Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
–– Бухгалтер, милый мой бухгалтер, – пропела себе под нос Лариса. – Интересный фигурант. Другими словами, Славик Мазур держал руку на всех финансовых махинациях Завалова. И выйдя после очередной отсидки, умирает от туберкулёза. И рядом со всем этим находится наш Герега.
–– Наши ребята тогда землю, что только не носом рыли, чтобы найти заначку Завалова. И заметьте, что при огромной базе второстепенных доказательств, точно зная о существовании незадекларированного золотого запаса и о том, что именно Мазур следит за распределением средств, ничего так и не нашли. Хотя перерыли и перелопатили не только двор Мазуров, но и весь близлежащий лес. Дед нашего бухгалтера был партизаном-разведчиком, держал в лесу большой отряд. Но сколько его не просили после войны, так и не указал дорогу к лагерю. Так что, базу партизанского отряда, как место хранения финансов Завалова, оставим как основную версию. Дальше по личной жизни. Пока учился парень, ничего, кроме учебников и амбиций не замечал, очень уж ему хотелось выбраться из села. Вернее, очень ему хотелось вернуться в село на белом «Мерседесе», поэтому дамы в этот период жизни не навещали Славика. Потом увлекательная работа, быстрое продвижение по службе… Перед первой отсидкой женился на Лопатиной Наталье Самсоновне. После возвращения с работой в банке прошлось распрощаться. В тот период Славик работает главным бухгалтером на заводе Завалова. Через пару лет снова едет на три года на зону. Когда Мазур вышел на волю, у него уже был туберкулёз в последней стадии. Где он познакомился с Олегом Герега? Непонятно. Но по дороге из зоны, он не задерживался и через три дня после освобождения был в родном селе.
Огромная чёрная муха уже несколько минут отчаянно штурмовала пыльное окно. Лариса, не сводила глаз с насекомого, строя предположения, хватит у мошки мозгов свернуть немного вправо и вылететь в форточку. Поймав на себе удивлённый взгляд Ромки, Лариса вздрогнула и опустила глаза. Надо же, и сама не заметила, как начала в унисон с мухой бодать виртуальную преграду. Поднявшись, она прошла к окну и отогнала отвлекающий фактор. Мозг снова переключился на рабочие темы.
–– Герега может быть человеком Завалова?
–– По логике вещей получается, что именно Завалов послал Герегу к Мазуру. Ведь кому, как не ему необходимо, чтобы Вячеслав Владимирович до «отхода» передал всю бухгалтерию человеку, который его заменит.
–– Погоди, Роман, – перебил парня Илья, стараясь проявить хоть минимальное участие в обсуждении, потому что складывалось впечатление, что делом сегодня занимается только молодой лейтенант Аросев. – Когда, говоришь, Мазур вышел после второго срока?
–– Второго апреля, чуть больше года назад.
–– Операция с военным транспортом и «десертной накладной» прошла в начале июля. А в апреле, за три месяца до задержания трала, Завалов был в Варшаве. В то время дела на заводе решал правая рука шефа Коля Неаполь, парень недюжинной силы, но весьма средних умственных способностей. У них в начале того года такой форс-мажор был, что вряд ли бы Коля вспомнил о выходе из тюрьмы Мазура.
– Это в том случае, если трал с техникой принадлежали Завалову, а если всё-таки Далматову?
–– Всё равно был форс-мажор на заводе. Наши ребята тогда крепко сидели на хвосте у этой компании. В то время Завалов и дышать старался через раз. Да и Неаполь был не заинтересован в возвращении Мазура. Я прошёлся беглым взглядом по штату этой гоп-компании, так вот место Мазура во время его «отпуска» занял племянник Неаполя. Парнишка во всех отношениях неглупый, но до Славика ему было далеко. Как показал послужной список «милого бухгалтера» Мазура, отличался сей товарищ гениальным даром по откачиванию денег у государства. Такие схемы придумывал, что ребята из налоговой до сих пор его биографию, как учебник по спецтехнологии читают.
–– Ну, со Славиком Мазуром всё понятно, осталось только придумать, как его с Герегой и Далматовым связать, – Лариса задёрнула тонкие шторы, перекрывая доступ солнца в помещение.
