеси добрались до желудка. Но после каждого кормления всё, что удавалось залить, фонтаном вырывалось назад. Когда первый раз озвучили предполагаемый диагноз у меня внутри всё умерло. Герпетический энцефалит. Ребёнок-овощ. Ребёнок, который никогда не встанет на ноги, никогда не узнает свою мать, никогда не произнесёт ни слова. Это постоянная, непрекращающаяся боль, жизнь на таблетках и ожидание смерти. Врачи предлагали мне написать отказ от Валерочки. Сдать в дом инвалидов. Рассказывали, что там будет хороший уход., профессиональное обслуживание. Но я знала, что никто не будет любить его больше, чем я. Никто не будет носить целую ночь на руках, петь колыбельные и успокаивать его боль. Тогда я поняла, что нам с тобой, Володенька, придётся стать ножками Валеры, его глазами, придётся жить Валериной жизнью. Знала, что будет тяжело, но мы справимся.
Володя судорожно сглотнул и, протянув руку, вцепился в угол фотографии.
–– Как же ты пережила весь этот ужас?
–– Сейчас я и сама не знаю как. Когда заведующая неврологическим отделением поняла, что я не собираюсь отказываться от Валерочки, она дала мне последний шанс. В одном из институтов Москвы, специализирующихся на изучении энцефалитов, работал её однокурсник. Попасть на обследование туда было невозможно, но Раиса Захаровна смогла договориться, чтобы в лабораторию приняли анализы Валерочки. Результат пришёл отрицательный. Это был самый счастливый день моей жизни. «Чего ты ревёшь, дурёшка, раньше мы хоть предполагали, что лечить, а теперь вообще тёмный лес», – расстроенно сказала Раиса Захаровна. Но я верила, что именно с этого дня всё будет хорошо. Нет, даже не верила, а твёрдо знала, что всё плохое закончилось. И предчувствие меня не обмануло. Вернувшись в палату, я увидела открытые окна. Медсёстры решили в моё отсутствие проветрить помещение. У Валерочки поднялась температура. К вечеру пришёл отоларинголог. А через двадцать минут мне рассказали, что у Валеры за ушком есть маленький аппендикс. Именно в этом аппендиксе скапливался гной, давил на мозг и провоцировал судороги. На следующий день Валерочку прооперировали.
Оксана Семёновна резко развернулась и прижала голову Володи к груди. Нервными движениями она долго гладила волосы сына. Затем, пододвинув ближе фотографию, прошептала:
–– Я не переживу, если с вами что-нибудь случится. Пообещайте мне, мальчишки, что всегда будете вместе. Что будете поддерживать друг друга. Что никогда не оставите друг друга в беде.
Никита слышал, как где-тот за окном гудели машины, готовились ко сну соседи. Настенные часы старательно отсчитывали секунды. Надо было что-то сказать, но слов не находилось. Да Володя и не ждал ответа. Казалось, что ему просто надо было высказаться, поделиться с кем-то своими проблемами.
–– Я как услышал об этом, почему-то подумал, что Валерке на судьбе была написана смерть. Бывает же такое, что ты человека вытаскиваешь-вытаскиваешь, а смерть всё равно забирает его. Ты считаешь мамино состояние нормальным? После всего, что она пережила, нормальной быть просто невозможно. По-моему, её срочно надо показать специалисту.
–– Зачем? – не поднимая глаз, сквозь зубы спросил Никита. – Пойми Володька, для неё Валера жив. Тётя Оксана встречает его с работы, заботится о нём. Не удивлюсь, если время от времени стирает его вещи. Ну, приведёшь ты в дом специалиста, психолога или психиатра, что он расскажет? Что Валерка уже много лет лежит в земле? Что твоя мать шизофреник? Что ещё? Ну, примет она действительность такой, какая она есть, впадёт в депрессию, будет опять лежать и плакать целыми днями у Валеры на могиле. Ты этого хочешь? А если нет, то прими свою мать такой, какая она есть. И если ей нравится кормить Валерину фотографию супом, то приди, сядь и ешь рядом с братом. И общайся. И рассказывай новости. И поверь мне, так будет лучше.