–– А если проверить брак Гереги. Жена уехала, но родственники должны остаться. Может они что-то расскажут об этом «колобке», – подал идею Ромка.
–– Если брак фиктивный, то вряд ли. Скорее всего дама поставила подпись, пересчитала купюры и сделала новоиспечённому мужу оривидерчи из Италии.
–– Адьёз из Испании, – поправил Роман.
–– Правильно, – согласилась Лариса. – Вот ты, Ромашка полевая, этим и займёшься. Илья, что у нас по драке с теми типами в селе? Выяснили, что за люди?
–– Ещё одна загадка. В общем, деревнями этими усиленно интересуются уже не первый год. Но, на удивление, главы сельсоветов там оказались порядочными. Земли в аренду сдают, но документы подписывают только в присутствии адвокатов. Так что, как не старались некоторые товарищи, а выкинуть людей с этих территорий не получилось. Но в последнее время всё затихло и никаких подвигов там не намечалось. Во всяком случае официально. Никто земли не выкупал, никаких планов по расширению города, ни обновления картографии, как любят объяснять рейдерские захваты наши политики, не замечалось. Данные проверенные, сама знаешь, что мимо наших парней такая информация не прошла бы.
Лариса затравленно перевела взгляд на окно и заметив, что муха покинула поле боя, облегчённо вздохнула. Какой-никакой план работы на завтра распределили, а там, либо Герега где-нибудь всплывёт, либо «осёл сдохнет».
***
Часы на стене показывали одиннадцать ночи. Где-то за окном громко прогудел клаксон и заскрежетали железные двери. Захлопнув очередную папку, Маша положила её на стопку таких же папок слева. Переведя взгляд на стопку, сложенную справа, раздражённо нахмурилась. Перебирает-перебирает час за часом, а папок справа меньше не становится. Белый электрочайник на полке в очередной раз привлёк внимание. Сейчас бы кто-нибудь заварил чай и поставил горячую чашечку прямо на стол. Ох, как бы она была благодарна. Можно, конечно, и самой встать. Но Маша точно знала, если сейчас встанет, то рабочее состояние, считай прошло. А найти документы, которые попали в шкатулку к незнакомому бомжу надо сегодня. Знать бы ещё, что это за документы. А то ищи то, не знаю что.
Дверь тихо скрипнула. Маша испуганно подняла голову. Заместитель Далматова Ярослав Волох прислонился плечом к дверному косяку и поднял вверх бутылку шампанского. Во второй руке мужчины сверкнули в тусклом свете настольной лампы два высоких фужера из богемского стекла.
–– До границы проводил? – спросила Маша, устало откидываясь на спинку кресла.
–– Зачем до границы? – удивился Волох, подходя к столу. Пренебрежительно оглядев бардак на её рабочем месте, он по-хозяйски смёл на пол бумаги, грязные салфетки, фантики от конфет. Привычным жестом открыл запотевшую бутылку.
–– Чтобы не вернулись, – выдохнула Маша, наблюдая, как искристая жидкость, пенясь и шипя наполняет фужер.
–– Да уж, денёк сегодня выдался жаркий. Даже не предполагал, что поляки такая вредная нация. Ведь не варшавяне, даже не из Кракова, а гонору. Словно на голове пирамида их трёх корон зависла. В жизни на меня столько не пшикали, сколько напшикали эти паны деревенские. И то им не так, и это, и тралы не такие, и водилы плохо улыбаются. Я, пока по мастерским и по гаражам с ними ходил, молился, чтобы наши мужики этих партнёров с запахом лаванды, не разорвали. Ну, а как в нижние помещения спустились, сразу расслабились. Товар разве что не облизали.
Волох поднял свой фужер, чокнулся с Машиным и, сев в кресло напротив, развязал тугой узел галстука. Разговаривать не хотелось. Закрыв глаза, Маша несколько минут смаковала маленькими глотками холодный французский брют.
–– Что ты сказал им про Далматова?
–– Рассказал сказочку про больную мамочку, которая со смертного одра срочно вызвала сыночка, чтобы попрощаться. Любят наши европейские братья слезливые истории с поучительным концом. А уж если касается больной мамочки, то считай сто процентов прокатит. Ещё завтра позвонят, поинтересуются здоровьем старушки. Постарайся ответить с дрожью в голосе, что пока ничего не ясно. Кстати, у Далматова есть мама? А то как-то стрёмно похоронить старушку без его ведома.
–– Есть. И эта мамахен ещё всех нас переживёт.
–– Не звонил шеф?
Смахнув с подбородка сверкающую каплю, Волох не сводил с неё прищуренных глаз. Раздражённо скрипнув зубами, Маша сделала вид, что не услышала вопрос. Вроде по делу спросил, а такое впечатление, словно в унитаз головой окунул.
–– Не удостоил, – наконец, зло прошипела она, отводя глаза в сторону.
–– Что собираешься делать сегодня ночью?
–– Хочу ещё раз бухгалтерию проверить. Я тебе говорила, что в полицию попали какие-то наши документы. Надо хотя бы приблизительно знать, о чём идёт речь. Вчера просмотрела за этот год, но ничего подозрительного не нашла. Всё на месте. Сегодня хочу поднять архив за прошлый год. Посмотрю, может Наташка что-то напартачила.
– Вот это уж вряд ли, – захохотал Волох, закидывая голову на спинку кресла. – Наташка была педантом в работе. У неё все бумажки по часам разложены, всё подшито, стиплером скреплено. Ни одна накладная за всё время, что она работала, за бортик не закатилась. То качество, которому тебе, Машка-растеряшка, поучиться надо.
–– Идеальных людей не бывает, – раздражённо закусила губу Маша, опуская на стол полупустой фужер. – Кто-то умный, кто-то красивый.
–– Ну не скажи, – вальяжно потянулся в кресле Волох. – Наташка была и умная, и красивая. Никогда не скажешь, что из деревни вылезла. Впрочем, нет, была в ней какая-то деревенская стервозность. По головам вверх лезла. Наверное, из-за этого её шеф и попёр. От таких баб надо держаться подальше. Вот в Германии девиз женщин: киндер, кирхен, китхен, что в переводе, дети, церковь, кухня.
Маша неприязненно подняла глаза на расслабившегося в кресле Волоха и чуть искривила идеально нарисованные губы. На крыле носа Ярослава кокетливо чернела небольшая аккуратная родинка, всегда вызывавшая у Маши необъяснимое чувство отвращения. Взяв за горлышко бутылку, она придвинула её поближе и сведя брови на переносице, пробуравила собеседника злым взглядом.
–– То-то у них в Германии канцлер разрывается между кирхеном и кухеном. Ладно, допивай шампусик и катись со своими эротическими проблемами. Как будто мне без тебя и твоей Наташки настроение испортить некому.
Вытянув руки вверх, Маша с хрустом потянулась и аккуратно протерла краешки слезящихся от долгого чтения глаз. Вынув дорогую пудреницу, она несколько минут раздражённо поправляла расползшийся под глазами макияж. Бледная ночная бабочка шуршала крыльями по стеклу, пытаясь пробиться к тусклому свету ночника. Переведя взгляд, Маша несколько минут наблюдала за насекомым, переваривая неприятные слова Волоха. Подумаешь, пару накладных потеряла. Никто не умер и не застрелился. Было бы о чём вспоминать. Она допила последний глоток шампанского и снова перевела взгляд на часы. Без пятнадцати два, а результат нулевой. Если в её документации возникали иногда сомнения, то в Наташином архиве всё было безупречно. Даже скрепки от стиплера пробивали листы на одном и том же уровне. «Робот, а не секретарь» раздражённо пронеслось в голове. Нет, её рабочего потенциала хватало ровно на восемь часов несложной деятельности, регулярно прерываемой, сначала несколькими чашечками кофе, после обеда несколькими чашечками чая, периодическим просматриванием «Космополитен», «Вог», ну и то, что под руку попадёт.