Никита пружинисто поднялся со стула и несколько минут задумчиво ходил по комнате. Достав бутылку вина, он безразлично разглядывал содержимое бара. Пара бутылок виски, водка, бутылка дорогого коньяка, кожаные бирдекели, привезённые из Германии, и алюминиевая фляга, с которой Никита не расставался со времён Афгана … Подойдя сзади, Володя достал из специального ящичка штопор и протянул другу. Зная Никиту много лет, он не задавал вопросов. Когда придёт время, тот сам всё расскажет. Разлив по бокалам вино, Никита сделал большой глоток и тихо спросил:
–– Володя, помнишь, ты мне рассказывал, что в институте с тобой учился Слава Мазур? Заваловский протеже. Что он за человек?
Володя удивлённо поднял голову, стараясь сосредоточиться. Такого вопроса он не ожидал.
–– Помню. Мы с ним учились на разных факультетах, но парень запоминающийся. Умница редкий. Жаль, что с Заваловым связался. А почему ты интересуешься Славкой?
В комнате повисло неловкое молчание. Никите казалось, что тяжелее всего начать разговор. Но вот разговор начался, и теперь возникла проблема, как его продолжить. Как объяснить другу историю, в которую он сам некоторое время назад не мог поверить.
–– Недавно ездил домой, – неуверенно начал Никита. – Дедушка уже совсем плохой, хотел сюда забрать. Но он ни в какую. У нас сейчас дальний родственник живёт. Учится в медицинском институте и, наверное, дедушке с ним комфортнее, чем со мной. Дома я перебирал документы, письма старые и случайно нашёл фотографию моего отца.
–– Что значит «случайно нашёл»? – удивлённо вскинул брови Володя.
–– То и значит, – раздражённо буркнул Никита. – Раньше дедушка никогда не разрешал рыться в его документах. А сейчас сам попросил перебрать.
–– Но у тебя же нет отца.
–– Как это нет? – обиделся Никита. – Официально моя мама одиночка, но откуда-то же я взялся. Кто-то же в моём производстве принимал участие. В детстве я часто спрашивал дедушку о папе, но он всегда переводил разговор на другую тему. Никогда не рассказывал про папу-космонавта, погибшего при исполнении сверхсекретного задания, но и правду не говорил. На этой фотографии мама была вместе с папой. Сначала я даже не сообразил, что это мой отец. Просто напрягло, что снимок лежал вместе со свидетельством о смерти мамы. Потом на обратной стороне прочитал надпись и всё стало на свои места. Фото было сделано за полгода до моего рождения. Когда подошёл к дедушке, я понял, что не ошибся. Реакция его была поначалу странной. У дедушки даже через столько лет не было ни злости, ни ненависти, ни обиды. Оказалось, что он практически не знал этого человека. Так вот, получается, что моя фамилия Мазур. Мазур Никита Викторович. И отец мой, Мазур Виктор Прохорович, родом из села Пантелеевка, нашего района.
–– Вся эта информация была написана на обратной стороне фотографии?
–– Не идиотничай, – раздражённо бросил Никита, так и не ответив на вопрос.
Володя затряс головой, стараясь сосредоточиться на рассказе. Теперь перед Никитой снова сидел прежний Володя, верный друг и помощник. Общее горе и много лет, прожитых рядом, научили их без слов понимать друг друга.
–– Ни фига себе, Никитос. Напиши сценарий о своей жизни, отошли в Бразилию и тебя засыпят деньгами. Сериал получится – женщины утонут в собственных слезах.
Бросив взгляд на часы, Никита вспомнил о лежавшей в холодильнике рыбе.
–– Двенадцать десять, – констатировал он. – Это время последнего ужина или первого завтрака?