Маша снова потянулась за фужером. Пустой. Рука устало скользнула по столу и одна из папок с документами полетела вниз. Несколько листов выскользнули. Маша безразлично проследила взглядом, как листы, сделав круг, исчезли под столом. Прошипев несколько непечатных слов, она тяжело вздохнула и, повыше подняв юбку, полезла вниз. Если бы не разговор с Волохом, она, пожалуй, оставила бы «потеряшки» там до лучших времён, но сравнение с Наташкой до сих пор давило на сознание. Гладкие и чистые с обратной стороны, листы оказались важными контрактами. Где-то в глубине мозга щёлкнуло. Что-то привлекло её внимание. Вернувшись на место, Маша внимательно осмотрела листок. Затем, приблизила его к свету настольной лампы и снова осмотрела. Отложив документ на край стола, она судорожным движением вынула из папки ещё несколько документов и так же внимательно осмотрела их, направив на яркий неоновый свет.
Через полчаса Маша аккуратно сложила всю документацию и, закрыв кабинет вышла на стоянку. Заводя свой маленький «Пежо 206», она не переставала загадочно улыбаться и довольно рассматривать своё отражение в зеркале заднего вида.
***
Выйдя на улицу, Роман полной грудью вдохнул свежий воздух. В этот момент казалось абсолютным счастьем выбраться из душного помещения, пропитанного нервозностью и подавленностью. Его отпуск, хотя по графику и должен был начаться через месяц, наверное, тоже придётся отложить. Потому как, сколько бы они не старались, но со стартовых позиций так и не сошли.
Ольга Александровна Герега, вместе с дочерью была прописаны в районе, находящемся на самом краю города. Поняв, что пешком, по жаре он дойдёт туда только к вечеру, Роман направился к остановке.
Дворик дома, где проживала семья Ольги Александровны встретил лейтенанта итальянскими страстями. Вокруг верёвок для развешивания белья, словно английские призраки, летали простыни, бусы из прищепок выбивали чечётку. И в центре всей этой вакханалии две немолодые женщины яростно швыряли друг в друга всё., что попадало под руку, сопровождая действия сочной ненормативной лексикой. Судя по всему, спор вышел из-за места на верёвках, ну а попутно вспомнили всё, вплоть до выброшенного мимо урны яблочного огрызка. Несколько местных бабушек переместились с лавочек поближе к месту событий и теперь вертели головами, выслушивая бурные прения. Так как в потоке эмоций аргументация явно хромала, то и приоритеты «судейской коллегии» переходили от одной пострадавшей стороны к другой.
Поздоровавшись и предъявив документы, Роман с удивлением отметил, с какой скоростью дамы переключились со своих собственных проблем на проблемы соседей. Вполне мирно собрав грязное мокрое бельё, женщины забыв о ссоре, разглядывали фотографию. Мужчину на фото? Нет. Не видели. Погоди, очки надену. Олька Герега? Так она с дочкой в Испанию на заработки подалась (знаем, чем они там зарабатывают), а в квартире Людка живёт, сестра Ольки. Квартира-то ещё материна. Всё надеялись, что, Ольке с Агашкой, как семье погибшего воина-интернационалиста, хоть коммуналку маленькую выделят, но так и не дождались. Прожили вчетвером в двух комнатах. Две вдовы, старая дева и ребёнок. Людка надеялась, что Семёновна, мать Валерки, заберёт невестку с внучкой к себе, но у той, после похорон сына с головой плохо стало. Вместо того, чтобы ближе к родным, к соседям быть, совсем замкнулась. Даже сын Володька с ней жить не смог. Всё его винила, что не уберёг Валерку в Афганистане. А разве от судьбы спрячешься?
Узнав, где живёт «Людка», Роман, почти бегом бросился к подъезду, активно махая головой на несущиеся вдогонку советы и комментарии.
После нелестных определений в адрес искомой женщины, лейтенант Аросев ожидал встретить в дверях типичную старую деву с маленькой тугой «дулькой» на голове. Когда дверь открыла красивая моложавая блондинка, он слегка растерялся и вместо приветствия просто протянул документ в развёрнутом виде.
–– Так вот ты какой, цветочек аленький, – певуче растягивая гласные, улыбнулась Людмила, возвращая лейтенанту документ. – Извините, Роман Васильевич, больше сорока лет прожила, а с милицией никогда не сталкивалась. Даже корочки ваши только в детективных сериалах видела. Проходите, товарищ лейтенант. Или сейчас более распространено господин офицер?
–– На господина я пока не заработал, – угрюмо бросил Роман, проходя в небольшую уютную кухню.