Выйдя на кухню, он вынул рыбу, достал сковороду и занялся приготовлением. Прижавшись к косяку, Володя расслабленно наблюдал за слаженными действиями друга. Тарелка, салфетка, мука, рыба, подсолнечное масло, сковородка. И в обратном направлении: салфетка с использованной мукой в мусорное ведро, тарелка на место. Просто робот какой-то. Когда Володя готовил, кухня напоминала поле боя. Через пятнадцать минут простой, сытный ужин был готов.
–– Ты только не ржи, Никита, я в «Одноклассниках» зарегистрировался, – Володя исподлобья глянул на друга, зная его скептическое отношение к разного рода социальным сетям. – На днях, не поверишь, кто ко мне в «гости» зашёл. Сашка Калина. Помнишь ту мелочь из нашего взвода? Видел бы ты его сейчас. Толстый, лысый, в очках. В университете в Москве преподаёт.
Убрав тарелку в раковину, Володя налил себе чашку чая. Громко отхлёбывая, он подошёл к компьютеру и вывел заставку на экран. Сегодня к нему в «друзья» попросились ещё два одноклассника. Разглядывая снимки, Володя удивлённо покачивал головой, забыв о стоявшем за спиной друге. Никита вежливо кашлянул. Маленькая стрелка поползла по списку друзей. Через страничку одного «друга» перейдя к страничке другого, Володя наконец, нашёл Мазура Вячеслава Владимировича.
–– Есть. Место рождения… Село Пантелеевка. Ты думаешь, что вы с Мазуром братья? Хотя нет, ты Викторович, а он Владимирович. Двоюродные? Насколько я знаю, он и сейчас при Завалове крутится. Умнейший парень. Только прожуёт его эта дрянь и выплюнет. И так Славка лет семь отсидел за чужие грехи. Сейчас рад бы с крючка спрыгнуть, но это болото затягивает так, что не вылезешь.
Отодвинув Володю, Никита занял его место. Стрелка нервно подпрыгивала на экране, «переворачивая» одну фотографию за другой. Забыв о сайте, Володя следил за подрагивающим пальцем Никиты. Наконец, откинувшись на спинку стула, Никита снова вывел на весь экран главное фото.
–– Я хочу с ним познакомиться.
–– Без проблем. В воскресенье можем рвануть на рыбалку в Пантелеевку. Места там, говорят, классные. Поздно уже. Я у тебя заночую.
–-Ложись в моей комнате. Я лягу на диване.
В два часа ночи Володю разбудил тусклый свет, идущий из зала. Приподнявшись на кровати, он полусонными глазами наблюдал за сидевшим за компьютером другом. Положив голову на сложенные рядом с клавиатурой руки, Никита не сводил глаз с экрана. На мониторе всё так же грустно и доверчиво улыбался Слава Мазур.
***
Разговор занял совсем немного времени и, когда закончился, Никита резко поднялся. Он понимал, что информацию надо пережить. Эмоции, которые всколыхнулись и всплыли на поверхность, должны успокоиться, войти в новые берега. Подойдя к самой кромке реки, Никита набрал пригоршню воды.
–– Помнишь, как пахла Вардудж? – бросил он куда-то вдаль, не обращаясь ни к кому конкретно. – Она пахла камнем. Металлом. Именно запах Вардудж стал для меня запахом войны. Сильный запах. Он проникал в тебя, открывал всё внутри. А эта речка пахнет миром.
Ополоснув лицо, Никита, не прощаясь, пошёл в сторону села. Медленно спустившись к воде, Володя долго принюхивался, затем, так же, не прощаясь, бросился вслед за другом.
Наташа сняла с крючка маленького окунька и аккуратно отпустила рыбу назад в речку. Со знанием дела поплевав на свернувшегося клубком червяка, она насадила наживку и размахнувшись, снова забросила удочку. Слава не сводил глаз с застывшего поплавка., Пальцы, не останавливаясь теребили тонкие зелёные травинки, разрывали их на мелкие кусочки и искали следующие.
То, что намечается непростой разговор, он понял ещё в тот момент, когда институтский знакомый со своим другом появился на пороге его дома. Желание порыбачить было понятно, но Славу смущал какой-то отрешённый взгляд Володиного друга. В глазах Никиты он увидел тоску. Тоску городского жителя, которого приучили к другой жизни, забыв вырвать из сердца воспоминания о родине. И вот он снова чуствует горьковатый запах травы, слышит мычание коров… Всё то, к чему уже нет возврата, но, к чему так хочется прикоснуться, оставить кусочек в своём сердце.
Поведение Володи тоже оставалось загадкой. Исподлобья разглядывая его, Слава старался понять зачем тот, глупо хихикая пытается увести Наташу. Всё это напоминало театральное представление. Приглашения, то пойти собирать цветы, то искать какой-то ботанический экземпляр, произрастающий только в одном месте планеты и, о чудо, это место как раз на соседнем лугу, вызывало массу вопросов и было совсем не типично для Володи. Во всяком случае, для того Володи Гереги, которым его запомнил Слава. Несколько минут он угрюмо следил за потугами институтского знакомого и, наконец, тихо произнёс:
–– Разговаривать будем или в присутствии Наташи, или не будем вообще.
Володя тяжело вздохнул и опустился на влажную землю. И разговор состоялся. Незваные гости ушли, а Слава никак не мог прийти в себя от услышанного.
–– Чего ты так разнервничался? – раздражённо буркнула Наташа. – Он тебе даже не родня. Подумаешь, двоюродный брат. Седьмая вода на киселе.
Слава не сводил глаз с колышущейся под лёгкими дуновениями ветра воды. Казалось, что мысли его ушли вслед за Никитой и Володей. То, что Никита его брат, Слава поверил сразу. И дело было даже не в том, что впервые увиденный им мужчина оказался внешне очень похож на пропавшего брата отца. Дело было в нём самом. В его желании иметь родственников. В том желании, о котором Слава никогда никому не рассказывал. Даже Наташе.
–– Извини, Наташа, но в словосочетании «двоюродный брат» для меня главным есть слово «брат».
Наташа отбросила в сторону удочку. Несколько секунд она тревожно рассматривала лицо Славы. Он никогда не рассказывал о своей жизни, но Наташа подсознательно чувствовала, что после смерти отца и бабушки, ему не хватает родственных связей. И, к сожалению, она так и не смогла заполнить эту пустоту.
–– Почему ты ему веришь? Эта фотография могла попасть к нему любым путём. Это совсем не значит, что Никита тоже Мазур. То, что он знает некоторые нюансы из жизни твоего пропавшего дяди, тоже ни о чём не говорит. Ну знает он, в каком институте учился Витя Мазур, на каком факультете… Но эти данные может узнать любой, подняв архив института.
–– А смысл?
–– А у него морда ментовская, от него КГБ за километр тянет. Тебе не кажется, что он не столько с тобой хочет познакомиться, сколько к Завалову поближе подойти.
–– Если у него морда ментовская, – безразлично смахивая с руки дотошного муравья, пробормотал Слава, – то он знает, что Завалову я после отсидки перестал быть интересен.
–– Ну, мне-то ты не рассказывай, – чуть слышно прошептала женщина.
–– Извини, Наташа, – Слава тяжело поднялся и, выкинув застрявшую между пальцами травинку, сдавленным голосом прошептал: – Я всё выясню сам. Отец очень любил своего брата и, наверное, мне с детства внушил, что брат – это святое.
Слава закрыл глаза и воспоминания детства тёплым байковым одеялом накрыли его с головой. Старый дом в селе, построенный ещё молодым партизаном Прохором Мазуром, хранил историю уже третьего поколения славной рабочей фамилии. В бауле, бережно обёрнутые пластиковыми обложками лежали тетради, дневники, детские фотографии братьев Вити и Володи Мазуров. В отдельной стопочке похвальные листы Вити, грамоты со всевозможных математических олимпиад, конкурсов и зачётные книжки за все курсы. В конце четвёртого курса Виктор Мазур исчез. Отец впоследствии долго пытался найти след брата, но никто ничего о его последних днях не знал.