Ещё в коридоре он мимоходом отметил скромный интерьер квартиры одиноко живущей женщины. Дешёвые ситцевые шторки, отороченные розовыми рюшами, словно сошли с картинок русских народных сказок. Даже доски, хлебница, прихватки радовали глаз яркой росписью и всё теми же, в тон шторкам, рюшами. Привычно поставив на стол белые большие чашки, Людмила спохватилась и, убрав, вынула из шкафчика яркий парадный сервиз. По тому, как женщина бросилась протирать чашки, Роман сделал вывод, что гости в этом доме бывают не часто.
За чашкой ароматного чая лейтенант начал разговор.
–– Людмила Александровна, я пришёл поговорить о муже вашей сестры.
–– О Валере? – удивлённо подняла глаза женщина. – Неужели через столько лет родное государство вспомнило своих героев?
–– Нет, не о Валерии. Я хотел спросить, что вы знаете о втором муже Ольги Александровны, Гереге Олеге Викторовиче?
–– Не понимаю, о чём вы говорите, – растерянно опустила чашку Людмила. – Какой второй муж? Не было у Ольги второго мужа.
–– За несколько месяцев до отъезда, Ольга Александровна зарегистрировала второй брак с гражданином Малокостовым Олегом Викторовичем. Неужели вы не в курсе?
Людмила, не глядя взяла из белой розетки варенье и, задумчиво облизывая ложечку, прислушалась к тишине за окном. Через открытые створки первого этажа доносился шум машин, крики играющих на площадке детей и… приглушённое сопение соседок. Медленно подойдя к окну, Людмила выглянула наружу и слащаво пропела: «Драсси, соседи. Окно для ваших ушей не узковато?» Захлопнув створки, женщина вернулась на место.
–– Абсолютно правы, Роман Васильевич. По этому вопросу вы осведомлены лучше меня. Или у вас неточные сведения. Кто вам сказал подобную чушь?
–– Отдел регистрации актов гражданского состояния выдал справку. Чуть больше года назад ваша сестра официально заключила брак с данным гражданином и вскоре, вместе с дочерью, покинула пределы страны. Как вы думаете, на какие средства медсестра детского сада смогла выехать в Испанию?
–– Что значит на какие средства? – растерянно вскинув руки, Людмила разбрызгала оставшееся на ложке варенье. Тяжёлые тёмно-красные капли, шлёпнувшись на клеёнку, превратились в ажурные снежинки. Некоторое время женщина тупо смотрела на узор, затем нервно встала, бросила грязную ложку в мойку и взяв тряпку, долго вытирала с клеёнки сладкие узоры. – Во-первых, она зарабатывала неплохо. Во-вторых, получала пособие после смерти Валеры. В-третьих…
–– Что в-третьих? – тихо спросил Роман.
–– Ничего. Больше никаких ресурсов у нас, конечно, не было. Но, я думаю, этого оказалось достаточно, чтобы прожить первое время, до того, как она нашла работу в Теруэле.
Клеёнка уже была идеально чистой, а Людмила всё возила и возила яркую жёлтую фланельку по столу. Новость, явно, застала женщину врасплох. Занимая руки бесполезной работой, она тщетно старалась выиграть время и разложить информацию по полочкам.
–– Может она занимала деньги у вас или у своих подруг? – снова подтолкнул её к разговору Роман.