За окнами автобуса пролетали бескрайние поля кукурузы. Славка мог часами смотреть на колосящиеся нежно-салатовые столбики, покрытые острыми длинными листьями. В городе, конечно, больше возможностей, но только в поле за селом, растерев между ладонями кукурузные рыльца, Слава вдыхал их ненавязчивый аромат и чувствовал себя совершенно счастливым. Закончив экзамены, он вернулся в село на каникулы. Зайдя в дом, Слава застал отца в компании с бутылкой, ставшей в последнее время постоянной спутницей Владимира Прохоровича.
–– Опять? – безнадёжно вздохнул Слава, опуская сумку с грязным бельём на плетёную корзину, спрятанную в закутке.
–– Да, сынок. Поздравляю с окончанием третьего курса.
Владимир Прохорович нетрезвыми глазами смотрел вдаль, стараясь не замечать осуждающий взгляд сына. Рядом с бутылкой, опираясь на горбушку чёрного хлеба, стояла небольшая чёрно-белая фотография брата Виктора. Чуть дальше, почти такая же карточка Лены, матери Славы.
–– Не сердись, Слава. И не осуждай. – Виктор Прохорович провёл ногтем дрожащего пальца по резной кромке снимка. Резко схватив наполненный стакан, он опрокинул содержимое в рот и уткнулся носом в рукав старой, застиранной рубашки. – Жизнь очень рано забрала всех, кого я любил. Сначала уходит и не возвращается Витька, брат, которого я боготворил, потом Лена, отец…
–– У тебя есть я и бабушка.
–– Да. И только это держит меня на свете. Мне очень жаль, что мы с Леной не подарили тебе брата. Ты даже не знаешь, какое это счастье – брат. С Витей у нас было четыре года разницы и когда пацаны выходили по вечерам играть в «Казаки-разбойники» я бежал в его компанию. Среди Витиных друзей я был самым маленьким и всегда отставал. Я никогда не звал брата, не жаловался, но Витя сам видел, что я отстал и тогда он возвращался и грозно шипел: «вот навязался на мою голову», затем сажал меня к себе на спину и тащил следом за ребятами. Это ощущение, когда ветер бьёт в лицо, ногти впиваются в шею брата, стараясь удержаться, когда ты материшь бегущих впереди пацанов, точно зная, что никто и никогда не посмеет тебя обидеть. Это невозможно описать. А наши блинчики. За всю жизнь я не ел таких вкусных блинчиков, как те, которые мне приносил из школы Витька. Мама каждый день давала двадцать копеек, чтобы он на перемене купил себе что-нибудь перекусить в школьной столовке. Витя покупал блинчики. Такие тонкие, квадратные. – Владимир Прохорович замолчал, наливая очередную порцию самогона. Ни слова не говоря, Слава убрал стакан. В этот момент он хотел дослушать простую на первый взгляд, историю, не дающую отцу и через много лет забыть пропавшего брата. Владимир Прохорович безразлично проводил взглядом стакан и тяжело вздохнул. Наверное, ему впервые показалось неправильным пить в тот момент, когда речь зашла о брате. Опустив голову на сложенные на столе руки, он продолжил: – Витюха немного съедал сам, а остальное засовывал в карман. А я целый день ждал. Когда он доставал эти пропитанные маслом, покрытые шелухой от семечек, стружками от карандашей, блинчики, я был абсолютно счастлив. Мама постоянно ругалась, пытаясь по вечерам отстирать жирные пятна на форме, но на следующий день пятна возвращались.
Наташа вылила из ведра так и не пригодившуюся воду, привычно смотала старые удочки и снова перевела взгляд на Славу. Лёгкий летний ветер шевелил короткие волосы, солнце серебрило раннюю седину, а в глазах застыла немая, гложущая боль.
–– Если Никита действительно сын дяди Вити, мне будет не важно с какой целью он меня разыскал. Я буду благодарен ему за то, что он подарил мне брата.
***
Через три месяца Слава уже не представлял жизни без Никиты. Хотя он был на два года младше, но, неожиданно для себя, превратился в маму, папу, старшего брата и не засыпал до тех пор, пока не узнавал, как прошёл день у «братишки». Отсидев семь лет, в течение которых умерли все родственники, Слава понял, насколько нуждается в родных людях. И теперь с новой силой учился ценить и беречь отношения.
У входа в редакцию журнала «Закон» затормозил новенький «Ford Fiesta» насыщенно-гранатового цвета. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но вышедший из здания Никита не сдержал улыбку. Засунув руки в карманы брюк, он несколько минут наблюдал, как жёлтый кленовый листок опустился на капот автомобиля и завораживающе-медленно скользил по блестящей поверхности. Словно маленький кораблик плыл в океане дорогого вина. Никита даже облизнулся.
–– Принимай аппарат. Махнул, не глядя, – довольно улыбаясь пробасил Володя, выглядывая из открывшейся двери. – Извини, «Запорожца» не было.
Прежде чем сесть в салон машины, Никита автоматически потопал, стряхивая с ботинок невидимую пыль.
–– Поздравляю с покупкой. Конечно, не «Запорожец», но тоже круто.
–– Поехали в Пантелееку? Неделю уже Славку не видели.
Машина легко тронулась с места и, мигнув фарами, выехала на проспект. Молчание затягивалось. Володя не ждал ответа. От и так знал, почему Никита последнее время перестал навещать Славу. Он тоже заметил, что Наташе явно не по душе чересчур быстро возникшие близкие отношения братьев.
–– Давай лучше ко мне, – наконец сказал Никита. – Только по пути в магазин заедем. А то от меня холодильник скоро сбежит.
–– Понятно, – расстроенно пробормотал Володя. – Опять пицца.
Скрепя и покачиваясь, лифт подъезжал к пятому этажу. Никита безразлично рассматривал свежее граффити на стене. Местные бабушки регулярно выходили на собрания, ругались, требовали соблюдать чистоту стен. Затем объявляли субботники, мыли. Но через несколько дней юные дарования вновь украшали отмытые пространства шедеврами современного искусства. Неожиданно, сквозь запахи краски, смешавшиеся с запахами домашних питомцев, обоняние Никиты отфильтровало эфемерный аромат борща. Скосив глаза в сторону Володи, он, по напрягшемуся лицу друга, с удивлением отметил, что не ошибся. Дверь лифта медленно раздвинулась. У порога квартиры сидела Наташа.
–– Что-то случилось? – испуганно спросил Никита.
–– Да, – огрызнулась женщина, поднимаясь со ступеньки. – Вы почему не приезжаете?
–– Я думал, что тебе неприятны наши визиты? – удивлённо буркнул Никита, открывая дверь.
Наташа по-хозяйски прошла по коридору и тут же из кухни понёсся звон кастрюль и тарелок. Теперь запах борща витал по всей квартире.
–– Брат с ума сходит, не понимает, что случилось, а он, видите ли, «думает», – беззлобно бормотала Наташа, накрывая на стол. – Руки мойте, обормоты. Через пять минут Славка приедет и за стол садимся.
Терпкое вино щекотало горло. После борща, отбивных, салата из огурцов и помидор, ощущение сытости настолько расслабило, что не хотелось даже разговаривать. Из-под полуопущенных век Никита наблюдал, как Слава с Володей изучают свидетельство о регистрации автомобиля. Закрыв книжку, Слава устало протёр очки и тяжело вздохнул.