–– Нет, – уверенно махнула головой собеседница. – У меня не занимала, а подруг она так и не нажила. Сначала им с Валеркой никто не нужен был, а после его смерти у Оли начался такой стресс, что удивительно, как она руки на себя не наложила. Пожалуй, только Агаша и держала её на этом свете. Честно говоря, когда Оля закончила медицинское училище и получила диплом, мы с мамой вздохнули спокойно. Боялись, что не дотянет учёбу. Они ведь с Валеркой ещё в песочнице поженились. Разница у нас с сестрой небольшая, всего два года, поэтому мои первые воспоминания связаны именно с ними. Сколько же лет мне было? – Людмила снова села за стол, теребя в руках тряпку. – Года четыре, а им по шесть лет. Помню, сидим мы в песочнице, во дворе, Володя, брат Валеры, машинки по бордюру возит, я с куклой играю, а Оля с Валерой «в семью». Я хоть и маленькая была, а тогда очень сестре завидовала, как у них с Валеркой всё слажено. Валера строил дворец, а Оля лепила пирожки и несла мужу обед на работу. Потом они ложились на песок и могли часами обсуждать своих детей, проблемы на работе, свой «Запорожец». Обязательно гранатового цвета. Даже не знаю почему, но оба хотели именно гранатового цвета. Они уже тогда создали свою маленькую семью. Володя с Валерой братья-близнецы, но очень разные по характеру. Володя «Дон Жуан», душа любой компании, яркий красавец, по которому все наши девчонки сохли, а Валера… Его абсолютная копия, но при этом был настолько запрограммирован на семью, что его никто не замечал. Все девчонки знали, что он занят и даже не пытались флиртовать. У Валеры с Олей никогда не было бешенной страсти, никто не совершал глупостей ради любимого, но именно это состояние стабильности делало их счастливыми. Ни ему, ни ей никто больше был не нужен. Впрочем, нет, вру. Володя и Валера, несмотря на разные характеры, были очень привязаны друг к другу. Это и погубило Валеру. Как только ребятам стукнуло восемнадцать, Валера и Оля расписались, Оля тогда уже беременна Агашей была, а через пару месяцев мальчишки получили повестки из военкомата. Валеру, как человека женатого, направляли служить в Москву, а Володю – в Афганистан. В тот же день Валерка пошёл в военкомат и заявил: или в Москву вместе, или в Афган вместе. Никто его не уговаривал, хочешь в Афган, вперёд и с песней. А уже из Афганистана привёз Володя брата в цинковом гробу. Оля, после этого известия впала в истерику, затем месяц в прострации пролежала и вот уже сколько времени прошло, а другого мужчины у неё так и не появилось.
Грузно поднявшись, Людмила прошла к мойке. Уткнувшись взглядом в белые квадратики кафеля на стене, автоматически мыла грязную посуду. Вытерев руки розовым полотенцем, она вышла из кухни и через пару минут вернулась, неся в руках большое фото в белой рамке. На фоне сочного зелёного поля сидела, словно мифическая Мавка, хрупкая женщина в венке из полевых цветов. То, что это и есть Ольга Герега, Роман определил сразу, очень уж похожи оказались сёстры. Сзади женщину обнимала девушка, доверчиво положив голову ей на плечо. Неожиданно, Людмила улыбнулась и, забирая портрет из рук Романа, спросила:
–– А у вас нет фото моего предполагаемого родственника? Хочется посмотреть на человека, которого считают мужем Ольги.
–– Да, конечно, – засуетился Роман, доставая из папки карточку Олега Гереги. – Я и сам хотел попросить посмотреть, возможно вам знаком этот человек?
–– О боже, какой ужас, – засмеялась Людмила, по-детски прикрывая рот ладошкой. – И это чудо выдаёт себя за Олиного мужа?
–– Присмотритесь внимательно, возможно, за его нечёсаной бородой вы увидите знакомые черты.
Женщина повернула фото, разглядывая с разных ракурсов и лейтенант заметил, что выражение её лица изменилось, словно перенося из маленькой кухни на окраине города в другой мир. Людмила задумчиво похлопала фотографией по губам и, возвращая её лейтенанту, неуверенно произнесла:
–– У меня слабая зрительная память, но его глаза мне кого-то напоминают. Если бы не эта бомжатская борода…
–– Бороду можно убрать, – подсказал Роман, доставая из кармана мобильный телефон и выводя на экран программу «фотошоп».
Скользя пальцами по экрану, Роман долго «стирал» бороду с лица Гереги. Рассматривая изменившееся фото, он поймал себя на мысли, что образ потерпевшего изменился, поднимаясь с уровня «старого бомжа» на уровень почти аристократический. Тонкие черты лица сразу выдали далеко не деревенское происхождение Олега Гереги. А когда длинная неаккуратная чёлка уступила место базовой мужской стрижке, на первый план вышел волевой, как определил Роман, «офицерский» взгляд начальника агентства ритуальных услуг.
–– Похож на режиссёра, – неуверенно произнесла Людмила, разглядывая фото из-за спины лейтенанта.