–– Сам-то чего пешком ходишь? Никогда не поверю, что с твоими мозгами на колёса не заработал, – тихо спросил Никита.
–– Заработал, – Слава поднёс к свету бра очки и ещё раз прошёлся тряпочкой по идеально чистым линзам. – У меня такой «мерседесик» был, Коля Неаполь завидовал.
–– Ух ты, – не сдержав иронии, хохотнул Володя. – Ну, если сам Коля…
Схватив с дивана думочку, Слава запустил её в друга.
–– А где же сейчас этот предмет зависти самого Неаполя? – спросил Никита.
–– Конфисковали. И не только «Мерседес». А что не конфисковали, то спёрли. В общем, после некоторых событий, я сделал вывод, что покупать дорогие вещи, в моём случае, это делать рождественские подарки родной полиции.
–– Чего ж Завалов тебя не отмазал? Впрочем, если ты не хочешь говорить об этом, мы закроем тему.
–– Не стоит. Я не хочу, чтобы у нас были закрытые темы. Я отвечаю на твой вопрос, ты – на мой. Так вот, для Завалова любой финансист, даже такой крутой как я, – Слава шутливо задрал нос вверх, – всего-навсего посадочный материал. Один сел, другой на его место встал.
–– А почему не сдал его? Сидели бы вместе. Хоть не обидно было бы, – буркнул Володя, поудобнее устраивая под руку маленькую подушку.
–– Дурак ты, Володя. Что бы я не сказал, всё было бы против меня. Только себе срок бы намотал. А за шмотки я не думал. Легко пришли – легко ушли. Завалову выгодно, когда бухгалтер возвращается из зоны без штанов. Покладистее будет. Куда ты с судимостью пойдёшь, как не обратно к нему. А он ещё выпендриваться будет, возьму-не возьму. Это, конечно, не мой случай. Меня он с поезда встретил и под белы ручки до села допёр. Даже квартиру предлагал за счёт завода снимать. А теперь спрошу я. Ты из-за Завалова меня разыскал?
–– Нет. Хотя, именно Завалов навёл на тебя.
–– Зачем он тебе?
–– Как тебе ответить на этот вопрос… – задумчиво разглядывая светлую стену, начал Никита.
Володя краем глаза заметил, как вздрогнула и замерла на клеёнке розовая байковая тряпка. Только что Наташа вытирала стол, весело напевая себе под нос бравурный мотивчик, а теперь лицо женщины стало каменным. Кусая губы, она растерянно сверлила взглядом Славу. Володя не знал, как помочь Никите, но внутренне понял, что если сейчас они закроют тему, то вернуться к ней будет непросто. Доверчиво положив руку на ладонь Наташи, он тихо предложил Никите:
–– Расскажи, как в Афгане Олегу Латышу ногу на растяжке оторвало. Мы втроём, ты, я и Валерка пять километров тащили его на себе. Расскажи, сколько ты просидел в больнице рядом с Калинкой, когда все думали, что он никогда не выйдет из комы. Расскажи об Ольге и Агаше, которые потеряли отца и мужа.
И Никита повёл медленный, жестокий рассказ. Из далёкого прошлого перед глазами снова вставали величественные горы Афганистана. Полные опасности и ужаса. Горы, где за каждым выступом могла притаиться безжалостная фигура бородатого мужика, с головы до ног увешенного оружием. Состояние той беспомощной злости к моджахедам, обстреливающим со всех сторон. К правительству, бросившему их, молодых и необученных в мясорубку чужой войны. К Завалову, БТРы которого регулярно приходили на сторону боевиков.
–– Глядя на лежавшего на траве Валерку, – прервал рассказ Никиты Володя, – у меня было не столько ненависти к афганцам, которые его убили, сколько к Далматову, подставившему и бросившему брата. И к Завалову.
Секундная стрелка, не сбиваясь с ритма, медленно ползла по яркому циферблату, а в комнате тяжёлой пеленой повисло молчание. Слава снова снял очки, вынул серую тряпочку из футляра. Казалось, что ещё немного и его пальцы встретятся, протерев дырку в стекле.
–– Я, конечно, знал, что Завалов поставляет военный транспорт в воюющие страны, но это были какие-то абстрактные страны, в которых погибали абстрактные солдаты… – прошептал Слава.
–– А этих абстрактных солдат дома ждали какие-то абстрактные матери, жёны, дети… – безжалостно продолжил Володя.
–– А ведь сломать Завалова проще простого, – хитро подмигнул Слава. – Особенно, когда в вашем распоряжении человек, владеющей полной информацией о передвижениях его бизнеса. Займёмся?
Володя, Слава и Наташа не сводили глаз с Никиты, ожидая решения. Его лёгкий кивок был неким перерезанием ленточки, знаменующий начало работы нового предприятия. Никита почувствовал, как огромный камень медленно скатился с души. Это был не шажок впотьмах, это был прорыв. Сигнальная ракета взвилась и осветила поле деятельности.
Уже через полгода ребята смогли привести в исполнение финансовую операцию, разработанную Славой.
Володя и Наташа сидели вокруг круглого стола и не сводили глаз с закрытой двери. Никита барабанил пальцами в чёрное окно, напряжённо рассматривая тусклый в ранних зимних сумерках пейзаж городского двора. Наконец, к подъезду подъехала серая «Тойота-корола», купленная пару месяцев назад Славой. Мигнув фарами, авто припарковалось рядом с другими машинами. Никита замер, прильнув к стеклу. Никто не дышал, не мигал, даже старался не думать, чтобы не нарушить тишину, в которой, наконец, раздался топот шагов.
–– Живой, – тихо произнёс Слава, заходя в квартиру.
– Значит всё прошло, как задумано, – то ли спросила, то ли подтвердила Наташа.
–– Естественно, – радостно пробасил Володя. – Если бы произошёл хотя бы малейший сбой, нашего Славика привезли бы по частям.
–– Типун тебе на язык, – с облегчением прошептал Никита, доставая из холодильника бутылку «Вдовы Клико». – Рассказывай, как всё прошло.
–– Идеально. Самолёт приземлился вовремя, банк открылся вовремя, директор был предупреждён. Переводчик с их стороны, что для нас стало козырем.
–– Почему? – удивлённо спросил Володя, поднимая бокал.
Слава по-домашнему чмокнул жену в нос, поставил на стол небольшой чёрный чемоданчик и прошёл в ванную. Как всегда, после денежных операций, он долго, с удовольствием намыливал руки, рассказывая ребятам подробности командировки.
–– Потому что никто из них не знает, кто такой Завалов. Для них это очередной русский миллионер, сделавший неплохой вклад. Наши начали бы стелиться перед таким клиентом, предлагать варианты, сто раз перечитывать контракт, показывая, какие они умные, как ценят и уважают такого клиента и, не дай бог, вычитали бы чего ненужного. А швейцарцы стояли с серьёзными лицами, комментарии сугубо по делу, сухой перевод, «подпишите здесь», «поставьте закорючку тут» и никакого плезира. А поэтому Завалову некому было подсказать, чтобы он обратил внимание, что в графе «получатель» стоит не конкретный человек, а предъявитель счёта с определённым номером. А кто из вкладчиков заберёт деньги, Завалов или его доверенное лицо Мазур, неважно. Контракт оформили на пять лет. Без права получения денег раньше завершения срока действия контракта. Так что в течение пяти лет Завалов будет искренне верить, что деньги ждут его под тремя замками и тремя процентами годовых, что в конце срока будет составлять неплохую сумму в плюсе. Вместе с Заваловым приехал племянник Неаполя, студент экономического факультета. Я переживал, что парень начнёт вопросы задавать. Но там такие амбиции, замешанные на собственном нарциссизме, что парнишка видел только зеркальные дверцы шкафа и отражение себя любимого, красивого и, как он уверен, умного.