–– Какого режиссёра? – растерялся Роман.
–– Ну, так сразу фамилию я не вспомню.
–– Не стоит, – разочарованно вздохнул лейтенант, убирая фотографию с экрана. «Похож на режиссёра, – раздражённо пронеслось в голове, – Ага. Ещё на президента похож». – Это не режиссёр.
–– Режиссёр, режиссёр, – задумчиво потёрла переносицу Людмила. – Я сейчас вспомнила, что за два месяца до отъезда Ольги в Испанию, заболела Оксана Семёновна, мама Володи и Валеры. Я в тот день возвращалась с работы и бабушки на лавочке рассказали, что приезжала «скорая». Я сказала Ольге, а она говорит: «Я знаю. Володя с Режиссёром заходили, рассказывали». Я удивилась. Не знала, что она поддерживает отношения с ребятами. Ольга ответила, что не часто, но они навещают её, помогают, в общем, не забывают.
–– Погодите, Людмила, так режиссёр – это не режиссёр? Я имел в виду, что это не профессия?
–– Кто он по профессии я не знаю, – улыбнулась Людмила и, как показалось Роману, слегка покраснела. – Может быть и режиссёр. Я его знала, как друга Володи и Валеры. Он с Вовкой Валеру привёз из Афганистана. И имя у него такое смешное, украинское. Помню, в день похорон все рыдают, сплошная истерика, а я, как вспомню имя Режиссёра, так и смеюсь. Дура семнадцатилетняя. Вспомнила, – радостно выкрикнула Людмила, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Грыня его зовут. И фамилия в том же духе, Гры… Гры… Грыбень? Нет. Грыня Грыбинюк. Точно, Володя в тот день подошёл ко мне и представил: «Знакомься Людка. Это Режиссёр Грыня Грыбинюк. Поступает в полное твоё распоряжение». Он тогда здорово нам помог, Володя должен был постоянно находится рядом с тётей Оксаной, мама с Ольгой, а вся бумажная волокита легла на меня и Грыню. А можно ещё раз посмотреть фотографию? – смущённо улыбнулась хозяйка квартиры. – В то время я была почти влюблена в Грыню. Конечно, тогда он был не таким, как на фотографии. Этакий задумчивый красавец, лермонтовский «герой нашего времени». Всё, что он делал, выглядело, словно делалось с ленцой, а потом оказывалось, что всё закончено вовремя, быстро и качественно. Невысокий, да и красотой не отличался, но потом оказалось, что все девчонки его отметили. Притом каратист. Знаете, в то время было модно ногами махать, у нас пол города в секции карате записывались, но до подобного уровня никто не дошёл. Они с Володей по утрам на площадке тренировались. Мы специально в шесть утра поднимались, чтобы посмотреть, как они ногами машут. Это сейчас, какой канал не включи, сплошные Джеты Ли да Джекки Чаны прыгают, а в то время подобное шоу было в новинку.
–– Людмила, у вас, случайно, не сохранилось фото Режиссёра? Может с похорон остались?
–– Вы знаете, нигде его нет, – засмеялась женщина. – Я потом просматривала все фотографии, хотела найти, но ни одной так и не нашла.
Допивая остывший чай, Роман прокручивал в голове полученную информацию, изредка поднимая глаза на углубившуюся в собственные воспоминания собеседницу. Наблюдая за скользящей по её лицу полуулыбкой, Роман с завистью подумал, что оставить воспоминания, заставляющие женщину и через двадцать лет, смущённо улыбаться, может только очень светлый человек.
***
Лариса влетела в кабинет и, включив компьютер на столе Звонарёва, резко опустилась на стул. Восстанавливая дыхание, она приняла рабочую позу, внимательно рассматривая чёрную заставку загружающегося аппарата. Дверь снова открылась. В проёме появилась громоздкая фигура полковника Григорьева. Оглядев тяжёлым взглядом притихших сотрудников, он поискал глазами к чему бы придраться, но спокойная рабочая обстановка не дала повода. Повернувшись к майору Чередниченко, полковник недовольно кивнул:
–– Лариса Михайловна, через пять минут зайдите ко мне в кабинет.
–– Слушаюсь. – чётко, по-военному ответила Лариса.
–– И повинуюсь, – прошептал перебирающий документы Звонарёв.
Полковник удивлённо перевёл глаза с одного сотрудника на другого и, не прощаясь, покинул кабинет.
–– Лариса, уже можно дышать, – буркнул Илья, глядя на остекленевшие в рабочем задоре глаза майора.
–– Он знает, что я уходила?
–– Успокойся, никто тебя не спрашивал. Как Надюшка?
Вынув из сумки пакет влажных салфеток, Лариса долго вытирала лицо, стараясь успокоиться.
–– Температура спала, теперь не заставишь дома сидеть, всё рвётся во двор, к подружкам. Ничего, сегодня свёкр отработал последний день и уже едет к нам. Григорьев сейчас будет требовать отчёт по работе. Ты занимался Далматовым? Что-то выяснил?
Илья опасливо оглянулся на закрытую дверь. Расслабившись, он сел напротив Ларисы и по привычке качнулся на старом, доживающем последние дни, стуле. То, что завхоз закупил новые кресла, уже несколько дней служило главной новостью отделения. Констатацией факта, что «вас много, а стульев мало», завхоз дал понять, что новую мебель получат только вместо самых старых, не подлежащих ремонту стульев. С тех пор из всех кабинетов, с раздражающим постоянством несся ритмичный скрип, доводящий стулья до состояния «не подлежащих ремонту».
–– Просмотрел его послужной список, но зацепок, к сожалению, никаких. Родился у нас, в Краснореченске. После восьмого класса ушёл в профтехучилище, получил диплом механика. Призвался в армию, служил в Афганистане. Правда там он прослужил всего один год, потом перевели в Коми. Остаток положенного срока служил в исправительно-трудовой колонии. Именно там познакомился и сблизился с Колымой и стал его правой рукой. После окончания срока службы домой не вернулся. Много лет отработал на нефтяных вышках Колымы, а когда того взяли, сбежал, и по нашим данным, с неплохим капиталом. Где его носило ещё несколько лет, неведомо. Но пять лет назад Далматов вернулся в родной город и сразу же выкупил у Завалова автозаправочную станцию. Через три года у него уже было два автомагазина, четыре заправочные станции и гараж-мастерская за городом, укомплектованная тралами, фурами и камионами для международных перевозок. Ребята из налоговой поговаривают, что собирают далматовские парни нелегально тракторы, комбайны, сеялки-сажалки. В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец.
–– Неужели человек с таким богатым опытом так ни разу и не попался на глаза нашей доблестной милиции?
– Как говорила ворона из старого детского мультика: «В нашем деле главное вовремя смыться» и тут нюх его никогда не подводил.
–– Илюш, а что случилось во время службы в Афганистане? – Откинувшись на спинку стула, Лариса закрыла глаза. Перед отчётом у начальства хотелось хоть немножко расслабиться. – Почему его перевели в Коми?
–– Ну, во-первых, восемьдесят восьмой год, советские войска массово выводили из страны. Хотя их взвод расформировали позже, но несколько человек перевели в срочном порядке. Там получилась очень неприятная история. Далматов и ещё один солдат шли куда-то и по пути встретили девушку местную. То ли она за водой к ручью, то ли ещё по какой надобности из кишлака вышла, ну и Далматов, известный своей любвеобильностью, решил пофлиртовать с селянкой. Вряд ли в его планы входили противозаконные действия, скорее всего, просто хотел познакомиться, но девушка испугалась, стала звать на помощь. Из села выбежали мужчины. Увидев, что дело запахло керосином, Далматов не стал ждать развязки и сбежал. Второй же парнишка решил, что в данной ситуации он выглядит скорее защитником, чем агрессором, остался. Наверное, хотел извиниться перед родственниками девушки и объяснить, что ничего плохого с ней не случилось. Но горячие афганские парни даже не остановились на «послушать» и с разбегу раздробили «дипломату» голову. Когда выяснили, что убили не того, эти последователи сицилийских мачо, объявили «вендетту» и поклялись, что не успокоятся, пока тот, который посягнул на честь сестры не поплатится за позор. Поэтому начальство, во избежание большего кровопролития, перевело любвеобильного трусишку в места не столь отдалённые, но более спокойные.
